Текст книги "Труп в оранжерее"

Автор книги: Дороти Ли Сэйерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

– Утром после смерти капитана Кэткарта письма отнесли на почту как обычно?

– Да, сэр.

– Кто?

– Я сам отнес мешок вниз, сэр.

– У вас была возможность увидеть, какие письма были внутри?

– Я заметил два или три, когда почтальон доставал их из мешка, но не могу сказать, кому они были адресованы или что-нибудь такое.

– Спасибо.

При этих словах сэр Вигмор Вринчинг подпрыгнул, как раздраженный чертик из табакерки.

– Вы впервые упоминаете о письме, которое, как вы говорите, доставили капитану Кэткарту в ночь убийства?

– Милорды! – закричал сэр Импи. – Я протестую. У нас нет еще никаких доказательств, что было совершено какое-то убийство.

Это был первый пункт стратегии защиты, которую сэр Импи решил предпринять, и он вызвал небольшой всплеск волнения.

– Милорды, – продолжал адвокат, отвечая на вопрос председателя совета пэров, – я утверждаю, что до настоящего момента здесь не было никакой попытки доказать убийство, и пока обвинение не доказало убийство, такие слова не могут быть сказаны за свидетеля.

– Возможно, сэр Вигмор, было бы лучше использовать какое-нибудь другое слово.

– В нашем случае это не имеет значения, мой лорд; я преклоняюсь перед решением вашей светлости. Бог знает, что я не искал бы даже самого легкого или наиболее тривиального слова, чтобы воспрепятствовать защите при столь серьезном обвинении.

– Милорды, – заметил сэр Импи, – если хорошо осведомленный министр юстиции и генеральный прокурор полагает, что слово «убийство» является мелочью, было бы интересно узнать, каким словам он придает значение.

– Осведомленный министр юстиции и генеральный прокурор согласился использовать другое слово, – сказал председатель суда пэров успокаивающе, кивая сэру Вигмору, чтобы тот продолжал.

Сэр Импи, достигнув своей цели и лишив министра юстиции и генерального прокурора возможности нападать на свидетеля, умерив его первоначальный пыл, сел, и сэр Вигмор повторил свой вопрос.

– Я впервые сказал об этом мистеру Мурблсу приблизительно три недели назад.

– Мистер Мурблс – адвокат обвиняемого, я полагаю?

– Да, сэр.

– И как случилось, – спросил сэр Вигмор жестко, насаживая пенсне на свой довольно выступающий нос и глядя на свидетеля с негодованием, – что вы не упоминали об этом письме в ходе следствия или на более ранних слушаниях дела?

– Меня не спрашивали об этом, сэр.

– Почему вы внезапно решили прийти и сообщить мистеру Мурблсу об этом?

– Он спросил меня, сэр.

– О, он спросил вас, и вы без труда вспомнили, когда вам предложили это вспомнить?

– Нет, сэр, я помнил это все время. Но не придавал этому значения, сэр.

– О, вы помнили это все время, хотя не придавали этому значения. Теперь, когда я спросил вас об этом, вы не помнили об этом вообще, пока мистер Мурблс не предложил вам вспомнить.

– Мистер Мурблс не предлагал мне ничего, сэр, он спросил меня, пришли ли какие-то другие письма с той почтой, и я вспомнил про письмо.

– Точно. Вы вспомнили о нем, когда вам было предложено, но не раньше!

– Нет, сэр. Если бы меня спросили раньше, я, скорее всего, вспомнил бы и упомянул об этом письме, но, поскольку меня не спрашивали, я не думал, что это важно, сэр.

– Вы не думали, что письмо может быть важным, хотя этот человек получил письмо за несколько часов до своей… смерти?

– Нет, сэр, я полагаю, что, если бы это было важно, полиция спросила бы об этом, сэр.

– Значит, Джеймс Флеминг, я утверждаю, что вам не приходило в голову, что капитан Кэткарт мог получить письмо в ночь, когда он умер, пока защита не подсказала вам эту идею.

