Текст книги "Пять отвлекающих маневров"

Автор книги: Дороти Ли Сэйерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

Питер рассмеялся. Если Грэхем пытается выиграть время, то делает это мастерски. Если хочет отвести подозрение от своего опасного дара имитатора, то едва ли что-нибудь сошло бы здесь лучше, чем подобная легкомысленная непосредственность. А его объяснение выглядело вполне убедительным: На самом деле, почему бы Кэмпбеллу не упомянуть, куда он собирается отправиться рисовать?

Полицейский начал проявлять нетерпение.

– По долгу службы… – снова завел он.

– О! – рассмеялся Грэхем. – Этот парень – один из и бульдожьей своры,

– Да уж, у него великолепная хватка, – подтвердил Уимзи. – Как у святого Генгульфа [20]20
  Святой Генгульф, крупный землевладелец некогда живший в Бургундии. Славился благотворительностью и чудотворением, а погиб от руки любовника своей жены


[Закрыть]. Ему вслед вопили: «Боже мой! Какое упрямство!». Отвратительный мужик. Он намеревается получить ответ во что бы то ни стало.

– Бедненький, – сказал Грэхем. – «Мало ли чего вам хочется», как говорили нянечки в старые добрые времена, когда о Монтессори [21]21
  Мария Монтессори (1870–1952) – итальянский педагог, создательница педагогической системы, основанной на идее свободного воспитания


[Закрыть]еще и слыхом не слыхивали. Меня не было в Миннохе. А где я был, это вас не касается.

– Э-э, хорошо, сэр, – проблеял констебль в полном смущении.

Колеблясь между предписаниями о поведении с подозреваемыми, служебным долгом, собственным нежеланием думать что-то плохое касательно мистера Грэхема и стремлением успешно справиться с задачей, он находился в некотором затруднении.

– Иди-иди, приятель! – добродушно проворчал Грэхем. – Ты зря тратишь время. Достаточно одного взгляда на меня, чтобы понять, что я и мухи не обижу. Поди-ка, настоящий убийца уже успел ускользнуть, пока мы тут обмениваемся милыми шуточками над кружкой пива?

– Я должен понимать ваше заявление так, что вы категорически отказываетесь сообщить, где были ночью с понедельника на вторник? – наконец сформулировал вопрос констебль.

– Да уймись ты, наконец! – закричал Грэхем. – В этой стране все до всех доходит медленно, но верно, Уимзи. Да, надо понимать так! Я отказываюсь категорически, абсолютно, полностью и совершенно. Сделай себе заметку, на случай если забудешь.

Полицейский последовал совету, причем очень серьезно.

– Так, ясно, – заключил он, – я должен будут представить отчет начальству.

– Молодец, – похвалил Грэхем. – Хочешь, я сам им скажу?

Констебль с сомнением покачал головой и медленно, неохотно отошел.

– Бедолага, – вынес свой вердикт Грэхем. – Прямо даже как-то стыдно его дразнить. Еще по одной, Уимзи?

Его светлость отклонил предложение, и Джок Грэхем довольно резко сорвался с места, сказав, что должен заняться делами в мастерской. Хозяин гостиницы «Анвос» проводил его взглядом.

– И что он скрывает? – небрежно спросил сам себя Питер.

– Опять какая-нибудь любовная история, – любезно ответил хозяин. – Он истинный джентльмен, этот Грэхем, и большой ценитель женщин.

– Понятно, – кивнул Уимзи. – А это мне напомнило, Роб, что у меня есть для тебя новый лимерик [22]22
  Шуточное стихотворение из пяти строк, где две первые рифмуются с последней


[Закрыть].

– В самом деле? – обрадовался тот и осторожно прикрыл дверь, соединяющую холл гостиницы и бар.

Осчастливив хозяина листочком со стихотворением и распрощавшись, его светлость снова вернулся к делу.

Миссис Грин, приходящая прислуга Кэмпбелла, жила в маленьком домике неподалеку. Когда явился лорд Уимзи, она была занята приготовлением пресных лепешек, но, отряхнув ладони от муки и переместив лепешки на сковороду, выразила готовность поговорить о внезапной смерти своего хозяина.

Шотландский миссис Грин был довольно груб, а манера разговора чересчур экспрессивна, но, переспрашивая по два-три раза, Уимзи удавалось понять общую суть ответов.

