Текст книги "Сокрушители"

Автор книги: Дональд Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Глава 21

Дана стояла подле саквояжей, прислонившись к стене. Взволнованная, напряженная, женщина стреляла глазами во все стороны, пытаясь то ли пропавшего без вести Модесто разыскать, то ли рваный бумажный пакет подметить. А может быть, гадала: отчего спутник в сортире замешкался? Медвежья болезнь приключилась?

Увидев меня. Дана облегченно вздохнула и сделала два непроизвольных шага навстречу.

– Мэтт! – выдохнула она. – Ты... тебя целую вечность не было! Думала, умру от беспокойства... Обошлось?

– Кажется, – ответил я. – Поврежденных сумок не заметила?

– Заметила. В руках женщины.

– Женщины?

– Да, молодой девицы, немного старше двадцати лет. Испанка, латиноамериканка – не знаю... Прошагала мимо, юркнула за угол. Я осталась на месте, как ты распорядился.

– Опиши.

Дана пожала плечами:

– Довольно хорошенькая смуглянка. Сильно гримирована, однако со вкусом. Черные, коротко стриженые волосы. Пониже меня ростом, но все же высокая. Джинсы – потертые донельзя, в соответствии с последней молодежной модой, но чистые. Белая кружевная блуза фасона "фиеста", с огромным декольте. Белые туфли на высоких каблуках... Достаточно?

– Вполне, – ответил я. – Теперь...

– Мэтт, что произошло в уборной?

– Послушай, – произнес я нетерпеливо, – составлять летописный отчет недосуг, а краткий устный пересказ можешь выслушать попозже. Сейчас, поскольку ты заведуешь электроникой и связью, отправляйся к телефону и вызови сюда похоронную группу. Скажи: объект заботы восседает на унитазе, последнем слева, прямо у стены. Дверь не заперта, просто заклинена. Вели забрать вон и закопать поглубже.

Дана охнула.

– Если опоздают, – продолжил я, – и местные власти доберутся до парня первыми – пускай связываются с Вашингтоном и привлекают любую помощь. Любой нажим на пуэрториканцев будет очень кстати. Потом вызови Мака сама, скажи: Бультман вступил в игру, и мне придется изъять старого знакомца из обращения. Пускай командир порадуется, сидя в своем кабинете... Он говорил, что Фриц не оставит меня в покое – и, как обычно, оказался прав. Изложи все подробности. Потом подойди в службу автомобильного проката, нам заказали колымагу. И давай условимся о месте встречи.

– Ты убил этого человека? – прошептала Дана. Дурацкий вопрос, учитывая, о чем я толковал битых две минуты.

– А что же делать было с вооруженным, обученным десантником – поцеловать его?

Дана скривилась:

– Прости. Конечно, ты не мог поступить иначе... Я просто... пока не привыкла. Мэтт, я, должно быть, просто канцелярская крыса по природе... И все же очень рада, что ты убил его, а не он тебя...

Помолчав, Дана прибавила:

– Я прикачу к месту посадки на самолеты. Не вздумай нервничать. Стоянка машин, сдаваемых внаем, находится в полумиле от аэропорта. До нее отвозят на автобусе, когда тот наполняется до отказа... Но я возьму такси... А чем ты займешься?

– Попытаюсь выследить подружку покойного блондина. Хочу выяснить, как мальчик обзавелся одним из пистолетов, составляющих безраздельную собственность нашей службы. Двадцатидвухкалиберный крошка с очень хитрым глушителем, понимаешь?

Я легонько похлопал себя по боку:

– Из тех, что предназначаются для бесшумного истребления. Зовется "рюгером", и прошу не путать эту модель с "люгером". Пистолет – из нашей оружейной комнаты, не сомневайся.

Дана свела брови у переносицы:

– Ты думаешь... Модесто?

– Наивероятнейший вывод. Или голубчик продался...

– Модесто не предал бы!

Я с любопытством разглядывал Дану.

– Вы так хорошо знакомы со связным, сударыня? О`кей, значит, Модесто чист перед Богом и людьми. Значит, его просто сграбастали, скрутили и отняли оружие, которое Скромник нес мне. Очередной вывод: или бедолага валяется где-то совершенно мертвый, или его содержат где-то живым. В последнем случае нужно поскорее выяснить, где именно. А для этого следует побыстрее изловить латиноамериканку в потертых джинсах и декольтированной блузе. Коль не успела безвозвратно смыться, конечно...

