Текст книги "Мир океана. Море живет"

Автор книги: Донат Наумов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Известно 16 видов пингвинов (не гагарок!). Самый маленький из них (он так и называется – малый пингвин) держится у берегов южной части Австралии, вблизи Тасмании, Новой Зеландии и острова Чатам.

Полный рост малого пингвина всего около 40 сантиметров. Самый большой пингвин – императорский, обитает на берегах Антарктиды. Его высота с вытянутой шеей – 110–120 сантиметров, и весит он около 45 килограммов.

Гнездовой период у императорского пингвина приходится на самое суровое время года – разгар антарктической зимы. Первые птицы появляются на льду или на берегах в марте, когда в Антарктиде наступает осень. Вскоре они собираются на льду, причем отдельные колонии насчитывают 5 и даже 10 тысяч особей. Немногим посчастливилось видеть это интереснейшее зрелище – образование колоний. Одно из лучших описаний принадлежит участнику зимовки поселка Мирный Сергею Рыбакову. «Наступает день, когда беспорядочная толкотня птиц заканчивается. Словно по команде, они начинают выстраиваться гуськом. Из толпы постепенно вытягивается цепь медленно шагающих в полный рост пингвинов. Растянувшись на несколько километров, живая цепь движется от одного айсберга к другому. Снова собравшись в плотную массу, пингвины начинают присматриваться друг к другу. Самец узнает самку по голосу. Опустив голову, пингвины издают звуки, напоминающие по тембру автомобильный сигнал. Повторив несколько раз этот крик и не получив ответа, птицы начинают бродить по колонии и бродят, пока самцы не найдут самок. Когда такие звуки повторяют сотни птиц, над колонией стоит глухой рокот, напоминающий шум, несущийся со стадиона во время футбольного матча».

В мае самка откладывает свое единственное, но зато очень крупное (около 500 граммов) белое яйцо. Поручив заботу о нем самцу, она уходит с другими самками к морю, где плавает и кормится весь период насиживания. Насиживают только самцы. В течение двух месяцев тесной толпой они почти неподвижно стоят на одном месте и держат яйцо на лапах, прикрыв его сверху особой складкой кожи на брюхе. Все это время самец ничего не ест и только изредка глотает снег. К моменту появления птенцов (это происходит в середине зимы, в июле) с моря возвращаются самки и приносят в зобах рыбу, кальмаров и рачков. В огромной толпе насиживающих самцов каждая самка безошибочно находит свою семью и кормит только собственного птенца. Отощавшие самцы, собравшись в небольшие группы, бредут к кромке припая, иногда покрывая расстояние в 25–30 километров.

С наступлением весны птенцы уже не нуждаются в беспрерывном обогревании взрослыми птицами и сбиваются в плотные группы – «детские сады». За каждой группой присматривает одна или несколько старых птиц, оберегая малышей от хищных чаек-поморников. Родители в это время имеют возможность покормиться и принести пищу птенцу.

К концу зимы птенцы императорских пингвинов заметно подрастают.

Зимнее гнездование императорских пингвинов биологически вполне оправданно. В разгар зимы, когда сильные морозы и ураганные ветры не прекращаются по многу дней, яйца и птенцы находятся под защитой взрослых птиц, способных противостоять неблагоприятным условиям. Зато начало самостоятельной жизни более слабых и беззащитных птенцов приходится на лето, когда тепло и океан богат пищей.

Пингвины Адели успевают вывести потомство за короткое антарктическое лето. В конце октября они тысячами возвращаются с дрейфующих льдов на материк и острова и оглашают свое появление хриплыми криками. В отличие от императорских пингвины Адели строят гнезда. В качестве строительного материала используют камешки, из которых делают подобие небольшой воронки или кратера. Слой камешков необходим как дренаж, предохраняющий яйца от охлаждения талой водой, которая просачивается под гнездом, не причинив ему вреда.

Пингвины Адели.

