Текст книги "Путь, исполненный отваги. Задолго до Истмата"

Автор книги: Дмитрий Беразинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 42 страниц)

– Сир, вы же обещали! – упрекнул Хранителя Андрей Константинович.

– Ну откуда же мне знать, что наш уважаемый Ростислав настолько увлечется темой, что полезет ворошить библейские догмы?

– В чем дело-то? – с интонациями типичной базарной торговки произнесла Софья Алексеевна. – Мало того, что мой Первый министр ахинею непонятную несет, так вы еще и препираться начали! Мне кажется, я мысль нашего профессора ухватила. Он хочет сказать, что, несмотря на наше неведение о рае, он существует независимо от знаний людских о нем!

Указующий перст уперся проекцией своей прямо в ложбинку между грудей Софьи Алексеевны. Хранитель едва слышно фыркнул, точно кот, которому в нос попал пепел.

– Вы излагаете концепцию Вселенной? – наклонив вправо голову, спросил Каманин.

Софья растерянно слушала его и молчала. Затем, видимо, наглая проекция сделала свое дело, мочки ушей и шея царица порозовели.

– Прохвессор, – предупреждающе сказал Семен, – соберитесь! Что это вас от гоев к гейшам заносит сегодня?

Царица вовсе опустила голову. Заметив прибавление гормонов в воздухе, в основном эстрадиона и тестостерона, Хранитель принял соломоново решение.

– Знаете, полковник, мне кажется, что будет больше пользы для дела, если мы оставим профессора и Софью Алексеевну тет-а-тет. Наверное, вы правы, когда говорили о «затыкающемся начальнике». Аналогия не совсем верна, но рациональное зерно в ней есть. То есть дело не во мне, что я заткнулся, а в том, что профессор чувствует приоритет своего доклада пред моей личностью в ущерб некой этической норме... Вот, завернул!

– Завернули-то вы знатно, мне и то не все понятно! – быстро нашелся полковник. – Во мне пропал просто Крылов какой-то... То ли Иван Андреевич, то ли Серега...

Они синхронно, словно два сработавшихся карманника, встали и приняли позы для ретирады. Последнее, что расслышала Софья Алексеева из их странной пикировки, был вопрос Волкова:

– А вы знаете, в чем камень преткновения баснописца с борзописцем?

– Баснописец пишет борзо, а борзописец – серьезнее, чем басни, не пишет?

– Ну, тут вы не совсем правы, тут мы имеем скорее...

Царица плохо расслышала окончание фраз, понять ничего из них и вовсе не смогла, поэтому отвернулась к окну и принялась нервно обмахиваться веером. У Ростислава веера не было, но потребность в свежем воздухе он все же испытывал, поэтому осторожно обогнул Софью и тоже подошел к окну. Вцепившись в сделанную на американский (поездной) манер фрамугу, опустил ее и с наслаждением подставил лицо соленому бризу.

Софья тоже е наслаждением вдохнула ветер с моря и ее ноздри затрепетали.

– Парадиз! – прошептала она. – Отчего нам нравится горький этот запах, профессор? Отчего сие? Ведь сама природа повелевает любить сладкое? Но люди добавляют в пищу соль, перец, горчицу, хрен... Вы вот что объясните мне, профессор... А об аде и рае мы после поговорим...

Ростислав вспомнил о глупой философско-буддистской книжице, которую перелистывал как-то, еще учась в университете.

– Счастье не в обладании целью, а в пути к ней! – восторженно произнес он популизованный постулат.

– Какая глубокая мысль! – восхитилась царица, задумавшись буквально на полминуты. – Кто это сказал, Аристотель?

– Дайсетцу Судзуки, – устремил Ростислав свой мечтательный взгляд вниз на нее, – крупнейший истолкователь дзэн-буддизма.

Затем он вспомнил, что сей толкователь толковал дзэн в двадцатом веке и растерянно замолчал. Поняв его молчание, как приглашение ко второму вопросу, она спросила:

– А что такое, этот дзэн-буддизм? – Профессор снова вспомнил университетский «бестселлер». – И отчего среди физиков столько философов?

