Текст книги "Магия слова. Диалог о языке и языках"

Автор книги: Дмитрий Петров

Соавторы: Вадим Борейко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

– Теперь ты должен открыть себя для ассоциаций с итальянским языком. Что он есть для тебя? Это то, что абсолютно невозможно передать ни в каком учебнике. То, что не может быть усреднённым. Потому что у каждого свой ключ к итальянскому, как и любому другому языку. Для кого-то это пицца, для других – Челентано, для третьих – Колизей и т. д. Сразу должен быть создан определённый бэкграунд, фон, среда, поле, волна. И вот после того, как ты стал посреди этого поля и настроился на эту волну, пошли слова и структуры. Помнишь мой любимый принцип «волна – частица»? Вот она – волна, и на ней вспыхивают частицы.

– Uno momento! – блеснув примитивной осведомлённостью в итальянском, я поднялся с кресла и начал создавать атмосферу. Первым делом поставил негромко «Времена года» Вивальди, затем разъял на страницы календарь с итальянскими видами и развешал их на стенах. Из соседней комнаты принёс несколько альбомов с шедеврами Кватроченто и расставил развёрнутыми на полках. На самое видное место определил автопортрет Рафаэля: при виде оригинала этой совсем небольшой картины в галерее Уффици во Флоренции у меня встал комок в горле.

(При погружении в новую языковую среду Петров страстно рекомендует в качестве акваланга недублированные фильмы. Уже после его отъезда мне повезло добыть шедевр Паоло Пазолини «Il Evangelo di Matteo» («Евангелие от Матфея») на итальянском с субтитрами на английском. Режиссёру, конечно, повезло со сценаристом: простые слова выстроены в Божественной последовательности. И итальянский текст, смысл которого давно мне знаком на русском и английском, втекал в уши почти беспрепятственно для понимания).

Оборудовав в зале маленькую Италию, я снова уселся слушать своего гуру. И тут он неожиданно заявил:

– Хочешь меньше чем за минуту узнать несколько тысяч итальянских слов?

Я недоверчиво покосился на него: вроде ещё толком и не пили…

– Всё очень просто, – успокоил Петров.  – Достаточно в русских словах, оканчивающихся на «ция» , заменить эту «ция» на «zione»: revoluzione, emozione, illustrazione, vibrazione, cassazione и т. д.

Я обалдел: только начали заниматься – а уже знаю тысячи новых слов. И заметно приободрился.

– Это называется «инъекция оптимизма», – подтвердил Дмитрий мои ощущения. И продолжил: – Научиться говорить просто, примитивно, но достаточно свободно, на изрядное количество тем, можно, обладая запасом не более 300–400 слов. Из которых 50–60 – самые употребительные глаголы, а также союзы и местоимения, предлоги, вопросительные и служебные слова.

– Так глаголы – самая важная часть речи?

– Да, так как они отражают действие. То, что я перечислил, и составляет стержень языка, на который нанизывается всё остальное. С самого начала необходимо довести до автоматизма следующие вещи. Во-первых, структуру глагола. Мы берём верхние по рейтингу частотности 50–60 глаголов, которые, как правило, в любом языке охватывают до 90 процентов случаев их использования. Обычно самые употребительные – это неправильные глаголы. Из них самые важные — быть, иметь, делать . По-итальянски: essere, avere, fare. . Эти три глагола, кроме того, что имеют свой собственный смысл и значение, играют роль вспомогательных глаголов для целого ряда грамматических конструкций, и с ними связано огромное количество словосочетаний. И мы первым делом учим спряжения этих глаголов.

– Давай-ка я для себя таблицу их спряжения нарисую.

– Обязательно. Когда к визуальной и слуховой добавляется моторная память – то есть когда ты пишешь на языке самостоятельно, это улучшает усвоение в восемь раз. Только сразу в эту табличку добавь спряжение правильного глагола parlare (говорить) и собственные местоимения.

В этой главке я совсем не хочу превращать эмоциональный репортаж в методическое пособие с таблицами, но без этой, единственной таблички не обойтись: в спряжениях неправильных глаголов – корень множества языков.

