Текст книги "Друзья в верхах"

Автор книги: Донна Леон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

– Кажется, они хотят снести наш этаж и демонтировать квартиру, – ответил Брунетти.

3

– Демонтировать? – повторила Паола, еще не решив, удивляться ей или смеяться. – О чем ты говоришь, Гвидо?

– Он только что сообщил мне, что в архиве Кадастрового отдела на эту квартиру нет никаких документов. Они начали создавать централизованную систему всей своей документации и не могут найти хоть какие-то свидетельства того, что на строительство нашей квартиры когда-либо предоставлялись разрешительные документы.

– Это абсурд, – отозвалась Паола.

Она протянула ему газеты, подняла полиэтиленовые пакеты и направилась через коридор в кухню. Поставив пакеты на стол, начала вынимать оттуда свертки. Брунетти все говорил, а она продолжала выгружать помидоры, лук и цуккини особого сорта – размером не длиннее ее пальца.

Когда Брунетти увидел малюсенькие кабачки, он будто вмиг позабыл о Росси.

– Что ты собираешься с ними делать? – живо поинтересовался он.

– Ризотто, наверно. Ты же любишь рис, – ответила она и наклонилась к полке холодильника. – Помнишь, какое вкусное ризотто приготовила для нас Роберта на прошлой неделе – с имбирем?

– Хм, – отозвался Брунетти, обрадованный возможностью перейти к гораздо более приятной теме. – Много народу на рынке Риальто?

– Когда я туда приехала, было немного, – ответила она, – но когда собралась домой, было уже не протолкнуться. Большинство посетителей – туристы, приезжающие, насколько я понимаю, чтобы сфотографироваться. Через несколько лет мы должны будем отправляться туда на рассвете, иначе просто не попадешь к прилавкам.

– Какого черта они туда стремятся? Разве в их странах нет рынков? Разве у них не продаются продукты?

– Бог знает, что у них там есть, чего нет, – ответила Паола с легким раздражением. – Что он еще сказал, этот синьор Росси?

Брунетти прислонился к кухонной стойке:

– Он сказал, что в некоторых случаях дело ограничивается штрафом.

– Ну, это ничего, – сказала она, поворачиваясь к нему, поскольку все продукты были убраны. – Джиджи Гуэррьеро пришлось заплатить штраф за то, что он сделал дополнительную ванную. Его сосед видел, как сантехник нес в дом унитаз, и сообщил в полицию.

– Это было десять лет назад.

– Двенадцать, – поправила Паола. Она посмотрела на поджатые губы Брунетти и добавила: – Ничего страшного. И это все?

– Он сказал, что в некоторых случаях, если никогда не подавалась заявка на выдачу разрешительных документов, но работы тем не менее проводились, они вынуждены сносить незаконные постройки.

– Он так шутит? – улыбнулась она.

– Ты видела синьора Росси, Паола. Ты считаешь, он похож на человека, способного шутить по поводу своих профессиональных обязанностей?

– Подозреваю, что синьор Росси принадлежит к людям, у которых вообще отсутствует чувство юмора, – заметила она.

Она медленно прошла в гостиную, собрала журналы, разбросанные по дивану и креслам, потом направилась на террасу. Брунетти последовал за ней. Стоя рядом с ним и глядя на город, раскинувшийся перед ними, она показала рукой на крыши, террасы, сады и сказала:

– Хотела бы я знать, сколько из них существует на законных основаниях. И еще мне интересно, все ли хозяева получили в свое время разрешительные документы.

Они оба прожили в Венеции большую часть своей жизни, поэтому им было известно бесчисленное количество историй о взятках инспекторам, проверяющим состояние зданий, или о стенах из гипсокартона, которые разбирали, как только исчезали инспектора.

– Таких, как мы, половина города, Паола, – сказал он. – Но попались именно мы.

– Нас не в чем упрекнуть, – отозвалась она, оборачиваясь к нему. – Мы не сделали ничего плохого. Это жилье мы приобрели у Баттистини, который должен был получить это пресловутое разрешение на строительство.

– Перед покупкой нам следовало удостовериться, что оно у него есть, – досадовал Брунетти, – но мы этого не сделали. Все, что требовалось, – это взглянуть на бумаги, а мы прошляпили.

– А я совсем не об этом вспоминаю, – сказала Паола, направляясь обратно в гостиную и присаживаясь.

