Текст книги "Мой бедный Йорик"

Автор книги: Дмитрий Вересов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Глава 22

Сейчас я удалюсь. А вам желаю,

Офелия, чтоб ваша красота

Была единственной болезнью принца,

А ваша добродетель навела

Его на путь, к его и вашей чести.

Санаторий Ане понравился своим беспорядком. Нет, с внутренним распорядком здесь все было нормально, даже больше. Регламентированный прием пищи, осмотры, процедуры, фазы двигательной активности и полной неподвижности. Кормили до того продуманно и расчетливо, что отдыхающие между собой говорили, что повариха раскладывает порции не половником, а калориметром, то есть прибором для измерения калорий. В номерах чистота поддерживалась уборщицами-призраками, о существовании которых изнывающие от безделья отдыхающие могли догадываться только по безупречной чистоте, царящей в их комнатах. Врачи, медсестры, массажисты были вежливы и приветливы.

Беспорядок в санатории был садово-парковый, английского типа. Корпуса были разбросаны по сосновому лесу с нарочитой небрежностью, а пресловутые дорожки отсутствовали вовсе. Отдыхающие чувствовали себя совершенно свободными в рамках санаторного режима, то есть могли ходить, где им заблагорассудится, а не кругами друг за другом, как цирковые лошади. Свободу чувствовали на территории санатория и растения. Густыми зарослями приваливались к корпусам сирень, черемуха, бузина. Спуск к Финскому заливу зарос шиповником и дикой розой.

Наверное, в этой свободе были виноваты финны, вернее, фундаменты их построек, на которых стояли корпуса санатория. Наши архитекторы так мыслить еще не умели.

Это было мнение Аниного соседа по столику в санаторной столовой. И персонал, и отдыхающие звали Юлия Викентьевича не по имени-отчеству, а по фамилии, которая больше напоминала имя – Анатоль. Было ему уже за семьдесят, но он еще преподавал в Кораблестроительном университете и не хотел казаться стариком.

– Человек – то же животное, должен жить в беге, гоняться и убегать, – говорил Анатоль, налегая на кисломолочные продукты. – Когда животное перестает охотиться, оно ложится и умирает. Мой девиз – это школьное правило спряжения глаголов: «Гнать, держать, терпеть, вертеть…»

Этот престарелый живчик не бегал трусцой по дорожкам, к тому же их в санатории не было. Он предпочитал погоню за реальным объектом, то есть ударял за женщинами. Никто его всерьез не воспринимал, как любовника, и при Ане он не разу не достиг своей цели, но, может, ему это было и не нужно.

– На охоте у льва только одна из десяти попыток завершается успешно, – говорил Анатоль, вообще-то, похожий на облезлого хорька, когда очередная жертва посылала его подальше.

Перед Аней он благоговел. Глядя на нее задумчиво, он вздыхал, как гимназист, и говорил, что волочиться за мечтой нельзя. Зато при виде других соседок Ани по санаторному столу глазки его становились масляными, он начинал вертеться, словно бес лез ему в ребро, а шило в другое место.

Столик делили с ними еще две женщины. Ольга Владимировна Москаленко была стройна до худобы, вообще имела формы восемнадцатилетней девочки, да еще и ярко голубые глаза. Эта сорокалетняя женщина была бы красавицей, если бы не ее удивительно постаревшее лицо. Так случается, когда полный человек начинает вдруг, благодаря секретным диетам и железной воле, резко худеть, лишаясь своего конституционного веса, задуманного природой специально для него.

На жизнь она вроде не жаловалась. Работала Ольга Владимировна в коммерческой фирме. Всего год назад она вышла замуж в третий раз за хозяина своей фирмы. Сразу стала менеджером, купила новенький «фольксваген–гольф». Между прочим, это вслед за ней почти всю дорогу до санатория ехал мачехин «вольво». В ее стареющем лице была какая-то роковая тайна, сокрытое от посторонних глаз переживание.

