Текст книги "Белое танго"

Автор книги: Дмитрий Вересов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 32 страниц)

– Это довольно долго продлится, – сказала Таня и открутила пленку вперед.

В ускоренном режиме мужчина смешно подпрыгнул, показал профиль в черной маске, поверх которой блеснули очки, и, перебирая ножками, убежал вбок, за пределы досягаемости камеры, и тут же появился вновь. Таня поспешно переключила видик на воспроизведение.

Мужчина был гол, и нагота этого абсолютно безволосого тучного тела уже сама по себе казалась запредельно непристойной. В таком виде он походил не на человека, даже не на млекопитающего зверя, а на отъевшегося мучного червя.

Пританцовывая и колыхая телесами, существо вновь приблизилось к возвышению и принялось обходить гроб против часовой стрелки. Впервые зритель получил возможность увидеть героя в лицо. Лицо, как и следовало ожидать, было толстое, круглое. Даже в этой своеобразной обстановке черты этого лица невольно ассоциировались с простотой, добродушием, некоторой рассеянностью в сочетании с мудрым лукавством. Этакий круглоносенький, очкастенький мистер Пиквик.

– Узнаешь? – Вопрос Тани был сугубо риторическим.

– Откуда это… у тебя? выговорил Джулиан.

Таня развела руками.

– Интуиция. Ну, несимпатична мне была эта телекамера в левом притворе.

Нацелена в голый угол в тупик с пожарным шлангом, на монитор в дежурке не. выводится. Лишняя, бесполезная. Но согласись, совсем уж бесполезных технических устройств не бывает – не люди, чай. Вот я, стало быть, и попросила установить напротив этой камеры другую, такую миниатюрную…

Джулиан заскрипел зубами.

– Вчера днем тебя в том углу засекли, со мной по горячей линии связались – и вот вам результат. Ты, дружок, нам и показал, как оно работает. Преломление лазерного луча, значит? Можно, значит, не просто из-за угла снимать, а из-за трех углов, лишь бы в каждой узловой точке ма-аленький такой, незаметный отражатель поставить?

На экране тем временем набирало обороты зрелище, исключительное по своей мерзопакостности. Нетерпеливо суча ножками по сброшенным на пол цветам, толстячок-добрячок брюхом навалился на гроб. Пальцы его елозили по платью куклы.

Вот отдернул руку, затряс кистью в воздухе, – должно быть, на булавку какую-нибудь напоролся. Вот снова приложился, рванул с силой за укутанные кружевами плечи… По тому, как объект поддавался приложенной силе, как завалилась подкинутая толчком белокурая головка и упала рука, скинутая с груди, стало понятно, что в гроб положена не совсем кукла…

– Выруби, – прошептал Джулиан. – Меня сейчас вырвет.

– Сиди! – рявкнула Таня и вновь надавила на дистанционник. Что-то свистнуло, и Джулиан оказался пришпиленным к креслу неизвестно откуда выскочившими плотными пластмассовыми захватами. – Ты что ж, мразь, всех нас похоронить решил, а? Неужели ты не понимаешь, во что впутался – «Зарину» попросту раздавят, как клопа, даже не прилагая особых усилий, а наши с тобой бренные останки даже не выловят в верховьях Темзы с чулком на шее, если только этот Пиквик…

– Какой Пиквик? – удивился Джулиан, гим-назиев не кончавший. – Пиквик – это такой чай, а он…

– Да знаю я, кто он. – Таня покосилась на экран, где предмет их разговора воодушевленно полосовал длинным ножиком содранное-таки с «куклы» платье, натянув на голову черные кружевные трусики, добытые там же. – Значит, тебе дураку сказали, что он загорится желанием приобрести эксклюзивные права на этот кинематографический шедевр с собой в главной роли и расплатится не только большими денежками, но и гарантиями безопасности для творческой группы? Дескать, если господин глава дружественной державы захочет бяку сделать, то и господину главе бяка будет не меньшая. Так?

Джулиан молчал. Таня обошла стол, склонилась над ним. В левое нижнее веко уперлось острое золотое перо «Картье».

– Говори, а то без глаза останешься. Для начала…

Таня слегка надавила на авторучку. Джулиан взвизгнул.

– Говори, – устало повторила Таня.