– Мистер Кэмпбелл позавтракал перед уходом, утром во вторник?

– Да, позавтракал. После него на тарелке остались кусочки бекона и яиц, а также стоял заварочный чайник с чашкой. Роме того, хлеба и масла стало меньше, по сравнению с предыдущим вечером, и видно, что от куска бекона отрезали.

– Это его обычный завтрак?

– Да, глазунья с беконом. Именно ее он непременно съедал на завтрак. Два яйца и два тонких ломтика бекона – вот все что пошло в ход тем утром, конечно, насколько могла судить миссис Грин.

– А мистер Фергюсон тем утром тоже позавтракал?

– Да, мистер Фергюсон поел копченой рыбы и выпил чашку кофе. В воскресенье миссис Грин принесла пару копченых рыбин, и одну он съел в понедельник утром, а другую – во вторник. Ничего необычного ни в том, ни в другом доме, насколько она может судить, не было. Так она и сказала полицейским, когда те к ней обратились.

Уимзи обдумывал услышанное, пока возвращался в Керкубри. Отчет доктора превращал эти два яйца с беконом в подозрительный факт. Кто-то позавтракал в доме Кэмпбелла, и человек, которому это было легче всего сделать, – Фергюсон. В том случае же, если яйца слопал не Фергюсон, он вполне мог видеть того, кто этим занимался. Как некстати со стороны Фергюсона так вот взять и уехать в Глазго!

Что касается Грэхема, очевидно, что он не ездил на озеро Трул. Молчание Джока может иметь дюжину причин. Женщина – наиболее вероятная из них. Было бы неплохо, в интересах самого Грэхема, выяснить, имелась ли у него здесь какая-либо пассия. А может, он набрел на какую-нибудь отдаленную реку, богатую форелью, которую решил приберечь для себя? Или отказался говорить просто из вредности. Кто его знает? При всей своей показной чудаковатости Грэхем всегда начеку. И все же в сельской местности, где все друг друга знают, перемещения человека не могут оставаться полнейшей тайной. Кто-то наверняка видел Грэхема. Если бы только этот кто-то еще признался в том, что кажется сомнительным, как и все остальное в данном деле, поскольку сельские жители сами по себе любители многозначительного молчания.

Уимзи позвонил мистеру Джемисону Максвеллу, чтобы поделиться своими умозаключениями по поводу яичнице и бекона. Его заявление было встречено крайне сдержанными «м-м-м» и «угу». От Дэлзиела никаких новостей больше не поступало, и лорд Питер отправился домой, не забыв постучаться в дверь на противоположной стороне улице – проверить, не вернулся ли случаем Уотерз.

Бантер встретил хозяина почтительным приветствием, но казалось, что-то втайне терзало душу дворецкого. На поверку причиной страданий оказалось сделанное им открытие, Бантер узнал, что шотландцы уже совсем потеряли совесть тарелку называют плошкой – явно предумышленно, с намерением сбить с толку иностранцев и в прямом смысле слова заставить их чувствовать себя слонами в посудной лавке.

Уимзи посочувствовал и, дабы отвлечь слугу от этого переживания, поведал о своей встрече с Джоком Грэхемом.

– На самом деле, милорд? Я уже оповещен о возвращении мистера Грэхема. Я понял так, что в ночь с понедельника на вторник он был в Гритауне.

– Ого! В Гритауне? Но откуда ты знаешь?

Бантер кашлянул.

– После разговора с молодым человеком в посудной лавке, милорд, я заглянул на пару минут в бар «Герб МакКлеллана». Не в общий зал, милорд, а в смежный. Находясь там, я случайно услышал, как какие-то люди упомянули об этом.

– Что за люди, Бантер?

– Плохо одетые люди, милорд. Я уловил, что они как-то связаны с рыбной торговлей.

– Больше они ни о чем не говорили?

– Нет, милорд. К несчастью, один из них взглянул в сторону стойки и заметил мое присутствие, после чего они больше не развивали эту тему.

– Ты не знаешь, кто это были такие?

– Я сделал попытку выяснить сей факт у хозяина, но он лишь намекнул, что это компания каких-то ребят из порта.

– Вот как? А что ты хотел от него услышать? Хм-м. Тебе удалось хотя бы кого-нибудь из них разглядеть?

