Текст книги "Пять отвлекающих маневров"

Автор книги: Дороти Ли Сэйерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

Стрэтчен сделал паузу, чтобы перевести дух.

– Так я пролежал еще некоторое время. Был превосходный, хотя и ветреный, солнечный день, и, черт побери, жизнь тогда представлялась мне весьма неплохой штукой, несмотря на то, что я дрожал, как осиновый лист, был голоден и умирал от жажды.

– Как вам кажется, который был час?

– Трудно сказать наверняка: мои наручные часы остановились, вероятно, ударившись обо что-то во время падения. Я немного передохнул, примерно с полчаса, после чего собрался с силами и огляделся вокруг, пытаясь понять, где нахожусь. Вы, конечно, знаете, что рудники занимают довольно значительную площадь, поэтому сразу узнать окрестности я не смог. Зато чуть позже отыскал ручей, выпил воды и умылся, отчего мне значительно полегчало. Осмотрев себя, я обнаружил под глазом, в том самом месте, куда пришелся кулак Фаррена, внушительный синяк, не говоря уж о всевозможных ссадинах и других повреждениях, полученных во время падения. На затылке прощупывалась шишка величиной с яйцо. Судя по всему, от этого удара я и потерял сознание. Однако надо было отыскать машину… Я прикинул, что должен находиться примерно в двух милях от Фолби, и решил, что если пойду вдоль ручья вниз по течению, то выйду к поселку. Было невыносимо жарко, а я, ко всем прочим бедам, потерял шляпу. Кстати, вы ее нашли?

– Да, но эта находка нам никак не помогла. Видимо, головной убор слетел с вас во время драки с Фарреном. Поначалу мы подумали, что это его шляпа, однако миссис Фаррен ее не опознала, так что мы, в общем-то, находились в затруднении.

– Ну, теперь вы знаете, чья она. Факт, что вы нашли ее в холмах, служит хорошим свидетельством в пользу правдивости моей истории, как полагаете?

Начальник полиции как раз подумал об этом, но, уловив в тоне Стрэтчена торжествующие интонации, вновь поддался сомнениям. Что может быть проще, чем в любое время между вторником и пятницей взять и подбросить в нужное место шляпу в качестве доказательства этой крайне драматичной истории?

– Мои мысли не имеют значения, мистер Стрэтчен, – с достоинством сказал Максвелл. – Пожалуйста, продолжайте. Что вы сделали дальше?

– Дальше я, придерживаясь выбранного направления, пошел вдоль ручья и через некоторое время увидел дорогу и автомобиль. Он стоял на том самом месте, где я его оставил. Часы на приборном щитке показывали четверть первого.

– Вы встретили кого-нибудь по пути?

– Дайте припомнить… М-м-м, да, я видел одного человека. Но я лег на землю и затаился, пока он не прошел.

– Почему?

Стрэтчен выглядел смущенным.

– Потому что… Понимаете, я был совершенно не готов отвечать на всякие вопросы, не зная, что случилось с Фарреном. Я отдавал себе отчет в том, что выгляжу как человек, побывавший в хорошей потасовке, и если бы тело Фаррена вскоре нашли на дне шахты или где-нибудь поблизости, я имел бы, фигурально выражаясь, бледный вид.

– Но ведь…

– Догадываюсь, что вы сейчас скажете. Конечно, следуя вашей логике, мне надлежало немедленно сообщить о случившемся и организовать поисковую группу. Но разве трудно представить, что Фаррен запросто мог прийти в себя и преспокойно отправиться домой? Было бы верхом идиотизма разжигать страсти и затевать шумиху на пустом месте. Мне казалось, что лучший выбор – тихо вернуться домой и подождать, пока ситуация не прояснится и не станет понятно, что произошло на самом деле. Так я и поступил, потеряв, кстати, кучу времени, пытаясь завести мотор. Накануне ночью, уходя, я оставил фары включенными, чтобы позже без труда отыскать автомобиль в темноте. Конечно же, пока я выбирался из ловушки, аккумулятор полностью разрядился. Пришлось оживлять двигатель вручную, с помощью рукоятки. Дело, доложу вам, не из легких… И все же после четверти часа мучений я умудрился заставить машину тронуться с места.

– Но ведь вы могли вызвать подмогу с фермы, не так ли?