В момент постройки гнезд еще лежит снег. Добраться до камней стоит большого труда, вследствие чего они становятся дефицитом. Между пингвинами ежеминутно вспыхивают ссоры и драки за каждый камешек, а случаи воровства их из чужих гнезд – обычное явление.

Построив гнездо, самец забирается в него, задирает вверх голову и начинает петь любовную песню. Она далеко не так прекрасна, как весенние трели наших лесных и полевых певчих птиц, но вполне достигает своей цели. Вскоре на громкие призывы «го-го-го-го» откликается самка. Обе птицы помещаются в кратере из камешков, и начинаются любовные игры. В знак взаимной симпатии они покачивают головами, вытягивают вверх шеи и приподнимаются на коротких лапах, прижавшись друг к другу грудью. Птицы принимают и другие причудливый позы. Вскоре в гнезде можно видеть 1–2 яйца, которые родители насиживают поочередно.

Осенью пингвины Адели покидают колонию и уходят в открытое море, уплывая иногда на 500–600 километров от берегов. Эти птицы прекрасно ориентируются и к весне непременно возвращаются к старым местам гнездования. Американские биологи вывезли однажды нескольких пингвинов Адели из района поселка Мирный на свою станцию Мак-Мердо в Восточную Антарктиду. Там их окольцевали и выпустили. Через год один из этих пингвинов вернулся на свою родину, проделав по дрейфующим льдам, открытой воде и замерзшему морю путь не менее 4500 километров.

Яйца перуанских, африканских и галапагосских пингвинов собирают для еды, часто ловят и самих птиц, хотя их мясо не отличается высокими вкусовыми качествами. Таким образом, некоторые виды пингвинов, подобно бескрылой гагарке и очковому баклану, тоже находятся под угрозой уничтожения. Значительно лучше положение у пингвинов, обитающих вблизи Антарктики и на самом Антарктическом континенте, который объявлен международным заповедником. Здесь эти удивительные нелетающие птицы неприкосновенны.

Для моряка появившиеся в воздухе птицы всегда служат верной приметой близости суши. Ведь, как бы далеко ни улетали в море чайки, фрегаты или фаэтоны, они обязательно возвращаются на берег. Но если в море увидишь парящего огромного альбатроса, знай, что до земли еще очень далеко. Альбатрос – типично океаническая птица. Он и кормится, и отдыхает, и даже спит в открытом море. Для полета альбатрос использует не столько силу своих мускулов, сколько струи ветра, отраженные от склонов волн. В тихую погоду эти огромные белые птицы обычно сидят на воде. Предчувствуя наступление штиля, альбатросы покидают эти места. Так же ведут себя и родственные им буревестники. Недаром моряки связывают появление тех и других с приближением штормовой погоды. Это нашло свое отражение и в самом названии птиц – буревестники.

Альбатросы – вечные странники моря; они способны совершать огромные воздушные путешествия, за короткий срок преодолевая тысячи миль. Известен случай, когда альбатрос, окольцованный на острове Кергелен в Индийском океане, вторично попал в руки людей у Южной Америки, то есть за 10 тысяч километров от места кольцевания.

Странствующий альбатрос – самый крупный представитель всего отряда трубконосых птиц, к которым относятся также буревестники и маленькие качурки. Размах крыльев странствующего альбатроса 3–3,5 метра. В открытом море в ветреную погоду эти птицы часто сопровождают корабли. Не шевеля, а лишь покачивая крыльями, альбатрос легко настигает судно, обгоняет его, описывает вокруг широкую дугу, а затем надолго «повисает» за кормой, дожидаясь, когда из камбуза выбросят что-нибудь съедобное. Заметив поживу, птица садится на воду, долго складывает длинные крылья и собирает пищу с поверхности воды. Затем снова появляется за кормой.

