Текст книги "Мир океана. Море живет"

Автор книги: Донат Наумов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Часть следов принадлежит донным рыбам, другие оставлены зарывающимися в грунт организмами, но имеется и множество отпечатков ног и тел различных подвижных животных, которые не плавают и не зарываются, а ходят по морскому дну.

Среди этих морских бродяг первое место принадлежит камчатским крабам. Строго говоря, камчатский краб вовсе не краб, а крабоид. Он ведет свое происхождение от раков-отшельников. У камчатского краба асимметричное брюшко, правая клешня больше левой, развиты только четыре пары ног.

Всю свою долгую жизнь камчатский краб проводит в странствиях, совершая пешком по морскому дну значительные переходы. Животные держатся большими стаями – отдельно самки, отдельно самцы. Самцы камчатского краба настоящие гиганты среди ракообразных – масса их достигает 7 килограммов, а размах лап у наиболее крупных экземпляров – полутора метров. Самки же значительно меньше.

Живут камчатские крабы в северной части Тихого океана, в Беринговом, Охотском и Японском морях. Зиму они проводят на глубине 100–200 метров. Стада постоянно кочуют. Каждый отдельный краб движется со скоростью до двух километров в час, но так как он перемещается не по прямой, а делает множество зигзагов, все стадо за сутки проходит лишь 9–12 километров. Полчища крабов бродят в сумраке среди зарослей губок и гидроидов, по илистым равнинам, по развалам камней и повсюду ищут себе пропитание. Поедают они все, что сумеют найти и захватить. Главную часть корма краба составляют различные моллюски, ракообразные, черви и морские ежи. Камчатский краб очень привередлив к качеству пищи, он поедает только тех животных, которых сам умертвил, и никогда не трогает падали. Пойманную добычу разрывает мощными клешнями, которыми легко дробит и толстые раковины моллюсков, и панцири морских ежей. После прохождения стаи крабов на дне моря мало что остается съедобного.

Весной камчатские крабы устремляются поближе к берегам, на более мелкие места. Здесь на глубине 5–30 метров стада самок и самцов встречаются. Брачный ритуал камчатских крабов довольно своеобразен. Каждый самец избирает себе подругу, которую крепко удерживает за передние конечности своими мощными клешнями. В положении «рукопожатия» парочки пребывают от трех дней до недели, и оба партнера в это время ничего не едят. Самец, как галантный кавалер, помогает крабихе скинуть старый панцирь. Сразу после ее линьки он приклеивает к основанию третьей пары ног самки сперматофор – лентовидную массу, содержащую сперму. На этом брачные церемонии заканчиваются. Самец выпускает крабиху из своих клешней и отправляется искать укромное место для линьки, а самка начинает откладывать икру.

Как и у многих других крабов и крабоидов, самка носит икру на своих брюшных ножках до выхода личинок. У камчатского краба период вынашивания длится почти целый год: только перед самой линькой самки выклевывают из икринок планктонные личинки. Самец после линьки забирается в расщелины скал, под большие камни и здесь пережидает, пока панцирь не затвердеет.

Все лето стада камчатских крабов кормятся на отмелях, а с наступлением холодов снова уходят на глубины. Тем временем кончается планктонный период жизни личинок, и они оседают на дно, забираясь в заросли водорослей и гидроидов. У маленьких крабиков ширина панциря всего 2 миллиметра; целых три года проводят они среди зарослей и только после этого осмеливаются выйти на песчаные отмели. Здесь из молодых крабов образуются особые стаи, которые держатся отдельно от взрослых животных.

Растут камчатские крабы очень медленно, к семилетнему возрасту ширина панциря едва достигает 7 сантиметров. Самки первый раз откладывают икру в возрасте 8 лет, самцы же становятся половозрелыми только в десятилетнем возрасте. Живут камчатские крабы 18–20 лет.

В отличие от камчатского краба крупные морские раки – омары – предпочитают оседлый образ жизни. Они обитают в умеренных морях среди развалов камней и в поисках пищи бродят вокруг своего логова в пределах нескольких десятков метров.

Внешне омар чрезвычайно похож на речного рака, с которым он находится в ближайшем родстве. Однако размерами значительно превосходит своего пресноводного собрата. Средняя промысловая величина обитающего в Атлантике у берегов Европы обыкновенного омара 40–50 сантиметров, при массе 4,5–6 килограммов, но попадаются старые самцы длиной до 65 сантиметров. У берегов Северной Америки водятся еще более крупные американские омары. Рекордсмены-тяжеловесы этого вида тянут почти пуд при длине тела в три четверти метра.

