Текст книги "Оридония и род Людомергов (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Всатен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

К рассвету они вышли на небольшую прогалину, где охотник оставил своих сопровождающих и в одиночку достиг пещеры.

Он вошел нее той разновидностью походки, с какой возвращаются домой после выхода на крыльцо. В пещере было тепло и чувствовалось наличие живого существа. Уже на третьем шаге людомар заметил, что путь в основую часть убежища преграждает забор из довольно толстых веток. Ирима собственноручно изготовила его из подручных средств.

– Ирима, – позвал он.

В темноте зашевелились. Он был изумлен, когда из-за забора показалось лицо старухи. Она в ужасе отпрянула, когда заметила перед собой черную громадину закутанную в меха. В темноте произошло шевеление. Послышалось недовольное бормотание и людомар разглядел лицо Иримы.

Она улыбнулась, увидев его.

– Не бойся, старуха. – Она потянулась. – Это холкун. Он мой. – Ирима посмотрела на него оценивающим взглядом, словно бы он был зверем редкой породы, обладание которым считалось почетным. – Ты чего пришел? У меня… нас все хорошо.

– Я принес поесть и… они просили передать им тебя…

Холкунка нахмурилась и по-хозяйски осмотрелась.

– Нет, – сказала она по-будничному просто. – Кем бы они не были, я не пойду к ним.

– Идет Холвед.

– Кто это?

– Бог льда и снега.

– Равнинные боги уберегут меня.

– Глаз Владыки не заглянет к тебе еще долгое время.

– За мной… нами приглядят другие боги. Они прислали мне их.

Сын Прыгуна стоял, переминаясь с ноги на ногу. Это была слишком сложная для него ситуация. Людомары никогда не были коллективными жителями и правила общения и совместного общежития давались им с трудом. Что делать, он не знал.

– Ждет там…

– Кто? – она нахмурилась. – Кого ты привел мне?

– Он не знает… я оставил… там… ты не хочешь быть… с такими как ты?

– Нет, – холкунка удивленно вскинула брови. – Если бы я хотела, то осталась бы в Куупларке. Он не шел за тобой?

Сын Прыгуна отрицательно покачал головой.

– Он уйдет обратно, – предупредил охотник, – больше не придет.

– Ты не спросил меня, кто со мной. – Ирима подошла к нему и прильнула. – Тебе не интересно?

– Кто с тобой?

– Со мной старуха и двое детей. Они пасмасы, кроме девочки. Она холкунка. – Ирима замолчала, ожидая реакции.

Сын Прыгуна молчал.

– Их прогнали из Эсдоларка. Ее сын, старухи этой, был убит, а больше их некому кормить. Их выгнали из дома. Они пошли в Синие Равнины. Это в такой-то холод?! Я их встретила, когда вышла… – Она осеклась.

Людомар нахмурился. Он наказывал ей не выходить.

– Я ухожу надолго. Как ты будешь есть? – спросил он.

Она подняла брови, что означало, не знаю.

– Кто пришел ба…

– Тшш…

Раздался испуганный возглас ребенка и тихое хныканье.

– Тише… тише, – зашепелявила старуха. – Послышалось пение колыбельной и слова молитвы.

– Не бойтесь его, дети. А ты не пугай их, – обратилась к своим новым подопечным Ирима. – Ты выглядишь как те… – Она расставила руки и оскалилась. Охотник не выдержал и улыбнулся. – Не беспокойся обо мне. Ты сделай, что должен. Я буду тебя ждать. Мы будем… возвращайся… – Холкунка снова прильнула к нему.

Людомар снял со спины большой кусок мороженного мяса и положил у ее ног, неуклюже обнял ее в ответ на ее объятия, и, несколько суетясь, вышел вон.

В лицо ему тут же ударил сильный ветер. Начиналась поземка. Дышалось легко. С высоты своего положения, людомар мог оглядеть большое пространство. Он смотрел смело. Снежная круговерть его не страшила. Вдохнув полной грудью, он сделал первый шаг вниз и быстро спустился.

– Возьми меня, Урт, – взмолился второй пасмас. Только сейчас людомар разглядел, что он молод.

– Нет. Путь далек и труден, ты не дойдешь.

– Я выдержу.

– Не возьму.

