Текст книги "Все мы люди (ЛП)"

Автор книги: Дональд Эдвин Уэстлейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Глава 6

 – Линда, – пробормотал Арнольд Чонси, прижимаю девушку к себе.

 – Сара, – ответила она, укусив его больно за щеку, и встала с постели.

 – Сара?

Потирая щеку, Чонси пристально смотрел поверх разбросанных простыней и одеял на точеную голую спину девушки тянувшейся теперь за своими голубыми джинсами, которые лежали на Louis Quinze кресле.

«Удивительно как сильно Сара и Линда похожи…» – думал он – «по крайней мере, сзади. Но, с другой стороны, так много привлекательных женщин имеют фигуры в форме гитары».

 – Ты очень красива, – произнес он. Похоть была насыщена, поэтому это было только признанием очевидного.

 – Кем бы я ни была – я красива.

Она была действительно рассержена. Она неуклюже одевала свои стринги цвета лаванда, который ужасно не шел ей.

Чонси собирался сказать «не уходи», когда заметил, что часы на каминной полке показывали почти 10.30 вечера. Встреча с Дортмундером была назначена через полчаса.

Если бы не эта договоренность, он вполне мог бы бездельничать прямо сейчас. Его беспечность еще раз спасла его и все, что он сказал бедной Саре это:

 – Ты уже уходишь?

Она бросила обиженный взгляд через плечо – и он увидел, что ее нос был намного тоньше, чем у Линды. Тот же лоб, те же брови, те же плечи если уж на то пошло…

Женщины могут быть бесконечно разные, но вкус каждого мужчины ограничен.

 – Ты ублюдок, – не сдержалась она.

Чонси засмеялся, приняв сидячее положение между подушек.

 – Полагаю, что да, – согласился он.

С таким большим количеством Линд во всем мире, зачем успокаивать Сар? Он смотрел на ее одежду, на ее движения полные возмущения и унижения, когда она остановилась у зеркала, чтобы поправить прическу. Увидев ее недовольное лицо в зеркале с позолотой в стиле рококо, он вдруг осознал, насколько обычно она выглядит. Это изящное зеркало семнадцатого века, темноватую мерцающую поверхность которого обрамляли и поддерживали позолоченные венки роз и херувимы, должно отражать более царственные лица, более изящные брови, более величественные глаза. Но что она предложила ему?

Длинный ряд красавиц, лица для отражения в банальных зеркалах туалетных комнат на заправках, рядом с сушилкой для рук.

 – Я плохой человек, – сказал печально Чонси.

Тот час же она отвернулась от зеркала, неправильно истолковав его слова и произнесла:

 – Да, ты на самом деле такой, Арни, – в ее голосе уже чувствовалось, что она готова простить его.

 – Ах, уходи, Сара, – раздраженно ответил ей Чонси.

Он был зол на себя, потому что вел жизнь бесконечного мота, зол потому что она напомнила ему об этом, зол вообще, потому что она знала, что он не изменится.

Поднявшись с постели, он прошел мимо изумленной Сары, и провел следующие пять минут, успокаивая себя очень горячим душем. Это был его дядюшка Рэмси Лиэммойр, который охарактеризовал Арнольда Чонси еще много лет назад, когда Чонси был в школе – интернате для мальчиков в Массачусетс. «Богатые семьи начинаются с берущего, а заканчиваются на дающем» написал Рэмси в письме для матери Чонси. Арнольд нашел его в бумагах после кончины злобной старой женщины. «Нашим берущим был Дуглас Мак Дуглас Рэмси, который заработал наше состояние и обеспечил жизнь в достатке и уважении шести поколениям аристократов Рэмси, Мак Дугласам и Чонси. Наш дающий, кто растранжирил свое богатство еще до наступления двадцатилетнего возраста, когда стал самостоятельным, это твой сын Арнольд ».

Что стало, без сомнений, одной из причин, по которой старая леди окольцевала наследство Чонси (Супружество? С тех пор как оно перешло от его матери?) таким огромным числом колючих проволок. Три бухгалтера и два адвоката должны были дать согласие, прежде чем он мог снять себе на чай более чем пятнадцать процентов; преувеличение, конечно, но небольшое.

