Текст книги "У убийц блестят глаза"

Автор книги: Дональд Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Глава 12

Во сне я убивал его три раза. Я рвал его горло, вырезал его сердце, вспарывал от паха до шеи. Наверно, во мне говорили упущенные возможности. Эту ночь нельзя было назвать спокойной. Утром я встал и первым делом привел в порядок ванную, где прошлой ночью неуклюже оказывал сам себе первую помощь, пользуясь маленькой аптечкой из машины, после того как проскользнул незамеченным в отель через заднюю дверь. Свернул запачканную одежду и убрал в чемодан, чтобы не напугать горничную, когда та явится заправлять постель. Побрился, надел легкие брюки, свободную шерстяную рубашку и пошел в столовую завтракать. Столовая – просторный зал, с низким потолком, множеством столиков – была довольно уютна и красива, но в отличие от бара не имела собственного стиля. Я заказал яйца, апельсиновый сок, тосты, кофе у подошедшей девушки в мексиканском костюме. Когда она отошла, я откинулся было на спинку стула, но тут же резко выпрямился – лучше бы я пошел завтракать в аптеку и сидел на стуле без спинки.

На столик упала тень, и знакомый голос произнес:

– Доброе утро, доктор Грегори. Рано встали.

– Значит, нас двое. Садитесь, Ван.

Он постоял немного, глядя на меня сверху вниз.

– Неплохо выглядите. Поздравляю с окончательным выздоровлением. – Он хотел хлопнуть меня по спине. Я поспешно сказал:

– Лучше не надо, если не хотите, чтобы я откусил вашу конечность по локоть.

Он отдернул уже занесенную руку, рассмеялся, пододвинул стул и сел.

– Для ученого-теоретика у вас удивительная способность выживать в экстремальных ситуациях, доктор Грегори.

– Угу. И можно спросить, где вас черти носили в это время?

– Я был не здесь. Мне доложили только в полночь.

– А ваши люди? Их всех парализовало?

– Всего один только человек. Вы думаете, я могу набрать большой штат на те крохи, что мне выдают для этой цели? И сколько молодых, хорошо обученных людей может привлечь мизерная зарплата, которую мы платим? Те, кто приходит, не натренированы, как полицейские. Возможно, вам еще повезло, что мой человек не вмешался. Принимая во внимание то смутное представление, которое он имеет об оружии. Да ему и не положено стрелять, просто требуется оказать помощь, когда нам надо кого-то арестовать. – Ван Хорн ухмыльнулся. – Впрочем, прежде чем он мог бы помочь, вы сами прекрасно справились с ситуацией.

Я осторожно прислонился к спинке стула, чтобы девушка могла поставить на стол заказ.

– Завтракали? – спросил я. – Может быть, кофе?

– Пожалуй, выпью кофе, – согласился он и, когда девушка отошла, продолжил: – Не расскажете мне, что вы здесь делаете? Разумеется, кроме того, что хотите быть убитым.

– А разве это ваше дело, Ван? Какого черта! Меня отстранили от работы, что вычеркивает меня из списка ваших подопечных.

– Нет, не вычеркивает. Вы обладаете секретной информацией, которую держите в голове. Некоторые люди готовы на многое, чтобы заполучить ее. Поехали обратно в Альбукерке, доктор, там я могу за вами приглядывать.

– Идите к дьяволу, – ухмыльнулся я. Мы всегда понимали друг друга, во всяком случае достаточно, чтобы можно было не соблюдать вежливость. – Вы не можете иметь все. Когда правительство Соединенных Штатов решит, что я достоин его доверия в той степени, чтобы вновь выплачивать мне зарплату, я подумаю насчет того, стоит ли подчиняться приказам нанятых правительством людей, которые не являются моими непосредственными начальниками. А пока я ненадежный сукин сын и посему не ограничен в действиях. Поэтому подите прочь и не давите на свободных граждан.

– Вы прекрасно понимаете, что отстранение не связано с вашим поведением...

– Может быть, но это делает брешь в моих доходах. И что вы хотите от меня за такую плату?

– Я не хочу, чтобы вы ускользали, не хочу найти вас с простреленной головой или ножом в спине.