Анатоль попробовал за Ольгой Владимировной приударить, но, увидев ее мужа, высокого красавца с кинематографическим лицом, сник и потерял к ней интерес. Другое дело главный бухгалтер «Спецтуннеля» Татьяна Викторовна. Эта, несмотря на полную, совершенно ровную с боков фигуру, с маниакальным упорством влезала в мини-юбки и укороченные шорты. К ухаживаниям Анатоля относилась благосклонно, но когда он напружинивался для решающего броска, вдруг отшивала его в самых рыночных выражениях. Она быстро оглядывалась по сторонам в поисках чего-нибудь более достойного ее бухгалтерского обаяния и женственной фигуры. Но не почувствовав вокруг никакого интереса к своей особе, опять давала повод Анатолю суетиться вокруг нее. Так продолжалось довольно долго, и, кажется, нравилось и Татьяне Викторовне, и Юлию Викентьевичу. Наверное, в этом, по их мнению, и состоял настоящий отдых.

Аня не дичилась, была приветлива со всеми, не отказывалась поболтать с женщинами, отшучивалась в ответ на предложения мужчин, даже соглашалась на прогулки по берегу Финского залива с престарелым Анатолем. Дни стояли солнечные, с голубым небом и смазанными высоким ветром облаками. Песок и камни были уже холодными, но доктор Хачатурян рекомендовал ей рефлексотерапию, то есть ходить по камням босыми ногами. Анатоль тоже стал выпрашивать у доктора такую же рекомендацию. Но Хачатурян посоветовал ему держать ноги в тепле, сказав, что Анатоль, может, и молод душой, но кости у него уже семидесятилетние.

Так они и гуляли по утрам. Аня босиком по самой линии воды, иногда оступаясь и вскидывая вверх руки, а Анатоль в ботинках по сухому песочку. Анатоль задавал какие-то вопросы, нащупывал тему, Аня отвечала односложно, полагая, что с живчика хватит и совместной прогулки. Вдали узенькой полоской темнел остров. По утрам в прозрачном воздухе он обретал свой зеленый цвет, плохо различимый на таком расстоянии в обычное время. Они доходили, как правило, до травяной косы и возвращались назад. У огромного розоватого валуна сворачивали к санаторию. Здесь на пляже им встречалась обычно Ольга Владимировна. Она сидела прямо на песке и смотрела вдаль.

– Оленька, не сидите на холодном песке. Давайте я вам постелю свою куртку, – каждый раз Анатоль говорил ей одно и то же, и каждый раз она поднималась и возвращалась вместе с ними в санаторий.

Как-то раз туннельный бухгалтер выказала Анатолю наибольшую благосклонность, и он отказался от утренней прогулки с «воплощением молодости и женской прелести», как он слащаво называл Аню. Ее это совсем не расстроило, наоборот, приставучий старик, хоть и не особенно надоедал, но нагонял на нее легкую тоску.

Она сняла кроссовки, прошла к воде и потрогала воду ногой, будто собиралась купаться.

– Как водичка? – послышался сзади приятный голос Ольги Владимировны.

– Около берега ничего, но еще пару шагов, и ноги будет сводить, – ответила Аня.

– А я бы рискнула, но только с костром и водкой…

– А я бы за компанию, – добавила Аня.

Они немного посмеялись собственной показной смелости и пошли вместе, но не по обычному маршруту, а в обратном направлении.

– Где же ваш кавалер? – спросила Ольга Владимировна. – Уж не изменил ли он вам с сестрой-хозяйкой? Почему он до сих пор не обратил внимание на свою ровесницу?

– Татьяна Викторовна заронила в нем надежду.

– Анатоль променял мечту на надежду, – серьезным голосом пошутила она. – Дай бог, чтобы все у человека было вовремя. Первая любовь, женитьба, дети, внуки, смерть. Чтобы человек не выглядел так, как вот эта пляжная раздевалка, но только зимой, засыпанная снегом, на берегу обледенелого залива. Как отвратительны бодренькие старики, бегающие за молодыми женщинами, но противны и рассудительные юноши, просчитывающие жизнь, не верящие, что жизнь бесконечно долгая и еще можно без оглядки валять дурака…

– Ой! – воскликнула Аня. – А я не верю в бесконечную жизнь и стараюсь не валять дурака.