– Только одного, который обернулся к двери, да и то на долю секунды. Остальные, когда я пришел, стояли спиной к стойке, милорд, и мне не хотелось обнаружить свое любопытство.

– Так. Гритаун лежит на пути к Ньютон-Стюарту, но оттуда до Минноха довольно далеко. Они не упоминали, когда конкретно видели Грэхема?

– Нет, милорд, но из их разговора о количестве выпитое я заключил, что это было уже перед закрытием.

– Ага! – воскликнул Уимзи. – Мы сможем это установить, наведя справки в питейных заведениях Гритауна. Очень хорошо, Бантер. Думаю, мне стоит пойти и проветрить мозги, сыграв партию в гольф, а потом поужинать жареным бифштексом с картофелем. Где-то в семь тридцать вечера.

– Прекрасная мысль, милорд.

Его светлость сыграл партию в гольф с провостом [23]23
  В Шотландии название мэра


[Закрыть], но без особой пользы для расследования. Утешал тот факт, что Питер выиграл со счетом 5:3. Из этой победы детектив-любитель сделал заключение, что на душе у его соперника не совсем спокойно, но все же не смог вызвать его на разговор о Кэмпбелле. «Просто несчастный случай», – пожал плечами провост. Он полагал, что пройдет немало времени, прежде чем полицейские разберутся в происшествии. После этих слов разговор был переведен на такие темы как состязание по метанию колец, недавняя регата в Кирксбери, дефицит лосося, промысел браконьеров в устье реки и проблемы стока воды во время прилива.

В половине десятого, разделавшись с бифштексом и ревеневым пирогом, Уимзи дремал над старым номером какого-то журнала. И тут до его ушей донесся звук шагов во дворе. Не успел Питер подняться и выглянуть в окно, как шаги приблизились к его двери и раздался веселый женский голос:

– Можно нам войти?

Мисс Сэлби и мисс Кошран занимали смежные домики. Дамы часто навещали друг друга или вместе ходили купаться на песчаный берег реки Дун. Мисс Сэлби – высокая, несколько угловатая брюнетка, на свой лад, казалась очень привлекательной. Она писала маслом неплохие, насыщенные по цвету, несколько угловатые, как она сама, но крайне симпатичные портреты. Мисс Кошран – кругленькая, забавная, с волосами сероватого оттенка – делала карандашные акварельные иллюстрации к романам, печатающимся в журналах. Обе они нравились Уимзи как дамы простые, без всякой манерности, и лорд очаровал художниц по той же причине. Еще они находили ужасно занятным его слугу. Бантер с затаенной болью наблюдал, как молодые женщины сами готовят обед, сами вешают занавески в доме. Иногда он с укоризненным видом приходил им на помощь: забирал у них из рук молоток и гвозди с вежливым: «Позвольте мне, мисс…» или любезно предлагал последить за тушеным мясом либо выпечкой в их отсутствие. Обе вознаграждали его овощами и цветами из своего сада, которые Бантер принимал с почтительным: «Благодарю вас, мисс. Его светлость будут вам очень признательны».

Пока Уимзи раскланивался с гостьями, Бантер скромно возник в комнате и осведомился, едва в обмене приветствиями образовалась некая пауза, не желают ли леди поужинать. Леди ответствовали, что они вполне сыты, но дальнейшие расспросы показали, что на самом деле со времени вечернего чая у них не было во рту ни крошки, если не считать нескольких сэндвичей, съеденных в поезде. Питер немедленно велел подать омлет, бутылку кларета и то, что осталось от ревеневого пирога. Когда Бантер удалился, чтобы все приготовить, его светлость сказал:

– Итак, вы пропустили самое интересное.

– Да, мы слышали на станции, – ответила мисс Кошран.

– Расскажите нам скорее, что случилось? Это правда, что мистер Кэмпбелл мертв?

– Увы. Его нашли в реке…

– А нам сказали, что его убили, – вставила мисс Сэлби.

– О, значит, уже так говорят? Ну что ж, и это правда.

– Боже милосердный! – прижала руки к груди мисс Сэлби.

– И как они считают, кто это сделал? – спросила мисс Кошран.

– Пока неизвестно, – ответил Питер. – Просто существует версия о том, что это предумышленное деяние.

– И что же на это указывает? – удивилась мисс Кошран.