– Пока что я прекрасно сам себя охранял. Без посторонней помощи. А что вы сделаете, если я вернусь в Альбукерке? Будете спать в кровати у меня в ногах, как полицейская собака? Если кому-то надо меня убить, он всегда найдет человека, от. которого требуется немного мозгов и немного характера, чтобы сделать работу. Меня могут убить не только здесь, но и в Альбукерке. Хотя до сих пор убийцы проявили так мало талантов, что, кажется, я в относительной безопасности везде. Кстати, ничто не указывает на то, что некто хочет получить содержимое моих мозгов. С помощью пули или ножа это вряд ли возможно. А если говорить откровенно, какая разница для вас или для Проекта – жив я или мертв? Все равно вы меня не используете по назначению.

Он на мгновение поднял глаза на меня, потом опустил голову, глядя вниз на свои руки, занятые набиванием трубки.

– Мне жаль, что вы себя так чувствуете.

– Да нет, все в порядке. Ведь вам, должно быть, известно, что я работаю на правительство всего лишь треть своей жизни и не могу ожидать от него полного доверия за такой короткий период. Подумаешь, двенадцать лет!

– Доктор Грегори...

– Только не надо мне преподносить этот бред, будто вы меня охраняете, чтобы не дать мне возможности совершить ужасную ошибку. Я знаю, как должен поступить, если мне позвонят и предложат обменять жизнь Натали на какие-нибудь цифры или документы. Это со всяким может случиться, и от этого никто не застрахован. Не в ваших силах предотвратить неожиданное предложение – один телефонный звонок или конверт с фотографиями, с намеком, что камеру может заменить пистолет. Я не могу дать гарантии, что поступлю именно так, как вы от меня ждете. Но разве можно от кого бы то ни было ждать логики в подобных случаях – тут человек не может знать заранее, что он сотворит. Но ведь не это вас волнует, не так ли? Почему? Да потому, что вы не считаете, что ее похитили. Вас волнует другое – мол, сама жена позвонит мне и сладким голоском попросит присоединиться к ней в Мексике, или Никарагуа, или Гонконге, или Владивостоке. Разумеется, с содержимым лабораторного сейфа. Поезжайте домой, Ван, – заключил я сдержанно, – перестаньте меня преследовать. Было время, когда я считал вас слишком толковым человеком для такой работы, как ваша. Ведь почти все агенты безопасности – тупицы. Но вы вроде бы поняли – ваша работа заключается в охране секретной информации, и не обязательно лезть людям в душу, и это казалось свежей струёй воздуха после некоторых экземпляров, встреченных мною раньше. Но, кажется, я вас переоценил. В конце концов, ваша работа – оценка людей, и если вы меня оценили подобным образом, значит, обманули мое представление о вас. Убирайтесь отсюда, и дайте мне спокойно доесть завтрак.

Он повел себя странно – взглянув на него, я увидел, что лицо шефа по безопасности стало бледным, а уши – красными. Ван Хорн смотрел на набитую трубку в своей руке, потом, не зажигая, положил ее в карман пиджака. Убрал мешочек с табаком. Взял свою шляпу с соседнего стула, встал, хотел было что-то сказать, но передумал и ушел. У меня мелькнуло желание окликнуть его и извиниться за свою грубость. Впрочем, это желание не было особенно сильным. Я закончил завтрак, заплатил по счету, оставил четверть доллара на чай и пошел в аптеку на Плазе.

Утренний воздух был прохладен, небо в облаках. По улицам, как всегда, шли индейцы с длинными черными волосами, перевитыми яркими лентами, но это отнюдь не придавало им женственности. Как обычно, сидели старики на скамейках похожего на парк центра Плаза. Они так будут сидеть целый день. Может быть, они сидят и ночью, просто я не проверял. Я вернулся к себе в номер с покупками, сделанными в аптеке. И остановился на пороге, увидев сидевшую на моей кровати лицом к двери Нину Расмуссен.

Я вошел и с любопытством оглядел ее. Потому что наконец на ней было простое женское платье, скромного покроя, голубое, с “молнией” спереди, без всяких местных украшений. Чулки и черные туфли на высоких каблуках. Сегодня она могла своим видом сразить наповал. Эта мысль меня встревожила. Я заметил на ее коленях сумочку, которую она крепко сжимала в руках.