– Вы уже женатая женщина, можно сказать, матрона. Это ваш муж был за рулем «вольво»?

– Боже упаси, – взмахнула Аня рукой, чтобы отстраниться от такой мысли и одновременно сохранить равновесие на мокрых камнях. – Человек, конечно, ко всему привыкает, но жить с такой азиатско-уголовной физиономией!..

– Чему вы смеетесь? – удивилась Ольга Владимировна, когда Аня вдруг рассмеялась чему-то понятному только ей.

– Это я сквозь слезы. Рассуждаю об уголовных физиономиях, а у самой муж сидит в «Крестах»…

– За что?

– За убийство, – просто ответила девушка и внимательно посмотрела на Ольгу Владимировну. Сейчас та сошлется на обязательные процедуры или придумает еще какой-нибудь предлог, чтобы вежливо раскланяться с женой убийцы. Но женщина так же медленно брела рядом по пустынному пляжу.

– Вас не шокирует, что вы совершаете моцион с женой убийцы?

– А вас не шокирует, что вы совершаете моцион с убийцей? – спросила в ответ Ольга Владимировна.

– Вы хотите сказать, что убили человека? – Аня остановилась, и ее босые ноги по щиколотку зарылись в мокрый и холодный снизу песок.

– Вы только не подумайте, что я какая-то Никита. Нет, все было банально и просто… Я сидела в КПЗ, потом был суд. Адвокат говорил про смягчающие обстоятельства, про состояние аффекта, про самозащиту, досадную случайность… Это подействовало на суд, на приговор, но разве это меняет что-нибудь во мне самой? Женщина дает жизнь, убивать она не должна ни при каких обстоятельствах. Лучше ей самой умереть, уйти в пещеру, монастырь. Если бы я тогда знала, что человека убить так легко, что он так же хрупок, как хрустальная ваза!

Аню пробирал холод, исходящий и от сырой земли, и от понимания, какое страдание держит в себе эта женщина. Ей пришло в голову, что ее мука похожа на ребенка, которого она носит в собственном теле, но который никогда не родится. А так хотелось утешить эту женщину, больше того, Ане вдруг захотелось подружиться с ней.

– Ольга Владимировна, я вот что хочу вам сказать. Я сейчас это вдруг ясно поняла. Пока еще неизвестно, убил мой муж или нет. Вроде, все указывает на него, и причины у него были на это убийство, и он последним видел убитого, и косвенно все на него указывает, да и сам он уже признался. Его бы давно уже засудили. Только следователь попался очень необычный, сомневающийся чудак, заварит зеленый чай странным способом и думает о жизни, о вечности. Разве таким следователем можно быть? Так вот, я сейчас для себя твердо решила, что если мой муж убил, я его никогда не брошу, каким бы ничтожеством он ни был, как бы ко мне ни относился. Мне это трудно объяснить, но это я решила твердо. Я уже говорила это, но еще прикидывала, а сейчас твердо решила. Как в воду! Пусть говорят, что я играю в декабристку или в достоевщину. Это глупости. Я поступаю по велению души…

Ольга Владимировна смотрела на нее и улыбалась. Ее утомленное жизнью лицо подобралось и помолодело. Ане показалось, что она угадала жизнь этого женского лица. Сначала оно было красиво молодой, безупречной красотой, которую тиражируют кино и журналы. А потом было тяжелое внутреннее страдание, переживание своего греха, один на один с собой. Вся красота ее душевной борьбы отразилась на ее лице очень честно, откровенно.

– А вам хочу сказать, Ольга Владимировна, что вы удивительно красивы!

Женщина неожиданно смутилась и даже покраснела.

