Текст книги "Понять Россию умом"
Автор книги: Дмитрий Калюжный
Соавторы: Сергей Валянский
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 49 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]
2.5. Опыт Аргентины
Сразу после дефолта 17 августа 1998 года МВФ, чтобы сохранить свое ослабшее влияние, пыталось навязать России в качестве советника автора «Аргентинского экономического чуда» Доминго Кавалло. В спешном порядке был сверстан план Черномырдина – Федорова (Бориса) – Кавалло, активно поддержанный Джорджем Соросом. План заключался в следующем. На первом этапе – обесценение российских долгов через гиперинфляцию, сопровождающуюся обвальным падением обменного курса рубля и резким снижением реальных доходов и сбережений населения. На втором этапе – фиксация обесценившейся денежной массы и обменного курса рубля и переход к системе валютного правления.
Согласно прогнозам экспертов Совета Федерации РФ, принятие программы Черномырдина – Федорова – Кавалло закрепило бы положение России как глобального донора развитых стран. Была бы окончательно разрушена наукоемкая и сложная обрабатывающая промышленность. Были бы неизбежны повсеместные банкротства предприятий из-за сжатия денежной массы, закрепление сырьевой ориентации экономики, ликвидация научно-технического потенциала, резкий рост безработицы – до 30—35%.
Но это все были прогнозы. Куда интереснее посмотреть на реальность – ведь в Аргентине была реализована в точности такая программа «структурной стабилизации» МВФ в наиболее чистом виде. Хозяйство Аргентины – не очень большое и сложное, по мировым масштабам, с развитыми институтами рыночной экономики. Здесь функционирование экономики при наложении на нее условий неолиберальной программы прослеживается четко и наглядно, обратные связи прозрачны. Посмотрим же, что дала реформа нашего советника Кавалло его родной Аргентине.
Сначала несколько слов о стране. Она – второе но величине государство Южной Америки после Бразилии. Ее площадь около 2,7 миллионов кв. км, а население около 44 миллионов. Северные районы страны лежат в субтропической зоне, центральную часть ее занимают плоскогорья и широкие степи, а южные районы включают в себя холодные окраины Южно-американского континента. Изначально эти земли населяли индейцы. Они были обращены в рабство испанцами, которые прибыли сюда в XVI веке и объявили эти территории собственностью Испании. Именно испанцы назвали страну Аргентиной – от слова «argentum», которое в переводе с латинского означает «серебро». Завоеватели рассчитывали найти здесь богатые залежи серебра, но они ошиблись. Как выяснилось, основное богатство Аргентины заключалось не в драгоценных металлах, а в тучных зеленых пастбищах и плодородной почве.
В наши дни в Аргентине остались лишь немногочисленные индейцы, а большинство аргентинцев европейского происхождения, хотя около 15 процентов населения составляют метисы. Большинство аргентинцев живет в городах, около одной трети всего населения страны – в Буэнос-Айресе и его окрестностях. За многие годы в страну в поисках работы прибыли миллионы иммигрантов, поэтому городское население очень разнообразно но этническому составу.
Большие области страны остаются незаселенными из-за малодоступности и сурового климата.
В Аргентине разводят молочный скот и овец, выращивают пшеницу, фрукты и виноград. Продукты сельского хозяйства составляют три четверти всего экспорта страны, но Аргентина производит также автомобили, телевизоры, самолеты, электротовары и текстиль.
Теперь вернемся к Кавалло. Смысл его реформы заключался в отказе от государственного регулирования экономики, полной либерализации внешней торговли и ставке на привлечение иностранных инвестиций и кредитов и, кроме того, в резком сокращении государственных расходов. Название «валютное управление» эта схема получила потому, что вместо национального Центрального банка главным регулятором макроэкономической политики стал жесткий механизм привязки денежной эмиссии к приросту валютных резервов.
В такой системе государство полностью отказывается от своего эмиссионного дохода и кредитования экономического роста, – чтобы профинансировать расширение отечественного производства, придется вначале экспортировать сырье или взять за рубежом кредит для получения валюты, под прирост которой разрешается эмитировать национальную валюту. Или продать предприятия иностранцам, чтобы они ввезли валюту для эмиссии национальных денег под рефинансирование производства.