– Зато я помню, – отозвался Брунетти. Прежде чем Паола смогла возразить, он продолжил: – Неважно, какие воспоминания у нас с этим связаны или насколько беспечны мы были, когда покупали квартиру. Единственное, что действительно имеет значение, – у нас сейчас серьезные проблемы.

– А если обратиться к Баттистини? – предложила она.

– Он умер около десяти лет назад, – ответил Брунетти.

– А я и не знала.

– Его племянник, который работает на Мурано, сказал мне об этом. Рак.

– Мне очень жаль, – расстроилась Паола. – Он был хорошим человеком.

– Да. И он, конечно же, не заламывал цену.

– Мне кажется, он проникся симпатией к молодоженам. – При этих воспоминаниях ее лицо озарила улыбка. – Особенно к молодоженам с ребенком «на подходе».

– Ты считаешь, это повлияло на цену? – спросил Брунетти.

– Я всегда так считала, – сказала Паола. – Он был человек не по-венециански честный и способный на благородные поступки. – И тут же добавила: – Не может быть, чтобы по его вине снесли нашу квартиру!

– А тебе не кажется, что происходящее смеху подобно? – спросил Брунетти.

– Ты работаешь на благо этого города двадцать лет, так ведь? И уж ты-то должен знать, что тот факт, что какие-то вещи выглядят смешными, никого никогда не останавливал.

Поморщившись, Брунетти вынужден был согласиться. Он вспомнил знакомого продавца, который сказал ему, что, если покупатель прикоснулся к фруктам или овощам на витрине, продавец подвергается штрафу в полмиллиона лир. Смешно? Абсурдно? Но это так.

Паола уселась в кресле поудобнее и с наслаждением вытянула ноги.

– И что же мне делать, звонить отцу? – спросила она.

Брунетти знал, что этот вопрос прозвучит, и обрадовался, что он был задан так скоро. Граф Орацио Фальер, один из самых богатых людей в городе, мог легко разрешить дурацкую ситуацию с помощью единственного телефонного звонка или вскользь брошенной за ужином фразы.

– Нет. Думаю, мне следует заняться этим самому, – сказал он, делая акцент на последнем слове.

Ни ему, ни Паоле даже и в голову не пришло, что можно было бы пойти официальным путем: выяснить названия соответствующих учреждений, имена чиновников и затем обратиться в нужные инстанции. Они не имели ни малейшего представления о бюрократической процедуре, посредством которой могли бы уладить этот вопрос. Веками венецианцы попросту игнорировали подобные формальности, прекрасно понимая, что единственный способ решить проблему – это использовать наработанные или случайные, возникающие на протяжении всей жизни связи – conoscienze, как называют их в Венеции: знакомства, дружбу, контакты и должников. Такой метод решения проблем заложен в национальной традиции, помноженной на вековое взяточничество, византийскую предрасположенность к тайнам и свойственную венецианцам ленивую апатию.

Не обращая внимания на его реплику, Паола продолжала:

– Я уверена, он мог бы все уладить.

Брунетти моментально отреагировал:

– А как же идеалы шестьдесят восьмого года? Они сейчас нужны тебе, как прошлогодний снег?

Насторожившись, Паола резко спросила:

– Что ты имеешь в виду?

Он посмотрел на нее: голова решительно откинута назад, на лице читается выражение готовности к любым испытаниям и провокациям – и понял, какой грозной она может быть в студенческой аудитории.

– Я имею в виду, что мы должны верить в политику левых, социальную справедливость и равенство всех перед законом.

– И что же?

– А наша первая мысль – пролезть без очереди.

– Не стоит говорить о «нас», Гвидо, – нахмурилась Паола. – Эта мысль пришла в голову только мне. – Она помолчала секунду. – А ты, как я вижу, сохранил свои идеалы в неприкосновенности.

– Ты думаешь? – спросил он с некоторой долей сарказма, но без всякого раздражения.

– Я думаю, что мы были глупцами, когда на протяжении десятилетий тешили себя надеждами на лучшее общество и носились со своей идиотской верой в то, что эта отвратительная политическая система и столь же отвратительные политиканы что-нибудь изменят в этой стране и сделают ее раем на земле. – Она, не отрываясь, пристально смотрела на него. – Знаешь, я больше ни во что это не верю. Нет у меня ни веры, ни надежды.

