Текст книги "Оридония и род Людомергов (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Всатен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Вдруг острая боль разошлась от запястья с кристаллом до самых кончиков волос. От неожиданности людомар потерял контроль и беспомощно повис на решетке, удерживаемый поясной веревкой.

Он с ужасом увидел, как камень стал проваливаться под его кожу, а после в вовсе двинулся вверх по руке. Тело начало ломить от боли. Он пытался остановить подкожное движение камня, но ему это не удалось. Кристал взобрался на плечо, перемахнул ключичу и замер только лишь когда пересек шею и добрался до затылка.

Голова охотника отяжелела. Он стал засыпать.

Яркая вспышка заставила его тело взбрыкнуть так, что он больно ударился головой о решетку. Перед его внутренним взором появились два абсолютно белых глаза с двумя звериными зрачками в каждом.

Неведомая сила потянула его вперед, протащила по воде, втащила на стену, проволокла сквозь отверстие для забора воды и потащила по переходам и коридорам замка в неизвестное ему место, обозначившееся в памяти в виде неясно различимой в полумраке комнаты.

****

Камнеземье неприветливо просало в лицо Глыбыра сухие колючие россыпи черно-серого мелкозернистого песка. Если бы не особая ткань, которой все войско накрыло себе глаза, не прошло бы и половины дня, как половина воинов лишилась бы зрения.

Ветер протяжно завывал, полоская и хлопая в воздухе знаменами армий. В воздухе не было пыли – она не была ведома Камнеземью, вместо нее везде и всюду носилась остробокая пылевая каменная крошка. Подобно наждачной бумаге она отирала собой броню солдат и груххов.

Ноги и лапы животных и войска утопали в песчаннике.

Унылое однообразное пространство широко раскинулось со всех сторон от воинства.

– Боор, – подъехал к Глыбыру Комл, – разведчики просятся к тебе.

– Допусти.

Подошли несколько дремсов. Они подняли руки вверх в знак приветствия и почитания.

– Что вы увидели?

– Мы видели много следов вон там, – указали они себе за спину. – Но они пропадают так, словно саарары взмыли в небо.

– Нашли ли вы следы птиц? – спросил боор.

– Нет. Мы не увидели и не услышали их присутствия.

– Могли ли птицы подхватить их.

– Следы ясные. Саарары шли на конях, а потом просто исчезли.

– Такого не бывает. Если это не магия.

– У саараров нет магов. Не выросли еще, – усмехнулся Комл. – Дремсы не…

– Всему свое время, – одернул его боор и снова обратился к разведчикам: – Что вы еще увидели?

– Больше ничего.

– Идите прочь.

– Что они рассказали? – спросил Глыбыр, оборачиваясь к небольшой свите воинов, ехавших за ним на груххах. Все ехавшие пожали плечами.

– У них не может быть магов. Они только недавно познали лошадь и научились возводить дома, – произнес Глыбыр задумчиво.

– Они пропадали надолго. Их могли научить, – вмешался в разговор молодой беллер – белый брезд. Он ехал слегка в стороне в сверкающих доспехах. Его стройное тело и молодое свежее лицо беззастенчиво улыбалось всему и всем. Это был его первый поход и он ожидал от будущего только волшебства.

Остальные брезды ехали насупившись. Они были в том возрасте, как дома приятней, чем в походе. Обрюзгшие тела и одутловатые лица с трудом помещались в фамильные шлемы.

Глыбыр снова нахмурился. Это не был первый его поход, но впервые он встречался с необычной тактикой саараров. Во все века до этого бои между брездами и саарарами проходили честно и просто. Они встречались в открытом бою и брезды неизменно избивали "лошадников", так они презрительно называли саараров. После подобных битв можно было быть уверенным в том, что в ближайшие десятилетия они не побеспокоят окрестности Боорбогских гор.

Этот поход был совсем другой, хотя начинался, как и все предыдущие.

Покинув Немую лощину армия свернула на Острокаменную тропу и шла по ней до тех пор, пока впереди не замаячили облезлые хвосты на стягах саараров и олюдские черепа на вымпелах грирников. Как и за века до этого два беспокойных племени снова пришли к Боорбогским горам в единой связке.