– Ну, Солидняк сказал, что дело чистое… – забормотал Джулиан.

– Погоди, что еще за Солидняк?

– Ну, который под полковника косит. Аферист знатный…

– Полковник Паунд?

Таня опустила ручку и расхохоталась.

– Ты чего? – недоуменно спросил Джулиан.

– Господи, ну какой же ты идиот!.. Солидняк… Вы что, даже не удосужились проверить, что это за птица, прежде чем с ним в дело входить?

– А как?

– Да хотя бы в юбилейный буклет заглянули. «Восемьдесят лет Британским бронетанкам» или что-то вроде, сейчас не припомню. На сорок пятой странице групповой портретик старших офицеров Ее Величества Девятого, и Паунд наш в обнимочку с командиром, в полный рост. Полковник-то настоящий! 'И непростой к тому же. Военная контрразведка. А если учесть, что Девятый в Западной Германии расквартирован, такой дядя там сидел не просто для отчетности.

– Про это, что, тоже в буклете написано?

– Он еще иронизирует… Нет, конечно. Но иногда полезно бывает пивка попить с ветеранами… Так что не будет ни угроз, ни наездов, а будет милая конфиденциальная беседа на высшем уровне, и в качестве ответной любезности за небольшие уступки политического и экономического свойства высокому зарубежному гостю будут вместе с пленкой сданы все, кто имел или мог иметь к ней какое-либо касательство – ты, я, весь персонал «Наннери», а может быть, и господин полковник. Он-то хоть за идею погибнет… Нет, я ошиблась…

Джулиан резко поднял голову. Таня подбородком показала на экран. «Пиквик», покончив с платьем, принялся кромсать ничком лежащее у гроба тело.

– Уступки будут крупными. Легко этот прозектор-любитель не отделается, не дадут. Хотелось бы, конечно, надеяться, что спецслужба не даст ходу этому убойному во всех отношениях материальчику и позволят нам пожить до следующего подобного раза, но, согласись, надежды мало. «Наннери», скорей всего, уцелеет – слишком уж ценная задумка, еще не раз пригодится, а вот смена караула будет полной… Эх, сколько учили, что для некрофилов есть Эстер, ну, Зулейека для разнообразия. Тогда еще был бы шанс отмазаться. Так ведь нет же, натуральную жмуру раздобыл…

– Двадцать тысяч квидов… – пробубнил Джулиан.

На него было жалко смотреть.

– Очень они тебе на том свете пригодятся! От хлесткой пощечины голова Джулиана дернулась вбок. Он сплюнул кровавую слюну на ковер.

– Ну ладно, концерт окончен. – Таня повысила голос:

– Эмили, два кофе, пожалуйста!

Дверь в приемную отворилась, но вместо Эмили вошел, озираясь, полковник Паунд, а в руках у него был не поднос с кофе, а никелированный пистолет, глядящий Тане прямо в лоб.

– Ай, да бросьте пушку, полковник, – спокойно сказала Таня. – Вам же не дали указания меня погасить.

Полковник пожал плечами и отвел пистолет в сторону.

– Вас – нет. – Он выразительно глянул на съежившегося в кресле Джулиана.

– А, этот… Он никуда не денется.

– Согласен. – Полковник отогнул полу пиджака и спрятал оружие. – Пленочку позвольте? Он сделал шаг к потухшему экрану.

– Милости прошу. Цените – я ведь могла ее уничтожить… Вы, насколько я понимаю, получили мою записку?

– Обе, – отвечал полковник, занятый извлечением мини-кассеты из магнитофона. – Хитрая вы бестия, мэм, вот что я скажу. И чертовски рисковая.

– К вашим услугам… «Джонни Уокер», «Лафрейг», ирландское?

– Благодарю, у нас мало времени.

– Мне бы не хотелось оставлять его здесь… – О нем позаботятся… А что это?

– Меня утомили длинные монологи, которые пришлось здесь произносить. Вот, чтобы не повторяться, я их записала.

Полковник хмыкнул.

– Думаю, это лишнее. Но все равно давайте. – Он положил Танину кассету в карман. – Вы уверены, что больше записей вашей беседы не имеется?

Она ответила обезоруживающей улыбкой.