– Дзэн – это умение налить два стакана водки из пустой четвертинки! – с чувством произнес он,

– Что за глупость? – поморщилась Софья. – Как можно налить два полных стакана из четвертинки, да еще пустой! Ваш дзэн – это, очевидно, искусство переливать из пустого в порожнее, не так ли, профессор?

Каманин улыбнулся. Все-таки царица – не простая дурочка из каменного века. С ней можно поговорить о «жизни, смерти и мировой политике» [29]29
  Цитата из телефонного разговора И.В. Сталина с Борисом Пастернаком.


[Закрыть]. Но не будем.

– А как вы считаете, Софья Алексеевна, не глупость ли торговать в церквях гвоздями, которыми был якобы распят Иисус? – Царевна насторожилась.

– Что за ересь, при чем тут ваше «якобы»?

– Успокойтесь, Государыня, никакой ереси, сплошная арифметика. На скольких гвоздях был распят Иисус?

– На четырех. При чем тут это?

– А сколько гвоздей уже продано, за семь веков? Сколько храмов демонстрируют палец Иоганна Крестителя? Знаете, у нас была забавная история... Вам знакомо понятие кунсткамеры?

– Нечто сродни паноптикуму?

Ростислав кивнул.

– История такова. Идут люди по кунсткамере, а толмач им демонстрирует два черепа, большой и маленький. Маленький – череп Архимеда в детстве, а большой – череп того же парня, только взрослого.

Царица рассмеялась. Добро рассмеялась.

– А вы, забавны, мой министр. Я правильно сказала, мой?

– Ваш! – поклонился ей Каманин малым поклоном.

«Твой!» – зарычал в нем зверь, пожирая глазами стоящую перед ним женщину. Софья аж задохнулась.

– Не находите ли, что время для объяснений? – сказала она вовсе не то, что собиралась. Нет, она сказала то, что нужно, но тон...

И объяснения прозвучали. Не совсем те, что она ожидала, но и не совсем те, которых жаждал Хранитель. И что удивительно – в результате этих объяснений почти все стало ей ясным: и структура триады, и теория параллельных миров, и помыслы неожиданных друзей, и боязнь собственных чувств – но самое страшное, чувств, которые предки давным-давно назвали взаимностью.

Глава 22. Земля. 2003.
Командировка (начало)

Микроавтобус системы «Форд» мчался по проспекту Мира. На водительском месте расположился один из Ревенантов третьего уровня по имени Герасим и уверенной рукой маневрировал в нескончаемом потоке. Рядом с ним сидели Ростислав Каманин и Софья Алексеевна. В салоне разместились Иннокентий, Волков-старший, Волков-младший, Анжела и Олег Локтев. Олег читал «Унесенные ветром», а Андрей Константинович развивал мысль о том, что метеорологи даже и книги читают соответственные, а уж из музыки кроме «Урагана» «Агаты Кристи» и Ванессы Мэй, пиликающей на скрипке «Storm», не слушают вовсе ничего.

Анжела упрекала мужа, что, приобретя оргтехнику в Минске, они одним выстрелом бы справились с табуном зайцев: навещали давно не виданных родственников; деньги, уплаченные за электронику, осели бы в Белоруссии; заодно можно было оценить уровень жизни земляков и эффективность президентских реформ.

Сэр Волков угрюмо слушал ее возражения, а затем показал супруге украдкой кулак. Вспомнив о субординации, Анжела послушно умолкла. Главная здесь была не она. И вояж на Землю служил не только для утоления потребительских целей. Главная цель была – показать царице Софье ее столицу во всей азиатско-европейской красе.

– Мой Бог! – ужасалась Софья, сидевшая посредине кабины, между Ростиславом и рычагом переключения передач. – Как на такую высоту люди поднимаются. Пешком, как в вашем Неверхаусе?

Каманин снисходительно посматривал на царицу, восторженно по сторонам (он сам не был в Москве с одна тысяча тридцать восьмого года), улыбаясь чему-то своему.

– Может, мимо Лубянки проедем? – спросил он Герасима. Тот ушами показал на Волкова. Полковник неодобрительно покачал головой.

Софья млела от восторга. Такой большой город, так много народу, так все красиво!

– Шармант, – проблеяла из салона Анжела, – грандиозно!

