Текст книги "Все мы люди (ЛП)"

Автор книги: Дональд Эдвин Уэстлейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Глава 4

Дортмундер, прислонившись к шкафу Чиппендейл (стиль английской мебели), наблюдал за двумя японскими джентльменами, которые торговались друг с другом за небольшую фарфоровую чашку с изображением птички-синешейки. Он предположил, что это были японцы, договаривающиеся о цене, так как они коротко кивали своими головами, и это было единственное движение в переполненной комнате кроме постоянных возгласов одетого в безупречный черный костюм аукциониста:

 – Семь двадцать пять Семь-пятьдесят. Семь-пятьдесят справа от меня. Семь семьдесят пять. Восемьсот. Восемь двадцать пять. Восемь двадцать пять слева от меня. Восемь двадцать пять? Восемь-пятьдесят. Восемь семьдесят пять.

Они начинали с двух сотен, и Дортмундеру к настоящему моменту стало скучно, но он был полон решимости остаться здесь столько времени, сколько потребуется, чтобы узнать окончательную цену, которую заплатит богатый японец за арахисовую тарелку с птицей.

Он находился в одном из аукционных залов Parkeby-South – крупная аукционно-оценочная фирма на Саквилл-стрит неподалеку от Пикадилли. Она занимала множество помещений в двух смежных зданиях и являлась одной из старейших и известнейших в своей сфере деятельности, а также имела представительства в Нью-Йорке, Париже и Цюрихе. Под этой крышей, точнее под крышами располагались километры редких экземпляров книг, гектары ценных ковров, настоящий Лувр из картин и скульптур, китайского фарфора и стекла, большое количество шкафов, комодов, бокалов, бельевых комодов, книжных столов, платяных шкафов, раздвижных столов и винных шкафов, которыми можно было заполнить любой гарем в мире. Это место выглядело как Сан-Симеон с замком Херста, но только в Европе.

Комнаты в Parkeby-South были поделены на три вида. Было около полудюжины аукционных комнат, заполненных людьми сидящими рядами на деревянных складных стульях и делающими невероятные ставки на различные предметы из мрамора и кристаллов. Второй тип комнат состоял из демонстрационных помещений, которые были сверху донизу забиты всем, чем можно, начиная от бронзовой статуи лошади генерала Першинга в натуральную величину и заканчивая шмелем из дутого стекла. И, наконец, третий вид помещений, на закрытых дверях которых висела табличка «PRIVATE».

Сдержанные невооруженные седовласые охранники в темно-синих мундирах старались не выдавать свое присутствие, но от зоркого глаза Дортмундера не ускользнуло, что они были везде. И когда он попытался толкнуть дверь с «PRIVATE» и посмотреть, что произойдет, то один из охранников моментально материализовался из воздуха и с любезной улыбкой спросил:

 – Да, сэр?

 – Где находиться мужская уборная?

 – На первом этаже, сэр. Вы не сможете пропустить ее.

И они уже были на первом этаже. Дортмундер поблагодарил его, вывел Келпа из его загипнотизированного созерцания золотых колец в остекленном шкафу и пошел вверх, где теперь наблюдал восточную борьбу за тарелку для холодца.

Он задумался… здесь должно находиться предметов на сумму более миллиона долларов.

Охранники были везде, словно грипп в январе, и, если Дортмундер не ошибается, отсутствовала сигнализация на окнах, что могло означать только одно: охранники дежурили круглосуточно.

 – Одиннадцать сто, – сказал аукционист. – Одиннадцать-пятьдесят. Это 1150 слева от меня.

Одиннадцать пятьдесят? Нет? Одиннадцать пятьдесят слева от меня, – и он ударил своей «хоккейной шайбой» в левой руке по поверхности деревянной трибуны. –

Продано за 1150. Лот номер 157, две вазы.

В то время как пара одетых в серое сотрудников поднимали фарфоровые вазы с изображением стоящего на одной ноге фламинго, Келп недоверчиво прошептал:

 – Они заплатили тысячу сто пятьдесят долларов за ту маленькую миску?