Отвечая, он заглянул ей в глаза и разглядел в них глубокую усталость. И все же не смог скрыть негодования – в таких случаях ему это никогда не удавалось.

– Иными словами, в трудных ситуациях ты обращаешься к своему отцу с его миллионами, связями и властью, которые он всегда держит наготове, как обыкновенный человек вроде меня – в карманах деньги на мелкие расходы?

– Все, что я пытаюсь сделать, – начала она примирительным тоном, пытаясь разрядить обстановку, пока не стало поздно, – это сэкономить нам время и силы. Если мы попробуем сделать все по правилам, то окажемся в мире кафкианского «Замка»: мы превратим свою жизнь в ад, пытаясь найти нужные бумаги, и обязательно столкнемся с еще и еще одним мелким бюрократом вроде синьора Росси, который скажет нам, что все не так и это не те документы, и нам придется ходить по бесконечным коридорам, пока мы оба совсем не спятим.

Ей показалось, что Брунетти постепенно приходит к мысли, что она права, и Паола с особой убедительностью договорила:

– И поэтому если я имею возможность попросить своего отца помочь нам, то почему бы не сделать это? Ведь у меня нет терпения и сил решить этот вопрос каким-то другим способом!

– А если я скажу тебе, что предпочитаю сделать это сам, без его помощи? – все же не согласился с ней Брунетти. – Это наша квартира, Паола, а не его.

– Ты хочешь сказать, что собираешься пойти по официальному пути или… – Тут ее голос стал просто бархатным: —…сделать это с помощью своих близких друзей и собственных связей?

Брунетти улыбнулся – верный признак того, что мир восстановлен:

– Именно это я и хочу сказать.

– Ну, – сказала она, улыбаясь в ответ, – это меняет дело. – К кому обратишься? – спросила она, выходя из комнаты и думая о своем отце.

– К Ралло из Комиссии по изящным искусствам.

– К тому, чей сын продает наркотики?

– Продавал, – поправил Брунетти.

– Он тебе чем-то обязан?

– Да, я оказал ему услугу.

Брунетти не захотел вдаваться в детали.

Паола довольствовалась этим и лишь спросила:

– Но при чем здесь Комиссия по изящным искусствам? Разве наш этаж не был построен после войны?

– Именно так и сказал нам Баттистини. Но нижние этажи считаются памятником архитектуры, и это, возможно, добавит нам трудностей.

– Да уж, – согласилась Паола. – А еще к кому ты можешь обратиться?

– Кузен Вьянелло – архитектор, работает в Коммунальном отделе, если не ошибаюсь, там, где выдают разрешения на строительство. Поручу Вьянелло, чтобы он попросил братца поразмыслить, чем он может помочь.

Какое-то время они сидели и вспоминали имена тех, кому они в прошлом оказывали помощь, сейчас это могло пригодиться. Был уже почти полдень, когда они составили список потенциальных помощников и пришли к согласию по поводу степени их полезности. После чего Брунетти спросил:

– А у тебя готов moeche?

Тут по привычке, выработанной за десятилетия брака, она обратилась к невидимому слушателю, который всегда разделял ее негодование, когда она бывала возмущена супругом:

– Нет, вы это слышали? Нам грозит потеря дома, а единственное, о чем он думает, это вареные крабы с мягким панцирем.

Обиженный Брунетти возразил:

– И вовсе не единственное!

– А о чем еще?

– О ризотто.

Детям, которые пришли домой обедать, они рассказали о происшедшем только после того, как семья отдала должное последнему крабу. Сначала дети отнеслись к ситуации легкомысленно, а потом, поверив в ее серьезность, тут же принялись строить планы переезда в новый дом.

– У нас будет дом с садом, и я смогу завести собаку? – спросила Кьяра. Когда она увидела лица своих родителей, она снизила планку притязаний: – Или котенка?

Раффи не проявил интереса к животным и вместо этого предпочел вторую ванную.

– Если бы она была, ты бы, наверно, заперся там и не вышел, пока не вырастут твои дурацкие усы, – сказала Кьяра. Это было первое семейно-публичное признание легкого пушка, который последние несколько недель становился все более заметным под носом у ее старшего брата.

Чувствуя, что без миротворческой миссии голубых касок ООН никак не обойтись, Паола вмешалась:

– Думаю, нужно заканчивать прения сторон. Это не шутки, и мне не нравится, что вы говорите об этом так, как будто самое плохое уже случилось.

