Текст книги "Магия слова. Диалог о языке и языках"

Автор книги: Дмитрий Петров

Соавторы: Вадим Борейко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Глава 2
От языка толпы – к литературной норме

«Любой язык – это медаль, которую отчеканила история».

А. Ривароль

– Язык не развивается равномерно и эволюционно. Периоды стабильного развития и даже стагнации сменяются взрывными, революционными процессами.

– От чего это зависит – от смены общественно-политических режимов?

– Вероятно, здесь есть и глубже причины. Такие, как (не знаю, насколько считать это научным понятием) всплески пассионарности. То есть некие повышения уровня энергии в обществе.

– Лев Николаевич Гумилев считал пассионарность вполне научным понятием. Да мы и сами видим, что на сломе тысячелетий пик пассионарности переживают многие мусульманские страны, да и сам ислам. А христианство, особенно католическое, на мой взгляд, находится на этапе некой усталости. То ли его харизма была растрачена в крестовых походах и конкистах, то ли это потому, что умер последний Папа-пассионарий, то ли двухтысячелетняя зодиакальная эпоха Рыб завершается. Христос, как утверждают астрологи, появился на рубеже двух временных эпох – Овна и Рыб. Приметы и той, и другой можно найти в Евангелиях: с одной стороны – пастырь (пастух), паства (отара овец), Агнец (ягненок) Божий, с другой: рыбник, или рыбак, – профессия первых апостолов; окормление пятью хлебами и двумя рыбами и т. д. Даже тиара у католического понтифика имеет форму рыбьей головы.

– Христианская пассионарность со временем перешла в экономическую, нейтральную сферу. От военной колонизации Запад перешел к экономическому господству, стал развивать торговлю, банки, экспорт-импорт.

– И Европа вместе со Штатами посчитали, что они в мире – хозяева, а все остальные страны – в подчинённом положении. Впрочем, мы отвлеклись.

– Так вот, как оформляются языки, например, европейские? Возьмем латынь, которая была достаточно долгое время официальным господствующим языком в Европе. Классическая латынь, которая оставалась юридическим языком, языком государственных актов, судебного производства, сосуществовала с так называемой вульгарной латынью в странах, где местные народные языки продолжали развиваться на основе латинского: в Испании, Италии, Франции. Причем «вульгарная» не в современном понимании: vulgus – это толпа. То есть вульгарная латынь – это язык непросвещенных масс. И к нему со стороны академической публики отношение было достаточно пренебрежительным. Но со временем к этому языку пришлось обращаться из вполне прагматических целей. Первый случай документально засвидетельствованного использования языка, который условно можно назвать ранне-итальянским, датируется мартом 960 года (за 300 лет до формирования итальянской орфографии). Речь идет о судебной тяжбе между неким феодалом и монастырем св. Бенедикта о земельном наделе. Приводятся слова одного из свидетелей, которые зафиксированы так, как он их сказал: «Sao ko kelle terre per kelle fini ke ki contene trenta anni le possette Sancti Benedicti» («Знаю, что эти земли в тех границах, что здесь указаны, 30 лет принадлежат святым бенедиктинцам»).И на основе этого показания было принято судебное решение.

– И это был первый письменный памятник итальянского языка?

– Да. Лет через 100 были записаны две-три эпиграммы и песенки на итальянском. Затем – тишина. И в XIII веке вдруг происходит взрыв! Появляется целая толпа, плеяда, возглавляемая Данте Алигьери, затем Петрарка, Боккаччо…

– …все из Тосканы…

– …которые стали писать на итальянском языке, каким фактически мы его знаем сегодня. Нет ни малейшей проблемы для человека, читающего на современном итальянском, понимать язык XIII века. Никому не придет в голову переводить «Божественную комедию» или «Декамерон» на современный лад. Да, эти произведения звучат теперь несколько архаично – примерно в той же мере, что для нас Пушкин. Но они не стали восприниматься как другой язык.

– Иными словами, итальянский за восемь столетий состарился настолько же, насколько русский за два века? Какова же причина столь удивительной консервации итальянского? В чем средство Макропулоса, секрет его вечной молодости? Ведь страна в течение многих веков была расколота на княжества, где говорили на разных наречиях, и воссоединилась только в середине XIX века при короле Викторе Эммануиле.