Как камчатские крабы, так и омары служат объектом промысла; но пока не были достаточно хорошо известны их биология и темпы роста, размеры лова определялись только техническими возможностями, что и привело к уменьшению запасов этих ценных ракообразных.

Как ни велики камчатский краб или американский омар, их превосходит по размерам длинноногий японский краб, который шествует по дну, как на ходулях, на своих тонких ногах, каждая длиной до полутора метров. В поисках пищи он вышагивает по илистому дну не один километр в сутки. Еще никто не видел длинноногого краба в его родной стихии, но, наверное, он представляет собой эффектное зрелище, когда вдруг появляется над зарослями губок и морских перьев, медленно переставляя огромные суставчатые ноги.

Среди передвигающихся по дну беспозвоночных животных не последнее место принадлежит кольчатым червям, одна из групп которых так и называется бродячими кольчецами. Змеевидно извиваясь всем телом и перебирая по дну пучками щетинок, они постоянно снуют в зарослях водорослей и гидроидов. Впрочем, некоторые из них на червей совершенно непохожи. Такова морская мышь – существо овальной формы, покрытое множеством тонких, переливающихся всеми цветами радуги щетинок. Благодаря укороченному мохнатому телу этот червь и получил свое название. По величине морская мышь скорее может сравниться с крысой, так как достигает 15 сантиметров в длину при ширине 6 сантиметров. Эти хищники поедают моллюсков, маленьких рачков, других кольчатых червей и гидроидов, которых они хватают двумя парами челюстей.

Как это ни странно, но по дну ходят также и некоторые рыбы. У морского петуха, или триглы, три первых луча грудных плавников не соединены плавательной перепонкой и видоизменены в длинные пальцевидные придатки. Перебирая этими лучами, морской петух ходит по дну в поисках пищи. Пальцевидные лучи служат рыбе одновременно органами вкуса. Запуская их в грунт, морской петух нащупывает там зарывшихся моллюсков, рачков, червей и другую живность, определяет пригодность их в пищу и только тогда выкапывает и поедает.

Пожиратели ила

Когда планктонные организмы погибают, их полуразложившиеся тела падают на дно. Известковые и кремниевые скелетики планктеров вместе с минеральными частицами из речного стока образуют ил, который кишит бактериями, довершающими разложение органических веществ. Здесь обитают мельчайшие одноклеточные животные, питающиеся бактериальной флорой, здесь же, зарывшись в толщу ила, поселяются и более крупные морские животные – черви, моллюски, рачки, иглокожие и другие. Они питаются теми органическими остатками, бактериями и простейшими, которые содержатся в илистом грунте. Питательных веществ тут совсем немного, и, чтобы насытиться, все эти закапывающиеся организмы пропускают через свой кишечник огромное количество ила. Как правило, они без всякого выбора заглатывают все подряд, но некоторые способны отсортировывать пищевые частицы от несъедобных. Деятельность этих пожирателей ила приводит к полной утилизации органических веществ, падающих на дно из верхних слоев воды.

Расселение всех этих животных происходит лишь с помощью планктонных личинок. После того как пожиратели ила осядут на дно и зароются в грунт, они навсегда остаются на одном месте либо перемещаются на очень небольшие расстояния. Многих зарывающихся в грунт червей, моллюсков, морских ежей находят и съедают бродящие по дну хищники.

Все обитатели донных морских сообществ, будь то прикрепленные, бродячие или зарывающиеся, служат кормовой базой для разнообразных придонных рыб. Подводное продолжение материков и островов до глубины 200–500 метров, так называемый шельф, представляет собой великолепное угодье, где откармливаются косяки трески, морского окуня, камбал, палтусов и множества других промысловых рыб. На шельфе ведется наиболее интенсивный рыбный промысел.