 – Фунтов, – прошептал в ответ Дортмундер. – Английские деньги.

 – Одиннадцать сто пятьдесят фунтов? А сколько это будет наличными?

 – Больше, – ответил Дортмундер, который не мог дать ответ на этот вопрос.

 – Две штуки?

 – Что-то вроде этого. Давай уберемся отсюда.

 – Две штуки за небольшую чашку, – повторил Келп, следуя за Дортмундером по коридору.

Позади них послышался голос аукциониста, который начал торги ваз с шестисот, фунтов, а не долларов.

Выйдя на улицу, Дортмундер пошел по направлению к Пикадилли, но заметил, что Келп отстал и задумчиво глядел назад.

 – Пошли, – позвал Дортмундер, но Келп замешкался, поглядывая через плечо.

Дортмундер нахмурился:

 – В чем дело?

 – Я хотел бы там жить, – произнес он и повернулся с задумчивой улыбкой к Дортмундеру.

Однако его лицо почти сразу же изменилось, появился озадаченный взгляд. Он, казалось, вглядывался во что-то.

Дортмундер посмотрел в том же направлении и, ничего не увидев, спросил:

 – Ну что теперь? Ты хочешь жить в том магазине серебряных изделий?

 – Я думаю… Нет, это невозможно.

 – О чём ты думаешь?

 – Просто на секунду… – Келп пожал плечами и покачал головой. – Мне показалось, что я увидел парня, похожего на Покьюлея. Такой же полный, как и он. Он вошел в одну из тех дверей. Ты знаешь, как похожи люди на других людей. Особенно если они не из города.

 – Люди похожи на других людей не из города?

 – Возможно, это был не он, – произнес я Келп и пошел энергично вперед, оставив позади Дортмундера, смотрящего ему вслед.

Оглянувшись назад, Келп спросил?

 – Ну? Ты идешь?

Глава 5

 – Я не знаю, как правильно поступить, – сказал Дортмундер.

Чонси оторвался от своей брюссельской капусты:

 – Я огорчен твоими словами.

Все четверо из них присутствовали на ужине в квартире Чонси. Блюда были приготовлены Эдит и поданы на стол с многочисленными «R» Бертом. Это была их первая совместная трапеза с тех пор, как они прибыли, со вчерашнего дня, поскольку встретиться раньше не позволила смена часовых поясов, вызванная разницей в пять часов.

Чонси заставил себя проснуться вчера с помощью Дикстрина, а уснул прошлой ночью благодаря Секоналу и сегодня утром полностью адоптировался к английскому времени.

Остальные же, казалось, выглядели не так хорошо. Наиболее пострадал Зейн. Его и без того бледное лицо приобрело теперь мертвецко-белый цвет и исхудало, а его хромота прогрессировала. Что касается Дортмундера и Келпа, то смена часовых поясов и странное окружение, казалось, лишь укрепили их прежние черты характера. Дортмундер стал более суровым, Келп – еще более легкомысленным, хотя сегодня утром он был в крайне плохом настроении, по-видимому, вызванном расположением спальных мест в гостевой комнате.

Зейн, благодаря медицинским показаниям и врожденной жестокости, занял двуспальную кровать, один. Дортмундер взял раскладную кровать, а Келпу достались комплект подушек и стеганое ватное одеяло на полу. Однако откидная кровать занимала большую часть свободного места в комнате, поэтому Келп был вынужден уложить голову под комод, а ноги под кровать. Такая позиция привела к тому, что он сам себя покалечил, когда, проснувшись, вздрогнул от дурного сна в середине ночи.

Вскоре хорошее настроение вернулось к Келпу. В любом случае он казался таковым сегодня рано утром, когда уехал вместе с Дортмундером на разведку в Parkeby-South.

Вскоре после их отъезда спустился и Чонси, чтобы встретиться за чашкой чая со своими друзьями в Альберт-Холле. Он не виделся со своими гостями вплоть до обеда, когда на вопрос к Дортмундеру о результатах его визита в Parkeby-South он услышал неоптимистический ответ.

