Текст книги "Новые боги: Дважды воскрешенный (СИ)"

Автор книги: Дней Долгих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

– Осади, пострел, – смеясь, поднял ладонь старик. – Котел я вижу. Вы тоже вроде живы. Какой-такой гомлин, чью голову притащили?

– Так гомлин же, – разъяснил Сай.

– А где взяли-то? Из репьев слепили?

– Не-е-ет, не из репьев! Дядя отрубил ножиком!

– Какой ишшо дядя?

– Монах. Вона стоит.

Дед поднял голову и взглянул на меня. При этом мне пришлось побороть удивление – левый глаз старика напрочь отсутствовал, являя собой крестообразный шрам, кожа на котором стянулась в складки, разошедшиеся по всему лицу. Даже опрятная борода казалась немного кривой.

– О как, – удивленно сказал дед. – Не врали, значица... – И сотворил ладонью знак Создателя.

– Не врали, – подтвердил я. И, сотворив такой же знак, представился: – Дэм, старче, отец Дэм. Монах я, навроде отшельника, нас еще дикими называют. – Небольшая ложь давалась легко, тем более что выбора у меня особо и не было. – Не дал мне Венец спокойного моления в глуши, в путь позвал, вооружив верой пламенной, ну и посохом, да и ножик достался малый...

– Так ты, отче, гомлина одолел? – поразился старик. Узловатые руки дрогнули, он опомнился и, опрокинув содержимое плошки в траву, куда сразу же кинулась вся куриная братия. – Ножом одним?

– Да все с Божьей помощью, – улыбнулся я, разводя руками.

К счастью, вопреки моим ожиданиям, старик не отбросил все мирское и не стал бухаться на колени и благодарить. Правильно, во храме перед Создателем надо колени преклонять, а не перед заезжими монахами.

Бойкая собачонка вылетела из-за угла, почуяв чужого, но, заприметив голову чудовища у моих ног, притормозила, сознавая свою неправоту. Сай шикнул на нее и подошел.

– Возьмите трофей да несите к дядьке Сару. Он у нас кожевенник, – пояснил мне дед, легким подзатыльником подгоняя парнишку. – Малышня к нему ходить не любит, у него весь дом кислым пропах, но ради такого дела-то пойдут... Сайка, внучка. а ты котелок-то брось, да брату помоги. Нам со святым отцом потолковать надыть.

Проводив взглядом удаляющихся ребят, Сах поднял котелок, с кряхтением распрямился и поманил за собой в дом.

Внутреннее убранство тоже сводилось к классическому деревенскому – все деревянное, спят на лавках, дед на беленой печи, снедают за общим столом. За него он меня и усадил, не забыв про угощение – каравай, печеные яйца, зеленый лук, медовые соты и ковш браги. Бражку я не очень уважал, монастырское вино было куда как привычнее, но отказывать хозяину было неприлично, посему я, пригубив из ковша, отдал его обратно и принялся за остальное. К слову сказать, желудок не урчал, но рот угощению обрадовался. Наверное, тело, данное Создателем вновь, не чуралось простых радостей.

Дед Сах, уговорив ковш почти до донышка, утер рот широким рукавом и тихо, почти робко, попросил:

– Святой отец, а... покажи райдал?

– Чего показать? – опешил я. Если в их краях так называют татуировку Ока на ладони, то ему об этом просить не резон – знают все, от Оцилона до Колючих гор, что монахи-экты встречаются один на десять послушников.

– Кинжальчик свой, как ты его нарек.

Я небрежно закинул руку за спину. Гостю не следует обнажать лезвие при хозяине, но раз он просит... Реакция старика меня поразила – он отодвинулся на край стола и посматривал на меня оттуда с настороженностью. Пожав плечами, мало ли какие у него причуды на старости, я медленно вытащил свою гомлинобойку и положил на стол.

– Это все объясняет, – словно соглашаясь с чем-то, кивнул дед, рассматривая лезвие. Притронуться он, почему-то, не рискнул. – Столь молодой монах, только семинарию закончил, пусть даже Академию, только бы в послушники идти...Ан нет, выпала доля по лесам бродить, чудищ резать.