С другой стороны он был далеко не бедным человеком. Реальный доход Чонси, отличный от того, который он указал на странице 63 налоговой декларации, был на самом деле достаточно внушительным. Год, в котором он не зарабатывал триста тысяч долларов, был плохим годом. Доход был бы больше, если бы (согласно его внутреннему монологу) он не был таким транжирой. Он промотал свое наследство, как и предсказал его уже покойный дядюшка, всеми возможными способами доступными человеку. Он неудачно женился и заплатил слишком много за развод. Он спонсировал автогонки и даже сам участвовал в нескольких заездах, пока не осознал, что является простым смертным. Он содержал большой штат прислуги в домах и апартаментах в Нью-Йорке, Лондоне, Париже, Антибе и Каракасе. Его любовь к красивым вещам: мебель, картины, скульптуры, к изобразительному искусству в целом, привела его к бесчисленным покупкам, от которых он не был в состоянии отказаться. Таким образом, время от времени Чонси был вынужден прибегать к рискованным альтернативным методам, почерпнутым из книг, среди которых значилась и инсценировка страхового случая (как собственно и существующий план ограбления). Поджог, подкуп, шантаж, вербовка и просто кражи, а также иные методы много лет помогали держаться на плаву ему и его дорогим пристрастиям. Он, например, украл около сорока процентов авторского гонорара у группы Heavy Leather, рок банды, которую он продюсировал в конце шестидесятых, когда работа с рок-музыкантами была обычной вещью. Он не хотел воровать деньги тех невежественных уроженцев Глазго, но тогда ему казалось, что он нуждается в них более, чем они. Такова была его арифметика.

Но как сильно его мучала совесть тогда и как она донимает его сейчас. Стоя в жарком паре своего душа, он проклинал себя за то, что является-таки слабаком, мотом и транжирой.

Дающий, действительно, как и сказал его дорогой покойный дедушка, старый пердун.

Потребовалось всего пять минут горячего душа, чтоб заставить Чонси успокоиться и снова забыть неуважение к самому себе (о Саре он забыл, как только она ушла). Затем он вернулся в спальню (Сара, конечно же, ушла), вытерся насухо, высушил феном свои длинные светлые волосы, натурального желтого цвета, которому завидовали все его друзья, мужчины и женщины и оделся полностью в темные тона. Черные замшевые мокасины и черные носки. Черные брюки и темно-синий кашемировый свитер с высоким воротником. Затем спустился вниз по лестнице (он практически никогда не использовал лифт) к шкафу в прихожей, где он надел темно-синий бушлат и спрятал желтые волосы под черную вязаную шапку, которая сделала его загорелое лицо более худощавым и жестким. Черные кожаные перчатки завершили его образ. Затем он сделал еще один заход к двери, которая размещалась несколько ниже первого этажа и которая вела в небольшой покрытый плиткой сад. Цветущие кустарники и кусты, низкие деревца – все растения в больших декоративных горшках были симметрично расставлены. Плющ взбирался по тыльной стороне дома и покрыл уже на восемь футов в высоту кирпичные стены, которые окружали сад с трех сторон. Теперь, в ноябре, деревья стояли голыми, но летом, когда Чонси практически не бывал в Нью-Йорке, здесь царила красота. Чонси черной тенью пересек сад в направлении двери без ручки, которая находилась на углу стены. Ключом из связки, которую он достал из кармана, он открыл эту дверь и проскользнул в темноту прохода через толстую стену, отделяющую два особняка, по другой стороне улицы. Стена, которая, по-видимому, осталась от какой-то более ранней постройки, была двойной. Она состояла из двух слоев старого известкового клинкера, между которыми было пустое пространство шириной в три ступни. Решетка вверху положили на более позднем этапе и виноградные ветки поверх ее, образовывали плотную покрытую листьями крышу. Проход внизу с обломками камня и кирпича выглядел довольно опасным, но Чонси двигался плавно и расторопно, его плечи касались стен с двух сторон, свисающие ветки плюща цеплялись, время от времени, за его вязаную шапку.