Она получилась вот такой:

– Теперь возьмём структуру правильного глагола, – учит Петров.  – Запомни для примера несколько штук (по ходу курса мы будем их активно добирать): parlare – говорить, cantare – петь, mangiare – есть, lavorare – работать, scrivere – писать, ricordare – запоминать.

–  Погоди, попробую зафиксировать их с помощью ассоциаций. Так, parlareсразу вызывает «парламент», место для болтовни. Cantare– понятно: кантата, канцона, бельканто. Lavorare– похоже на английское labour(работа, труд). Ну, mangiare– то же, что французское «манжэ»: же не манж па сис жур, это все русские знают. О scrivereмне напомнят скрижали, да и по-английски script– почерк, сценарий. Ricordare– ага, вот на диктофоне кнопка record, запись в память. Поехали дальше.

– Поговорим о временах, —предлагает Дмитрий. – В итальянском языке настоящее время в разговорной речи с помощью контекста выражает время будущее. А самое распространённое из прошедших времён, наиболее часто используемое в устной речи, – это то, которое образуется с помощью вспомогательного глагола avere (и для нескольких глаголов – essere) и формы причастия: от parlare – parlato , от cantare – cantato , от mangiare – mangiato и т. д. У некоторых глаголов причастие надо запомнить, оно образуется не по правилу, например, scrivere – scritto. Попробуй с помощью таблицы составить фразы с разными глаголами и местоимениями.

– Так, io ho parlato– я говорил. Tu hai cantato– тыпел. Lui (lei) ha mangiato– он (она) eл(а), noi abbiamo lavorato– мывкалывали, voi avete scritto– вынаписали, loro anno ricordato– онизапомнили.

– Усвоил? Ты должен сразу понять, что происходит с глаголом.

– Что теперь?

– К структуре глагола, которая является базовой, самой главной и, как правило, самой трудной, но первичной схемой, мы добавляем следующие группы слов. Это система местоимений. Личные ты уже занёс в таблицу, запиши теперь притяжательные: mio – мой, tuo – твой, vostro – ваш, nostro – наш.

– Ну как же, cosa nostra!

– В переводе – всего лишь «наше дело». Дальше – самые употребительные предлоги и союзы: e – и, in – в, a, di – направление движения, con – c, senza – без. И вопросительные слова: che? – что, какой? chi? – кто? dove? – где, куда? quando? – когда? quanto? – сколько? perche? – почему, зачем? come? – как? questo? – это? С помощью глаголов, местоимений, союзов и вопросительных слов мы сможем составлять комбинации самых важных, базовых формул. Только это нужно как можно быстрее довести до автоматизма.

– А если не получится – до автоматизма?

– Получится. Метафора такая: представь себе, что мы идём с тобой по улице и разговариваем о чём-то, но по ходу беседы должны ещё соображать, какая нога должна сначала пойти – левая или правая. Через две минуты нас переклинит. То есть ноги должны сами думать об очерёдности шагов. Соответственно, вот эти базовые конструкции должны работать на уровне спортивного автоматизма.

Прелесть здесь заключается в том, что десятка самых употребительных глаголов плюс предлоги, местоимения и вопросительные слова достаточно, чтобы на этих 40–50 словах получить до 5–8 тысяч комбинаций! А выучить полсотни слов – это не проблема, тут не нужно феноменальной памяти.

То есть первым делом должен включиться механизм геометрической прогрессии: когда ты, добавляя несколько слов, не просто расширяешь свой лексический багаж на несколько единиц, а сразу увеличиваешь количество возможных комбинаций ещё на один порядок.

С этого момента мы фактически получаем возможность уже строить предложения. Когда мы знаем, например, спряжения глагола sapere (знать), можем строить развернутые во времени словосочетания, сложносочинённые и сложноподчинённые. Попробуй.

– Ладно. Только ты сильно не ругайся, если буду ошибаться.

– Мы абсолютно либерально и толерантно, как истинные демократы, относимся к ошибкам. Переведи фразу «Я знаю, почему ты делаешь это».

– Э-э. Io so perche tu fai questo.

– Bene. Хорошо.

– Слушай, ещё часа не прошло, а мы уже так продвинулись!

– Базовые формулы мы и должны были выучить в течение одного часа: это входит в план моего курса.

