Текст книги "Оридония и род Людомергов (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Всатен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Держась за ствол дерева, людомар стоял над бескрайним, как ему виделось, серо-желтым морем. Его кроны напоминали сверху облака, неведомо как заблудившиеся на небесах и сбившиеся в испуганную кучу в этом месте, зажатые мощными древесными стенами Чернолесья.

Чувства охотника вмиг обострились. Зрение, слух, обоняние и осязание, но, самое главное, чутье хищника обострилось до предела. Пауки, за которыми он начинал охоту были ловки и быстры. Сами по себе они были неопасны, но место, в котором они обитали – не было опаснее этих полуболот полулесов. Комары размером с ладонь, разнообразные жуки и тараканы, мошкара, – все эти твари приняли в Глухолесье весьма недружелюбные формы. Особенно были страшны сурны – паукообразные ящерицы, размером с локоть, но обладающие мощнейшей челюстью и острейшими зубами. Они кишмя кишели под кронами фразанов.

Ко всем этим особенностям добавлялось и то, что фразаны пропускали под свой покров мало воздуха, а испарения делали внутренний климат леса чрезвычайно жарким и влажным.

Людомар знал, что проникать внутрь можно только через узкую щель, и делать это нужно как можно скорее, чтобы тучи обитателей не прознали по проникновению свежего воздуха, что в их мирок прошел чужак.

Обрубив несколько веток, охотник спустился на кроны фразанов и пошел по ним. Пространство вокруг него слегка колыхалось, однако разводы от его шагов не были слишком сильны.

Нос людомара беспрестанно двигался. Наконец он уловил запах паука. Наскоро сложив ветки одна с другой и покрыв их сверху щитом, увитым клибо, охотник соорудил небольшой шалаш.

Прорезав отверствие в кроне фразанов ровно настолько, насколько было необходимо для протискивания внутрь, людомар тут же заткнул этот прорез самим собой, глубоко вдохнул и скрылся внутри.

****

Несмотря на то, что крона фразанов была светла, у подножия деревьев царил полумрак.

Охотник спускался осторожно. Самым опасным был спуск по стволу фразана, ибо ствол этот был абсолютно гладким.

Людомар спустился по нему практически бесшумно. Лишь у самой кромки воды его левая ступня соскользнула и чрезмерно быстро вошла под воду. Раздался едва различимый всплеск.

Охотник замер, прижавшись к стволу и стал вслушиваться.

Его обоняние уловило тонкую струйку свежего воздуха, который витиевато проникал вслед за ним, поэтому Сын Прыгуна подтянулся и плотнее задернул место спуска.

Необычайная тишина поразила слух людомара.

Нос доносил ему, что под сводами деревьев есть жизнь, но она никак себя не проявляла.

Оглядевшись, он убедился, что его приход никем не замечен и осторожно спустился в воду, уйдя в нее по самые уши. Вода была нестерпимо горячая. От нее поднимались испарения щипавшие глаза, но людомар не обращал на это внимание. Ему нужна была паутина и он намеревался ее добыть. Закрыв уши пробками, он осторожно погрузился под воду. То, что он услышал повергло его в необычайное волнение. Вода молчала!

Такого просто не могло быть! Ни звука, ни одного раздражения не передавала водная толща. В абсолютное безмолвие не поверил бы даже и болван. А людомар болваном не был. Как ни пытался он сохранять спокойствие, но его сущность резко ощутила присутствие смерти.

Кровь рванулась, разрывая сосуды своим напором и давлением. Воздуха стало резко не хватать. Людомар приказал себе успокоиться и не двигался до тех пор, пока сердце не пришло в норму.

Легкий всплеск привлек его внимание. Вода передала не только всплеск, но и легкое шуршание влаги между ячейками. Шуршание было множественным и значит об воду задела сурна.

Людомар опустился под воду и стал вслушиваться. На звуковом уровне водная толща была абсолютно спокойна. Все жизненные процессы в организме охотника постепенно замирали. Он весь превратился в слух.

Внезапно его едва не смело нечто крупное. Оно с невероятной скоростью пронеслось мимо него и с легкостью забралось на ствол фразана, откуда он спустился. Раздался клекот.