«План конвертируемости» был принят законодательно в 1991 году. Курс песо был жестко привязан к доллару (1:1). Эмиссия разрешалась лишь в случае прироста золотовалютных резервов, а контроль над соблюдением этого порядка передавался специальному валютному комитету, тесно связанному с МВФ. Компенсацией за частичную утрату суверенитета аргентинское правительство считало обещание финансовой поддержки (в форме займов и льготных кредитов) со стороны международных финансовых институтов.
Продавать валютную выручку экспортерами стало не обязательно. Власти сознательно обеспечили большую прибыльность по долларовым вкладам по сравнению с депозитами в песо. В банковскую сферу Аргентины был открыт свободный доступ иностранному капиталу. В результате за шесть лет иностранные банки увеличили свою долю в банковских активах страны с 17% до 53%; объемы сбережений в песо и долларах в банках страны почти уравнялись. Но самое интересное то, что в результате либерализации банковской сферы Аргентина стала одной из зон для отмывания грязных денег. Как сообщил ИТАР-ТАСС, на прошедшем в октябре 1999 года семинаре специалистов Аргентины и США были оглашены масштабы отмывания денег – около 15 млрд. долларов в год, из них 6 млрд. наркодолларов.
К доллару перешли функции, выполняемые обычно национальными валютами: кредитование экономики (более чем наполовину), обязательное банковское резервирование (полностью), денежное обращение (треть денежной массы) и т. д. 14 февраля 2000 года правительство ради получения очередного кредита МВФ обязалось акционировать, а затем и приватизировать государственный банк «Banco de la Naciуn». Лишь две сферы остались за национальной валютой: выдача зарплаты и выплата налогов.
И стоило Федеральной резервной системе США повысить учетную ставку, как привлекательность аргентинского рынка для иностранных инвесторов улетучилась. Началось бегство капитала, и остановить или хотя бы как-то воспрепятствовать ему правительство не могло: валютный контроль по условиям реформы был отменен.
Для компенсации убежавших из страны капиталов правительство провело тотальную приватизацию госсобственности. Но цены были существенно занижены по сравнению с реальной стоимостью предприятий, а иностранный капитал получил право на проникновение практически во все сферы. И он, конечно, взял под контроль ключевые отрасли экономики Аргентины, в том числе и предприятия ВПК.
Иностранные инвестиции (80%) были направлены на скупку уже существующих предприятий, а не на реализацию новых проектов на основе современных технологий. После 1993 года приток прямых инвестиций сократился, в 1994—1995 годах его размеры были уже сопоставимы с уровнем перед приватизацией. Это означает, что иностранные инвестиции не идут на модернизацию производства. А зачем? Гораздо выгоднее были краткосрочные спекулятивные операции на финансовом рынке. Спекулятивный капитал подмял под себя капитал производственный, в аргентинском ВВП распухла финансовая компонента.
К концу 1999 года экономика Аргентины перестала существовать как целостная система, ориентированная на интересы страны. Демонтированы или парализованы системообразующие для страны отрасли за исключением нефтяной, на которую приходится 50% инвестиций находящихся в Аргентине фирм. Сегодня из страны бегут не только капиталы, но и промышленность. 1999 год назван годом «великого переселения» промышленных предприятий в Бразилию.
А вот здесь – особое внимание! Теоретики либерализма утверждают, что свобода торговли должна привести к росту торгового сальдо за счет наращивания экспорта. А на самом деле? Да, экспорт несколько вырос, однако импорт увеличивался быстрее, и положительное сальдо, имевшее место в 1991 году, уже через год сменилось на отрицательное. В 1994 году торговый дефицит Аргентины был равен уже почти 6 млрд. долларов. Но зачем же нам, спрашивается, после этого аргентинский экономический советник, когда советник нашего собственного президента, А. Илларионов, говорит такие вещи:
«Везде – от Ирландии до Новой Зеландии, от Эстонии до Маврикия, от Чили до Китая – обеспечение экономической свободы сопровождается невиданными ранее достижениями в развитии экономики, повышении благосостояния населения».