– Что такое «шармант»? – спросила негромко царица у Ростислава, но вопрос все же достиг чутких ушей полковника.

– Французский антоним к немецкому слову «шайзе», – очень вежливо сказал он и почтительно прибавил: – Государыня.

Софья принялась переваривать это точное объяснение. В ее время грамматику только пытались разбивать на подгруппы, Сименон Полоцкий наверняка догадывался насчет морфологии и всего прочего, но свои догадки держал при себе.

– Превосходная степень, – наконец внес свою лепту и Ростислав.

Царица поняла всю тщетность своих попыток и оставила смекалистых мужчин спрягать французское наречие. Лично сама она не понимала, зачем говорить фразу на иностранном языке, если есть ее смысловой аналог на русском. Бедолага! Послушать бы ей стенограмму заседания какого-нибудь Верховного Совета!

Автобус свернул направо и проехал немного по узкой улочке. Вновь свернул, на этот раз налево. Бульвар, по которому они проезжали, был чрезвычайно широк, вдоль его стояли припаркованные мириады машин: разных возрастов, марок и расцветок, разного класса и престижа. Все окружающее давно перестало восприниматься Софьей как реальность, ей казалось, что она спит и видит сны: порой страшные, порой дивные, а порой и сказочно-прекрасные. Вот справа по борту уходит в небо огромная стрела... как высоко! Из кабины всю и не увидишь!

Заметив, что царица наклонилась на сиденье, пытаясь заглянуть за «горизонт», Ростислав тихо сказал.

– Это – Останкинская башня (приставку «теле» он намеренно опустил, и так неологизмов звучало сегодня предостаточно), высота ее, Государыня, составляет около двухсот тридцати саженей, либо семьсот шестьдесят аршин, либо пятьсот сорок метров.

«Три кабельтова», – подумал Ревенант.

– Сколько же руды пришлось добывать, чтобы создать все это! – восхищенно сказала Софья. – Сколько кирпича ушло на все эти дома!

Она томным жестом обвела округу и глубоко вздохнула. «Форд» начал притормаживать на светофоре. Ревенант перестроился в крайний левый ряд и остановился.

– Как вы здесь правите? – обратилась к нему царица. – Не представляю себе мою Москву с таким количеством повозок и возков!

Поскольку Ревенанту на высокий сан Софьи Алексеевны было чихать, то он только пожал плечами. Та обиделась и повела бровью.

– Не отвлекать водителя во время движения! – предупреждающе сказал Ростислав, – Одна из заповедей безопасной езды.

Царица Всея Руси, и сопредельных Малых и Белых, и еще кой-чего покорно вздохнула. Как говорится, в чужой монастырь со своим уставом хода нет...

Припарковались у небольшой, по размерам Москвы, бетонной коробки в три этажа. Припарковались с трудом, ибо автомобилей в этой части бульвара было видимо-невидимо.

– «Никс»! – прочитала, задрав голову, Софья рекламный щит, висевший на самом верху здания. – Ничего не поняла, чем здесь торгуют?

– Всякой всячиной! – ответил Андрей Константинович, выбираясь из автобуса. Ростислав последовал его примеру и помог выйти Государыне Софье.

Государыня была упакована в темно-зеленый брючный костюм от Валентино, на левом запястье блестели изящные золотые часики от Картье, на правом плече бежевая сумочка от Гуччи, такие же бежевые туфельки ручной работы.

– Тяжелый воздух! – пожаловалась она Ростиславу. – Как будто чего-то не хватает!

Кислорода не хватает! – ответил профессор и обернулся. Напротив компьютерной фирмы располагалось высокое восьмиэтажное здание серого цвета.

– Деньгами пахнет! – сообщил он, поиграв ноздрями. – Типография здесь, что ли?

– Какая «графиня»? – не поняла Софья. – О чем вы, Ростислав Алексеевич?

Анжела уже стояла рядом с ней, поигрывая брелоком с изумрудом. Жена полковника недавно просмотрела третью часть «Терминатора» и поэтому влезла в бордовый кожаный костюм, прилизала черные волосы и накрасила ногти алым лаком. Смотрелась, конечно, типичной стервой... но красивой.

– Та графиня, что изменившимся лицом бежит пруду! – туманно пояснила она.