"Нашли!" – пронеслось в мозгу Сына Прыгуна.

Очень медленно он вытащил с боков два кривых ножа и осторожно вогнал их в илистое дно. После этого, распластавшись над дном, он стал осторожно двигаться прочь от фразана, с которого слез.

Звонкая трель, хотя и приглушенная водой, сотрясла Глухолесье. Ее отзвуки в виде ряби еще некоторое время звенели вдалеке, но уже не могли сокрыть сотни, тысячи всплесков, которые буквально вскипятили заливные луга Глухих лесов.

Людомар чувствовал, что повсюду мимо него движутся тела: и под водой, и над ее гладью, – везде! Колыхания воды очень ему помогали. По их волнам он без труда ориентировался между деревьями. Воздух заканчивался. Нужно было подниматься вверх, дабы вдохнуть.

Необжиданно водную толщу прорезал натяжный скрежет и быстрое перестукивание, а после этого слух людомара донес, как нечто очень большое приближается к нему. Оно двигалось именно к нему, прямо на него, не мимо, не поверх него, а к нему. Хорошо развитое чутье подсказало ему, что его заметили.

Сгруппировавшись, людомар подобно пружине выскочил из воды и почти не останавливаясь устремился вверх по гладкому стволу фразана. Вода вокруг ствола вдруг закипела и вздыбилась. Охотнику не пришлось прорезать себе путь. Его вышвырнуло на поверхность Глухолесья вместе с деревом.

Земля и небо стали быстро меняться местами. Свежий воздух, ядовитый пар из-под фразана и дикий рев смешались в один тугой протяжный звук, оглушивший Сына Прыгуна. Это обстоятельство помешало ему собраться в нужный момент, поэтому он плашмя плюхнулся на кроны деревьев.

Путаясь в клоках желто-оранжевой тины и хлопьях фразанового дерева, увязая в пышности его кроны, он не сразу поднялся на ноги. Едва у него это получилось, как фразан с силой ударил его по торсу и снова подкинул вверх. Но людомар не был бы людомаром, если бы его можно было застать в расплох дважды. В очередной раз крутясь в воздухе, он быстро выровнял свое тело и с ужасом увидел громадных размеров змея, который тянулся к нему.

Морда чудовища расщиперила шесть щупалец сплошь утыканных присосками и клыками, размером с людомарскую голень. Все: и щупальца, и клыки были посажены на круглую челюсть, которая очень быстро крутилась. От чудовища исходил острый никогда не слышанный людомаром смрад и странное жужание и перестукивание.

Чудовище не знало, что людомары – это самые опасные и трудно уловимые жители Великого леса. Раскинув руки и ноги в стороны, охотник путем манипуляций ими слегка изменил траекторию падения, ногой оттолкнулся от одного щупальца, и, закрутившись при падении, кубарем покатился по кроне фразана и, прорезав ее, провалился внутрь.

С громким треском и оглушительным для Глухолесья всплеском он свалился в воду. На сетчатке глаза остались нижние кроны и стволы деревьев густо усыпанные гигантскими сурнами. Обоняние донесло до него их измененный запах. Никогда до того сурны так не пахли.

"Что же это?!" – с этими мыслями охотник погрузился в воду.

Прямо за ним нырнули и все ближайшие хищники.

Ориентируясь исключительно на слух и ощущения, людомар медленно перевернулся головой с поверхности и встретил первую сурну ударом боевого кинжала. Воды наполнились трескучим клекотом. Не дожидаясь его окончания, людомар схватил кинжал зубами, снова вытащил кривые ножи-когти и стремительно полез вверх по стволу.

В этот момент на дерево со всей тяжестью обрушился гигансткий змей. Он сложился кольцами. В их внутреннем пространстве осталось колодезообразное место, из которого были вышвырнуты людомар вместе с убитой им сурной.

Охотник не на шутку испугался перспектив второго полета, потому что все пространство места битвы было уже очищено от мягкокронных фразанов. С высоты ему открылась площадка сплошь состоявшая из переломанных деревьев, стволы которых острыми иглами торчали вверх. Вода и вправду кипела и не только потому, что ее баламутили сурны и змей, – нет, они кипела от того, что сделалась чрезвычайно горячей.