– В чем нынче можно быть уверенным? Во всяком случае, я их не делала.

V

Очнулась она, вероятно, ночью, долго и тупо разглядывала полумрак совершенно незнакомой ей комнаты, потом приметила по правую руку прикроватный столик с лампой, потянулась к шнурку, дернула. Не работает. Таня протерла глаза.

Слабый свет исходил откуда-то снизу, со стороны, противоположной темному, занавешенному окну. В принципе, и его хватало, чтобы в общих чертах рассмотреть помещение. Пузатый комод напротив кровати, над ним – зеркало во всю стену. Около окошка – бюро, на пустой поверхности которого белеет какой-то листочек. Большое кресло в углу. Похоже на номер в приличной гостинице, не хватает только некоторых мелочей – телевизора, будильника, пепельницы, телефона…

Таня сбросила ноги на пол, встала. Ее тут же повело, закружилась голова.

Пошатнулась, но устояла. Дурная слабость во всем теле, прикрытом белой ночной рубашкой до пят, тупо ноет затылок и очень хочется пить. Состояние не блестящее, но терпимое. Подойдя к окну, Таня отдернула тяжелые шторы, посмотрела на подсвеченную далекими фонарями зелень, на край блестящей от недавнего дождя асфальтовой дорожки. Взялась за ручку на оконной раме, потянула вверх. Хлынул густой, влажный, свежий воздух. Мелкая стальная сетка, одновременно от комаров и от… Если приналечь, возможно, удастся выдавить… Но стоит ли торопиться?

Одна дверь вела в ванную. Здесь выключатель работал, и в ярком свете видно было хорошо. Но особенно смотреть было не на что. Все обычно, практично, гигиенично. На полке над раковиной и в шкафчике за зеркалом – всякие необходимые принадлежности, на вешалке – три махровых полотенца одного цвета, но разных размеров. Любопытно, пожалуй, лишь то, что рядом с полотенцами – ее купальный халат, а в шкафчике – ее соли для ванны, пенки, притирания. Да еще красочная табличка с правилами мытья рук. Листочек, взятый с бюро, чтобы прочесть при свете, был украшен голубовато-золотым логотипом – неразборчивые затейливые руны в цветочной виньетке. Ниже текст: «Дорогой гость! Прачечная служба „Элвендейла“ работает по вторникам и пятницам. Вам достаточно лишь сложить ваше белье в специальный пластиковый мешок…» Мерси вам за заботу!

В тамбуре, за дверцами встроенного шкафа, Таня нашла часть своей одежки, аккуратно развешанной по плечикам и разложенной по полкам. Внизу стоял новенький чемоданчик с ее монограммой. Как оно сюда попало? В Саррей, что ли заезжали? Ни черта не вспомнить – вырубили, сунули, как чурку… в самолет и на Третью улицу Строителей, и скоро явится Ипполит…

К удивлению Тани дверь в коридор оказалась незапертой. Более того, замка вообще не было. Что ж, есть разные способы гарантировать полную госбезопасность проживающих… Наспех одевшись, она выскользнула в коридор. Нормальный пустой гостиничный коридор, желтый ковер, лампы в круглых плафонах, даже кадки с фикусами и зеркало на повороте. А за поворотом – закрытое окошечко в стене, а над окошечком надпись: «Дежурная медсестра». Если и стало понятней, то ненамного.

Коридор закончился просторным холлом. Мягкие кресла вокруг столиков, декоративный камин, чьи-то портреты на стенах. «Дар сэра Арчибальда Нахман-сона, баронета». «Сия доска увековечивает щедрость леди Витцли-Путцли». «В память моего мужа, авиации генерала Корнелиуса ван дер Хер». А за холлом сквозь витринные стекла видны круглые столы с номерами. Таня огляделась, прошмыгнула в столовую, увидела .выстроившийся вдоль стены сверкающий ряд автоматов.

Газировка, соки, печенье, мороженое. И все бесплатно, как при коммунизме. Только старый сигаретный автомат нахально требовал денег. Таня немножко пошебуршала в раздолбанной щелке кстати подвернувшейся ложечкой, подергала за рычажки – и была вознаграждена пачкой мятных «Пикадилли». Не лучший вариант, но выбирать не приходится.