– Теперь я понимаю, почему вы так много материтесь! – вздохнула царица. – Мне уже тоже возжелалось нарушить крепким словом местную тишину.

– Государыня, вы должны быть выше мелких побуждений! – с улыбкой произнес Иннокентий. – Я ведь не ругаюсь.

– Поэты вообще не от мира сего! – возразила царица. – Но будь по-вашему. Долго еще стоять будем?

В помещении был совсем другой воздух, щедро удобренный всяческими ионизаторами и озонаторами. Сотрудники фирмы пеклись о своем здоровье. Охранник, одетый в черный долгополый пиджак, проверил документы и осмелился задать вопрос:

– Софья Алексеевна Романова... Уж не Евлампии ли Романовой родственница будете?

Царица опешила от такой наглости? Какая еще Евлампия? Ситуацию исправил Ростислав. Пробормотав «одну минутку, ваше высочество», он взял охранника за отворот лапсердака.

– Слышь, ты, секьюрити хренов? Кто тебе вообще разрешил задавать вопросы не по теме? Софья Алексеевна Романова – одна из немногих представителей царской династии Романовых! Еще вопросы есть?

– Нет! – выдохнул испуганный охранник. – Пожалуйста, пройдите на второй этаж к дилерам.

Еще долго после того, как странные посетители скрылись на лестнице, незадачливый секьюрити одергивал пиджак, поправлял галстук и разглаживал ежик прически. Только не нажаловались бы директору! А не то ему опять влетит, в третий раз за этот месяц.

К его счастью, директора не было на месте. Оценив прикид посетителей через видеокамеру, к ним шустро выскочил его заместитель, в каждой руке сжимая по две визитки.

– Быстров Павел Иванович, коммерческий директор! – представился он.

– Прекрасная фамилия, – отозвался полковник, – самое главное, оптимистичная.

Засим последовало хлопанье ладоней по ладоням, целование рук прекрасным дамам, вызов главного менеджера. Узнав, что посетители планируют закупить партию оргтехники на сумму до трехмиллионоврублей(!), главный менеджер приставил к ним сразу четверых дилеров и личного секретаря генерального директора для «чая-кофе». Сам он в это время метался по своему кабинету, подсчитывая барыши фирмы и свои премиальные. Вычислив их, он в необычайном душевном подъеме выскочил к посетителям.

– Что-нибудь еще? – спросил он, преданно глядя в глаза полковнику. – С заказом все в порядке?

– Когда можно будет забрать заказ? – очень тихо спросил Волков.

– Через три дня здесь или сегодня со склада! – восторженно ответил главный менеджер.

– Хорошо! – отозвался Ростислав. – Слышь, Павел Иванович, где бы нам с тобой переговорить с глазу на глаз?

– Пожалуйста, в моем кабинете! – радушно предложил коммерческий директор.

– Лексеич, как договаривались, – посмотрел на Ростислава полковник, – ладушки?

– Угу! – отозвался верзила профессор, следуя в кабинет Быстрова.

В кабинете коммерческого директора оказался портрет Жириновского формата А2. «Авантюрист, значит! – понял Ростислав. – Договоримся!»

– Какое у вас ко мне дело? – любезно улыбнулся хозяин кабинета. Каманин достал из дипломата пачку денег и протянул ее Быстрову.

– Здесь шестьсот тысяч. В понедельник мы приедем за товаром. Купите любую фуру в хорошем состоянии и загрузите в нее оргтехнику. Сдачу можно оставить себе. Годится?

Пашка Быстров, бывший украинский делец, до того офигел, что ответил на родном наречии:

– Годыться! Все сделаем, шеф, все, как скажете!

– Молодец! – хлопнул ему по ладони профессор. – Вот это я понимаю – сервис!

Довольные друг другом, они расстались.

– Держи нос по ветру, Джеронимо! – подбодрил полковник Волков незадачливого охранника. Тот с кислым видом кивнул.

На улице Анжела предложила зайти в книжный магазин – он располагался на первом этаже того здания, что находилось напротив компьютерной фирмы. Перейдя улицу, наши герои вошли в просторный вестибюль и свернули направо, где висела, сверкая, вывеска магазина.