– Ты мне говорил такое же, когда впервые выходили в Великие воды. Ты говорил, не смогу я. А я смог. Ты знаешь. Почему не возьмешь?

– Потому что это Холвед. Когда же мы достигнем перевала, Холвед встретится с Бруром. Будет веселье. Ты хочешь, чтобы твоими костями они размешивали свое пойло?

– Я не отдам им свои кости. Возьми.

– Не иди за нами. Я приказываю тебе идти прочь. – Урт развернулся и пошел вперед. Сын Прыгуна последовал за ним. Молодой пасмас скрылся за деревьями.

Людомар впервые видел такого пасмаса. Он двигался не хуже дремса. Каждое движение его рук и ног было правильным и осторожным. Он почти не шумел.

Весь день до глубокой ночи они шли молча. Урт изредка сверялся с одному ему известными метками на деревьях и кивал охотнику, следуем дальше.

Когда они улеглись на привал, Урт впервые заговорил. Его слова были отрывисты и очень тихи.

– Держи меч наготове, – прошептал он, – мы пришли в земли грирников.

Людомар кивнул, вытащил из-за голенищ мечи и вложил их в рукава своего мехового балахона.

– У грирников не было здесь земель, – сказал он и вопросительно посмотрел на Урт.

Тот дернул губами, не знаю. На этом их общение окончилось.

Следующую ночь путники шли так быстро, как только могли. Повсюду им попадались признаки того, что они попали на территорию олюдоедов. Россыпи олюдских костей, составленные в небольшие пирамидки; подобия походных храмов из камней и черепов; лоскуты одежды убитых холкунов и пасмасов; цельные скелеты, составленые анатомически точно, со знанием дела, и даже творчество грирников: сочетание олюдских скелетов и скелетов животных, составленных в невообразимые композии, где части тел тех и других были перемешаны, и миру явлены скелеты новых существ.

– Еще два перехода, – сказал Урт в конце второго дня шествия по землям каннибалов. Его глаза слипались. Он с усилием отрывал от окаменевшего мясного ломтя кусочек, чтобы тут же проглотить.

– Спи, – сказал ему Сын Прыгуна, – я буду смотреть.

– Ты отдохни, – не согласился тот.

– Я не хочу спать.

– Так это правда, что вы можете не спать три луны? – Впервые холкун проявил какое-то личное отношение.

– Да.

Урт ухмыльнулся и почесал лоб. Нельзя сказать, чтобы он был поражен. Усталось скрала все эмоции.

– Тогда я буду спать. – Он повалился на бок и тут же заснул.

Ночь была мглистая. Ее тишина была обволакивающе пугающая. Слух людомара шарил в пространстве, но не мог ничего уловить, ибо увязал в тумане.

В середине ночи они снова двинулись в путь и к концу поднялись на высоту, где тучи были невластны.

– Здесь самое опасное. Открыто все. Не укроешься. Будем бежать. Я отдохну. Ты?..

Они спрятались в небольшое углубление за валуном и даже людомар заставил себя немного вздремнуть.

Сын Прыгуна не знал, сколь долго он продремал, но его разбудили крики и звон стали.

Урт уже был на ногах. Прячась за камнем, он осторожно выглядывал, смотря вниз по склону. Его застывшая на фоне ослепительно белого снега фигура напоминала памятник напряженному вглядыванию.

Людомар присел позади него и принюхался.

– Что ты унюхал-то? – спросил холкун. В его голосе звучала нервная дрожь наблюдателя за боем.

Ниже них шагов на двести, на линии облаков и чистого безоблачного простора двигались полуразмытые тени. Их было три или пять. В том хороводе, который они устроили, трудно было угадать число.

Снова воздух резанул звон стали.

– Охраните нас боги, – шептал себе под нос Урт. – Охраните нас от топпи. – Тут он заметил людомара рядом с собой. – Топпи, – несколько испуганно кивнул он на тени, – души пожранных грирниками. Они мстят всем, кто идет этой тропой.

– Это не топпи.

Урт удивленно посмотрел на Сына Прыгуна.

– Я слышу их шаги, их дыхание. – Людомар принюхался. Наконец-то ветер принес ему еще одно послание. – Среди них тот, – сказал он, – которого ты прогнал…

– Откуда ты знаешь?! – вскричал Урт, вставая из-за камня. Охотник потрогал свой нос. Холкун ударил себя кулаком по лбу и обозвал неприличным словом.