Дети взглянули на нее, а затем, как пара совят, сидящих высоко на ветке и наблюдающих, который из двух находящихся поблизости хищников набросится первым, повернули головы, чтобы посмотреть на отца.

– Вы слышали, что говорит ваша мать? – обратился к ним Брунетти, тем самым подтвердив, что все сказанное очень серьезно.

– Мы помоем посуду, – предложила Кьяра в знак примирения – она прекрасно помнила, что сегодня ее очередь.

Раффи отодвинул стул и поднялся. Он собрал тарелки и понес стопку в раковину. И что удивительно – открыл воду и закатал рукава свитера.

С видом суеверных крестьян, которые узрели нечто сверхъестественное, Паола и Гвидо замерли на мгновение, а затем переместились в гостиную вместе с прихваченной Брунетти бутылкой граппы и двумя маленькими стаканчиками.

Он налил прозрачную жидкость и протянул стакан Паоле.

– Что ты сегодня собираешься делать? – поинтересовалась она после первого расслабляющего глотка.

– Я возвращаюсь в Персию, – ответил Брунетти. Сбросив туфли, он удобно расположился на диване.

– Мне кажется, это уж слишком бурная реакция на новости, которые принес синьор Росси. – Она сделала еще один глоток. – Это та бутылка, которую мы привезли от Беллуно, да?

Беллуно, друг Брунетти, с которым он работал больше десяти лет, ушел из полиции, получив ранение в перестрелке, и возвратился в родные места, где занялся делами на ферме своего отца. Каждую осень он разливал примерно пятьдесят бутылок граппы, что было категорически запрещено властями, и раздавал их родственникам и друзьям.

Брунетти сделал очередной глоток и кивнул.

– Значит, в Персию? – наконец спросила она.

Он поставил стакан на маленький столик и взял книгу, которую отложил, когда пришел синьор Росси.

– Ксенофонт, – объяснил он, открывая ее на заложенной странице и возвращаясь к греческому войску.

– Грекам ведь удалось спастись и вернуться домой? – спросила она.

– До этого мне еще далеко, – ответил Брунетти.

Паола сказала с насмешкой:

– Гвидо, с тех пор как мы поженились, ты читал Ксенофонта уже по крайней мере дважды. Если ты не знаешь, вернулись они или нет, то ты либо крайне невнимателен, либо у тебя налицо первые симптомы болезни Альцгеймера.

– Я притворяюсь, что не знаю, – так я растягиваю удовольствие, – признался он, нацепил очки и начал читать.

Паола долго смотрела на него, потом налила себе еще стаканчик граппы и направилась в свой кабинет, оставив мужа наедине с персами.

4

Как часто бывает в таких случаях, дальше возникла пауза: никто из Кадастрового отдела не выходил на связь, ничего не было слышно от синьора Росси. Может быть, поэтому, чтобы не сглазить, Брунетти не делал попыток поговорить с друзьями, которые могли бы помочь прояснить юридический статус его квартиры. Весна уже подходила к концу, погода была теплой, и Брунетти все больше времени стал проводить на своей террасе. Впервые они там пообедали пятнадцатого апреля, хотя тогда было еще довольно холодно. Дни становились все длиннее, но до сих пор с квартирой Брунетти ничего не прояснилось. Он вел себя, как те фермеры, живущие у подножия вулкана: после того как земля перестала содрогаться, они возвращаются на свои поля, надеясь, что боги, устроившие извержение, забудут о них.

Как только потеплело, город начали наводнять приливные волны туристов. Толпы цыган следовали за ними по пятам. Цыган всегда подозревали в бесчисленных квартирных кражах, но теперь их стали обвинять еще и в карманных кражах, и в мелких уличных преступлениях. Поскольку эти преступления доставляли беспокойство туристам – основному источнику дохода города, – а не только его жителям, Брунетти было поручено выяснить, можно ли что-нибудь поделать с воришками. Преступники были слишком юны, чтобы предъявить им обвинение. Их задерживали и доставляли в квестуру, <sup>[2]2
  Встречающиеся здесь и далее термины «квестура», «квесторе» и «вице-квесторе» применительно к российским реалиям означают: «главное полицейское управление», «начальник полиции» и «заместитель начальника полиции».