Постоянно спотыкаясь, я продолжал составлять простейшие предложения – пока без существительных. Конечно, Дима поправлял меня, чтобы ошибка не цементировалась в памяти, но деликатно, никогда не прерывая, давая закончить фразу, и делал это так, что нужные слова выплывали у меня будто сами. Бывают врачи, которые ставят уколы так безболезненно, что их не замечаешь. А на меня стало накатывать чувство огромного облегчения и освобождения. И – щенячья радость, что можно лепить ошибки одна на другую, оставаясь безнаказанным.

Всю мою сознательную жизнь в многочисленных редакциях я был орфоэпическим тираном и грамматическим деспотом – поскольку отдельные коллеги с упорством, достойным лучшего применения, звОнили, лОжилии говорили квАртал. И приходилось особо грамотным вывешивать на стене все спряжения глагола класть. А звОнящимталдычить, что в слове не должно быть вони. Сколько сотрудников выли от моей публицейской грамотности, сколько я собственных нервов извёл! Находились даже наглые плюралисты, которые настаивали, что квАрталнадо говорить, когда речь идёт о части города, а квартАл– если слово употребляется в значении «четвёртая часть года». С такими я принципиально бился об заклад. Немало водки выиграл я на этих пари, да толку – как квакали, звОнилии лОжилив прошлом веке, так это делают и сейчас.

А тут вдруг у самого – праздник непослушания правилам и сплошные ошибки! Я чувствовал себя ребёнком, делающим первые шаги. Но когда падал, то не плакал, а смеялся.

Поделился ощущениями с Дмитрием.

– Скажу больше, —заметил мудрый гуру.  – Если взрослые начнут убедительно внушать ребёнку, что он ходит неправильно, у него просто может пропасть желание пытаться ходить дальше. Вот в чём беда. Здесь примерно та же ситуация. Ходи – падай. Ходи – ещё больше падай! Но ещё больше ходи! И не заметишь, как побежишь.

На волне быстрого успеха я стал требовательным.

– Когда же мы будем учить существительные? – спросил я Петрова тоном Паниковского, пристающего к Бендеру: «Когда же мы будем делить наши деньги?»

– А по ходу всего процесса.

После этого он предложил, не заботясь уже о базовых конструкциях, которые мы довели до автоматизма, развивать темы. И для начала взять самые элементарные – то, о чём люди говорят чаще всего: о себе, о семье, о своих интересах, о работе.

– Mi chiamo Vadim – меня зовут Вадим, – старательно складывал я кубики-слова в предложения, не веря, что мелодия языка, казавшаяся прежде недоступной, льётся из меня. Из меня! – Io sono giornalistа – я журналист. Io lavoro in un giornale – я работаю в газете.

В тот первый день мы ещё выучили счёт, а в самом конце – шлягер Тото Кутуньо:

С этой песней проблем не было – усвоил быстро: с плейбоем Кутуньо, ныне престарелым, можно сказать, молодость прошла, да и теперь он частенько в Казахстан прилетает с концертами: здесь его ещё помнят.

День второй, воскресенье

В этот день я надумал расширить методику Петрова. Он ведь говорил: язык должен входить через глаза, уши и сердце. А я решил – ещё и через рот. То есть – через вкусовые рецепторы. Закупил на ужин вино Chianti, сыр Mozzarella, итальянскую pasta. Дима рацпредложение оценил. В качестве музыкального фона я поставил диск раннего, середины 1960-х, Челентано. Даже мне, на втором дне освоения итальянского, уже многое было понятно.

Если б вы знали, какая это по содержанию попса – российская отдыхает! Под итальянское вино, закуску и музыку дело пошло еще более споро.

На этом уроке добавили прилагательные, то есть описание качества, с их системой сравнения: bello (красивый)– piu bello (красивее)и т. д.

Далее взяли список самых употребительных по принципу частотности прилагательных: их десятка три. Например, названия цветов:

сolore– цвет(это элементарно, по-английски будет colour),

bianco– белый(ну, тут что ж запоминать, или я martini biancoне пил?),

rosso– красный, nero– чёрный( rossoneri– так же называют игроков «Милана» из-за красно-чёрной формы),

azzurro– синий(ага, вот тебе и squadra azzurra, сборная Италии, играющая с синих цветах),

verde– зелёный(в Уффици видел картину Боттичелли «Primavera» – «Весна»),

giallo– жёлтый(зацеплю как «жало», осы с пчёлами тоже ведь жёлтые), grigio– серый(почти английское grey),

marrone– коричневый(красивое слово, чем-то на говно похоже, таким мы его и запомним).