Поймать огромную птицу совсем несложно: достаточно насадить на большой рыболовный крючок кусок сала и бросить снасть за борт на длинном крепком шнуре. Пользуясь доверчивостью, их во множестве ловили таким способом, чтобы заполучить красивые белые перья – очередное увлечение модниц. Хотя мода на перья альбатросов прошла и теперь их почти не промышляют, эти птицы стали редкими.

Альбатрос.

Гнездовой период странствующего альбатроса длится необычайно долго – почти целый год. В период размножения птицы собираются на глухих, безлюдных островках южного полушария. Около двух недель на островке происходят свадебные церемонии. Птицы устраивают брачные танцы, громко кричат, принимают причудливые позы, трутся клювами. Потом разбиваются на пары, и самка откладывает в расщелине скалы, а то и прямо на открытом месте единственное яйцо. Высиживание длится два с половиной месяца, самец и самка постоянно сменяют друг друга. В течение 8–9 месяцев птенец не покидает гнезда, и родители все это время должны его кормить. После напряженного гнездового периода птицы целый год отдыхают и набираются сил. Понятно, что альбатросы становятся теперь все более редкими – ведь удобных мест для гнездовий становится меньше, опасностей больше, а размножаются эти птицы медленно – поздно становясь половозрелыми – и гнездятся раз в два года.

Давно ушло в область преданий обывательское мнение о том, что морских птиц нужно уничтожать, так как они якобы наносят урон рыбному хозяйству. Конечно, многие из них действительно питаются рыбой, но обычно совсем не тех видов, которые относятся к промысловым. Даже вылавливая некоторое количество промысловой рыбы, они приносят человеку больше пользы, чем вреда. Напомним о гуано, о гагачьем пухе, о возможности (в разумных пределах) собирать яйца базарных птиц, о том, что целый ряд морских птиц служит объектом промысла. Но, кроме того, каждый должен понять, что морские птицы – от маленькой крачки до огромного альбатроса – так же необходимы в океане, как кукушки, иволги и соловьи в роще. Без птиц, без их голосов, без плача чаек и гомона птичьих базаров море будет наполовину мертвым. А кому нужно мертвое море?

В последние годы много сделано для защиты морских птиц. Их теперь уже не уничтожают хищнически и бездумно ради мимолетной наживы, ради забавы или для яичницы на закуску. Но в одном отношении морским птицам из года в год становится все хуже. Попадающие в море нефтепродукты, будь то результат катастрофы, небрежности или безразличия к окружающей среде, одинаково губительны для морских птиц. Их перьевой покров смазан жирными выделениями особой копчиковой железы. Птицы постоянно следят за своими перьями, чистят и смазывают их. От этого перо становится непроницаемым для воды. Птицы не тонут на плаву и не замерзают в холодной воде. Между верхним слоем перьев и телом птицы всегда имеется необходимый термоизолирующий воздушный слой. Нефть, пролитая в море, растворяет естественный защитный жир, и тогда вода проникает под перья. Попавшие в нефтяную пленку морские птицы тысячами гибнут от холода и различных простудных болезней. На испачканных нефтью крыльях они не могут летать и погибают от голода. Теперь, чтобы не дать им погибнуть, надо не столько охранять их от посягательств браконьеров, сколько соблюдать чистоту морской воды. Последнее, впрочем, надо делать не только ради птиц.

Морские звери

Ранним утром 4 ноября 1827 года бельгийский городок Остенде был взволнован необычайным известием: море выбросило на берег тушу огромного кита. Горожане верхом и в каретах, с женами и детьми спешили к месту происшествия. Каждому не терпелось увидеть своими глазами таинственного жителя морской пучины, полумифическое существо, о величине и силе которого ходило столько слухов. Остендские моряки, не раз видевшие китов в их родной стихии, утверждали, что раненый или разъяренный кит может одним взмахом хвостового плавника утопить корабль или высоко подбросить шлюпку, полную китобоев. Каждому христианину был хорошо известен библейский миф о праведном Ионе, которого моряки выбросили за борт, чтобы успокоить бурю. Едва Иона оказался в воде, как был проглочен китом. Три дня провел библейский герой в китовом чреве, а кит тем временем переплыл море и изрыгнул Иону целым и невредимым на берег. О китах ходило множество и других преданий, мифов и сказок. Но где грань между былью и небылицей? Да и что это за существо? Кит всегда живет в море, и по виду он похож на рыбу, но китобои утверждают, что в отличие от рыб у китов горячая кровь.