[Закрыть]</sup> если они оказывались несовершеннолетними, их строго предупреждали и отпускали. На следующий день некоторые уже снова были тут как тут, другие возвращались в течение недели. Поскольку Брунетти считал единственно возможным способом пресечения подобных преступлений изменение закона в отношении несовершеннолетних преступников или высылку их из страны, ему не так-то просто было написать требуемый отчет.

Когда зазвонил телефон, он сидел за рабочим столом, раздумывая над тем, как наилучшим образом избежать констатации очевидных фактов.

– Брунетти, – назвался он, снимая трубку, и перевернул третью страницу списка имен мелких воришек, арестованных за последние два месяца.

– Комиссар? – спросил мужской голос.

– Да.

– Это Франко Росси.

В Венеции это имя весьма распространено – наподобие Джона Смита в Англии, поэтому Брунетти понадобилось какое-то время, чтобы перебрать в памяти все места, где он мог познакомиться с Франко Росси, и наконец-то вспомнил. А, тот чиновник из Кадастрового отдела.

– О, рад слышать вас, синьор Росси. – Ложь давалась ему нелегко. По-настоящему он радовался бы, если бы синьор Росси куда-нибудь провалился вместе с Кадастровым отделом и своими документами. – Есть какие-нибудь новости?

– По поводу чего?

– По поводу квартиры, – ответил Брунетти, задаваясь при этом вопросом, каких еще новостей он мог бы ожидать от синьора Росси.

– Нет, пока нет, – сказал Росси. – Отчет передан на рассмотрение руководству, оно примет решение.

– А вы не в курсе, когда примерно это произойдет? – неуверенно спросил Брунетти.

– Нет. Извините. Трудно сказать, когда они займутся этим. – Росси казался оживленным и беспечным.

Брунетти задумался над тем, как понимать эти слова. В конце концов, комиссару и раньше приходилось иметь дело с городскими чиновниками – и в качестве гражданского лица, и в качестве полицейского.

– Вам нужны какие-нибудь дополнительные сведения? – осведомился он, стараясь говорить предельно вежливо, поскольку понимал, что в будущем ему, возможно, придется воспользоваться услугами синьора Росси. Нельзя портить с чиновником отношения, даже если эти услуги окажутся небезвозмездными.

– Я хотел поговорить о другом, – ответил Росси. – В разговоре с одним человеком я упомянул ваше имя, и мне сказали, где вы работаете.

– И чем я могу вам помочь?

– У нас здесь, в офисе, не все обстоит благополучно, – произнес он, затем сделал паузу и поправился: – Вообще-то не здесь, потому что я нахожусь не в офисе. Надеюсь, вы понимаете.

– Где вы, синьор Росси?

– На улице. Я звоню со своего мобильного. Не хотел звонить вам из отдела. – Тут стало плохо слышно, и, когда голос Росси вновь стал отчетливым, он уже заканчивал предложение: —…именно об этом я и хотел поговорить с вами.

Если все так серьезно, синьору Росси явно не стоило пользоваться мобильным телефоном – средством коммуникации, открытым как для общественности, так и для прессы.

– То, что вы должны мне сказать, настолько важно, синьор Росси?

– Да, думаю, это очень важно, – ответил Росси, понизив голос.

– В таком случае, мне кажется, вам лучше найти телефон-автомат, – предложил Брунетти.

– Что? – с тревогой спросил Росси.

– Позвоните мне из телефона-автомата, синьор. Я на месте и буду ждать вашего звонка.

– Вы считаете, этот звонок небезопасен? – спросил Росси, и Брунетти почувствовал в голосе собеседника ту же напряженность, которая удивила его, когда Росси отказался выйти на террасу квартиры Брунетти.

– Это слишком сильно сказано, – ответил Брунетти, стараясь казаться спокойным и уверенным. – Однако благоразумнее позвонить из автомата, причем по моему прямому номеру. – Он продиктовал номер, а затем еще раз повторил его, посчитав, что молодой человек мог не успеть записать.

– Мне надо поменять деньги или купить телефонную карту. – Брунетти показалось, что Росси закончил разговор, но после короткой паузы голос в трубке произнес: – Я перезвоню.

– Хорошо. Я буду на месте, – уверил Брунетти, но, еще до того как он успел закончить фразу, в трубке забились короткие гудки.