В Аргентине либерализация импорта привела к краху многие национальные производства, тем самым сузив потенциальную экспортную базу экономики, и превратила страну в поставщика сырьевой продукции, включая сельхозтовары (в общем объеме – свыше 70%), при постоянно снижающемся уровне конкурентоспособности и нарастающем торговом дефиците.
В соответствии с идеями либерализма были резко сокращены государственные расходы, в том числе на оборону, науку, здравоохранение. Теперь армия влачит жалкое существование, весьма успешные научные разработки во многих направлениях свернуты под прямым нажимом США, притока в науку частных капиталов не произошло, системы здравоохранения и пенсионного обеспечения переданы на откуп частному капиталу. Безработица за семь лет выросла в три раза и достигла 14,5% экономически активного населения. Зарплаты бюджетников сокращаются, а налоги растут. Они уже составляют в среднем до половины зарплаты!
Для поддержания паритета песо с долларом власти вынуждены постоянно прибегать к крупным заимствованиям. Внешний долг, который сначала слегка снизился благодаря приватизации (что использовали в целях пропаганды), вскоре стал быстро расти. С начала 1991 года до конца 1997-го он вырос почти на 50 млрд. долларов, составив суммарно 110 млрд. долларов, а через год подскочил до 144,2 млрд. долларов.
Любопытно, что рост внешнего долга шел быстрее, чем рост ВВП, и намного быстрее, чем рост реальной экономики. Это означает, что в ходе реформы Кавалло хозяйство страны не развивалось, а проедалось, накладывая все более тяжелое бремя на следующие поколения. Но либералы, под нажимом МВФ, продолжали свои реформы. Казалось бы, сколько нужно иметь ума в голове, чтобы сообразить: пора останавливаться. Но остановиться они уже не могли.
И здесь уместно спросить, а что нужно иметь в голове российским реформаторам, чтобы, имея перед глазами пример Аргентины, всерьез предлагать своей стране такую же участь?
Финансовая нестабильность вызвала политическую. Дело дошло до того, что даже партии, входящие в правящий блок, вынуждены были подвергнуть резкой критике собственное правительство, назвав его программу «диким неолиберальным планом». В июне 2000 года по Аргентине прокатились массовые волнения и столкновения с полицией, охватившие целые регионы. Крупнейшие профсоюзы объявили о всеобщей забастовке. Отдельные марши протеста прошли под руководством священников, люди, доведенные до отчаяния, взбунтовались.
Усиливалось бегство капитала. В апреле 1999 года совместное исследование Министерства экономики и МВФ показало, что на тот момент аргентинцы держали за границей не менее 90 млрд. долларов. Эта сумма превышала объем всех банковских депозитов внутри страны и в 4 раза – валютные запасы Центрального банка. Она представляет собой три с половиной годовых дохода от экспорта аргентинских товаров.
Наши монетаристы нас убеждают, что стабилизация инфляции, устойчивость валюты и рост ВВП – это основа инвестиционной привлекательности страны. Достигнете ее, и вам придется отбиваться от инвесторов, деньги огромным потоком потекут в страну, а не из нее. Но ведь у них уже был пример Аргентины! Что происходило в реальности? Малограмотные аргентинцы, не знающие либеральных экономических теорий, упорно вывозят капитал из страны. Неужели не только в России народ «неправильный»? А может, что-то не так с либералами? Ведь здесь одно из двух: или аргентинские и русские либералы – полные, абсолютные, окончательные тупицы и бездари, или они – откровенные враги своих народов. А наши, так тем более: посмотрели, что получилось в Аргентине, и с учетом, так сказать, опыта, кинулись внедрять в России.
А ведь Аргентина находится в существенно более благоприятных условиях, чем Россия. Реализация того же сценария у нас приведет к более быстрым и необратимым последствиям.
Вот еще один маленький штрих. Контроль иностранного капитала и МВФ над экономикой и финансами Аргентины привел к потере ею политической самостоятельности. В 1997 году страна получила статус «главного союзника США из числа стран, не входящих в НАТО». На международной арене она во всех без исключения вопросах выступает как сателлит Вашингтона. На последней сессии Организации американских государств Аргентина противопоставила себя всем соседям, оказавшись единственной страной Южной Америки, которая поддержала США в их доктрине «ограниченного суверенитета» для Латинской Америки, поддержала право Америки на военную интервенцию в любую страну региона, подобную интервенции в Югославию.