– Понимаете ли, к тому же у Кэмпбелла ничего не украли и… и, в общем, ряд причин…

– Понятно. Вы знаете больше, чем считаете нужным нам сообщить… Ладно. Повезло, что у нас есть алиби, да, Маргарет? Мы были в Глазго с самого вчерашнего утра. Это же случилось во вторник утром, так?

– Вроде бы да, – подтвердил Уимзи, – но все же для верности полиция проверяет всех… Кто где был с вечера понедельника.

– Кого всех?

– Ну, тех, кто знал Кэмпбелла, общался с ним и так далее.

– Ясно. Ну что же, как вам известно, в ночь с понедельника на вторник мы были здесь. Мы еще пожелали вам спокойной ночи, когда вы зашли, а уехали мы поездом в восемь сорок пять утром во вторник. У нас найдется масса свидетелей, которые могут подтвердить, что мы провели в Глазго весь день. Так что полагаю, тут все в порядке. Кроме того, нужно обладать несколько большей силой, чем обладаем мы с Мэри, чтобы справиться с мистером Кэмпбеллом. Какое облегчение, что на нас подозрение не падет!

– Да, вы обе, равно как и Уотерз, исключаетесь из числа подозреваемых, так что можете быть спокойны.

– А где был мистер Уотерз?

– Разве не с вами?

– С нами?

Девушки переглянулись. Уимзи извинился.

– Я не прав? Миссис Дуингз, хозяйка его квартиры, сказала мне, что Уотерз уехал в Глазго вместе с вами.

– Она, должно быть, что-то перепутала. В воскресенье вечером у Боба Андерсона Уотерз упоминал, что, возможно, зайдет, но не зашел, и мы решили, что он передумал. Но мы все равно особо его и не ждали, да, Мэри?

– Ну да. А он сейчас уже здесь, лорд Питер?

– В том то и дело, что нет, – Уимзи был несколько ошеломлен таким поворотом событий.

– Ну, ничего. Куда он денется? – успокоила его мисс Кошран.

– Разумеется, – согласился Уимзи, – Но он точно уехал из дома около половины девятого вчера утром, сказав, что отправляется в Глазго. Или, по крайней мере, хотел, чтобы все так думали.

– На станции его не было, – решительно заявила мисс Сэлби. – И на выставке на следующий день мы его тоже не видели. По крайней мере, я не заметила. Но конечно, у него могли найтись в Глазго и другие дела.

Уимзи очень не аристократично почесал затылок.

– Мне нужно еще раз расспросить эту женщину, – сказал он. – Должно быть, я что-то не так понял. Но все-таки очень странно… Куда Уотерзу нужно было вставать и уезжать так рано, если не в Глазго? Учитывая, что…

– Учитывая, что? – подхватила мисс Кошран.

– Хм-м… Просто я не предвидел подобного расклада, – замялся его светлость. – Уотерз накануне слегка перебрал, а обычно после подобных возлияний ему требуется немало времени, чтобы подняться, собраться с мыслями и так далее. Да, непонятно… Но что поделаешь, придется нам ждать, когда он объявится.

– Нам? – удивилась мисс Сэлби.

– Я имел в виду, полиции, – поправился Уимзи, слегка покраснев.

– Я так и знала! Вы помогаете полиции, – констатировала факт мисс Кошран. – Я же забыла, что у вас репутация Шерлока Холмса. Жаль, что мы не смогли ничем помочь. Спросите мистера Фергюсона. Может, он видел мистера Уотерза в Глазго.

– О! А Фергюсон был там?

Питер задал вопрос осторожно, но не настолько осторожно, чтобы обмануть мисс Кошран, которая бросила на него проницательный взгляд.