– Может, когда-то я и была красива, – ответила она. – А теперь мне нужны шейпинги, бассейны, массажи. А еще надо делать операцию.

Она провела ладонями по лицу, как молящаяся мусульманка.

– Не надо портить себя! – чуть не закричала Аня. – Пока я здесь, я буду вас разубеждать ежедневно, ежечасно. Я обязательно поговорю с вашим мужем, чтобы он вам не позволял портить настоящую женскую красоту.

– Вы еще очень молоды, Анечка, – улыбнулась Ольга Владимировна. – Вы сказали, что не играете в достоевщину, а сами говорите точь-в-точь, как Аглая из «Идиота» или Катенька из «Братьев Карамазовых». Вы не обидитесь, если я вам кое-что подскажу? Когда вы говорили, мне показалось, что вы влюбились…

– В своего мужа?

– Нет, в следователя. Вы говорили про него, а мне пришло в голову: вот рассказывает, рассказывает, а сама влюбляется с каждой минутой. Еще немного, и будет по уши. А то, что вы собираетесь себя в жертву мужу принести – так вы еще просто не осознали своей новой любви, а переносите свое новое состояние на старую любовь. Но скоро вы все сами поймете…

– Это он в меня влюбился! Слышите?! – закричала вдруг Аня и… расплакалась.

– Будет, будет, – утешала ее Ольга Владимировна, прижимая к себе. – Совсем еще девочка, хоть и матрона, и декабристка, и Аглая. Я уже вся мокрая от твоих слез. Доктор Хачатурян скажет, что я купалась, чем грубо нарушила санаторный режим. Еще освободит от отдыха досрочно…

Аня подняла на нее глаза. В них уже горели задорные огоньки, хотя ресницы были еще мокрые.

– Ольга Владимировна! А пойдемте купаться! Всего-то шестое сентября. Назло всем!

– Николай Пророк уже, кажется, недели три, как камень опустил в воду, по народному поверью.

– Чихать!

– Вот-вот, будем потом чихать. Да у меня и купальника нет.

– А кто увидит? Кому в голову взбредет такое, кроме нас? Ну, решайтесь! Слабо?

– Ничего не слабо! – обиделась Ольга Владимировна. – Ну, только одним махом, туда и обратно… Чего ты на меня уставилась? Или ты собираешься купаться в одежде?

– Вы богиня, Ольга Владимировна! Никогда еще я не купалась с богиней! Только с разбега, а то ноги сведет! Я все решила, надо жить, как в воду! Мамочка-а-а-а-а!…

Глава 23

Следующий случай –

Офелии болезнь, в которой все

Становятся зверьми или тенями.

– Тамара Леонидовна рассказала мне про ваши проблемы.

– И мои проблемы – как раз ваш профиль?

– Невелико совпадение, Анна Алексеевна. Страхи реальные и мнимые вообще характерны для человека, а для современного особенно. Вы знаете, откуда берется гипержестокость в нашем мире? Думаете, из телевизионных боевиков и триллеров? В очень малой степени. В основном, из животного страха. Жертве наносят множество ударов ножом, хотя хватило бы одного-двух, избивают человека ногами долго-долго, пока он не превратится в тряпку… Почему? Потому что убийца боится жертвы! Вам кажется парадоксальной эта мысль?..

Ане мысль не показалась парадоксальной, а вот ее носитель, то есть доктор Розов, показался маньяком. Руки у него были еще более волосаты, а нос – еще более орлиный, чем у доктора Хачатуряна. Самой же парадоксальной в Розове была его голова, одновременно и лысая, и лохматая. Но, видимо, так было нужно для правильного воздействия на пациента.

Цвет стен и гардин в кабинете тоже были подобраны с этой целью. На стене висела небольшая картина, очень похожая по сюжету и композиции на те, которые писал Иероним в последний период своего творчества, то есть сценка из эротической жизни пятен и палочек. На стене противоположной раскачивался небольшой маятник без часов. Какой-то странный предмет был и в руках доктора Розова. Он то прятал его в рукав, то вообще запирал в стол, но тут же доставал снова. Но что это была за вещь, при всем желании рассмотреть было нереально. Возможно, что никакого предмета не было вообще, но зато у собеседника было непреодолимое желание его увидеть.