Что именно синьор Росси обнаружил в архиве Кадастрового отдела? Ему удалось узнать о вознаграждении, полученном за то, чтобы какой-нибудь подробный план исчез из папки и на его место положили другой, кому-то выгодный? О взятках, переданных строительному инспектору? От мысли о том, что государственный служащий был в шоке от этого, более того, позвонил в полицию, Брунетти хотелось вслух расхохотаться. Что-то неладно с этим Кадастровым отделом, если туда берут на службу людей настолько наивных, как Франко Росси!

Следующие несколько минут в ожидании звонка Брунетти пытался догадаться, какую выгоду он может извлечь, если поможет синьору Росси разобраться с его трудностями. Чувствуя себя виноватым – хотя и не слишком, – Брунетти осознавал, что его истинным намерением было использовать синьора Росси и что он найдет способ помочь молодому человеку и уделит особое внимание его проблемам, зная, что это зачтется. Так что любая услуга, которую он попросит взамен у Росси, будет его вкладом в дело о квартире, а не одолжением отца Паолы.

Он ждал десять минут, двадцать – телефон молчал. А когда через полчаса он наконец-то зазвонил, в трубке комиссар услышал голос синьорины Элеттры, секретарши своего начальника, которая поинтересовалась, не принести ли ему снимки и список драгоценностей, которые были обнаружены на материке, в автоприцепе у одного из цыганят, арестованных две недели назад. Мать уверяла, что это ее драгоценности, что они передаются в семье из поколения в поколение. Учитывая ценность этих ювелирных изделий, заявление цыганки казалось неправдоподобным. Брунетти было известно, что одно из этих ювелирных украшений уже опознала какая-то немецкая журналистка – оно было украдено из ее квартиры больше месяца назад.

Он взглянул на часы и с удивлением увидел, что уже шестой час.

– Нет, синьорина, не беспокойтесь. Это может подождать до завтра.

– Хорошо, комиссар, – отозвалась она. – Вы можете забрать их, когда зайдете. – Она замолчала, и он услышал шелест бумаг на другом конце линии. – Тогда, если не будет других поручений, я пойду домой.

– А как же вице-квесторе Патта? – спросил Брунетти, недоумевая, как это она осмеливается уходить на час раньше.

– Он уехал еще до обеда, – ответила она. Ее голос звучал на редкость ровно – из него были старательно изгнаны все эмоции. – Сказал, что будет обедать с самим синьором квесторе. По-моему, после этого они собирались поехать в офис синьора квесторе.

Брунетти задумался: о чем же таком его начальник беседует со своим начальником? Общение Патты с начальством никогда не сулило ничего хорошего его сотрудникам: как правило, результатом попыток вице-квесторе подчеркнуть свою исполнительность были новые планы и директивы, которые внедрялись с большим энтузиазмом, а в конечном итоге отменялись, когда оказывалось, что они совершенно бесполезны или попросту невыполнимы.

Брунетти пожелал синьорине Элеттре приятного вечера и положил трубку. В течение следующих двух часов он продолжал ждать телефонного звонка Росси. Лишь в восьмом часу он покинул кабинет и спустился вниз, в комнату дежурного офицера.

Дежурил Пучетти. Он сидел за столом, перед ним лежала открытая книга. Подперев кулаками подбородок, он читал.

– Пучетти? – окликнул офицера Брунетти.

Юноша поднял взгляд и, увидев Брунетти, тут же вскочил. Брунетти даже обрадовался, что впервые, с тех пор как тот пришел работать в квестуру, Пучетти удалось противостоять порыву отдать честь.

– Я ухожу домой, Пучетти. Если мне позвонят, пожалуйста, сообщите звонящему номер моего домашнего телефона и попросите, чтобы он перезвонил, хорошо?

– Конечно, комиссар! – ответил молодой офицер и на сей раз все-таки отдал честь.

– Что вы читаете? – поинтересовался Брунетти.

– Да я не читаю, я учусь. Это учебник грамматики.

– Грамматики?

– Да, синьор. Русской.

Брунетти заглянул в книгу и с видом знатока пробежался взглядом по буквам кириллицы:

– Если не секрет, почему вы изучаете русский язык?

– Не секрет, – сказал Пучетти с легкой улыбкой. – Моя подруга – русская, и я хотел бы говорить с ней на ее родном языке.

– Я и не знал, Пучетти, что у вас есть подруга, – произнес Брунетти, пытаясь отогнать мысль о тысячах русских проституток, заполонивших Западную Европу, но все же решил проверить: – А что она делает здесь, в Италии? Работает?

