Текст книги "Ключ к убийству"

Автор книги: Дороти Ли Сэйерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Глава 3

Лорд Питер закончил играть сонату Скарлатти и задумчиво посмотрел на свои руки. У него были длинные сильные пальцы с широкими плоскими суставами и прямоугольными концами. Когда он играл, обычное довольно жесткое выражение его глаз смягчалось, но зато его большой нерешительный рот приобретал жесткость. Он никогда не старался выглядеть красавчиком – его лицо портил длинный узкий подбородок и высокий покатый лоб, подчеркнутый приглаженными, зачесанными назад паклеобразными волосами. Лейбористские газеты в своих карикатурах, смягчая характерность его подбородка, изображали его как типичного аристократа.

– Какой чудесный инструмент, – заметил Паркер.

– Да, он не так уж плох, – сказал лорд Питер, – но для Скарлатти требуется старинный клавесин. Фортепиано слишком современный инструмент – он слишком выделяет все колебания и обертоны. Это не годится для нашей работы, Паркер. Ну как, пришли вы к какому-нибудь выводу?

– Человек в ванне, – методично стал излагать свои соображения Паркер, – никоим образом не был состоятельным человеком, очень заботившимся о своей внешности. Он был рабочим, безработным, но только недавно потерявшим работу. Он бродил по городу в поисках работы, когда нашел свою смерть. Кто-то его убил, вымыл, надушил и побрил, чтобы изменить его внешность, после чего, не оставив никаких следов, уложил его в ванну Типпса. Вывод: убийца был очень сильным человеком, поскольку он прикончил его одним ударом по шее, человеком с холодным умом и весьма высоким уровнем интеллекта, поскольку он проделал все эти отвратительные манипуляции не оставив никаких следов, человеком богатым и утонченным, поскольку все необходимое для элегантного туалета было у него под рукой, и человеком со странным, почти извращенным воображением, о чем говорят такие отталкивающие детали, как то, что он раздел его, уложил в ванну и к тому же украсил пенсне.

– Да, он просто поэт преступления, – заметил Уимзи. – Кстати, ваше недоумение относительно пенсне можно прояснить: очевидно, пенсне никогда не принадлежало убитому.

– Ну, это только создает новую загадку. Можно предположить, что убийца оставил его столь любезно как ключ к собственной личности.

– Вряд ли можно принять это: скорее всего, у него есть то, что отсутствует у большинства преступников, – чувство юмора.

– Довольно мрачный юмор.

– Верно. Но человек, который может позволить себе демонстрировать чувство юмора при таких обстоятельствах, ужасен. Интересно, а что он делал с телом в промежутке между убийством и размещением трупа в ванне у Типпса? И здесь возникает еще ряд вопросов. Как он его туда донес? И зачем? Втащил ли он его через дверь, как предполагает наш горячо любимый Сагг, или через окно, как полагаем мы на основании не очень убедительной улики в виде пятна на подоконнике? Были ли у убийцы сообщники? Участвовал ли в этом малыш Типпс или его служанка? Не стоит пренебрегать этой версией только потому, что Сагг склоняется к ней. Даже идиоты иногда высказывают истину – случайно. А если это не так, то почему именно Типпс был выбран жертвой этого отвратительного розыгрыша? Разве у кого-нибудь может быть злоба на Типпса? Что за люди живут в других квартирах этого дома? Все это мы должны выяснить. Может быть, Типпс играет на пианино по ночам над их головами или портит репутацию подъезда, приводя домой женщин легкого поведения? Существуют ли архитекторы-неудачники, жаждущие его крови? Черт возьми, Паркер, должен же быть где-нибудь мотив для этого преступления? Вы ведь знаете – нет преступления без мотива.

– Может быть, убийца – сумасшедший?.. – с сомнением произнес Паркер.