Утолив жажду двумя стаканами ананасового сока, Таня возвратилась в пустынный холл и вышла через него в другой холл, побольше, с выходом на улицу и консьержкой за высокой стойкой – первым человеком, встреченным в этом непонятном месте. Таня приблизилась.

– Привет! – с улыбкой прощебетала молодая простоватая на вид консьержка. – Не спится, да?

– Ага, – дублируя улыбку, ответила Таня. – Огонечку не найдется?

– Не-а. Слева от столовой курилка, там спички есть… Новенькая, да?

Сменщица говорила, вечером привезли одну, в нуль удолбанную. Это ты, что ли, она и есть? Быстро оклемалась… Сильно ломает?

– Да так, – неопределенно ответила Таня. – А что, «Элвендейл» – это очень круто?

– А то! Очередь на три месяца… Правильное место, подруга.

– Дарлин! – окликнули сзади с ударением на последний, слог, и Таня, не сразу поняв, что обращаются к ней, удивленно повернулась и посмотрела на высокую желтолицую женщину в белом сестринском костюме, шутливо грозящую ей пальцем. – Ай-яй, нехорошая девочка! Ночью бай-бай надо, а не гулять по корпусу. Ну-ка пойдем в кроватку.

– Это обязательно? – осторожно осведомилась Таня.

– Подъем в шесть ноль-ноль, а днем спать запрещается, – совсем другим тоном сказала медсестра. – Если испытываете нарушения сна, на период острой абстиненции можете получать препараты, но не чаще одного раза в четыре часа.

– Простите, какие именно препараты?

– Валиум и фенобарбитал. Апоморфин или метадон – только по предписанию врача…

– Скажите, а без препаратов нельзя? Медсестра неожиданно улыбнулась.

– Можно, разумеется. Скорейший отказ от замещающей терапии только приветствуется. А ночку не поспать – ничего страшного, от этого никто не умирал.

– Извините, а если не хочется лежать?..

– После отбоя не разрешается шуметь, громко разговаривать и заходить в комнаты других гостей. В вашем распоряжении курительный салон, библиотека, столовая. И еще, администрация просит до восхода солнца не выходить из помещения – это затрудняет их работу… Да, а где ваша бирка?

– Какая бирка? У меня нет никакой бирки.

– Ой, простите, мы не думали, что вы так скоро подниметесь. Пройдемте со мной, пожалуйста.

Медсестра выдала Тане через окошечко прямоугольный кусочек пластика, снабженный сзади булавкой, а спереди – красиво напечатанным именем «Darlene Т.», и строго предупредила, что находиться без бирки разрешается только в своей комнате и при посещении плавательного бассейна.

До рассвета Таня знакомилась с небогатым и специфическим ассортиментом здешней библиотеки, а потом отправилась на рекогносцировку местности.

Двухэтажный «Элвендейл-хаус» стоял на холме, развернувшись тылом к тихой реке, берега которой поросли густым кустарником. Фасад его выходил на обширное ровное поле, окаймленное ухоженными цветочными клумбами. В обе стороны от поля отходили присыпанные желтым песочком липовые аллеи. Левая упиралась в ограду теннисного корта, правая вела к современного вида сооружению, стеклянные стены которого наводили на мысль об аквариуме. «Бассейн», – решила Таня и направилась туда. У бассейна аллея резко сворачивала влево и обрывалась возле серых хозяйственных построек. Дальше начиналась рощица. Таня вошла в нее, тихо ступая по сухой осыпавшейся хвое. Безлюдье, покой, безмятежность, розовое солнышко подсвечивает верхушки сосенок. Шагах в трех от Тани деловито грызет шишку большая серая белка. Таня подошла к непуганому зверьку, опустилась на корточки.

– Ну что, хвостатая, ты что-нибудь понимаешь? Я – нет.

Белка посмотрела на нее круглым глазом и, ничего не ответив, вернулась к прежнему занятию.

– Доброе утро!

Таня резко поднялась. На нее, приветливо улыбаясь, смотрел длиннолицый и лысый молодой человек в синем пиджаке.

– Я Терри, администратор. А вы – Дарлин, наша новенькая?

Таня наклонила голову в подтверждение.