Стрэтчен раздраженно махнул рукой.

– Разве я вам не говорил, что не хотел привлекать лишнего внимания? Кстати, я все время боялся, что кто-нибудь услышит шум и решит посмотреть, что происходит, но, слава Богу, никто не пришел. Не исключено, просто потому, что было как раз обеденное время… В багажнике нашлись старая кепка и спортивная куртка, так что я, как мог, привел себя в порядок и выехал на проселочную дорогу, что идет через Нокинз. Она пересекает речушку Скайер как раз после Глен и выводит к старой церкви в Анвосе. Я приехал домой около половины второго.

Начальник полиции кивнул.

– Семья была встревожена вашим ночным отсутствием?

– Нет. Забыл сказать, что, прочитав записку Фаррена, я связался с женой по телефону и предупредил ее, что должен кое с кем встретиться и не желаю, чтобы об этом кто-нибудь знал.

– Понятно. Что вы сделали, когда вернулись?

– Набрал номер «Герба МакКлеллана» в Керкубри и попросил, если их не затруднит, передать Гильде, что мистер Фаррен собирался позвонить мне насчет поездки на рыбалку. Она перезвонила примерно через полчаса. К тому времени я уже принял ванну и чувствовал себя значительно лучше. Миссис Фаррен сообщила, что Хью нет дома, и спросила, мол, не нужно ли ему что-либо передать? Я сказал, что зайду к ней после ленча, потому что должен сообщить важное известие. В ответ она как-то судорожно всхлипнула прямо в трубку, и я решил узнать, провел ли Фаррен эту ночь дома, попросив Гильду сказать только «да» или «нет». Она прошептала: «Нет…», а на следующий вопрос: «Связано ли отсутствие ее мужа как-то с Кэмпбеллом?» ответила утвердительно. Я посоветовал ей никому ничего не говорить до моего прихода и пообещал быть как можно скорее.

– Что вы рассказали своей жене?

– Только то, что Фаррен буянил и ушел из дома. Я дал ей понять, что она ни в коем случае не должна никому об этом говорить, а еще предупредил, что следует молчать о моем позднем возвращении домой и о том, что пришел я в весьма плачевном состоянии. Откровенно, в эти минуты я ощущал наибольшую потребность, можно сказать жизненную необходимость, в двух вещах – хотел привести себя в порядок и пообедать.

– Понимаю. Ну, а после вы все же поехали в Керкубри?

– Нет.

– Почему?

В этом настойчивом повторении Максвеллом бесконечных «что» и «почему» было одновременно нечто раздражающее и вызывающее тревогу. Стрэтчен заерзал на стуле.

– Я передумал.

– Отчего же?

– Я собирался, но…

Стрэтчен на минуту как будто потерял нить рассказа, но быстро собрался с мыслями.

– Мы обычно обедаем рано, у нас ведь маленькая дочь, но в тот раз баранья нога жарилась довольно долго, и мы сели за стол только в начале третьего, позже, чем обычно, еще и потому, что мне требовалось привести себя в порядок перед обедом, чтобы не вызвать ненужных пересудов среди прислуги. Итак, мы вышли из-за стола почти в три часа. Когда я наконец собрался, было, наверное, около пятнадцати минут четвертого. Подойдя к забору, чтобы открыть ворота, я увидел Тома Кларка, идущего со стороны поля для гольфа. Как раз напротив моей калитки ему встретился констебль из Гейтхауса.

Максвелл выжидающе молчал. Стрэтчен тяжело сглотнул и продолжил:

– Они не заметили меня из-за ограды, но я их прекрасно слышал. Полисмен спросил у Кларка, не видел ли тот на поле провоста. Том ответил, мол, да, видел, а констебль ему в ответ: «Его разыскивают. Мистера Кэмпбелла нашли мертвым в Ньютон-Стюарте».

Дальше они направились куда-то вдвоем, а я вернулся обратно в дом, чтобы хорошенько поразмыслить над ситуацией.

– О чем конкретно?

– Понимаете, я никак не мог сообразить, каким образом все это может отразиться на мне, но чувствовал, что сейчас не совсем подходящий момент, чтобы тревожить Фарренов. Визит к ним мог вызвать сплетни. В любом случае, мне нужно было время.

– Именно тогда вы услышали о случившемся несчастье впервые?

