Текст книги "Новые боги: Дважды воскрешенный (СИ)"

Автор книги: Дней Долгих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

В нише было две полочки. На верхней стопками лежали деньги, восемь золотых, двенадцать серебряных и три медяшки. Поколебавшись, я все же взял – в пути деньги всегда пригодятся. Лошадь тут, конечно, не купишь, но если добраться до Смута, то пять серебрушек гарантируют комнату в гостинице на день с охраной, стиркой и питанием.

На второй полке лежал меч. Вернее, сперва мне так показалось. Потом я решил, что это все же длинный кинжал эльфийского происхождения. Длина его составляла полтора локтя, гарды почти не было, на конце рукоятки имелось шарообразное утолщение. "Шар" имел едва заметное ушко, наверное, для красной тряпки, которая в бою была предназначена для отвлечения внимания противника, как это делал один эльфийский горой из книги монастырской библиотеки. Я примерился – кинжал идеально лег мне на руку обратным хватом. "Шар" находился прямо под подушечкой большого пальца, а острие слегка выдавалось за локтевой сгиб. Лезвие было крайне необычным: слегка изогнутое, тускло-серое, острое с одной стороны. От кровостока к краям змеились едва заметные прожилки. Но главное, когда я взял его в руки, ладонь нагрелась, как в момент призыва силы. Кинжал с магией Создателя? Неужели такое бывает? Я крепко задумался и провел в этом состоянии не одну минуту. Кинжал был оружием, орудием убийства и мук, а монахам это претит. В пользу мысли "взять его с собой" аргументов было гораздо больше, как то:

– кинжал откликается на призыв силы Венца;

– он был спрятан за знаком Ока, стало быть, никогда не был использован в темных целях;

– совпадение было слишком неслучайным, и, возможно, это оружие было ниспослано мне Создателем взамен знака на ладони, ибо без знака я был все равно что безоружен;

– кто-либо другой может забрести сюда и, случайно обнаружив тайник, магией или амулетом отомкнуть тайник.

Я еще рассуждал, а руки сами ласкали теплую рукоять и вертели кинжал, как делают балаганные метатели ножей – через пальцы, вокруг запястья, бросок на один оборот, вращение на ладони вокруг гарды, вращение вокруг большого пальца и последующий переброс в другую руку. Что-то не замечал я раньше за собой такой ловкости. С пером и стилом управлялся хорошо, годы опыта все же. А вот воинское дело мне никогда не давалось, вспомнить хотя бы постыдные уроки у пограничников. Как только в голове возникла мысль о страшной доле недавних спутников, я невольно перехватил кинжал в атакующую позицию. Люди неоправданно жестоки друг к другу, и чем темнее их дело, тем на более ужасные деяния они способны. Мне стало горестно и яростно. Бола они изуродовали, а про Хатчета и вовсе вспомнить страшно... Я решительно ухватился за рукоять. Будь мучители передо мной, я бы их так и так, а потом бы еще так, а после добивающий в шею. Рука с кинжалом молнией метнулась вперед, сделала выпад в область бедра воображаемого противника, после поменяла хват на обратный и рассекающий удар снизу вверх, затем колющий в артерию. Анатомию я знал на отлично и умел неплохо врачевать, а вот теперь это знание и для убийств сгодилось...

Решено – беру. На полке лежала поясная перевязь с ножнами и небольшим кармашком. Назначения последнего я не понял. Как и ржавой цепи, лежащей там же. На одном ее конце был шар, наподобие навершия кинжала, а на другом какая-то странная конструкция в виде сферы с кулак величиной. Сфера была похожа на глобус, состоящий из параллелей и меридианов. Занятный шарик, еще бы узнать для чего он. С одной из сторон "меридианы" раздвигались и было видно, что внутри находится полый цилиндр диаметром с золотую монету.

В поясе пришлось сделать еще одну дырку, что безмерно удивляло – как монаху, излишняя полнота была мне свойственна, однако здесь все было совсем наоборот. Жирок по бокам и "мамон" спереди исчезли, теперь это было довольно худощавое, можно сказать, даже немощное тело. Я покрутил на себе перевязь, устраивая ножны с удобной стороны – слева кинжал висеть не хотел, тыкался мне в бок. Зато у правой ягодицы он упокоился идеально.