Свидетель, расстроенный этим вопросительно-отрицательным утверждением, замялся, и сэр Вигмор, оглядываясь вокруг и всем своим видом говоря: «Вы видите этого прохвоста», продолжал:

– Я предполагаю, что вам даже не пришло в голову упомянуть полиции о письмах в почтовой сумке?

– Нет, сэр.

– Почему нет?

– Я не думал, что это было моей обязанностью, сэр.

– Вы думали об этом вообще?

– Нет, сэр.

– Вы когда-либо думаете?

– Нет, сэр… я хотел сказать, да, сэр.

– Тогда, пожалуйста, думайте, что вы говорите теперь.

– Да, сэр.

– Вы говорите, что взяли все те важные письма из дома, не имея на это полномочий и не рассказав об этом полиции?

– У меня был приказ, сэр.

– Чей?

– Это было распоряжение его светлости, сэр.

– Ах! Распоряжение его светлости. Когда вы получили это распоряжение?

– Это часть моих ежедневных обязанностей, сэр, – относить по утрам почтовую сумку на почту.

– А разве вам не приходило в голову, что в случае, подобном этому, надлежащее информирование полиции могло быть более важным, чем эти распоряжения?

– Нет, сэр.

Раздосадованный сэр Вигмор сел на свое место, и сэр Импи снова взял свидетеля в свои руки.

– Мысль об этом письме, доставленном капитану Кэткарту, никогда не приходила вам в голову между днем смерти и днем, когда мистер Мурблс спросил вас об этом?

– Ну, это приходило мне в голову в некоторой степени, сэр.

– Когда это было?

– Перед заседанием расширенной коллегии присяжных, сэр.

– И как случилось, что вы не сказали об этом тогда?

– Джентльмен сказал, что я должен ограничиться ответами на вопросы и не добавлять ничего от себя, сэр.

– Кто был этот очень безапелляционный джентльмен?

– Адвокат, который спустился вниз задать вопросы для королевской власти, сэр.

– Спасибо, – вежливо сказал сэр Импи. Он сел и наклонившись, сказал мистеру Глиббери что-то, очевидно, очень забавное.

Вопрос письма далее исследовался в допросе достопочтенного Фредди. Сэр Вигмор Вринчинг затратил много усилий на подтверждение этим свидетелем того факта, что умерший обладал прекрасным здоровьем и отличным настроением, когда удалился в спальню вечером в среду, и говорил о своей приближающейся женитьбе.

– Видите ли, он казался особенно счастливым, – сказал достопочтенный Фредди.

– Особенно каким? – спросил председатель суда пэров.

– Счастливым, ваша честь, – сказал сэр Вигмор с подобострастным поклоном.

– Я не знаю, является ли это слово книжным, – сказал его светлость, включая его в свои заметки с дотошной точностью, – но я понимаю его как синоним слова «веселый».

Достопочтенный Фредди, обращаясь к суду, сказал, что он подразумевал больше, чем только веселый, – более оживленный и радостный.

– Можем мы рассматривать ваше заявление как то, что он был в исключительно отличном настроении? – предположил адвокат.

– Рассматривайте это заявление как любое настроение, которое вам нравится, – пробормотал свидетель, добавив: – Возьмите за ориентир Джона Бега.

– Покойный был особенно оживлен и весел, когда собирался ложиться спать, – сказал сэр Вигмор, сердито нахмурившись, – и собирался жениться в ближайшем будущем. Является ли это предположение истинным утверждением о его состоянии?

Достопочтенный Фредди согласился с этим.

Сэр Импи не подвергал свидетеля перекрестному допросу по поводу его отношения к ссоре и начал прямо со своего вопроса.

– Вы помните что-нибудь о письмах, которые были доставлены вечером, в день его смерти?

– Да, одно было для меня от моей тети. Несколько было адресовано полковнику, и я думаю, что одно было и для Кэткарта.

– Капитан Кэткарт прочел свое письмо сразу же?