По счастью, девица не смылась. Она преспокойно восседала на большом рюкзаке, расположившись у противоположного входа в аэровокзал. Я обнаружил девушку, совершив обходной маневр, обогнув здание снаружи и воспользовавшись той самой дверью, подле коей она пристроилась.

Оба коричневых пакета – порванный и целый – красовались у девициных ног. А вместе с ними – джинсовая куртка безвременно усопшего блондина.

Изучив обстановку издали, я приблизился, гадая, какого лешего смазливая и, наверное, не лишенная вкуса особа сочетает несочетаемое: изысканную блузу, туфли, которые впору надевать на президентский прием собираясь, – и паршивые, дотла протертые ковбойские брюки. Уму непостижимо...

Появления моего девушка не заметила: чересчур усердно пялилась туда, откуда вот-вот, по ее расчетам, должен был пришагать псевдоблондин. Как я вышел наружу, цел и невредим, она видеть не могла: аэродромный нужник скрывался за выступом стеньг.

– Не ждите, сеньорита, – заметил я негромко. Девица дернулась и обернулась ко мне. – Да нет, продолжайте сидеть спокойно. И уберите руки подальше от своей сумочки.

Девица уставилась в дуло наведенного пистолета, спрятанного от любопытных взоров под полой пиджака.

– Он погиб? Наверное, погиб, раз у вас его оружие. Обсуждать вопрос о том, чье именно оружие обреталось у меня, у кого было изъято в начале и не попало ли ненароком к законному владельцу, было некогда. Предположительно, пистолет забрали у Модесто. Предположительно, знали: Модесто работает на нас. Но ставить чересчур много на простые предположения небезопасно. И допытываться, где раздобыли ствол, я не пожелал. Ненароком было можно сболтнуть девице сведения, о которых она пока не имела понятия. Предположительно...

Опаляемый лютым взглядом карих глаз, я изучал незнакомку. Довольно хорошенькая, скуластая, белозубая. Длинные черные ресницы мало уступали тем, которыми обладала Розалия Варек.

– Он что, другом твоим числился? Еcли так, извини. Парень попросту выбора не оставил...

Белые зубы девицы заблестели. Не в улыбке, а в чисто волчьем оскале:

– Они все мои друзья! Все доблестные солдаты, воюющие за свободу и независимость! Понял, свинья империалистическая?

Понятия не имел, что живые люди способны изъясняться эдакими фразами. Всегда полагал подобные обороты присущими исключительно литературным произведениям советских, кубинских и тому подобных борзописцев.

– Давай-ка сумочку, дорогуша. На минуту, не больше. Грабить не собираюсь.

Девица вознамерилась было выхаркнуть очередную тираду, но передумала и пожала плечами. Ухватив ридикюль в левую руку, я не без усилия открыл его, проверил: оружия нет. Скрыть хотя бы лезвие безопасной бритвы в столь облегающих джинсах казалось немыслимым. А блузка не скрывала даже полных грудей, не знакомых, по-видимому, с лифчиками.

Возвратив сумочку, я поднял один из бумажных пакетов – целый. Там обреталось грязное белье, принадлежавшее, должно быть, покойному коммандо, и две запасных обоймы для "рюгера". Кроме них, картонная коробка с патронами двадцать второго калибра, более чем наполовину полная. Тем лучше. Я конфисковал боеприпасы и определил пакет на место.

– Коричневые штуковины понесешь ты, – уведомил я, – я возьму рюкзак и сумочку. Движемся к проходу на взлетное поле. Там сядем в автомобиль, но его придется чуток подождать. Пожалуйста, не делай глупостей. Не думай, что я не решусь выстрелить, если вокруг толпа. На пистолет навинчен очень хороший глушитель, сама помнишь. Девушке внезапно сделается скверно, девушка рухнет без сознания, и в общей сумятице я смогу преспокойно исчезнуть.

– Не доставлю удовольствия! Ты не убьешь опять, кровожадный фашистский палач!

– Вот и славно. Идем-ка.