А кинжал-то, видимо, зачарован. Вот только не могу разобрать сложной схемы рун этих чар. Неизвестная магия? Или я разучился правильно "смотреть"? Сравнить было не с чем, и я решил отложить этот вопрос на потом.

Спустя несколько минут я снова бодро шагал по тракту, раздумывая, монах я все же или нет. А к вечеру вышел к первой деревне после Выжега – Жаровищам. Жаровищи были также заброшенными и заросшими. Подивившись отсутствию в своем теле усталости и голода, я утолил жажду у колодца и завернул ночевать в ближайший пригодный для этого дом.

Поднявшись еще затемно – утренний сон, вопреки народной мудрости, был совсем некрепким, а, скорее даже, тревожным, – я продолжил путь. На выходе из Жаровищ меня ждало серьезное препятствие – болото.

Кто не знает, переходить болото – занятие неприятное. Сыро, хлюпает, липнет тина, под ногами проваливаются кочки, лягушки противные прыгают, не говоря уж о колючей траве и кусачих насекомых. Но тут все было иначе.

Во-первых, болото было совершенно безжизненным, просто вода и мелкая растительность. Во-вторых, отсвечивала магией. И в-третьих, располагалось прямо на имперском тракте, размыв его в том месте до состояния небытия.

Обход пришлось искать долго, в конце концов, я отыскал место, где болото сужалось до десятка шагов и было покрыто плотным слоем водорослей и мха. Наличествовали также кочки и дерево, растущее на том берегу, чьи ветви склонялись над водой. Воззвав к Создателю, я осторожно двинулся по болоту, тыча перед собой посохом.

Перед самым деревом моя нога вдруг провалилась в бочаг. Это случилось тогда, когда я уж было совсем уверовал в свою удачу, и Грешный не замедлил меня за это наказать. Я погрузился в зеленоватую воду по горло, вскрикнув, и постарался зацепиться за что-то посохом. Отплевавшись – водица была явно ядовитой как на цвет, так и на вкус, – я кое-как взобрался на твердую кочку и, проявив чудеса прыгучести для своего дряблого тела, вспрыгнул на корень дерева, торчащий из воды. Тот немного поскрипел, но выдержал. Еще прыжок – и большая монахообразная лягушка с грацией тюка сена повалилась на твердую почву.

Зачем-то обернулся и увидел, как в болотце, так радостно принявшем меня, расплывается серое пятно. Плащ! Мой трофейный теплый плащ! Не желая мириться с потерей и умоляя Венца простить мне привязанность к насущному, подцепил с четвертой попытки свою хламиду и перетащил на сушу, после чего спрыгнул с дерева и низверг потоки хладной тины на гостеприимный берег.

Только через час пути я отыскал ручей, в котором искупался сам и помыл все свои вещи, не чувствуя неудобства от касания ледяной воды. Разведя костер из сухого упавшего дерева, развесил вещи по веткам растущих рядом деревьев и в одном исподнем сел греться у костра. Новообретенный нож, кстати, разрубал толстый ствол с двух несильных ударов.

Есть по-прежнему не хотелось, как не хотелось справлять низшие надобности. Может, Венец наградил "вечным постом"? При этой мысли меня разобрал смех. Давно я не смеялся, в монастыре это как-то не принято.

От скуки вытащил кинжал и стал разглядывать его при свете костра. Работа явно рук эльфийского мастера – рукоять оплетена кожей какого-то животного, наверняка редкого, противовес, вместо гарды два небольших выступа, дабы не соскальзывала рука, не более. А вот лезвие точно гномье, не владеют эльфы такими способами обработки, да и клинок из тех, что затачиваются раз и на всю жизнь. Разводы на лезвии... Ну не знаю, эльфы впекают магией руны в сталь, гномы ставят клеймо мастера, а тут ничего подобного. Ножны обычные, из хорошо выделанной кожи, не новые, но без потертостей.