– Нет, я уверен, что нет. Видите ли, я открыл свое, а затем увидел, что он кладет свое письмо в карман, и подумал…

– Не имеет значения, что вы думали, – сказал сэр Импи. – Что вы делали?

– Я сказал: «Извините меня, вы не возражаете, не так ли?» И он сказал: «Нисколько»; но он не читал свое письмо; и, вспоминая, я думаю…

– Видите ли, нам неинтересно, что вы думаете, – сказал председатель суда пэров.

– Но именно поэтому я настолько уверен, что он не открывал письма, – обиженно сказал достопочтенный Фредди. – Видите ли, я сказал себе, что он скрытный человек, и поэтому я запомнил.

Сэр Вигмор, который подпрыгнул с открытым ртом, сел снова.

– Спасибо, мистер Арбатнот, – сказал сэр Импи. Полковник и госпожа Марчбэнкс свидетельствовали, что они слышали шаги в кабинете герцога в 23.30. Они не слышали никакого выстрела или другого шума. Им не устраивали перекрестного допроса.

Мистер Петтигру-Робинсон представил детальный рассказ о ссоре и утверждал очень уверенно, что именно дверь спальни герцога проскрипела в ту ночь.

– Затем немногим позже трех часов нас вызвал мистер Арбатнот, – продолжал свидетель. – Я спустился в оранжерею, где увидел обвиняемого и мистера Арбатнота, который отмывал лицо покойного. Я указал им, что это неблагоразумно, поскольку они могли уничтожить ценные для расследования улики. Они не обратили на меня никакого внимания. Было множество отпечатков ног около двери, которую я хотел исследовать, потому что согласно моей теории…

– Милорды, – закричал сэр Импи, – мы вряд ли нуждаемся в теории этого свидетеля!

– Конечно, нет! – сказал председатель суда пэров. – Ответьте на вопросы, пожалуйста, и ничего не добавляйте от себя.

– Конечно, – сказал мистер Петтигру-Робинсон. – Я не подразумевал, что здесь что-то не так, но, разумеется, полагал…

– Не имеет значения, что вы полагали. Следите за моими вопросами, пожалуйста. Когда вы впервые увидели тело, как оно располагалось?

– На спине; Денвер и Арбатнот мыли ему лицо. Очевидно, его перевернули, потому что…

– Сэр Вигмор, – вставил председатель суда пэров, – вам следует контролировать вашего свидетеля.

– Пожалуйста, ограничьтесь свидетельскими показаниями, – сказал сэр Вигмор, довольно разгоряченный. – Нам не нужны ваши выводы. Вы говорите, что, когда увидели тело, оно находилось на спине. Правильно?

– И Денвер и Арбатнот мыли его.

– Да. Теперь я хочу перейти к другому вопросу. Вы помните случай, когда вы завтракали в Королевском клубе автомобилистов?

– Да. Я завтракал там однажды в середине августа в прошлом году, кажется, шестнадцатого или семнадцатого числа.

– Вы можете сообщить нам, что там произошло?

– Я зашел в курительную комнату после завтрака и читал в высоком кресле, когда увидел, что человек, сидящий сейчас на скамье подсудимых, вошел вместе с покойным капитаном Кэткартом. По правде сказать, я видел их в большом зеркале над каминной полкой. Они не заметили, что там был кто-то кроме них, в противном случае они были бы более осторожны в разговоре, я думаю. Они сели недалеко от меня и начали беседовать, и некоторое время спустя Кэткарт наклонился и сказал что-то шепотом, что – мне не удалось разобрать. Подсудимый подпрыгнул с исказившимся от ужаса лицом, воскликнув: «Ради бога, не выдавайте меня, Кэткарт, – это может оплатить только дьявол». Кэткарт сказал что-то обнадеживающее – я не слышал что, у него был глухой голос, – и обвиняемый ответил: «Хорошо, нет, это все. Я не могу допустить, чтобы кто-то владел этим». Он казался очень встревоженным. Капитан Кэткарт засмеялся. Они снова заговорили шепотом, и это было все, что я слышал.