– Когда я задумывался над этим, то спросил себя: а что еще, кроме литературного языка, появилось именно в Италии в XIII-ХIV веке?

– А я тебе скажу: Джотто. Треченто.

– Да. Джотто и – банки. В тосканских городах Флоренция, Сиена, Перуджа и т. д. Произошла стабилизация в разных сферах жизни: появились банковско-финансовая система, стандарты в живописи, это отразилось и на стабильности языка.

– То есть он к той поре настолько устаканился и обрел такой запас прочности, что его хватило на восемь веков?

– Очевидно, да. К XIII веку итальянский уже вытеснил из официального обихода латынь. В Англии в эту пору не существовало еще никакого национального языка. Был язык религиозный – латинский, язык двора – французский (в его нормандской версии), язык народа – англосаксонский. На окраинах – языки кельтских сообществ: Уэльс, Мэн, Корнуэлл. И фактически страна жила без общего, единого языка. А в Италии, несмотря на обилие диалектов, уже формировался свой, национальный. Процессы лингвистической унификации происходили позднее и в Испании, где тоже было многоязычие: галисийский (промежуточный между испанским и португальским), валенсийский, каталонский (на полпути между испанским и французским). А литературный испанский возник на основе кастильского наречия, эти два названия до сих пор считаются синонимами. Кстати, там тоже был свой Данте – Сервантес.

– Слушай, баскский ведь не относится к группе испанских диалектов?

– Это абсолютно обособленный язык, язык коренного населения Иберийского полуострова.

– А корни его?

– Нет ни одного языка, в котором прослеживается существенное родство с баскским. Были, правда, попытки связать его с грузинским, потому что у них пара сотен слов общих.

– Ну, пару сотен общих слов можно везде найти благодаря омонимам: количество звуков и их комбинаций ограничено. В общем, язык басков похож на самозародившийся гомункул?

– Да нет, вероятно, это язык коренного населения Европы. И сейчас он распространён на том участке атлантического побережья, где граничат испанская Страна Басков и французская Гасконь. Гасконь – это фактически Басконь. Д’Артаньян и его земляк капитан мушкетёров де Тревиль были басками.

– А ведь эти провинции омывает Бискайский залив. Видимо, название из того же корня. ОК, с басками более-менее ясно. Расскажи еще о первых памятниках письменности в немецком и английском.

– Немецкий идет в связке с французским, потому что одним из первых памятников обоих языков был документ, подписанный в 843 году (на Руси это примерно период Рюрика) в Вердене двумя внуками Карла Великого при разделе его империи. Итак, Людовик Немецкий и Карл Французский, еще у них был третий брат Лотарь (от этого имени пошло название провинции Лотарингия), стали дербанить империю – это был некий аналог Беловежской пущи. Поскольку документ имел всенародную значимость, а не был плодом обычной династической разборки, надо было довести его до массы людей, которые не владели латынью, языком официоза. Поэтому сохранились варианты текста договора на протофранцузском и протонемецком, под которыми подписались короли. Это был относительно мирный развод, после которого начались внутренние разборки.

– Как повторяется история… А что из себя представляли первые письменные памятники в Англии?

– Коренное население острова – по крайней мере, известное нам – это кельты. До них жил еще более древний народ – пикты. Правда, никто не знает, на каком они говорили языке. После кельтов наступил период римского господства. Когда римляне при развале своей империи покинули Англию в начале V в. н. э., туда с территории современной Дании хлынули германские племена: англы, саксы и юты. Основали там семь королевств. Стали жить-поживать да меж собой воевать. Объединившей их в начале X века фигурой стал Альфред Великий. И к этому периоду – задолго до норманнского нашествия – был создан эпический памятник «Беовульф», основное литературное произведение той эпохи, написанное на древнеанглийском, близком к готскому – самому известному из древнегерманских языков. После визита в Туманный Альбион Вильгельма в 1066 году на английский язык начались гонения. Он так и оставался до XIV века языком неимущих масс и немногих свободных землевладельцев-англосаксов – йоменов. А потом произошло восстание Уота Тайлера. Жил тогда проповедник, предтеча Реформации Джон Уитклифф, который прославился в истории следующим высказыванием: “When Adam ploughed, and Eve span, who was the gentleman?” («Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто был дворянином?»)Это был призыв к протесту против дворянства: трудящийся, мол, имеет право.