Перебросив джинсовую куртку через правую руку и скрыв пистолет от любого случайного наблюдателя, я взвалил рюкзак на спину. Отнюдь не тяжел был рюкзак, но все же не хотел бы я тащиться с ним на гребень Скалистых Гор. Мы пересекли аэровокзал, вышли с противоположной стороны, очутились под ярким, хотя и клонившимся к закату солнцем. Тропики...

У круглой, толстой колонны я велел девушке остановиться, сбросил поклажу, вытер испарину.

– Садись на рюкзак, дорогуша, отдыхай. Это приказ.

– Я плюю на фашистские приказы!

Повторяю: никогда не подумал бы, что живые люди способны изъясняться эдакими фразами. Но девица выпустила идеологический пар, угомонилась и послушно присела. Видать, и впрямь устала. Или коленки тряслись, не знаю.

Я стоял и держался начеку. Я уже и так сотворил глупость, не распознав парика. Следующая мимолетная дурь могла и жизни стоить.

– Как тебя зовут?

– La Margarit.[12]12
  Жемчужина (eni.).


[Закрыть]

– Ты с Гобернадорских островов?

– Ха! Две навозных кучи посреди моря! Но и туда протянулась хищная лапа янки! Нет, я – член ООПРа!

– Опять безумное сокращение, – вздохнул я. – Переведи, пожалуйста. Что значит ООПР?

– Империалистическая свинья, даже не позаботился ознакомиться со страной, которую поставил на колени! Мы – Освободительный Отряд Пуэрто-Рико. И, наравне со свободолюбивыми патриотами Гобернадора боремся за свержение кровавой диктатуры. Вместе с КОЛом1 Хоть это сокращение тебе знакомо?

– Разумеется. Выходит, Карибский Освободительный Легион почесал спину вам, а теперь вы чешете спину им, в залог вечной и нерушимой дружбы?

– Мы помогаем революционной справедливости! Кладем конец бесчисленным преступлениям против простого народа, крестьян и рабочих. Твоим преступлениям, буржуй!

Я рассмеялся вполне искренне, только не очень весело.

– Моим преступлениям, ты права, девочка... Только не против рабочих и крестьян – я ничего против рабочих и крестьян не имею, – а против простого народа! Настолько простого, что взял – и запросто взорвал моего сына, обедавшего в ресторане! Тебе не рассказали об этом, а? Тебе не рассказали, что ресторан был полон пресловутого простого народа, собравшегося просто поесть? Заступники народные, будьте вы неладны...

Девица на миг смешалась, облизнула губы:

– Нет... не рассказали...

Но тотчас воспрянула духом и ринулась в новую атаку:

– Но среди янки не бывает простого народа! И невиновных не бывает! Все вы в ответе за страдания моей бедной угнетенной страны!

– Как угодно, – вздохнул я. – Хотите обвинять всех огулом – обвиняйте: вполне в духе Маркса... Но если мы виноваты поголовно, то и вы не обессудьте. Объявляю виновными всех членов КОЛа! Всех до единого. Всех паскудных и злопаскудных патриотов, кол им осиновый в спины! Вы на что, мерзавцы, надеялись? Устроить взрыв и остаться безнаказанными? Оставляете за собой право убить моего сына с помощью бомбы и твердите, будто я не вправе разделаться с вами при помощи пистолета?

– Вы – агент империалистического правительства США!

– Да я в отставку вышел, дуреха! В полную, чистейшую отставку! И был миролюбивым гражданином, пока ваши проклятые дружки не напали на ресторан в Вест-Палм-Бич. Но теперь уж сотру с лица земного весь этот гребаный и ахнутый КОЛ; а заодно и ООПР ваш драгоценный, коль скоро помешать задумаете!.. А-а-а, вот и карета подана... Забирайся внутрь с очень большой оглядкой и осторожностью. Семерых ублюдочных революционеров я уже благополучно шваркнул... виноват, восьмерых – не учел приятеля вашего сортирного... Хотите увеличить список до девяти голов – прошу. Только попробуйте номерок отколоть, сколь угодно малый. Между прочим: если ваши дружки попытаются напасть на машину, первым выстрелом прикончу вас, а уж потом начну отбиваться. Уразумела, дрянь?! Отвечать!

– Уразумела, – процедила пленница.