– О’кей. Я сдаюсь. – Я медленно повернулся, закрыл за собой дверь, стоя к ней спиной, поднял руки вверх и положил на косяки, при этом мне немного мешал пакет из аптеки. – Делайте свое дело. Твердая рука, меткий глаз, немного силы духа, немного характера – и все в порядке. Прямо между лопаток. Я постараюсь стоять прямо.

– Доктор Грегори, прошу вас! Я медленно обернулся:

– О чем?

– Прошу вас, перестаньте! Разве можно шутить о таких вещах!

– Да кто шутит? Откуда мне знать, что вы прячете в своей сумке?

Она удивленно посмотрела на сумочку, открыла ее и вытряхнула содержимое на кровать. Там не было предмета размером больше, чем тонкий бумажник и серебряная пудреница.

– Вы удовлетворены? Или захотите меня обыскать?

– Что же случилось? Неужели полиция не вернула вам обратно пистолет двадцать второго калибра? Впрочем, вы могли использовать ножик своего младшего братца, или боитесь запачкать кровью пальчики?

Я прошел мимо нее к туалетному столику, разорвал обертку аптечного пакета и достал рулон пластыря, коробку со стерильными марлевыми салфетками и бутылку антисептика.

– Извините, Испанка. Я сегодня с утра в плохом настроении.

– У вас для этого веские причины, – спокойно отозвалась она. – Что вы собираетесь делать, доктор Грегори?

– Вы все время меня об этом спрашиваете.

– Я по поводу Тони.

– Не волнуйтесь. Он ведь не в тюрьме, верно? Держите его от меня подальше, и с ним будет все в порядке.

– В порядке? – Она задохнулась от волнения. – После того как вы... Я принимаю во внимание, что вы защищали себя, доктор Грегори, но... Разве обязательно быть таким жестоким... Ведь в конце концов вы – взрослый мужчина, а он – всего лишь мальчик.

Я резко повернулся к ней на каблуках.

– Испанка, – начал я медленно, – вы просто неподражаемы. Второй раз являетесь ко мне без приглашения, чтобы жаловаться на мое поведение, когда ваш близкий человек или родственник пытается убить меня. Мисс Расмуссен, вас когда-нибудь пытались убить? Вы когда-нибудь лежали вжавшись в землю, с пулей в животе, с мыслью, что вы или умрете, или останетесь инвалидом на всю жизнь, а вас в это время поливает сверху свинцом безумный подонок? Вы когда-нибудь подходили спокойно к своей машине, не зная, что в следующую секунду только чудом избежите смерти от удара в спину ножом? – Я набрал воздуха в легкие и продолжал: – Я – вовсе не бесчувственный, Испанка, но мне не пришлось побывать на войне, и я не привык к тому, что меня все время хотят убить. Я провел большую часть жизни на спокойной научной работе, просиживая штаны за столом одиннадцать месяцев в году, лишь иногда расхаживая по лаборатории. Я очень умный, у меня ценные мозги, “яйцеголовый”, если вам угодно. Почти каждую осень я ходил охотиться, правда не ожидая встретить свирепых индейцев, как и того, что олень выстрелит в ответ. Я не был в рискованных ситуациях и очень расстраиваюсь, просто злюсь и бешусь, когда меня хотят убить. Я не хочу валяться в горах с пулей в спине или с ножом вашего брата в ребрах. Я не хочу нигде валяться мертвым. Понимаю, что это рассуждение с моей стороны нелогично, но я такой человек. Я настолько нелогичен, что, раз уж вы здесь, хочу просить вас помочь мне с перевязкой, потому что ваш братец ранил меня в такое место, куда не дотянется даже цирковой акробат.

Я бросил ей на колени содержимое пакета и начал расстегивать рубашку. Немного подумав, она встала и пошла в ванную. Когда я вошел следом, она тщательно мыла руки, потом стряхнула с них воду, предпочитая сушку на воздухе полотенцу, где могли быть микробы.

– Извините. Было глупо с моей стороны просить вас. Повернитесь.

Встав к ней спиной, я услышал, как она ахнула:

– Вы не должны были прикладывать носовой платок.

– У меня не нашлось пластыря восьми дюймов длиной. А вы разбираетесь в медицине?