– Да. А что в этом необычного? Ведь новость только-только начала распространяться.

– Вы удивились?

– Естественно!

– Однако вы отчего-то не поспешили разузнать подробности, как поступил бы любой другой человек.

– Верно.

– Почему?

– Что, черт возьми, значит «почему»? Просто не поспешил, и все.

– Хорошо, пока оставим это. Когда лорд Питер Уимзи зашел к вам вечером, как я понял, в Керкубри вы еще не были?

– Именно так.

– Он сообщил о кончине Кэмпбелла вашей жене. Вы не говорили ей об этом раньше?

– Нет. Я не знал никаких подробностей и полагал, что будет лучше вообще ни о чем не распространяться.

– Вы не сказали лорду Питеру о том, что уже в курсе дела?

– Нет.

– По какой причине?

– Решил, что жена сочтет странным то, что я умолчал о трагедии.

– А о вашем синяке под глазом речь шла?

– Да. Я дал… э… ложное объяснение.

– Почему?

– Потому что Уимзи не имел к этому делу никакого отношения!

– А что супруга подумала насчет вашей версии событий?

– Почему вас это интересует?

– Уж не подозревали ли вы к тому времени, что убийство совершил Фаррен?

– Тогда об убийстве никто и слыхом ни слыхивал.

– Вот-вот, мистер Стрэтчен. Именно поэтому ваше поведение кажется несколько странным. Вы зашли к миссис Фаррен позже, вечером?

– Да.

– О чем вы говорили?

– Я пересказал события прошлой ночи.

– И только? Неужели вы не сказали, что ожидаете возбуждения против Фаррена дела об убийстве? Не предупредили, чтобы она была осторожна при общении с полицией?

Глаза Стрэтчена сузились.

– Не является ли этот вопрос одним из тех, которые вы не должны задавать и на которые я не должен отвечать?

– Ладно, как пожелаете, мистер Стрэтчен, – начальник полиции встал. – Похоже, вы хорошо знаете законы… Но все же позволю себе напомнить, что укрыватель, то есть косвенный соучастник, несет такую же ответственность, как и главный обвиняемый.

– Я в курсе, мистер Максвелл. Однако мне также известно, что вы не имеете права применять при опросе свидетелей ни явные, ни скрытые угрозы. Могу я еще чем-нибудь вам быть полезен?

– Нет, благодарю, – вежливо ответил представитель власти.

По пути в Керкубри начальник полиции долго размышлял о чрезвычайной пользе показаний Стрэтчена. Если история о записке, оставленной на столе в доме Кэмпбелла, правдива, чему Максвелл склонен был верить, новые факты снова разрушали тщательно выстроенную версию преступления. Слова Стрэтчена означали следующее: либо Кэмпбелл был жив после его визита, и в этом случае никакого убийства на дороге Гейтхаус-Керкубри не произошло, либо некто, пока неизвестный, заходил к нему после полуночи. Именно этот таинственный некто, без сомнения, и являлся убийцей.

Конечно, оставалась вероятность того, что никакой записки не существовало в природе, а Стрэтчен, застав Кэмпбелла дома, убил его. Такой вариант развития событий совпадал со свидетельством Фергюсона. Но тогда зачем вообще было сочинять историю о записке, кроме как для того, чтобы навлечь подозрения на Фаррена? Довольно нелепое предположение, ведь единственное разумное объяснение прочих поступков Стрэтчена – или попытка выгородить Фаррена, или его соучастие.

Итак, допустим, существует кто-то, не учтенный в схеме преступления. Кто бы это мог быть? До сих пор факты, изложенные Фергюсоном, имели исчерпывающее объяснение. В первый раз на машине было доставлено тело убитого, во второй раз к дому Кэмпбелла подъехал Стрэтчен. Если появлялся кто-либо еще, то Фергюсон его не слышал. Фергюсон.

Фергюсон.

Да, как насчет Фергюсона?

Он, единственный из всех, мог войти к Кэмпбеллу незамеченным. Все, что для этого нужно, – обойти дом и открыть дверь тем самым ключом, который Кэмпбелл так небрежно прятал.