Десятки сурн, бросившихся в воду в надежде добраться до людомара, сейчас выбирались из нее, а некоторые, оказавшиеся в среде переломанных фразанов, с диким клекотом перебирали лапками, варясь заживо.

Все это людомар заметил и оценил в мгновение ока. В этот же миг краем глаза он увидел все ту же пасть чудовища, тянущуюся к нему.

К удивлению змея людомар не стал брыкаться, но ухватился за край его пасти, быстро перебирая руками и ногами перебрался на голову и быстро съехал по туловищу гиганта на кольца его тела. Он скоро скользил по странной чешуе змея, одновременно обнюхивая ее. Заприметив уцелевший фразан, охотник прыгнул на него.

Ствол дерева оказался поврежденным, поэтому он стало падать в кипяток. Еще прыжок и игловидный ствол ближайшего фразана, натужно заскрипев принял охотника. Еще прыжок, еще и еще. Наконец, он достиг кромки нетронутого леса. К несчастью это был лес на другой стороне места битвы. Для того, чтобы достичь Чернолесье нужно было оббегать змея и проплешину Глухолесья.

Змей снова бросился на него, а людомар, быстро перенявший способ укрываться, снова скрылся под фразаном.

Прыгая со ствола на ствол, а иногда и на застывших от неожиданности сурн, пару раз едва не сорвавшись в воду, Сын Прыгуна стал петлять по Глухолесью словно заяц, преследуемый волком. В конце концов ему удалось сбить змея со следа.

Людомар задыхался от недостатка кислорода. Его движения стали менее быстрыми. Он приказывал себе прыгать и сам же замечал, что тело исполняет команду с длительной задержкой.

Неожиданно стало очень тихо. Людомар приник к стволу очередного фразана и тоже замер. Широко открыв рот, охотник тяжело отрывисто дышал.

Змей прислушивался.

Вскарабкавшись к кромке кроны и свежего воздуха, Сын Прыгуна осторожно прорезал отверстие размером со свою голову и глубоко вдохнул. В голове стучало от перенапряжения. О прежнем страхе не было и речи. Второй раз за свою жизнь и второй же раз после дождя он оказывался в роли добычи.

Еще один вдох замер у охотника, ибо он услышал, как змей поднялся на лесом. Чудовище слышало его.

Людомар быстро скрылся под кроной и снова стал петлять, а потом опять высунулся. Змея не было видно. Стояла оглушительная тишина.

Отделив от пояса одну из двух коробочек, людомар свесился кверх ногами и бросил ее между стволов фразанов. С громким всплеском она ударилась о воду.

Несколько секунд тишь поглощала этот звук, а после этого раздался грозный рев и мощный всплеск. Змей кинулся вперед.

Людомар быстро прорезал крону, выбрался наверх. У него было некоторое время, дабы обогнуть проплешину, сделанную чудовищем. Не теряя ни минуты, он бросился бежать.

Ветер свистел в его ушах. Воздух пьянил и бодрил одновременно. Силы прибывали, насколько могут прибывать силы в борьбе.

Он уже почти добежал до переломанного змеем леса, когда снова услышал абсолютную тишь, установившуюся в Глухолесье. Охотник тут же замер.

Змей был скор. Поразительно скор. Ни разу за свою жизнь Сын Прыгуна не сталкивался с таким хищником.

Вторая коробочка была снята с пояса и запущена в воздух. Змей взбудоражил воду, а людомар помчался прочь. Как же жалел он в тот момент, что не взял с собой шмуни. С их помощью он добрался бы до крон Чернолесья за пару мгновений.

Треск от поднимаемых в воздух фразанов подсказал людомару момент, когда необходимо было скрыться под пушистыми кронами Глухолесья.

Змей был взбешен. Он стал изрыгать странные звуки, которые оглушили людомара и дезориентировали его. Дабы прийти в себя охотник остановился.

Грохот, гул и треск влившиеся в его уши минуту спустя, показали ему, что змей каким-то неведомым образом его обнаружил. Пришлось снова петлять, но змей теперь не отставал.