Глыбыр привычно расставил войска и двинулся вперед.

Оба войска сошлись друг с другом под дикий грохот щитов о щиты. Грирники по росту мало чем уступали брездам и оказали достойное сопротивление, но все же были смяты и изрублены. Удар груххов с обеих флангов довершил разгром войска пришельцев.

В тот момент и началось то необычное, что продолжается по сей час.

Глыбыр неожиданно заметил, что груххи не смыкают фланговый охват в полноценное кольцо окружения. Словно в тисках они сдавили саараров и грирников, но и только.

– Почему они встали, Комл!? – закричал Глыбыр. – Почему стоят?! Прикажи им охватывать саараров по тылу.

Сказав это, боор занялся самым любимым своим делом. Понукая грухха, он врубился в толпу саараров и стал рубить их направо и налево, снося своим мечом по два, три врага за раз. Недаром его прозвали Длинномеч.

Верные друзья Глыбыра, друзья еще с тех самых пор, когда он и не помышлял стать боором, намеренно не выходили вперед него, давая ему потешить себя горячей рубкой до изнемозжения.

Неожиданно меч Глыбыра на излете ударился в щит одного из друзей. Он с удивлением заметил, как охрана оттесняет врагов от него.

– Боор, скачи за мной. Ты должен это увидеть. – За спиной Длинномеча оказался Комл.

Тяжело дыша Глыбыр недовольно покосился в сторону врагов. Снова приходилось заниматься тем, чем заниматься совсем не хотелось. Он развернул грухха и поскакал вслед за Комлов.

Тяжелый отороченный дубленой кожей плащ Комла подрагивал от езды, а Глыбыр задумался – в который раз за короткое время – почему он должен слушаться этого старика. Говорят, Комл пережил трех его предшественников и был самым опытным воином в Синих Равнинах. Глыбыр не знал, так ли это, да и никогда не стремился это узнать – не было времени. "Да-а, быть боором – быть не собой, правильная поговорка", – с горечью подумал Длинномеч.

Всю жизнь его любимым занятием была война. Музыка состоявшая из звона металла о металл, предсмертных хрипов, криков отчаяния и боевых рыков, воплей раненных и визга погибающих животных, – вот какая музыка ласкала его слух. Снопы искр порождаемые полотнами мечей и секир, бьющимися друг о друга или по твердотелому щиту, – это был феерверк, от которого Глыбыр всегда невольно открывал рот. Смрад от спекшейся крови и разложения, запах терпкого пота, исходящего от солдатских тел и тел дикарей из Приграничья и Поморья, где Глыбыр был завсегдатаем, словно изысканный аромат услаждал его нюх.

Вдруг мысли Глыбыра прервались и даже само сознание замерло, тонко натуженно дрожа где-то глубоко внутри. На миг он потерял ориентацию и едва не сполз с грухха.

Они с Комлом въехали из-за дерущихся армий, проехали слегка вдоль левого фланга и остановились.

Все пространство позади саараров и грирников занимала армия такого числа, какого ни один даже самый умных дрезд не мог бы выдумать. Насколько хватало глаз беззвучно и неподвижно стояли стройные ряды неизвестного воинства. Доспехи тускло горели под лучами полуденного солнца. Вся эта армада напоминала замерзшее море, готовое по первому сигналу разразиться страшнейшей бурей.

Пот пробил Глыбыра. Боевой раж мгновенно слетел с него и место воинского безумия заняло то качество, которое выделило его из тысяч иных воинов и сделало боором.

Не говоря ни слова он развернулся и понесся обратно. Подлетев к резервной тысяче груххов, он выхвател у знаменосца стяг с изображением Боорбрезда и ринулся вперед.

Удар тяжелой кавалерии был страшен. Сотни саараров взметнулись в воздух, переворачиваясь в нем как безвольные куклы, еще столько же было примято толстенными ногами быконосорогов.

Враги дрогнули и в беспорядке побежали.

– Погоди, боор! – закричали у самого уха Глыбыра. Он оглянулся. За ним скакал Комл. – Останови атаку. Ты погубишь всю армию. Их во много раз больше.