В остальном, однако, получалась совершеннейшая ерунда. Даже не столько из-за алиби Фергюсона (начальник полиции не был склонен преувеличивать его значение), сколько потому, что версия о причастности соседа оставляла без ответа самый важный вопрос: где был Кэмпбелл, когда к нему приходил Стрэтчен? А если Стрэтчен застал Кэмпбелла дома, почему так прямо и не сказал?

Предположим, Стрэтчен нашел Кэмпбелла, несколько раньше убитого Фергюсоном. Что тогда? Или Стрэтчен был в сговоре с Фергюсоном?

А это мысль! Загвоздка в том, что с убийством связывали только одного из живописцев. В принципе, Фергюсон мог совершить преступление, обеспечив себе алиби перед поездкой в Глазго, в то время как Стрэтчен остался, чтобы инсценировать несчастный случай.

История о драке с Фарреном и падением в шахту выглядела не совсем правдоподобной. Все это время Стрэтчен мог провести в Ньютон-Стюарте. Может, удастся доказать, что он действительно возвращался по проселочной дороге, соединяющей Критаун и Анвос? Если так, времени хватило бы и на транспортировку тела в Миннох, и на написание картины, и на побег.

Только зачем приплетать Фаррена? Неужели Стрэтчен не в состоянии придумать более удачное объяснение своего ночного отсутствия дома, чем то, в котором фигурировал его лучший друг, что подозрительно само по себе? Можно ли заподозрить в Стрэтчене настолько хладнокровного и подлого типа?

Однако парень, несомненно, умен. Схватывает суть и понимает подоплеку вопроса еще до того, как его задают. Проницательный, хитрый и осторожный. Пожалуй, он способен составить подобный план.

Отнести шляпу в Фолби и бросить ее там, на краю шахты, с его стороны было умно, но Стрэтчена выдало слишком явное торжество.

Джемисон Максвелл, вдохновленный мощью собственного интеллекта, почувствовал себя просто великолепно, чего не происходило уже давненько. Он оказался настолько благодушен, что отправился к Питеру Уимзи, дабы поделиться с ним плодами своих умозаключений, но лорда, как назло, дома не оказалось.

История Грэхема

– Знаешь, Уимзи, – раздраженно сказал Уотерз, – а не заняться ли тебе чем-нибудь полезным, как думаешь? Может быть, порыбачишь или покатаешься где-нибудь на машине? Я не могу нормально работать, когда ты тут все время ходишь и что-то вынюхиваешь. Это меня отвлекает.

– Извини, – пожал плечами Питер. – А мне нравится… Я считаю, что самое веселое в жизни – это ничего не делать и смотреть, как кто-то другой занят чем-нибудь полезным. Ведь не случайно лондонские дорожные рабочие пользуются у народа такой бешеной популярностью. Люди, будь то сын повара, сын герцога, сын хоть ста королей, могут часами стоять около них, заткнув уши… А почему? Да просто ради удовольствия праздно поглазеть, как усердно работяги орудуют отбойными молотками.

– Может, ты и прав, – ответил Уотерз. – К счастью, грохот молотков не позволяет зевакам слышать комментарии рабочих по этому поводу. Тебе самому понравилось бы, встань я у тебя над душой и наблюдай за тем, как ты ведешь расследование?

– Это совсем другой случай, – возразил его светлость. – В секретности заключена сама суть любого следствия, поэтому в данном процессе нет ничего захватывающего. Впрочем, можешь последить за мной, если есть желание.

– Отлично! Тогда беги и начинай, а я подойду попозже, когда закончу этюд, и полюбуюсь на тебя.

– Не утруждайся, – услужливо сказал Питер. – Можешь смотреть прямо сейчас.

– О! А что, ты сейчас занят расследованием?

– Конечно. Если бы ты приподнял крышку моего черепа, то увидел бы, как усиленно крутятся там шестеренки.

– Надеюсь, объектом дознания являюсь не я?

– Все на это надеются.

Уотерз кинул на приятеля быстрый беспокойный взгляд и отложил палитру.

– Слушай, Уимзи, на что ты намекаешь? Я рассказал тебе все – что делал и где был, и вправе полагать, что ты меня понял. Можно извинить полицию, не признающую ничего, кроме уж совершенно очевидных вещей, но я был уверен, что уж ты-то нелишен здравого смысла. Если бы я убил Кэмпбелла, то, уж поверь, наверняка озаботился бы созданием надежного алиби.