Вспомнив первые ощущения от прикосновений к рукояти, попробовал призвать силу. Клинок засветился чуть заметным светом. Вот так находка, обрадовался я, можно ночью по грибы ходить. А то и нечисть отпугнет – эльфы всегда добавляли заклятье от немертвых, делов-то на две завитушки. Увеличу-ка я отток силы... Свечение усилилось, залюбовался, делая взмахи, образующие белые полосы в полумраке. Рубанул воздух крест-накрест – светящийся след пару мгновений обозначал в воздухе "кес", затем пропал. У Гарута бы спросить, что эта руна значила, не силен я в древних ардарских рунах.

– Ха! – Вообразив себя воителем, я ткнул кинжалом вперед, пронзая невидимого врага. Тут же с острия сорвалась слепящая белая молния, ударила в висящий на ветке плащ и исчезла. Я испуганно моргнул. Подошел, потрогал – плащ еще не высох, но лишних дырок на нем тоже не прибавилось. Наверное, действует только на нечисть или вообще не действует.

Погасив сияние – а то вышеупомянутая нечисть не замедлит заглянуть на такой яркий огонек, – я вложил его в ножны, пробормотал молитву Венцу, не забыв поблагодарить за дарованное чудо, и улегся спиной к затухающему костру.

Утром мое выспавшееся, но слегка затекшее тело, ожидал сюрприз – я был полностью обнажен, и даже прочая одежда, вывешенная на просушку, пропала. Раздумывая, кто бы мог позариться на столь непривлекательные ценности, я обошел костер и увидел спокойной висевший высохший плащ. Какие, однако, странные воры, подивился я, набрасывая на себя хламиду и подпоясываясь ремнем пояса с кинжалом, который тоже никуда не делся. А вот деньги ночной лиходей вытряхнул из карманов, и они кучкой лежали рядом. Еще более странно.

Срезав кинжалом молодое деревце и обстругав – посохом вор тоже не побрезговал, – я вновь двинулся в путь.

***

В отличие от своего хозяина, Кубо спокойно спал только по ночам. Вернее, с учетом новой жизни, ранним утром и до обеда. Крат же засыпал несколько позже и просыпался к сумеркам. Поэтому у "ручного медведя" выгадывалось несколько часов личного времени. Иногда он использовал их для того, чтобы решить дела вожака, которые нельзя решить ночью. Иногда позволял себе навестить старых друзей, а то и подруг. Но чаще он просто бродил по городу, обходя кварталы от ворот до ворот.

Ну и, конечно, рынок. Городской рынок разительно отличался от деревенской ярмарки. Ровные ряды прилавков и лотков, между которыми легко проезжали телеги и повозки, а также шустро пробегали торговки пирожками, пивом, орешками и сушеной рыбой. Крикливо украшенные лавки на первых этажах прилегающих домов со стеклянными витринами – у тех, кто побогаче, – и с простыми откидными ставнями. У каждой лавки неизменно стоял зазывала, стараясь перекричать общий гам. Собаки и кошки, как домашние, так и бродячие, упоенно роющиеся в мусоре по углам и проулкам.

Рынок располагался между кварталами ремесленников, богачей и бедняков, у припортового квартала рынок был свой, так как наместник запретил "пропитывать" центр рыбным духом. Городской же рынок имел четко обозначенные границы в виде ворот. Небольших и деревянных, но с аркой для пеших посетителей и аж четырьмя стражниками.

У одной из таких застав Кубо окликнули. Он привычно кивнул знакомому стражнику, протиснулся в арку и был остановлен возникшей на его пути фигуре, явно женской, закутанной с ног до головы в зеленый плащ с капюшоном.

Изящная ручка выпросталась из дорогой ткани и поманила его. Оглянувшись, Кубо не заметил других адресатов этого жеста, пожал плечами и шагнул за ней в подворотню, с ходу отметив сладковатый запах знакомых благовоний.

– Шера, какого Грешного ты тут... – сердито начал он, но был удивлен тихостью и кротостью обычно наглой спутницы вожака.

– Кубо... – почти всхлипнула она из-под капюшона. – Прости меня, прости, молю...

– Тихо, женщина, – шикнул на нее тот. – Говори яснее. И не рыдай, а то прохожие решат, что я тебя граблю.

– Кубо... Нам с тобой поговорить надо.

– Говори.

– Я... – Голос дрогнул, но в следующий миг набрался уверенности. – Я почувствовала кое-что вчерашней ночью. Нечто опасное. Жуткое. Знакомое. Злое.