В следующий миг он уже вытащил топор и внушительных размеров нож, и мчался вниз по склону. Людомар осмотрелся по сторонам, будто выходил на охоту, и последовал за ним.

Холкун скрылся в облачности лишь не пару мгновений, и тут же вышел спиной, таща перед собой юнца-холкуна. Вслед за ними из тумана, подобно призракам стали появлятся высокие, но тощие фигуры каннибалов. Они были одеты в шкуры и обвешанны костями, и другими побрякушками, выточенными из скелетных костей. Вид их был грозен. Рожи грирников были размалеванны красным, а волосы подняты пучком на голове.

Урт умело отбил ножом удар костяной дубинкой одного из олюдоедов. Удар топора другого был отбит юнцом.

– Поднимайся и прикрывай мне спину, – приказал ему Урт.

Тот неуклюже встал и, еле дыша то ли от ужаса, то ли от усталости, занял оборону сзади.

Каннибалы один за другим продолжали выходить из туч. Когда десятый вышел на залитый солнцем снежный склон горы, Урту стало ясно, что в позиционной борьбе он ничего не решит. Опытный мореход, не раз сражавшийся на кораблях, он мыслил не эмоциями, а позициями. Когда тебя окружают, нельзя стоять.

– Отходи к людомару, – приказал он, держа топор на готове.

– Лютомай, лютомай, – послышалось со всех сторон. Урт изумленно оглянулся, проследив взгляды дюжины грирников. Их глаза в ужасе взирали на фигуру спокойно спускавшуюся со склона.

Много веков назад каннибалы наравне с дремсами и людомарами обитали в Редколесье, но своими привычками отбили охоту общаться с ними. Они питали лютую ненависть и к тем, и к другим. Людомары охотились на грирников, как и на любую другую дичь в Чернолесье. Очень немногие знали об этом.

За несколько столетий отсутствия грирников в Чернолесье, и у людомаров, и у грирников притупился обоюдный инстинкт, однако в тот момент, когда высокий охотник спускался вниз, он шел к каннибалам, как хищник к жертвам. И он, и они поняли эту расстановку внутренним чутьем.

Высокий гортанный стрекочущий звук разлетелся над горами. Оттолкнувшись от их склонов, он нырнул в облака, поднимая под ними неведомую дремлющую силу. Сердце Урта екнуло, едва он услышал этот звук.

– Убить, – прорычал один из грирников и указал топором на холкунов.

Четверо каннибалов бросились на них. На сердце у Урта стало полегче: четверо – не дюжина, смочь можно! Он принял бой.

Еще с десяток грирников, утратив к холкунам всякий интерес, пошли навстречу людомару. Тот скинул с себя балахон из шкур, убрал рипсские мечи за голенища и остановился. Сын Прыгуна увидел, как Урт, умело увернувшись от удара дубиной, ухватил ее топором, а нож воткнул в горло грирника. Обильно поливая снежный наст кровью, тот рухнул и утонул в снегу.

Еще от одного удара Урта спас молодой холкун. У него видимо была повреждена рука, потому что меч остановил удар топора, но выпал из руки. Холкун застонал.

Грирники оживились, когда людомар принялся отступать. Им было невдомек, что он подальше отводил их от места начавшейся схватки. Один из каннибалов, все же, заметил, что одни из его сотоварищей стало меньше, и пополнил квартет нападающий.

– Ты еще не сдох? – совершенно серьезно прорычал предводитель грирников. Охотник отмолчался. – Мы тебя убьем… – Раздался дружный рев и вся свора разом бросилась на людомара.

В него полетели топорики, копья и даже ножи. Он выставил вперед шкуры и они с достоинством приняли на себя весь удар. После этого он бросил его и отбежал еще дальше.

Между тем, холкуны оказались в окружении. Одному из грирников удалось ранить молодого холкуна в ногу. Поэтому он сидел в снегу, размахивая мечом и не подпуская каннибалов к спине Урта.

Тот бился с двумя одновременно, изредка переходя на драку с тремя. Он больше не имел возможности менять позицию. Бросить молодого холкуна было нельзя.