В дальнем конце виднелась еще одна безликая деревянная дверь. Чонси открыл ее тем же ключом и вышел на мощеный пассаж перед особняком, который разительно напоминал его собственный. Дверь, через которую он вышел, выглядела так, как будто принадлежала этому дому, возможно, была входом в подвал, хотя в этом не было никакой логики. До места встречи с Дортмундером и специалистом по сигнализациям оставалось два с половиной квартала. И Чонси двигался медленно, полный решимости увидеть первым Дортмундера и того другого прежде чем они обнаружат его присутствие. Было начало двенадцатого, улицы были переполнены толкающимися такси, неуклюжими автобусами и съежившимися частными авто, а тротуары практически пусты. При дыхании изо рта и носа Чонси шел пар. Он почти пришел на место и, нахмурившись, стал наблюдать за перекрестком. Дортмундера не было.

Может быть, что-то пошло не так? Чонси верил, что видит Дортмундера насквозь – эту темную личность с низменными желаниями и бесперспективным будущим. Этот человек созрел, чтобы им управляла такая сильная личность как Чонси. Он был доволен выбором Стонвилера и уверен, что может иметь дело с Дортмундером, не опасаясь быть обманутым. Это не значит, что он не выполнит обещанное. Он заплатить мужчине сто тысяч и добро пожаловать. С другой стороны, где он был? Не понимая, что происходит, Чонси двинулся к темному входу ближайшего магазина, и его левая пятка наступила на что-то мягкое, которое зашевелилось.

 – О-о-о, – прокричал голос в ухо Чонси, – сойди с моей ноги!

Чонси обернулся изумленный:

 – Дортмундер! Что ты здесь делаешь?

 – Тоже что и ты, – ответил Дортмундер и, прихрамывая, пошел по тротуару за худощавым интеллектуально выглядящим мужчиной в широких очках и с черной кожаной сумкой, с которой доктора обычно навещают больных на дому.

Дортмундер посмотрел через плечо на Чонси, спросив:

 – Ну? Ты идешь?

Глава 7

Дортмундер и Чефуик осторожно продвигались по крыше дома Арнольда Чонси подобно паре охотничьих собак в поисках следа. Чонси, освещенный узкой полоской света, падающей через вентиляционную дверь, стоял и наблюдал с вялой выжидающей улыбкой на лице.

Дортмундер не был уверен в этом парне, в Чонси. Это нормально, например, если Дортмундера и Чефуик торчали в темных углах, что было, более или менее, частью их работы, но Чонси создавал впечатление добропорядочного гражданина и не простого, а состоятельного. Что он делал, скрываясь в парадных?

Дортмундер был убежден, что в каждой сделке с гламуром, будь то кражи с взломом или, скажем, политика, киноиндустрия, пилотирование самолета, было два типа людей.

Первый, который фактически выполнял работу и был профессионалом в этом и второй тип – люди, выходящие за рамки дозволенного, которые были слишком заинтересованы в гламуре и не достаточно заинтересованы в работе, и это были люди потерянные для мира.

Если Чонси был еще одним клоуном, живущим в мире фантазий, то Дортмундеру придется переосмыслить многое.

Между тем, пока они находились здесь, можно было, как следует осмотреться. Даже если сделка провалится, будет полезно узнать, как проникнуть в этот дом попозже. Это был один из десяти домов с общей стеной, возведенный незадолго до окончания столетия, когда богачи Нью-Йорка только начинали строительство на север от 14-ой улицы. Высотой в четыре этажа, шириной в двадцать пять футов, с фасадами из камня и стенами из кирпича они имели общую цельную, длинную, плоскую крышу и были разграничены клинкерными стенами. Трое из домов, включая дом Чонси, выделялись навесами для лифта, которые были встроены несколько позже. Телевизионные антенны проросли, словно щетина подростка на всех крышах, но многие из них наклонились, искривились или вовсе пришли в негодность – своеобразные следы распространения кабельного ТВ.