– Мы просто свидетели очередного этапа биологической эволюции, – продолжал свою речь Розов. – Но стереотипы «аварийного» поведения человека остались те же, что и тысячи лет назад. Ажитация, ступор, сумеречное состояние… Судя по вашему рассказу, у вас наблюдалось именно сумеречное состояние, выраженное в провалах памяти. Вот, например, эпизод с книгой. Наткнувшись случайно на эти шекспировские строки, вы, скорее всего, просто уничтожили эту страницу, вырвали, изорвали…

– Съела, – подсказала Аня.

– Не исключено… о чем теперь не помните. Страх необходим человеку, как прямая реакция на конкретную ситуацию. Если же из кратковременного эмоционального состояния он переходит в длительное или постоянное, тут требуется серьезное вмешательство. Давайте сделаем с вами небольшое психическое упражнение, точнее, проведем работу над вашей психикой. Вы слышали что-нибудь о бессознательном?

– Ну, Зигмунд Фрейд, а потом Карл Юнг, – стала припоминать Аня, подозревая, что этот вопрос уже является частью упражнения. – У Юнга была идея, что бессознательное не просто толкает человека на разные поступки, но и определяет его генеральную линию – стремление к душевному благополучию, счастью…

– Совершенно верно, – растрогался доктор. – Удивительная начитанность для современной девушки.

– Если вы спросите, откуда я это знаю, не отвечу ни за что. Наверное, оттуда – из глубин бессознательного.

– Из него самого. Хотите установить временную связь со своим бессознательным? Прямо сейчас и совершенно безопасно для вашей психики, по крайней мере, в моем присутствии?

– Ну, давайте попробуем, – пожала плечами Аня.

Доктор Розов встал и заходил по кабинету в такт настенному маятнику без часов.

– Религиозная практика называет его ангелом-хранителем, – заговорил он, делая заметные паузы между словами. – Я назову его Внутренним Советчиком. В обычном состоянии люди помнят не более одного процента от того, что помнит их психика. Она же помнит абсолютно все, с самого первого дня, все мелочи, детали, оттенки вкуса, цвета и запаха. Это богатейшая коллекция и проникнуть туда – заветная мечта любого человека. Разве вы, Анна Алексевна, когда-нибудь не пытались что-нибудь вспоминать долго и мучительно? А там все, представьте, сохранено, ничего не сгорело в огне жизни…

– Рукописи не горят.

– Правильно. Там настоящая Александрийская библиотека древних рукописей. Современному человеку больше понятно сравнение с компьютером. В нем содержится Балтийское море информации, – Розов указал на окно, за гардиной которого открывался вид на залив. – Для решения задачи требуется открытие всего только нескольких файлов, всего одну полку в библиотеке надо открыть. Внутренний Советчик – только один из инструментов сознания, с помощью которого можно решить ту или иную проблему. Повторяю, мы не будем мутить все море, как пушкинский Балда. Нас интересует только один маленький бесенок. Внимательно смотрите на своего Внутреннего Советчика, потому что вы увидите один из образов вашего внутреннего «я»… Итак. Сядьте в кресло поудобнее. Закройте глаза, полностью расслабьтесь. Дышите медленно и легко. Считайте выдохи. Представьте, что вы находитесь в прозрачном, спокойном лесу. Вы здесь в безопасности, вам уютно, как дома. Сейчас вы привыкнете и сможете различать даже породы деревьев, листья, травы, цветы. Посмотрите по сторонам. Есть ли здесь тропинка?…

Аня действительно увидела едва заметную дорожку в траве. Вроде, она поднималась немного вверх, но идти по ней было легко и приятно. Аня не понимала, сколько времени она шла, потому что дело было не в количестве шагов, а в чем-то другом. Вдруг за деревьями она увидела голубой просвет, будто за ними скрывалось озеро или река. Но по мере приближения просвет не увеличивался, не расширялся, а наоборот собирался в одном месте. Когда Аня вышла на поляну и увидела женскую фигуру в ниспадавших белых одеждах, сияние почти совсем исчезло. Казалось, что белая ткань отражает свет невидимого светила. Или это легкое свечение исходило, вместе с ароматом, от гирлянды каких-то причудливых цветов, которыми были украшены волосы и одежды девушки?