– Дед, объясни, – не выдержал я. – Райдал, как ты сказал – это кинжал? И почему ты думаешь, что я молод? Да мне за сорок перевалило позапрошлой весной!

Сах долго смотрел на меня. Не пристально, но подозрительно, не испуганно, а просто смотрел единственным глазом.

– Вот что, отче, – молвил он наконец. – Я воевал во времена Черной войны и разных чудес насмотрелся. Как люди умирали и тут же поднимались зомбями и шли харчить своих же. И поднимал их не маг, а сама земля, ибо проклятье в ней было. Как раны излечивались от молитв. Как мороки лесные, детьми обернувшись, прибивались к солдатам на ночь, а поутру вся еда была отравлена. Как осажденные орки с голодухи ели камни. Как солнце вставало над Сейной и долго висело на одном месте, и люди говорили, что это оно от удивления – вчера была империя, сегодня нет...

Он сделал паузу, осушая мимоходом ковш.

– Поэтому я ничему не удивляюсь. Что тебе за сорок, а вид как у двадцатилетнего – верю. Что по лесам скитался, Выжег разоренный прошел, да Гомлину падь с ее проклятыми колодцами – верю. Что кинжал этот у тебя, и ты им ловко машешь, аж зверя больше себя зарубил – тоже верю. Но все вместе... Нет, конечно, верю, но не могу сказать, что это случайность.

– Все в длани Создателя, – напомнил ему я.

– Ото ж, – согласился он. – Вот только он меня в свои дела не посвящает. Но своим глазом я порой вижу вещи, которые ясно говорят об одном: грядут великие перемены.

– Твоя правда, Сах, – ответил я. – В месте одном, в церкви, ожила статуя Венца, а я рядом стоял. И послала она меня дойти до гор и кое-что там учинить. В общем, ничего пока не предвещает таких уж перемен.

– А говоришь – не молод, – хрипло рассмеялся дед. – Хотя, ежели ты в ските жил, а до этого в семинарии книги читал, то от жизни, прости, ты отстал, и ума в тебе живого мало. А я вот вижу, что раз такое случается, то перемены будут. И твой путь будет не так прост. Я верю в Венца, и верю, что он не стал бы за так приходить к тебе и говорить, чтобы дошел до гор. Что ты там делать будешь – дело не мое. А вот то, что он дал тебе райдал – это знак, что путь предстоит тот еще.

– Скажи, дед... Что за райдал такой? Какая-нибудь фея?

– О, отец Дэм... – протянул старик, стуча яйцом по столу. Подумав, я присоединился. – Райдал есть оружие великих воинов. Тот, кто имеет его в руке, сделает все, что в силах его. Кто их делает – не ведаю, знаю только, что они пришли к нам из хварровых земель. И сами хварры бесятся аки псы блохастые, когда видят райдал у человека. И еще – с райдалом воин непобедим. Правда, тот, что я видел, был почти как меч. И вот тут, – он показал пальцем на оголовье, – была цепь. На конце той цепи была клетка для монет. Ну, знаешь, просто прутья...

– Знаю, – перебил я. – Видел.

– А внутри клетки были амулеты. Пять штук, точно, стопкой сложены, но неразделимы. И воин бился, как волчок – крутится, крутится... То одного полоснет, то второго, то вдруг взмахнет этой клеткой на цепи – и оттуда молния или шар огненный!

– Магия? – удивился я. Конечно, в рукояти встраивали амулеты, накладывая на них разные чары, но атакующие? Одно неосторожное движение – и молния полетит в тебя. Так что смысла в этом нет, тем более на цепи, активация чар завязана на контакте руки и амулета.

– А то ж, магия, она самая, – продолжал дед, кивая. – Ну и цепь... Ай, не ведаю я всего, уж не обессудь.

– Да какое там, – отмахнулся я. – Спасибо за хлеб-соль, пора мне двигаться дальше.

Я было встал, но Сах придержал меня за рукав.

– Отец Дэм, не пойми неправильно... Но не лучше ли тебе отдохнуть у меня денька три? Сам видишь, пострелята бегают, глаз да глаз нужен, а у меня всего один. Родители у них, мой сын с невесткой, в город уехали, в Смут, товар сторговывать. Медом мы промышляем, видишь ли, да и птицу коптим. Аккурат через три дня должны вернуться. Я тебе в их комнате постелю, с меня стол и баня, каждый день. Я... – Старик замялся. – Я ведь тебя даже не поблагодарил за спасение внуков. Сгинули бы они – и мне жить незачем.