Глава 3. Жители бездны

Среди вечного мрака и холода

Теперь все знают, что Мировой океан населен от поверхности до самых больших глубин. Даже на дне глубочайшей Марианской впадины, превышающей 11 километров, имеется жизнь. Но еще совсем недавно считалось, что предельные глубины океана необитаемы. Оснований для этого имелось немало. Как известно, при погружении на каждые 10 метров давление увеличивается на 1 атмосферу. Значит, на глубине в 10 километров оно равно одной тысяче атмосфер. Какой же организм способен выдержать такое давление? Он должен быть расплющен в лепешку! Кроме того, в эту бездну не проникают даже самые слабые лучи света – там царит вечный мрак и вечный холод. Чем глубже опускать термометр в морскую воду, тем более низкую температуру он будет показывать. Легко рассчитать, что на дне глубочайших желобов температура близка к нулю, а может быть, она даже ниже нуля. Из-за отсутствия света в океанской пучине невозможен фотосинтез, а от атмосферного кислорода она отделена многокилометровым слоем воды, значит, там нечем дышать. Нет там также никакой пищи, значит, нет и жизни.

Проверить эти пессимистические предположения было не так-то просто. Технически несовершенные орудия лова позволяли добывать образцы лишь с относительно небольших глубин. Океан надежно хранил свою тайну.

Тем, кто незнаком с глубоководными исследованиями, задача кажется легко выполнимой. Для этого нужно только удлинить трос, на котором спускают необходимые приборы. Чтобы понять, насколько трудно добыть животных с большой глубины, нужно самому принять участие в морской экспедиции, снаряженной специально для этой цели. Почему экспедиция должна быть специальной? Разве нельзя провести эту работу попутно с другими исследованиями моря?

Оказывается, нельзя. Во-первых, необходимо иметь хорошо оборудованное большое судно. Во-вторых, нужны умелые и знающие моряки и ученые, способные справиться с этой трудной задачей. Наконец, следует помнить, что все глубоководные работы очень продолжительны, и времени ни на что другое уже не остается. Кроме всего прочего, организация такой экспедиции сопряжена с большими материальными затратами. Даже теперь во всем мире имеется считанное число судов, с которых можно вести работу на самых больших глубинах океана, а перед второй мировой войной их не было вообще.

В наш век завоевания космоса всем известны основные принципы ведения космических исследований, но, наверное, далеко не каждый представляет себе, как выглядит на практике изучение жизни в абиссали (на глубине 3,5–6 тысяч метров) и в ультраабиссали (свыше 6 тысяч метров).

Когда научно-исследовательское судно подойдет к намеченному району работ, первыми должны показать свое искусство капитан и штурманы. Глубоководный желоб обычно представляет собой узкую подводную долину шириной всего в несколько километров, а самая его нижняя часть имеет вид скорее щели. Нужно очень точно вывести судно в точку над этой невидимой глубиной. Сделав несколько галсов и прощупав дно с помощью эхолота, штурманы производят сложные расчеты, в которых учитываются сила, скорость и направление течений на разных глубинах, сила ветра и скорость сноса судна, время, необходимое для проведения работ, длина вытравляемого троса и многое другое. После этого судно уходит от своей цели и ложится в дрейф.

Капитан Немо недаром выбрал для своего «Наутилуса» девиз «Подвижный в подвижном». В море нет ничего застывшего, оно все время в движении. Ветер гонит исследовательское судно в одну сторону, поверхностное течение сносит его в другую. Глубоководное течение, идущее совсем в ином направлении, отклоняет опущенные в море приборы куда-то вбок. Все это нужно предвидеть и рассчитать так, чтобы через несколько часов, когда будет вытравлено положенное количество километров стального троса, орудие лова коснулось дна не где попало, а как раз на дне узкого желоба, на 10-километровой глубине.

Итак, судно легло в дрейф. Теперь наступает очередь палубной команды. Боцман уже стоит у пульта управления главной глубоководной лебедкой, матросы заняли свои места у огромного барабана, возле блоков, через которые проходит смазанный густым маслом толстый стальной трос. Биологи подтащили свой трал, над оснасткой которого они трудились целую неделю.

Имеется несколько модификаций биологического трала, но в общем это орудие представляет собой металлический каркас с привязанным к нему мешком из мелкоячеистой сети (дели). Тяжелые салазки трала скользят по дну, а его подборы захватывают с поверхности грунта находящихся там животных, а также камни и другие подводные предметы. Все это вместе с изрядной порцией ила или песка попадает в мешок.