Людомар снова выбрался на кроны фразанов и бросился бежать. Но змей был быстрее. Он почти настиг охотника и даже отшвырнул его в сторону вместе с деревьями, когда их обоих оглушил звериный рев.

Сын Прыгуна сразу узнал голос своего иисепа и даже увидел его на вершине одного из меков у кромки Чернолесья.

Иисеп ревел не останавливаясь. Его рык заглушал все звуки, в том числе и шаги, и биение сердца людомара, поэтому когда охотник снова скрылся под кронами и стал передвигаться по стволам, змей быстро отстал.

От рева иисепа рябь шла по кронам фразанов и даже по водной глади.

Сын Прыгуна собрал остатки сил и быстро продвигался на голос зверя. Он не видел, что змей, замерев на несколько секунд, стал делать то же самое.

Вдруг людомар замер. Его глаза расширились.

Все пространство, какое было видно его глазу, всю водную гладь между стволами деревьев на сотни метров вокруг покрывали тельца мертвой мошкары, сурн и пауков привычного для Глухолесья размера. Они лежали здесь давно, потому что успели свариться.

Эта остановка спасла охотника. Только тут он заметил, что змей движется параллельно его курсу. Людомар замер. Прижавшись к стволу фразана, он закрыл глаза и неистово взмолился. Он просил о заступничестве все небесные и подземные силы. Молитва часто слетала с уст охотников, но она всегда была "о добыче". В среде людомаров лишь женщины молились о защите, сами же охотники негласно считали такие молитвы недостойными своего звания.

Рев иисепа стих. Змей также остановился.

Куда делся иисеп? Что теперь делать? Две этих мысли молотами стучали о наковальню распаленного мозга охотника.

Но, слава Лесобогу, слава Зверобогу, иисеп снова огласил своим рыком Глухолесье. Только слышался он уже с несколько другой стороны.

Змей тоже заревел и это послужило сигналом для людомара сорваться с места. Под кронами фразанов он быстро достиг кромки Чернолесья, и был в очередной раз поражен.

Булькая и рыкая, создавая водовороты и бурля, вода заливных лугов Глухолесья уходила прочь по прорытым в сторону леса норам.

Охотник выбрался наружу, взобрался на ближайший мек и в изнемозжении пал на его ветви.

****

Когда он немного пришел в себя, то явственно услышал, как где-то далеко в лесу потоками льется вода.

Людомар попытался подняться, но тело требовало отдыха и потому приняло на себя всю тяжесть мира.

– Р-р-рю-ю-ю! – приветствовал его иисеп, ткнувшись носом в щеку.

Охотник открыл глаза и вяло улыбнулся своему спасителю.

Несмотря на то, что глаза животного смотрели на Сына Прыгуна, уши его ходили во все стороны, но все чаще останавливались на одном направлении – иисеп тоже слышал потоки воды в лесу.

Людомар пересилил себя и поднялся. Он поверетел головой в разные стороны, разминая шею, с трудом взгромоздился на иисепа и направил его на звуки.

Они двигались по нижней кромке ветвей и издали заметили, как им навстречу выползает густое белесое облако. Его пушистые язычки медленно облекали стволы и нижние части крон деревьев, поглощали кусты, проникали в самые малые щели между растениями. От тумана исходил тошнотворный запах истлевшей плоти.

Иисеп невольно остановился, но людомар направил его прямо в туман.

Шум воды превратился в отчетливый гул, и вскоре охотник достиг того места, откуда шел звук.

По скату, уходившему наискось в сторону донада людомара текли полноводные реки кипяченой воды, убивая все живое на своем пути. Их не было видно глазу, но Сын Прыгуна слышал эту картину. Слышал ее и иисеп, потому-то он и зарычал.

Все новые и новые отверстия открывались в склоне и из них начинал хлестать кипяток. Лес съеживался под его нажимом. Деревья жалобно скрипели.

Становилось тяжело дышать: горячая вода проникала в почву и испарялась, унося вверх многовековые запахи тлена и перегноя.