– Поди прочь, коли так говоришь. Мы приросли саарарскими трусами и грирскими бабенками. Они пойдут впереди нас, расчищая нам дорогу.

– Оставь этот замысел. Их перерубят. Ты не видел разве? Позади них стоят не саарары и не грирники. Они изрубят их, а потом тебя.

И снова, во второй раз, молодецкая удаль стала таять, уступая место расчету.

– Со мной идут только груххи, – зычным голосом крикнул он. – Все остальные, стой!!!

Тут же взревели трубы и армия нехотя, но остановилась.

Брезды на груххах продолжили погоню, тысячами избивая саараров и грирников. Несчастные метались между двумя армиями, отчаянно крича и взывая к своим богам.

Со своего грухха боор видел, как солдаты неизвестной ему расы с невообразимой скоростью, точностью движений, словно бы не чувствуя усталости, принялись довершать со своей стороны то, что делали брезды со своей.

Когда Глыбыр приказал своим воинам остановиться, между ним и передовым рядом неизвестных войск оставалось всего двадцать – двадцать пять шагов. На этом пространстве заваленном тысячами трупов саараров и грирников стояли растерянно озираясь несколько сотен выживших врагов.

– Возвращаемся, – приказал Глыбыр. Его зоркие глаза разглядели глаза одного из неизвестных воинов. Они были зеленые и необычайно большие. Противник зорко следил за каждым движением боора. Не было сомнений, что он понял, кто перед ним.

– Мы не нападаем на вас, – закричал им Длинномеч, – уходите!

По всей видимости его слова были услышаны. Как только груххи отошли на безопасное растояние, неизвестная армия как один развернулась и стала быстро удаляться.

Изумление читал тогда боор на лицах своих солдат. Изумление и, самое страшное, тайный ужас, в котором и сами солдаты, даже если их спросить, не признались бы себе.

– О, великий Боорбог, сколько же их здесь?! – прошептал Комл.

Только сейчас, имея возможность сравнить две армии, Глыбыр понял, что величина его армии не шла ни в какое сравнение с армией, уходившей прочь.

– Беллер! Позовите беллера, – вскричал Комл. – Беллер! Скажи нам, кто это?

– Это наше завершение, – проговорил подошедший маг. – Венец всех изменений, которые пришли к нам. Это и радость наша, и бич Синих Равнин; это и свет, и тьма для Похолмья; это беда для Чернолесья. Это…

– Боор, – уже в третий раз повторил Комл.

Глыбыр вздрогнул. Он словно бы очнулся. Воспоминания о странной битве, произошедшей несколько лун назад были еще слишком свежи и он часто погружался в них с головой.

– Комл? Ты… э-э… я… – Длинномеч замолчал растерянно.

– Они перед нами, – кивнул Комл перед собой.

Далеко впереди снова виднелись знамена. Но это была не неизвестная армия. Это были саарары и грирники. Снова они и в еще большем количестве. Они двигались тремя колоннами окружая войско боора.

"Это наше завершение", – вспомнил Глыбыр слова беллера.

– В круг! Встать в кру-уг! – заорал он пехоте. – Груххи… все груххи ко мне!

– Боор, что ты намерен делать? – спросил его Комл.

Глыбыра удивило плохо скрываемое торжество на лице Комла, но он счел это за подъем чувств в момент смертельной опасности.

– Буду достойно завершать начатое мной, – бросил он Комлу. – Ты не пойдешь с нами. Ты останешься. Ты им нужен. Мне иной раз кажется, что ты бессмертен. Ты им нужнее.

Вокруг боора собралось не более пяти тысяч груххов с всадниками.

– Беллер сказал нам, что это наше завершение, – обратился к ним Длинномеч. – Вот это, это и вон там! – Он указал по-очередно на все три колонны, молча обволаивающие их стальным потоком. – Не слишком много, брезды! Я думал наше завершение будет побольше. – Лишь немногие лица искривились в улыбке. – Это наша последняя атака. Это наш парад. Боги смотрят на нас. Они восхищены. Вперед! – Он обернулся к Комлу и лицо последнего изменилось: Комл увидел совершенно другого боора – его лицо было холодным и чрезвычайно спокойным.