– Зачем ты пошел за нами? Я приказал тебе… – Урт отбил удар. – Не ходить… – Отбил еще один.

– Не сдержался… – Молодой холкун принял удар, крякнув. – Прости меня…

– Ты не сможешь вечно бежать, – прорычал предводитель каннибалов. – Его черные глаза пристально следили за людомаром. – Ты на наших землях. – Он не успел договорить и с интересом следил, как охотник сорвался с места и с невероятной скоростью понесся на правый фланг наступающих.

Цепь каннибалов пришла в некоторое расстройство, когда Сын Прыгуна обрушился на ее правую часть. Вооруженные одним топором или дубиной грирники не могли противостоять двум мечам. Двое из них дико вопя и захлебываясь в крови корчились в снегу держась за широкие проколы, оставленные в их телах мечами.

Людомар же с бешенством набросился на ближайших врагов.

Жажда крови – чувство, взорвавшееся в нем, чувство, ожидавшее этого момента слишком долго, пело и ликовало. Если бы у него были легкие, оно бы орало как одержимое.

Удары мечей, ног и даже головы, наносили грирникам тяжелейшие травмы. Их тела были сильны только в сравнении с телами пасмасов и холкунов. Для людомаров переломать им ребра не составляло особого труда.

Удар топора, дубины, меча быстро блокировался правой рукой, в то время как левая рука подрезала жилы на руках, ногах или проникала в бока и животы. Враги хрипели. Он видел в их глазах проснувшийся ужас. Жертва окончательно распознала хищника.

Предводитель грирников не успел пробежать и десяти шагов, когда шестеро из дюжины его людей были убиты, а людомар быстро сменил направление и набросился на двух оставшихся в живых каннибалов, продолжавших атаковать холкунов.

Первого он отбросил весом своего тела в сторону, а второму срубил голову. Еще прыжок и барахтавшийся в снегу грирник захрипел, скрючиваясь в животе. Меч вошел в него как в масло.

Троица повернулась лицом к вершине и увидела, как семеро оставшихся в живых врага, огибая их, бежит к подножию, желая сокрыться в тумане облаков.

– Надо торопиться, они вернутся, – проговорил Урт. Его лицо было залито кровью. Он еле держался на ногах. – Поднимайся… – Он обернулся на молодого холкуна. Тот лежал позади него, держась за бок, из которого торчала рукоятка метательного ножа. Холкун виновато улыбался. – Покажи, – подскочил к нему Урт.

По его глазам людомар понял, что мальчишка больше не жилец.

Урт отвернулся и заскрежетал зубами.

– Прости меня, дядя, – проговорил неожиданно молодой холкун. – Прости меня… – Он побледнел.

– Прощаю. Поднимайся. Людомар, ты сможешь его нести? – Урт умоляюще посмотрел на охотника. Тот кивнул.

– Остался еще пеший переход. Надо спешить. Уйдем отсюда.

– Они не вернутся, – сказал Сын Прыгуна.

– Вернутся. Всегда возвращаются. Ты разозлил их. Никто не бил их здесь, сколько помню. Но не это… Поднимай его… Не эти самые страшные. Страшнее их негты. Пролилось слишком много крови. О, боги, уберегите!..

Урт неожиданно свернул и потащил ничего не понимающего людомара к скале.

– Прячься!

Сын Прыгуна увидел, как взрыхляя снег длинной лентой в сторону трупов грирников мчится нечто. Чудовище двигалось под толщей снега.

– Нам нужно взобраться повыше. Там меньше снега, – Урт в ужасе смотрел на подснежных хищников. Их становилось все больше и больше. – Пока они заняты, мы можем успеть. Надо…

– Он умер, – проговорил людомар, протягивая Урту тело племянника. От него пахло смертью, охотник почувствовал это.

– Надо… надо… – повторял тот, растерянно глядя в остекленевшие глаза молодого холкуна, на его безвольно повисшую голову и открывшийся рот. – Голову придержу… – Урта словно ударили в грудь. Он попятился и привалился спиной о скалу. Облако пара сокрыло его лицо. На глазах появились слезы.

– Куда нам подниматься? – спросил людомар.

Урт словно бы оцепенел. Его пришлось слегка встряхнуть, чтобы он пришел в себя.

– Положи его… здесь, – попросил холкун.