– Гуляете? – участливо осведомился он. – Я только попрошу вас за ворота не выходить и вправо от променада не уклоняться. Там, видите ли, чужие владения, хозяева будут недовольны.

– Спасибо, Терри. А то я здесь ничего еще не знаю.

Она исподволь оглядывала администратора. Впечатления сильного рукопашного бойца не производит, хотя как знать. Из вооружения – только уоки-токи на ремешке. Лицо незамысловатое.

– Завтрак у нас в семь пятнадцать. Постарайтесь не опаздывать.

Она посмотрела ему в спину и двинулась дальше. Ворота представляли собой два красиво сложенных из камня столбика по обеим сторонам дорожки. Один из столбиков украшала мраморная доска со словами: «Элвендейл. Частная собственность. Въезд по пропускам». Никаких шлагбаумов, никакой охраны, только из кустов поблескивают красные пятачки датчиков. За ворота Таня выходить не стала, свернула налево. Минут через сорок дорожка, описав круг мимо лужаек и рощиц, привела ее обратно в Элвендейл-хаус. У входа ее уже встречал улыбающийся Терри, препроводивший ее в столовую и показавший место за женским столиком.

Соседок оказалось трое: пожилая толстушка с голубой челкой, чуть-чуть не дотягивающая до типажа «достойной старой дамы», высушенная карга неопределенного возраста и совсем молодая девица, заторможенная, с остановившимся туманным взором и сальными волосами, уложенными в замысловатую прическу. Остальные столики были заняты мужчинами всевозможных образцов и типов. Там громко смеялись, перекидывались непонятными Тане шуточками, нередко кидали на нее взгляды, один даже подмигнул.

– Добро пожаловать в «Элвендейл», душечка, – приветливо сказала толстушка.

– Я – Бекки, застольный капитан, а это – Ширли и Джейн. Это твоя первая лечебница, да?

– Угу, – коротко отозвалась Таня, ковыряя вилкой в салате с лососем.

– Считай, повезло. «Элвендейл» – местечко особенное, прямо райский уголок, а доктор Хундбеграбен – такая душка. Я здесь четвертый раз – и все добровольно., .. А тебя, милочка, что сюда привело?

– Да так…

– Я понимаю, лапушка. Ну, ничего, скоро ты поймешь, что у всех нас тут одинаковые проблемы, и только полная открытость поможет нам обрести исцеление.

– Открытость, честность и искренняя готовность, – встрепенувшись, высказалась заторможенная Джейн и вновь впала в ступор.

После завтрака все отправились на утреннее богослужение, а Таню пригласили на беседу к директору. «Ну вот, начинается», – подумала она на пороге кабинета, больше похожего на выставку дипломов и кубков. Беседа, однако, получилась совсем не такая, на которую рассчитывала Таня. Представительный седовласый мужчина осыпал ее любезностями, выразил робкую надежду, что дорогая гостья не слишком остро переживает неудобства, сопряженные с некоторыми ограничениями, вызванными, поверьте, исключительно заботой о благе гостей.

– Внешний мир должен остаться за воротами «Элвендейла», ибо для всех, кто пришел сюда обрести спасение, все люди, места и вещи внешнего мира окрашены в мрачный цвет химической зависимости, подчинившей себе все естество, – вкрадчиво говорил директор, накрыв Танину ладонь своей. – И лишь очистив свое сознание, тело и душу, полностью обновившись, познав радость истинного человеческого общения, высокую духовность, веру и силу противостоять пагубному пристрастию, возвратитесь вы в мир, искрящийся новыми гранями… Газеты, радио, телевидение, телефон и другие средства связи – в «Элвендейле» не знают, что это такое. Книги и музыка – только из рекомендованного списка. Свидания исключены. Письма, не более одного, каждую среду подаются в незапечатанном конверте администратору Мэри-Лу Эйч. У нее же по вторникам можно получить двадцать пять фунтов на карманные расходы. Если возникнут какие-либо проблемы или вопросы – милости прошу ко мне. Я принимаю каждый второй четверг с трех до пяти.

– Скажите, доктор Хундбеграбен…

– Просто Адольф, дорогая. Мы все здесь одна семья.

– Извините, Адольф, я… для меня все это так неожиданно… Я даже не помню, как попала сюда…

– Неудивительно. Вас привезла карета «скорой помощи».