Девушка стояла к Ане спиной, и та, подчиняясь командам извне, стала ждать. Сначала она чувствовала спокойствие и умиротворение, глядя на белую фигуру. Но скоро девушка стала медленно поворачиваться, и Аня заволновалась, даже попыталась сделать шаг назад, но ей не позволили. У девушки было лицо непривычной, чужой красоты, будто она была из другой эпохи. Черты лица ее были выписаны как будто хорошо отточенным карандашом, но еще не заштрихованы светотенью.

– Как тебя зовут? – спросила Аня, подчиняясь чьему-то приказу.

– Офелия, – ответила девушка, хотя Аня уже сама догадалась.

– Проси о помощи, – подсказали ей.

– Помоги мне, – попросила Аня.

– Я уже помогала тебе, подсказывала, намекала. Тебе достаточно было только внимательно слушать и смотреть. А теперь пусть все идет как идет. Розмарин тебе не нужен. Зачем тебе сейчас память? А вот анютины глазки пригодятся. Думай… Анютины глазки – это твой цветок. А мой – богородицына трава, по-другому – рута. Но сейчас наступает время плести гирлянды из лютика и купав. Особенно будет красив цветок, который наши девушки называют «ногти мертвеца»…

Аня хотела задать вопрос, но ее остановили, не позволили прерывать Офелию.

– Принц Гамлет стал совсем другим, словно он вернулся не из Англии, а из страны мертвых. А в этой стране все было не так, как учат нас священники или ученые. Там нет и следа земной логики, нет там места и божественному откровению. И Гамлет обернулся Озриком. Ты видела его превращение. Для чего? Для мести? Для борьбы? Чтобы отказаться от собственного счастья. Ты знаешь эту игру. Ее правила просты – нельзя быть счастливым. А если вдруг случилось с тобой такое приключение, счастье вдруг закрутило тебя, откажись, уйди, отвергни. Но Гамлет слаб – он Озрик наполовину, он может только становиться хуже, чтобы счастье, наконец, само покинуло его. Для Озрика достаточно земли, скотины, ведь он – крупнопоместная галка. Но Гамлет пробуждается опять ото сна и делает последнюю попытку. Но рапирой Озрик не владеет, а Гамлету уж слишком поздно…

Пока Офелия говорила, у Ани было чувство, что она постепенно понимает эту словесную вязь, вот-вот и ей откроется сокрытый за нею тайный смысл происходящего с нею. Еще чуть-чуть, и все разрешится…

– Возвращайся! – прозвучала не сверху, а снизу команда. – Немедленно возвращайся!

Аня успела сделать только полшага назад и повернуть немного голову, как почувствовала себя сидящей в кресле.

– Один, два, три, – считал доктор Розов. – Открывайте глаза… Как вы себя чувствуете? Все в порядке?

– Да, все хорошо.

– Кого вы видели?

– Офелию.

– Ту самую, из Шекспира? Она ответила на ваш вопрос?

– Вроде, да, а вроде – нет. Она говорила как-то сумбурно, сбивчиво, ничего напрямую. О цветах, о Гамлете, об Озрике…

– Озрик? Это еще кто?

– Это тоже персонаж из «Гамлета», землевладелец, скользкая личность, пройдоха. В трагедии он приносит Гамлету вызов от Лаэрта.