– Все зависит от того, насколько развит твой интеллект, – возразил Питер. – Помнишь, подобная ситуация описана еще у Эдгара По в «Похищенном письме». Очень тупой убийца вообще не заботится об алиби. Несколько более сообразительный думает, что хорошее прикрытие поможет ему избежать подозрений. Самый изворотливый может рассуждать следующим образом: «Все ожидают, что предполагаемый убийца предоставит первоклассное алиби, следовательно, чем искуснее я постараюсь замести следы, тем больше вызову подозрений. Но я поступлю хитрее: создам алиби, которое будет иметь некоторые изъяны. Тогда полицейские определенно решат, что я невинен, ведь, по их логике, будь я замешан в деле, я бы сделал все так, чтобы комар носу не подточил». Если, например, я был бы убийцей, то воспользовался бы именно третьим вариантом.

– И все это могло закончиться чрезвычайно печально.

– Не спорю. Полицейские, в свою очередь, могут оказаться умнее, чем я думаю, и быстро раскусят мою хитрость. Кстати, жаль твой велосипед, да?

Уотерз снова взял в руки палитру.

– Не хочу обсуждать эту чушь.

– Я тоже не хочу. Рисуй-рисуй! Хм, сколько у тебя кистей. Ты пользуешься всеми?

– Нет, – саркастически улыбнулся Уотерз. – Они здесь стоят просто для красоты.

– Ты постоянно хранишь живописные принадлежности в этой сумке? Я смотрю, порядок у тебя, как в дамском ридикюле – все свалено в кучу.

– Я всегда могу найти то, что мне необходимо.

– У Кэмпбелла имелась такая же сумка.

– Подумать только, сколько между нами общего!

Уотерз выхватил сумку из рук его светлости и, пошарив там, достал тюбик марены розовой. Он нанес немного краски на палитру, закрутил крышечку и бросил тюбик обратно.

– Ты пользуешься розовой мареной? – полюбопытствовал Питер. – Некоторые говорят, что этот цвет весьма груб.

– Иногда он полезен, особенно если его употреблять к месту.

– А разве не считается, что эта краска очень нестойкая?

– Есть такое мнение. Впрочем, я не часто ее беру. Ты что, решил начать изучать живопись?

– Что-то вроде этого. Познаю разные методы, стили, приемы… Очень любопытно. Жаль, что я никогда не видел Кэмпбелла за работой. Он…

– Ради всего святого! Хватит сводить все разговоры к Кэмпбеллу!

– Почему? Ты сам однажды говорил, что запросто мог бы подделать манеру Кэмпбелла, если бы захотел. Это было накануне, перед тем, как его пристукнули… Помнишь?

– Совершенно не помню.

– Да, ты был тогда изрядно пьян, так что я, в общем-то, сообразил, что ты, как бы это сказать, слегка преувеличиваешь. Вот, погляди, заметка о нем в «Санди Кроникл». Где же она, черт возьми? А, вот! Здесь сказано, что смерть Кэмпбелла – огромная потеря для мира живописи. Цитирую. «Его неподражаемый стиль…» Ну конечно, надо же что-то написать, «…сугубо индивидуальная техника…» Какая удачная фраза! «…поразительная проницательность и несравненное чувство цвета – все это позволяет причислить его к лучшим нашим живописцам» Я давно заметил, что безвременно скончавшиеся люди зачастую ни с того ни с сего зачисляются чуть ли не в гении.

Уотерз фыркнул.

– Знаю я, кто пишет в «Санди Кроникл»! Кое-кто из шайки Хэмблдона. Но Хэмблдон – на самом деле отменный живописец. А Кэмпбелл стянул у него худшие приемы и построил на них свой стиль. Говорю тебе…

Неожиданно дверь студии резко распахнулась, и в студию ввалился запыхавшийся Джок Грэхем.

– Уимзи здесь? Прости, Уотерз, но я должен поговорить с ним. Да нет, все в порядке, необязательно приватно. Уимзи, приятель, я по уши влип! Это настоящий кошмар! Вы уже слышали? Я просто в шоке!

– Ну, полно – сказал Питер. – Ты услышал недозволенное. Надень халат; зачем ты так бледен? Я повторяю тебе: Кэмпбелл похоронен, он не может встать из могилы [50]50
  Переиначенный отрывок из трагедии «Макбет», далее автор также использует отрывки из произведений Шекспира.