Закупка книг превратилась в увлекательную процедуру для одних и чрезвычайно утомительную – для других. К первым, несомненно, принадлежали леди. Если Анжела покупала в основном научно-популярную литературу и детективы, то Софья Алексеевна простирала руки к ярким обложкам и фантасмагорическим иллюстрациям.

Из мужчин книги брал только Ростислав. Он любил читать с бумаги, в то время как Волковы поглощали информацию в электронном виде с дисплея. Иннокентий был всеядным и ленивым. Ревенант-водила книг не читал в принципе. Зато уж попотеть ему пришлось, перенося коробки их в багажное отделение «Форда». По просьбе Софьи, ей взяли полное издание «Детской энциклопедии», чтобы она начинала, так сказать, с азов. Любопытное наблюдение было сделано царицей в вестибюле по пути обратно. Она заглянула еще в один магазинчик справа, а затем недоуменно спросила у Волкова:

– Господин полковник, а почему такая большая разница в интерьерах? – Она указала на блестевшие двери магазинов и обшарпанные стены и пол вестибюля.

Полковник вздохнул:

– Любите вы, Софья Алексеевна, философские вопросы задавать! Это ведь одна из двух основных исторических проблем России. Отнесем ее к классу «дорог». Нет одного хозяина у данного сооружения. Или... или хозяин обеднел и сдает свою площадь внаем. Свои-то помещения фирмы содержат в безукоризненном порядке, а на общие... то ли денег жалко, то ли не замечают. Нет, чтобы скинуться по тысчонке на ремонт вестибюля! Так и живут...

– Помните, у Ильфа и Петрова в «Золотом теленке» ситуацию с «Вороньей слободкой»? – вдруг спросила Анжела.

– Помним, – ответил министр культуры, – жильцы не могли решить, кому начинать мыть лестницу в парадном, посему парадное попросту заколотили.

– И ванную, – прибавил Костик Волков.

– И крылечко починить бы не мешало, – грустно сказала царица, – это что же, за триста лет мы так и не приучились к порядку?

– Так ведь никто и не приучивал, – уточнил Ростислав.

* * *

Незадолго до Минска остановились у придорожного кафе пообедать.

– А что, Белая Русь уже не Россия? – наивно поинтересовалась Софья Алексеевна, держа в руках чашку с пельменями.

Они расположились за одним шестиместным столиком в огороженном дворике возле кафе и, пользуясь последней теплотой бабьего лета, наслаждались вкусной, традиционной пищей.

– Ну, по территории, так уж точно нет! – ответил полковник. – Разве что по менталитету... да и то не совсем. Менталитет – это образ мыслей, даже скорее образ мыслей определенного этноса.

Царица молча кивнула и продолжила трапезу. Скоро месяц, как она с этими странными людьми живет душа в душу, плечо в плечо, но вот ход мыслей «потомков» порой уловить очень трудно. Она, конечно, немного завидовала им. Иннокентий мог начать фразу, а Ростислав ее закончить. Стоило Андрею Константиновичу протянуть руку, как в его руке оказалась солонка. Анжела, даже не поворачивая головы, угадала желание супруга. Нет, много непостижимого для нее в их поступках и оброненных фразах ни о чем. Вот этот верзила-профессор, к примеру... Моложе ее лет на двадцать, а почему при общении с ним она чувствует себя робкой девицей, а не матерой правительницей?

– О чем задумались, Государыня? – мягко спросил у нее человек, только что занимавший мысли. – Позвольте вам заметить, что когда-нибудь вы узнаете ответы на все свои вопросы.

– Человек узнает ответы на все вопросы, обычно лежа на смертном одре! – топнула царица ножкой, обутой в полусапожек. – А как с вами, профессор? Вы ведь знаете ответы на большинство вопросов. Мне так кажется...

– Поэтому я здесь, с вами, – кивнул Ростислав, поглощая десерт, – и с ними. Что толку жить, когда многое известно?

Царица улыбнулась и положила салфетку на стол. Полковник удивленно посмотрел на нее.

– Господа, вы завершайте трапезу, а я зайду в трактир... не беспокойтесь, я буду себя вести тихо. Вы ведь сами меня уверяли, что здесь моя персона вне опасности!