Вы можете представить себе, чтобы сумасшедший действовал столь разумно? Он не совершил ошибок – никаких, если не считать ошибкой то, что он оставил волосы во рту жертвы. Итак, во всяком случае это не Ливи, здесь вы правы. Как бы там ни было, но ни ваш гипотетический сумасшедший, ни мой убийца-артист не оставил нам никаких настоящих улик, с помощью которых мы могли бы продвинуться дальше, так? И нет никаких очевидных мотивов, объясняющих его действия. И еще не хватает двух костюмов, которые исчезли минувшей ночью: сэр Рубен уходит, не прикрывшись даже фиговым листочком, а таинственный тип оказывается в пенсне, совершенно неуместном с точки зрения благопристойности. Черт побери! Если бы только у меня был какой-нибудь повод взять это тело для обследования официально...

Зазвонил телефон. Молчаливый Бантер, о котором и лорд Питер, и Паркер почти позабыли, снял трубку.

– Это пожилая леди, милорд, – сказал он. – Думаю, что она глухая, – она ничего не слышит, но спрашивает вашу светлость.

Лорд Питер схватил трубку и заорал в нее «Алло!», от которого могла бы расколоться какая-нибудь вулканическая порода. Несколько минут он слушал с недоверчивой усмешкой, которая постепенно расплылась в широкую улыбку восторга. Наконец он несколько раз воскликнул: «Хорошо, хорошо!» – и повесил трубку.

– Ну и ну! – провозгласил он, сияя лучезарной улыбкой. – Старая охотничья птица! Это старая миссис Типпс. Глухая, как столб. Но решительная. Настоящий Наполеон. Несравненный Сагг сделал очередное открытие и арестовал малыша Типпса. Старая леди осталась одна в квартире. Уходя, Типпс крикнул ей: «Сообщи об этом лорду Питеру Уимзи!» Неустрашимая старая дама вступила в схватку с телефонной книгой. Перебудила всех на телефонной станции. Не принимает ответа «нет», поскольку не слышит его, заявляет, чтобы ее соединили, спрашивает меня, смогу ли я сделать все, что только в моих силах. Говорит, что будет чувствовать себя в безопасности в руках настоящего джентльмена. Ах, Паркер, Паркер! Я бы поцеловал ее, я бы действительно мог, как говорит Типпс, поцеловать ее. Но я напишу ей... нет, черт возьми, Паркер, мы отправляемся в гости. Бантер, захвати свою адскую машину и порошок магния. Я сказал бы, что мы образуем товарищество – объединяем оба дела и разрабатываем их совместно. Сегодня вечером мы обследуем труп, а завтра я займусь поисками вашего еврея. Я чувствую себя таким счастливым, что готов, кажется, взорваться. Бантер, мои ботинки! Да, кстати, Паркер, я полагаю, ваши ботинки на резиновых подошвах? Нет? Это не годится, вам нельзя ходить в такой обуви. Ладно, мы одолжим вам пару. Перчатки? Вот они. Моя трость, фонарик, сажа, пинцет, коробочки для пилюль – все готово?

– Конечно, милорд.

– Ах, Бантер, да не смотри ты так, я вовсе не хотел тебя обидеть. Я верю в тебя, доверяю тебе... Сколько у меня денег? Этого достаточно. Знаете, Паркер, я когда-то был знаком с одним человеком, который позволил всемирно известному отравителю проскользнуть сквозь его пальцы, потому что кассовый аппарат в метро не принимал ничего, кроме пенни. В кассу стояла очередь, и дежурный у входа не пустил его. Он предложил дежурному пятифунтовый банкнот – все, что у него было с собой, – за поездку до Бейкер-стрит, которая стоила два пенни, и, пока они ругались, преступник вскочил в поезд. И далее оказался в Константинополе, где он жил под личиной пожилого представителя Англиканской Церкви, путешествующего со своей племянницей. Ну, все готовы? Пошли!

Едва они вышли на сверкающую огнями Пикадилли, как Уимзи резко остановился с коротким восклицанием.

– Подождите-ка минутку, – пояснил он. – Мне пришла в голову одна мысль. Если Сагг сейчас там, то у нас будут неприятности» Я должен сделать ему короткое замыкание.

Он побежал обратно, а оставшиеся двое воспользовались несколькими минутами его отсутствия, чтобы поймать такси.