– Спасибо.

Сэр Импи занялся свидетелем с дьявольской вежливостью.

– У вас превосходные способности к наблюдению и дедукции, мистер Петтигру-Робинсон, – начал он, – и, без сомнения, вы любите упражнять свое любознательное воображение, исследуя мотивы и характеры людей?

– Думаю, я моту назвать себя исследователем человеческой природы, – ответил господин Петтигру-Робинсон мягко.

– Несомненно, люди склонны доверять вам?

– Конечно. Могу сказать, что я – большое хранилище человеческой информации.

– В ночь смерти капитана Кэткарта ваши широкие познания света были, несомненно, большим удобством и помощью для семейства?

– Они не воспользовались моим опытом, сэр, – сказал мистер Петтигру-Робинсон, внезапно взрываясь, – меня полностью игнорировали. Если бы только мой совет был принят в то время…

– Спасибо, спасибо, – сказал сэр Импи, обрывая нетерпеливое восклицание министра юстиции и генерального прокурора, который поднялся вслед за этим высказыванием, и требовательно спросил:

– Если у капитана Кэткарта были секреты или проблемы в личной жизни, вы ожидали, что он поделится ими с вами?

– От любого здравомыслящего человека я мог, конечно, ожидать этого, – сказал мистер Петтигру-Робинсон, – но Кэткарт был до неприличия скрытен. В единственном случае, когда я высказал дружественный интерес к его делам, он ответил мне очень грубо. Он назвал меня…

– Достаточно, – перебил сэр Вигмор торопливо: ответ на вопрос оказался не таким, какой он хотел услышать. – То, как назвал вас умерший, является несущественным.

Мистер Петтигру-Робинсон удалился, оставив впечатление человека недовольного – впечатление, которое, казалось, вполне удовлетворило мистера Глиббери и мистера Браунринга-Фортескью, поскольку они хихикали непрерывно при даче показаний следующих двух свидетелей.

Госпожа Петтигру-Робинсон немногое могла добавить к своим предыдущим свидетельским показаниям в ходе следствия. У мисс Кэткарт сэр Импи спросил о происхождении Кэткарта, и она объяснила с глубоким неодобрением, что ее брат, опытный и светский человек средних лет, спутался с девятнадцатилетней итальянской певицей, которая «умудрилась» заставить его жениться на ней. Восемнадцатью годами позже оба родителя умерли.

– Что неудивительно, – сказала мисс Кэткарт, – учитывая ту беспорядочную жизнь, которую они вели. Мальчик остался на моем попечении.

Она рассказала, как Дэнис всегда раздражался из-за ее влияния, общался с людьми, которых она не одобряла, и в конечном счете уехал в Париж, чтобы сделать дипломатическую карьеру, и с тех пор она его редко видела.

Интересный момент был замечен в ходе перекрестного допроса инспектора Крейкса. Перочинный нож, показанный ему, он идентифицировал как найденный на теле Кэткарта.

Вопрос от мистера Глиббери:

– Вы видите какие-нибудь отметины на лезвии?

– Да, есть небольшая метка около ручки.

– Отметка могла бы появиться, если открывать окно с помощью этого ножа?

Инспектор Крейкс согласился, что могла бы, но сомневался относительно того, подойдет ли столь маленький нож для такой цели. Был показан револьвер и поднят вопрос о владельце.

– Милорды, – добавил сэр Импи, – мы не обсуждаем принадлежность револьвера герцогу.

Суд выглядел удивленным, и, после того как главный егерь дал показания о выстреле, который он слышал в 23.30, было заслушано свидетельство врача.

Сэр Импи Биггс:

– Рана могла быть нанесена самим умершим?

– Да, конечно.

– Это была бы мгновенная смерть?

– Нет. Исходя из количества крови, найденной на дорожке, можно утверждать, что рана не была смертельной.

– Найденные следы, по вашему мнению, могут говорить о том, что умирающий полз к дому?

– Да, вполне. У него могло быть достаточно сил, чтобы так сделать.