Таким увидели синего кита 150 лет назад жители бельгийского городка Остенде.

Теперь всем известно, что киты и дельфины относятся к классу млекопитающих, что они рожают живых детенышей и выкармливают их молоком. Внешне сходство китов с рыбами объясняется их водным образом жизни. Но 150 лет назад многие полагали, что кит – это огромная рыба. Даже великий натуралист Карл Линней в первом издании своей «Системы природы» отнес китов к рыбам и только позднее исправил ошибку. Однако книги К. Линнея знали далеко не все, и китов кое-кто продолжал считать рыбами вплоть до конца прошлого века.

Любознательность жителей Остенде вполне понятна. Толпы горожан, проехав 12 миль вдоль берега, обступили морское чудо. Кит лежал на правом боку посреди песчаной отмели и был виден уже издалека. Причину появления кита на суше многие объясняли самоубийством, припоминали рассказы о массовом выбрасывании китов на берег.

Вскоре от морского гиганта остались одни кости.

По отчетливым продольным полосам на горле и брюхе и по серой с голубым отливом коже спины знатоки сразу распознали в погибшем животном синего кита-полосатика. Внешний вид животного прекрасно передан на гравюре, которую сделал по своим рисункам художник Кесселс. Дальнейшая судьба кита показана на другой гравюре Кесселса. Здесь от гиганта остался лишь скелет, китовый жир уже переплавлен и разлит в бочки, стоящие в отдалении, а легкомысленные горожане под звуки скрипок и флейты весело танцуют между костями нижней челюсти. Но на этой же гравюре можно видеть и ученых. Они собрались у стола, поставленного прямо на песок вблизи черепа кита. По-видимому, один из них Ж. Дюбар. Он составляет описание скелета для своей книги, которая была отпечатана в Остенде в 1828 году. Скелет кита к этому времени был увезен в Париж, затем его демонстрировали в Лондоне и ряде других европейских столиц, а потом отправили в Америку. Так кит, уже будучи мертвым, продолжал плавать по морям. Последнее его морское путешествие окончилось у берегов Крыма. В 1856 году скелет был приобретен коллежским советником Балабиным и передан в дар Зоологическому музею Российской Академии наук. В то время помещения музея не могли вместить столь огромный экспонат, и его некоторое время демонстрировали в Петербургском зоологическом саду, потом скелет долгие годы хранился в разобранном виде в фондах музея. Теперь он демонстрируется в Ленинградском зоологическом музее в окружении других китообразных.

Теперь скелет этого кита демонстрируется в Зоологическом музее в Ленинграде.

Киты и дельфины… Сколько они задавали загадок! Что это за таинственные существа, которые всю жизнь, подобно рыбам, проводят в воде, но дышат без помощи жабр? Спят ли они, а если спят, то почему не захлебываются во сне? Как научаются дышать их новорожденные детеныши? Ведь киты и дельфины никогда не покидают водную среду, и роды у них проходят под водой. Как они кормят свое потомство? Совершенно очевидно, что «малыши» китов и дельфинов не могут сосать – у них нет мягких губ, которыми захватывают сосок; их щеки не способны раздуваться и опадать, выкачивая теплую жидкую пищу из млечной железы матери.