Крыша здания был покрыта смолой, словно черной бумагой. На переднем парапете отпечатались следы пожарной лестницы, которую сняли.

В то время как Чефуик, кудахтая, бормоча и вглядываясь сквозь очки, изучал провода из близлежащих силовых и телефонных столбов, которые пересекались на крыше, Дортмундер бродил по крыше. Он переступал через низкие кирпичные стены, хрустя смолой, пока не достиг конца линии, где очутился перед глухой кирпичной стенкой. Или, не совсем цельной: тут и там виднелись контуры окон.

Что это за здание? Дортмундер подошел к фронтовой части, наклонился через парапет, пытаясь краем глаза разглядеть тротуар, сорока футами ниже, и увидел, что это был своего рода театр или концертный зал на Мэдисон-авеню. Все, что он смог рассмотреть отсюда, была стена здания с пожарными выходами и афишами предстоящих развлечений.

Отошев от края, Дортмундер продолжил изучать эту глухую стену, которая возвышалась на пятнадцать или двадцать футов над другими крышами домов. Внизу стены было несколько решеточных отверстий, но ни одно из них не выглядело пригодным для человека ищущего проход.

Закончив, Дортмундер вернулся тем же путем. Чонси все еще ждал возле вентиляционной двери, а Чефуик свисал со стены головой вниз и весело пел вполголоса, перебирая проводку. Электрический тестер поблескивал, освещая его серьезное, увлеченное лицо.

Дортмундер продолжил путь в другую сторону ряда домов. Там он нашел 10-футовый открытый участок, который пересекала подъездная дорожка. На противоположной стороне размещался многоквартирный дом. Его занавески и шторы, венецианские жалюзи и римские шторы, японские экраны и английские ставни были плотно задернуты.

Дортмундер мысленно представил, как он будет взбираться на балкон одной из квартиры и это видение ему очень не понравилось. Он вернулся на крышу дома Чонси, где Чефуик мыл руки Wash'n'Dri, который достал из своей кожаной сумки.

 – Мы пойдем оттуда, снизу… – начал Дортмундер, указывая пустое здание концертного зала.

 – Лучше всего было бы с шахты лифта, – предложил Чефуик, а Чонси он сказал:

 – Было бы проще, если бы элеватора не было на верхнем этаже.

 – И его не будет, – пообещал Чонси.

 – Тогда с моей точки зрения нет никаких проблем, – ответил Чефуик и вопросительно посмотрел на Дортмундера.

Пришло время, чтобы внести ясности. Дортмундер попросил Чонси:

 – Расскажи мне о проходе в твоем дворе, через который мы вошли.

 – Ах, тебе он не понадобится, – заверил Чонси. – Ты ведь должен будешь пройти через дом полный людей.

 – В любом случае, расскажи мне.

 – Извини, – начал Чонси стараясь отойти подальше от освещенной вентиляционной двери, – но я не совсем понимаю. Рассказать тебе что?

 – Для чего она?

 – Изначально? – Чонси пожал плечами. – Я действительно не знаю этого, но предполагаю, что это было просто пространство между стенами. Я знаю, что мой дом использовали как магазин, незаконно торгующий спиртным во время «сухого закона» и именно тогда были установлены дополнительные двери.

 – Для чего ты ее используешь?

 – На самом деле ни для чего, – ответил Чонси. – Несколько лет назад, когда здесь слонялись рок музыканты, некоторое количество допинга попадало к ним через этот проход, но, как правило, я им не пользуюсь. Сегодняшняя ночь – это, скорее, исключение из правил. Я думаю, будет правильнее, если никто не увидит подозрительных личностей перед моим домом, тем более, накануне ограбления.

 – Хорошо, – согласился Дортмундер.

 – Теперь позволь мне задать вопрос, – сказал Чонси. – Почему тебя это заинтересовало?

 – Я хотел знать изображаешь ли ты из себя этакого героя из комиксов, – ответил Дортмундер.