– Но мои документы, чековая книжка… Здесь ведь, как я понимаю, частная клиника… Директор поморщился.

– Прошу вас, Дарлин, не употребляйте слова «клиника». «Элвендейл» – это прибежище. Прибежище для усталых душ.

– Но…

– Счастлив был побеседовать с вами, Дарлин. Не бойтесь, все будет хорошо.

А вот за это еще предстоит побороться… Вычислив полковника Паунда еще до завершения хэмпстедского проекта, она заняла позицию осторожного ожидания. В принципе нетрудно было догадаться, что коль скоро за ее раскрутку взялись спецслужбы, то рано или поздно встанет вопрос о сборе компромата на высокопоставленных лиц – для чего же еще нужны бордели, курируемые разведкой или контрразведкой? Она все ждала, когда партнер приоткроет карты, готовилась к блефу, к крутой торговле. Когда рано утром юный посыльный из «Наннери» вручил Тане кассету с ночными экзерсисами высокого зарубежного гостя – осталось загадкой, как мальчишку не притормозили люди Паунда, должно быть, просто не учли такого варианта, – и она просмотрела отснятый материал, пришлось срочно перекраивать сценарий и переходить к бурной импровизации. Выход из игры был уже невозможен, а ставки взлетели столь стремительно, что оставалось лишь бросить на кон собственную жизнь. Покидая «Бьюфорт-хаус» под ручку с полковником, Таня понимала, что выиграла, как минимум, отсрочку, и готовила себя к разным схемам дальнейшего развития игры, которую начала не она. Скорее всего, предстояла вербовка – с разными иезуитскими проверочками, провокациями, выкручиванием рук (возможно, и в прямом смысле), с шантажом. Совершенно не исключено, что всплывет история с безвременной кончиной мужа, с исчезновением мистера 0'Брайана, даже что-то из доанглийского периода в ее красочной биографии – кто поручится, что у англичан нет ни единой ниточки к тому же Шерову. Но такого поворота не могла предположить и самая богатая фантазия. Дарлин Т., пациентка бредового «Эл-вендейла», возглавляемого аж Адольфом Хундбегра-беном. Зарывшим собаку…

Зарытым собакой…

– Всех гостей просим срочно прибыть в столовую. Повторяю, всех гостей просим срочно прибыть в столовую. Начало лекции через две минуты…

На центральном столике выросла небольшая кафедра, а позади него – зеленая школьная доска. После минутного ожидания из боковой двери к ней бодренько прошествовал цыганистый толстячок с тараканьими усами. Встретили его аплодисментами и оживленными возгласами.

– Здорово, красавчики! – бросил он в аудиторию и первым захохотал, подавая пример остальным. – Меня По-прежнему зовут Руди, и я все еще наркоман, алкоголик и импульсивный курощуп!

Мощный взрыв смеха. Метнув взор масляных карих глазок в направлении стола, за которым расположились женщины, он театрально подмигнул и облизнул пухлые губы.

– Увы, курочки, я на работе!

И вновь все расхохотались, а толстушка Бекки так зашлась, что чуть не свалилась со стула.

– Но сегодня, леди и джентльмены, я не стану потешать вас байками о своем героическом пути… Разочарованный гул.

– Сегодня у нас серьезная лекция, так что приготовьте тетрадочки и авторучки.

Все зашевелились, раскрывая тетрадки, украшенные логотипом «Элвендейла». К Тане бесшумно подошел Терри и положил перед ней такую же тетрадь и синюю шариковую ручку.

– Но прежде чем предоставить слово нашему ученому профессору, я хочу сделать важное сообщение. – Руди сделал серьезное лицо, и все моментально стихли. – Родненькие мои, в нашей дружной семье – пополнение! Давайте поприветствуем очаровательную Дарлин Ти!

Хлопки, улюлюканье, крики «Ура!», «Браво!», «Хэл-ло, сестренка!». Бекки, сделав страшные глаза, подтолкнула Таню в бок – дескать, вставай.

Таня нехотя поднялась.

– И откуда ты, прелестное дитя? – ласково осведомился Руди.

– Из Лондона, – тихо ответила Таня. Руди всплеснул руками и, вытаращившись на Таню, словно на привидение, хриплым от волнения голосом спросил:

– Боже мой, неужели гнусный крэк добрался и до нашего тихого, благопристойного Лондиниума?