– Если у меня получится остановить их и потеснить, ты уходи прямо за моей спиной. Иди спешно. Я огражу их от тебя.

Теперь уже Комл растерялся, но кивнул.

Лавина груххов понеслась на левый фланг саараров, но не доходя до них одного полета стрелы, вдруг резко свернула и бросилась в лобой удар по центральной колонне, и снова ушла в сторону, обрушившись с тыла на не ожидавшую этого правую колонну.

Всего несколько минут потребовалось груххам и их брездским наездникам, чтобы истребить с десяток тысяч врагов.

– Не преследуйте! Храните силы! – кричал Глыбыр. Он был радостен и всякий раз оборачивался, глядя на основное войско. Оно не двигалось.

Его зоркий глаз быстро определил место, где бегущие саарары правой колонны смешали ряды центральной части войска. Груххи тут же ударили в это смешение и разорвали колонну пополам.

Только тут боор подметил явное нежелание саараров и грирников сражаться. Когда же он в который раз врубился в их ряды, то был изумлен. Он увидел, что все они связаны между собой железными цепями, их лица измождены, а тела иссушены.

Холодный пот пробил его. Такое воинство не могло быть ему опасно, но почему оно шло на него закованное, словно бы рабское. И снова величайшая радость озарила его душу: раб недостойный противник свободному! Он победит. Снова! Снова!

Боор оглянулся и замер в недоумении. Войско под руководством Комла продолжало стоять на месте, хотя левая колонна не только остановилась, но и стала отступать.

– Комл!!! – закричал Глыбыр, широко расширив глаза. Его недоумение сменилось изумлением, а потом и яростью, когда он увидел как основной стяг – стяг Боорбрезда – стал медленно клониться долу.

Его войско сдавалось.

До слуха Длинномеча донесся грохот. Подобно камнепаду он стремительно приближался. Дикие крики саараров и грирников из хвоста колонны подтвердили приближение чего-то необычного и ужасающе мощного, неостановимого.

Боор гляделся вперед и увидел, как прямо на него неслись животные более походившие на исполинских полу ящеров полу слонов. Их приземистые силуэты, массивные раздвоенные носы и нижние челюсти в виде лопаты, утыканной острыми клыками не оставляли шансов груххам боора. По сравнению с этими чудовищами груххи казались игрушечными.

Монстров было всего шесть, но их удар был настолько молниеносным и мощным, каким бывает разве что удар гигантской волны о пологий берег.

– Ко-о-о-омл!!! – взревел Глыбыр.

Через мгновение его грухха подняли на челюсть-лопату и подбросили высоко в воздух. Клык насквозь проткнул ногу и сильно повредил руку боора.

Падения оземь он уже не почувствовал. Тьма сокрыла от него первое поражение.

****

– Пройди в комнату, – призвал его тихий голос.

Людомар послушно вошел. Он сам удивлялся тому, как его тело быстро и беспрекословно подчинялось приказам голоса.

В голове немного шумело от того, что в ней поселился кто-то иной помимо самого Сына Прыгуна. Идя по длинными коридорам замка, перепрыгивая с мостка на мосток, протискиваясь сквозь потайные щели, людомар не переставал удивляться, насколько хорошо знает замок тот, кто засел у него в голове. Его загодя предупреждали о нежеланных встречах, заставляя прятаться в тени углов, не минуты не медля уводили в сторону с пути какого-нибудь случайного прохожего.

Прошло довольно много времени прежде, чем Сын Прыгуна достиг комнаты, которую видел внутренним взором и услышал голос, звучание которого ощущал лишь изнутри головы.

Он прошел в совершено пустую комнату, голые стены которой покрывал налет из многовековой пыли. Паутины, привычной в таких случаях, не было.

Посреди комнаты прямо в воздухе висел беллер. Людомар узнал его. Это был тот, которого они встретили на выходе от боора.

Глаза беллера были закрыты, а тело вытянулось насколько могло. Его руки были вытянуты вдоль тела и весь он словно бы тянулся к потолку.