Волков покачал головой и снова вернулся к своим пельменям. Ростислав уже прикончил свою тройную порцию мороженого и пересел за свободный столик, поближе к двери кафе. «За бабой нужен глаз да глаз», – говорила его напряженная поза.

Тем временем Софья Алексеевна рассматривала витрину в полупустом кафе. Несколько водителей-дальнобойщиков совершали обряд перекуса, пара «лиц кавказской национальности» попивала пивко с красной рыбой.

– Может, я чем-нибудь смогу вам помочь? – улыбнулась ей девушка за стойкой. Софья нерешительно кивнула:

– Благодарю. Скажите, что это? – Она показала на запечатанные стаканчики с яркой наклейкой. Барменша изумилась.

– Просто йогурт. Вы, что ли, йогурта никогда не пили?

– Нет. Вы тоже ведь не все пили? Доводилось ли вам пробовать сбитень? Малиновый?

Девушка расхохоталась:

– Нет, я то не пила, а вот бабушке доводилось. В Минске шинок новый открыли, говорят, там многие древнерусские блюда и напитки попробовать можно. Хотите йогурта?

– Пожалуй... – нерешительно произнесла Софья Алексеевна, – в какую он цену?

– Наше кафе вас угощает! – предложила девушка. – Как это вы ни разу не пробовали йогурта? Вам какой: малиновый, яблочный, клубничный, лимонный, апельсиновый, клюквенный, киви, ананасный, папайя, грейпфрут?

– Яблочный, – решила не рисковать царица.

Девушка взяла один из стаканчиков, прибавила к нему пластмассовую ложечку и подала Софье:

– На здоровье!

– Спасибо! – воспитанно ответила царица.

– Дэвушка, нэ всэ йогурты одынаково полэзны! – раздался голос за спиной. Она обернулась.

Перед ней стоял породистый кавказец лет сорока пяти (независимое наблюдение автора – Софья дала бы ему лет тридцать).

– Мэня зоавут Ашот! – представился он.

– Софья, – ответила опешившая царица, – вы что-то говорили о йогурте?

– Анэкдот такой! – пояснил Ашот. – Объявлэние в газэте: «Молодой пысатэл ишшэт опытную машыныстку». Чэрэз двадцат лэт объявлэние под тэм же адрэсом: «Опытный пысатэль ишшэт маладую машыныстку». Вах! Чэрэз двадцат лэт надпысь на надгробыи: «Нэ всэ йогурты одынаково полэзны». Смэшно?

– Уймись, джигит! – предостерегла Ашота барменша. – Вон их автобус стоит. На неприятности нарваться хочешь?

Словно подтверждая слова девушки, в дверном проеме нарисовался Ростислав.

– Все в порядке, Софья Алексеевна? – спросил он. Царица ему скорчила гримасу. Кавказец расплылся в улыбке:

– Канэшна, все в порадке, дарагой! Познакомился с твоим нашалникам! Отшэнь красывая жэншына!

– Благодарю вас! – кивнула ему головой царица. – Пойдемте, профессор! Пора в дорогу.

Не успели они рассесться в автобусе, как из кафе сломя голову вылетел Ашот с букетом белых роз в одной руке и бутылкой коньяка в другой.

– Вах, профэссор, нэ сэрдысь, дорогой, нэ прызнал! Софочка, это вам! Профэссор, это – вам!

Коньяк был вручен недоумевающему Ростиславу с заверениями в искреннем расположении и бесконечной преданности. Ничего не понимающий Каманин все же сделал Ашоту внушение:

– Смотри, красавец, доведет тебя когда-нибудь твое либидо!

– Все будэт о'кэй, профэссор! – донесся до него счастливый голос кавказца.

До столицы Беларуси оставалось километров тридцать. Охапку роз благополучно поместили в пластиковое ведро с водой, а царица любовалась окрестной панорамой.

– Любопытно, – произнесла она, – почему в России рожь еще не убрана, а здесь уже все вспахано и засеяно? Мужики здесь трудолюбивые али еще что?

Ростислав задумался.