Когда на эти и подобные им вопросы были получены убедительные и исчерпывающие ответы, наука столкнулась с новыми, еще более загадочными явлениями в жизни китов. Взять, например, кашалота. Как он в полном мраке, на километровой глубине находит, преследует и захватывает свою добычу – огромных головоногих моллюсков? Какое чувство помогает ему ориентироваться в кромешном мраке, холоде и тишине владений Посейдона? Почему киты не подвержены глубоководному опьянению – внезапному помешательству, поражающему водолазов-глубоководников? Отчего киты не страдают кессонной болезнью, ведь они ныряют на страшную глубину и быстро поднимаются к поверхности, не проходя необходимого для человека длительного периода декомпрессии?

Когда же и эти загадки были объяснены наукой, американский зоолог Джон Лилли вдруг неожиданно для всех заявил, что дельфины и киты обладают высокоразвитым интеллектом, что они по уровню своего умственного развития далеко превосходят человекообразных обезьян, что человек может общаться с ними почти как с равными. С этого момента систематики, анатомы и физиологи, которые так тщательно и, казалось, всесторонне изучили китообразных, уступили свое место психологам и экологам.

Наука о китах достигла своих вершин; специалисты, вооруженные новейшей аппаратурой и современными методиками, познавали самые сложные явления в интеллекте дельфинов. Ими действительно был сделан важный вклад в новую науку – зоопсихологию. Ушедшие на второй план зоологи-систематики продолжали наблюдать китов в море, измеряли кости их скелета в своих лабораториях: они были убеждены, что последний час систематики еще не пробил, и оказались правы. Выяснилось, что в середине XX века не все виды китообразных были известны, в 1958 году зоологи-систематики открыли и описали целых два вида – гинкозубого ремнезуба и калифорнийскую морскую свинью. Учитывая, что тасманийский клюворыл также стал известен науке сравнительно недавно – с 1937 года, – можно ожидать, что в океане найдется еще один или два вида никем не описанных китообразных.

Пока психологи находили все более и более близкое духовное родство между дельфинами и людьми, а систематики прилагали массу усилий, чтобы обнаружить и описать новые виды китообразных, не дремали и промысловики. Мировое стадо китов сокращалось из года в год, и канонада гарпунных пушек звучала как траурный артиллерийский салют по исчезающим видам морских гигантов. Тогда наступил последний этап в сложном пути развития науки о китообразных – этап конференций и совещаний об их охране. Поскольку в данном случае споры на конференциях носили не чисто академический характер, решить сложную задачу спасения китов от полного уничтожения оказалось не так-то просто. Тем не менее разум восторжествовал, и в настоящее время между всеми государствами, ведущими китобойный промысел, заключено соглашение, выполнение которого контролируется специальной международной комиссией.

Вот после этого небольшого предисловия пойдет речь о самих китах и дельфинах.

Когда говорят о китах, всегда представляется нечто очень большое, но что один из них, синий кит, – самое крупное животное, которое когда-либо обитало на нашей планете, мало кто знает. Этот современный нам морской гигант превосходит по длине тела и по массе любого из вымерших исполинов древности. Именно к этому виду относился кит, выброшенный морем на берег у Остенде. Его длина была равна 27 метрам. Встречаются экземпляры и покрупнее. Добытая в 1926 году у Южных Шетландских островов самка синего кита превышала в длину 33 метра. Масса такого кита достигает 150 тонн.

Внешне киты, в том числе и синий кит, действительно напоминают рыб (отсюда и возникло ошибочное предположение о принадлежности китов к рыбам). Обтекаемая рыбообразная форма тела, ласты, похожие на плавники, и двулопастный хвост вводили в заблуждение не одних только рыбаков и китобоев. С позиций наших современников, которые обязательно изучают в средней школе зоологию, спутать кита с рыбой совершенно невозможно, поэтому здесь нет никакой нужды доказывать истины, ставшие прописными. И без того всякому понятно, что внешнее сходство с рыбами возникло у китов в результате приспособления к водному образу жизни. Но некоторые особенности строения и физиологии китов, не вошедшие в школьный курс, заслуживают все же внимания на страницах этой книги.