– Ты пришел наконец, – проговорил он удивительно бодро, громко и так, словно и не пребывал в полудреме. – Ты устал, я вижу. Грезры прелестные, но весьма беспокойные создания. Они утомили тебя. – Это был даже не вопрос.

Он знал – беллер знал про грезр!

Сын Прыгуна сделал вид, что не удивился.

– Ты сильно удивлен? Молчи. Можешь не отвечать. Эта комната исполняет все желания. Абсолютно все. Кто хочет говорить – говорит, кто не хочет – не говорит; кто хочет слышать – услышит даже того, кто не хочет говорить.

В небольшим вздохом беллер перевернулся в воздухе и улегся неизвестно на чем. Он продолжал висеть в воздухе.

– Сделай так же… если хочешь. Оно поддержит тебя. Всякое желание. Я же говорил.

Людомар подумал о том, что неплохо было бы присесть. Он сделал робкий жест и к своему удивлению ощутил как воздух под ним стал сгущаться.

– Ляг отдохни. – Беллер сел в воздухе. – Я люблю проводить здесь время. Много времени. Оно здесь не существует. Здесь его бесконечное множество.

Людомар с опаской сел, а потом и прилег.

– Я давно ждал тебя. Только когда увидел, понял, что ожидаю тебя. – Старик закряхтел: – Эти старые брехуны наскребли на таблицах такое, что трудно разобрать даже мне. Но они писали о тебе. Песчинка, уравновесящая подобное подобным, кажется так там написано. Память. Моя память уже не та. Но и написали они не мало. Всего нельзя упомнить… да и не нужно.

– Зачем ты наслал на нас хищных рыб?

– Грезров? Они всегда выполняют свою работу. За это я и кормлю их. – Старик откинулся назад и сел словно в кресле. – Никому не должно быть известно устройство замка. Как только это станет известно, не останется даже этой цитадели. Все покроется мраком. Боорбрезд умрет, но воссияет. Не сегодня, не завтра, еще не скоро, но грядущее не изменить.

– Ты сам отвел нас туда.

– Мне нужен был ты. Один бы ты туда не пошел. Сам бы остался с ними да и они бы тебя не пустили.

– Они погибли из-за меня?

– Да. Но… ты не должен винить себя. Их путь пуст. Они из тех, чья жизнь или смерть ничего не значат для Владыки.

– Но Боорбог, как я слышал, запрещает…

– Боорбог мертв. Он сдох, когда твоя нога ступила в Немую лощину. Я видел его судороги, я слышал его предсмертный вопль, я видел его тлен!

Людомар не знал, что сказать на это. Крик старика был настолько неожиданным, что оглушил Сына Прыгуна.

Старик еще некоторое время фыркал.

– Есть некоторые, те, которые не могут примириться с тленом и возрождением; есть те, которые не видят этого; есть те, которые предпочитают не замечать, а есть и такие, которые готовятся к нему. Я их таких. Но чтобы стать мной тебе придется примириться с тем, что там… за этими стенами прежний мир уже рухнул. Его больше нет и никогда не будет. – Старик поднялся на ноги и плавно подлетел к людомару. Тот невольно отстранился.

– Когда ты выйдешь отсюда – не будет во всем мире более одинокого и отверженного существа, чем ты. И ты возрадуешься, когда подумаешь, что мог бы умереть там, вместе с этим холкунами. – Лицо старика исказила презрительная гримаса. – Вот, что меняет нас. Когда перейдешь этот горький ручей, когда опалит он тебя своими гремучими водами, тогда глаза твои откроются и расцветут по-новому. Все новое увидишь ты. Все другое!

Беллер навис над ним и долго смотрел на него.

– Скажи мне еще одно: многое ли ты оставил позади… в том мире.

– Я оставил там все.

Старик громко расхохотался.

– Тем лучше для тебя. Значит я не ошибся. Мой выбор – самый тот. – И он ударил ладонью людомара прамо в лицо.

Необъятная пустота, непроницаемая тьма, гремящая тишина обрушились на охотника едва ладонь беллера прикоснулась его лба.