Людомар положил тело юноши в углубление за валуном.

– Ты должен дойти один. Я отвлеку их, – проговорил Урт. Его глаза стали сухими. Они смотрели вниз по склону. Там из тумана выходили десятки грирников. Этого было много даже для людомара. – Вот возьми, – холкун достал из-за пасухи потертый медальон и протянул людомару. – За этим перевалом Меч-гора. Вон она виднеется. Видишь? Иди туда. Обойдешь ее и за ней будут три ущелья, проходи в то, что слева. Пол дня пути и сверни вправо у бревнокамня. Как пройдешь его, то постучи металлом о металл четыре раза, а потом еще два и два. После этого, жди. За Меч-горой земли грирников кончаются. Там ничейные земли до самого Холмогорья. Тебе нечего боятся их. – Он кивнул в сторону врагов.

Холкун вытащил и разложил перед собой все свое оружие и оружие племянника.

– Спеши, – приказал он Сыну Прыгуна, – спеши, иначе наша жертва будет напрасна.

Охотник кивнул и стал взбегать вверх. оттуда он увидел, как грирники со злобой изъеденной вшами собачьей своры набросилось на негтов, пожиравших их товарищей. Не обращая внимания на то, что червевидные чудовища калечат их одного за другим, каннибалы убили двух из них и еще столько же отогнали в сторону.

Сын Прыгуна не стал ждать развития событий, перемахнул через вершину и поспешил вниз.

– За Синие Равнины, за холларка, за Глыбыра! – донесся до его слуха вопль Урта. Он потонул в реве сотен глоток грирников. Послышался звон стали.

****

Меч-гора оказалась массивной скалой, на которой каким-то непостижимым образом расположились терассы. На каждой из них располагалась небольшая крепость-поселение. Это были убежища грирников. Из нескольких мест в Меч-горе били горячие источники. Их тепло создавало возможность культивировать небогатые сельскохозяйственные культуры.

Урт не сказал Сыну Прыгуна, что окрестности Меч-горы кишели грирниками. По меньшей мере десяток раз людомару приходилось вступать в неравные схватки с ними. После этого он менял направление движения, петлял как заяц в лесу. Его путь за Меч-гору занял день и целую ночь.

Наконец, весь измазанный кровью каннибалов он вышел на ничейные земли. Они представляли собой низкогорье, изрезанное ущельями и усыпанное камнями. Кое-где были заметны следы жизни: низкорослый кустарник, карликовые деревья, но все эти признаки были настолько хилы и редко разбросанны по серости каменного взгорья, что их наличие оставалось незамеченным даже людомарским глазом.

На самом подходе к ущельям, из которых тянуло непросыхающей сыростью и трупным запахом, людомар решил отдохнуть. Он забрался в расщелину и, укутавшись в шкуры, заснул.

Было безветренно. С небес сорвался и крупными хлопьями стал падать снег.

****

– Пошел прочь! – Зазевавшийся пасмас с невольным криком отлетел в сторону и затих. – Дорогу!

Эсдоларк Прибрежный принимал пополнение, какое никогда не впускали его врата. Это был целый отряд, состоявший из одних только воинов. Возглавлял их оридонец, возвышавшийся на великолепном кеорхе, закованном в первоклассную броню.

– Прямо из Немой лощины, – скороговоркой говорил пасмас, сопровождавший отряд первому попавшемуся олюдю, спросившего, откуда прибыли.

– Ссылают и таких?! – поразился тот. – Неправильно… – Покачал головой и продолжил путь.

Да, Кина сослали. Сослали из-за проклятого людомара, которого он не поймал; которого он не видел; которого, может быть да и скорее всего, никогда и не было! Проклятый Цур. Только и ждал момента спихнуть его, Кина, в какое-нибудь дельце. И как только такая возможность подвернулась…

Людомар, хе-хе, какой людомар? Где людомар? А был ли он вообще?

Вся эта ситуация очень раздражала Кина. Боги, она просто выводила его из себя. Никогда за всю свою долгую жизнь Кин так много времени не посвящал мыслям непонятно о чем.

Людомар исчез вместе со стариком из Куупларка или старик вместе с людомаром, и с людомаром ли?

Кин скрежетал зубами от злости. Его сослали. Все это видели. Запомнят.