Людомар закрыл рукой нос и рот и направил иисепа на верхние ветви. Становилось понятно, что лес позади него погибнет в ближайшие дни.

Отдохнув до вечера, охотник снова приблизился к Глухому лесу, прокрался к тому месту, где оставил свое оружие и забрал его. Разбрасываться такими ценностями было не в правилах лесных жителей. Слишком дорого стоили ножи, копья и пики, да и плевательная трубка была с детства привычна охотнику. Все оружие, кроме щита, было наследством, доставшимся ему от отца.

В подавленном настроении возвращался Сын Прыгуна к своему дому. Он преодолел уже почти половину пути, когда услышал вдали множество шагов. Осторожно прокравшись, он увидел людомара Светлого, Плаксу и еще около сотни дремсов, длинной цепочкой двигавшихся по лесной тропе.

Людомар поднял пику и стал бить ей о ствол дерева.

– Я хочу приблизиться, – закричал он что было сил.

Колонна остановилась и резко повернула пики в его сторону.

– Не ошибаюсь ли я? Я слышу Сына Прыгуна, – ответили ему голосом Светлого.

– Я – Сын Прыгуна!

– Приблизься к нам. Мы разрешаем, – раздался голос одного из дремсов.

Людомар спустился на землю и, утопая во мху по самую щиколотку, приблизился к охотникам.

– Что случилось там, откуда ты идешь? – обратился к нему Светлый. – От тебя разит падалью.

– Глухолесье поглощает Черный лес. Его заполонила нечисть, о которой я ничего не знаю. Там обитают змеи, делающие воду горячей; там были сурны размером с иисепа. Я был там и они гнали меня.

– Сколько их там?

– Бесчисленное множество. Змей, какого я никогда не видел, тоже там… Они очень сильны. Я иду прочь.

– Мы слышим неясный гул. Что это? – Светлый откинул с головы накидку и прислушался.

– Горячие воды Глухолесья изливаются в Черный лес. Гул? То стоны Чернолесья.

Охотники переглянулись.

– Нам нечего там делать, – послышались голоса. – Идем домой, братцы!

– Нет, – обернулся к ним Светлый, – мы должны идти туда и остановить убийство леса. – Он снова повернулся к Сыну Прыгуна: – Ты видел убийцу?

– Не видел. Появляются дыры в земле и оттуда хлещет вода.

– А змей, которого ты видел?

– Он гонялся за мной и не мог такого наделать.

– Возможно, там несколько змеев.

Людомар не стал ничего говорить, только пожал плечами.

– Если людомар не смог справиться со змеем, то нам нечего там делать, – заговорили дремсы.

Сын Прыгуна согласно кивнул.

– Надо остановить воду, – сказал им старый людомар.

– Мы сваримся живьем…

– Да хотя бы и так, – неожиданно разозлился тот. – Что с того, что так случиться?! Если мы не сделаем этого, то лес погибнет…

Донеслось: – Что ж поделаешь, эхе-хе!..

– … и нам придется идти в смердящие ямы, жить рядом с пасмасами и холкунами, – закончил старик.

– Мы не согласны, – замотали головами дремсы.

– Продолжим же путь.

– Нет, – выступил вперед Плакса. Он, видимо, был поставлен старейшинами за главного. – Светлый, ты ведешь нас на верную гибель. Заливные луга не такие уж и большие. Он убьют лишь малую часть Чернолесья. Великие леса им не убить никогда. Мы не хотим помирать за бессмыслицу.