– Это моя любовь, это моя кара тебе, это моя ненависть и моя боль тебе, о, Владыка. Оставляю ее тебе после себя дабы не свершилось то, что предначертано. – Голос беллера удалялся. – Я оставляю тебя здесь. Я отнимаю тебя у тебя. Я провозглашаю Маэрха в тебе. Нет и не было, но будешь ты вновь. Когда Владыка сокроет очи, когда тьма пронзится светом надежды; когда зло поглотит само себя…

На этом голос старика затих и вместе с ним провалилась в тишину сама Вселенная.

Маэрх

Тусклый свет с трудом пробивался сквозь щели в потолке. Он был серебрист. Робкие нечеткие лучики его ниспадали рваными нитями на грязный, заваленный осколками битого камня, пол. Паутина белесой бахромой свисала по углам. Ветерок, проникавший в комнату неведомо откуда, слегка колыхал ее и озорно играл отдельными прядями.

В углу копошились крысы – эти извечные спутники запустения и тишины подвалов. Их еле слышные шажки вереницей хрустящих звуков пробегали вдоль стен, перемежая со звуками осыпающейся каменной кладки. Тихий писк говорил о том, что крысам было, чем заняться.

Окружающее пространство дышало спокойствием. Это был тот тип покоя, какой свойственен, наверное, только заброшенным домам или клетушкам, в которых обитают очень старые существа, заботящиеся только о том, чтобы дождаться своего часа на выход в мир иной.

Ярко сверкнул на свету паук, переметнувшийся с одной стороны комнаты на другую. Видимо, крыса пошевелила паутину, а он и рад бросится в пасть к хитрюге.

Непродолжительная неравная борьба. Писк, хрип. Хруст. Путь паука был окончен, и паутина будет дожидаться нового владельца, лениво помахивая лохмами.

Неожиданно в одном из углов помещения нечто зашевелилось. Выдох, вместе с котором туча пыли вылетела на середину комнаты, разнесся по помещению словно бы грохот раската грома.

Все обитатели этого тайного и тихого мирка на мгновение замерли, а после ринулись каждый в свое убежище.

Стена на уровне двух локтей стала медленно со скрипом и скрежетом отходить. Комнату наполнили клубы пыли.

Словно произрастая из пылевого облака, в робких отблесках света, лившихся в потолка поднялась высокая фигура. Она глубоко вдохнула, резко кашлянула и отряхнула руки.

Ожившее в лоне смерти существо медленно и плохо понимающе осмотрелось. Его дыхание становилось все более умеренным. Оно снова кашлянуло.

Он повернул голову в ту сторону, где из щели в стене вытащила свой нос крыса. Заметив, что он смотрит на нее, крыса в мгновение ока растворилась в темноте.

Фигура простояла недвижима довольно долго, прежде чем сделала несколько шагов к стене и навалилась на нее. Потом она подошла к другой стене и повторила то, что сделала до этого. Путь к третьей стене был остановлен громким треском.

Ожившее существо замерло и посмотрело себе под ноги. Его ноги, закованные в крепкие сапоги из дубленной кожи в железа, попирали раздавленные на сотни кусочков части скелета. Скелет был огромен. Это был брездский скелет.

Фигура подалась назад. Снова рздался хруст и существо увидело, что опять раздавило кости.

Существо присело на корточки и потянулось к полу. Оно подняло что-то, зажало это в руке, а после сунуло за пазуху.

Внезапно существо замерло и стало прислушиваться и принюхиваться. Не вставая на ноги, они резко повернулось в ту сторону, откуда тянуло свежестью и, резво поднявшись, подошло к стене.

На этот раз твердь поддалась и открылась. В комнату ворвался порыв ветра. Фигура подалась назад и подошла к нише, из которой появилось. Протиснувшись обратно, существо слегка загремело внутри чем-то металлическим и вылезло обратно.

Слабый свет скользнул по двум листвовидным щитам на запястьях существа и двум широким, но коротким – в четыре ладони – мечам. Существо было сокрыто под тяжелым чешуйчатым плащем с прорезями для рук.

Убрав оба меча за голенища сапог, существо еще раз рассеянно посмотрело вокруг себя и проскользнуло в щель.