Я ненадолго задумался, но все же принял его предложение, поставив первым условием баню. Раз Создатель посылает мне испытания и награды, то грех отказываться и от того, и от другого.

***

Серые стены, поросшие желтой травой. Высокие зубцы с гнездами ворон. Не аистов, ибо город Грань всегда был прибежищем смерти. Хмурые люди, одетые в брони, ходят по улицам, дежурно переругиваясь. Голодные собаки, стонущие пьянчужки, потоки помоев – в Грани этого всегда было с избытком.

Четверо стражников лениво вскинули копья, когда по одной из двух дорог, с севера, показался скачущий отряд всадников. Пока они приближались, стража успела свистнуть дежурного мага, по комплекции ничем не отличавшегося от матерого головореза. Старший в отряде – плечистый воин с двумя саблями за спиной, – завидев обращенные к нему лица и копья, вскинул кулак, останавливая отряд. Всадники застыли двумя ровными шеренгами, залюбуешься – все кони пегие, все воины статные, предводитель на вороном и при усах. Лица и копья, взиравшие на него, были разной степени ухоженности, но это не помешало старшему из стражников строго спросить:

– Кто такие? Чего тут надо?

– До меня дошел слух, – начал усач, подмигивая остальным, – что в Грани есть все, что я могу пожелать. Что это великий город великих воинов, где лучшие пивные с лучшими девушками и интересными собеседниками. Говорят, даже оружейники тут получше эльфийских и гномьих мастеров...

Стражник еще больше приосанился, гордо глянув на сослуживцев. Мол, слава летит быстрее стрелы.

– Однако, – продолжил предводитель всадников. – Прибыв в Грань, я не стану в него входить, ибо стены, как я вижу, давно не орошал дождь, лишь поганые падальщики пачкают его своим дерьмом. Ваши копья не блестят, как должно; из-за стены не слышен детский смех или пение женщин; а интересных собеседников или подругу на ночь я среди вас не нахожу... Скажите мне, милейшие, что мне тут надобно?

Всадники поддержали своего предводителя тихими смешками, а стражник вмиг искривил лицо и отбросил всяческие любезности.

– А ну и ехал бы себе мимо, – сплюнул он. – Ходят тут всякие, потом дороги портятся, как после стада коров. Где вас подковывали, то бишь, лошадок ваших? В Тимшах? Так там и вас могли подковать, цены там кусачие, и люди оттуда едут злые, как мухоморов обкушавшися... Али ты, мужик, отродясь такой язва?

– Откуда я, тебе дела нет, – отрезал усач. Крутнул пальцами, и меж ними заиграла золотая монета. – Но если ты скажешь, в какой стороне Выжег, то будешь сегодня пить со своей сменой в лучшей забегаловке, какая только может быть в этой дыре, даю слово и закрепляю его делом. – Он вытянул вперед ладонь с лежащей на ней монетой, легонько стукнул по ней ногтем пальца другой руки, и золотой с тихим звоном исчез. – Ну что, по рукам?

– Выжег в трех днях пути пешем строго на юг, – подумав, ответил стражник. – Ты попадешь туда завтра, если не будешь сильно гнать, ведь ночевать тебе придется у Лихих холмов, а в сумерках их не одолеть. А вздумаешь обойти те холмы, так еще полдня потеряешь, но дорога ровная, дождей давно не было. В сам же Выжег не советую – места пустые, темные, непонятные...

– Ну что ж, раз ты такой непонятливый даже при виде городов, то желаю тебе, доблестный муж, вечером же прикоснуться к мудрости Венца-Создателя посредством грез и утром через похмельные молитвы о скорой смерти и избавления от головной боли, – напутственно произнес усач, навесом перекидывая стражу золотой. И скомандовал: – Вперед!

Кони с места рванули в галоп в ту сторону, куда указал стражник. Облако пыли еще долго висело там, где они проскакали, ибо прав был он – дождей в этих краях не было давно, как и прочей божьей благодати.