– Ильич такой староанглийский.

– Ну да. После этого, на рубеже XIV и XV веков, английский пошел в гору. Официальным он стал по Статуту 1362 года. И связано укрепление его позиций с появлением на нём светской литературы, в частности, с именем Джеффри Чосера и его книгой «Кентерберийские рассказы» («The Canterbury Tales»). Это был тоже еще не английский, а так называемый среднеанглийский язык. А современный английский язык появился уже на рубеже XVI и XVII веков в значительной мере благодаря Шекспиру. Для англичан он – их всё, как для нас Пушкин.

– Давай об Александре Сергеевиче.

– Что он принципиально поменял в русском языке? Литературная норма уже существовала – на церковнославянской основе. Пушкину удалось то, что делали все великие литераторы, которые совершили революцию в языке: он сблизил разговорную норму с литературной, не опошлив ее. Задача была – снизить напыщенный штиль уже существовавшего и достаточно разработанного русского литературного языка.

–  Русского какого – высокого или низкого?

– А низкого не было как такового в литературе. Остались, конечно, отдельные его памятники – например, высказывания Петра или князя Потемкина, который наложил резолюцию: «Дать, е…на мать!» То есть, какие-то проблески были – тот же Барков в XVIII веке. Так вот, Пушкин, найдя опорные точки в разговорном и церковнославянском языках и умеренно дозируя иностранные заимствования, нашел идеальную пропорцию в этом коктейле.

– Который мы и пьем по сегодняшний день. И напиться никак не можем.

Полный абзац

За скотчем на почту

Рассказывает Вадим Борейко:

– Различное значение одних тех же слов в разных языках порой приводит к забавным коллизиям. В 1998 году я повышал квалификацию в журналистском Фонде Томсона, штаб-квартира которого располагается в городе Кардифф (Уэльс, Великобритания). В нашей группе были две киргизки – Галия и Толкун, немного говорившая по-английски. Перед отъездом они заявились на почту попросить клейкой ленты – запаковать багаж. По-русски ее называют скотч(по названию фирмы Scotch Tape, хотя у нас мало кто об этом знает). Хотя в английском это слово значит только одно – шотландское виски.

– Give us some scotch! Immediately! – Толкун показала на часы. – Я спешу.

– А почему вы ищете scotch именно здесь? – озадаченно спросил служащий.

– Где же еще? Мне сказали, что скотч можно найти только на почте. У меня проблемы с багажом.

– А как это связано с багажом?

– Долго объяснять – вы всё равно не поймете. В той стране, куда мы возвращаемся, меня бы поняли сразу.

– Боюсь, мы вам не сможем ничем помочь. Может, что-то найдете взамен?

– Нет, мне нужен только скотч!

И тут Толкун увидела на полке нужную ей клейкую ленту.

– Так вот же он!

– И это вы называете scotсh?

Глава 3
Учи олбанский, сцуко!

«Слова – образы; словарь – это Вселенная в алфавитном порядке. Собственно говоря, словарь есть книга в самом широком значении слова. Все другие книги содержатся в ней: суть лишь в том, чтобы извлекать их из неё».

Франсуа Вольтер

– Какие ты видишь главные тенденции современного развития языков, с которыми знаком?

– Среди языков сложилась иерархия, которая становится все более очевидной. Если раньше можно было достаточно эффективно вести языковую политику, замкнувшись в рамках одного государства, то сейчас это становится все в большей степени нереальным – в силу информационной глобализации. Телевидение, Интернет, шоу-бизнес – все это мощнейшие факторы функционирования языков. Можно выделить такую иерархию. Английский, наверное, еще долгое время будет выполнять роль связующей коммуникационной системы на глобальном уровне – поскольку это место он уже занял.

– Занял как давно?

– Фактически в середине XX века. Несмотря на то, что Британская империя и Соединенные Штаты занимали достаточно большую территорию и обладали колоссальными ресурсами и в XIX веке, тем не менее, тогда английский не был мировым языком. Роль языка дипломатии, международного общения играл французский, другие языки, которые могли конкурировать между собой. Любопытный факт: когда в конце XVIII века выбирали государственный язык для США, то английский был не единственным претендентом. И с большим трудом, в борьбе, он победил немецкий, который имел очень серьезные шансы стать государственным. Из Германии было не просто много эмигрантов (их пришло немало и из других стран), но это были расселенные по всем территориям тогдашних Соединенных Штатов компактные общины, которые обладали экономическим влиянием.