Инспектор Сагг и подчиненный ему цербер дежурили у дома 59 на улице Квин-Кэролайн-Мэншнс и не были расположены допускать в дом неофициальных следователей. Здесь лорд Питер столкнулся с весьма грубыми манерами и с тем, что лорд Биконсфилд охарактеризовал бы как «очень умелую бездеятельность».

Напрасно лорд Питер пытался объяснить, что его пригласила миссис Типпс от лица ее сына.

– Пригласила! – фыркнул инспектор Сагг. – Вот я ее уж точно «приглашу», если она не побережется. Не удивился бы, если окажется, что она тоже замешана в этом деле, только она так глуха, что уже вообще ни на что не годится.

– Послушайте, инспектор, – обратился к нему лорд Питер, – какой смысл в вашей упрямой несговорчивости? Вы же знаете, что в конце концов я все же попаду в дом. Черт возьми, я же не вырываю хлеб изо рта ваших детей. Никто ведь не заплатил мне за то, что я нашел для вас изумруды лорда Эттенбери.

– Моя обязанность – не пускать сюда посторонних, – угрюмо ответил инспектор Сапу – и пусть они держатся подальше.

– Я никогда не говорил вам, чтобы вы держались подальше, – беззлобно ответил лорд Питер, усаживаясь на ступеньки, чтобы обсудить это дело с комфортом, – хотя у меня нет никаких сомнений в том, что осторожный человек в принципе хорошая вещь, если, конечно, это не преувеличивать. Золотое правило, Сагг, как говорит Аристотель, не позволять себе становится собакой на сене. Вы когда-нибудь были собакой на сене, Сагг?

– Я не собираюсь сидеть здесь и болтать с вами, – не выдержал Сагг. – Вот что, Которн, сбегай и посмотри, в чем там дело, если только эта старая стерва позволит тебе войти в квартиру. Заперлась там наверху и чего-то кричит, – пояснил инспектор – Одного этого достаточно, чтобы заставить человека отказаться от преступления и заняться садоводством.

Констебль вернулся.

– Это из Ярда, сэр, – доложил он, деликатно покашливая. – Сэр говорит, чтобы лорду Уимзи были предоставлены все благоприятные возможности, сэр. Хм-м! – Он бесстрастно стоял в сторонке, глядя на свое начальство тусклым взглядом.

– Пять очков, – весело сказал лорд Питер. – Ваш шеф – близкий друг моей матери. Не ходите туда, Сагг, а? У вас и так полный дом? Не надо ворчать, я сделаю его еще немного полнее.

И он вошел в дом вместе со своими спутниками.

Тело уже унесли несколько часов назад, и когда они исследовали ванную комнату и всю квартиру как невооруженным глазом, так и с помощью фотокамеры компетентного в этом деле Бантера, то поняли, что настоящей проблемой этой семьи была миссис Типпс. Ее сына и служанку забрали в тюрьму, и сразу же оказалось, что никаких друзей в городке у них нет, не считая нескольких деловых знакомых мистера Типпса, но у миссис Типпс не было даже их адресов. Остальные квартиры в доме занимали семья из семи человек, уехавших на зиму за границу, пожилой полковник из Индии со свирепыми манерами, живший один со слугой-индусом, и еще одно уважаемое семейство на третьем этаже, которых беспорядок над их головами раздражал до крайней степени. Когда лорд Уимзи воззвал к главе семейства, тот, правда, проявил некоторую человечность, но миссис Эплдор, появившись внезапно в теплом халате, избавила его от трудностей, в которые он так неосмотрительно вляпался.

– Мне очень жаль, – заявила она, – но боюсь, что мы никоим образом не можем вмешиваться в это дело. Это очень неприятное дело, мистер... э-э... боюсь, что не расслышала ваше имя... И к тому же мы всегда считали, что лучше держаться от полиции подальше. Конечно, если Типпсы действительно ни в чем не виновны, а я надеюсь, что эта так, то это для них большое несчастье, но я должна отметить, что все обстоятельства этого дела кажутся мне весьма подозрительными – и для Теофилуса тоже, – и мне совсем не нравится, чтобы потом говорили, что мы помогали убийцам. Еще подумают, что мы соучастники. Вы, конечно, молоды, мистер... э-э...