– Знакомое?

– Да. Боюсь, это говорит моя кровь. Вернее, та ее часть, которая от орков.

– И что? – Кубо начинал терять терпение. Слухи, что телохранитель ночного вожака и пассия того же вожака недолюбливают друг друга редко преувеличивали даже хозяева трактиров, и без того склонные к излишним выдумкам "для остроты". Все и так знали, какого цвета кошка между ними пробежала.

– Мой клан орков, – продолжала Шера, – движется к Смуту. Я почти уверена в этом. С ними еще два или три клана, точно сказать не могу.

– Твоей крови можно верить?

– Крат верит. Ты просто передай ему мои слова. Около трех тысяч орков будут у стен города. Через месяц или немногим больше.

– Хорошо, передам. Это все?

– Спасибо тебе. – Шера вдруг поклонилась могучему телохранителю и поцеловала ему руку, тот даже не успел отдернуть. – Спасибо и прощай.

Фигура с легким шелестом скрылась за поворотом, оставив Кубо озадаченно скрести затылок.

***

Имперский тракт, припорошенный опавшей листвой, мягко стелился под ноги. В этих местах дорога была на удивление ровной и тянулась в обе стороны до самого горизонта. Легкий ветерок, милосердно греющее солнце, пение лесных птах – что еще нужно путнику? В роскоши в виде лошади или кареты я не нуждался – монахи привыкли к любым тяготам, а к голоду и жажде и подавно. Благо, через каждые две тысячи шагов заботливые строители тракта ставили колодец и обширную площадку для стоянки, иногда даже с навесом.

Однажды, заметив у дороги куст малины, я мимоходом сорвал ягоду и отправил ее в рот. Кисло-сладкий вкус, казалось, встрепенул все нутро, и, малодушно поддавшись чревоугодию, я раздвинул посохом колючие кусты и углубился в заросли. Для малины давно уже не время, но эта каким-то образом плодоносила и поспела вот только-только. "На медведя бы не натолкнуться" – подумал я, и Грешный тотчас с удовольствием вмешался.

Сперва я почувствовал зуд, как будто что-то скребет мне по коже, затрудняюсь сказать, в каком месте. А после только РЫК, непохожий на рычание мохнатого любителя сладкого.

"Ыррр... Ыррр..." – раздавалось в лесу в такт моему зуду. Почесывая тело, я стал осторожно красться вперед. Потом, услышав детский крик, отбросил посох и побежал.

Звуки привели меня в большой пологий овраг, где здоровенный гомлин увлеченно рыл передними лапами яму, довольно порыкивая. Иногда из ямы доносились крики, человеческие и, что главное, детские. Не разбирая дороги, я выскочил из леса прямо позади чудовища. Вспомнив нашу первую встречу с таким же зверем, выудил из кармана серебряную монету поновее.

– Гом! Гом! – крикнул я, размахивая рукой. Отвлечь бы, пока его жертвы не сбегут – детей, судя по крикам было двое. – Гом!

Гомлин повернул ко мне свою лобастую голову. Этот образец породы был менее симпатичен, чем тот. Гораздо выше ростом, щеки свисают до плеч, одно изорванное ухо поникло, второе наоборот было вскинуто и непрестанно шевелилось. Глаза горели охотничьим азартом, когтистые лапы были перепачканы землей, а в левом плече торчал полусгнивший обломок стрелы. Видимо, этот гомлин был уже матерым и старым, когда природная неуязвимость ослабевает.

– Гом! – кричал я, показывая монету.

Зверь всмотрелся в подношение, глухо рыкнул и с разворота махнул лапой в мою сторону. От удара гомлинского кулака в грудь я улетел не очень далеко, шагов на десять, где и был остановлен стволом растущего дерева. На удивление, боли не было, только ощущение прикосновения. О, Создатель, благодарю тебя за новое тело!

После осанны пришел черед урезонить себя за потерю посоха – длинной палкой можно было потыкать в чудовище, дабы он разозлился и отвлекся от детей.

Гомлин, видимо, решил, что с меня достаточно и вернулся к прежнему занятию.