Дортмундер был готов дополнить свой ответ:

 – Здание переполнено ценными вещами, – произнес он, – а также охраной. Все выглядит на то, что охранники дежурят и ночью, когда фирма закрывается. Я не обнаружил системы сигнализации, но она должна быть там.

 – Ты хочешь сказать, что не сможешь проникнуть туда?

 – Я могу, – ответил Дортмундер. – Я смогу войти и выйти из любого места. Это не проблема.

 – Тогда в чем загвоздка?

 – Идея, – напомнил ему Дортмундер, – заключается в том, чтобы подменить картину без лишних свидетелей. Если ты выключишь сигнализацию, то свободно, без проблем сможешь прийти и уйти, никто не обнаружит тебя. Но ты не сможешь прогуливаться в здании полном охранников, чтобы никто не увидел тебя.

 – Ах, – выдохнул Чонси.

Зейн, который замер с вилкой нагруженной кусочком баранины и мятным желе на полпути ко рту, предложил:

 – Нужно чем-то отвлечь их внимание.

 – Очень хорошо! – воскликнул Чонси и, сияя надеждой, спросил у Дортмундера: – Что ты думаешь по этому поводу?

Дортмундер посмотрел на него с сомнением:

 – Как именно отвлечь?

Зейн снова ответил:

 – Ограбление. Ворваться с оружием, украсть несколько вещей, и в это время ты сможешь подменить картину.

 – Замечательно, – сказал Чонси.

Дортмундер думал по-другому:

 – Еще одно фальшивое ограбление? Если уж мы должны воровать, то у полиции непременно возникнет вопрос: почему не забрали и картину? Копы захотят узнать причину.

 – Ммм… – задумался Чонси.

Но Зейн не собирался так легко поддаваться. Он сказа:

 – А ты на самом деле видел картину, когда был там? Она выставлена на обозрение?

 – Нет. Я думаю, что наиболее ценные экземпляры они держать в другом месте вплоть до их продажи.

Пожав плечами, Зейн продолжил:

 – Значит, раз картина находиться в тайнике, то как воры смогут ее украсть.

Чонси, устав от своих колебаний между надеждой и отчаянием, лишь приподнял бровь в ожидании негативного ответа Дортмундера, который, однако, не последовал.

Нахмурившись, тот ткнул несколько раз вилкой брюссельскую капусту на своей тарелке и, наконец, произнес:

 – Даже не знаю. Это выглядит на первый взгляд довольно сложно. Двое из нас, а мы не знаем, сколько охранников там на самом деле, должны симулировать ограбление в одном месте и в то же самое время найти укрытую где-то картину. Кроме этого взломать незаметно замок, подменить картину без свидетелей и уйти до прибытия полицейских.

Это звучит не очень логично.

Чонси спросил:

 – А что звучит лучше?

Дортмундер медленно покачал головой, что обозначало отсутствие идей. Он погрузился в раздумья, думал, но вполне очевидно, ни к чему не пришел.

Зейн снова нарушил молчание, обращаясь как бы случайно к Чонси:

 – Я побывал на твоем заднем дворе. Высокие стены, никто не сможет увидеть в красивой мягкой грязи… пары могил.

Дортмундер продолжал размышлять, как будто ничего и не услышал, но Келп пролепетал:

 – Не волнуйтесь ни о чем, мистер Чонси! Дортмундер найдет выход из этой ситуации. Он решал и более сложные проблемы. Правда, Дортмундер?

Он не ответил. Он думал и думал, толкая и насаживая на вилку брюссельскую капусту со своей тарелки. Его вилка слишком резко ударилась о тарелку и упала на край стола, оставляя за собой тонкую дорожку топленого масла на дамасской скатерти. Казалось, что Дортмундер не заметил и этого, продолжал смотреть затуманенными глазами на свою еду, а остальные трое наблюдали за ним. Затем он вздохнул и поднял голову. Посмотрев на вилку Чонси, он произнес:

 – У меня есть для тебя работа.