Когда кит всплывает на поверхность моря, над ним поднимается видимый издали фонтан. Животное за короткий срок должно освободить свои легкие от использованного воздуха, и потому выдох кита происходит стремительно, с шумом, подобным шипению паровой машины. Иногда струя воздуха выбрасывается еще под водой, и в этом случае она увлекает за собой множество мелких водяных брызг. В приполярных областях обоих полушарий, где держится большинство китов, горячее дыхание животного образует клубы пара.

Наземные млекопитающие дышат автоматически. Когда в крови скапливается слишком много углекислоты, она воздействует на дыхательный центр головного мозга и происходит рефлекторный вдох. Как ни стараешься задержать дыхание, вдох непременно произойдет помимо воли. В этом заключается главная причина гибели купальщиков. Человек не в состоянии преодолеть силу прирожденного рефлекса и непроизвольно делает преждевременный вдох, наполняя легкие водой. У китов все обстоит совершенно иначе. Сигналом для вдоха им служит соприкосновение ноздрей (расположенных не на кончике морды, а на верхней части головы) с воздушной средой. Пока кит не поднимется к поверхности, он вообще не в состоянии вдохнуть. Вынырнувший кит производит несколько глубоких вдохов, энергично вентилируя легкие, и снова погружается. Опасность захлебнуться ему не грозит – ноздри китообразных снабжены специальными запорами, наглухо перекрывающими воде доступ в дыхательные пути.

Эмбрион млекопитающих получает кислород через пуповину от организма матери. Во время внутриутробного развития его дыхательный центр бездействует. Все знают о первом крике ребенка, знаменующем начало новой жизни. С этого момента и до последней минуты автомат, управляющий нашим дыханием, работает с изумительной четкостью. Только что родившийся китенок, пока он находится под водой, не дышит. Мать подталкивает новорожденного вверх, чтобы его ноздри почуяли воздух, и лишь тогда включается дыхательный автомат маленького кита. Благодаря этому механизму киты могут даже спать на плаву.

Малые полосатики у берегов Антарктиды.

Многие киты способны глубоко нырять, рекорд в этом отношении принадлежит кашалотам, способным погружаться на двухкилометровую глубину, где их тело подвергается колоссальному давлению. Человек с аквалангом, в водолазном костюме или при работе в кессоне получает для дыхания сжатый воздух. Чем глубже он погружается, тем выше должно быть давление воздуха. Кислород и углекислый газ вступают в химическую связь с кровью и легко переходят из воздуха в организм и обратно через легкие. Зато более инертный азот при высоком давлении накапливается в крови. На небольшой глубине он не оказывает заметного воздействия на физиологию, но по мере погружения начинает нарушать работу головного мозга, вызывая временное умопомешательство, известное под названием глубоководного опьянения. Водолаз теряет контроль над собой, его охватывает беспричинная веселость, все кажется прекрасным и удивительным. В припадке безумия он может сорвать с себя маску и погибнуть. Таких случаев известно немало. Если вовремя покинуть коварную глубину и подняться на несколько метров выше, опьянение проходит так же быстро, как наступило. Но растворенный в крови азот остается. В случае быстрого подъема к поверхности он образует в кровеносных сосудах пузырьки, подобные пузырькам в газированной воде, когда бутылка открыта и давление в ней упало. Пузырьки азота закупоривают капилляры, вызывая тяжелую, иногда неизлечимую болезнь – эмболию. В случае попадания пузырьков азота в такие жизненно важные органы, как головной мозг или коронарные сосуды сердца, может наступить смерть. Вот почему водолазу, находившемуся на значительной глубине, приходится возвращаться чрезвычайно медленно, чтобы легкие успели вывести из организма весь растворенный в крови азот.