Затем – качества, которые лучше всего запоминаются парным образом:

bello (хороший) — cattivo (плохой): cattivoзапомню по созвучию с «гад», grande (большой)– piccolo (маленький): в банках маленькие огурчики продаются, пикулиназываются,

lungo (длинный)– corto (короткий): эта пара созвучна английской long – short,

alto (высокий)– basso (низкий): в английском altitude– высота, а бас– низкий голос,

intelligente (умный)– stupido (глупый): здесь и запоминать нечего.

– Ну вот, – подбадривает меня Петров,  – теперь с помощью прилагательных ты уже можешь описывать – человека хотя бы. Попробуй сказать: «У меня есть высокий, красивый и умный друг, который хорошо работает и зарабатывает много денег».

– Это ты, что ли, высокий умный друг?

– Допустим… Мы же условились говорить о том, что знаем.

– …А зарабатывать мог бы и больше.

– Ладно, прикольщик, переводи давай.

– Много буков – не осилю.

– Осилишь – я помогу.

С запинками и подсказками, потея и кряхтя, я выдал своё самое длинное на текущий момент итальянское предложение:

– Mio amico e alto, bello, intelligente, lavora bene e guadagna molti soldi.

Параллельно мы расширили список глаголов, не ограничиваясь базовыми, которые выучили в первый день, и снова следуя парному принципу:

dare (давать) – prendere (брать),

venire (приходить) – andare (уходить),

leggere (читать) – scrivere (писать)

mangiare (есть) – bere (пить).

Последний глагол я проспрягал отдельно и с чувством. А Петров не уставал повторять:

– Все темы, которые ты берёшь, – обязательно раскрывай на собственном опыте. Потому что свой опыт порождает свой образ. Когда ты говоришь о своей работе или семье, то должен, прежде всего, видеть лица этих людей, во что они одеты, интерьер помещения, – а не зацикливаться на том, как скомбинировать это предложение. То есть максимальный отход от слов – к образу.

С этого дня мы начали попытки связных историй: не просто, кто я такой и где работаю, – а куда, например, съездил в отпуск и что там увидел.

Завершили сеанс – по уже нарождающейся традиции – ещё одной песенкой, «O sole mio!»Здесь уже было посложнее, чем с Кутуньо: песня написана на неаполитанском диалекте, который настолько отличается от литературного итальянского, что жители других апеннинских провинций часто не могут понять неаполитанскую речь. Зато мелодия мне знакома с детства.

Преисполнившись восторгом познания: Io parlo italiano! Io canto italiano! (Я говорю и пою на итальянском!), – я орал эту неаполитанскую песню на всю квартиру не хуже Зайца из мультфильма «Ну, погоди!» При этом в мыслях перенёсся на набережную Неаполя, на которой действительно стоял в октябре 2006-го. С неё открывался чудесный неохватный вид. Справа – в морской дымке синел остров Капри, где Владимир Ильич некогда пропивал партийную кассу с Алексеем Максимовичем. Слева – дышал легендами выдающийся в залив Castel del Ovo, Замок Яйца. Прямо по курсу – извергал облака Везувий.

Мой восторг с лихвой компенсировал отсутствие музыкального слуха и голоса. Но Петрова, обладающего и тем, и другим, это не смущало: он довольно покашливал, потягивая сигаретку.

День третий, понедельник

Началась рабочая неделя. С самого утра я, естественно, не мог говорить ни на каком другом языке, кроме итальянского. Поначалу коллеги решили, что просто прикалываюсь на манер Фарады и Абдулова в «Формуле любви»: santimento-alimento. Но когда я тут же переводил их вопросы на итальянский и отвечал им на этом же языке с переводом на русский – делали удивленные брови домиком. Правда, к концу дня достал уже всех своим итальянским. Однако благодаря моей выразительной мимике в редакции уже начали понимать отдельные фразы. А с особым воодущевлением приветствовали моё предложение: «Beviamo all’ italiano!» («Надо выпить за итальянский язык!»)