– Бессмыслицу? – рассвирепел Светлый. Никто и никогда не видел старого людомара злым. Тем ужаснее был его вид. – Болваны, разве вы не видите хоть толики того, что происходит. Даже я, даже мои ослепшие глаза и те видят поболее ваших! – Он поднял свой посох и затряс им в воздухе. – Оглянитесь. Черные леса, наше родное Чернолесье вмиг наполнилось нечистью, которой никогда в ней не водилось. Омкан-хууты, гигантские древоедные змеи, пожирающие охотников, огнезмей, о котором поведал Сын Прыгуна, – разве не видите вы погибель вокруг себя?! Гибель всего того, что было привычно нам отродясь! Гибель нашей души, которая заложена в этом лесе! – Он подошел к ближейшему дереву и нежно погладил его ствол. – Каждый ствол, каждая ветвь этого леса знакома нам с детства. Лес учил нас. Он охранял нас и кормил. А теперь, когда ему нужна наша помощь, вы хотите отвернуться от него? Вы говорите, он большой, его убить невозможно? Да ежели в Чернолесье станет столько змеев, сколько пальцев у нас у всех на руках, долго ли выдержит наш лес? Нет. Нечисть переломает, передавит и пережрет все, что было нам дорого, все, что для нас важно. Плакса, ты трусливо хочешь уйти? Уходи. Но когда ты придешь в следующий раз в ту кущу, где ты встретил свою Новлу, а этой кущи не будет; когда ты увидишь вместо нее навал из переломанных стволов – как ты тогда посмотришь в глаза Новле, как тогда ты посмотришь в глаза Чернолесью?

Старик остановился. Он задыхался.

– Я не трус, – сказал Плакса. – Мудрейший говорил нам: все изменяется и нечего мешать…

– Нечего мешать, когда изменения естественны, но… – старик отдышался, – откуда явилось столько нечисти? Откуда? Все, разом? Со всех сторон?! Это ли естественно?

Дремсы нахмурили лица.

Людомар никогда бы не подумал так, как сказал Светлый. Сын Прыгуна вдруг ясно осознал невероятную для дикой природы синхроничность напастей, которые обрушились на Чернолесье. Мозаика, сокрытая на дне мутного ручья, – вот как он до того представлял себе все происходящее. И вот ручей просветлел.

– Скоро нам нечего будет есть. Смрадный туман убьет все живое.

Глаза Плаксы вмиг прояснились.

– Техор, беги к нам в деревню и скажи, чтобы шли к Глухолесью по Грязной тропе. Да пусть пошлют в другие деревни – одни мы не управимся, – приказал он, и, обернувшись к Светлому, хмуро кивнул: – Пойдем с тобой. Ты верно нам сказал.

Светлый повернулся к людомару.

– Беги к холкунам и также веди их сюда. Пусть хорошо вооружатся.

Охотнику стало жутко от того, что он снова окажется в смердящей яме, но спорить было неуместно. Он кивнул и скрылся из виду.

****

Людомар с тяжелым сердцем шел по ветвям деревьев. Последняя его надежда избежать столкновение с неизвестно чем провалилась. Где-то в глубине души он надеялся на то, на что надеялись и все остальные лесные жители: Чернолесье большое, можно укрыться. Однако то, что сказал Светлый помноженное на ясный ум Сына Прыгуна – ум выпестованный самой природой и оттого ставший умом хотя и не проницательным, но сугубо практичным и жизненным – все это приводило к одному единственному печальному выводу. Выводов было даже два: первый состоял в том, что отсидеться не удасться, второй подводил к тому, что ближайшее длительное время будет проведено активно и тревожно.

Несмотря на то, что природа одарила людомаров прекрасным пружинистым сильным телом, больше всего этот народец любил бездействовать. Может быть это была больше мечта, а не образ жизни, потому что каждый людомар каждый день имел дело с таким количеством проблем, что покой им только снился.

Покоя не было, а мечта была. В жизни Сына Прыгуна она исполнилась лишь дважды. Но что это были за два раза! О, он возлежал в корзине из сплетенных верхних ветвей мека, на самом верху его кроны и днями напролет наслаждался солнечным теплом, нежным ветром, доносившим до него разноцветие ароматов из всех уголков леса; его острый взгляд сканировал небесный свод и подмечал каждое его изменение. Он видел множество звезд, огромное количество комет, носившихся по небесам в разные стороны. Порой они закладывали такие перуэты, что дух захватывало.

Несколько раз за день людомара окликала его поесть, и он лениво полз вниз, ощущая во всем теле непередаваемую негу; лениво же садился за стол; медленно ел, пережевывая хрустящее жаркое; нехотя обходил домашнее хозяйство, трепал за ухом иисепа и снова поднимался на вершину кроны и ложился в свой гамак.