– Два года назад я закончила курсы медсестер. Ну, теперь бесполезно поддерживать стерильность. Просто помажу вокруг, наложу повязку. У вас есть ножницы?

– В моем наборе для бритья.

Некоторое время она молча работала. Я спросил:

– Как Тони себя чувствует сегодня утром?

– Он будет в порядке. У него рваный разрез на руке, но ни сухожилия, ни главные сосуды не задеты. Я... я сама ему помогла, не прибегая к помощи доктора.

– Наверно, вы его вырастили... Что-то в этом роде...

– Вырастила. – Она наклеивала мне на спину одну полоску пластыря за другой. – Вам надо обязательно зашить рану, может остаться шрам.

– У него будет компания. Когда-нибудь с вашего позволения покажу вам тот кошмар, который оставили хирурги, латая мой живот.

– Почему вы не идете к врачу?

– По той же причине, что и вы. Доктор обязан сообщить в полицию.

– Значит, вы не собираетесь им сообщать? Я посмотрел на нее через плечо:

– Вы за этим явились – выяснить?

– Да.

– Ваша идея или его? Помолчав, она призналась:

– Его. Вчера пришлось дать ему снотворное, он метался в панике, ожидая каждую минуту, что явится полиция и его арестуют. Он хотел бежать... Я... пообещала пойти к вам и попросить вас не заявлять на него.

– Не в первый раз, верно? Нина нахмурилась:

– Что именно?

– В трудную минуту прикрывать его?

Она доклеила последнюю полоску пластыря и пригладила.

– Ну вот, все, что я могла сделать... Как это ужасно, доктор Грегори. Хотя такое случилось впервые. Понимаю, что вы не поверите мне. Не знаю, где он взял этот нож...

– Такую железку достать не трудно. Наверно, она у него всегда при себе.

Нина взяла меня за руку, развернула и посмотрела в глаза.

– Мой брат не бандит, доктор Грегори! Это я и пытаюсь вам сказать. Он никогда не являлся малолетним преступником, никогда не попадал в неприятные истории, у него были прекрасные оценки в школе, так же успешно он учится в университете. Не говорю, что он ангел. Он курит, выпивает, гуляет с девушками, иногда гоняет на машине, превышая скорость, но никогда с ним не случалось ничего подобного до...

– До последней осени. Она кивнула:

– Да.

– Если он такой пай-мальчик, как вы говорите, то преодолеет чувство страха и жалости к себе и поймет, что могло быть хуже. Он мог стать убийцей. Возможно, ваш рассказ поможет мне убедить его. Согласен поговорить с ним. Ему будет легче, когда он услышит от меня, что я не собираюсь сдавать его в полицию. Как вам идея?

Помедлив, она ответила:

– Согласна. Я вам доверяюсь сверх меры, не так ли? Если это поможет узнать, кто стоит за всем случившимся, и спасти брата.

Вести машину было трудно, я впервые оценил все устройства, которыми оснащен современный автомобиль. Они позволяли мне с легкостью контролировать вождение без того, чтобы больной спиной время от времени с силой вжиматься в сиденье. Оставив машину у входа, мы подошли к двери, девушка открыла ее своим ключом. Вошла первая, я последовал за ней и увидел, как она сначала замерла на месте, потом бросилась бегом через гостиную, оставив меня в одиночестве взирать на рассыпанные по полу черепки черного глиняного горшка, который я приметил вчера вечером.

Глава 13

В течение десяти минут мы осмотрели весь дом, включая патио и гараж. Мертвых тел нигде выявлено не было, и, хотя в ванной обнаружили несколько засохших пятен крови, вероятно, они остались еще с прошлой ночи. Нина их просто просмотрела, когда здесь вчера убиралась. Исчезла кое-какая одежда парня и побитая старая машина. Шестьдесят три доллара – деньги на хозяйство, хранившиеся в черном кувшине, тоже пропали. Скорее всего, кувшин выскользнул из ослабевших рук Антонио, когда он пытался достать деньги. Других следов разрушений не было заметно. Сделав из всего увиденного вывод, что поддаваться панике нет повода, мы прошли на кухню, приготовили кофе и перенесли его в гостиную на подносе, чтобы устроиться с удобствами.

– Сливки, сахар, доктор Грегори?