Чонси сначала удивился, затем рассмеялся:

 – Ах, да, я понял. Любовная конспирация, верно?

 – Так точно.

Чонси тыкнул пальцем в грудь Дортмундера, что последний просто ненавидел.

 – Хочу вас заверить, мистер Дортмундер, – произнес он. – Я не романтик.

 – Хорошо.

Глава 8

Один из завсегдатаев лежал на барной стойке в O.J. Bar and Grill на Амстердам-авеню, когда Дортмундер и Келп вошли туда в четверг вечером. Он держал влажное запачканное барное полотенце возле лица, а трое других постоянных клиентов обсуждали с Ролло как лучше остановить кровотечение из носа.

 – Положи кусок льда сзади на его шею, – предложил один.

 – Только сделай это и потечет твой нос, – пробормотал страдалец, но слова угрозы затерялись в складках кухонного полотенца.

 – Дайте ему жгут, – предложил другой завсегдатаев.

Первый клиент спросил:

 – Куда?

В то время как постояльцы искали место на теле своего товарища, куда можно было наложить кровоостанавливающий носовой жгут, Ролло кивнул Дортмундеру и Келпу поверх ботинок со стальными носками пострадавшего клиента, и спросил:

 – Как дела?

 – Лучше чем у него, – пошутил Дортмундер.

 – Он поправится. Ролло отверг вероятность наступления сцены из «смерти маркиза Монткальма».

 – Твои водка-красное вино и шерри здесь, а также пиво-соль.

 – Мы пришли последними, – сказал Дортмундер.

Ролло кивнул, приветствуя Келпа:

 – Рад видеть тебя снова.

 – И я рад возвращению.

Ролло ушел, чтобы приготовить дринки, а Дортмундер и Келп наблюдали за бригадой скорой помощи. Один из постояльцев пробовал сейчас затолкать бумажную подставку под пиво в кровоточащий нос. В то время как другой пытался заставить бедного бастарда считать в обратном порядке от ста.

 – Это от икоты, – заметил третий.

 – Нет, нет, – возразил второй, – ты пьешь с выщербленной стороны стакана, чтобы избавиться от икоты.

 – Нет, это, когда ты падаешь в обморок.

 – Нет, нет, нет. Когда ты падаешь в обморок, ты кладешь голову межу колен.

 – Неправильно. Если кто-то теряет сознание, ты хлопаешь его по лицу.

 – Так зачем ты делаешь это сейчас со мной, – промямлил пациент со ртом полным бумажных подставок и кухонных полотенец.

 – Ты сумасшедший, – сказал второй постоялец третьему. – Ты даешь кому-то пощечину, если у него истерика.

 – Нет, – возразил третий клиент, – если кто-то истерит, то ты должен его согреть… или, наоборот, охладить?

 – Ни то и ни другое. Это метод используется для человек в шоковом состоянии. Ты держишь его тело в тепле. Или все же в холоде…

 – Нет, я вспомнил, – произнес третий. – Ты согреваешься, когда истерика и охлаждаешься, когда у тебя ожог.

 – Ты совсем ничего не понимаешь? – спросил второй. – Для лечения ожогов подходит масло.

 – Теперь я знаю! – вопил третий клиент. – Масло для остановки кровотечения из носа!

И все замерли в ожидании, что же он будет делать, даже парень истекающий кровью.

Первый завсегдатаев, руки которого были переполнены бумажными подстаканниками, спросил?

 – Масло для носа?

 – Запихаем масло в нос! Ролло, дай нам немного масла!

 – Ты не тронешь мой чертов нос!

 – Масло, – произнес с отвращением второй. – Ему нужен лед, Ролло!

Ролло, не обращая никакого внимания на крики о масле и льде, прошел с подносом в руках мимо ног больного и поставил его через барную стойку к Дортмундеру. Там была бутылка Amsterdam Liquor Store bourbon, два пустых стакана со льдом и один стакан, без сомнений, с водкой-красным вином.

 – Увидимся позже, – попрощался он.

 – Верно.