Здесь, в этом захолустье он проведет не одну зиму. Что ему здесь делать? Гонять грирников? Устраивать охоту на местных бродят? Что?

Его сослали. И потому даже в этом захудалом городишке, его захудалый голова не соизволил встретить оридонца. Как же это злило Кина!

Врата замка тяжело открылись, пропуская отряд внутрь.

Кин отвлекся от своих мыслей, заметив переполох, который навело его присутствие. Буквально все куда-то спешили, даже бежали бегом. На каждом лице читалась тревога, а на иных и интерес, азарт.

– Опомнились, – проговорил Эк, выглядывая из груды шкур, в которые был укутан.

Оридонец усмехнулся.

Через некоторое время они, однако, поняли, что причиной переполоха является не их визит.

– Привеликий, – вышел к ним саарарский воин.

– Кто ты? – спросил его Кин.

– Я Перош…

– Знаю тебя. Ты владетель твердыни. Что это?

– Маэрх поблизости, – проговорил Перош. – Я привел крепость в боевую готовность.

– Кто такой маэрх?

– Это людомар. Мой телохранитель…

Кин резким движением остановил Пероша. На лице оридонца заиграла торжествующая улыбка.

****

– Маэрх, – во всю ширь своего и без того большого рта улыбался брезд. Он был стар. Почти также стар, как и стены, которые его окружали.

Людомара ввели и оставили в просторной пещере, служившей залой для приемов. Странно, но ему многое было знакомо здесь. К примеру вот этот рассохшийся стул. Он мог поклясться, что видел его раньше. Охотник даже вспомнил, что одна из его ножек постоянно подгибается. А эта чаша? У нее отбит край и он знал, почему. Вон та шкура скрывает под собой вход в залу.

Сын Прыгуна пребывал в раздвоенных чувствах, постоянно озираясь по сторонам. Наконец, его взгляд остановился на старом брезде, внимательно следившим за ним. Единственный глаз брезда сверкал при мерцании мелких желтых рочиропсов россыпью разбросанных перед местом, которое только с натяжкой можно было назвать троном.

Обстановка была убога и аскетична. Находившиеся в зале воины почтительно молчали.

– Почему ты оглядываешься? – спросил брезд с трона. – Ты чувствуешь опасность? Маэрх, ты меня слышишь?

Перед глазами людомара вдруг бешенной чередой пронеслась вереница воспоминаний: искрящееся в кубке вино, гвалт криков, стонов и музыки, пьяный угар и разнузданность попойки; большое скопление воинов, их рев и лязганье оружия; тишина и полумрак пещеры, уныние и плачь…

– Маэрх…

Охотник вздрогнул.

Брезд медленно поднялся с трона и сильно припадая на правую ногу подошел к нему. Тяжелая рука легла на плечо людомара. Сын Прыгуна отметил про себя, что не удивлено отсутствием правой руки у старика.

Брезд заглянул ему в глаза.

– Ты пришел. Мы все рады тебе. Не опасайся ничего.

– Где я? – спросил людомар.

****

– Итак, ты ничего не помнишь. – Брезд нахмурился. Он снова сидел на троне, подперев голову левой рукой и жуя губами.

– Нет. Двадцать восемь зим неведомы мне. Но я узнаю это место, как если бы бывал здесь не раз.

– Ты бывал здесь двадцать восемь раз. Воспоминания о тебе до сих пор помнят эти скалы и земли на много переходов вокруг.

– Что я делал здесь?

– Ты пришел и был с нами.

– Что мы делали?

Брезд нахмурился. Его рука легла на подлокотник и сжала его так, что дерево жалобно заскрипело. Среди воинов в зале пронесся шепот. Звякнула кольчуга, послышался кашль и снова стало оглушительно тихо.

– Что мы делали? – апатично вопросительным тоном произнес брезд. Он надолго ушел в свои мысли. – Мы пытались вырвать Владию из рук оридонцев; потом мы пытались отогнать саараров от Желтой реки; затем мы пробовали отстоять нашу крепость – Холведскую гряду и, уж когда совсем стало плохо, мы пытались хотя бы отогнать грирников от Острокамья и долины Последней надежды.

По рядам воинов снова прошел шепот непонимания.

Людомар свел брови и склонил голову. Он покачал ей, ничего не помню.