– Наверное. Я не в курсе, – не поднимая глаз, сказала Таня.

– О, ну да, конечно, настоящие леди крэка не крэкают.

Дружный смех.

– Но что же в таком случае? Кислота, снежок, перчик, спид, экстаз?

Он заговорщически подмигнул. Таня упорно молчала.

– О, разумеется, никаких проблем у нас нет, и путевкой в «Элвендейл» нас премировали за хорошее поведение.

Уставшая смеяться публика просто выла. Таня медленно подняла голову. Руди, краем глаза поймавший ее взгляд, вздрогнул и отвернулся.

– Но давайте, господа, явим снисхождение. Нашей Дарлин еще только предстоит сделать первый, самый трудный шаг, признать свое полное бессилие перед недугом и довериться высшей силе в нашем с вами лице. Осознать, что исцеление возможно лишь тогда, когда есть честность, открытость и…

Он по-дирижерски взмахнул руками, и все хором подхватили:

– И искренняя готовность! Потом за кафедру встал долговязый, бородатый интеллектуал и скучным голосом начал:

– Особенно тяжелые нарушения мозговой деятельности вызываются так называемой множественной зависимостью, то есть параллельным привыканием, например, к веществам амфетаминового ряда и тяжелым седативам…

Глядя на усердно наклоненные над тетрадками головы, слыша скрип ручек, Таня думала: «Сбегу на фиг – и будь что будет!»

Кое-как досидев до перерыва, Таня рванула на боковое крыльцо покурить и собраться с мыслями. Уходить нужно ночью, применив детскую, еще по пионерлагерю знакомую хитрость – взбить одеяло, прикрыть покрывалом, чтобы со стороны казалось, будто в кровати кто-то спит. Для «прибежища усталых душ» этого должно быть более чем достаточно. Ну, хоть убейте, не тянет «Элвендейл» на загородную «ферму» МИ-5 или другой аналогичной организации. Психушник натуральный, даже, можно сказать, онтологический. Так ведь до сих пор и непонятно, как она сюда попала. Уж не лопухнулись ли часом держиморды соединеннокоролевские?.. Таня даже хихикнула, в образах представив себе ситуацию – вот ее выключили хлороформом, укольчиком усугубили, сгрузили в участке для последующей транспортировки под бочок какой-нибудь обторчанной шала-шовке, а потом в накладных запутались и пустили грузы не по назначению. И вот она здесь, ставит мозги под компост, а наркоша бедная парится в подвале на Лубянке… Херня, конечно, полная, но какие есть другие объяснения? Предварительное промывание мозгов, начальный этап зомбирования? Почуяли, суки, что орешек крепковат, решили размягчить маленько.

Сбить с панталыку, поставить в абсурдную ситуацию, отследить реакцию, выждать, пока не дойдет до кондиции, а там брать голыми руками. Само-то кукушкино гнездо определенно настоящее, но не без засланного же казачка… Значит, побег отменяется?..

– Дарлин Ти, пожалуйста, подойдите к стойке консьержки. Повторяю, Дарлин Ти, пожалуйста, подойдите к стойке консьержки…

Ну, раз вы так просите…

У стойки ее с озабоченным и хмурым видом ждала незнакомая медсестра, сжимая в руках пластмассовую дощечку с прикрепленным к ней листком.

– Дарлин, вы… вы только не волнуйтесь, пожалуйста, возможно, здесь техническая ошибка… Мы получили данные ваших анализов и… у вас нехорошая кровь… очень нехорошая. Мы вынуждены срочно отправить вас в больницу на обследование… Машина уже здесь.

Этого еще не хватало! Когда с таким лицом говорят «очень плохая кровь», это может значить только одно… Ну, разве что еще лейкемию. Хрен редьки слаще?

Превозмогая внезапную противность в ногах, в низу живота, опираясь на руку высокого санитара, доковыляла кое-как до машины и… Кому бы рассказать, какую радость способна вызвать в отдельных случаях даже протокольная физиономия полковника Паунда, поджидавшего ее в салоне «скорой» в белом халате.

– Доктор, я буду жить?