– Брыда дах ватар, – неуклюже выругался я. А что, мне можно, я не монах. А посох жаль. И кинуть нечем, ни желудей, ни шишек. Кинжал!

Грустно посмеиваясь, я завел руку назад, сжал рукоять... Таким коротким клинком да на гомлина? Впрочем, древний герой Цветарус убил Темного властелина канделябром, а драколича упокоил переломив хребет сапогом с набойками. А я...

– А я служитель Его, – тихо и решительно пробормотал я, пуская силу через ладонь. Вышло неуклюже и даже пафосно, но ценителей ораторского искусства здесь не наблюдалось.

Рука с прежде невиданной скоростью выхватила кинжал и подбросила его в воздух, через полтора оборота ухватив четко за рукоять. Лезвие тускло засветилось. Я быстрым шагом стал приближаться к отвернувшемуся гомлину, намереваясь ударить в ногу, но тот услышал меня и, не оборачиваясь, отмахнулся длинной когтистой лапой. Я попытался парировать, может даже подрубить ему конечность, но оружие вдруг проявило самостоятельность: остановив мою руку, оно вывернулось, увлекая меня за собой. Проклиная несговорчивые и явно противочеловеческие чары, я шлепнулся на спину и перекатился, вставая. Над моей головой промелькнули грязные когти, разминувшись всего на пару волосков. Кинжал немилосердно поднял меня на ноги и сам собой нанес удар по задней конечности чудовища. Тот обиженно взревел и, наконец, обратил на меня внимание.

Кинжал, подрагивая, опустился острием к земле и слегка отвелся в сторону. Я прямо-таки чувствовал его наслаждение схваткой.

Решив не давать ему слишком много воли, я влил еще силы и направил клинок в грудь гомлина. Как и в прошлый раз, из него вылетела сверкающая дуга, но растворилась, не долетев. Зато кинжал вновь дернулся вправо в некоем подобии хлесткого удара – и вдруг из земли у гомлинских лап брызнули вверх фонтаны пыли вперемешку с листьями, ветками и прочим мусором.

– У-у-у? – удивился гомлин, осев на задницу. Потом яростно взрыкнул и ударил меня с налета кулаком сверху.

Вернее, попытался. Кинжал увел мою руку вправо и за спину, вынуждая закрутиться на месте, уходя влево. Лапа гомлина карающей наковальней рухнула туда, где я только что стоял, получив еще один порез чуть ниже локтя. Монстр завыл, поднял руку и принялся слизывать с нее кровь, а в это время мой кинжал решил меня окончательно доканать – дернувшись вверх, приподнял меня над землей на добрый локоть и вонзился гомлину в подмышку.

– А-а-ррр! – взревел тот, махнул лапищей, но я снова был на земле, даже отбежал от греха подальше. Кровь обильно хлынула из раны, вязкая, бурая, вонючая... Никогда доселе не видел кровь гомлина.

Чудище медленно опустилось на землю, скорчилось и засопело. Я не спешил его добивать, больше интересуясь судьбой попавших в западню детишек. Но когда гомлин, как подмытая скала, рухнул, то мой клинок вновь дернулся в его сторону. Я был в растерянности от ударов о дерево и гомлинские кулаки, поэтому не успел даже попытаться его задержать. А кинжал взлетел на уровень моего плеча, явно замахиваясь... Добить? В какое место такую тушу добивать, в голову? У него же кости крепче камня...

В это время моя левая рука самопроизвольно взялась за шерсть, растущую на щеке чудовища, приподняла, обнажая заскорузлую бородавчатую шею, и правая рука с кинжалом резко упала вниз, перерубив шею, позвоночник и, кажется, еще и руку, оказавшуюся под головой. Вот тебе и гомлин, неуязвимый лесной монстр.

– Надо было тебе монетку все же взять, – укорил я остывающую тушу. – Дети! Выходите, где вы там. Опасность миновала.

Из развороченной ямы вылез мальчик лет двенадцати, волоча за собой девчонку немногим младше себя. Оба были щедро измазаны землей, но, к моему облегчению, не кровью. С опаской глядя на гомлина, огибая его по краю полянки, мальчик подошел ко мне, волоча за руку, как я понял, сестру.