– Это лорд Питер Уимзи, моя дорогая, – мягко пояснил Теофилус.

Она оставалась невозмутимой.

– Ах да, – сказала она, – полагаю, что вы дальний родственник моего покойного кузена, епископа Карисбрукского. Бедняга! Его всегда водили за нос всякие самозванцы. Он так и умер, не научившись разбираться в людях. Мне кажется, вы похожи на него, лорд Питер.

– Сомневаюсь в этом, – ответил лорд Питер. – Насколько мне известно, он очень дальний мой родственник, хотя, как говорят, мудр тот ребенок, который знает своего собственного отца. Поздравляю вас, дорогая леди, с вашим сходством с другой стороной семейства. Надеюсь, вы простите мне это вторжение к вам посреди ночи, хотя, как вы говорите, мы все одна семья, и я буду очень обязан вам за то, что вы позволили мне полюбоваться этой просто очаровательной вещью, которая на вас надета. Нет, не беспокойтесь, мистер Эплдор. Думаю, что самое лучшее, что я могу сейчас предпринять, – это отвезти эту старую леди к моей матери и убрать ее с вашей дороги. Иначе вы в один прекрасный день обнаружите, что ваши христианские чувства овладеют всем, что в вас есть хорошего, – ведь ничто так не нарушает домашний комфорт, как христианские чувства. Спокойной ночи, сэр, спокойной ночи, дорогая леди, просто потрясающе, что вы позволили мне войти к вам в квартиру.

– Прекрасно! сказала миссис Эплдор, когда за ним закрылась дверь.

 
Благодарю любовь и доброту,
Что улыбались мне, когда родился я, —
 

сказал лорд Питер, – и научили меня быть бесстыдно наглым, когда мне это надо. Ну и стерва!

В два часа ночи лорд Питер Уимзи на автомобиле одного своего друга прибыл в «Дауэр-Хаус» в Денвере в компании со старой глухой леди и древним чемоданом.

– Очень мило, что ты заехал ко мне, дорогой, – безмятежно сказала вдовствующая герцогиня. Это была маленькая полная женщина с белоснежными волосами и изысканно красивыми руками. Лицом она настолько же не походила на своего младшего сына, насколько была похожа на него характером. Ее темные глаза весело и задиристо поблескивали, а манеры и движения отличались быстротой и решительностью. Она сидела, набросив на плечи очаровательную шаль, и смотрела, как лорд Питер ел холодное мясо я сыр, словно его приезд в таких нелепых обстоятельствах и с такой компанией был самым заурядным событием, каковым оно, с его точки зрения, и являлось.

– Ты уложила в постель старую леди? – спросил лорд Питер.

– Да, конечно, дорогой. Такая удивительная личность, не правда ли? И очень смелая. Она говорит, что никогда еще не садилась в автомобиль. Но она думает, что ты очень милый молодой человек, дорогой, так заботишься о ней. Ты похож на ее сына. Бедный маленький мистер Типпс! Почему это твой друг инспектор решил, что Типпс мог кого-то убить?

– Мой друг инспектор решил доказать, что назойливый гость, которого нашли в ванне мистера Типпса, – это сэр Рубен Ливи, который прошлой ночью таинственно исчез из своего дома. Вот линия его рассуждений: куда-то делся средних лет джентльмен из дома на Парк-Лейн, причем без какой-либо одежды. С другой стороны, мы нашли джентльмена средних лет без одежды в Бэтгерси. Следовательно, это один и тот же человек, что и следовало доказать, и поэтому малыш Типпс сейчас в тюрьме.

– Ты что-то недоговариваешь, дорогой, – мягко заметила герцогиня. – Почему надо было арестовывать мистера Типпса, даже если эти двое – одно лицо?