– Такая рана вызвала бы лихорадку?

– Весьма возможно. Он мог потерять сознание на какое-то время, он бы продрог, и его бы лихорадило, так как он находился в сырости.

– Действительно ли есть признаки, указывающие на то, что он был жив в течение некоторых часов после ранения?

– Да, они настоятельно свидетельствуют об этом. При повторном исследовании сэр Вигмор Вринчинг установил, что рана и общие признаки были одинаково совместимы с предположением, что умерший выстрелил в себя с очень близкого расстояния, а затем полз к дому, пока не умер.

– Что, по вашему опыту, более обычно для человека, совершающего самоубийство, – стрелять себе в грудь или в голову?

– В голову, возможно, более обычно.

– Настолько обычно, что возникает предположение об убийстве, если рана находится в груди?

– Я бы не заходил так далеко в предположениях.

– Но при прочих равных условиях вы сказали бы, что рана в голове более наводит на мысль о самоубийстве, чем рана в туловище?

– Это так.

Сэр Импи Биггс:

– А самоубийство выстрелом в сердце в любом случае невозможно?

– О, боже мой, нет.

– Известны такие случаи?

– О, конечно, и немало.

– Есть ли еще что-то в медицинском свидетельстве, что исключает идею относительно самоубийства?

– Ничего вообще.

На этом слушание дела в парламенте закончилось.

Глава 15 ПАДЕНИЕ ОКОВ

Охраняется авторским правом Агентства Рейтер,

Агентства печати, телеграфа и центральных новостей.

Когда во второй день суда сэр Импи Биггс поднялся, чтобы зачитать свою вступительную речь защиты, он выглядел несколько взволнованным, что для него нехарактерно. Его замечания были краткими, но в тех немногих словах ощущалось глубокое волнение, которое передалось всем присутствующим.

– Милорды, встав, чтобы произнести вступительную речь защиты, я почувствовал себя обеспокоенным более чем обычно. Не то чтобы у меня были сомнения по поводу вашего вердикта. Вероятно, в любом другом случае было бы невозможно доказать невиновность обвиняемого, как в случае с моим благородным клиентом. Но сейчас я обязан просить об отсрочке, так как в настоящее время отсутствует важный свидетель и решающая часть свидетельских показаний. Милорды, в руке я держу телеграмму от моего свидетеля – я назову вам его имя: это лорд Уимзи, брат обвиняемого. Телеграмма была послана вчера из Нью-Йорка. Я зачитаю ее вам. Он пишет: «Доказательство получено. Вылетаю сегодня вечером с пилотом Грантом. Заверенная копия и показания следуют судном "Лукарния" в случае авиакатастрофы. Надеюсь, что буду в четверг». Милорды, в этот момент самый важный свидетель пересекает воздушные просторы над широкой Атлантикой. В зимнюю непогоду он стоит перед лицом опасности, которая ужаснула бы любое сердце, но не его собственное и не сердце всемирно известного летчика, к чьей помощи он прибег, чтобы не терять ни минуты для освобождения своего благородного брата от этого ужасного обвинения. Милорды, барометр падает.

Необъятная тишина, подобно безмолвию мороза, упала на сверкающие скамьи. Лорды в своих алых одеяниях с горностаями, супруги пэров в богатых мехах, судьи в огромных париках и мантиях, председатель суда пэров на своем возвышенном месте, приставы и герольды, а также глашатай герольдмейстер застыли на своих местах. Только заключенный посмотрел на каждого из судей и опять на председателя суда пэров в некотором замешательстве. А репортеры начали судорожно черкать в блокнотах, составляя экстренные сообщения, чтобы назавтра газеты пестрели сенсационными заголовками, живописными эпитетами и тревожными предсказаниями погоды, заставляя остановиться спешащий Лондон. «Сын пэра летит через Атлантику»; «Преданность брата»; «Успеет ли Уимзи?»; «Обвинение в ридлсдейлском убийстве: ошеломляющее продолжение». Это было событие.