[Закрыть].

– Уж лучше бы смог.

– Стучи, стучи! Когда б ты этим стуком мог ото сна Дункана разбудить!

– Прекратите бредить, Уимзи! Все на самом деле ужасно.

– О ужас, ужас, ужас! Ни сердце, ни язык не в состоянье постигнуть и назвать тебя! Сметаннолицый шут! Что смотришь гусем?

– Да уж, лучше не скажешь, – согласился Грэхем. – Вероятно, именно так я сейчас выгляжу.

– Гусей ощипывают, – продолжал блистать знанием классической литературы Уимзи, сверля пришедшего взглядом, – и тебя ждет та же участь.

– Это что, шутка? Или вы серьезно?

– Да в чем, собственно говоря, дело? – проворчал Уотерз.

– Не возражаю, если и ты окажешься в курсе, – вздохнул Грэхем. – Все равно, если ничего немедленно не предпринять, новость моментально разойдется по округе. Боже! – Он вытер лоб и грузно опустился на ближайший стул.

– Приступайте, – подбодрил живописца Питер.

– Слушайте! Как вы знаете, вся суматоха из-за Кэмпбелла. Этот констебль Дункан…

– О! Я же говорил, здесь как-то замешан Дункан.

– Да подождите вы! Этот кретин подкатил ко мне с дурацкими вопросами… Мол, где я был во вторник, ну и так далее. Как вы знаете, я стараюсь смотреть на вещи проще, поэтому и предложил ему заняться лучше собственными делами. Затем что-то такое появилось в газетах…

– Знаю, знаю, – кивнул Уимзи. – Эту часть можете пропустить.

– Хорошо. Так вот… Вы знаете эту сумасшедшую Смит-Лемесурье из Ньютон-Стюарта?

– Да, я знаком с миссис Смит-Лемесурье.

– Я, к несчастью, тоже. Сегодня она меня поймала…

– Джок, Джок!

– Поначалу я не мог взять в толк, о чем вообще идет речь. Она говорила какими-то странными намеками, томно улыбалась, стреляла глазками и в конце концов заявила, что никакой мой неблаговидный поступок не может отразиться на нашей дружбе, упоминала о чести, принесении себя в жертву и еще Бог знает о чем, пока я чуть ли не силой не вытряс из нее пару осмысленных фраз. Знаете, что она сделала?!

– Еще бы! – весело подтвердил Уимзи. – Мне все известно. Репутация этой отважной леди брошена на алтарь страсти. Однако, старина, вас никто не винит. Мы-то знаем, что вы скорее взойдете на эшафот с устами, сомкнутыми рыцарским обетом молчания, чем скомпрометируете даму. Даже не знаю, что благороднее – та леди, что без мысли о себе… Кажется, я начал говорить белыми стихами.

– Мой дорогой Уимзи, только не говорите, что вы хоть на секунду допустили, что в этом навете есть слово правды!

– Честно сказать, нет. Я уже понял, что вы способны на многие безрассудства, но верил, что на удочку миссис Смит-Лемесурье не попадетесь.

– Уж надеюсь, что верили! И что теперь мне делать?

– Да уж, – пригорюнился его светлость. – Неловко полупилось… Если не сознаваться, где вы на самом деле были той ночью, остается одно – принять жертву, а вместе с жертвой, само собой, и женщину. Кстати, я опасаюсь, что она нацелена на замужество, как стрела. Да и что тут поделаешь? Почти всех сие бедствие – вдовство – застигает врасплох, но все же большинство выживает.

– Это шантаж! – завопил Грэхем. – Чем я заслужил это, в конце концов? Говорю вам, что кроме случайного комплимента, ничего… Проклятье!

– Не более чем пожатие руки…

– Ну, может быть… Разве что пожатие руки… Тьфу, я имею в виду, надо же соблюдать приличия…

– Да и что такое скромный поцелуй…

– Нет, нет, Уимзи! Так далеко я никогда не заходил! Я, может быть, и плохой парень, но у меня еще есть кое-какие остатки инстинкта самосохранения.