– Она преподает русский и математику в школе, где учится ребенок моего брата. Там я с ней и познакомился.

– А сколько времени вы ее знаете?

– Шесть месяцев.

– Это уже серьезно. – Брунетти поразило блаженное выражение на лице молодого офицера.

– Думаю, так и есть, синьор. Ее семья приезжает сюда этим летом, и она хочет познакомить их со мной. – Пучетти провел рукой по волосам. – Она сказала мне, что им не нравится ее идея связать свою жизнь с полицейским. И отец, и мать у нее хирурги – вы понимаете. Я не говорю ни на немецком, ни на английском. Поэтому я подумал, если я смогу общаться с ними, хоть чуть-чуть, на русском языке, то постараюсь убедить их, что я не просто пустоголовый бессловесный коп.

– Весьма мудрый ход. Ладно, оставляю вас наедине с вашей грамматикой, – сказал Брунетти.

Он повернулся, чтобы уйти, и за его спиной Пучетти произнес:

– Дас виданья.

Не зная русского, Брунетти не мог ответить на том же языке, поэтому пожелал доброй ночи и вышел из здания. Женщина, преподающая математику, Пучетти, изучающий русский язык, чтобы выглядеть достойно и понравиться ее родителям – по пути домой Брунетти размышлял об этом, задаваясь вопросом, не был ли он сам по большому счету всего лишь бессловесным копом.

По пятницам Паоле не нужно было идти в университет, и обычно она проводила этот день, готовя что-нибудь особенное. Все семейство ждало трапезы с нетерпением, и этим вечером они тоже не были разочарованы. Паола купила баранью ногу в мясной лавке, которая располагалась за овощным рынком, и приготовила ее с крошечными картофелинками, сдобренными розмарином, обжаренными в оливковом масле кабачками-цуккини и маленькой морковкой с таким сладким соусом, что Брунетти, наверное, смог бы есть это блюдо на десерт, если бы не груши, запеченные в белом вине.

После ужина он улегся на свое обычное место на диване, мало чем отличаясь от выброшенного на берег кита, и позволил себе всего лишь малюсенький стаканчик арманьяка – не более одного глотка.

Паола присоединилась к нему, после того как разобралась с детьми и их домашними заданиями, устроив им настоящую головомойку, чего они, собственно, и ожидали, села рядом и, не отличаясь свойственной мужу щепетильностью, налила себе довольно большую порцию арманьяка.

– Боже, как хорошо, – произнесла она после первого глотка.

Пребывая в блаженном состоянии полудремы, Брунетти вдруг вспомнил:

– А знаешь, кто мне сегодня звонил?

– Кто?

– Франко Росси из Кадастрового отдела.

Она закрыла глаза и откинулась на спинку кресла:

– Боже, а я-то думала, что все уже закончилось и быльем поросло. – Чуть погодя она спросила: – Что он сказал?

– Он звонил не по поводу квартиры.

– А зачем еще он мог тебе звонить? – удивилась Паола. Он еще и рта не успел открыть, как она задала очередной вопрос: – Он звонил тебе на работу?

– Да. Это-то и странно. Когда он был здесь, он не знал, что я работаю в полиции. Он поинтересовался, чем я занимаюсь, и я ответил, что связан с юриспруденцией.

– Ты всегда так отвечаешь?

– Да.

Он не стал объяснять почему, а она не стала спрашивать.

– Как он узнал правду?

– Кто-то из его знакомых сказал ему.

– Чего он хотел?

– Не знаю. Он звонил с мобильного, и у меня создалось впечатление, что он собирается сообщить мне нечто важное и ему явно не хочется разглашать эти сведения, поэтому я предложил ему перезвонить из телефона-автомата.

– И что же?

– Он не позвонил.

– Возможно, он изменил свои намерения.

Если объевшийся бараниной и лежащий на спине человек способен пожимать плечами, то Брунетти пожал.

– Раз уж это так важно, он перезвонит, – утешила его Паола.

– Я тоже так думаю, – отозвался Брунетти. Ему хотелось выпить еще немного арманьяка, и он совсем было собрался наполнить стаканчик, однако почему-то на полчаса провалился в сон. После пробуждения все мысли о Франко Росси куда-то улетучились, а желание выпить арманьяка осталось. Исполнив его, он пошел спать.