 – О, да?

 – Да, – подтвердил Дортмундер.

Глава 6

Глупость ведет человека к гибели. Это был Veenbes, все правильно, оригинал, который последний раз он видел у себя на стене в гостиной в Нью-Йорке. Чонси мог протянуть руку и коснуться ее, но он сдержался, продолжая смотреть на картину и скрывая свой «голод», а также морщась от жалости к этой чудовищной аляповатой подделке, в которую она теперь превратилась:

 – Честно говоря, я просто не верю, что это законно.

 – Ну, ты поверишь в это, – сказал ему тот негодяй Макдоу с самодовольной улыбкой. – Это подлинник и ты можешь купить его у меня.

«Я так и сделаю», – подумал Чонси не без удовлетворения, но вслух сказал следующее:

 – Все же буду настаивать на моей собственной экспертизе.

Лимари, вежливый молодой кретин, представляющих интересы Parkeby-South, с глупой дипломатичной улыбкой произнес:

 – Конечно, конечно. В сложившихся обстоятельствах, естественно, это единственное, что можно предпринять. Каждый согласится.

 – Проводите свои экспертизы, – бросил вызов Макдоу, пропитанным виски голосом. – Можете проверять картину сверху вниз и во все стороны, но все равно она моя.

Это и была просьба Дортмундера. Чонси должен был находиться здесь, в Parkeby-South, на этаже с помещениями, где хранились особо ценные экспонаты. Он должен был также встретиться с подхалимом Лимари и злорадствующим Макдоу и глядеть беспомощно на свою собственную картину, изображая отсутствие интереса к ней.

 – Ты обязан пойти туда, чтобы рассмотреть картину, – сказал ему Дортмундер. – У тебя имеются законные основания, поскольку эта картина может стоить тебе четыре тысячи, подлежащие выплате страховой компании. Таким образом, ты попадешь внутрь здания, осмотришься и когда ты вернешься обратно, то сделаешь для меня план помещений. Я хочу знать, где находится картина, какие там двери и окна, где размещается ближайшая внешняя стена, какой марки замок на двери, что еще находиться в комнате, есть ли у них камеры с круговым обзором, камеры слежения – хочу знать все. Это обычное помещение или сейф, или сейф в комнате, или клетка, или еще что-либо? И как много замков нужно будет обойти. Все.

 – Я сделаю все возможное, – пообещал Чонси, – чтобы получить картину обратно, в чем я уже очень сомневаюсь.

 – У тебя ведь есть знакомые, – ответил ему Дортмундер и он оказался прав.

На следующее утро Чонси занялся обзвоном своих знакомых в городе и будь он проклят, если молодой друг из местной газеты не был племянником главного по связям с общественность из Parkeby-South. Этой «связи» было вполне достаточно, чтобы Чонси вызвал полное сочувствие у вице-менеджера фирмы, который, по его словам, поможет «решить проблему».

Решение проблемы заняло четыре дня. В понедельник днем этот парень Лимари позвонил к Чонси и сказал, что тот сможет наверняка посмотреть картину, несмотря на то, что «г-н Макду все же настаивает на своем присутствии. Вы знаете, что наш г-ну Макду несколько эксцентричен, но в остальном он весьма неплохой человек».

 – Мак… кто?

 – Макду. Владелец Винбиса.

 – Ах, вы имеете в виду Макдоу.

 – Вы уверены? – Лимари вздохнул и это раздражающий звук был слышен через трубку. – Я не задумывался, как должно быть правильно. В любом случае, показ картины должен состояться на следующий день, во вторник. Я надеюсь, вы не возражаете, – продолжал Лимари, – но мы предпочитаем, чтобы она оставалась на том месте, где сейчас и находится, то есть в нашей специальной комнате.

 – Это совершенно нормально, – согласился Чонси.