Я снова вскинул рюкзак на плечо и препроводил Ла-Маргариту к автомобилю, за рулем которого ждала Дана Дельгадо. Ла-Маргарита... Боги бессмертные, да ведь распространеннейший мексиканский коктейль, приготовляемый из кактусовой водки, именуется "Ла-Маргаритой"! "Может быть, – подумал я, – и самому назваться не Эриком, а, например, Эль-Водка-Мартини? Музыкально, воинственно..."

Орал я на девицу вполне осознанно. Существует два способа произвести на захваченную особь надлежащее впечатление: тихая угроза и зычный рев. Угрожая втихаря, производите впечатление глубочайшее, но только на умного неприятеля. Сыплющая марксистскими словечками девица не казалась особенно умной и вполне могла решить, будто я – нерешительный империалистический слизняк. На подобную публику лучше кричать благим матом. И лихим тоже. Лишь такую речь они воспринимают с должным вниманием.

В списках Мака Ла-Маргарита, кажется, не фигурировала; а посему, кроме личных оскорблений, позаимствованных из красного цитатника, я ничего не мог поставить ей в вину. Впрочем, нет! Ла-Маргарита обеспечила сортирного покойника пистолетом.

Что же, будем надеяться, у этой шушеры тоже худо-бедно поставлена разведка, и Ла-Маргарита представляет, с какого свойства противником связалась. Истребительной службы побаиваются люди куда более могущественные, чем вонючий ООПР, или как его там...

Будем надеяться, Ла-Маргарита знает, чему нас обучают.

Глава 22

Дана вела маленькую коричневую машину уверенно и ловко – насколько дозволяла автоматическая трансмиссия. Передачи переключались неожиданно, с резким скрежетом и лязгом, а двигатель был отнюдь не могучим. Я непрерывно болтал с мисс Дельгадо. Собственно, говорить было не о чем, но если тебе нужно быстро и лихорадочно размышлять, а рядом тарахтят без умолку, сосредоточиться почти немыслимо. Вот мы и обменивались пустыми репликами, дабы пленница не вынашивала коварных планов.

Дана охотно выкладывала мне все, что знала о Пуэрто-Рико.

Остров, как выяснилось, был открыт Колумбом, в 1493 году, во время второго плавания. Испанцы, под началом Понсе де Леона,[13]13
  Знаменитый конквистадор, погибший во время поисков «живой воды», источник которой таился, по словам индейцев, в глубине американского материка.


[Закрыть] заселили его немного позже, а потом Понсе отправился на поиски родника вечной молодости. Родника не сыскал и назад не вернулся. Во время испано-американской войны, в 1898-м, остров был захвачен Соединенными Штатами, а с 1917-го пуэрториканцы получили американское гражданство.

Дана поведала, что Пуэрто-Рико имеет приблизительно сто десять миль в длину и тридцать пять в ширину. Общая площадь – приблизительно тридцать пять тысяч квадратных миль, а население слегка превышает три миллиона. Полмиллиона обитает в столице, Сан-Хуане. Самый маленький из Больших Антильских островов, Пуэрто-Рико, лежит прямо к востоку от Испаньолы[14]14
  Старинное название острова Гаити.


[Закрыть], которая лежит прямо к востоку от Кубы, которая лежит прямо к югу от Флориды. По другую сторону Пуэрто-Рико находятся Виргинские и другие острова, известные в качестве Малых Антильских и тянущиеся к Южной Америке.

Девица, разделявшая со мною заднее сиденье, безмолвствовала, слушая непрошеного экскурсовода, хотя кой-какие замечания Даны, вероятно, заставляли ее пролетарскую кровушку бурлить и клокотать от возмущения. Впрочем, дуло оснащенного глушителем пистолета, будучи прижато к ребрам, служит наилучшим успокоительным средством. Врачи-невропатологи, к сожалению, не знают об этом и пичкают своих неуравновешенных пациентов малодейственными химическими снадобьями...

Ехать, уперев ствол прямо в бок задержанному, по меньшей мере небезопасно. Я никогда не решился бы перевозить подобным образом крепкого мужчину, тем паче, обученного агента. Но Ла-Маргарита была некрупной девушкой, а вдобавок – любительницей. Я рискнул.

Густо лежавший на смуглом лице грим начинал таять в жарком воздухе кабины.