Давно я так не торопился с работы, как в тот день: дома меня ждали maestro, новые слова и новые горизонты итальянского. И я уже предвкушал, как открою дверь и первым делом спрошу Петрова: «Come stai?» («Как себя чувствуешь?»).

На третьем этапе начали изучать, как называет их Дима, слова-параметры. Скажем, принцип полноты, частичности и отрицания:

tutto (всё)– qualcosa (что-то)– niente (ничего),

sempre (всегда)– a volte (иногда)– mai (никогда).

Кроме этого, расширился круг тем – опять-таки тех, которые чаще всего используются: еда, одежда и т. д. Здесь, говорит Петров, мы исходим из принципа, что в каждой теме есть несколько слов, которые знать абсолютно важно. Возьмём тему еды. Вот слова, которые выучить необходимо:

aqua– вода(здесь просто: акваланг, аквариум, aqua vita– живая вода),

pane– хлеб(я запнулся, сходу не найдя аналогов в других языках; Петров помог: compania = com+pane(дословно: с хлебом), то есть группа людей, преломляющих хлеб),

carne– мясо(и опять Дима спешит на выручку: carnevale– практически «мясоед», праздник накануне Великого, или Пасхального, поста, примерно то же, что наша масленица; я закрыл глаза и представил Венецию, гондолы, Canale Grande, Дворец дожей – Palazzo Ducale, площадь Сан-Марко и маски, маски, маски),

pollo– курица(из ассоциаций в голове вертелась только загадочная «пулярка»; но так и есть: словарь Даля подтвердил, что пулярка – откормленная курица),

pesce– рыба(в латыни зодиакальный знак Рыбы – Pisces, да и наш пескарь, похоже, отсюда же, а не от песка),

latte– молоко(тут целый ряд: лактоза, компания Parmalat – молоко Пармы; а может, и оладьи, как знать),

cippola– лук(Чипполино это слово забыть не даст, да и украинская цибулятоже),

zucchero– сахар(продукт и его звучание – международные, так что просто),

te– чай, caffe– кофе(элементарно, Ватсон!).

– А названия блюд учить не надо, – говорит Петров.  – Бешбармак – он и в Африке бешбармак, пицца – и в Японии пицца.

– Значит, надо запомнить основные продукты, ингредиенты.

– Если ты повар, то тебе требуется знать больше, чем компьютерщику, из чего состоит еда. Поэтому в моём курсе и нет одного для всех словаря. Он всегда квантовый: оформляется только при контакте с конкретным человеком, который его осваивает. И это очень важное условие. Поэтому практически невозможно написать универсальный учебник: ведь он должен быть для…

– Для кого-то конкретного.

– Вот почему принцип здесь такой: каждый пишет свой учебник сам.

Ещё в третий день запомнили временн ы е понятия: времена года, месяцы. Расскажу, как закреплял в памяти дни недели.

lunedi– понедельник(ясно, как лунный день; аналогии в английском и немецком – Monday, Montag),

martedi– вторник(идёт от Марса),

mercoledi– cреда(а это Меркурий; по-французски среда – Mercredi),

giovedi– четверг(тут я долго чесал репу, пока жена Алла, разбирающаяся в астрологии, не подсказала: Юпитер; ну конечно: Quod licet Jovi non licet bovi– «что положено Юпитеру, не положено быку»),

venerdi– пятница(судя по всему – Венера),

sabato– суббота(от еврейского «шабат»; здесь «планетарная» тенденция вроде бы даёт сбой, но Алла настаивает, что это слово – от «Сатурн», в пользу её версии говорит английское Saturday),

domenica– воскресенье(в немецком и английском неделю логично завершает день Солнца, Sonntag, Monday; в итальянском же – день Господа ( Anno Domini– лета Господня, или нашей эры), в русском – Воскресение. Впрочем, эти смыслы лежат рядом: Бог есть свет, и нет в нём никакой тьмы).

В рамках погружения в атмосферу Италии в понедельник я прихватил домой бутылку grappa, к которой проникся всей душой, когда с женой в Вероне под беспощадным ливнем мы вымокли до нитки, и только граппа спасла нас от тяжёлой простуды.