– Скажите мне вот что, Анна Алексеевна, – доктор Розов стал что-то быстро записывать в журнал. – Вы чувствовали себя комфортно рядом с Офелией или ощущали, напротив, дискомфорт?

– Не могу сказать, что очень комфортно, – призналась Аня. – Немного неуютно. Вообще, рядом с ней как-то неспокойно. Офелия все-таки, трагический персонаж, сошедшая с ума, безумная.

– Вот именно, – было видно, как Розов ставит точку в конце длинного предложения. – Поэтому мне кажется, что вы видели перед собой не Внутреннего Советчика, а образ, воплощение мучающих вас проблем. Понимаете меня?

Доктор Розов встал и опять заходил по комнате в такт настенному маятнику.

– Вот от этих проблем, страхов, депрессий я хочу помочь вам избавиться.

Он встал за противоположным креслом, опираясь на него руками. Сейчас он был похож на большую хищную птицу, влетевшую в кабинет и севшую на спинку кресла. Ане показалось, что птица смотрит на нее, как на будущую добычу.

– Офелия не утонула, она живет в вас, Анна Алексеевна. Пьеса не сыграна до конца, страхи, сомнения, неуверенность, воплощенные в этом образе, мешают вам жить, вызывают видения, толкают на непредсказуемые поступки. Чтобы вы жили нормальной жизнью, Офелия должна умереть.

– Я должна вернуться в этот лес и убить ее?

– Нет, вам это не удастся. Но вспомните психотренинг наших предков. Они поражали своими копьями и каменными топорами нарисованных на скале животных. Иногда они поражали в инсценированной охоте переодетого в оленя или мамонта шамана. Это не детские шалости на заре цивилизации, а хорошо продуманная, доведенная до совершенства система психотренинга, избавлявшая наших предков от страха, неуверенности. С ее помощью они выжили и дали жизнь следующим поколениям, то есть нам с вами. Приблизительно этим мы и будем завтра заниматься.

– Будем готовиться к охоте? – улыбнулась Аня.

– Будем охотиться за вашими страхами, – уточнил доктор Розов. – Офелия по пьесе должна утонуть, она и утонет завтра. С ней уйдут глубоко на дно ваши страхи.

– Я должна буду тонуть в Финском заливе?

– Тонуть будет Офелия, а не вы. Вам нужно будет сыграть ее роль до определенного момента. И Финский залив для этого не годится. Здесь неподалеку есть лесное озеро. Вы еще там не были? Очень живописное место. Вам понравится…

За ужином бухгалтер Татьяна Викторовна была чем-то раздражена и озлоблена, Анатоль – потерян и расстроен.

– Кто придумал эту молочнокислую диету и фруктовые супы? – бормотал он. – Человек – это животное. Он должен рвать зубами мясо и глодать кости, – говорил он слабеющим голосом, виновато поглядывая на Татьяну Викторовну. – Хоть бы яичко на ужин дали.

– Плохому танцору они мешают, а кое-кому уже не помогают, – заметила бухгалтер «Спецтуннеля», даже не глядя на «хищника».

– Просто мужчине не надо отклоняться от своего представления о женщине, – сказал на это Анатоль, поглядывая искоса то на Аню, то на Ольгу Владимировну, которые низко опускали головы и старались не смотреть друг на друга, чтобы не расхохотаться. – Вот гепард охотится за антилопами Томпсона, львы за зебрами и антилопами гну… Их бы постигла большая неудача, если бы они вдруг напали на бегемота.

Татьяна Викторовна, пока он говорил, делала вид, что не слушает, но при упоминании этого млекопитающего она бросила десертную ложечку на блюдце, чтобы было больше звона.

– Да мне лучшие мужчины «Спецтуннеля» говорят, что у меня самые красивые ноги среди всех строительных трестов! – воскликнула она с большим достоинством.

– В день получки говорят? – спросил ехидно Анатоль, понемногу начавший оправляться после своего досадного поражения.