****

Существо в плаще уверенно шло по длинному коридору, выдававшему далеко вперед. Казалось, ему не было ни конца, ни края.

Постепенно, пространство заполнялось звуками. Слух ожившего явственно различал скрип повозок, далекие голоса и стук шагов.

Коридор оканчивался стеной, однако существо в плаще не стало толкать стену, но нажало небольшой камень у ее подножия. Справа от него открылась небольшая ниша.

Она претворяла собой узкий и низкий проход, идущий все время под уклон.

Существо быстро прошло в нее и стало спускаться. Кромешная тьма, сгустившаяся поначалу до такой степени, что глаза ожившего перестали видеть, постепенно рассеивалась.

Спуск окончился неожиданно. Существо едва удержалось на ногах, чтобы не скатиться кубарем в воду, плескавшуюся в небольшом прямоугольном колодце-заводи.

Существо остановилось, качаясь и замотало головой так, словно бы снимая оцепенение. Оно снова тяжело задышало и, оперевшись рукой о стену, долгое время стояло, свесив голову и приходя в себя.

Во второй раз оно рассеянно огляделось и отпрянуло. Из воды на него смотрели сотни маленьких глаз. Они внимательно следили за ним.

– Грезры, – прошептал оживший. – Грезры…

Вдруг его дыхание словно остановилось. Существо попыталось издать вопль, но лишь захрипело, как если бы его начали душить. Затем оно снова выпрямилось и смело ступило в воду. Рыбы-жуки расплылись в стороны, давая ему пройти.

Раздался всплеск и вода сомкнулась над головой существа.

****

Людомар открыл глаза. Серая плоская галька тускло горела под лучами солнца с трудом пробивавшегося сквозь пелену тумана.

Он поднял голову и медленно осмотрелся.

Охотник нашел себя лежащим за большим валуном подле Брездских вод. Река, как и многие века до этого мгновения степенно несла у его ног свои струи.

Сын Прыгуна поднялся на колени и, не удержавшись, упал спиной на камень. К его удивлению, он ощутил у себя за спиной мешок, который сделал его падение мягким. Падая, людомар услышал шелест, от которого душа его оледенела.

"Омкан-хуут", пронеслось у него в голове. Он тут же вскочил и потянулся под ребра за своими кривыми ножами. Там их не оказалось. Продолжая оглядывать окрестности, он словно слепой шарил у себя по торсу. Ножей нигде не было. Наконец, он обратил свой взор на себя и застыл широко раскрыв глаза.

Его взору открылась грудь, закованная в мелкосплетенную брездскую кольчугу с шестью пластинами поперек; живот прикрытый частью кольчугой, частью широким кожанным поясом со множество приспособлений-ножен (все они были пусты); его ляжки были обернуты дубленой кожей, прикрытой все той же кольчугой, а на ногах красовались размякшие охотничьи сапоги, списнутые поножами из холкунской стали, такого качества, что на покупку их у всякого в Синих Равнинах да и Великолесье ушла бы не одна жизнь.

Не веря глазам людомар осторожно дотронулся до себя и резко отнял руку. То, чем он тронул броню само было закованно в кольчужку и кожу, усиленную широкими клепами.

В изумлении подняв руки на уровень глаз, людомар в ужасе подпрыгнул. Его ног коснулось нечто твердое, громко загремевшее. Только тут он заметил, что с локтей его свисают веревки на концах которых болтаются два странной формы щита. Они походили на узкие листья с заостренными кончиками.

Людомар поднял и их, внимательно рассматривая. Прошло несколько мгновений прежде, чем он в изнемозжении опустился на прибрежную гальку. Сидеть оказалось не очень удобно, поэтому он стал снимать с себя экипировку.

Оголив торс, он окончательно впал в ступор. Тела, такого, каким он его помнил – молодым, упругим, легким – под кольчугой не оказалось. Он увидел перед собой не сухопарость охотника, но обрюзглость живота перемежающуюся с чрезвычайно развитыми руками и грудью. Людомар с удивлением ткнул пальцем в одну из грудей. Она походила на камень, сокрытый под небольшим мягким одеянием.