– Да. Он там был. Я думаю, мы даже можем указать точное время, когда его видели (если мисс Кошран приходила в волнение, ее шотландский акцент усиливался; она развела колени и подалась вперед, опершись о них ладонями, как рабочий в трамвае, выражающий готовность поспорить.) Наш поезд прибыл на вокзал в Глазго в два часа шестнадцать минут – Неудобный поезд, останавливается на каждой станции… По идее, нам следовало подождать и поехать на поезде в час сорок шесть из Дамфриса, но мы хотели повидаться с сестрой Маргарет Кэтлин и ее мужем, а они уезжали в Англию уже в четыре часа пополудни. Они встретили нас на вокзале, мы все вместе отправились в отель и немного перекусили. Ведь у нас с восьми утра и маковой росинки во рту не было: в поезде ресторана нет. В отеле можно замечательно пообщаться, не хуже, чем в любом другом месте. В четыре часа мы их проводили, а затем стали спорить, что делать дальше – поехать к моей кузине, у которой мы планировали остановиться, или сначала заглянуть на выставку. Я говорила, что уже поздно, нам не хватит времени, чтобы увидеть всю экспозицию, но Маргарет уверяла, что было бы неплохо просто съездить взглянуть, где и как там все расположено, а на следующий день уже детально все осмотреть. Я согласилась, ведь мысль здравая. Так что мы сели на трамвай и примерно в половине пятого или чуть раньше добрались до выставки. В первом же зале кого, по-вашему, мы увидели? Мистера Фергюсона, который как раз выходил оттуда. Конечно, мы остановились и немного с ним поболтали. Он нам рассказал, что подробно осмотрел все работы и завтра собирается возвращаться, но все равно еще раз прошелся с нами по залам.

Уимзи, который пытался удержать в памяти расписание местных поездов и поспешно перебирал в голове время их прибытия и отправления, на этом месте внезапно спросил:

– То есть он действительно уже все осмотрел?

– О, да. Мистер Фергюсон сразу сказал нам, что где находится, и назвал картины, которые ему понравились больше всего. Приехал он на том же поезде, что и мы, только, полагаю, в отличие от нас, прямиком отправился на выставку.

– На вашем поезде… То есть на поезде, прибывающем в два часа шестнадцать минут. Ну да, конечно, он сел на него в Дамфрисе, оттуда поезд, кажется, отходит, в одиннадцать двадцать две. Да, верно. А в Дамфрисе вы его видели?

– Нет, но это ведь не значит, что мистера Фергюсона там не было. Он наверняка ехал в вагоне для курящих, а мы сели в милое старомодное дамское купе, так как не любим курить в помещениях. Зато он видел нас в Глазго, хотя мы его и не заметили, потому что первое, что он нам сказал при встрече: «А я видел вас на вокзале, но вы меня не заметили. А кто вас встречал? Наверное, Кэтлин и ее муж?». И затем сообщил, что ехал в том же поезде.

– Замечательно, – резюмировал Уимзи. – Значит, мы должны навестить Фергюсона. Э-э, то есть его навестит полиция.

Мисс Кошран покачала головой.

– Меня вы не обманете, – сказала она. – Вас выдают глаза. Вы замешаны в этом деле. Если честно, мне кажется, что это вы и совершили преступление.

– Нет, – возразил Уимзи. – Это, наверное, одно из немногих преступлений, которое я бы совершить не смог. Я не владею кистью.

Гоуэн

Макферсон, инспектор полиции Керкубри, был одним из тех старательных людей, напрочь лишенных воображения, для которых никакая гипотеза не является столь надуманной, чтобы ее нельзя было рассмотреть. Ему нравились вещественные доказательства. Он не принимал в расчет такие заумные соображения, как неправдоподобность с точки зрения психологии. Начальник полиции изложил ему конкретные факты касательно смерти Кэмпбелла, и Макферсон видел, что они указывают на вину того или иного художника. Эти факты ему нравились. Результаты медицинской экспертизы нравились ему еще больше: четкие, ясные сведения – об окоченении трупа и состоянии его желудочно-кишечного тракта. Все, что касается поездов и расписаний, тоже радовало инспектора: это было удобно занести в таблицу и проверить. Но то, что касалось картины, не так тешило душу полицейского: тут многое было связано с какими-то техническими моментами, которых он лично не понимал, но ведь Макферсон не был столько предвзят, чтобы отказаться от мнения эксперта по этим вопросам. Например, спрашивал же он совета у кузена Тома касательно электричества или мнение своей сестры Элисон по поводу женского белья, и был способен допустить, что такой джентльмен как лорд Питер Уимзи может больше знать о живописцах и их инструментах.