Последняя проверка креплений – и шестиметровая железная рама повисает на стреле. Вниз свешивается огромный мешок из прочной дели, защищенный брезентовыми фартуками. Теперь в течение нескольких часов трал будет идти ко дну, а трос змейкой убегать за борт. Палубная команда в одних трусиках, если работа ведется в тропиках, или в штормовках, надетых поверх ватников, если стоит мороз, не может уйти ни на минуту. Постоянно нужно следить, чтобы трос ложился на барабан ровными витками, чтобы его нигде не заело в блоках, чтобы не было на нем обрывов стальных нитей. Тяжелее всего тем двоим, что работают в жаре и духоте глубоко внутри корабля, там, где находятся огромные вьюшки с десятками километров троса.

После того как трос вытравлен и трал по расчетам лег на дно, лебедку останавливают. Опытный тралмейстер по едва заметному дрожанию и подергиванию троса определяет, плывет ли трал или волочится по дну, время от времени задевая за камни. В течение часа-полутора судно медленно дрейфует, увлекая за собой трал. Подъем длится еще несколько часов. Когда счетчик на пульте управления лебедкой указывает, что трал «на подходе», наступает завершающий этап работы. Побывавшее в «морской преисподней» глубоководное орудие лова поднимают на палубу и все содержимое мешка переносят на тончайшие сита, где нежных обитателей бездны отмывают от ила и песка под струями воды.

Это в случае успеха. Но ведь далеко не каждый раз трал приносит желанную добычу. То об скалу порвется мешок, и на борт придут жалкие обрывки новенькой дели. То трал «не сядет» на дно и вернется хотя и целым, но совершенно пустым, то мешок при спуске захлестнется и закроет траловый зев, да мало ли что может случиться.

Чтобы установить плотность поселения донных морских животных, используют дночерпатель. Этот прибор похож на закрывающийся ковш экскаватора. Его опускают вертикально вниз. Коснувшись дна, створки дночерпателя автоматически захлопываются и захватывают грунт с площади 0,25 квадратного метра вместе с сидящими на дне и в грунте животными.

Для получения дночерпательной пробы тоже приходится часами стоять у небольшой бортовой лебедки и ловить момент посадки прибора на дно. Когда счетчик троса приближается к нужной глубине, внимание удваивается. Едва дночерпатель коснется дна, уменьшается нагрузка на электромотор, и тон гудения лебедки чуть заметно меняется. Нужно обладать тонким, тренированным слухом, чтобы на открытой палубе на фоне шума волн и свиста ветра определить по звуку момент касания. Особенно это трудно сделать при высокой волне, когда трос то натягивается, то ослабевает, лебедка гудит неравномерно, а палуба ходит под ногами. Начать подъем преждевременно – значит поднять дночерпатель пустым. Если же для страховки вытравить побольше троса, получится еще хуже. Упругие витки свободно лягут на дно большими петлями, а при подъеме затянутся в подобие узелков – колышки. В этих местах стальные нити троса ломаются, и прибор навсегда остается на морском дне.

Не меньше времени и труда требуется, чтобы собрать глубоководный планктон, сделать фотоснимок, измерить придонную температуру, поднять на борт барометр с пробой воды для определения ее солености, содержания кислорода и т. д.

Каковы же реальные условия существования на глубине 6–11 тысяч метров?

Давление. Оно равно расчетному. Сколько десятков метров, столько и атмосфер. Но само по себе высокое давление почти не воздействует на абиссальных животных. Они его вообще не ощущают, как мы не ощущаем атмосферного давления на поверхности земли. Вот когда человек поднимается на высокую гору, изменение давления начинает сказываться и выражается в форме горной болезни: учащается пульс, слышен шум в ушах, начинаются головокружение, тошнота, слабость и т. д. Горцы же чувствуют себя в этих условиях превосходно. Таким образом, дело касается не столько абсолютной величины давления, сколько диапазона изменения этой величины. Поскольку абиссальные животные постоянно живут при давлении 600–1100 атмосфер, оно не оказывает на них вредного воздействия. Было бы ошибочно утверждать, что гидростатическое давление вообще не влияет на жизнедеятельность глубоководных животных. Оно, несомненно, изменяет скорость некоторых биохимических процессов в организме и воздействует на его энергобаланс, но и только. Никакого «расплющивания» под напором многокилометрового слоя воды, конечно, не происходит.