Сегодня был вторник. Чонси находился в специальной комнате в окружении самых драгоценных предметов под охраной Parkeby-South, запоминая все, что попадалось в поле его зрения, изо всех сил пытаясь не отвлекаться на свою тягу к Винбису и отвращение к Макдоу, этой самодовольной крысе, улыбающейся как профсоюзный организатор. Стены, двери, замки, внешние стены, лестницы…

 – Я увидел все необходимое, – сказал он, наконец, неохотно и, бросив последний взгляд на Глупость и ее поклонников, отвернулся.

«Я вернусь», – он процитировал генерала Макартура, мысленно обращаясь к картине, и вышел из комнаты, приостановившись и прищурясь, чтобы посмотреть, как охранник запирает замок.

Они спускались вниз по лестнице. Чонси шел впереди Лимари и Макдоу, его глаза бегали влево – вправо. На первом этаже Лимари, улыбнувшись своими мокрыми бледными зубами, произнес:

 – Не хотите ли чаю? Мы может направиться в офис.

 – Спасибо, но нет.

 – Или джин с содовой водой, – предложил Макдоу, нагло улыбаясь, – Вы выглядите так, что не сможете удержаться на ногах без алкоголя.

 – Я подозреваю, г-н Макдоу, – Чонси позволил себе все же высказаться, – что вы должны сохранить…

 – Макдаф, – исправил Макдоу.

 – …весь запас алкоголя, поскольку в ближайшее время он вам очень понадобится.

 – Меня зовут Макдаф, – повторил Макдоу, – и я не верю вашим словам.

Глава 7

 – Давай еще раз о том окне на лестнице.

 – Снова? Дортмундер, я рассказал тебе все, что я знаю о том окне. Я рассказал тебе все обо всем. Я нарисовал тебе даже карту, я начертил эскизы. Я, и снова я.

 – Давай еще раз об окне.

 – Дортмундер, ну почему?

 – Я хочу знать о нем все. Опиши его.

 – Очень хорошо, значит еще раз. Это было окно, на лестничной площадке ниже «специальной» комнаты. Оно находилось три с половиной уровня над уровнем улицы.

Оно состояло из двух частей: верхняя часть в виде большого оконного стекла и шести небольших стекол внизу. Деревянная рама покрашена в серовато-кремовый цвет и выходит на Саквилл-стрит.

 – Что ты мог увидеть через то окно?

 – Я говорил тебе. Саквилл-стрит.

 – А поточнее, что ты мог видеть?

 – Дортмундер, я прошел мимо того окна дважды, один раз по пути наверх и второй раз по дороге вниз. Я не останавливался и не глядел через него.

 – Что ты видел по дороге?

 – Здания на Саквилл-стрит.

 – Опиши их.

 – Описать? Серый камень верхних этажей, окна, просто… нет! Боже мой, теперь я вспомнил. Там были уличные огни!

 – Уличные огни.

 – Я увидел их, когда спускался по лестнице вниз. Это было, конечно, ниже уровня окна, но какое это имеет значение?

 – С одной стороны, это означает, что на лестнице не будет темно. Расскажи мне более подробно об окне.

 – Подробнее? Но больше нечего…

 – Там не было замка.

 – Конечно же, был. Все окна имею засовы.

 – Ну, значит, это было без замка. Ты знаешь, нужно уточнять мелочи по ходу разговора. Я помню отчетливо, там был… ах, подожди!

 – Ты что-то путаешь. Дортмундер, когда ты закончишь со мной, мне не нужно будет ничего более, кроме санатория.

 – Говори.

 – Там было два замка. Раздвижные болты внутри верхних углов, приспускающиеся наполовину. Я думаю, что верхняя часть должна быть зафиксирована.

 – Раздвижные болты? Они скользят внутри рамы с двух сторон? Итак, мы имеем две новые важные детали об окне.

 – Пожалуйста, Дортмундер, давай не будем больше о нем. Ты сводишь меня с ума.

 – Было там дерево? Ковер? Линолеум?