– Сагг должен был кого-то арестовать, – пояснил лорд Питер, – есть кое-какие незначительные улики, которые как будто поддерживают версию Сагга. Только я точно знаю, на основании того, что видел собственными глазами, что эта версия неверна. Прошлой ночью, приблизительно в четверть десятого, одна молодая женщина прохаживалась по Бэттерси-парк-роуд по причинам, известным только ей, когда она увидела некоего джентльмена в шубе и цилиндре, с раскрытым зонтиком, который медленно шел по улице, всматриваясь в названия поперечных улиц. Он выглядел несколько неуместно в это время и в этом районе, поэтому, не будучи женщиной застенчивой, видите ли, она подошла к нему и сказала: «Добрый вечер». А таинственный незнакомец отвечает ей: «Пожалуйста, вы не скажете мне, ведет ли эта улица к Принс-Уэльс-роуд?» Она кивнула и спросила его в шутливой манере, что он здесь делает и все такое. Однако она не была очень уж откровенна в отношении этой части разговора, поскольку раскрывала свое сердце инспектору Саггу, видите ли, а благодарная наша страна платит ему за то, чтобы у него были чистые и очень возвышенные идеалы, так? Во всяком случае, этот ночной джентльмен сказал ей, что не может пойти с ней в данный момент, поскольку у него назначена деловая встреча. «Мне надо пойти к одному человеку и поговорить с ним, дорогая» – так, по ее словам, он сказал и дальше пошел по Александр-авеню в направлении к Принс-Уэльс-роуд. Она стояла и смотрела ему вслед, удивленная и встревоженная, когда к ней присоединился ее дружок, который сказал: «Нечего тебе терять на него свое время – это Ливи. Я знал его, когда жил в Вест-Энде, и девушки называли его Неприступным». Имя ее дружка не разглашается ввиду его возможного соучастия в этой истории, но девушка клянется, что было сказано именно это. Она больше и не вспоминала об этой встрече, пока молочник не принес весть о всяких волнениях на Квин-Кэрблайн-Мэншнс. Тогда она пришла в полицию, хоть она, как правило, полиции не любит, и спросила дежурного, не было ли у мертвого джентльмена бороды и очков. Ей сказали, что у него были очки, но никакой бороды, и тогда она неосторожно сказала: «Ну, значит, это был не он». И тогда дежурный спросил: «А кто этот он?» – и схватил ее за ворот. Такова ее история. Конечно, Сагг был в восторге и на основании этих ее показаний посадил Типпса в тюрьму.

– О Господи, – сказала герцогиня. – Я надеюсь, у этой бедной девушки не будет неприятностей?

– Не стал бы на это надеяться, – ответил лорд Питер. – Именно Типпс, кажется, получит по шее. Кроме того, он сделал одну безумную вещь. Я вытянул это из Сагга, хотя он очень неохотно давал любую информацию. Похоже, что Типпс запутался, когда рассказывал о поезде, в котором он приехал из Манчестера. Сначала он сказал, что приехал домой в десять тридцать. Затем они прижали Глэдис Хоррокс, которая выдала, что он вернулся только после одиннадцати сорока пяти. Затем Типпс, когда его попросили объяснить это расхождение, начал заикаться и путаться и заявил, что опоздал на поезд. Затем Сагг навел справки на вокзале Святого Панкраса и обнаружил, что Типпс оставил сумку в камере хранения в десять часов. Когда Типпса попросили объяснить это, он, еще больше запутавшись, сказал, что шел несколько часов пешком – встретил друга. На вопрос, кого именно, ответить не смог и окончательно растерялся. В общем, неизвестно, на что он потратил столько времени, почему не вернулся за своей сумкой, в котором часу возвратился домой, каким образом получил синяк на лбу. Фактически он ничего не может рассказать о себе. Снова допросили Глэдис Хоррокс. На этот раз она заявила, что Типпс пришел в десять тридцать. Затем призналась, что не слышала, как он вошел, и не смогла объяснить, почему она вначале сказала прямо противоположное. Разрыдалась. Противоречит себе. У всех растут подозрения. Обоих сажают в тюрьму.

– Судя по тому, что ты рассказал, дорогой, – начала герцогиня, – вся эта история кажется очень запутанной и не совсем респектабельной. Бедный маленький мистер Типпс был бы ужасно расстроен всем, что кажется неприличным.

– Интересно, что он сделал, – задумчиво произнес лорд Питер. – Я действительно не думаю, что он совершил это убийство. Кроме того, я полагаю, что тот парень был уже мертв день или два, хотя не следовало бы особенно полагаться на свидетельство врача. Да, занятная задачка.