– Может, и более трудолюбивые, – сказал он наконец, – а может, их здесь подстегивают грамотно... А может, и то и другое... Трудно правильно ответить. Самых умных и зажиточных большевики за Урал переселили, вернее, умных уничтожили, а зажиточных переселили. Говорят, за Уралом вовремя рожь-пшеницу убирают...

– Говорят, кур доят! – задумчиво произнесла Софья. – По ведру молока надаивают. Но, как ни странно, у соседей. Минск... что-то я и не припоминаю города с таким именем в Белой Руси... из новых?

– Постарше Москвы на сотню лет будет! – гордо ответил Андрей Константинович.

– На восемьдесят! – поправил дотошный профессор Каманин.

Софья приподняла брови. Ей бы хотелось еще побывать и в Санкт-Петербурге – городе, якобы построенном ее непутевым братцем Петрушей. Но невозможно за три дня везде побывать и все осмотреть. Минск так Минск! Решив, что царица обиделась, Волков принялся извиняться.

– Глупости, господин полковник! – фыркнула она. – И еще один вопрос. Почему вы, имеющий в нашем мире гораздо больше возможностей и силы, приносите извинения мне, у которой нету пока даже реальной власти? Если бы это был кто-нибудь другой, то я бы подумала, что меня унижают.

Полковник Волков скопировал недавнюю гримасу царицы.

– Ну, знаете ли, Софья Алексеевна! Вот в этом городе, к которому мы подъезжаем, в моем родном городе бывают случаи... бывают, знаете ли, случаи, когда здоровяк наступает дистрофику на ногу. И вы знаете, чаще всего здоровяк извиняется. Как вы думаете, почему?

– Плюгавый – его выше по социальной лестнице? – предположила женщина.

– Бывает, – легко согласился Андрей Константинович, – но не в этом случае. Ваш братец, хоть и порядочный самодур, у нас на Земле к концу жизни издал «Юности честное зерцало» – пособие для обучения и воспитания детей дворян. Там, к примеру, говорится об уважении старших, недопускании громкого сморкания в людных местах и прочих вещах. Я к чему... Если ребенку с детства внушаются правила хорошего тона, а особенно если он наблюдает безукоризненное исполнение этих правил его родителями, то мы впоследствии имеем благовоспитанного гражданина, который не посрамит ни мать, ни отца, ни собственную державу. Причем, Софья Алексеевна, обратите внимание на один момент. Легко быть вежливыми с сильными мира сего, но особо ценится вежливость и чуткость в обращении со слабыми... философия жизни.

– Это точно! – подал голос с заднего сиденья Иннокентий. – Меня учили по утрам говорить «Доброе утро!», а думать «Шоб ви сдохли!». «Культурное обращение, Кешенька, понимают только культурные люди!» Такие вот у меня интеллигентные родители были.

– Интелликентные! – смакуя, сказал Андрей Константинович. – У нас настолько это понятие обширно, что просто не знаешь, что именно под этим понятием скрывается. Интеллигенция – под этим раньше понимались работники умственного труда: учителя, врачи, работники культуры.

– Религии, – подсказал Иннокентий.

– И религии, – согласился полковник, – исторически сложилось так, что именно интеллигенция стала носителем и воплощением высокой нравственности и демократизма. Но Россия еще раз доказала, что протоптанные тропы не для нее. После Революции 1917 года интеллигенция как класс была фактически уничтожена: те кто поумнее – уехали сами, остальных или попросили, или расстреляли.

– Та же ситуация, что и с крестьянством, вы не находите? – подметила царица. – Во что же собирались превратить мою страну?

– Полная аналогия! – согласился Волков. – Но дефицит рабочих рук перекрыть еще как-то возможно, послать рабочих с заводов на помощь труженикам села, например. А вот дефицит мозгов – увы! Знаете, Софья Алексеевна, некоторые считают что предпосылки краха России в двадцатом веке нужно искать у вас. Все началось с правления Петра Великого, Первого Российского Императора. Вашего, значит, брата.

Софья откинулась на подголовник. Повернув голову налево, она произнесла в проем между сидений:

– Я уже почти сама догадалась. Но вы правильно сделали, что дали мне возможность увидеть своими глазами ваш мир. Мне он, конечно, кажется странным, но... это ваш мир! И...отчасти мой.