Я попросил Дану подыскать укромное местечко, где можно задержаться на четверть часа или подольше, не опасаясь любопытных глаз. Кивнув, моя спутница направила автомобиль к приморскому парку, зеленому оазису меж высоких каменных зданий, два из коих были гостиницами. Дана вкатила на стоянку, втиснула колымагу под прикрытие большого лимузина.

Из окошек были видны раскидистые тропические деревья, зеленые поляны, голубые просторы Атлантики, белые кучевые облака. "Впрочем, любоваться пейзажем придется чуть попозже", – подумал я.

Не идеальный, конечно, уголок для допроса с пристрастием, но, по крайней мере, движение – пешеходное, велосипедное и автомобильное – было редким. По словам Даны, Мак не держал на Пуэрто-Рико специальных "групп допроса". Учитывая, что жизнь Модесто могла подвергаться опасности, а уж здоровье – и подавно, вызывать заплечных мастеров было некогда, но я могу считаться довольно сносным подмастерьем. Предпочитаю, разумеется, передавать пленников ребятам из ГД – не потому, что руки замарать боюсь, а потому, что в любом деле требуется должная сноровка; и наркотиками, развязывающими язык молниеносно, ГД располагает. Но я не раз, и не два, и не три выдавливал из неприятеля нужные сведения.

Коль скоро девица окажется фанатичкой, готовой издохнуть за якобы правое дело – пускай пеняет на себя. Мой долг – предупредить о неминуемых последствиях, пояснить: под настоящим нажимом заговаривают все без исключения. А там пусть решает сама.

Дана открыла дверцу, кашлянула:

– Пойду, пожалуй, погуляю немного, – сказала она. – Желудок у меня слабоват на такое смотреть...

Реплика входила в типические приемы следствия, ведомого наспех; однако, думаю, госпожа Дельгадо не роль играла, а вполне искренне спешила сбежать подальше.

– Не забирайся чересчур далеко, – попросил я. – Вернешься, когда трижды нажму на клаксон.

– Понятно.

Мы проследили, как Дана удалялась. Потом я извлек потрудившийся в аэродромном сортире нож. Раскрыл его, резко тряхнув кистью: весьма впечатляет непосвященного. Поскольку закон возбраняет носить клинки, оборудованные кнопками, приходится пускаться на цирковые трюки. Очень эффектные, повторяю.

Ла-Маргарита вздрогнула. Уставилась на длинное, тонкое, слегка запачканное кровью псевдоблондина лезвие. Облизнула губы.

– Вы же прилетели без оружия!

– Вот как! – сказал я. – Стало быть, горилла в парике обзавелась пистолетом, дабы напасть на предположительно безоружного, пожилого неприятеля? Да вы настоящие герои, дорогие товарищи!

Девица отмолчалась. Я подтолкнул ее "рюгером":

– Откуда ружьишко? Из лесу, вестимо? Лучше говори по-доброму. Впоследствии скажешь так или иначе; выложишь все до словечка. Но пока что чистосердечное признание может спасти; а вот подвергнувшись размягчающему воздействию, по меньшей мере останешься калекой. И долг свой нарушишь неизбежно, и в развалину превратишься. Посему гораздо разумнее нарушить долг сразу же, немедля – и уцелеть. Согласна?

– Пистолет вручили мне, чтобы я передала его Раулю.

– Кому?

– Раулю Боннетту. Убитому вами в уборной. Я знала Рауля в лицо, поэтому выбор и пал на меня. Рауль... обучался на Монтего, в составе армии, которой предстоит освободить Гобернадор от американского ига. И мы освободим все Карибские острова! Все! Империалистические угнетатели будут изгнаны вместе со своими рабами-марионетками.

– Эгей, – прервал я, промышлявший после второй мировой войны романами о ковбоях и не совсем утративший чувство литературного стиля: – Ты уж либо марионетками тамошних правителей зови, либо рабами. Быть одновременно и тем, и другим невозможно.

Урок словесности пропал впустую.

– В результате революции возникнет новая нация, демократическая федерация островов, объединенных справедливой конституцией!

Газету "Правда", что ли, читает в кубинских переводах?

– Значит, сортирный десантник был твоим знакомым. Еще раз приношу извинения. Боннетт... Французское имя.

– Пролетарии всех стран объединяются! Среди наших товарищей – французы, испанцы, голландцы, португальцы, англичане; даже американцы!..