Эти предосторожности совершенно не нужны китам. Дело в том, что кит пользуется для дыхания не сжатым воздухом, а получает его из атмосферы при нормальном давлении. Он уносит с собой на страшную глубину совсем немного азота, зато его кровь и даже мускулатура при этом до предела насыщены живительным кислородом. Кровь китов может связывать больше кислорода, чем кровь наземных животных, а в состав мышц китообразных входит вещество, близкое к гемоглобину крови. Вот почему мясо китов такое темное. Конечно, кит наполняет воздухом и свои огромные легкие, но на глубине давлением воды воздух выжимается из органов дыхания в особые воздушные полости в черепных костях, и только во время подъема, когда давление уменьшается, легочные альвеолы наполняются снова. Запас кислорода, полученного при вдохе, кит использует гораздо полнее, чем любое наземное животное. Человек усваивает при дыхании только 4 процента атмосферного кислорода. В газе, который выдыхает после ныряния кит, кислорода почти нет.

Ныряющий человек всегда плотно закрывает рот, иначе можно наглотаться воды или даже захлебнуться. Киты совершенно спокойно раскрывают под водой свою пасть и захватывают пищу: их ротовая полость и пищевод не сообщаются с дыхательными путями. Чем же они там питаются? Вот здесь придется от общих рассуждений о жизни китообразных перейти к частным случаям. Дело в том, что способы питания и пища разных видов этих животных весьма различны.

Беззубые, или усатые, киты, к которым относится и синий кит, питаются планктоном. Планктонные рачки, крылоногие моллюски и мелкие рыбки составляют их основную пищу. Таким образом, эти гиганты моря довольствуются самой мелкой живностью, лишь бы скопление ее было погуще. По краям ротовой полости усатого кита с ее верхней челюсти рядами свешиваются роговые пластинки китового уса. Когда-то китовый ус был одним из главных и наиболее ценных продуктов китобойного промысла. Из него изготавливали корсеты и кринолины, каркасы зонтиков и рукоятки хлыстов, сита, решета, кисти, щетки, даже плетеные сиденья стульев. С середины XIX века китовый ус начал постепенно вытесняться из промышленности сталью, а затем пластмассой и другими синтетическими материалами. В современном китобойном промысле ус не утилизируется.

Войдя в гущу скопления планктонных животных, кит набирает полный рот воды вместе с рачками и моллюсками. Затем пасть закрывается, а язык, действуя как поршень, выталкивает воду изо рта. Ряды китового уса служат своеобразным цедильным аппаратом, пропускающим воду, но задерживающим всю живность. Отфильтрованный корм кит проглатывает. Так как все эти планктонные животные мелких размеров, то и глотка усатого кита очень узкая. Мифический Иона через нее просто не прошел бы. Зато желудок кита огромный по объему, в нем может поместиться несколько тонн пищи, которая там, однако, долго не задерживается. Пищеварительные процессы у китообразных проходят с высокой интенсивностью, и проглоченный планктон быстро переваривается и поступает в кишечник.

Зубатые киты и дельфины активно преследуют крупную добычу. Кашалот – самый большой зубатый кит – питается преимущественно глубоководными головоногими моллюсками, хотя в его желудке находят и рыб. Прожорливость кашалотов необычайна. Так, из желудка одного самца, добытого вблизи Азорских островов и достигавшего длины 16 метров, извлекли дюжину метровых кальмаров, две полупереваренные рыбы такого же размера и трехметровую акулу.