– Доброго дня вам, сударь, – по-взрослому сказал он и поклонился, принуждая к тому же девочку. – Благодарствуем за спасение. Меня звать Сай, а это Сайка.

– Я... – Не говорить же им, что я монах? О легенде не позаботился, соображай теперь на ходу... – Я Дэм, дикий монах.

– Дикий? Ого! – У Сая от изумления отвисла челюсть. – Я думал, что они старые все и по скитам сидят. И драться не умеют.

– Не умеют, – согласился я. – Остальное – в длани Создателя.

При упоминании имени Его, детишки неловко сотворили знаки. Добрая примета. Значит, в их селе есть церковь и благонадежные прихожане. Если, конечно, дети не приблудные.

– В путь позвала меня воля Его, – продолжил я. – Не окажете ли любезность проводить меня до вашего селения? Дело к ночи, а в лесу, как я погляжу, звери.

– Их раньше не было, – возразил мальчуган. – Этот откуда-то пришел. Так бы и размазал нас...

– Он съесть нас хотел! – пискнула Сайка.

– Не говори ерунды, – важно одернул ее брат. – На котелок он позарился. Святой отец, на рыбалку мы шли, на Острогонье. С котелком. А та зверюга увидала и давай к нему лапы тянуть.

– А и отдали бы. Жизнь-то дороже.

– Ваша правда. А только батя мой обещал мне голову скрутить, ежели потеряю.

– Ну и как, не потерял? – хитро прищурился я. Парнишка спохватился и рванул к норе.

– Здесь! – донесся его радостный крик. Вылез и показал мне сверкающий котелок. В самом деле, он был больше монеты, да и сверкал не хуже. Для гомлина более чем привлекательная цель. Хотя, на серебрушку можно было бы два таких купить.

– Пойдемте, святой отец! – воскликнул парнишка, беря сестру за руку. – Время и впрямь к вечеру, а до Соляники еще шагать и шагать. Сайка! – Он дернул девочку, но та стояла, заворожено глядя на труп чудовища.

– А ведь права она, как есть, – засмеялся я. – Не нужен ли тебе трофей охотничий на стену?

– А... можно? – робко спросил он, опуская на землю котелок.

– Отчего нет. Мне его голова в карман не влезет. Показывай дорогу, а я, так и быть, дотащу... – Подобрав посох и вложив в ножны кинжал, я намотал на кулак длинное гомлинское ухо и потащил на удивление легкую башку.

– Вот все обзавидуются! – радовался Сай, улыбаясь сестре. – Над кроватью повешу!

– Вонять будет, – деловито возразила она.

– Ну к дядьке Сару отнесем, он чучело сделает. И в глаза стекла красные вставит!

– А батюшка не разрешит? И рыбки он просил наловить, а мы ни с чем пришли...

– Ой, да ну тебя...

***

Поздним вечером в ворота особняка постучала смелая рука. Городская стража очень любила патрулировать квартал богачей – у каждого жителя при доме имелась казарма на двадцать-тридцать хорошо обученных воинов, да и мага особо состоятельные вполне могли нанять.

– Кого там на ночь Грешный несет? – строго ответил на стук седоусый страж, беря наизготовку короткое копье и жестом подзывая своего более молодого напарника.

– Отпирай, Ройс, свои, – раздался голос с той стороны ворот.

– Кубо, ты что ли?

В приоткрывшиеся створки протиснулся ночной вожак Крат на-Вейс, сопровождаемый своим подручным. Молодой страж удивился и было положил руку на эфес короткого меча, но седоусый Ройс и виду не подал.

– С чем пожаловали?

– Дело к лорду у нас, – тихо ответил Крат, вкладывая в его жесткую ладонь золотую монету. – Будь добр, доложи.

– Господин ко сну готовится, – возразил молодой, но Ройс только кивнул.

– Присмотри здесь, – бросил он напарнику, отдав ему копье. – Я схожу.

Он быстрым шагом дошел до двери, ведущей в дом, и исчез. Пока его не было, молодой воин во все глаза смотрел на Крата, пытаясь выглядеть сурово и неприступно. Крат же хранил молчание и ничем не выдавал беспокойства, терзавшего его после ухода Шеры.

– Заходите! – крикнул из дверей вернувшийся Ройс. – Хозяин ждет.