***

Орк был могуч. На его татуированной коже блестели капли пота, ибо он вот уже три часа напрягал неслабые мускулы, пытаясь порвать веревки. Зачарованная пенька порой туже стягивала запястья, заставляя его обиженно рычать и на время прекращать возню.

– И сколько он уже так? – тихо спросил Крат.

– Вечером поймали, – пробасил из-за спины Кубо. – У западных ворот. Пока вели, вывернулся, оглушил Брона, побежал к пристани и хотел нырнуть. Второй раз поймали уже в воде, сетью подцепили. Ничего не говорит, кроме как "надо идти, надо идти..."

– "Зов крови", – кивнул Крат. – Стоишь на месте – все болит. Идешь шагом, не бежишь – все болит. А уж если ляжешь..

– Что ты, бледный червяк, можешь знать о боли? – рыкнул орк, скаля зубы.

Кубо шагнул вперед, одной рукой подхватил немаленького орка и поставил его на ноги, после чего сбил на пол затрещиной и снова поднял.

– За меньшее оскорбление ранее вырывали язык, – укорил пленника телохранитель. Орк только сплюнул.

– Оскорбление, брыда, жахова... А ты, пес, только связанных можешь бить, как баба?

– Не ведись, друг, – посоветовал Крат. – Даже если решишь с ним выйти на кулачки, он убежит, как только развяжут. "Зов крови" – страшная вещь...

– Отпусти, – каркнул орк, почти умоляюще глядя на вожака. – Если знаешь, о чем говоришь... Отпусти, а то как жахе этто прафа пал..

Услышав отборный орочий мат, Кубо замахнулся было снова, но Крат его остановил.

– Я тебя отпущу. Но, – поспешно продолжил ночной вожак, видя, как встрепенулся пленник, – взамен ты мне кое-что пообещаешь.

– Своих сдавать не буду, – хмуро отрезал орк. – Не заставишь.

– И не собираюсь. Видишь ли, я в курсе того, что вы идете на людей. Почему сейчас и зачем вообще – вопросы интересные, но сейчас не до них.

– Сам бы хотел узнать... – проворчал орк. Его судьба в штурме города тоже была ясна – пошлют в первых рядах, как и Шеру.

– Передай послание полевому вождю. Ничего сложного. Скажи ему, что когда орки окружат Смут и будут готовить лестницы для стен, я буду ждать его для разговора. Пусть приходит один или с охраной. А сперва пусть пришлет тебя, чтобы обговорить все заранее. Если тебя не будет, то не будет и разговора... Мне не улыбается стать жертвой военной хитрости, когда на подстроенных переговорах вырезают всех военачальников.

– Орки никогда не опускались до такой подлости! – взревел пленный. – Мы бьемся честно!

– Орки никогда ранее не брали штурмом города, – возразил Крат. – А по моим данным, будет именно это. И никто на откуп не согласится. А теперь... Кубо, развяжи его, пусть бежит.

Телохранитель недоверчиво покосился на хозяина, но послушно вынул нож и полоснул по связывающим пленника веревкам. Тот какое-то время с кислой миной на лице разминал отекшие запястья, потом вдруг прыгнул мимо Крата к двери и пропал. Чуть позже до них донесся плеск воды.

– Все-таки ушел по воде, – резюмировал Крат. – Кубо, завтра пришли мага воды, если такие остались... Не найдешь – тогда с десяток ныряльщиков. Надо обшарить реку, может какие-то ходы или течения найдут...

***

Я сидел на берегу небольшого пруда, скрытого зарослями стройных тополей. Вокруг было необычайно тихо – ни пичуги криком, ни рыбы всплеском, ни звери рыком не беспокоили мое одиночество. Лишь ветер иногда игрался с листвой.

"Отец наш небесный, – молился я про себя. – Благодарю тебя за еще один день, проведенный под взором Твоим. По мере сил, не щадя ни себя, ни других, делаю я то, что ты заповедал. Прости за непонимание замыслов твоих, укажи путь непонятливому, защити от мыслей неправильных."

– Отец Дэм! Отец Дэм! – прокричали два детских голоса. Я улыбнулся и открыл глаза. Сай и его сестра стояли неподалеку, не решаясь подойти ближе. – Отец Дэм! Деда вечерять зовет!