А к середине XX века, во-первых, произошли подвижки в самом английском языке. В силу того, что он становился языком контрактного права, торговых взаимоотношений, English все в большей степени начал подстраиваться под функцию мирового языка. То есть перестал быть языком только тех народов, для которых являлся родным – англичан, американцев и некоторых других.

– Причины, по которым английский стал универсальным лингвистическим солдатом, только исторические, или они кроются и в свойствах самого языка? В том, что он исключительно конструктивен и рационален?

– Если мы вернемся на тысячу лет назад, то увидим, что английский обладал такой же структурой, как все другие германские и вообще европейские языки. Он ничем не выделялся: не обладал ни компактностью, ни прагматичностью, которыми обладает сейчас. Но благодаря своей распространенности и в силу того, что он стал играть роль lingua franca, то есть языка взаимодействия между разными народами и культурами, английский и превратился в универсальный «код доступа». Об этом говорит хотя бы тот факт, что на двух берегах Атлантического океана сложились культуры, страны и народы, достаточно отличные друг от друга, но, тем не менее, связанные общим языком, который, конечно, со временем видоизменялся, принимал местные формы и черты. Но для того, чтобы приобрести функцию языка международного общения (и особенно общения в сфере торговли – потому что Британия была держава морская и торговая), чтобы быть языком народа, который бороздил все моря и устанавливал правила торговли для всего мира, английский вынужден был в течение достаточно короткого времени – нескольких поколений – стать компактным и легким для усвоения большим количеством людей, которым необходимо было к нему прибегать. И если проследить историю развития английского до наших дней, то он никогда не прекращал меняться. Даже при жизни нашего поколения. Многие формы, которые мы с тобой учили в школе, сейчас уже считаются архаичными; меняют значение слова.

– Например?

– Классический пример – образование будущего времени с помощью вспомогательного глагола shallдля первого лица. Сначала в Америке, а потом и во всем остальном англоязычном мире вспомогательный глагол willв этой функции вытеснил shall. А shallприобрел черты модального глагола, не вспомогательного. И используется теперь лишь в различных юридических, канцелярских, бюрократических формулах. В любом контракте формулировки могут быть такие: фирма такая-то обязуется что-то делать. Таквот, «обязуется»– это shall: «company A shall buy, company B shall sell».

Кроме того, английский стал языком Голливуда. А как говорил Владимир Ильич, важнейшим из искусств для нас является кино. И язык, который стал языком кинематографа, известного во всем мире, опять-таки вынужден был очень быстро принимать формы из разговорной речи и упрощаться. (Тут кстати замечу, что одним из факторов живучести хинди является то, что это язык Болливуда. Многомиллионные, часто абсолютно безграмотные массы смотрят эти фильмы – и язык продолжает жить).

– Надо думать, не в последнюю очередь английский покорил мир и потому, что Интернет был изобретен в США…

– Действительно, хотя он сейчас и потерял свою монополию, долгое время английский был единственным глобальным языком Интернета. В настоящее же время порядка 10–12 языков – с большим отрывом от других – активно используются во Всемирной паутине, охватывая полный спектр тем. В том числе русский. Это, пожалуй, самый новый, самый молодой из факторов существования современных языков – их существование в виртуальной реальности.

– Некоторое время я работал ответственным секретарем в англоязычном журнале. Так там я намучился с переводом русских текстов: постоянно приходилось перестраивать их конструктивно. Английский – язык до безобразия предметный. На русском же можно убедительно болтать два часа и ничего при этом не сказать по существу. Почему такая пропасть между этими двумя языками? Дело в ментальности их носителей?

– Не существует менталитета англоязычного человека. Есть целый ряд менталитетов народов, которые говорят по-английски. Надо разделить структурные свойства английского языка и формы их употребления. По своей структуре английский действительно более компактен. Даже в художественном тексте при передаче прямой речи персонажей можно ограничиться глаголом say: he said, she said. И это будет абсолютно нормально восприниматься. По-русски уже после второго употребления слова «сказал»станет тоскливо. Поэтому неосознанно русскоязычный автор будет использовать массу синонимов: ответил, возразил, осведомился, поинтересовалсяи т. д. То есть русский требует большего разнообразия. А английский способен выполнить задачи, которые перед ним стоят, через вот эту компактную, монотонную форму.