Исходя из соображений инспектора, под подозрение попадали все художники, независимо от того, насколько они богаты, респектабельны или мягкосердечны, а также от того, ссорились они с Кэмпбеллом или нет. Керкубри был вверенным ему участком, и Макферсон счел своей задачей собрать всю информацию и проверить наличие алиби у каждого художника в городке, молодого или старого, мужского или женского пола, добродетельного или порочного – всех без исключения. Он добросовестно подошел к делу, не забыв прикованного к постели Маркуса МакДональда, миссис Элен Чамберс, которая совсем недавно обосновалась в Керкубри, Джона Петерсона 92 лет, а также Вальтера Фланагана, который вернулся с войны с протезом вместо ноги. Макферсон обратил внимание на отсутствие Уотерза и Фаррена, хотя не придал этому такого значения, как лорд Питер, и после полудня его можно было увидеть у парадного входа дома мистера Гоуэна – в руке блокнот, на лице верность правому делу. Он оставил Гоуэна напоследок, потому что все знали, что Гоуэн имел обыкновение работать по утрам и болезненно воспринимал вторжения до обеда. У инспектора Макферсона не возникало никакого желания нарываться на неприятности.

Дверь открыл английский дворецкий и прямо на пороге сказал:

– Мистера Гоуэна нет дома.

Инспектор пояснил, что он явился по важному официальному делу и ему необходимо задать мистеру Гоуэну несколько вопросов. Дворецкий повторил, очень надменно:

– Мистера Гоуэна нет дома.

Инспектор позволил себе спросить, когда мистер Гоуэн вернется. Дворецкий снизошел до дальнейших объяснений:

– Мистер Гоуэн уехал.

Для шотландца подобная фраза имеет несколько иной смысл, нежели для англичанина. Инспектор спросил, когда мистер Гоуэн вернется, имея в виду сегодняшний вечер.

Дворецкий, вынужденный высказаться более определенно, холодно пояснил:

– Мистер Гоуэн уехал в Лондон.

– Вот как? – удивился инспектор, раздраженный на себя за то, что визит, похоже, затягивался. – Когда же он уехал?

Дворецкий, кажется, счел этот допрос в высшей степени неприличным, но, тем не менее, ответил:

– Мистер Гоуэн уехал в Лондон в понедельник вечером.

Инспектор опешил:

– В какое именно время вечером в понедельник он отбыл?

Дворецкий производил впечатление человека, переживающего жестокую внутреннюю борьбу, но ответил он с огромным самообладанием:

– Мистер Гоуэн уехал на поезде в восемь сорок пять вечера из Дамфриса.

Инспектор на секунду задумался. Если это правда, значит, Гоуэн исключается. Но услышанную новость надо, конечно, еще проверить.

– Я думаю, – сказал он, – что мне следует на минутку войти.

Казалось, дворецкий колеблется, но, заметив, что из дома напротив вышли люди, чтобы поглазеть на инспектора и на него самого, он скрепя сердце отступил и позволил Макферсону пройти в уютную, обшитую панелями прихожую.

– Я расследую, – объяснил инспектор, – дело о смерти мистера Кэмпбелла.

Дворецкий молча склонил голову.

– Скажу вам без околичностей, что бедный джентльмен был убит. Это более, нежели просто предположение.

– О! – произнес дворецкий. – Понимаю.

– И, видите ли, сейчас самое важное, – продолжал Макферсон, – собрать всю информацию, какую только возможно, у тех, кто последними видел Кэмпбелла.

– Несомненно.

– И для начала, ну вы понимаете, мы должны знать, кто где был, когда произошло несчастье.

– Разумеется, – согласился дворецкий.

– Нет сомнений, – продолжал наступление инспектор, – Что если бы мистер Гоуэн был дома, он бы с радостью оказал Нам любое содействие, какое только в его силах.

Дворецкий выразил уверенность, что мистер Гоуэн был бы безмерно счастлив так поступить.

Инспектор раскрыл блокнот.

– Ваша фамилия Элкок, не так ли? – начал он.

– Хэ-элкок, – с упреком поправил его дворецкий.

– Ха – э – двойное л?.. – предположил инспектор.

– В написании моего имени нет буквы ха. Первая буква хэ, и только одно л.

– Прошу прощения, – извинился инспектор.

– Ничего страшного, – снисходительно ответил мистер Хэл кок.

– Хорошо. Ну а теперь, мистер Хэлкок – как вы понимаете, это просто формальность, – скажите, в какое время мистер Гоуэн уехал из Керкубри в понедельник вечером? Это очень важно.

– Должно быть, немногим после восьми.

– Кто его повез?

– Хаммонд, шофер.

– Аммонд? – уточнил инспектор.

– Хаммонд, – с нажимом повторил дворецкий. – Его зовут Хальберт Хаммонд – с ха.