– Благодарю, – кивнул Крат и неторопливо проследовал к особняку. Кубо тенью следовал за ним.

Хозяин дома принял их в своем кабинете. Длинный и крепкий старик с седыми волосами, зачесанными назад, был одет в просторный балахон синего цвета с золотой вышивкой. На шее висел медальон, на пальцах были нанизаны перстни, на правом запястье сверкал стальной обруч с драгоценными вставками.

– Приветствую тебя, наследник вожака, – не вставая, первым поприветствовал его лорд. – Садись. Вина предлагать не стану, помню, что не жалуешь, как и батюшка твой. Прости, что не присутствовал на его похоронах, сам понимаешь, дела. К слову, ты мог бы послать Кубо и не рисковать, показываясь тут лично.

– Добрых снов тебе, лорд Васаладор, – в свою очередь поклонился Крат. – Не стал бы я тревожить твой вечер и напрягать славных воинов, что стерегут твой дом, по зряшным делам. Дело, с которым сегодня пришел я к тебе, государственной важности и, боюсь, нашей безопасности.

– Вот оно как? Тогда излагай.

– Шера пропала, дядя.

– Шера, – засмеялся лорд Васаладор. – И только-то? Твоя Шера как луна на небе, непонятно куда она пропадает и откуда появляется, одно известно – появляется же! Так найди себе другую хозяйку для "Лепестка", делов-то? Да и грелку в постель пора взять помоложе, эта слишком уж старая... аж до позеленения!

Крат молча переждал приступ веселья, накативший на старика.

– Нет, дядя. Вопрос в другом. У меня есть все основания полагать, что исчезла она следуя Зову крови.

– Зов крови?

– Ты знаешь, что это означает. Заклинание орочьих шаманов, собирающее всех орков под знамена клана. И ты знаешь, зачем.

– Вот как... – Лорд побарабанил пальцами по столешнице. – Думаешь, пойдут на Смут?

– Не сомневаюсь. Срок на – месяц. Шера только и успела, что предупредить.

– Ушла, значит...

– Ушла. И вернется в первых рядах. И полезет на стены, под стрелы и смолу. Полукровок в кланах не любят и пускают первой волной.

– А ты этому так уж опечален? – сварливо спросил старик. Сам же знаешь, как твои волки относятся к ней. Да, Кубо?

Телохранитель шагнул из тени и ответил после небольшой заминки:

– Так было, господин.

– А теперь нет?

– Теперь нет. У нее хватило мужества сдержать клятву верности. До последнего.

– Что ж... Вести недобрые. Но, пользуясь случаем, хочу поблагодарить тебя, племянник, за канализацию. Никто не думал даже, что трущобы могут существовать и без помойных луж... Наместник как-то даже шутил, что только на помойном смраде в трущобах стены держатся!

– Да очнись же, дядя! – взорвался Крат. – Орки идут на Смут!

– Охолонись, – спокойно ответил лорд. – И не кричи в моем доме. Я к тебе в купальню не врываюсь и не кричу про свою подагру. Я тебя услышал и поверил. А теперь ступай.

Крат вскочил и смерил его гневным взглядом.

– Я прошу, – успокаивающе произнес старик. – Уйди. Я созову завтра совет и поведаю, что узнал от своих "агентов".

– Точно завтра? Дядя, у нас, возможно, не хватит времени как следует подготовиться...

– Не считай меня сумасшедшим, мальчик, – перебил его Васаладор. – Если я спокоен внешне, это не значит, что я пущу дело на самотек. Учись доверять людям!

– Отец тебе не верил.

– У нас были разногласия, – согласился лорд. – Надеюсь, что мы с тобой хотя бы не наживем новых. А то и старые разрешим... Иди же теперь.

Кубо молча положил руку на плечо ночному вожаку. . Тот продолжал стоять и прожигать собеседника взглядом. Потом развернулся и выбежал, хлопнув дверью.

– Мальчишка, – виновато развел руками телохранитель, ловя край двери пальцами. Старик понимающе усмехнулся.

***

Степь. Грязные шатры. Огни множества костров. Запах пережаренного мяса. Снующие стаи собак.