Что касается пустословия, то, думаю, разница между русским и английским не столь очевидна. Мы знаем примеры выступлений политиков на английском языке, которые берут два ключевых слова – к примеру, свободаи демократия– и, в разных вариантах склоняя и спрягая их, могут говорить часами. Важную роль тут играет фактор эмоциональной насыщенности. Почему Фидель Кастро был способен по восемь часов кряду держать внимание аудитории? Причем, если потом спросить людей, слушавших его, о чем он говорил, они, скорее, скажут, какон говорил, а не о чем.

– А что, разве на английском нельзя говорить так пламенно?

– Пламенно можно говорить на любом языке. Другое дело, что эмоциональная насыщенность играет разную роль в разных языках.

– С этой цифры, пожалуйста, поподробнее…

– Английский – это язык слайдов и клипов. Я очень часто слышал от людей, которые составляют презентации и доклады, как тяжело сделать слайд на русском. По-английски это все логично: назывные формы, буквально два иероглифа, цифры, буквы – JSC (joint stock company), СEО (Chief Executive Officer), СOO (Chief Operating Officer), GDP (Gross Domestic Product), B2B (business to business) – и смысл становится ясен. Начинаешь это писать по-русски, причем для русскоязычной аудитории – сложно для понимания. Хотя они могут тебе на пальцах во время перекура все это рассказать. Но на письме это не передается. То есть английский позволил максимально сблизить письменную форму и устную. Что и сделало его глобальным.

– Справедливости ради заметим, что английский не обладает копирайтом на аббревиатуры. Вспомни наши СССР, ВЛКСМ, КПСС, НКВД и т. д. А какой иностранец поймет вывеску «Отряд ГИБДД ОВД Черкизовского района МВД РФ»?

– Впрочем, у англоязычных в связи с этим возникают определённые проблемы. Во-первых, у носителей других языков – определённые преимущества. Они владеют и своим, и английским. Это некоторым образом ограничивает информационное поле англичан и американцев. А во-вторых, скажем, в евроструктурах и других межнациональных тусовках все говорят по-английски как Бог на душу положит, и чистокровные англосаксы иногда даже не сразу въезжают, что говорят на их языке.

– Почему же тогда русский язык не идет по пути оптимизации, упрощения и делает все, чтобы его максимально трудно было изучить? Разве способен иностранец произнести фразу с четырьмя «щ» – «защищающаяся женщина»?

– Ну, это из серии скороговорок. Представитель любого народа назовет тебе несколько фраз, которыми привык гордиться и по которым он определяет иностранца, пытающегося их произнести. Так что это не есть особенность именно русского языка.

– Вернемся к иерархии. На самом топе – английский…

– …Хотя по численности говорящих – китайский. Китай был самой густонаселенной страной, пожалуй, всегда. Но за последние несколько лет Поднебесная стала не только самым крупным по населению, но и одним из двух наиболее мощных в экономическом отношении государств. А в наше время экономика подстегивает коммуникационные возможности. Китайцы – один из немногих народов, который может себе позволить не знать других языков. За исключением диаспор и культурно образованной прослойки, большая их часть языками не владеет. А общаться с китайцами нужно всем: они ж кроссовки делают. Китайский начинают активно изучать и за пределами Поднебесной.

– Но почему Китай сам, в отличие от Франции, не педалирует собственную языковую экспансию? Свой ответ на этот вопрос я знаю. Хотел бы услышать твой.

– У меня бывают студенты, которые, кроме английского, параллельно изучают какой-то менее распространенный европейский язык – шведский, датский, голландский. И пытаются с этим языком устроиться на работу. А голландцы, датчане и прочие шведы не всегда охотно их берут. Им удобно вести дела на английском, а промеж себя использовать свою мову. Так и китайский язык хорош для китайцев тем, что на нем говорят почти только они одни. Для них нет ни малейшего интереса педалировать его как глобальный язык, потому что: во-первых, Поднебесная – это целый мир, целая планета сама по себе; во-вторых, китайцы, живущие в других странах, владеют местными языками, и им нет резона требовать знания своего. А кроме того, подданные Срединного государства известны тем, что планируют свои действия не на месяцы и годы, а на столетия. К тому же, проблема иероглифов. Учить их долго и трудно. А отказаться от них китайцы не могут, так как из-за огромных различий между региональными вариантами их языка иероглиф – единственное, что объединяет всех. Фактически, китайская письменность – одна из основ их государственности.