– В этих землях ты зовешься Маэрх, – продолжал старый брезд. – Одно твое имя наводит ужас на всех прихвостней четвероруких. Вместе с нами ты сражался против них у Эсдоларка, у Меч-горы, у Белого водопада. Мы били их, но отступали… били и отступали. До тех пор, пока нас не загнали сюда. Эти земли мы еще можем отстоять. У нас еще достаточно сил.

Сын Прыгуна поднял голову и посмотрел в глаза старика.

– Не суди меня за то, что говорю: ничего этого я не помню. Память стала принадлежать мне только в Немой лощине у кромки Брездских вод. Они выбросили меня у большого камня, что на изгибе вод к замку…

– Ты был в Боорбрезде?! – вскричал старик, приподнимаясь на троне.

– Оттуда я помню себя.

– Как ты пробрался туда?

– Я не знаю.

– Так вот куда ты уходил всякий раз. – Заметив, что людомар непонимающе смотрит на него, брезд пояснил: – Перед пробуждением Холведа ты уходил от нас, а после возвращался. И бился за Владию вместе с нами. – Старик снова затих. Неожиданно он тихо попросил: – Расскажи мне про Немую лощину. Что ты помнишь?

– Не так много. – И охотник принялся обстоятельно повествовать о том, что видел, слышал и чувствовал в землях, которые брезд называл Владией. Его слушали с величайшим вниманием. Изредка до тонкого слуха Сына Прыгуна долетало скрежетание зубов и хруст кулаков, сжавшихся в бессильной злобе.

Пока он говорил, в залу внесли столы, расставили их и покрыли скудной едой.

– У нас осталось не так много. Отведай с нами то, что имеем, – пригласил его брезд.

Людомар уселся за стол и с удовольствием поел горячей пищи. Его ежеминутно отвлекали, дергая то за правую, то за левую руку. Он отвечал на вопросы, рассказывал, уточнял или пожимал плечами.

Горькая брага способствовала общению.

– Я знаю, что ты не спишь много дней кряду. Когда ты поешь, дай мне знать. Сделаем отметки на поземелье, – наклонился к нему брезд.

Охотник кивнул. Ему поднесли ушные затычки: и впрямь, его здесь знали!

Поднимались тосты за Маэрха, за будущие победы, за хорошее знамение, – за все что угодно. Воины: брезды, дремсы и холкуны усиленно пили, а потом затянули длинную тягучую песнь о трудном пути лишений, о потеряной родной земле, об оставленном и забытом. Многие плакали. Некоторые сидели, нахмурившись, низко склонив голову над столом. Их массивные руки безвольно лежали на столе. Воины смотрели на них, как на бесполезное оружие, не способное ничего изменить.

Уныние! Всеобщие уныние и подавленность вдруг как-то бочком проникли в торжественность залы и заняли в ней почетное место.

– Иди за мной, – подал ему знак старый брезд, заметивший, что людомар больше не ест и не пьет.

Они прошли сквозь длинную анфиладу пещер, служивших их обитателям местом пребывания, о чем свидетельствовал терпкий запах обжитости, вышли на небольшую площадку, сокрытую от посторонних глаз громадными сосулями – по весне водопад снова станет водопадом – и спустились вниз, туда, где вода в должное ей время набирается в природную впадину.

Людомар онемел от удивления. У его ног раскинулась Владия. Он обозревал Боорбогские горы и Синие Равнины, Десницу Владыки и Чернолесье. Неведомая рука настолько искусно, с такой любовью воссоздала изо льда карту бывших земель брездов, что Сыну Прыгуна оставалось лишь молча лицезреть это творение, восхищенно задержав дыхание, так, словно бы он кружит, подобно птице, над Владией.

– Укажи, что изменилось, – попросил его брезд. Он кивнул куда-то в сторону и из нише в скале вышел молодой холкун. Он только проснулся, поэтому тер красные от недосыпа глаза.

Охотник осмотрел карту и указал на ее недостатки: здесь больше нет леса, он отступил вот туда; реки тоже нет (а ведь она была!) и здесь есть новая твердыня. Простое, вроде бы, занятие, затянулось надолго.