Я поднялся с земли, отряхивая одолженные у Саха штаны. Старик высоко ценил жизнь своих внуков и за избавление их от зверя готов был отдать мне все, что имел. Все я брать, разумеется, не стал, ограничившись двумя сменами одежды, холщовым сидором и пищей на три дня постоя и в дорогу.

– Отец Дэм, – обратился ко мне Сай, когда мы двинулись к деревне. – А зачем ты идешь так далеко?

– А как же иначе?

– Ну вот мы. Сидим на месте, пчел разводим, птиц разных, да и себя обуваем-одеваем. Нам хватает, – по-взрослому рассуждал мальчуган. – А что есть в дороге? Кроме драк и опасностей, может, разве что, сбитые ноги да стертый зад о седло...

– Так по тебе и ничего хорошего в дороге нет? – ухмыльнулся я. Ситуация сильно напоминала свиток "Описание беседы пророка Исы и глупого рыцаря", правда, в роли рыцаря был я, у которого смиренный монах спрашивал, "что же ты, богатырь такой, в дороге ищешь, чего не сыскал у родного дома?". Рыцарь же, помнится, пытался привить монаху понятия чести, благородства и тяги к приключениям. Заканчивалась же история тем, что рыцарь с монахом расплевались и каждый пошел своей дорогой, а рассказчик долго доказывал, что каждое создание идет по своему пути, и не прав тот, кто отговаривает других, ибо сие есть прямое сомнение в воле Его.

– Наверное есть, – ответил Сай. – Но дома лучше.

– Что же, Сай, всем дома сидеть?

– Не знаю, – пожал плечами он. – Мы с дедом так и сидим. А матушка с батей дважды в год на ярмарку ездят, товар сбывать, гостинцы покупать, да и муку обратно везут, у нас-то пшеница не растет... Но то ж не дорога, то надобность.

– Все ты правильно рассуждаешь, Сай, – одобрил я его. – Тогда я тебе вот что скажу. Видел, как пчелы работают?

– Конечно, – закивал мальчик. – Собирают мед и складывают в улей.

– Верно. И всегда в один и тот же, это их дом, там у них семья. Все, как должно. Но посмотри теперь на этот тополь. Под конец весны он цветет, отбрасывает семя, и оно летит вместе с пухом. Как думаешь, зачем?

– Чтобы прорасти в другом месте.

– Тоже правильно. А почему ветер уносит семя, а не бросает его тут же?

– Потому, что под взрослыми деревьями ему будет тесно. Так?

– Безусловно. Теперь давай вспомним про пчел. От них же большая польза? Большая, они дают мед. А какая от дерева может быть польза? Когда-нибудь оно вырастет и из него можно будет сделать стол и пару лавок. А теперь скажи мне, что для тебя полезнее – стол или мед на этом столе?

– Не знаю, – протянул Сай. – Наверное, мне и то, и то пригодится.

– Верно. А чей путь, на твой взгляд правильнее – дерева или пчел?

– Оба правильные! – воскликнула Сайка, доселе молчавшая.

– Верно, девочка, верно. Сай, как же ты собрался судить о правильности двух путей, польза от которых разная, но очевидная?

Мальчик долго чесал в затылке.

– Получается, – сказал он неуверенно, – что оба пути для чего-то нужны? Как бы ни были длинны?

– Совершенно верно. Вы живете здесь и делаете то, что приносит вам пользу. А какой-нибудь воин живет в другом городе и зарабатывает на жизнь охраной купеческих караванов. И пусть у него стертый зад о седло и мозолистые ноги, пусть он подставляется опасности и машет мечом, но и его дело нужное. Я же иду по воле Создателя, ведомый мыслью Его. И польза в моем пути тоже есть.

– Какая же?

– Об этом я лучше умолчу. Но путь, указанный Создателем, явно ведет не к славе или богатству, но к процветанию всего мира, не думаешь?

– Вам виднее, – согласился Сай. – Отец Дэм, а почему ты величаешь Венца Создателем? Ведь землю, воду, небо, людей и зверей сотворили давно, задолго до Его пришествия!

– Создателя зовут так не за это, – ответил я ему. – Он создал не нас, а веру в нашей душе. И тем самым Он создал нас такими, какие мы есть.