– Прошу прощения, – снова извинился инспектор.

– Ничего страшного, – снова ответил мистер Хэлкок. – Возможно, вы захотите поговорить с Хаммондом?

– Одну минуту, – сказал инспектор. – Вы можете мне сказать, видел ли вообще мистер Гоуэн мистера Кэмпбелла в понедельник?

– Затрудняюсь ответить.

– Мистер Гоуэн был в приятельских отношениях с мистером Кэмпбеллом?

– Затрудняюсь ответить.

– Мистер Кэмпбелл приходил в недавнем времени в этот дом?

– Мистер Кэмпбелл никогда не приходил в этот дом, насколько мне известно.

– В самом деле? Гм…

Инспектор не хуже мистера Хэлкока знал, что Гоуэн держался несколько в стороне от остального сообщества художников и редко приглашал кого-нибудь к себе домой. Лишь время от времени у него появлялись партнеры по бриджу. Но пунктуальный Макферсон, во всем следующий букве закона, счел необходимым задать этот вопрос. Он всегда добросовестно выполнял свою работу.

– Я лишь хотел уточнить. Можете вы мне рассказать, что делал мистер Гоуэн в понедельник?

– Мистер Гоуэн, согласно обыкновению, встал в девять часов утра и в половине десятого позавтракал. Затем, как обычно, он уединился в студии. Обедал он в обычное время – около половины второго. После обеда мой хозяин вновь погрузился в творчество. В шестнадцать часов я подал ему чай в библиотеку, – тут дворецкий остановился.

– Так-так, – подбодрил его инспектор.

– После чая, – продолжил дворецкий, уже медленнее, – мистер Гоуэн выехал из дома на своем двухместном автомобиле.

– За рулем находился Хаммонд?

– Нет. Эту машину мистер Гоуэн, как правило, водит сам.

– Да? Хорошо. И куда он поехал?

– Затрудняюсь ответить.

– Ладно. Когда он вернулся?

– Около семи часов вечера.

– И затем?..

– Мистер Гоуэн высказался в том смысле, что решил поехать в город.

– А раньше он об этом ничего не говорил?

– Нет. У мистера Гоуэна есть привычка неожиданно уезжать в город.

– Без предупреждения? Дворецкий кивнул.

– Вам это не показалось странным?

– Конечно, нет.

– Э-э… так. Он поужинал перед отъездом?

– Из слов мистера Гоуэна я понял, что он будет ужинать в поезде.

– В поезде? Вы сказали, он уехал поездом, отправляющимся в восемь сорок пять вечера из Дамфриса?

– Так мне дали понять.

– Как же так? Вообще-то поезд в восемь сорок пять не имеет никакого отношения к Лондону. Он направляется Карлайл и прибывает туда в девять пятьдесят девять, что, согласитесь, для ужина поздновато. Почему бы мистеру Гоуэну было спокойно не поужинать, а затем сесть на поезд в одиннадцать ноль восемь из Дамфриса?

– Затрудняюсь ответить. Мистер Гоуэн не поставил меня в известность. Возможно, у него были какие-то дела в Карлайле.

Инспектор посмотрел в широкое, непроницаемое лицо Хэлкока и заключил:

– Что ж, возможно. Не сказал ли мистер Гоуэн, как долго он будет отсутствовать?

– Мистер Гоуэн упомянул, что, возможно, будет отсутствовать неделю или десять дней.

– Оставил ли он какой-нибудь адрес?

– Он выразил желание, чтобы письма пересылались в его клуб.

– И это клуб…

– «Муштабель», Пикадилли. Инспектор записал адрес и прибавил:

– Со времени отъезда вы не получали вестей от мистера Гоуэна?

Дворецкий удивленно поднял брови:

– Нет, – выдержав паузу, он продолжил, менее холодно: – Мистер Гоуэн не имеет обыкновения писать до тех пор, пока нет необходимости дать какие-либо особые указания.

– Ах, вот оно что? Понятно. Значит, насколько вам известно, мистер Гоуэн в настоящее время находится в Лондоне.

– Надо полагать, так.

– Хм-м. Ясно. Ну ладно, а теперь я хотел бы поговорить с Хаммондом.

– Хорошо.

Хэлкок позвонил в звонок, на звук которого прибежала молоденькая, довольно миловидная служанка.