Брезд с явным удовольствием рассматривал свои миниатюрные владения. Когда тьма сгустилась настолько, что карта стала плохо видна, он приказал принести рочиропсов. Казалось, старое тело было покинуто молодым воинским духом. Оно не чувствовало усталости, холода и течения времени. Людомар стал мелко дрожать от холода, когда брезд отвел глаза от карты. На его лице, вдруг, отразилась такая усталость и разочарование, что он постарел еще больше.

– Стало хуже, – спокойно произнес он. – Они заперли нас новыми крепостями вот здесь и здесь. Они отыскали тайную тропу по склону хребта. – Старик взглянул на своего молчаливого слушателя. – Ты не понимашь, – с горечью произнес он. – Теперь не понимаешь, я вижу. – Он приступил к нему и взял ладонью за тыльную часть шеи. – Когда-то ты был мне лучший советник. Тяжело потерять тебя. – Неожиданно его лицо приобрело заинтересованное выражение. Он бесцеремонно обошел людомара и, приказав стоять и не двигаться, приподнял ему волосы на затылок. – Беллер, – прошептал он и возвратился к Сыну Прыгуна с напряженно-подозрительным взглядом. – Ты говоришь, что ничего не помнишь. Совсем ничего?

– Воспоминания приходят, как сон, видение…

– Беллер-мон, что ты знаешь про это?

– Ничего.

– Подумай. Представь.

– Ничего.

– Навел! На-авел! – закричал брезд и когда по каменным ступеням послышались шаги спешащего слуги, старик улыбнулся людомару. – Навел, – обратился он к подбежавшему холкуну, – призови Голсиб-беллера. Пойдем со мной, – старик повернул лицо к Сыну Прыгуна, – здесь становится холодновато.

Они прошли в небольшую пещерку, сплошь увешанную шкурами, где старик водрузил свое тело на большой тюфяк и застонал, вытягивая ногу.

– Ты звал меня, боор? – В помещеньице мягко вошел беллер. Он был достаточно молод. Даже седина не тронула еще его шевелюру и густую бороду.

Старик указал на людомара и произнес: беллер-мон.

Маг повернулся к Сыну Прыгуна с таким видом, словно увидел чудо.

– Беллер-мон уже никто не способен… – проговорил он, походя и кладя руку охотнику на шею. Он отдернул ее так, как если бы обжегся. – Беллер-мон, – пробормотал Голсиб-беллер, побледнев.

– Кто бы мог это сделать с ним? – спросил боор и вкратце обсказал историю людомара.

– Тесож-беллер, – сказал маг, – или Доранд-беллер. Только они.

– Я помню его, – сказал Сын Прыгуна.

– Кого?

– Доранд-беллера. Перед нашим выходом от Глыбыра-боора он говорил со мной, а после подошел и… – Охотник замер. Воспоминания двумя скудными каплями влились в него. – Он протянул черный рочиропс холларку из Онеларка. После того, как грезры напали на нас в водах… после холларк передал рочиропс мне. После я… – Тут воспоминания прервались и как людомар не силился, не мог упомнить даже толики того, что было дальше.

– Мон, – кивнул беллер. – Доранд-беллер избрал его.

– Для чего? – спросил боор.

– Про то известно только одному ему.

– Ты можешь открыть мон?

– Нет. Доранд несравненно сильнее меня. Я не смогу, боор.

Брезд сжал губы и разочарованно, но с надеждой посмотрел на людомара. Неожиданно он засмеялся. Его смех был похож на ломающееся от урагана сухое дерево.

– Ты не узнал даже и меня, – проговорил он, когда смех перестал сотрясать его тело. – Сколь много удивительного снова стоит тебе познать, людомар.

Охотник не ответил. Беллер тоже стоял молча, погруженный в свои мысли.

– Не хочешь ли спросить, кто я? – старик приподнялся на своем ложе.

– Кто ты?

– Я Глыбыр Большелобый, Глыбыр Свирепый, Глыбыр Хитрец – кому как угодно меня называть. Взгляни, Голсиб-беллер, ха-ха-ха, он и не подумал склониться предо мной. За то и люблю людомаров!

****

Дурные вести приходили из Острокамья и из окрестностей Меч-горы. Холмогорье снова дало отпор саарарским войскам. Проклятые реотвы заманили саараров в ловушку меж холмами и смыли их войско, разрушив запруду и направив водный поток прямо на воинство.