***

Смиренно откушав простого угощения, я собрался в дорогу. Деда уважил, отгостил, но долг все подталкивал в спину, не давая долго засиживаться. Я даже ни с кем из жителей деревни не успел познакомиться. Кто бы мне ни встретился, говорили "доброго дня, отче", и спешили дальше по своим делам. А чего им со мной лясы точить, урожай собран, пора обрабатывать да заготовки на зиму делать.

– Легких дорог тебе, отец Дэм, – пожелал мне Сах на прощанье, подкинув в числе прочих даров еще и кухонный ножик в ножнах, который я засунул в сапог. Несколько жителей, видимо, соседей, тоже вышли помахать ручкой и получить благословение.

– Спасибо вам, люди, за приют, – в свою очередь поклонился я. – И да пребудет с вами Венец во всех начинаниях.

После этих нехитрых слов, я взвалил сумку на плечо, поправил кинжал, взял в руки посох... Но не успел я сделать и первого шага в сторону тракта, как с дальней стороны деревни, куда я и направлялся, раздался топот и конское ржание. Удивившись – кому в таких местах нужно так спешить, чтобы загонять лошадей? – я присмотрелся вдаль, приложив ко лбу ладонь.

На улицу к дому старого Саха вылетел десяток всадников, одетых в одинаковую кожаную броню. У каждого за правым плечом торчала рукоять меча, а у предводителя аж две. Кони остановились, роняя пену, в двух шагах от меня.

– Как говорится, не ждали, – пробормотал я.

– Кто здесь старший? – прокричал всадник. – Нужно позаботиться о лошадях, да и в баньку бы неплохо сходить! Заплатим!

– Не серчай, воин, – поклонился дородный мужик из толпы, как я помнил, староста. – Да баня у нас общая, топится по субботам, а сейчас, вишь как, четверг. Овса насыплем, с собой еды дадим – и скачите себе далее.

– Кажется, я сказал: баню, – процедил всадник, горделиво глядя на старосту. – Не осерчает Создатель, кабы не в тот день люди помоются...

Тут я решил вмешаться. В другое время я бы и не стал возражать – ну подумаешь, баню лишний раз истопить, Венец на такое нарушение традиций внимания не обращает, а уж воинам да в походе и вовсе допущены разные послабления. Но то ли кинжал на бедре придал уверенности, то ли прошлая победа над гомлином, который раскидал бы этот десяток за пять ударов сердца, а может, важность моей миссии наполнила меня чувством справедливости...

– Остынь, воин, – посоветовал я ему кротко. – Да лошадей остуди. Не след нарушать обычаев тех, на чьей земле ты находишься. За деревней есть прохладный пруд с песчаной отмелью, там ты сможешь и лошадей выкупать, и сам помыться. Думаю, в мыле и полотенцах здешний люд тебе не откажет...

– А ты, монах, вообще молчи, – окрысился на меня он. – Ты по виду человек перехожий, ну так и иди, куда собирался...

– А не пойти ли тебе самому? – раздался голос старосты. Оказывается, он уже успел показать толпе какие-то знаки, после чего мальчишки шустро брызнули в разные стороны, а через пару мгновений со всех концов деревни спешили люди с вилами и рогатинами. – Мы народ мирный, видишь ли, но обижать нас никто не заповедовал. А потому – либо прими наше гостеприимство, либо ступай, не то вертеться твоей голове на этих вилах...

Всадники молча обнажили сабли. Предводитель аж затрясся.

– Как мало уважения к людям Ночного Вожака, – процедил он сквозь зубы. – И чем дальше от Смута, тем меньше. Мы не вольны вступать в перепалки с пейзанами, на нас возложена некая миссия, к слову, на благо людей, которые почему-то своим спасителям в лица вилами тычут.

– Да ты сам подумай, – сказал я миролюбиво, пытаясь воззвать к его разуму. – Залетел в деревню, с ходу требуешь, оружием угрожаешь... Откуда же им знать, что ты герой? Люди судят других по делам, а ты покамест только дерзишь. Сойди сперва с коня, да воздай дань уважения селянам... И не пейзане они, а жители приграничья, что по-соседству с лесом, где полно разных опасных тварей. И ничего, живут. Смири гордыню, покайся, представься, а после и разговоры чинить будем...