– Благодарю.

Я уселся на диван и взял с низкого, тяжелого, грубо сработанного столика чашку, подвинутую мне девушкой. Столик явно был очень старинный, дерево казалось закопченным, он начал свое существование задолго до появления современных конструкции для коктейлей. Нина налила себе кофе и медлила, пребывая в состоянии глубокой задумчивости, как будто решая – стоит ли его пить. Хорошо сшитое прямое голубое платье, открытое у шеи, заставило меня пересмотреть ранее сложившееся представление о ее фигуре и отмести некоторые сомнения. Чулки и высокие каблуки улучшили мою и без того достаточно высокую оценку ее ногам. В цивилизованной одежде она выглядела весьма привлекательной молодой девушкой.

– О’кей, Испанка. Так куда он уехал?

От неожиданности рука ее дрогнула, кофе выплеснулось из чашки, она стала вытирать платье салфеткой, стараясь не смотреть в мою сторону.

– О чем вы? Наверно, он поехал в Альбукерке... в университет. Куда еще он мог уехать?

– Ну да. Неожиданно вспомнил, что опаздывает на занятия, и бросился туда сломя голову, прихватив в спешке деньги, разбив при этом кувшин и даже не убрав осколки. – Я покачал головой. – Номер не проходит.

– Может быть. Что ж, тогда я не знаю, куда он поехал.

– А вы – маленькая лгунья, Испанка, но только напрасно пытаетесь меня обмануть, хотя у вас и неплохо получается. Она метнула в мою сторону сердитый взгляд:

– Не смейте меня так называть!

– В чем дело, вас это оскорбляет?

– Нет, но...

Я встал, обошел столик и заглянул ей в лицо.

– Куда он уехал?

– Я не знаю.

– Когда вы вошли и увидели, что его нет, то чуть не потеряли сознание от страха. Ведь он обещал, что никуда не уедет, если вы пойдете ко мне и замолвите за него слово, верно? Вы сами мне об этом сказали. Потом мы немного побегали по дому, поискали, и вдруг вы успокоились, стали улыбаться – прямо сама любезность, и отнеслись ко мне как к долгожданному и желанному гостю. Теперь не спеша пьете кофе... Он оставил записку, так? Вы ее нашли. И значит, надо держать меня здесь как можно дольше, чтобы дать ему возможность отъехать подальше. Ну, так вы скажете, куда он поехал, или будете рассказывать в полиции?

– В полиции!

– Вот именно – в полиции! – Я был неумолим.

– Но вы говорили...

– Говорил, что не собираюсь заявлять. Но это было до его исчезновения. Теперь другое дело. Где телефон? Она заплакала:

– Но вы не можете... Что вы им хотите сказать?

– Что ваш брат сбежал в состоянии невменяемости, что у него нож, и надо Антонио как можно скорее поместить туда, откуда он не сможет никому угрожать и пока он никого не ранил и не убил.

Нина возмутилась:

– Но это же абсолютная ерунда! Вы говорите так только потому, что он... – Спохватившись, она замолчала.

– Только потому, что он хотел убить меня прошлой ночью? – сухо спросил я. – Нет, Испанка, я собираюсь забыть этот прискорбный факт. Несмотря на то что он хотел убить меня, я собираюсь спасти его жизнь.

– Его жизнь! – Она сначала испугалась, потом с достоинством выпрямилась. – Разве это не лицемерие, доктор Грегори? Думаю, вы имеете право настаивать на аресте брата, но вы не смеете представлять дело так, будто действуете ему во благо и спасаете его жизнь. Единственная опасность для него исходит от вас. Совершенно очевидно, что он оставил дом по собственной доброй воле...

– Разумеется. А вы знаете, сколько людей за последнее время ушли из дома по собственной воле и никогда туда не вернулись?

– Что вы имеете в виду?