Температура в абиссали удивительно постоянна и равна 1–2,5 градуса выше нуля. По-видимому, она никогда и не была иной. Соленость тоже колеблется в ничтожно малых пределах и почти не отклоняется от средней нормальной солености остальных вод Мирового океана. Вода в абиссали, вплоть до самой глубокой отметки (11 022 метра), содержит растворенный кислород в количестве не меньше, а даже несколько выше, чем на глубине 1000 метров. Наличие кислорода на больших глубинах объясняется постоянным перемешиванием слоев воды. Она не стоит как в пруду; там имеются течения, иногда достигающие скорости 0,3–0,4 километра в час.

Все органические вещества поступают в абиссаль только из верхних слоев воды и в результате сноса. Вот что говорит по этому поводу один из крупнейших знатоков жизни на предельных глубинах океана – профессор Георгий Беляев.

«Можно сказать, что глубоководные желоба представляют собой как бы гигантские отстойники, в которых накапливаются частицы, как оседающие из поверхностных слоев воды, так и переносимые из прилегающих к желобам участков океанического дна. Все, что тем или иным способом попадает в глубины желобов, уже не может быть вынесено за их пределы».

Таким образом, абиссаль постоянно пополняется органическими остатками – телами погибших планктонных и нектонных организмов, обрывками водорослей, затонувшими частями наземных растений, которые выносятся в море реками.

Итак, обитатели бездны имеют все необходимое для жизни: правда, там царит постоянный холод и мрак, но к этому они приспособились за длительный период жизни в абиссали.

Кто они?

Кто же эти жители мрачного Аида, из которого нет выхода? Сколько их? Как они выглядят?

Абиссаль населена множеством животных самых различных групп. Проводя анализ донной глубоководной фауны, профессор Г. Беляев подсчитал, что она насчитывает около 120 видов простейших одноклеточных животных, 26 видов губок, 17 видов кишечнополостных, свыше 50 видов червей, 117 видов ракообразных, 60 видов моллюсков, столько же иглокожих, 25 видов погонофор, а также несколько видов рыб.

Многие обитатели абиссали отличаются микроскопически малыми размерами. После промывки улова на ситах, отмучивания ила и отбора крупных животных весь остаток приходится долго и тщательно просматривать под бинокулярной лупой, перебирая крупицы грунта препаровочными иглами. Среди песчинок и обломков раковин попадаются крошечные рачки и моллюски, не говоря уже о простейших. Однако наряду с ними морское дно предельных глубин заселено и относительно крупными животными.

На камешках, поднятых с глубины 6–10 километров, часто можно обнаружить маленькие приросшие коричневые «фунтики». Внутри такой конической трубочки помещается тело полипа. Время от времени от него отделяется медузка и всплывает в толщу воды. Хотя высота полипа вместе с ножкой едва достигает 10–15 миллиметров, отделившаяся от него медуза вырастает до вполне солидных размеров. Дисковидная атолла имеет зонтик диаметром 15–20 сантиметров, а коническая перифилла бывает величиной с небольшое ведерко. Обе медузы окрашены в великолепный шоколадно-коричневый цвет. У глубоководных животных этот цвет связан со способностью к свечению. Во мраке морской преисподней атолла и перифилла выполняет роль больших живых фонарей.

Таким образом, уже при первом знакомстве с условиями жизни в абиссали выясняется, что там не абсолютно темно. По-видимому, свет, излучаемый медузами, привлекает к ним мелких планктонных рачков, которые тут же захватываются длинными щупальцами и препровождаются в рот. Вообще способность излучать свет характерна для многих абиссальных животных, в первую очередь хищных, но светятся также и вполне безобидные рачки и черви. Весьма вероятно, что в этих случаях излучение света не имеет биологической целесообразности, а является побочным результатом некоторых биохимических процессов, происходящих в организме, в частности, процессов окисления.

Отсюда становится понятным наличие у многих абиссальных животных хорошо развитых органов зрения. Глаза имеются у рыб и у различных ракообразных. Кроме зрячих обитателей абиссали, существует немало и совершенно слепых или же с недоразвитыми, плохо видящими глазами. Такие животные, как голотурии, морские ежи, погонофоры, губки, вообще лишены органов зрения независимо от того, живут ли они в темноте или на свету. Некоторые глубоководные рачки утратили способность видеть в связи с жизнью в толще грунта, где нет никаких живых фонарей. Но ведь и обитатели мелководных грунтов тоже лишены глаз! Следовательно, не только высокое давление, но и отсутствие солнечного света в абиссали сами по себе не вызывали серьезных изменений в строении глубоководных животных.