Фраза: «Ну что, доберём глаголов?» – к третьему дню превратилась у нас с Дмитрием в устойчивый тост. К полуночи мы натянулись граппой, как пиявки. И тут я вспомнил псевдонаучную фантазию, которая пришла мне в голову лет пять назад, когда ещё не был знаком с Петровым.

Сейчас компьютеры работают на кремниевых платах. Но уже появляются разработки, которые позволяют записывать информацию на органических молекулах. В принципе, вода и пища и так-то несут в себе некую информацию, которая в человеке оседает, но он ее не осознает. Тут речь о другом. Раз информация может быть запечатлена на органических носителях и всякая еда состоит сплошь из органических элементов, то почему бы их не объединить в информационную пищуи не создать питательно-познавательные продукты? Информация, конечно, поступает в мозг, а пища – в желудок. Но уж ради такой гениальной идеи можно и постараться, чтобы биты, попав со слюною в организм, уж как-нибудь через кровь достигли мозга. Представьте, какие открываются перспективы! Книжки не читать, в ящик не пялиться, в Интернете не блудить. Выпил стакан водки – считай, прочел “Войну и мир”. Закусил огурцом – освоил высшую математику. Утром пивком похмелился – и ты египтолог. Главное – чтобы не разорвало от переизбытка информации.

И вот эта хохма становилась реальностью. С каждым глотком я физически ощущал, что всасываю не только виноградную водку, но и новые слова, понятия, грани языка. И более того – логику итальянской орфоэпии и орфографии.

Всё забываю спросить у Петрова, а не поддаёт ли он со своими слушателями в процессе курса – для лучшего усвоения материала. Боюсь, что нет. Сам же он подчёркивает, что выпивать в процессе овладения языком – да, для некоторых является способствующим, но совершенно не обязательным условием.

В эндшпиле нашей третьей партии я сбивчиво, но более-менее связно рассказал Диме на итальянском о декабрьском восстании студентов в 1986 году в Алма-Ате, с которого, собственно, и начался развал Союза. А венчала процесс очередная песня, тоже неаполитанская – «Diccite ‘nciella»(«Скажите, девушки…»).Она не даётся до сих пор: там слишком сложный для меня вокал.

День четвёртый, вторник

Только в последний день Петров объяснил, наконец, что такое в итальянском языке артикли: uno, la, il. А то я уж было обрадовался, что их здесь совсем нет. В английском до сих пор иногда затрудняюсь, где «а»поставить, а где «the».

В четвёртый вечер мы повторили в миниатюре весь курс. Дима резюмировал это так:

– Мы должны убедиться, что после четырёх дней останется несгораемый запас. На этом можно и закончить изучение языка, но этот запас должен сохраниться в замороженном состоянии, а при попадании в среду он растворится, как бульон, и начнёт работать. А если будет интерес или необходимость продолжить изучение языка, то этот НЗ послужит фундаментом для того, чтобы переходить к работе с текстом, к письменному и литературному языку.

А в конце дня с напускным неудовольствием заметил:

– Ну, с тобой уже скучно. Какой ты начинающий? На все темы рассуждаешь. Теперь спокойно можешь писать в резюме: «итальянский разговорный». Окажешься во флорентийском или венецианском кабаке – не пропадешь, общий язык найдешь.

Замечу, что всё это время мы наговаривали книгу – на русском, естественно, а на итальянском общались только в паузах.

На следующий день Дима улетел. А я вспомнил его слова о необходимости мотивации к изучению языков. И подумал, что подобный курс – отличная прелюдия к турпоездке, роману с носительницей языка, деловому общению на нем, переходу на более сложный уровень его освоения. Мне же общаться на итальянском было не с кем. И я потихоньку свернул его в трубочку, как свиток, с уверенностью, что разверну, когда понадобится. Выученные слова, конечно, утекают, как песок сквозь пальцы, но тлеющий лексический костер я поддерживаю, ежедневно заглядывая в блокнот и бормоча про себя: «Io ricordo l’italiano» («Я помню итальянский»).

А вот какие выводы я сделал для себя после нашего стихийного курса. После четырёх вечеров обучения я говорил на итальянском примерно на том же уровне, что на английском – после шести лет школы.Чудо? Вот что по этому поводу считает сам Дмитрий Юрьевич: «Я часто слышу: за четыре дня на чужом языке заговорить – это чудо! А для меня чудо, что люди по десять лет язык учат – и ничего не знают».