Пропитание достается кашалоту ценой больших усилий, борьбы, а подчас и тяжелых ран. Огромные кальмары недешево продают свою жизнь. Рубцы от их страшных клювов и гигантских присосок имеются у каждого кашалота независимо от возраста и пола. Обычно считается, что кашалот непременно выходит победителем из битвы, но, как полагает советский исследователь китов Альфред Берзин, вероятно, это мнение чрезвычайно категорично, так как мы просто не знаем (и вряд ли сможем узнать) о тех случаях, когда исход борьбы может быть иным. Самые крупные экземпляры глубоководных кальмаров из рода архитевтис, извлеченные из желудка кашалота, достигали 10 и даже 12 метров в длину. Но, очевидно, в океане обитают еще более крупные головоногие моллюски, которых китобои называют кракенами. По сведениям капитанов китобойных судов, в желудках кашалотов попадаются отдельные полупереваренные щупальца кальмаров до 14 метров длиной и толщиной 75 сантиметров. Если же судить по отпечаткам огромных присосок кракенов, оставленным ими на теле кита, то эти головоногие моллюски могут даже превышать величину кашалота. В конце прошлого века англичанин Ф. Буллен стал свидетелем борьбы гигантского кальмара с кашалотом на поверхности моря. Моллюск не уступал по размерам своему противнику, голову которого спрут закрывал почти полностью. На белом теле кальмара хорошо выделялись черные глаза диаметром около ¹/₃ метра.

Кашалот не разжевывает, а глотает жертву целиком или же отрывает от нее крупные куски (например, щупальца гигантских кальмаров). Он способен проглотить попавшего в воду человека. До начала этого столетия, когда охота на китов велась с небольших гребных лодок, случаи проглатывания китобоев во время единоборства с кашалотом были не такими уж редкими.

Удивительная судьба молодого моряка, проглоченного кашалотом и оставшегося живым, стала известна многим, кто прочел в февральском номере журнала «Вокруг света» за 1959 год статью А. Ревина «Один шанс из миллиона». Сам А. Ревин не был свидетелем происшествия, а позаимствовал материал из популярного американского журнала «Естественная история» за апрель 1947 года. Рассказ оказался настолько сенсационным, что он был перепечатан многими нашими газетами, и в течение некоторого времени возможность остаться живым в чреве кита служила поводом для многочисленных споров и обсуждений. Вкратце история сводится к следующему.

В 1891 году один из вельботов китобойного судна «Звезда востока» был разбит и потоплен огромным кашалотом. Когда команда вельбота выбралась на судно, одного из моряков среди них не оказалось. Товарищи решили, что юноша матрос утонул во время катастрофы. Между тем охота на кашалота продолжалась с других лодок, и наконец кит был убит. На следующее утро приступили к его разделке. Каково же было удивление китобоев, когда, разрезав желудок добытого кашалота, они обнаружили в нем своего пропавшего товарища. Причем не полупереваренные останки, а живого человека. Правда, пострадавший находился в бессознательном состоянии, и врачу удалось только через месяц привести его в чувство, но матрос остался живым. Более того, он не оставил свою профессию. Как свидетельство страшного происшествия кожа на не защищенных одеждой частях его тела – на лице, шее и руках – стала белой как снег от действия желудочного сока кита.

Таким образом, библейское предание об Ионе получило, казалось бы, убедительное подтверждение. В самом деле, почему бы в одном случае из миллиона обстоятельствам не сложиться так, что кит проглотил человека, а тот вопреки предначертанной ему печальной судьбе остался живым? Один из миллиона?! Предпосылок для этого, по-видимому, вполне достаточно. Кашалот не разжевывает свою добычу, вот он и проглотил китобоя целиком, даже не поцарапав его зубами, сидящими на нижней челюсти. Как известно, этими зубами кашалот лишь удерживает десятиметровых кальмаров или отрывает от них щупальца толщиной в полметра и больше. А с такой мелочью, как человек, ему и возиться не нужно: один глоток – и матрос в желудке. Глотка кашалота широкая, не то что у питающихся планктоном усатых китов. В желудке достаточно просторно, тело матроса плюхнулось на гору рыбы и кальмаров, а тут товарищи как раз прикончили кита. Правда, одно обстоятельство трудно объяснить. Чем новоиспеченный Иона дышал в китовом чреве? Впрочем, когда человек находится в бессознательном состоянии, все его физиологические процессы замедлены, потребность в кислороде снижена. Вот все и объяснилось. К общему благополучию – и китобой остался жив, и прочесть об этом было очень интересно.