Не нужно воображать, что благодаря наличию светящихся животных абиссаль и ультраабиссаль выглядят как празднично иллюминированный город. Животных на глубине Мирового океана крайне мало, и там действительно темно. Многим обитателям бездны приходится добывать пищу, пользуясь осязанием. Глубоководные креветки ощупывают пространство вокруг себя длиннейшими усиками, превосходящими во много раз тело животного. Некоторые рыбы для той же цели используют видоизмененные бичевидные лучи плавников. Движения животных при таком способе охоты неторопливы. Они очень напоминают играющих в жмурки детей, которые медленно ходят и инстинктивно широко расставляют руки, чтобы не натолкнуться на мебель и легче обнаружить партнера.

Животные больших глубин, добытые экспедицией на «Витязе»: 1 – двустворчатый моллюск спинула, 2 – двустворчатый моллюск куспидария, 3 – червь эхиурида, добытый с глубины 7450 метров, 4 – актиния галатеактемум (10 170 метров), 5 – голотурия, добытая с глубины 8 километров.

На дне предельных глубин океана поселяются различные неподвижные животные. Губка хиалонема, имеющая вид бокала, сидит на конце длинного стебля из закрученных жгутом полупрозрачных, как бы стеклянных, кремниевых иголок. Нижний конец жгута внедрен в илистый грунт. В ил погружены и основания глубоководных морских перьев. На большой глубине питательные вещества весьма ограничены, поэтому живущие там морские перья имеют небольшое число полипов. Колония одного из видов абиссальных морских перьев состоит всего из двух полипов на общей ножке. У этих сиамских близнецов всегда имеется сожитель – небольшая актиния, которая поселяется на стволе колонии между полипами. Другой типично абиссальный представитель актиний, в отличие от своих более мелководных сородичей, снабжен наружным скелетом в виде коричневой хитиноидной трубочки. Такая актиния не способна передвигаться и по внешнему виду больше напоминает некоторых сидячих кольчатых червей.

Абиссальные животные, живущие в условиях вечного мрака, имеют бледную окраску.

Предельные глубины Мирового океана – настоящее царство таинственных бородоносцев-погонофор, здесь они представлены наибольшим разнообразием видов. На ножках глубоководных губок, трубках актиний и погонофор поселяются родственные баланусам глубоководные усоногие рачки скальпеллумы. Но как мало они походят на морских желудей литорали! Уплощенное чешуйчатое тело скальпеллума прикрепляется не широкой подошвой, а сидит на тонкой ножке.

Приросшие ко дну другие неподвижно сидящие абиссальные животные питаются почти исключительно тем, что падает на них сверху, то есть полуистлевшими останками планктонных организмов, живущих ближе к поверхности океана. То, что они не могут или не успевают захватить, падает на дно. Здесь эту малопитательную пищу собирают с поверхности бродящие во тьме рачки, черви, голотурии и морские звезды. Некоторые из этих организмов, роющихся в грунте, довольствуются тем немногим, что им удается извлечь, пропуская через кишечник огромное количество ила. Отдельные виды рачков питаются только растительными остатками наземного происхождения.

Глубоководные голотурии.

Все это является яркой иллюстрацией идеи о тесной связи между всеми живыми существами, населяющими нашу планету.

Наконец, среди абиссальных животных имеются и хищники. Главное место среди них принадлежит различным рыбам. Самые глубоководные имеют маловыразительную внешность. Их покровы лишены окраски, и сквозь полупрозрачную кожу просвечивают дряблые мышцы. Все глубоководные рыбы не отличаются крупными размерами. Пойманный в Курило-Камчатском желобе на глубине 7579 метров розовый карепроктус считается очень крупным – его длина около 24 сантиметров. Формой тела он несколько напоминает налима. Похож на него и другой представитель глубоководных рыб – пергаментно-желтый бассегигас, добытый с глубины 7160 метров в Яванском желобе. Рыбы эти не родственны между собой, и внешнее их сходство объясняется исключительно обитанием в одинаковых условиях.

Наиболее необычной формой тела и целым комплексом биологических особенностей отличаются рыбы, обитающие на глубине 2–4 километра. Некоторые из этих маленьких страшилищ имеют огромную зубастую пасть, способную захватить и проглотить крупную добычу. Встреча хищной глубоководной рыбы со своей жертвой происходит очень редко, и размеры добычи не являются препятствием для агрессора. Таков хаулиод – небольшая черная рыбка с длинным чувствительным усиком на нижней губе и со страшными длинными зубами.