– Стой, пихторн тарба! – грубо окликнул дозорный, заприметив движущийся в темноте силуэт. У дозорного кожа имела густой зеленый цвет и была покрыта вязью угловатых татуировок. – Стой, а не то копьем, ватур жах, проткну!

Тень замерла. Орк подошел, приблизил факел к лицу незванного гостя.

– Бледная грязь, – с отвращением констатировал он. – Да еще и девка! Брыда ватур!

Шера почувствовала, как грубые пальцы опустились ей на лицо, сжали щеки и легко вздернули над землей. Она вяло брыкнулась, но хватка была крепкой.

– Шера Вайн, – хрипло выдавила она. – Пришла... по зову крови...

– Ползи в загон, к остальным, – рявкнул орк, отбрасывая ее от себя.

Девка, подумал он про себя. Бледная, но молодая, после славного боя и бурдюка вина можно будет ее потискать. Смесков никто не защищает, и прав у них никаких. Хотя, снова размечтался орк, уже забыв про Шеру, гораздо вкуснее попробовать человечек. Да-а-а, с улыбкой прорычал он. Навалиться на нее сверху, показать силу настоящего воина, а по ходу дела понадкусать ей уши, плечи и грудь, слизывая теплую кровь. Да-а-а...

Шера тем временем, подволакивая ушибленную ногу, почти на четвереньках двинулась вглубь лагеря. На нее безразлично косились лежащие повсюду псы, ездовые животные орков, мохнатые, свирепые, зубастые, молчаливые, ростом с хорошую лошадь. Местами белыми пятнами в ночи выделялись ракшасы, традиционно принадлежавшие лучшим и родовитым воинам. Ракшасы почти всегда скулили и роняли слюну. Немертвые демоны с криво сросшимся позвоночником, который воин специально перебивал, дабы седло не сползало. Они постоянно испытывали боль, соприкасаясь с материей этого мира.

***

– Деда Сах! Деда Сах! – кричал мальчик, вбегая во двор дома. Его сестра едва поспевала за ним, волоча тяжелый котелок.

Я остановился у открытой калитки, ожидая приглашения. Деревня была под стать приграничью, подальше от леса, чтобы никакой зверь не перепрыгнул ночью с ветки через ограду. Ограда, кстати, тоже была характерной. Вместо присущего селениям частоколу, деревеньку опоясывал крепкий дубовый тын. На высоте глаз в нем были сделаны смотровые щели, а по верху, вместо заостренных кольев, были прикреплены колючие ветви засохшего терновника. Пожалуй, ночной тать, вздумавший перелезть через него, оставил бы на шипах не только штаны.

Ворота были распахнуты, но было видно, что смазаны они хорошо и закрыть их – дело десяти ударов сердца. Сверкающий оковкой брус, прислоненный неподалеку, создавал уверенность, что местное ополчение отнюдь не халтурит, надрываясь с замыканием створок на каждую ночь – ничего не заржавело, не сломалось, не потерялось. А то случись что, и деревенька бы повторила судьбу знаменитого оплота Зуб-на-Зуба, известного высотой своих стен и запасом смолы, но не успевшего закрыть ворота перед темными тварями, которые в несколько мгновений добежали от лесной чащи до донжона мимо удивленных стражников, пытающихся раскачать заржавевший подъемный механизм решетки и ворот.

Дома же в деревне были построены не менее добротно – каменное основание, просмоленный и проконопаченный илом и мхом сруб, окна с резными ставнями, неизменный второй этаж и чердак с трещалкой-флюгером. Надворные постройки были менее основательными, но такими же надежными, ибо зимы в приграничье через раз выдавались лютыми, хоть и маловетренными.

На крик мальчика из хлева вышел седой старик в простой рубахе, холщовых штанах и лаптях. Держа в руках плошку с размоченными хлебными корками, он по ходу крошил сие блюдо наземь. Старика сопровождала шарообразная клуша с выводком пищащих желтых комочков.

– Деда Сах! – выпалил мальчик, резко останавливаясь. – На нас гомлин в лесу напал! А мы в норе с Сайкой укрылись, а рыбы так и не принесли, а она котел чуть не забыла, а мы тебе голову притащили, на воротах дядя Сар стоял – так аж присел, когда увидел!