 – Пол. Да поможет нам Бог. Дай-ка подумаю…

Глава 8

 – Что за страна, – произнес Келп, пытаясь переключить передачу на рычаге указателя поворота, который выступал с правой стороны руля, он случайно показал поворот вправо, – Черт! Хрень! Бастард! – продолжая показывать движение направо, он нашел другую передачу, выступающий с левой стороны, и мгновенно переключил ее.

 – Езжай налево, – сказал ему Дортмундер.

 – Я и еду налево, – зарычал Келп, повернув резко руль влево, и чудом избежал столкновения с встречным такси.

 – Ты ехал в другую сторону.

 – Нет.

 – Ты включил правый указатель поворота.

 – Возможно, я собирался повернуть направо.

Келп был в плохом настроении, а первая поездка по Лондону не способствовала его улучшению. Виляя вниз по Слоун-стрит к Слоун-сквер в темно-бордовом Опеле, в окружении гудящих черных такси, двухэтажных красных автобусов и быстрых грязных Мини, размером со стиральную машину и цвета старого снега, Келп пытался сдерживать все свои глубокие водительские инстинкты. Он сидел с правой стороны, ехал с левой и, чтобы еще больше усугубить путаницу, держать руль нужно было левой рукой, хорошо, что еще педали не отменили.

Келп не был в своем обычном веселом состоянии и до поездки на Опеле. Пять ночей проведенных на полу в квартире Чонси сделали его жестоким, капризным и постаревшим.

Его первоначальная позиция с ногами под кроватью и головой возле комода быстро доказала свою неприемлемость, так как Зейн и Дортмундер постоянно наступали на его незащищенную часть тела, если они вставали ночью. И оба этих бастарда постоянно поднимались среди ночи. Кривая голая нога Зейна, давящая на твой живот в темноте – одно из наименее приятных впечатлений в жизни. Таким образом, Келп спал, ну или пытался спать, свернувшись калачиком возле комода. Все этого плохо повлияло на его осанку и характер.

А теперь Дортмундер хотел покататься.

 – Где? – спросил Келп его.

 – Вокруг, – ответил Дортмундер.

 – Но что мы ищем? – спросил Келп.

 – Я узнаю, когда увижу это.

Он поймет что-то, когда увидит это нечто. Келп вел машину в городском трафике весь день не по той стороне улицы, не с той стороны авто: Келп включил поворот налево, громко выругался, переключился на третью передачу, затем на четвертую и чуть не сбил двух женщин в коричневых шерстяных плащах и высоких кожаных сапогах, которые шагнули прямо под колеса машины.

 – Христос, Энди, – воскликнул Дортмундер, «отлипая» от лобового стекла.

 – Те две… те две… – Келп указывал на женщин. Он выглядел более удивленным, чем разозленным.

Женщины же в свою очередь стояли перед машиной, смотрели на них с упреком и указывали на что-то на тротуаре. Посмотрев в указанном направлении, Келп увидел мигающий оранжевый круглый свет там, на верху столба.

 – Ну, что, черт возьми, ты имеешь в виду? – спросил он.

 – Понятия не имею, – произнес Дортмундер.

Женщины покачали пальцем в сторону Келпа, и пошли дальше. Келп сидел и, хлопая глазами, смотрел на оранжевый круг, который подмигивал ему обратно.

 – Что я должен делать теперь? – спросил он. – Подождать, когда он выключиться или включиться?

Позади них раздался сигнал Мини, и Дортмундер сказал:

 – Я думаю, что ты должен теперь ехать.

И Келп снова включил «направо»:

 – Черт!

Он включил первую передачу, затем вторую и чертову третью и снова заметил один из тех оранжевых шаров. Нажав на тормоза, Келп теперь увидел аналогичный шар и через дорогу, а также белые линии на асфальте между ними. Размышления о том, чтобы это значило, прервал Дортмундер:

 – Это пешеходный переход, вот и все. Пешеходы могут здесь перейти дорогу.

 – Я знаю это, – Келп снова вдавил акселератор и рванул на Слоун-сквер. – Куда теперь?

