Текст книги "Мир номер два"

Автор книги: Дмитрий Шахтаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Мир № 2

Глава первая

Не люблю снега. И вообще не люблю зиму. Не люблю затянутого студеной мглой неба, вечной ночи. Сейчас кажется осталось только это. К привычной картине добавилась снежная пелена без единого следа. Пустыня и тишина стотысячного города. Ни огонька, ни звука.

Есть только один след и он мой. Я захожу в небольшой дом на окраине, закрываю дверь и сажусь на корточки у растопленной печки. Чей это дом, я пока не знаю. Оглушенный случившимся, я только начинаю осознавать масштабы катастрофы. Наверно никто уже не узнает, почему это произошло. А если и узнает, для меня это не будет иметь никакого значения.

На жестянку перед печкой мерно капает вода от снега ,тающего на опушке воротника. В огне горят бумаги, корчатся, чернеют и вылетают в трубу. Дров в доме немного, кидаю всю бумагу, что удалось найти – надо нагреть комнату. Странно, что возле дома нет собаки. Будка есть и все. Никаких следов, впрочем, как и всяких других. Подгребаю стопку книг поближе. Вот «Новый Завет», не раскрывали ни разу. Наверно, всучили сектанты. Горит завет, греет воздух, хоть какая польза. Говоришь, праведники спасутся? Значит, праведник только я – остальные грешники и с ними бог поступил соответственно. Создал грешными, попенял за это ,а после и вовсе убил . Видимо не удался опыт. А это что? «Антропология». Похоже, следующий этап развития гомо сапиенс не будет описан. Хорошая бумага – славно полыхнуло. « Шопенгауэр». Как там у него? Вроде человек рожден для несчастья? Согласен, судя по печальному концу человечества. В печку. «Револьверы и пистолеты». Какие разнообразные были у хозяев увлечения. Отложим. «Фокусы для всех». В печку. Мне интересен только один фокус – как выжить без электричества, газа и воды в зимнем городе, когда тебе под пятьдесят и ты чисто городское создание?

Интересно, если собрать все телевизоры города, наверно можно соорудить новую китайскую стену – теперь то они точно ни к чему , точнее ни к кому. Надо как-то заснуть, видимо подскочило давление – бодрость явно искусственная. Открываю холодильник и нашариваю бутылку пива. Вообще-то я пью крайне редко. Водка меня только злит. А пива немного в самый раз. Забираюсь на диван, не раздеваясь – в комнате еще прохладно. Снимаю сапоги, кутаю ноги пледом . Гудит печка, дожевывая глянцевые обложки.

Открываю глаза. Все так же темно. На телефоне семь утра. Что мы имеем? Мы имеем почти пенсионера, экономиста, одинокого , внезапно оказавшегося в вымершем городе. Город умер, пока я был на зимней рыбалке. В этом году ноябрь выдался холодным. Поджали пятнадцати– и двадцатиградусные морозы. Северяк никак не успокаивался, а вчера с утра начался снегопад. Вчера к вечеру я выехал домой и через пару километров понял, что что-то не так. Встречных машин не было ни одной, а, главное, на небе не было зарева города. Ни «Радио Ваня», ни «Ретро», ни прочие станции не работали. Ближе к городу разом стали попадаться аварии. Было ощущение, что водители машин засыпали и съезжали в кюветы. Машины, машины, машины. Перевернутые, покореженные. В одном месте произошло лобовое столкновение . Разбросанные от удара тела уже замерзли и застыла натекшая кровь. На ослабевших ногах я вышел из «девятки» и заглянул в салон одного из автомобилей. Водитель сидел , повиснув на ремне, на теле не было заметно ни одной царапины. Осевшим голосом я окликнул двух пассажиров на заднем сидении, лежавших друг на друге и через разбитое стекло дотронулся до запястья девочки – рука была холодная. Пришло осознание абсолютной недостоверности происходящего. Через десяток метров от места аварии стоял КАМАЗ, съехавший на обочину и перегородивший встречную полосу. Я дернул водительскую дверку и отскочил в сторону. На дорогу выпал водитель. Он падал, как ватная кукла, безвольно и покорно. В жизни я видел немало покойников и не раз бывал в моргах, однако никогда раньше не приходилось испытывать такой жути – жути дикой и необъяснимой. Меня пробил ледяной пот. Люди умерли в одно время и умерли мгновенно или почти мгновенно. С трудом дойдя до своей машины и, плюхнувшись на пассажирское сиденье, я лихорадочно нашарил в бардачке упаковку «Валидола», сунул таблетку под язык и замер, стараясь не допустить иррациональной паники. В громадах домов не проглядывал ни один огонек, лишь на шоссе местами поблескивали тускнеющие огоньки габаритных огней легковушек.