– В общем, наши с тобой выводы схожи. В 1996 году я был на Тайване и спросил министра информации г-на Е: а когда же воссоединятся островной и континентальный Китай? Он ответил: мы можем подождать и 50 лет, и 100; ведь нашей цивилизации десять тысячелетий, и эти сроки для нас – минуты. С тех пор я стал проникаться мудростью Китая, который завоевывает мир не с помощью оружия, бомбежек, тупого навязывания своего пути, а через мягкую, но неуклонную экспансию (хотя, возможно, и не ставят себе это целью) кухни – дешевой, вкусной и полезной для здоровья, тибетской медицины, одежды, ширпортреба. Люди не торопятся. У них иное восприятие времени, его масштабов. Как в том анекдоте: сейчас спустимся с горы и поимеем все стадо.

– Вот они и спускаются. Заметь, что на Западе китайцев не интересует собственная культурная экспансия. Они создают свои очаги, чайнатауны, там, где это возможно, не навязывая ни язык, ни культуру.

– Прямо по Пушкину: «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей…

– …и тем её сильнее губим средь обольстительных сетей».

– Тем не менее, китайский, как ты утверждаешь, все больше учат за пределами Стены. Но это же язык, невероятно сложный для овладения европейцем. В нем несколько фонетических уровней. И одна и та же комбинация звуков в зависимости от, так сказать, «октавы» имеет различное иероглифическое написание и разный смысл.

– Каждый язык, когда он выходит на глобальный уровень, становится инструментом межнационального, международного общения, начинает упрощаться. Это и с английским языком произошло. Middle English был достаточно сложным языком. Он стал терять свои флексии, падежные окончания, спряжения глаголов ровно в то время, когда Британия стала морской державой, английские корабли бороздили океаны, а моряки общались и с туземцами, и с европейскими конкурентами. Если китайский будет звучать в разных странах, начнут сглаживаться диалектные различия и будет складываться язык, доступный для всех. Причем сначала для нужд иноязычных людей, а потом и сами китайцы станут на нем говорить. Вот, мне кажется, такой прогноз.

Но китайский – не единственный язык, помимо английского, который сегодня себя уверенно чувствует. Надо отметить еще испанский. Кроме традиционных Испании и Латинской Америки, главный фактор его укрепляющихся позиций – Соединенные Штаты. Ввиду высокой рождаемости удельный вес испаноговорящих возрастает, в некоторых штатах испанский – фактически второй по значимости язык, на нем действует огромное количество средств массовой информации, активный Интернет. На многих территориях США можно жить, уже не зная английского. В Нуэва-Йорке, например.

На подъеме и арабский. Тут несколько факторов – пассионарный ислам, нефть, демография. И экспансия: много арабоязычных людей переселяются в Европу, и не только. И здесь важен факт не только количественной эмиграции, но и компактное расселение мигрантов на новом месте. В некоторых пригородах Парижа не живет никто, кроме арабов, и не звучит никакая иная речь, кроме арабской.

Прочные позиции по-прежнему у французского языка. И не только за счет его распространенности и наследия, но и благодаря политике франкофонии. За Францией можно признать ведущую роль в мире в пропаганде своего языка. Во всех бывших колониях и странах, где французский каким-то образом присутствовал, Франция как государство принимает все меры, чтобы его сохранять, развивать, поощряя владение им гражданами. И французы очень болезненно воспринимают ситуации, где они вынуждены говорить на английском. English – глобальное средство общения, и сегодня никуда от этого не деться, но французы никогда не упускают случая, чтобы настоять на использовании своего языка. Во всех ситуациях, где не предусмотрен перевод на французский язык, французы настаивают, чтобы он осуществлялся. Вплоть до отказа выступать на английском, даже если они им прекрасно владеют.