Вспомнив об этом людомар невольно мечтательно улыбнулся. Каким добрым, каким приветливым был тогда Черный лес. Все его опасности крылись далеко внизу, у корней. А здесь, у донада людомаров было уютно, тепло и безопасно.

Неожиданно прямо перед охотником возник одук – похожее на шарик животное в черно-коричневую полоску. Оба от неожиданности остановились. Четверо маленьких глазок одука попеременно моргнули и он рванулся прочь. Но, если для людомара и одука эта встреча оказалась внезапной, то иисеп, не обременный ни мечтами, ни воспоминаниями, в мгновение ока перекрыл животному путь и с одного удара лапой убил его наповал.

Внезапная встреча навела людомара на хорошую мысль: иисепа в смердящую яму не пустят, а оставлять его под стенами опасно и для него самого, и для пасмасов, любивших барахтаться в сливной яме. Значит нужно отправить его домой. И, хотя в отсутствие верного спутника нельзя будет позволить себе отвлекаться и мечтать, но оно наверное и к лучшему – не время!

Охота не заняла много времени. Нечисть, надвигавшаяся из глубины леса, выгоняла на его окраины большое количество зверья. Добыв еще нескольких мелких зверушек, людомар отправил иисепа домой, а сам с легким сердцем, но тяжелым предчувствием направился в город.

Анеларк

Анеларк, как называли его сами горожане, или Онеларк, как называли его окресные жители-пасмасы и охотники представлял собой вовсе даже и не город, но приличных размеров деревню, в которой проживали несколько тысяч холкунов.

Холкуны происходили из рода олюдей, сильно походили на пасмасов, но в отличии от них были выше ростом и много сильнее. Изначально они были русоволосы, но со временем утратили исконный цвет. На этом отличительные особенности заканчивались, потому что холкуны не тряслись над чистотой крови, их не выделяли в группу изгнанных или грязных, как пасмасов, а потому они интенсивно смешивали свою кровь с кровью холкунов других городов и даже других рас (на самом деле они предпочитали две олюдские расы: дремсов и брездов). Холкуны были предприимчивы, не в пример пасмасам; довольно храбры, чистоплотны и держались за свои городки, как ребенок держался за грудь матери.

Холкуны отличались домовитостью, хозяйственностью, были по-житейски хитры, но умой и широтой познания не отличались. Их городки были густозаселены, но при всем при этом имели вполне пристойный вид. В каждом городе имелись свой градоначальник, небольшой совет и ополчение, вооруженное хорошего качества оружием.

Как народец они были легки в общении и веселы. Великий лес их пугал, как и все его обитатели, поэтому отдельный квартал их городков занимали всевозможные колдуны, маги и заклинатели, оберегавшие свой люд от Великолессной нечисти.

К людомарам холкуны относились настороженно, с боязливой отрешенностью и предпочитали не входить с охотниками в контакт; дремсов они уважали за силу и природную открытость; пасмасов презирали, что однако не мешало им активно торговать с последними.

В последние века холкуны сумели связать свои городки довольно широкими трактами, по которым сновали конублы – помесь от холкунов и дремсов, прирожденные торговцы, которые принимались Великолесьем как потомки дремсов, а городами как потомки холкунов. Со временем конублами стали именовать всех торговцев.

Конублы, несмотря на свою расу, походили на ходячие бочки. Это в них сказывалась склонность постоянно недоедающих дремсов к полноте положенная на хорошее городское питание. От холкунов в них были довольно симпатичные, даже в полноте, задорные лица, веселый нрав и относительная образованность – они умели считать и немного писать на холкунском.

****

Анеларк повстречал людомара столбами пыли. По-видимому вести о гигантских змеях, омкан-хуутах и других чудищах уже дошли до города, поэтому жители с усердием, присущим только холкунам принялись обновлять высоту городского вала, частокола и небольших деревянных башенок, оскалившихся во вне заостренными кольями крыш.

Пасмасам разрешили разгребать почти до верху заваленный ров. Сотни из них с довольным гудением, словно навозные мухи копошились в кучах мусора. До сих пор их не допускали до этой импровизированной свалки, так как она имела стратегическое значение для города.