Я петлял между грудами металла, недавно бывшими автомобилями и видел одно и то же – мертвый город. Везде лежали люди. Они лежали в разных позах со спокойными лицами, без признаков страха. Свет фар высвечивал трупы на ступенях супермаркетов, на остановках, в салонах остановившихся машин. В некоторых машинах на холостом ходу еще работали двигатели , высасывая остатки топлива в баках. Только их фары освещали этот апокалипсис. Две таблетки успокоительного притупили эмоции и позволили прийти в голову новым догадкам. Я резко затормозил у «Магнита» и , прихватив фонарик, двинул к входу. Сразу зайти не удалось. Автоматическая дверь была заклинена въехавшим в нее рейсовым микроавтобусом. Пришлось выбивать потрескавшееся стекло второй половины. Помещение уже выхолодилось, но держалась плюсовая температура. Я проверил пульс двух молодых парней . Оба были мертвы. Нет, не кома, не бессознательное состояние. Мертвы окончательно и безнадежно. Трупное окоченение уже наступило. Я был в здании, полном мертвецов, но уже не боялся ничего, полностью отупев.

Заторможенно, не торопясь, я подъехал к своей «хрущевке» и поднялся на второй этаж. Форточка в кухне была распахнута от ветра, в квартире стоял холод. Без всякой надежды я повернул ручку газовой плиты и почему – то не испытал разочарования. В подъезде чувствовался несильный запах газа. ГРП тоже встали без электроэнергии. Без надзора человека встало все.

Усталость придавила меня. Еще брезжила надежда, что остались выжившие, что кому –то требуется помощь, что катастрофа была локальной и коснулась только моего города. Пока нужно было отдохнуть. Я содрал плед с дивана, разложил его на полу и стал скидывать на него набор выживальщика. Где-то в ноуте есть книга по выживанию – его тоже на плед. И зарядное – найду, где зарядить. Бутылка замерзшей воды, газовая пьезозажигалка, остатки черствого хлеба, загнувшегося сыра, пачка пельменей, начавших слипаться в размороженном холодильнике, фасованный чай, пачка сахара. Я потряс головой, разгоняя лекарственный дурман . Зачем все это? Это же не необитаемый остров. Все магазины открыты, катастрофа произошла средь бела дня. Закрыты, как всегда, сами люди за стальными китайскими дверями. Я вышел только с ноутбуком , по привычке заперев дверь.

Этот домик на окраине понравился мне из-за кирпичной трубы – то, что нужно. На переметенной дорожке к нему не было следов. Я с опаской зашел в дом, предполагая, что встречусь с останками хозяев, но в нем не было никого. По отсутствию рюшечек , безделушек в шкафах и беспорядочному и пыльному обилию книг было ясно , что хозяин холостякует. Заперев дверь, я стал растапливать печь.

Сейчас я лежал на продавленном диване и думал, что делать дальше. Что там в руководстве по выживанию? Наверно оно не учитывает такую ситуацию. И что в первую очередь? Бог с ним с руководством. Надо посмотреть, есть ли выжившие. Взрослые расчухаются сами, а оставшиеся живыми дети? Меня просто сбросило с дивана. Найдя в кухонном столе остатки свечей, я зажег их и соорудил завтрак на скорую руку. Поторапливало осознание того, что трупы в незамерзших помещениях начнут разлагаться и все усложнится.

Выбор пал на новый микрорайон, сплошь застроенный девятиэтажками. Три часа я бродил по стовосьмидесятиквартирным домам, стуча в каждую дверь и спрашивая: «Есть кто живой»? Пятьсот сорок квартир – тишина. В следующих трех домах я дергал за ручки дверей и задавал тот же вопрос. Некоторые квартиры оказались незапертыми, но радости это не прибавило. Везде были трупы. Люди умирали у телевизора, у кухонной плиты, в туалетах. Люди жили и умерли вдруг. Ни следов удушья, отравления, травм –ничего подобного. Жизнь исчезла в секунды. Ни разу на мой стук не откликнулась собака, не мяукнула кошка, не заорал в конце концов волнистый попугайчик. В одной из квартир я включил ноутбук, подключенный к выделенке. Он не показал ни одной беспроводной сети. На мобильнике не было ни одной палочки. На подоконнике стоял радиоприемник на батарейках. Он покорно зажегся желтым и зашипел. Ни на каких волнах не было ничего. Мир умер.