Дортмундер потянулся было за подносом, но Келп сделал это первым, подняв его с таким рвением, что бутылка виски стала раскачиваться взад и вперед и опрокинулась бы, если бы Дортмундер не придержал ее.

 – Спасибо, – поблагодарил Келп.

 – Нда, – только и сказал Дортмундер и направился в подсобку.

Но не сразу. По пути они остановились на секунду, чтобы Келп мог сделать свою собственную контрибуцию с медиками.

 – Для остановки крови из носа, – сказал он, – нужно приложить две серебряные монеты по обеим сторонам носа.

Завсегдатаи остановили пререкания между собой и хмуро глядели на незнакомца. Один из них с чувством собственного достоинства, отметил:

 – В денежном обращении этой страны не используются серебряные монеты с 1965 года.

 – Ах, – вздохнул Келп. – Тогда это проблема.

 – С 66-го, – произнес другой клиент.

Дортмундер отошел на несколько шагов и оглянулся на Келпа, спросив:

 – Ты идешь?

 – Да, – Келп поспешил за Дортмундером.

Когда они проходили мимо Пойнтеров и Сеттеров, Дортмундер напомнил:

 – Теперь, помни, что я тебе говорил. Тини Балчер не будет рад видеть тебя, потому что ты обходишься ему в пять штук. Так что просто сиди тихо и позволь мне вести разговор.

 – Определенно, – согласился Келп.

Дортмундер взглянул на него, но больше ничего не сказал, прошел через зеленую дверь и оказался в подсобной комнате. Там, за столом с зеленой шерстяной скатертью сидели Стен Марч, Роджер Чефуик и Тини Балчер, который что-то рассказывал: «…так что я вошел в его палату и сломал ему другую руку».

Чефуик и Марч, которые смотрели на Балчера как воробьи на удава, обернулись с напуганными улыбками, когда Дортмундер и Келп вошли.

 – Ну, вот ты где! – воскликнул Чефуик с безумным блеском в глазах. Марч развел руками в притворном братском приветствии и произнес:

 – Хей, хей, вся банда здесь!

 – Верно, – согласился Дортмундер.

Марч говорил сегодня быстрее обычного, словно скороговоркой:

 – Я сделал совершенно новый маршрут, поэтому я здесь так рано, я приехал из Квинса, я взял Grand Central вплоть до Триборо…

Тем временем, Келп поставил поднос на стол и поместил перед Балчером свежий дринк, весело сказав:

 – Это для тебя. Ты ведь Тини Балчер, не так ли?

 – Да, – ответил Балчер. – А ты кто такой?

 – …там я вышел и повернул налево под Эл и, э-э… – Марч не закончил свою историю, так как почувствовал напряженность в комнате. А Келп, все еще в хорошем расположении духа, ответил Балчеру:

 – Я Энди Келп. Мы виделись как-то семь или восемь лет назад в небольшом ювелирном магазине в Нью-Гемпшире.

Балчер не мигая смотрел на него:

 – И ты мне понравился?

 – Конечно, – заверил Келп. Ты назвал меня приятелем.

 – Я сделал так, да? – Балчер повернулся и Дортмундеру. – И что мой приятель здесь делает?

 – Он входит в сделку, – ответил Дортмундер.

 – О, да? – Балчер обвел взглядом Марча и Чефуика, затем вернулся к Дортмундеру. – Тогда кто выходит?

 – Никто. Теперь нас пять человек-соучастников.

 – Да? – кивнул Балчер, взглянув мельком на свежую водка-красное вино, как будто там мог найти какое-то объяснение, выгравированное на стекле. Посмотрев на Дортмундера снова, он сказал:

 – И откуда возьмется его доля?

 – От наших. Мы дадим человеку двадцать тысяч.

 – Хм, – Балчер откинулся назад – кресло завизжало от страха – и начал размышлять о Келпе, веселое настроение которого начало улетучиваться.

 – Таким образом, ты – мой приятель на пять тысяч долларов, верно?

 – Я думаю, да, – согласился Келп.