– Восемь месяцев назад, в начале прошлого лета, пожилой человек по имени Фишер – он работал в Вашингтоне, вы его не можете знать, зато этот господин был очень известен в определенных научных кругах – поплыл на лодке по собственному желанию по Чисапик-Бэй. Больше его никто не видел. Нашли лодку – она болталась в море пустая. Прошлой осенью беспечный тип по имени Грегори – тоже научный работник, вы с ним знакомы – пошел поохотиться по собственной воле. И почти не вернулся. Дальше. Через месяц некто Джастин из Аламоса, поехал покататься на лыжах в Сангре-де-Кристос и исчез навсегда. Даже лыж не нашли. А неделю назад мой коллега и знакомый Бейтс из Альбукерке вдруг заявил, что он сыт по горло такой жизнью, и уехал, чтобы побыть наедине с природой. На следующее утро Бейтса нашли застреленным из его же собственного ружья. А через день моя жена тоже решила, что с нее хватит, и она уехала по своей воле в Рино. Нашли искореженную машину, но жены там не было. До сих пор ее не обнаружили. – Передохнув, я продолжал: – Это те люди, каких я знаю. Наверняка есть много других, об исчезновении которых служба безопасности меня в известность не ставила. Юноша, замешанный в какие-то неблаговидные дела, вдруг сбегает в неизвестном направлении. Я не могу взять на себя ответственность и хранить молчание по этому поводу. Я должен постараться поместить парня туда, где за ним будут приглядывать, – для его же собственной безопасности и ни для чего больше.

Она несколько секунд изучала мое лицо после того, как я закончил свою речь, потом, будто удивившись, что продолжает держать в руках чашку с кофе, поставила ее на поднос.

– Вы пытаетесь запугать меня, – спокойно сказала Нина.

– Само собой.

– Как вы думаете, во что замешан Тони? Тони и Пол?

– Не знаю. Но наверняка дело очень серьезное. Настолько серьезное, что, когда кто-то приказал им пойти и убить меня, повиновались. Могли эти парни убить за деньги, Испанка?

Она вспыхнула и хотела что-то возразить, но передумала и только покачала головой.

– Нет, они не стали бы убивать за деньги, доктор Грегори.

– Говорят, что идеи коммунизма для некоторых являются делом жизни, и такие люди способны ради них на все.

– Мой брат – не коммунист, и Пол Хаген им тоже не был.

– Я могу сказать то же и о своей жене. Она, конечно, во многих отношениях сумасбродка, но точно не коммунистка. И не предатель своего государства. Но каким-то образом тоже оказалась втянутой в это дело. Я должен найти ее, и ваш Тони – моя единственная ниточка. Даже если он не знает о моей жене, то может рассказать, почему они с Полом Хагеном хотели убить меня. И есть шанс, что он знает намного больше. Поэтому навряд ли ваш брат явился сюда на уик-энд без причин. Конечно, он мог случайно узнать, что я приехал в Санта-Фе. Но более вероятно, что некто, тот, отслеживающий все мои передвижения, увидев, куда я направляюсь, велел Тони приехать домой и убить меня и дал нож для такой благой цели. Знаете, почему ваш брат пытался отговорить вас от встречи со мной, ведь именно по этому поводу вы ссорились, когда я пришел? Вероятно, он никого не хотел убивать, и если бы я не появился у вас дома, то убийство могло быть отложено или вообще не состояться. Но я пришел сам, и он просто вынужден был сделать попытку. Промахнулся, а может, хотел промахнуться. У меня на спине лишь неглубокая борозда, но тот, кто посылал их, теперь имеет два неудачных покушения и напуганного юнца, который сбежал и который, вероятно, слишком много знает. И вот что. Испанка, если бы я контролировал это шоу, то убрал бы неудачника. А если бы я был на вашем месте, то разрешил бы мне позвать на помощь полицию. У них больше возможностей защитить его, чем у нас.

Я ждал ответа. Она молчала, глядя вниз на стиснутые руки.

– Я... Я не могу так поступить. После прошлогоднего расследования, бесконечных допросов, если его сейчас арестуют, он просто не переживет. Это погубит Тони.

– Одного моего друга, который тоже не мог пережить, на прошлой неделе убили. Видели бы вы, что сделал выстрел из дробовика с его лицом.

Нина вздрогнула:

– Я отведу вас к Тони. Если вы обещаете... Нет, какой смысл просить, вы ведь можете и нарушить обещание. Подождите, я переоденусь.

– Если мы поедем из города, прихватите спальный мешок и пару одеял. Мне что-то не нравится погода. И если есть патроны для тридцатки, что висит на стене, найдем местечко и для нее.