– Отче верно говорит, – поддержал меня староста. – Не по толку ты, воин, начал. Конь под тобой справный, да и люди, что за тобой, дурака не стали бы слушать. А только этого мало нам, ты у нас впервые, и кто ты таков – не ведаем... Тем более, вожака твоего.

Всадник за время разговора порой дергался рукой к сабле, а то просто хмурился, иногда даже кивал. Сложно не согласиться с разумными доводами. Но на последней фразе он вдруг снова взбеленился.

– Никто не может поносить славу Крата на-Вейса или сомневаться в его мудрости, – надменно сказал он. – Мне это оскорбительно. И если я простил дерзость какого-то пейзанина и неприкаянного монаха, то хулу на своего хозяина простить не вправе. Я вызываю на поединок любого из вас! До первой крови, здесь и сейчас. Одолеете – мы уедем молча. Нет – деревня будет слушаться меня, пока мы тут. Откажетесь – силой возьмем то, что захотим.

– Не по правде... – сказал было насупившийся староста, но я жестом остановил его. Райдал прямо таки дрожал от нетерпения пустить наглецу кровь. Монах я или нет, но люди снова были в опасности, да и волю Создателя, который свел наши пути с этим отрядом, я усматривал отчетливо и не собирался идти супротив.

– Раз уж Венцу угодно было, чтобы ты нашел здесь поединщика, то быть по сему, – проговорил я, скидывая наземь сидор с припасами и посох. – Слезай, коли пешего не боишься, да начнем.

– Ты? – сильно удивился предводитель. – С кинжалом против сабель? Ну что ж! Ты сказал, а люди слышали! Меня зовут Халмет, и я принимаю твой вызов!

Он шустро перекинул ногу через седло и вдруг, извернувшись в полете, нанес удар кованым сапогом, метя мне в лицо. Моя рука уже лежала на рукояти райдала, так что тело свело судорогой от резкого рывка, уводившего меня с линии атаки. Я прогнулся назад, отпрыгнул и вытянул клинок из ножен.

Халмет ощерился в улыбке, и его сабли со свистом покинули ножны. Он закрутил какую-то немыслимую круговерть лезвий вокруг себя – люди и лошади пугливо отпрянули от мелькавшей в воздухе стали. Мой кинжал покачнулся влево-вправо и почти без участия пальцев повернулся в обратный хват. Не знаю, кем был тот мастер, чьи приемы легки в основу чар на клинке, но он явно любил сражаться именно таким способом.

Вдруг кинжал вынудил меня сделать шаг вперед, прямо под вихрь сабель, словно самих летающих в воздухе. Я даже вспотеть от страха не успел, как мой правый локоть резко ударил куда-то вперед, после чего ноги сделали шаг назад, а райдал снова занял позицию обратного хвата от груди. За полетом выбитой сабли наблюдали все окружающие сильно вытаращенными глазами.

– Ах ты вот ты как! – возмутился мой противник, доставая из-за спины заточенное кольцо, кажется, называемое "чакрам". Обычно его метали, но Халмет решил прикрываться им как щитом, которым при случае можно и поранить.

Теперь стиль моего противника сменился на размашистые удары одной сабли и парирующие удары чакрама. Райдал решил "снизойти" до боя, хотя я был уверен, что он мог закончить бой за два удара сердца. Наверное решил, что непобедимый монах – это уж слишком. Вполне могу понять, ибо все книги о подобных героях всегда оканчивались одинаково: героя либо губила какая-нибудь напасть наподобие яда или несчастной любви, а то и находился супостат, превосходивший его мастерством. А мне такая слава была нужна как троллю канделябр.