– Бетти, – велел Хэлкок, – скажи Хаммонду, что его присутствия требует инспектор.

– Одну секунду, – вмешался Макферсон. – Бетти, скажите, пожалуйста, во сколько мистер Гоуэн в понедельник вечером уехал из дома?

– Около восьми часов вечера, сэр, – девушка кинула быстрый взгляд на дворецкого.

Он поужинал перед выходом?

– Не могу припомнить, сэр.

– Ну-ну, Бетти, – властно промолвил мистер Хэлкок. – Конечно же, ты можешь вспомнить. Не бойся.

– Д-да, мистер Хэлкок, я могу вспомнить.

– И что, – не унимался дворецкий, – мистер Гоуэн не ужинал дома в понедельник?

– Нет.

Хэлкок кивнул.

– Ну, иди. Передай Хаммонду мое распоряжение. Если, конечно, инспектор не желает спросить тебя о чем-нибудь еще.

– Нет, – покачал головой Макферсон.

– Что-то случилось? – робко спросила Бетти.

– Да ничего, ничего, – ответил дворецкий. – Как я понял, простая формальность. И, Бетти, как только передашь мои слова Хаммонду, сразу возвращайся к себе. Нигде не останавливайся и ни с кем не болтай. Инспектор просто делает свою работу, как и ты, и я.

– Да, то есть, нет, мистер Хэлкок.

– Хорошая девочка, – снисходительно улыбнулся дворецкий, когда Бетти убежала. – Но медленно соображает, если вы понимаете, о чем я.

– Уг-гу, – промычал Макферсон.

Хаммонд, шофер, оказался маленьким, бойким типом. Говорил он с акцентом, который, однако, не мог скрыть в нем коренного лондонца.

Инспектор быстро протарабанил свою вступительную речь о служебном долге и перешел к делу.

– Вы куда-нибудь возили мистера Гоуэна в прошедший понедельник?

– Совершенно верно. Отвозил на станцию в Дамфрис.

– В какое время?

– Мы отбыли в восемь вечера, к поезду восемь сорок пять.

Вы взяли двухместный автомобиль?

– Нет, я взял обычную машину.

– Во сколько мистер Гоуэн вернулся домой в двухместном автомобиле?

– Где-то в семь часов пятнадцать минут вечера. Может чуть раньше, а может, немного позже. Я сам-то поужинал в половине восьмого, а когда вернулся в гараж, увидел, что «райли» уже стоит на месте.

– У мистера Гоуэна было с собой что-нибудь из багажа?

– Что-то вроде сумки. Возможно, один из его дорожных портфелей. Примерно вот такого размера… – шофер развел в стороны руки.

– Так, ясно. Вы видели, как мистер Гоуэна садился в поезд?

– Нет. Он пошел на станцию, а мне велел отправляться домой.

– Во сколько это было?

– В восемь часов тридцать пять минут. Ну, или примерно так.

– И вы поехали обратно в Керкубри?

– Ясное дело. Хотя нет, постойте-ка. Я должен был заехать кое за чем на пути домой.

– Да? А что это было?

– Два портрета мистера Гоуэна, принадлежащие одному джентльмену из Дамфриса. Хозяин не пожелал, чтобы их везли поездом, так что я забрал их прямо из дома. Они были уже запакованы – только взять.

– И вы поехали в этот дом, оставив мистера Гоуэна на станции?

– Точно. Джентльмена зовут Филипс. Дать его адрес?

– Да, пожалуйста. Шофер продиктовал адрес.

– Не упоминал ли мистер Гоуэн, куда направляется?

– Он только сказал, что хочет сесть на поезд до Карлайла.

– До Карлайла?

– Точно.

– А про Лондон он ничего не говорил?

– Если говорил, то не мне. «Поезд в Карлайл» – так он сказал.

– Понятно. А когда ваш хозяин сообщил вам, что собирается уезжать?

– Мистер Хэлкок спустился, когда я ужинал, и сказал, что мистеру Гоуэну нужна машина около восьми часов вечера, отвезти его в Дамфрис. Я ответил: «Хорошо!» Так я сказал. И добавил, что могу заодно забрать те картины. Сказано – сделано.

– Прекрасно. Все понятно. Спасибо, мистер Хаммонд. Ничего особенного, вы меня понимаете? Это просто формальность.

– Без проблем. Ну, лады?