Вообще-то аргентинцам с самого начала объясняли, что реформы будут проводить в их интересах. А провели в интересах другой страны. Обманули. В результате реформ Кавалло население Аргентины катастрофически беднеет. Начиная реформы у нас, теперь уже россиянам объяснили, что реформы нужны в наших интересах. И в доказательство рассказали нам, как хорошо все получилось в Аргентине, и даже собрались привезти сюда их Кавалло, чтобы уж наверняка…
Когда-то в Аргентине коров было больше, чем людей. А вот что пишет В.П. Весенский, много лет работавший в Аргентине, в книге «Огни больших городов» (М.: Мысль, 1990): «В самых бедных штатах, таких, как Параиба, едят крыс! Губернатор штата докладывал президенту, что ловцы крыс даже образовали некий параллельный рынок…»
Эта книга об аргентинском либеральном эксперименте была опубликована в России тиражом 75000 экземпляров ДО НАЧАЛА такого же эксперимента в нашей стране.
Доктрина, ориентированная на интересы крупного спекулятивного капитала, не принимает во внимание проблем простого человека. Аргентинцы были потрясены, когда в июле 1999 года в печать просочились данные секретного доклада Всемирного банка «Бедность и распределение доходов в Аргентине». Оказалось, что доходы 36,1% жителей страны не позволяют приобрести минимальную продовольственную корзину, а 8,6% живут в состоянии нищеты и потребляют калорий меньше физиологического минимума. Ниже порога бедности находятся 40% детей до 14 лет. Это в стране, имеющей идеальные условия для производства продовольствия.
В феврале 2000 года МВФ потребовал от Аргентины в обмен на выделение нового кредита увеличить пенсионный возраст для женщин с 60 до 65 лет. Чтобы сэкономить на пенсиях. Эх, куда деваться!
И это – независимая, индустриально развитая, культурная страна с давно сложившимся европейским стилем жизни…
Часть III. Знаем ли мы Россию?
Тяжелые условия России – это не риск. Это налог.
И от него избавиться никак нельзя.
Явление Руси[15]15
В эту главу вошли тексты из наших книг «Явление Руси» (М.: Крафт+Леан, 1998) и «Другая история России» (М.: Вече, 2001)
[Закрыть]
Для образования этносов (народов и народностей) необходимы соединения людей разных племен, контакты между племенами, деторождение. Постоянно идут переселения, расселения, колонизации, освоения новых умений и знаний, а также изменения в языках. Столь же постоянно меняются все участники этих процессов.
«Прежде веку не помрешь» (В. Даль). Непременно нужно помнить: человек плодовит и смертен. Век, словом этим обозначалась на Руси продолжительность жизни человека. Во многих славянских языках и посейчас век значит возраст, поколение, период. Связывание века и столетия – изобретение достаточно недавнее и не русское. Разве поговорка «весь век маяться» говорит нам о столетии?
Смена поколений, вот что было главным при создании этноса и его культуры. Племя может иметь ту же территорию, то же название, ту же веру, но люди уже иные. Принцип самоорганизации лежит в основе изменения численности людей, культуры, скорости расселения. А ведь племя осваивает новые территории, может избрать иную веру! А как меняется язык! Может ли кто-нибудь утверждать, что в 2001 году русские мужчины в возрасте 20 лет такие же, как русские мужчины того же возраста, но в 1801 году? Такие же, как мужчины в 1401 году? Да они не нашли бы общей темы для разговора! Не говоря уже о том, что не поняли бы языка друг друга.
Но так же бесполезны попытки рассматривать наше прошлое как череду частных «историй»: история Перестройки, СССР, царизма, Петровской Руси, Смутного времени, «Древней Руси» и так далее. Речь можно вести не об историях разных государств на одной и той же территории, а о единой истории народов, населяющих эти земли, во всей совокупности их культур, развивающихся во времени.