– Даже когда она задерживается! – яростно парировала бухгалтер, но неожиданно смягчилась. – За внучатами тебя надо бегать, дедушка. «Миленькие детки, дайте только срок – будет вам и белка, будет и свисток…» Свисток тебе, Анатоль, пора из дерева вытачивать, а белка твоя уже ускакала навсегда…

Она встала из-за стола и гордо пошла к выходу, как всегда в короткой юбке, жертва обмана своих сотрудников, ожидавших зарплаты.

– А может, она права? – спросил Анатоль, провожая ее потухшим взглядом.

– Вы насчет ног Татьяны Викторовны? – спросила Ольга Владимировна.

– Нет, насчет свистка… простите… насчет белки. Все-таки хотелось бы, чтобы эта белка была не бухгалтером, а вами, Ольга Владимировна, и вами, Анечка. Но, видно, ничего тут уже не поделаешь.

Он вскочил из-за стола, шаркнул ножкой, поклонился дамам, как юный корнет, и легкой, но дававшейся ему с большим трудом, походкой тоже направился к выходу.

– Ты, кажется, слишком дисциплинированная пациентка, – сказала Ольга Владимировна, когда они с Аней остались за столиком вдвоем. – По-моему, не все таблетки надо глотать. Не на все психологические эксперименты надо соглашаться. К тому же еще не известно, что это были видения.

– Оля, ты права, – после совместного крещения холодной водой залива они были на «ты». – Я бы никогда не поверила в такие опыты и не стала участвовать в языческом камлании, если бы я своими глазами не видела Офелии. Не из кино, не из спектакля, а откуда-то из совсем другого мира, который ко мне имеет прямое отношение. В ее странных словах было столько близкого и понятного мне, как сейчас с тобой. Только рядом с тобой мне спокойно, а там мне было тревожно, как-то не по себе.

– Поэтому твоим ангелом-хранителем должна быть я, а не сумасшедшая Офелия. Ты, вообще, можешь восстановить, что она говорила?

– Ты говоришь: она. Но ведь это – тоже я, это часть меня, только поднявшаяся из глубины бессознательного, из тихого омута. Если не утопить ее сейчас, не отправить назад в омут, она захватит меня всю, без остатка.

– Я сейчас пойду к этому доктору Розову и скажу, что мы вчера уже искупались. Поэтому нельзя ли это купание задним числом засчитать, как обряд утопления Офелии? Вот увидишь, он согласится. Современная психопатия, то есть психиатрия, наверняка, может поправить тебе подсознание и излечить любой синдром в обратном порядке, как раньше делали католические священники. Давай я схожу к нему и куплю у него для тебя индульгенцию, что Офелия утоплена вчерашним днем. К тому же ты уверена, что вода в озере теплее, чем в заливе? Или Офелия будет топиться с водкой и костром?

– За компанию с тобой в роли Катерины Кабановой из «Грозы», – улыбнулась Аня.

– Спасибо, мне Катерина Кабанова в роли Внутреннего Советчика не нужна. «Почему люди не летают, как птицы?» Вот дура! Потому что нет крыльев, перьев и удельный вес не тот… Слушай, Аня, а давай сбежим из этого санатория, купим путевки и махнем… в Данию, к принцу Гамлету, в Эльсинор. Купим там куклу Офелии, для туристов они, наверняка, продаются. И утопим ее тебе на здоровье. Если уж так тебя забрало.

– Вот именно забрало, Оля. Как тебе сказать? Я должна пройти этот путь до конца. Не смейся! К тому же нырять никуда не надо. Доктор Розов сказал, что достаточно будет бросить венок в воду. Да и вообще Розов велел мне молчать, как рыбе, об этом опыте, потому что мне необходимо полное сосредоточение и одиночество, иначе… А что иначе? Я ему клятвенно обещала молчать. А вот взяла и тебе все разболтала.

– Ну хоть на этом спасибо, – покачала головой Ольга Владимировна. – Но учти, что мне эта история совсем не нравится. Что-то не в порядке в датском королевстве…