В сентябре 2007 года я работал на презентации самолета «Сухой» в Комсомольске-на-Амуре. В его разработке участвовали и французские компании. Так вот, представители французской делегации отказались почтить своим присутствием торжественную церемонию по выкатке лайнера, поскольку были предусмотрены только два рабочих языка – русский и английский.

– И как вышли из положения?

– Одному из переводчиков – а именно мне – пришлось синхронно переводить с французского на английский, а моему напарнику – с английского на русский: для того чтобы звучали все три языка. Что является совершенно чрезвычайной ситуацией в процессе синхронного перевода.

В авангарде также португальский язык. Говорящая на нем Бразилия входит в так называемую группу БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай) – это четыре самые значимые развивающиеся экономики мира.

Итальянский и немецкий несколько стеснены территориальным фактором, но благодаря экономической мощи обеих стран, культурным традициям и государственной поддержке могут себя чувствовать достаточно уверенно в обозримом будущем.

– А как в этой компании ощущает себя русский – после экономического бума 2000–2008 годов, при сегодняшнем кризисе и ежегодном сокращении российского населения на миллион человек?

– Во-первых, русский закрепился в Сети, в то время как, например, хинди, с гораздо большим числом носителей, не стал языком Интернета. В Индии кино и шоу-бизнес безоговорочно принадлежат хинди, а образование и Интернет – английскому. И они прекрасно уживаются. Во-вторых, русский успевает обеспечить языковую поддержку всем основным направлениям науки, технологии и т. д.

– В новом тысячелетии, с развитием Рунета, в Сети появился «пасынок» нашего родного языка – так называемый «олбанский», или « язык падонкафф», построенный на эрративной (намеренно искаженной) орфографии. А такие слова, как «превед», «кросаффчег», «ржунимагу», «аццкий сотона», стали уже общеупотребимыми. Впервые олбанскийбыл обналичен вмиру, согласно сетевым источникам, в 2000 году – на митинге против Лукашенко. На одном из транспарантов красовалась надпись – «АМ/КГ», что означает: «Аффтар мудак/Криатифф гавно». Каковы корни этого явления?

– Мы же с тобой учились в Москве в 1970-е годы. Помнишь, какой тогда был среди молодежи жаргон? Гирла, хайр, шузы, трузераи т. д. Потом это куда-то ушло. Я бы назвал этот феномен (как тот жаргон, так и популярный нынче «олбанский») «языковым всплеском», порожденным определенным периодом, местом, временем и типом людей. Носителей олбанскогоя бы, впрочем, разделил на очень неплохо образованный слой, который, выстёбываясь, использует эти конструкции в креативных целях, и шлейф тех, кто под этой формой маскируют элементарную безграмотность. Ну, раз можно писать как угодно – давай так и писать. Ведь его своеобразие проявляется практически только на письме.

– Кроме того, пока этот квазиязык ещё свеж, человек, не умеющий выражать свои эмоции на стандартном русском…

– … может участвовать в его творении. Я думаю, что перспектива здесь такая. Через некоторое время часть фразеологизмов, удачных словосочетаний из олбанского, выигрышных с эмоциональной точки зрения, попадет в мейнстрим, станет частью общепринятого языка. Кстати, в московских изданиях отдельные такие выражения уже в ходу. Между прочим, похожая история случилась с американским ebonic.

– Расскажи.

–  Ebony– черное дерево, символ принадлежности к черной расе. Так вот, в 1990-х годах была сделана попытка, причем в академических кругах Штатов, зафиксировать разговорную, сленговую форму общения темнокожего населения.

– Приведи несколько его образчиков.

– Например, образование прошедшего времени с помощью конструкции done: «he done gone – он ушел».Хотя в нормальном английском done– третья форма глагола do. Или: исчезновение формы третьего лица для глаголов – he do, she do(а не does) – становится нормой. Или: отрицательная форма to be – aint. Кое-где даже открыли курсы ebonicв университетах, начали преподавать его. Я это расцениваю как экзотическую попытку формализации жаргона или диалекта. Подобным образом я предлагал своим друзьям на Украине формализовать суржик. Ведь можно заявить – не сильно отклоняясь от правды, – что он является в этой стране достаточно распространенным языком. На суржике многие говорят, а кто не говорит – понимает. И не только на Украине, но и в Молдавии, и в южных областях России. Просто у него нет письменной формы.