– Да не беда, – попытался успокоить Грэхема Питер. – Возможно, любовь придет после свадьбы? Однажды за завтраком, когда вы посмотрите на нее из-за кофейника, вы скажете себе: «Я обязан бескорыстной привязанности этой чудесной женщины жизнью и свободой», и сердце упрекнет рассудок за холодность.

– Какая жизнь и свобода?! Не валяйте дурака! Только представьте, какой был скандал! Мне пришлось повести себя очень грубо, чтобы избавиться от нее…

– Значит, вы оттолкнули бедняжку?

– Еще как! Я сказал, чтобы она не вела себя по-идиотски, а она сразу в слезы. Это отвратительно! Что подумают люди?!

– Какие люди? Где?

– В отеле. Она заявилась туда и начала третировать меня. В результате я позорно сбежал, оставив ее реветь на диване в гостиной. Страшно даже предположить, что она может наговорить после этого окружающим… Мне следовало ее оттуда выпроводить, но боже, Уимзи, я дико перетрусил! За сцены в публичных местах стоило бы привлекать к суду! Да еще какой-то пожилой священник, остановившийся в той же гостинце, влез в разговор в самый кризисный момент, как раз тогда, когда слезы лились рекой. Чувствую, пора сматывать удочки!

– Но вы еще не рассмотрели все возможные варианты разрешения кризиса.

– Конечно, можно пойти и все уладить с полицией. Да только какой в этом толк? Все равно люди решат, что дыма без огня не бывает.

– Пожалуй, ваша правда. И что вы собираетесь сказать полиции?

– Очевидно, придется признаться, где я был, но это еще полбеды… Видите ли, сам факт, что эта полоумная на каждом углу трезвонит о нашей мнимой связи, для большинства станет доказательства того, что я каким-то образом дал к этому повод. Она не оставляет мне выбора, дружище. Шотландия недостаточно велика для нас двоих… Придется отправиться в Италию или еще куда-нибудь… Чем больше я буду настаивать на том, что эта женщина лжет, тем будет очевиднее, что она не стала бы так нагло врать без весомой причины, и тем очевиднее, что мы состояли в отношениях самого близкого, черт их подери, свойства.

– А кто утверждал, что жизнь легка? – задал риторический вопрос Уимзи. – С полицией всегда и везде следует разговаривать обдуманно и спокойно. Будь вы полюбезнее с молодым рьяным констеблем, вероятно, избежали бы проблем в будущем.

– Знаю, знаю! Но мне совсем не хотелось впутывать в неприятности других людей. На самом деле в тот день мы с Джимми Флемингом рыбачили на чужой территории, близ Баргреннана. В тот момент затея казалась нам очень веселой! Мы ставили сети прямо под водопадом.

– Ах, вот оно что! Браконьерство во владениях графа Галлоуэйского!

– Именно. Мы там проторчали всю ночь с понедельника на вторник. Повеселились на славу. Кажется, я выпил виски больше, чем следовало, но это так, к слову. Там стоит небольшой домик, принадлежащий одному человеку, служащему в имении. Мы расположились в нем. Разумеется, после чрезмерных ночных возлияний во вторник утром я чувствовал себя неважно и пролежал пластом весь день. Следующей ночью мы снова занялись ловом, потому как в понедельник выпивки было больше, чем рыбы, и на сей раз, скажу я вам, клев был вполне приличным. Вообще-то мои компаньоны, простые ребята, оказались просто чудом. С ними я провел время намного веселее, чем обычно с теми, кто зовется людьми нашего круга. Джимми Флеминг – своего рода ходячая коллекция анекдотов, особенно о том, что касается любопытных подробностей о жизни респектабельных граждан. Кроме того, подобного рода простые люди знают гораздо больше, чем средний образованный интеллигент. Их опыт рыбаков и охотников дорогого стоит! Да они мои самые добрые друзья, в конце концов! Мне тошно даже представить, что я мог бы сдать их.

– Вы осел, Грэхем! – в сердцах воскликнул Уимзи. – Какого черта вы не рассказали мне об этом сразу?

– Но вам пришлось бы сообщить в полицию.

– Это легко можно было бы уладить. Ваши приятели готовы к тому, что теперь у них потребуют свидетельских показаний?

– Я ничего им не говорил. Как я мог? Черт меня подери, я все же не такая свинья, чтобы требовать от них добровольной явки в участок. Не сомневаюсь, они меня поддержат, но я не могу их просить! Это совершенно исключено.