Земледельческую культуру сюда принесли славяне. Племена, центром расселения которых были земли современной Восточной Венгрии, а территория ограничивалась верховьями Днестра, Южного Буга, Вислы, среднего течения Днепра, верховий Одера и Эльбы, северного Прикарпатья, стали родоначальниками пра-славян. В IV—V веках н. э. они начали осваивать долины рек, распространяясь вверх и вниз по их течению на север и восток. На западе остались более сильные германцы. И еще до появления русских, белорусов и украинцев произошло разделение единого этноса на западных и восточных славян.
Согласно Л.Н. Гумилеву, этносы могут уцелеть, только если приспособятся к ландшафту, природным и климатическим условиям, в пределах которых им приходится жить. Народ вынужден корректировать свое поведение, создавая определенные правила взаимоотношений в обществе, отношения к природе, нормы хозяйствования. Поведение людей становится стереотипным для каждого члена сообщества; усвоенные стереотипы, освященные исторической традицией, составляют культуру, отличающую членов одного этноса от другого.
Влияние природы на стереотипы поведения людей и развитие их культуры проявляется трояко.
1. Естественные медленные изменения в географической среде вели к естественному медленному развитию и закреплению правил поведения. Например, охотничье житье было практически одинаковым на севере Европы, в Сибири, Аляске и Канаде.
2. Природное разнообразие на территории, занимаемой каким-либо одним этносом, приводило к соответствующему разнообразию стереотипов поведения и освоению людьми разнообразных видов деятельности, к умению быстро приспосабливаться к любым изменениям.
3. Однообразие среды, когда люди длительное время жили в одной и той же местности при неизменных природных условиях (весь год лето или, наоборот, лето не отличишь от зимы) создавало определенную региональную специфику жизни, устойчивую и монотонную.
Человек анатомически, физиологически и психологически одинаков ВЕЗДЕ, и от природных только условий местности, в которых он развивался, зависит, каким он стал и как ведет себя по отношению к обществу и природе.
До прихода сюда славян с их земледелием, земли современной России населяли финно-угорские охотники. Охотнику нет нужды выдумывать плуг. Охотник не станет ждать, пока на него с неба свалится банан. Охотничья семья существует сама по себе; у охотников не может быть царя. Техника охотничьего хозяйства, и даже совершенствование орудий охоты и рыбной ловли препятствует переходу к классовой организации, которая предполагает создание определенных излишков ценностей. Охота основана на использовании природных ресурсов без накопления излишков. Охотничье общество не может перейти на более высокую ступень через свое саморазвитие, так как у его членов нет необходимости отказываться от охоты и ловли рыбы.
Лишь общение охотников с племенами, живущими в принципиально других условиях и имеющими в результате иного природопользования другие продукты – земледельческие, скотоводческие – привело к возникновению потребности в продуктах земледелия и животноводства, а это дало начало собственному производству, вынудило отказаться от охоты как единственного занятия.
В культурном же обществе, например, земледельческом, перемены в деятельности людей могут происходить не только из-за природного разнообразия, но также из-за изменений в среде обитания, вызванных самой человеческой деятельностью. Так, истощение верхних слоев почвы требует более глубокой обработки земли, что влечет за собой дальнейшее общественное и техническое развитие: появление плуга, разведение крупного скота как тягловой силы и так далее.
Вот теперь появляется необходимость в контакте с соседними племенами. Если раньше такой контакт был бы просто привлечением конкурентов на свою территорию, то повышение уровня развития производительных сил, появление качественных различий в производимой продукции выводит культурные племена из географической изоляции, позволяя установить действенные связи с соседями.
Проще говоря, им уже есть, чем обмениваться. Остается решить вопрос об удобных путях сообщения.
Итак, без учета фактора пространства (географической среды обитания) невозможно правильно определить, как развивалось общество во времени. Природа влияет на скорость и направление такого развития. Изучение ландшафтов и климатических условий позволяет развеять стандартный, повторенный многократно миф о том, что дикие племена, будь то арабы, монголы или кочевники северного Причерноморья могли вдруг сниматься с мест постоянного кочевания и проливая реки крови, безумными ордами сметать цивилизованные народы, попадающиеся на их пути. Здесь правды нет.
Лишь один исторический случай, германская колонизация Европы, заслуживает серьезного внимания. Однако тут ошибка в другом: германцы, вопреки традиционным утверждениям, не были дикарями, некультурными «варварами».