И второй вывод. Существует расхожее мнение, что второй иностранный язык учится вдвое легче, чем первый. У меня же итальянский пошёл в десять, двадцать раз проще, нежели английский.Причин тому несколько.

Первая – у этих двух языков немало общих латинских корней, и я нередко угадывал слова самостоятельно. Когда однажды сказал «виче верса»( «наоборот»), Дима сразу встрепенулся: «Откуда знаешь? Я ж тебя этому ещё не учил». А я объяснил, что просто произнёс по итальянским правилам фонетики английское «вайс вёрса»( vice versa, это выражение из латыни).

Во-вторых, итальянский гораздо проще английского. Он слышится почти так же, как и пишется. В нём куда короче список неправильных глаголов. Слова по большей части недлинные и лёгкие для произношения – не чета немецкому. И сама логика языка – ясная и красивая, как Флоренция после грозы, если смотреть на неё с пьяцетта Микеланджело. Вот и Петров уверяет, что итальянский – едва ли не самый доступный для изучения европейский язык. Наверное, не случайно он часто преподаёт его одновременно в паре с английским.

Ну и, конечно, главная причина моего успеха – методика Петрова, простая, как пожарные штаны, доступная, раскрепощающая человека, дающая ему чувство свободы и удовольствия, и поэтому-то максимально эффективная.

Не знаю, пригодится ли мне итальянский когда-нибудь. Дай Бог, чтобы так! Но если и не доведется, я благодарен Диме даже не столько за сам язык, сколько за ощущение, совершенно забытое с детства и которое он вернул: мне всё подвластно!Видимо, это и есть тот самый непередаваемый кайф, который помнят его ученики, в том числе и те, кто забыл язык напрочь.

Полный абзац

Как я учил иврит

Рассказывает Дмитрий Петров:

– Дело было так. Несколько лет назад я месяц провел в Тель-Авиве, по работе. Переводил с английского на русский и проводил тренинг по деловому английскому для русскоязычных. На это уходило два-три часа в день. В остальное время я учил иврит. С нуля. К тому моменту я изучал – подчёркиваю, не знал, а именно изучал – порядка 30 языков. То есть не могу сказать, что на всех бегло говорю, но в структуре ориентируюсь. И вот я стал учить новый язык, используя наработанный опыт. Конечно, я обзавёлся разговорниками и учебниками – куда ж без этого. Много расспрашивал знакомых, носителей языка. Выучил основные глаголы, какие у них бывают времена, вообще составил свой базовый, наработанный на предыдущих языках словарь. Я пытался уловить алгоритм этого языка, выучить как бы таблицу умножения, если сравнивать с математикой, – или гаммы, если с музыкой. Понять, в чем его суть, чем он отличается от других. После чего стал выходить в люди. Потому что грамматика и слова – это далеко не все. Есть люди, которые наизусть знают словарь, а говорить не могут. И есть другие люди – которые знают пару сотен слов, но могут ими выразить все. Вплоть до метафизических понятий. Я старался вникнуть, в чём же фишка этого языка, в чём его цимес, что его отличает от других, на что он похож и чем. Я старался это прочувствовать на уровне спинного мозга. Для этого я за исключением трех часов работы всё остальное время говорил только на иврите. Когда у меня плохо получалось и люди пытались мне помочь, переходя на английский или русский, я делал вид, что этих двух языков не знаю, притворялся, что я венгр. Если б попался венгероговорящий – не проблема, я ж ответить могу по-мадьярски. В общем, только иврит. Это было довольно мучительно. Но через два или три дня, как обычно в таких случаях, произошел прорыв. Значит, график такой: две недели мне понадобилось на подготовку к прыжку, на копание в учебниках, а потом я сделал прыжок. И дальше я уже худо-бедно умел общаться. К концу своего месячного пребывания в стране я достаточно прилично говорил на иврите. Ну, не профессионально – но я мог, пусть примитивно и коряво, поговорить даже о философии. Я, конечно, не могу назвать этот язык рабочим, более того – сейчас я на нём и двух слов не свяжу. Но если мне скажут, что через три дня надо ехать в Израиль, то через эти 3 дня язык будет на том же уровне, что тогда.