Райдал со звоном отразил самый кончик сабли, мелькнувший у моего носа, от чего высеклись искры, а Халмет ударил уже снизу и добавил чакрамом с разворота. Нижний выпад был также молниеносно отражен, а рука, сжимавшая кольцо, перехвачена и безжалостно вывернута ладонью вверх, от чего чакрам выпал, звякнув по булыжникам мостовой. Халмет больше не возмущался, видимо, решив драться в полную силу, завертев одной саблей так, что упади с неба проливной дождь, вряд ли хоть одна капля коснулась бы его головы. Но мой кинжал был явно быстрее дождя – вновь обойдясь с моим нетренированным телом весьма жестоко, он вынудил меня закрутиться на месте то в одну сторону, то в другую, сокращая дистанцию, после чего сталь еще трижды звякнула, парируя удары, и все внезапно закончилось – моя левая рука сжимала правое запястье противника, а правая без затей влупила со всей мочи ему локтем в ухо. После чего я почти солидарно с райдлом сделал шаг назад, отпуская Халмета и как-то небрежно взмахнув клинком на уровне своей головы.

Народ вокруг только охнуть успел, пока шел весь бой, но теперь люди охнули во второй раз – по щеке всадника тянулась небольшая царапина, медленно пуская красные капли за воротник кожаной куртки. Кровь была пролита.

Халмет утерся, злобно посмотрев на свою ладонь. После подобрал свое упавшее имущество и выдохнул:

– Гуна пих жахез ватур эшш... Взять его!

Прочие всадники, помешкав, споро вытянули свои сабли, косясь на меня и жителей села. Последние вовсе не хотели стоять в стороне и ощерились рядом вил и рогатин.

– Охолонись! – крикнул староста. – Ты проиграл!

– Куда же смотрит ваш вожак, набирая себе людей, забывших о чести? – вступился я.

– Честь присуща лишь благородным, – фыркнул Халмет, оборачиваясь к своим подчиненным. – А вожака ты вновь оскорбил почем зря, и за это я лично отмерю тебе плетей. Взять его, я сказал!

Всадники уже тронули коней, а толпа подалась вперед, упирая черенки рогатин в землю на манер строя копейщиков, встречающих конницу. И где только научились, подивился я про себя, в растерянности соображая, как мне остановить кровопролитие. Встать что ли перед конным строем, да и пусть райдал порежет им сбрую? А они встанут потом и все равно полезут в драку, в которой пострадают и мирные жители!

– Да что за дурь на вас напала, – громко воскликнул я, становясь между ними. Биться не буду, но доля монаха – мир, и необходимо его нести всеми доступными способами, призывая в заступники Создателя. – Стойте! Вы, воины! Одобрит ли ваш Крат как-его-там, если услышит, что вы резали невинных селян? Вы, мирные жители! Закон приграничья суров, но вам ли судить за Венца?

Как-то неубедительно я начал, подумалось мне, наблюдая решительные лица с обеих сторон.

– Я говорю вам – стойте! – крикнул я, обращая пустые ладони к противостоящим сторонам. – Стойте, Создатель вашу душу!!!

Того, что произошло далее, не ожидал никто, даже я. Из мощеной дороги ударили два потока пыли, образуя стены, отделяющие меня от селян и всадников. Пыль взметнулась, воя и кружась на месте, пугая лошадей и оторопелых селян.

– Назад! – грозно скомандовал я, не подивившись ни на миг. Такие же чудеса случались со мной в битве с гомлином, правда, я мало обратил на них внимание, движимый желанием спасти детей. А теперь непонятная сила, сродни той, что зажигала на моей ладони Знак, сотрясала мое тело, выливаясь из рук, поднимая землю, плоть мира Его. Создатель мой, взмолился я, благодарю тебя за заступничество, и что не бросил слугу своего...

Всадники, включая Халмета, как один попадали на правое колено в каком-то непонятном мне воинском приветствии. Селяне же просто опустили свои инструменты, изумленно наблюдая за воинами и взбунтовавшейся землей. Увидев, что никто более в бой не рвется, я вытянул Силу назад, и пыль послушно опала, не оставив в воздухе даже запаха земли.

– Повинуемся, – хором молвили всадники.

***

– Прошу садиться.

Пятеро молодых людей крепкого телосложения в простой одежде послушно опустились на скамью перед Кубо.

– Вы все недавно окончили Академию Восьми Мечей, – продолжил подручный Ночного Вожака. – И теперь ищете применения своим знаниям. Не скрою, что работа эта не особо престижная, и вовсе уж не та, какой можно гордиться. Но за нее хорошо платят, дают крышу над головой, еду и мягкую постель. Поверьте, силой никто вас на ней не задержит, но один год вы должны отработать, после поступайте как Венец подскажет.