– А говорите, все янки – чудовища...

– Мы перерезали позорную пуповину пещерного национализма и боремся с империализмом под знаменем освобождения, под стягом борьбы с капитализмом.

– А кто ворожит освободителям? Кубинцы или Советы?

– Ага! Янки рады видеть коммуниста под каждой кроватью! Но даже если нам помогает Фидель – он хотя бы островитянин, а не паршивый...

И так далее, и тому подобное, и в этом же роде. Какая ирония судьбы! Герман Генрих Бультман лишился ступни и здоровья, пытаясь вывести в расход бородатого кровососа, приспешникам которого сейчас помогал вовсю, вербуя и обучая ударный отряд, намеревавшийся низложить гобернадорского диктатора – тоже не великого человеколюбца, но все же... Все же по ночам граждане Гобернадора не просыпаются в ужасе, услыхав, что возле дома остановилась машина.

А касаемо пещерного национализма, об отсутствии коего девочка талдычила с немалым воодушевлением... Полное отсутствие национальных предрассудков: хоть людоеда над собою поставим, лишь бы нашим соплеменником числился! Девяносто шестой пробы пролетарский интернационализм, ей-ей...

Я внезапно вспомнил заверение Даны: у людей Бультмана шансов нет. Но террористы редко способны рассуждать здраво. И все же, все же... Где-то на дне сознания теплилась непонятная, неоформившаяся пока, остававшаяся в зародыше мысль...

– От кого получила пистолет?

– А?

– От. Кого. Пистолет. Получила? Большое спасибо за поучительную лекцию, но и на вопросы отвечать изволь.

Девица с вызовом уставилась на меня и промолчала. Я хмыкнул, засунул двадцатидвухкалиберный пистолет во внутренний карман пиджака, откуда его затруднительно было бы выдернуть постороннему, и поднес к девицыной физиономии острие "гербера". Припомнил, как примерно тем же манером допрашивал Морелоса-младшего, коему и жить-то оставалось минуту, не более. Кажется, Мэттью Хелм становился экспертом по устрашению несмышленышей. Увы...

– У одного из континентальных индейских племен, – уведомил я, – существовал некогда милый обычай: жене-прелюбодейке рассекали кончик носа. В иных обществах, по другую сторону океана, если не путаю, нос отрезали начисто. Я начну индейским способом, а басурманский приберегу на потом...

Ла-Маргарита облизнула губы:

– Вам бы в Освенциме палачом служить! Фашистский выродок! Хоть убей, ничего не скажу!..

Если только человек не отважен по-настоящему, он всегда разражается подобными заявлениями. Впрочем, даже отважные в итоге разливаются майскими соловьями – коль скоро не гибнут под нажимом неумелых пытошников.

Несмотря на воинственные тирады, Ла-Маргарита сломалась почти немедля. Я даже неприятно изумился такой уступчивости и крепко призадумался. Чересчур уж мало крови пролилось, чересчур крошечным оказался надрез, чересчур незначительна причиненная боль. Я знаю, о чем толкую: самого допрашивали не единожды.

Пригрозив девице ампутацией носа, я достиг желаемого. Но сегодня следовало помнить: не все то волосы, что с головы свисают. Не следовало принимать за чистую монету все, казавшееся вполне естественным. Иначе можно было и собственным волосам, заодно с головой, сказать "прощайте"...

Минут через десять я нажал кнопку гудка. Дана осторожно приблизилась по зеленой лужайке, готовясь узреть настоящую бойню. Облегченно вздохнула, не заметив подле автомобиля дымящихся человеческих кишок. Охнула, увидав капельку запекающейся крови на кончике девичьего носа.

– Только спокойствие! – предупредил я. – Это легчайшая царапина. Дай чистую бумажную салфетку – и все обойдется... Вы, девочки, родственные души. Ла-Маргарита, подобно тебе, не переносит вида крови. По крайности, если кровь течет из нее самой... Это не помешало бедняге вручить покойному парню заряженный пистолет, чтоб мог невозбранно выпустить кровушку из другого. Непостижимая вещь – людская психика!

– Не прикасайтесь ко мне! – завизжала поборница пролетарского интернационализма, когда я попытался исправить содеянное и утереть ей нос. – Не смей до меня больше дотрагиваться, поганый буржуй! Лучше убей сразу!