Он, естественно, даже не улыбнулся в ответ.

– Ситуация изменилась, мэм. С вами хотят говорить.

Санитар деловито закачивал шприц из розовой ампулы.

– А нельзя ли без этого, полковник? Я еще от прошлого раза не отошла.

Обещаю смотреть только в потолок и согласна даже на завязанные глаза.

Санитар вопросительно посмотрел на полковника.

– Ладно, – сказал наконец Паунд. – Можете смотреть куда хотите.

Дорога оказалась на удивление короткой. Уже через час они въехали в Лондон со стороны Хендона и еще минут через двадцать остановились у пузатенького особняка на прекрасно знакомой Тане Камбер-лэнд-Террас, не доехав всего полквартала до одного из предприятий «Зарины» – кабаре «Сикрет-Сервис», выдержанном в стилистике «плаща и кинжала». Даже официантки расхаживают в черных масках. Выходя из автомобиля, Таня не могла не улыбнуться непреднамеренной иронии судьбы. Впрочем, такой ли уж непреднамеренной? Полковник отметил несерьезное выражение ее лица, нахмурился, решительно взял под руку и в бодром темпе повел ко входу.

Выпустил ее руку только на втором этаже, в комнате, служащей то ли большим кабинетом, то ли библиотекой – стеллажи до потолка, уставленные внушительного вида томами, неизменный камин, монументальный письменный стол в дальнем конце комнаты, в симметричных альковах – два стола поменьше, крытые зеленым сукном, при них кресла. В одно из кресел полковник усадил Таню и молча вышел.

Текли минуты. Таня потянулась, встала, чтобы размять ноги, прошлась до стеллажа, сняла с полки первый попавшийся том, раскрыла наугад.

«Фамильный герб рода Морвенов (XV век) представляет собой белый мальтийский крест на белом поле…» Пятьсот лет конспирации – круто!

– Я не помешал?

Таня резко обернулась. Книга выпала из враз ослабевших рук, стукнулась об паркет…

– Ты?!

Ее накрыло волной… нет, не памяти даже, ибо это осталось вне памяти, вообще не отфиксировалось сознанием, сразу ухнув в темную глубину, неподконтрольную разуму и только в узловые мгновения жизни озаряемую магической вспышкой. Тогда то, что казалось небывшим, становится бывшим…

…Ее первая лондонская ночь. Оживший Винни-Пух на обоях. Луна в незашторенном окошке. И двое на волнах…

Не вором, но банкиром оказалось сознание, и пережитое возвращалось с процентами, накопленными за шесть лет…

А потом они просто валялись, смеясь ни о чем. Притормозившее время не спешило переходить на обыденный аллюр. Ее ладонь тихо гладила безволосую голову, лежащую у нее на груди…

– …а мне еще привиделось, что ты светишься. А это луна через окошко в твоей лысине отражалась.

– А ты вправду светилась. Изнутри.

– Это потому, что обрела то, чего мне недоставало. Но не поняла, что именно, и теперь не понимаю…

– Обязательно ли понимать?..

– А потом это что-то ушло, и я даже не заметила потери… Но теперь – навсегда…

– Навсегда – ответственное слово…

– А помнишь, ты говорил о мужчине, живущем во мне…

Он приподнялся на локте, посмотрел на нее блестящими глазами.

– Ты вспомнила?

– Вспомнила… Расскажи мне о нем.

– Видишь ли, инь и янь, мужское и женское – это принципы, не феномены. А в каждом феномене мужского и женского начал заложено почти поровну. «Почти» – потому что для движения нужна разность потенциалов, а «поровну» – потому что для существования необходимо равновесие и внутри феномена, и вне его. Такое почти равновесие есть и в человеке – на генетическом уровне, на гормональном, на духовном. Каждая женщина – это процентов на сорок восемь мужчина, а каждый мужчина – это на столько же женщина. Многое в нас определяется этим живущим в нас существом противоположного пола. Еще до нашей с тобой встречи моя внутренняя женщина – натура тихая, созерцательная, немного вещунья – возжаждала твоего внутреннего мужчину, бесстрашного и безжалостного, дьявольски умного, жестокого, беспощадно справедливого и невероятно сильного. И твой мужчина откликнулся – и отдал твою женщину моему мужчине…