Многие глубоководные рыбы обладают светящимися органами, которые служат для привлечения добычи. Удильщики имеют огромную голову и относительно маленькое тело. Светящийся орган помещается на кончике небольшого выроста над верхней губой. Приплывающих на свет рыбок и креветок удильщик хватает длинными зубами, усеивающими обе его челюсти. Несмотря на наличие светящейся приманки, удильщику редко удается насытиться, так как жизнь на больших глубинах не отличается обилием. По этой же причине затруднена и встреча между особями разного пола. Для обеспечения продолжения рода у удильщиков выработались совершенно уникальные отношения между полами. Самцы значительно мельче самок, которые массивнее своих кавалеров в 5 тысяч раз. Выйдя из икринки и достигнув возраста зрелости, самец начинает поиски самки, руководствуясь при этом обонянием и зрением. Найдя самку своего вида, он вцепляется в ее тело зубами. Вскоре губы и язык самца срастаются с телом самки. Кровеносная система обеих рыб сливается воедино, и самец утрачивает способность к самостоятельному питанию. У него исчезают органы пищеварения, глаза, и вскоре он становится настоящим паразитом, за какого его первое время и принимали. Одна самка может носить на себе до трех самцов, и ее икра всегда будет оплодотворена.

Откуда они?

В самую возможность существования жизни в глубинах океана долгое время никто из ученых не верил. Известный английский естествоиспытатель и исследователь моря Эдвард Форбс в 1841 году на основании своих исследований в Средиземном море пришел к выводу, что нижняя граница жизни в океане проходит на глубине около 540 метров. В эти расчеты свято верили, пока в том же Средиземном море не понадобилось извлечь для ремонта телеграфный кабель. Несколько лет кабель пролежал на глубине свыше двух километров, и его облепили двустворчатые моллюски и кораллы. Окончательное поражение теории Э. Форбса нанесла английская экспедиция 1872–1876 годов, состоявшаяся на исследовательском судне «Челленджер», во время которой с глубин от 700 до 4500 метров было добыто 6600 видов различных животных. Таким образом, нижняя граница жизни в океане отодвинулась на значительную глубину, но до 1949 года вопрос о возможности жизни ниже 7 тысяч метров все еще оставался открытым.

С 1949 года изучение предельных глубин океана началось с борта советского научно-исследовательского судна «Витязь». Вдохновителем и организатором работ был академик Лев Зенкевич. Почти одновременно датский зоолог Антон Бруун предпринял глубоководные исследования со специально оборудованной для этой цели «Галатеи». В короткий срок усилиями двух научных коллективов были обследованы главнейшие глубоководные впадины океана и всюду обнаружена жизнь.

Пока зоологи в своих лабораториях изучали добытых из ультраабиссали животных, швейцарец Огюст Пикар конструировал свой батискаф. 23 января 1960 года сын O. Пикара Жак и американец Дэн Уолш спустились в батискафе «Триест» на дно Марианской впадины и увидели на глубине 10 525 метров какое-то живое существо. Известный датский зоолог, участник экспедиции на «Галатее» Торбен Волф полагает, что это была большая голотурия.

Итак, спор о возможности жизни в ультраабиссали был решен. Человек получил возможность детально исследовать добытых со дна океана обитателей бездны и своими глазами видел живых существ на 11-километровой глубине. Но встает новый вопрос: как они туда попали?

Как только были добыты первые глубоководные животные, возникло предположение об их исключительной древности. Казалось вполне естественным, что на огромных океанских глубинах, где не так остро ощущается конкуренция, могут сохраниться представители древних примитивных групп. Как в гигантском холодильнике, они пребывают там многие миллионы лет, пока на поверхности океана и на суше протекают бурные эволюционные процессы. Однако предположение о древности абиссальной фауны не нашло серьезного подтверждения. Почти все глубоководные животные оказались довольно близко родственными современным видам, обитающим на небольших глубинах. В абиссали удалось обнаружить только, одно «живое ископаемое» – примитивного моллюска – неопилину, существо, близкое по строению к предкам всех современных моллюсков. Представители этой группы животных до работ «Галатеи» были известны только в ископаемом состоянии.