К удивлению людомара его встретили не опасливо, но с радостью, словно бы только его и ждали.

Десятки холкунов бросились к нему навстречу, едва завидев на дороге, окружили плотной толпой и потребовали новостей. Охотник растерянно мотал головой из стороны в сторону, оглушенный криками; земля зашаталась под его ногами, и он уже готов был пасть от дикого ора, когда воздух прорезало громогласное:

– Ти-и-ха!

Все холкуны мигом умолкли. Сквозь толпу протискивался высокий мужчина, покрытый довольно массивными кожанными доспехами. На голове его была надета меховая шапка, по ободу богато украшенная золотой тесьмой, плотно облегавшей сиреневые кристаллы приличного размера.

Людомар без труда узнал градоначальника холкунов – холларка.

По лицу последнего был заметен большой опыт, который оставила ему жизнь и проницательность, приходящую к холкунам с годами. Многочисленные шрамы свидетельствовали о том, что холларк пробивал свой жизненный путь лбом и лишь недавно обрел мудрость.

– Тиха! – приказал он. – Кто ты и откуда? Кончай орать, убьем его сейчас своим визгом! – рыкнул он слева от себя.

Только тут охотник понял, что стоит с силой зажав руками уши. Его шатало не только от шума, но и от терпкого запаха пота и всех иных запахов, исходящих от вспотевших тел холкунов и немытых тел пасмасов.

– А ну-ка, держи. – Кто-то поднял на уровень глаз людомара две смолистые затычки.

– Эт у тебя откель? – поинтересовался кто-то у доброжелателя.

– В харчевне у меня иной раз бывают такие. Берут вот это всегда.

– Ты сегодня когда откроешься? – Разговор начал переходить в другое русло.

– Ти-и-ха! – снова приструнил народ холларк. – Отвечай, – обратился он к людомару, приходившему в себя. Затычки очень помогли.

– Я людомар, Сын Прыгуна…

– Говори громче. Чего ты там пищишь!

– Я людомар. Сын Прыгуна.

– Чего пришел?

– Меня прислал людомар Светлый и… Плакса… дремс, – добавил людомар поразмыслив: а вдруг в городе никто не знает, кто такой Светлый.

– Светлый? Чего же ему надо? – Холларк придвинулся ближе.

– Он просит холкунов вооружиться и присоединиться к нему на Грязной тропе. Он и дремсы пойдут к Глухому лесу.

– Че мы не видели в Глухолесье? – донеслось со стороны.

– Ти-и-ха!

– Там… – начал было людомар, но холларк его перебил: – Цыц! Иди за мной.

– Эй, куда он пошел? Остановите его. Холларк, куда ты уводишь его? Мы хотим послушать.

– Идите работайте. Нечего бездельничать, – рыком приказал их холлар, и глаза указал людомару на дорогу перед собой.

Сын Прыгуна пошел вперед.

****

Жилище холларка поразило людомара достатком и роскошью. Столько тканей, сколько пребывало в большой комнате, куда его ввели, людомар не видел за всю свою жизнь. Ткань самых разных расцветок, с разнообразной вышивкой, с многочисленными инкрустациями и вкраплениями висела на стенах, лежала под ногами, свисала со столов, скамей и лежаков. Даже окна комнаты были занавешанны прозрачной тканью, делавшей яркий солнечный свет холоднее, но ярче.

– Садись сюда вот, – указали охотнику. Он сел. – Рассказывай, да побыстрее. Не того прислал Светлый ко мне. Тюни вы все людомары, как дело до разговора доходит. Тянуть вас за язык да не вытянуть. Сбиваетесь да не договариваете. Только, если зная это, Светлый тебя прислал – видимо, дело совсем плохо. Ну, правду говорю или нет? Отвечай. Отвечай! Хватит зыркать по сторонам.

Людомар вздрогнул. Казалось, сами стены вздрогнули от приказа.

– В Глухом лесу появился огнезмей…

– Стой. Карыда! Кары-ыда! Вышвырни всех вон, кто уши развесил. – Холларк подождал некоторое время и приказал: – Ну, говори скорей!