 – В любом направлении.

 – Я хочу вернуться под свой комод, – ответил Келп, потому что Слоун-сквер был переполнен автомобилями и людьми. Келп на своем Опеле медленно двигался в трафике, мучительно осознавая, что не знает, сколько машин у него с левой стороны. Он попал в транспортный вихрь, движущийся по часовой стрелке вокруг площади, и был практически готов вернуться туда, откуда он начал, но все же вырвался на свободу. Он несся по Кингс–роуд, которая переходила в Слоун-стрит, где было еще больше трафика, еще больше пешеходов, магазинов и автобусов.

 – И, – уже кричал Келп, – у них даже нет регистрационных знаков! А как быть с непредвиденными ситуациями? Как ты сможешь найти доктора?

 – С этими авто все в порядке, – ответил Дортмундер.

 – Тогда садись за руль. Попробуй… о, дерьмо.

Другой пешеходный переход, на этот раз с множеством молодых людей несущих ковры.

Келп понял, что снова собирается включить неверный поворот и произнес:

 – Вот и все, – и нажимая на рычаг, сигнализирующий поворот направо, он просто давил его вниз, пока тот не затрещал, – подержи это для меня, – сказал он, передав рычаг Дортмундеру, чтобы тот сдвинул его вправо, и они поехали дальше, как только распродажа ковров достигла тротуара.

 – Ты снова сигнализируешь направо, – сказал ему Дортмундер.

 – Отлично, – выругался Келп.

Они кружили по городу еще с полчаса, вниз через Челси и по мосту Альберт-бридж в предместье Баттерси, и снова на север по мосту Баттерси-бридж и выше через центр Эрлс Корт на Кенсингтон. Келп все больше и больше привыкал к этому странному способу вождения. И, наконец, возле станции Ноттинг-хилл Гейт Дортмундер внезапно приказал:

 – Остановись здесь

 – Здесь?

 – Нет, там. Заверни за блок.

Келп попытался объехать этот блок и быстро заблудился, но после многочисленных попыток снова нашел нужную дорогу с помощью Дортмундера, который неожиданно произнес:

 – Остановись здесь.

На этот раз Келп резко остановился, ну, возможно, проехав крохотное расстояние в 10 центов (или, возможно, на полпенса). Позади него грузовик полный металлических труб выразил возмущение, просигналив громко и резко. Однако Келпу было все равно, так как он понял одну вещь: они приехали снова на Ноттинг-хилл Гейт, но уже на противоположную ее сторону.

 – Как такое могло случиться?

 – Прижмись к обочине, Энди.

Келп припарковался ближе к краю дороги, и грузовик смог продолжить путь, сотрясая воздух проклятиями.

 – И что теперь?

 – Теперь ждем, – ответил Дортмундер. – И ты мог бы выключить двигатель.

Ноттинг-хилл Гейт – торговая улица, напоминающая окрестности в Бруклине с театрами и супермаркетами и химчистками. Впереди с левую сторону витрины магазина загораживал мусорный контейнер, стоящий на обочине дороги, а также группа мужчин, которые переносили в корзинах щебень. С правой стороны мужчина выполнял ремонтные работы на уличном фонаре, стоя в металлической люльке, прикрепленной к стреле грузовика стоящего рядом. Данный вид транспорта был известен в Америке как Черрипикер. За краном человек, взгромоздившись на высокую лестницу, менял буквы в названии предстоящего фильма на навесе перед входом в кинотеатр. Сегодня была «Атака семи гномов». На левой стороне магазина, повыше, мойщик окон выполнял свою непосредственную функцию. Тротуары были заполнены мужчинами и женщинами, которые несли пластиковые пакеты, выгуливали собак, просто глазели на вымытые окна или что-то бормотали себе под нос.

 – Ты что-то пробормотал про себя, – заметил Дортмундер.

 – Нет, не я, – возразил Келп.

 – Это Черрипикер, – сказал Дортмундер ему.

 – Я уже разгадал твою задумку, – произнес Келп.