Ландшафт древней земледельческой Германии представлял собой своеобразное сочетание лесостепей с непроходимыми лесистыми горами, дававшими мало места для дальнейшего развития хозяйства. Между тем рост населения требовал больше продукции. Создавать новые сельхозугодья в непроходимых лесах и болотах было очень сложно, поэтому в истории Германии часто возникали периоды перенаселения и голода. В результате начался прогресс в развитии сельскохозяйственной техники. Появился плуг, а плужное земледелие органически соединило земледелие и скотоводство, так как тащить плуг сподручнее, запрягая животное.
Сложилась такая ситуация. В районах с теплым климатом и плодородными почвами (Центральная и Южная Европа) высокие урожаи получали с небольших участков, обрабатывая их простой мотыгой, без всякой техники. А в Северной Европе, с ее суровым климатом и менее плодородными почвами, земледелие на мелких участках было нерентабельным, а большие площади требовали тягла; ручным трудом нельзя было обойтись. Германцам для выживания пришлось использовать орудия труда более высокого типа, у них развились более прогрессивная техника и система хозяйствования.
Однако освоение южных земель через их захват и переселение туда своих людей все же было для германцев более легким способом решить проблему, чем улучшение методов ведения сельского хозяйства.
Откуда же взялась легенда о дикости германцев? Дело в том, что внешние условия, способствующие быстрому прогрессу в технике, совсем не обязательно ведут к прогрессу в общей культуре; последняя требует для своего развития более долгих периодов. На севере Европы создавали технику, – на юге философствовали и ваяли скульптуры.
Но для того, чтобы осуществлять территориальную экспансию, захватчику нужно превосходство как раз в технологиях, а не в общей культуре. Вот причина того, почему германцы захватили пол-Европы, успешно конкурируя даже с Византийской империей, правда, только на ее периферии; им оказалась не по зубам основная территория империи, находившейся на более высоком уровне развития. Даже в XV и более поздних веках, когда власть в Византии уже держали турки, она не была слабее Европы.
Передовые военные отряды уходили весьма далеко, они оставались на новых территориях, ассимилируясь уже здесь. Но, в силу своей малочисленности, завоеватели не сумели всех «переварить», создать по всей Европе общую германскую культуру. Поэтому здешние народы в большей или меньшей степени сохранили свою самобытность. Германская экспансия – вот причина, почему Европа считается наследницей единой цивилизации. Здесь все, так или иначе, пронизано той первичной традицией, которую принесли с собой германские племена.
На захваченных германцами землях жили земледельцы, они были конкурентами для захватчиков. На первых этапах своей экспансии они часть соседнего населения ассимилировали, а тех, кого не брали в рабство, уничтожали. И это надолго закрепилось как некоторый стереотип их поведения. Вообще у всех народов, колонизовавших в то или иное время чужие земли, складывались определенные поведенческие стереотипы в отношении местных жителей, но только германцы предпочитали уничтожение людей. Так, правнуки тех же германцев, освоивших Европу (немцы, англичане и другие), при освоении Северной Америки уничтожали индейцев-аборигенов безо всякой надобности, интересуясь только землей, а не людьми, ее населяющими.
А вот испанцы, наследники великой Византийской империи, осваивая Латинскую Америку, вели себя иначе. Например, в Мексике и сейчас живут на равных индейцы, коренное население этих мест; метисы – те, кто произошел от полового контакта испанцев с местным населением, и, наконец, гидальго, чистые испанцы, сохранившие свою самобытность в новых условиях.
Славяне, уйдя из-под власти германцев и совершая свой путь на восток, встретили племена, стоящие на более низком уровне развития и производительных сил, и вообще культуры. Те, с кем они столкнулись, были в основном охотниками и рыболовами и не являлись конкурентами славян в использовании природной среды. Здесь была возможна мирная ассимиляция и совместное житье-бытье; так сложился стереотип отношения к местным жителям, как к «братьям меньшим». В итоге русские более или менее мирным образом расселились вплоть до Тихого океана.