– Очень любопытная, дорогой. Но так печально думать о бедном сэре Рубене. Я должна написать несколько строк леди Ливи – ты знаешь, я была с ней хорошо знакома еще в Хэмпшире, когда она, была девочкой. Ее тогда авали Кристина Форд, и я так хорошо помню, какой был скандал, когда она решила выйти замуж за еврея. Конечно, это было до того, как он разбогател на нефти в Америке. Ее семья хотела, чтобы она вышла замуж за Джулиана Фрика, который потом так достойно держался и был связан с семьей, но она влюбилась в этого еврея и сбежала с ним. Он был тогда очень красивый, знаешь ли, дорогой, на какой-то иностранный манер, но у него не было никаких средств, а кроме того, Фордам не нравилась его религия. Конечно, в эти дни все мы стали немножко евреями и они не так бы уж и возражали, если бы он хотя бы для вида старался казаться чем-то другим, не евреем, как, например, этот мистер Саймонс, которого мы встретили у миссис Порчестер. Он всегда всем объясняет, что получил свой нос в Италии в эпоху Возрождения, и уверяет, что каким-то образом происходит от Прекрасной Лауры, – так по-дурацки, знаешь ли, дорогой, словно кто-нибудь верит этому. И я уверена, что некоторые евреи очень хорошие люди, но лично я предпочла бы, чтобы они во что-нибудь верили, хотя это, конечно, очень неудобно – этот их обычай не работать по субботам и делать обрезание бедным малюткам, да еще с этой их зависимостью от полнолуния, и это их чудное мясо с каким-то странным названием, и невозможность есть бекон на завтрак. И все же это произошло, и, конечно, для девушки было гораздо лучше выйти за него замуж, если она действительно любила его, хотя я думаю, что молодой Фрик питал к ней нежные чувства и они до сих пор большие друзья. Не то чтобы они когда-либо обручались, было только молчаливое понимание со стороны ее отца, но он так и не женился, знаете, и живет совсем один в этом огромном доме рядом с госпиталем, хотя сейчас он очень богат и известен, и я знаю, что очень многие пытались заполучить его, – например, леди Мэйнуэринг хотела заполучить его для своей старшей дочки, хотя я помню, что в то время говорила, что бесполезно ожидать, чтобы хирург увлекся фигурой, со всех сторон обитой ватой, – у них ведь так много возможностей судить об этом, знаешь ли, дорогой.

– Кажется, у леди Ливи особый дар заставлять людей испытывать к ней нежные чувства, – заметил лорд Питер. – Посмотри на этого неприступного Ливи.

– Совершенно верно, дорогой. Она была просто чудо, и говорят, что ее дочь как две капли воды на нее похожа. Я почти потеряла их из виду, когда Кристина вышла замуж, к тому же твой отец всегда недолюбливал бизнесменов, но я знаю, все считают, что они были образцовой парой. Уже вошло в поговорку, что сэра Рубена так же любили дома, как ненавидели за границей. Я не имею в виду другие страны, ты это знаешь, дорогой, это просто иносказательный способ пояснить суть дела – как в другой пословице «За границей – святой, а дома – сущий дьявол», только наоборот.

– Да, – сказал лорд Питер, – но все же парочку врагов он успел приобрести.

– Даже десятки, дорогой. Сити – такое ужасное место, верно? Они там все измаильтяне, хотя я думаю, что сэру Рубену понравилось бы, если бы его так назвали. Кажется, это означает «не совсем еврей»? Я всегда путала всех этих ветхозаветных персонажей.

Лорд Питер улыбнулся и зевнул.

– Думаю, мне следует вздремнуть часок-другой, – сказал он. – Я должен вернуться в город к восьми утра. Паркер обещал прийти к завтраку.

Герцогиня посмотрела на часы, которые показывали без пяти минут три.

– Я пришлю тебе завтрак в полседьмого, дорогой, – сказала она. – Надеюсь, тебе все понравится. Я сказала им, чтобы положили тебе в постель грелку с горячей водой, – эти льняные простыни такие холодные. Ты можешь вынуть ее, если без нее тебе больше нравится.