О, боги бессмертные... Впрочем, скорее всего, Ла-Маргарита была просто хладнокровной стервой и устраивала пародию на бред, который слыхала по кубинскому и советскому радио. Внушала мне, будто в стриженой голове мозгов – ни на грош, и по-настоящему опасаться нечего... Полагалось держать ухо весьма востро.

– Не убью, назло мировому пролетариату оставлю в живых, – улыбнулся я. – Чем больше у них болванов – тем лучше для нас, буржуев.

Передал салфетку. Пускай считает, что я поверил истерическим словесам. Чересчур назойлив был поток изрыгаемой девицею чуши. В третий раз повторяю: живые люди таким языком не изъясняются. Только персонажи коммунистических книжек.

– Дана, – обратился я к напарнице, – Пачеко-стрит, четыреста двадцать семь... Тебе известно, где это?

– Пачеко-стрит? Н-нет... не слыхивала.

– Выкладывай, как туда ехать, – велел я девушке и выслушал приглушенные салфеткой пояснения.

Некоторое время спустя, когда машина принялась колесить по улицам и переулкам Сан-Хуана, я обратился к затылку сидевшей за рулем Даны Дельгадо:

– Наличествует некий местный делец, Поль Энсиниас, процветающий торговец дамским платьем. Несколько лет назад попросил политического убежища, спасаясь от нынешнего гобернадорского режима; исхитрился вывезти с собою немало денег и основал фирму.

Дана прерывисто вздохнула.

– У тамошнего правительства, – продолжил я, – имелись достаточные основания преследовать господина Энсиниаса, поелику оный, как выясняется, числился членом Карибского Освободительного Легиона и даже имел высокую честь состоять в Совете Тринадцати. Однако товарищи террористы начали подозревать, что Энсиниас передает секретные сведения кому-то в Вашингтоне. Кому – пока не знают, но постараются побыстрее выяснить.

Я сделал небольшую паузу.

– Продолжай, – хрипло сказала Дана.

– Заподозрив двойную игру. Легион вполне объяснимо учредил за Энсиниасом постоянную слежку при помощи друзей из ООПРа. И сегодня соглядатай, шедший по пятам, обнаружил: Энсиниас повстречал известного американского резидента, взял у того бумажный сверток. ООПР немедленно снесся с КОЛом – тьфу, провались они, эти сокращения! – и велел схватить поганого изменника. Изменника схватили, обнаружили в пакете хитроумный пистолет, запасные обоймы и коробку патронов.

– Так мы и думали, – бесцветным голосом промолвила Дана.

– Из Энсиниаса вышибли признание, что пистолет предназначался федеральному агенту, который вот-вот прибудет в Сан-Хуан. Мне. Потом раздался телефонный звонок Бультмана: "Вызываю из международного аэропорта Кеннеди, объект вылетел, сопровождаемый Раулем Боннеттом; Боннетту понадобится надежный ствол, дабы разделаться с вышеозначенным агентом. Приказываю встретить, вооружить, прикрыть". Встречу поручили нашей приятельнице Ла-Маргарите, поскольку девушка знает Боннетта в лицо, а Боннетт знает ее. Пистолет Ла-Маргарите отдали тот самый, что забрали у Энсиниаса. Огнестрельное оружие на острове раздобыть нелегко; зачем же пренебрегать стволом, который буквально судьба послала?

Дана продолжала править, упорно глядя вперед и сидя как-то очень уж прямо.

– А Поль Энсиниас?

– Девица уверяет, будто был жив, хотя и не вполне цел. Думаю, парня сберегают для последующего подробного дознания. Решили, судя по всему, что внутри Легиона орудует настоящая шпионская сеть. И надеются, как выразилась девочка, выкорчевать ее с корнем.

– Но Энсиниас не предал вашингтонского связного?

– Пока нет, но со временем, безусловно, предаст. Иначе не бывает.

– Его нужно спасти! Скорее!

– Ничего не нужно, детка. Наипаче не нужно держать военный совет в присутствии пленницы, иначе ее придется пристрелить. Я посулил Ла-Маргарите жизнь, поэтому не вынуждай нарушать обещание.

– Свяжи мерзавку. А я подыщу место, где можно выйти и потолковать без помех.