Но вернемся к началу этой истории. Итак, распространение племен, которые уже можно было назвать славянскими, началось в IV—V веках нашей эры, а на земли современных Белоруссии, Украины и европейской части России они попали только в VI—VII веках.
В общеславянском языке есть память о временах, когда орудия изготавливали из кремня, а между тем похожесть языков западных и восточных славян и образовавшихся от них народностей показывает, что разделились они не очень давно.
Каким образом пра-славяне, выйдя в небольшом количестве из Восточной Венгрии, сумели быстро заселить земли от Балкан до Балтики? Дело в том, что это было движение не масс народов, а небольших групп людей, несущих новые идеи, прежде всего идеи земледелия.
История традиционно описывает деяния героев и ведомой ими толпы. Это правильно. Но в перерывах между походами за героем представители «толпы» индивидуально и самостоятельно живут, работают и плодятся. Молодой славянин с конем и топором приходит в дремучий марийский лес, рубит себе избу, готовит делянку и земледельничает. Он хочет женщину, и он обязательно найдет себе девушку-марийку и наделает с ней детей. А они лет через 17—20 продолжат это полезное дело. Потом придут еще славяне, потом германцы налетят, скандинав мимо проедет. Через сто лет перед нами новый этнос.
На пути восточных славян в основном лежали земли финно-угорских племен, а также кочевников-тюрков в северном Причерноморье и балтийских племен в Прибалтике. На основе балто-славянских отношений появились белорусы, славяно-финский контакт породил русских, а от славяно-венгро-тюрков получились украинцы. До VII века ни одного «русского» не существовало на планете, и только в VII—VIII веках начали формироваться на громадной территории будущей Руси новые этносы. Точно также, от смешения тюрксих, финноугорских и славянских племен, образовался на Волге народ, который теперь называют татарами.
Но процесс этносообразования до сих пор не закончился! Он продолжается, и даже сегодня мы видим дополнительные смешения.
Одновременно и даже раньше поселения славян на финно-угорских землях германцы начали заселять земли полабских славян, живших по реке Лаба (Эльба) и вообще на всей территории современной Восточной части Германии.
Если рассматривать нашу историю схематично, дело шло так. Сначала на новую землю приходили крестьяне, ушедшие от своих германских хозяев ради вольной жизни. Они переселялись также и потому, что им тоже не хватало земель на западе. Они занимались подсечным земледелием, а этот вид труда требует коллективных усилий и общественной собственности. Им не было нужды строить укрепленные поселения, так как своей хозяйственной деятельностью они не мешали местному населению, охотникам и собирателям лесных плодов. А местное население не мешало славянам-земледельцам.
Славяне менялись с туземцами продуктами труда и женщинами, распложались и строили новые хутора и поселки. Внуки, правнуки первопоселенцев и местных жителей уже не были ни чистыми славянами, ни финно-угорами. Они становились русскими.
Но там, откуда пришли их деды, осталась старая феодальная система и продолжала действовать иерархическая «пирамида подчинения». На новые земли, естественно, вслед за крестьянами устремлялись интересы феодала и его детей. Власть требовала все новых дружинников, а дружинникам для кормления нужны были земли с работниками. Князь говорил своему вассалу: «На диких землях к востоку живут наши люди. Возьми их под свою руку». Землю такой дружинник получал от князя только на время своей службы. Так, вслед за трудящимися, сюда переселялся и аппарат власти.
Новые хозяева начинали эксплуатировать и размножившихся здесь крестьян, и коренное охотничье население. Единая власть и хозяйствование в пользу этой власти приводили к частичной ассимиляции местных и пришлых жителей в единый народ, с общей культурой, языком и нравами. А единые требования налога заставляли вчерашних охотников осваивать земледелие, благо было у кого учиться. И наступал момент, когда молодые крестьяне маленькими группками начинали уходить дальше на восток…
Таким образом, Киевское, Московское, Суздальское, Новгородское княжества были форпостами движения культуры Европы на восток. Движение это, фактически на наших глазах, закончилось выходом русских на берега Тихого океана. Некоторое время русским был и здоровенный кусок Америки, холодная Аляска. Русские заселяли Америку вплоть до Калифорнии, Россия владела даже Гавайскими островами, правда, всего один год.