Миллионы телетайпов выстукивали эту новость в офисах и клубах, где клерки и посыльные обсуждали процесс, злорадствовали и держали пари. Тысячи чудовищных печатных прессов всасывали эту новость в себя, переваривали ее в свинец, разминали в строки, отлитые на линотипе, заглатывали ее в свои огромные утробы, отрыгивали на бумагу и выплескивали бумагу дальше в тиски пресса. А синеносый раздосадованный бывалый солдат, который когда-то помог вытащить майора Уимзи из воронки снаряда около Кодри, ворчал: «Господи, помоги ему, он действительно отличный парень», подкладывая газеты под стойку железной решетки в Кингсвэе и выставляя свою витрину в наилучшем свете.

После короткого заявления о том, что далее он намерен не просто доказать невиновность своего благородного клиента, но (как превышение требований долга) прояснить каждую деталь трагедии, сэр Импи Биггс без дальнейшей задержки продолжил вызывать своих свидетелей.

В числе первых был мистер Гойлс, который свидетельствовал, что он нашел Кэткарта уже мертвым в 3.00, его голова находилась близко к поилке для скота, стоявшей около колодца. Элен, служанка, в дальнейшем подтвердила показания Джеймса Флеминга касательно почтовой сумки, и объяснила, что меняет промокательную бумагу в кабинете каждый день.

Свидетельские показания детектива Паркера вызвали большой интерес и некоторое замешательство. Его рассказ о том, как он обнаружил зеленоглазого кота, был выслушан с напряженным вниманием. Он также представил подробный отчет о следах обуви и отпечатках чего-то тяжелого, протащенного по земле, а также об отпечатке руки на цветочной клумбе. Был представлен кусок промокательной бумаги, фотографии которого пэры передавали из рук в руки. Последовало долгое обсуждение этих двух моментов: сэр Импи Биггс пытался доказать, что отпечаток на клумбе оставлен человеком, который сам пытался подняться, переворачиваясь, сэр Вигмор Вринчинг старался выудить признание, что таким образом умирающий пытался воспрепятствовать тому, что его тащат.

– Положение пальцев по направлению к дому опровергает предположение о насильственном перемещении, не так ли? – предложил сэр Импи.

Сэр Вигмор, однако, дал понять свидетелю, что раненого человека следует тащить головой вперед.

– Если сейчас, – сказал сэр Вигмор, – я стану тянуть вас за воротник пальто – милорды поймут мое несогласие…

– Выходит, – заметил председатель суда пэров, – это дело о solvitur ambulando? (Послышался смех.) Я предлагаю членам палаты во время перерыва на обед провести эксперимент, выбрав члена палаты подходящего роста и веса, соответствующего покойному. (Все благородные лорды посмотрели друг на друга, стремясь угадать, какой несчастный будет выбран для этой роли.)

Затем инспектор Паркер упомянул отпечатки на окне кабинета.

– По вашему мнению, могла ли задвижка быть сорвана при помощи ножа, который нашли у умершего?

– Да, это так, я сам провел эксперимент с подобным ножом.

Затем сообщение на промокательной бумаге было прочитано от корки до корки и интерпретировано всеми возможными способами: защита настаивала, что язык был французским, и там было написано «я потерял голову из-за страданий»; обвинение отвергло такое предложение как неправдоподобное и предложило английскую интерпретацию, увидев там слова «найден» или «его провал».

Затем был вызван эксперт-графолог. Он сравнил почерк с почерком подлинного письма Кэткарта, после чего был тщательно обработан стороной обвинения. Эти запутанные вопросы были оставлены на рассмотрение лордов, затем защита вызвала ряд свидетелей. Процедура оказалась достаточно утомительной: пришлось выслушать управляющего Кокса, господина Тургеота из банка «Лионский Кредит», подробно рассказавшего о финансовых делах Кэткарта; затем консьержку и мадам Леблан из дома на улице Сент-Оноре; благородные лорды начали зевать, за исключением нескольких своенравных, которые внезапно стали производить расчеты в своих записных книжках и обмениваться понимающими взглядами, как опытные дельцы.