 – Мне никогда и никто раньше не нравился настолько, чтобы я был готов пожертвовать пятью штуками, – пошутил Балчер. – Напомни-ка мне: где мы стали товарищами?

 – Нью-Гэмпшир. Ювелирка…

 – Ах, да, – кивнул одобрительно Балчер. Его огромная голова ходила взад и вперед и выглядела как скала на горах-плечах.

 – Там была еще одна система сигнализации, поэтому мы не смогли войти в магазин.

Дорога в Нью-Гемпшир оказалась бесполезной.

Дортмундер посмотрел на Келпа, который даже не обернулся. Вместо этого он продолжал улыбаться Балчеру:

 – Вот он. Этот палец ты испортил. Я помню, ты бил по нему много раз.

 – Да, это был я, – Балчер сделал долгий медленный глоток своего напитка.

Келп продолжал улыбаться, Дортмундер задумался, а Марч и Чефуик продолжали оставаться в своем состоянии загипнотизированных воробьев. Поставив стакан, Балчер сказал Дортмундеру:

 – Для чего он нам нужен?

 – Вообще-то я уже выполнил некоторую работу, – вмешался Келп, яркий и энергичный, не замечая упорного взгляда Дортмундера. Балчер наблюдал за ним:

 – Да неужели? И что ты сделал?

 – Я проверил театр. Хантер Хаус так его называют. Как нам попасть туда и как выбраться.

Дортмундер, который мысленно желал Келпу острой формы ларингита, пояснил:

 – Мы взобрались на крышу дома Чонси через крышу театра неподалеку.

 – М-м-м… и мы платим этому парню двадцать штук, чтобы он просто нашел способ, как попасть в театр.

Балчер наклонился вперед, положив одну огромную ручищу на стол, и сказал:

 – Я открою тебе один секрет на двадцать штук… ты элементарно покупаешь билет.

 – Я купил билеты, – заверил его Келп. – Мы будем смотреть Queen's Own Caledonian Orchestra.

Дортмундер вздохнул, покачал своей головой немного раздраженно и налил немного Нашего Собственного Бурбона в один из стаканов на подносе. Он потягивал напиток, смотрел угрюмо, как Келп осушает свой стакан до дна и произнес:

 – Тини, я придумал план. Это моя работа. Твоя работа нести тяжелые вещи и бить людей, которые встанут на нашем пути.

Балчер ткнул пальцем размером с кукурузный початок в направлении Келпа:

 – Мы говорим теперь о его работе.

 – Он нужен нам, – сказал Дортмундер, скрестив лодыжки под столом.

 – Где был он первый раз, когда мы так нуждались в нем?

 – Я был за городом, – весело ответил Келп. – Дортмундер не знал, где найти меня.

Балчер бросил на него взгляд полный отвращения (как и Дортмундер).

 – Чепуха, – произнес он и повернулся к Дортмундеру. – Ты не упомянул о нем раньше.

 – Я не знал, что он понадобится мне. Послушай, Тини, я был там недавно. Мы должны будет войти через шахту лифта, спуститься с пятнадцати – или двадцатифутовой кирпичной стены и подняться обратно, а у нас не будет целой ночи для этого. Нам нужен пятый человек. Я распланировал это дело, и я говорю: он нам нужен.

Балчер обратил все свое внимание снова на Келпа, словно пытаясь визуализировать обстоятельства, при которых ему может понадобиться помощь этого человека. Не отрывая глаз от Келпа, он спросил у Дортмундера:

 – Так вот оно что, а?

 – Именно так, – ответил Дортмундер.

 – Ну, тогда. Ужасная улыбка Тини сменилась на нечто среднее между ужасной штыковой раной и шестимесячной хеллоунской тыквой. – Добро пожаловать на борт, приятель. Я уверен, ты нам очень пригодишься.

Дортмундер облегченно вздохнул, плечи расслабились. Теперь все закончилось.

 – Теперь, – произнес он, насчет завтрашней ночи. Стен Марч привезет нас к этому Хантер Хаус незадолго до половины девятого…