– Уже не наш! – горько усмехнулся Волков. – Мы нынче люди без родины. Звездные скитальцы. Кочевники трех миров. Кстати, как вы после прививки?

После долгих споров Софью Алексеевну было решено привить тем же препаратом, что и основных участников экспедиции. Разумное поведение, выдержка и трезвость ума, проявленные ею при первых занятиях в Неверхаусе, заставили Волкова пойти даже на некоторую конфронтацию с Хранителем. Как ни странно, именно он был против.

– Ну вот, полковник, вы уже начинаете раздачу слонов. Придется мне ограничить вас в этом снадобье. Этак вы половину населения Восточно-Европейской равнины сделаете долгожителями, а нам это ни к чему.

Полковник хмуро сказал:

– Знаете, Хранитель, вы уже столько лет живете, что многое забыли. Дружба и взаимовыгодное сотрудничество базируется на доверии. А какое тут может быть доверие, когда мы тихарим от нее самый главный женский пряник – средство от морщин! Тем более я поступил с ней по вашей схеме: поманил этим пряником. Что-то не так?

– Да ну вас! – отмахнулся Хранитель. – Единственное, что я попрошу от вас, чтобы вы обращались с этим препаратом крайне осторожно. А вы уже два раза его применяли. Два раза за один только месяц! Полуогра этого привили... На кой он вам сдался, полковник?

– А вы откуда уже знаете об этом? – вопросом на вопрос ответил Андрей Константинович.

Хранитель возмущенно фыркнул:

– Ну, знаете ли! Работа у меня такая – за тремя мирами подконтрольными приглядывать. А огра этого на Гею Мастермайнд запустил несколько сотен лет тому назад. Специально, чтобы проверить насчет выживаемости. Долго держался, чертяка.

– Все-таки мужики его завалили! – ехидно сказал Андрей Константинович.

– Да, но сколько он завалил баб! – рассмеялся Хранитель. – И что теперь прикажете с этим полуогром делать? Ведь, по условиям сценария, огр после себя потомства оставить не мог!

– Ну, дык изменили бы ему набор хромосом! – раздраженно процедил Волков. – Баб брюхатить, так это нормально, вы считаете?

– Да ну тебя! – плюнул Семен. – Ты все время забываешься, что для нас эти миры – что для вас зоопарк!

– Нету на вас, господа вивисекторы, высшего суда! – выразил свое мнение полковник. – Ладно, я пошел.

– Кто тебе сказал, что нету? – пробормотал Хранитель ему вслед.

– Знаете, господа, – сказала Государыня, когда вся компания обедала в любимом погребке Ростислава, в Троицком предместье, – Минск – он очень уютный город, но Москва – Москва грандиознее! Она как колыбель всех городов!

– Только жителю Ташкента такого не понять! – грустно улыбнулся Волков. Он не любил, когда хаяли Минск.

– А в чем дело? – не поняла Софья Алексеевна.

– Ташкент старше Москвы веков на семь, а Бухара и вовсе – на одиннадцать. Славяне еще в берлогах жили, когда там уже монету чеканили. Такие вот дела. Про Дамаск я и вовсе молчу.

Царица задумалась.

– Колыбель – это как призвание, не каждому городу дано быть колыбелью.

– У нас про Петербург говорят «Колыбель трех революций», – мрачно сказала Анжела, – а грязь как при Петре была, так и осталась.

– С грязью-то мы справимся, – вздохнула Софья, – а как с бедностью?

Волков фыркнул.

– Мне кажется, что как только мы победим грязь, то состояние народа многократно возрастет.

– Откуда такие выводы? – спросил Иннокентий.

– Простая логика. Если человек в состоянии следить за собой и своим двором, то научиться зарабатывать и считать деньги – следующая ступень. Как только он будет следить за собой на уровне рефлексов...

– А если барин не дает возможность ему зарабатывать деньги, а заставляет шесть дней в неделю горбатиться на себя?

Вмешался Ростислав.

– Землю следует потихоньку у помещиков изымать и сдавать в аренду. Арендаторов обложить единым налогом, чтобы у него голова не болела, а ему предоставить право трудиться на своей земле, сколько влезет. Земля признает сама достойного трудиться на ней.