Затем был вызван господин Брике, ювелир с улицы Мира, и девушка из его магазина, которая поведала историю о высокой блондинке, иностранной даме и покупке зеленоглазого кота, после чего все оживились. Напомнив собравшимся, что этот инцидент произошел в феврале, когда невеста Кэткарта была в Париже, сэр Импи попросил помощницу ювелира оглядеться вокруг и сказать, увидела ли она в числе присутствующих иностранную даму. Процедура оказалась длительной, но в конце концов ответ был отрицательный.

– Я не хочу, чтобы у кого-то остались сомнения по этому поводу, – сказал сэр Импи, – и, с разрешения генерального прокурора, сейчас я готов устроить очную ставку этой свидетельницы с леди Мэри Уимзи.

Леди Мэри была вызвана занять место перед свидетельницей, которая ответила немедленно и отрицательно:

– Нет, это не та леди; я никогда не видела эту леди. Есть сходство в росте, цвете волос и прическе, но не более. Это вообще не тот типаж. Мадемуазель – очаровательная английская леди, и человек, который женится на ней, будет очень счастлив, а та, другая, была убийственная красавица – женщина, которая может убить, совершить самоубийство или послать всех к дьяволу, и поверьте мне, господа (она широко улыбнулась высокопоставленной публике), мы зачастую сталкиваемся с такими в нашем бизнесе.

Зал загудел от взволнованных голосов. Когда свидетельница заняла свое место, сэр Импи набросал записку и передал ее мистеру Мурблсу. Там было одно слово: «Великолепно!» Мистер Мурблс написал в ответ: «Не говорите ей ни слова. Вы выиграете!» И он выпрямился в своем кресле, ухмыляясь подобно гротесковой химере на карнизе готического собора.

Следующим свидетелем был профессор Эбер, выдающийся специалист по международному праву. Он описал многообещающую карьеру Кэткарта как восходящего молодого дипломата в предвоенном Париже. За ним последовало множество офицеров, которые свидетельствовали в пользу образцовой военной биографии покойного. Затем прибыл свидетель, который представился аристократическим именем дю Буа-Гоби Худен и в деталях вспомнил очень неприятный спор при игре в карты с капитаном Кэткартом, упомянув позднее дело мистера Томаса Фриборна, выдающегося английского инженера.

Паркер немало постарался, чтобы найти этого свидетеля, и теперь смотрел на расстроенного сэра Вигмора Вринчинга с явной усмешкой. Пока мистер Глиббери занимался всем этим, наступил полдень, и когда председатель суда пэров спросил лордов, желают ли они, чтобы заседание палаты было отложено до 10.30 следующего дня, лорды ответили «да» таким образцовым хором, что вопрос был решен единогласно.

Поток клочковатых темно-лиловых облаков двигался уныло в западном направлении, когда их вынесло на парламентскую площадь, где кричали и кружили чайки. Чарльз Паркер завернулся в свое старое пальто, садясь на автобус, чтобы добраться домой на Грейт-Ормонд-стрит. Еще одна капля добавилась к его унынию, когда кондуктор вместо приветствия сказал:

– Места только наверху! – и звонок зазвенел прежде, чем он смог выйти. Он поднялся на верхний открытый этаж и сел там, придерживая шляпу.

Мистер Бантер печально возвратился на Пиккадилли 110-А и блуждал тревожно по квартире до семи часов, после чего вошел в гостиную и включил громкоговоритель.

– Говорит радиостанция Лондона, – сказал беспристрастно невидимый голос. – Говорит Лондон. Сейчас прослушайте прогноз погоды. Центр низкого давления пересекает Атлантику, и еще один циклон находится над Британскими островами. Штормы, с обильным дождем и дождем со снегом, будут распространяться, переходя в бурю на юге и юго-западе…

– Никогда не знаешь, – сказал Бантер. – Думаю, лучше зажечь камин в его спальне. Посмотрим.