Сына Прыгуна вмиг обуяло то чувство, какое редко кому удается испытать. Он ощутил себя закованным в теле другого существа. Бросившись к реке, он увидел в рябом отражении воды силуэт лица, сокрытого шлемом с железной накладкой, скрывавшей нос, рот и подбородок. Трясущимися руками он развязал шлем и снял его с себя.

Великое облегчение и радость напали на него, когда он увидел свое отражение в воде. Да, это был он. Несколько пополневший, но он!

Лицо изменилось: оно стало тверже и… Он не смог найти описание тем изменениям, которые разглядел в своем отражении.

И в третий раз он потратил много времени, чтобы посидеть, уперевшись спиной в холодный приречный валун.

Мысли роились в голове. Вопросы. Их была целая туча. Подобно падальщикам, беспокойным, но безразличным ко всему, они слетались на труп его сознания и терзали его сравнениями, указаниями и наблюдениями.

Почему он один лежит на берегу? Почему он так одет? Что с его телом? Что с ним вообще такое?

Первая атака очевидных вопросов спала когда начало смеркаться. Но за ней прилетели более осмысленные мысли и вопросы.

Что случилось с ним в Боорбрезде? Был ли это сон? Где холкуны? Где холларк? Его хождения по замку, его заплыв с убийцами грезрами, – все это был сон? Кошмар?

И наконец, когда сон уже смыкал его веки, в голову медленно заползли остатки вопрошений.

Почему дорога к Боорбрезду пустынна? Почему сейчас так жарко, хотя когда они пришли в замок, было еще холодно? Сколько он пробыл там?

На этом сознание людомара посчитало, на сегодня хватит, и отключилось.

****

Прибрежная галька со скрипом и звоном разлеталась под нажимом тяжелых ног. Прерывистое дыхание с хрипотцой, срыгивание и пускание воздуха было настолько громким, что людомар еще издали даже сквозь сон прослышал о том, что в его сторону продвигается некто живой.

Из-за поворота реки показались два всадника. Они ехали на странных животных. Те были шестиноги, похожи на ящериц с далеко выставленными нижними челюстями. Из-под верхних челюстей чудищ высовывалось по два клыка. В сочетании с целым рядом клыков на нижней челюсти животные производили грозное впечатление.

Всадники перебрасывались фразами на неизвестном языке.

Проходя мимо приречного валуна одно из животных вдруг недовольно заворчало и стало воротить в сторону булыги.

– Эльш! – прикрикнул сидок на него.

Второй что-то спросил его. Тот ему ответил кивая в сторону камня. Второй слез и внимательно оглядел валун. Потом помочился на него, снова взобрался на свое животное и они продолжили путь.

Едва их силуэты затерялись в тумане, как людомар вытащил из воды всю голову – до этого торчал только нос и часть лица – и внимательно посмотрел вслед странной парочке.

Удивительные вещи продолжали происходить.

Как может некто да еще и с оружием пребывать в Немой лощине? Разве брезды разрешили такое? И, если да, то когда?

Он продолжал еще некоторое время лежать, а потом сел, высунув из воды и торс. Струйки воды стекали по его кольчуге.

Видимо, подумалось ему, недаром он так одет. Что-то поменялось вокруг. Даже не "что-то", а многое. Может быть и все!

Один единственный вопрос мучал его: где же он был все это время?!

Продолжать идти вдоль реки стало делом опасным. Придется углубиться в кустарник на холмах. Это шумно, но если забраться повыше, то вполне сносно.

Порешив на этом, людомар приказал себе отказаться задумываться над тем, почему, зачем, отчего и где, и начать действовать. Самое большее, что он сейчас хотел – вернуться домой.

****

Взобравшись на холм он с восхищением огляделся.

Под его ногами распростерлась туманная река. Зеленовато-сизая пелена медленно струилась в сторону замка. Холмы и горы над ними, как и в то утро, когда он впервые взглянул на лощину с высоты каменных стен, холмы и горы утопали в зелени, оглушали его стрекотом, клетоком, трезвоном, пищанием и щебетанием разнообразных созданий, населявших их склоны.