– Лучшее, что вы можете сейчас сделать, – вздохнул Питер, – это отправиться прямо к мистеру Максвеллу и выложить все начистоту. Он славный человек и, бьюсь об заклад, позаботится о том, чтобы ваши компаньоны не пострадали. Между прочим, они смогут с той же уверенностью поручиться за вас относительно второй ночи, как и первой?

– Да. Парни утром во вторник все время были поблизости. Но это ерунда, ведь, насколько я понимаю, ночь с понедельника на вторник более важна.

– Полагаю, полицию будет интересовать именно утро Вторника.

– Бог мой… Уимзи, значит, то, что болтают насчет Кэмпбелла, правда?

– Сущая правда, – мрачно вставил свое слово Уотерз. – Мы, похоже, в одной лодке, Грэхем. Например, меня подозревают в инсценировке ложного алиби и подкупе друзей. Другими словами, считается, что я разыграл маленький спектакль. Выходит, Грэхем, как и я, попадает в категорию «просто умный убийца», верно, Уимзи? Одна надежда на гениального детектива, который может спасти нас обоих, то есть на тебя. Впрочем, мы ведь не можем быть виновны оба.

– Почему нет? – возразил его светлость. – Вы можете состоять в сговоре… Откуда мне знать, что это не так? Конечно, факт соучастия свидетельствует не в вашу пользу, ведь лучшие из убийц не привлекают сообщников, но нельзя от всех ждать совершенства.

– Скажите откровенно, Уимзи, какие улики есть против злодея, если, конечно, он был один? Насколько я знаю, вы ни в чем не можете определиться: кто на самом деле совершил преступление, когда, каким образом, с какой целью? В газетах пишут, что ясно одно – убийцей был художник. Откуда такая уверенность? Изучение отпечатков пальцев показало, что его руки были измазаны в краске, так? Или есть что-то еще?

– Я не могу раскрыть тайну следствия. Повторю лишь, что все упирается в то, насколько быстро Кэмпбелл мог сделать набросок. Если бы тот пикник состоялся…

– Ах да! Мы же так и не провели эксперимент! – воскликнул Грэхем.

– А что, если попробовать прямо сейчас? – предложил Уимзи. – У нас в наличии два человека, способных имитировать стиль Кэмпбелла. Поступим так: вы начинаете работать, я засекаю время. Нет, постойте! Я быстро схожу в полицейский участок и позаимствую рисунок для образца. Конечно, это не совсем то, что было задумано изначально, но лучше, чем ничего, и, возможно, даст какую-нибудь зацепку для расследования.

Инспектор Макферсон без колебаний выдал холст под расписку, но при этом особого энтузиазма не проявил. Более того, полицейский выглядел настолько подавленным, что Питер даже задержался, чтобы поинтересоваться, уж не случилось ли чего.

– Еще как случилось, – ответил Макферсон. – Мы наши человека, который видел автомобиль Кэмпбелла, подъезжающий к Минноху во вторник утром, так что все наши расчеты летят к чертям.

– О, нет! – простонал Уимзи.

– Да-да. И еще объявился один малый, занятый на ремонте Ньютон-Стюартской дороги, который тоже видел эту машину. В ней был кто-то, похожий на Кэмпбелла. Она проехала поворот на Нью-Галлоуэй, что на дороге между Критауном и Нью-Стюартом, без двадцати пяти десять. Парень раньше не видел покойного, но довольно похоже описал автомобиль, шляпу и часы. Рабочий запомнил водителя поневоле – тот чуть его не сшиб.

– Без двадцати пяти десять, – задумчиво повторил Уимзи. – Несколько поздновато…

– Вот именно. По нашим расчетам, преступник выехал из Гейтхауса около семи тридцати утра.

– Не возражаю, – кивнул его светлость. – Он должен был исчезнуть до прихода миссис Грин и к тому моменту уже спрятать тело. Хотя по-прежнему непонятно, зачем ему идти на такой риск. Меня это крайне озадачивает. Если его видели в указанные часы, он никак не мог оказаться в Миннохе намного раньше десяти. Мы же предположили, что ему пришлось выехать не позже десяти минут двенадцатого, чтобы успеть к поезду на Джирван. Да, на картину остается маловато времени.