Начало смеркаться, здесь темнеет рано и я спохватился. Заехав в «Товары для дома» и «Мужской инструмент», я загрузил на заднее сиденье миниэлектростанцию на три киловатта, закинул бухту проводов, садовый электронасос с шлангом, пару канистр и поехал на окраину в дом. Электрощиток оказался на улице . Сняв старый кабель, я подключил к щитку генератор, установленный в сарайке. В молодости приходилось работать электромонтером и навыки пригодились. Заехав на заправку и вооружившись ключами, открутил горловину цистерны с девяносто вторым бензином и тупо сбросил в нее цинковое ведро на веревке. Добыча была разлита по канистрам, теперь очередь была за пищевыми ресурсами. Подобрав поближе к своему пристанищу подходящий магазин-им оказался «Гурман», я занялся погребальными делами. Всего в магазине оказалось тридцать четыре человека вместе с обслугой. Всех пришлось вытаскивать на улицу , запаковав каждое тело в пузырчатую пленку. «Извини»,– бормотал я,-«Мне еще пожить надо. Очень хочется узнать, кто это устроил.»

К полночи я закончил с ними. Болел поврежденный ранее хребет, но неожиданно воскрес аппетит убитый, как мне казалось, наповал. Несмотря на это, пришлось вытаскивать из потекших холодильников и витрин мясо, рыбу и полуфабрикаты и сваливать навалом в холодных помещениях. В три часа ночи я выдохся и только сейчас сообразил, что напрасно спасал продукты– через сутки дед мороз придет сюда окончательно, вот стеклобанки точно все потрескаются. На улице продолжал валить снег, морозец не падал. Подтопив печь и наскоро поев, я опять уснул в темноте – заправить генератор не было сил.

Удалось поспать. Для затравки я снарядил электростанцию, опробовал ее и уехал к девятиэтажкам. Пока было светло, бегал по квартирам, задавая дежурный вопрос. За одной дверью что-то шуршало и царапалось. Дверь оказалась обычной деревяшкой и особенно не сопротивлялась натиску монтировки. В образовавшуюся щель протиснулся какой-то зверек и потянул меня за шнурок. Наклонившись, я узнал в живности ханорика. Помнится – это помесь хорька с чем-то крысообразным. Он был совсем малыш, может месяца два-три. Взяв его на руки и доломав дверь ,я сразу прошел на кухню и насыпал животному корма, отрыл в холодильнике размороженого мяса и нарезал его мелкими кусками. А может он еще молочный?

Ханорик бодро жевал, наблюдая, как я подливаю ему в чашечку воды. Он ел аккуратно и быстро, показывая белоснежные зубки. « Вот и живая душа, хоть и хорек»,– подумал я, осматривая другие комнаты. Сделано это было совершенно напрасно. В детской на ковре среди игрушек лежали две девочки трех-четырех лет, рядом лицом вниз лежала мать. Меня хватила истерика. Выбежав из комнаты, я пинал мебель и обрушивал на голову господа бога все известные проклятия. Ханорик забился под стол и подпрыгивал от страха. Это зрелище несколько привело меня в чувство. Найдя початую бутылку коньяка, я выпил залпом все содержимое, сунул животину за пазуху и вышел в подъезд. Потом я ездил по городу, бибикая жиденьким жигулевским сигналом и изредка взревывая: «Люди! Где вы?» . Где-то по дороге в дурную голову пришла мысль, что если жив хорек, то и в городском зоопарке тоже живые и некормленные животные. Разнеся входные двери пожарным ломом, подсвечивая фонариком, я прошел в помещение зооуголка. Живыми были только рыбки. Эти сволочи плавали, как ни в чем ни бывало, несмотря на семиградусную температуру в помещении. Пообещав скормить их заживо моему зверю, я насыпал корма и набросал сверху всякого тряпья, решив вернуться сюда позже.

Утром, едва придя в себя и глубоко понимая своих соотечественников, для которых похмелье было национальной традицией, я вырыл из памяти эпизод из вчерашнего дня, сейчас заставивший меня изрядно обеспокоиться. В свете фар перед моим затуманенным взором мелькнул силуэт… собаки? Да, да бродячей собаки. Это значит, что выжившие бродяжки со временем собьются в сообщество, далее именуемое стаей , отожрутся на покойниках, а потом им захочется свеженького. Надо вооружаться. Стуча зубами, опять печку толком не протопил(вьюшка не закрыта) – эх, растяпа, я сьел кашу быстрого приготовления от «Махеева» и заторопился на выход .Снегу подвалило еще, но заметно потеплело. Через недельку на «девятке» будет не проехать. А вот через месяц по городу можно будет ходить только на лыжах. Надо драпать на юга, пока не засыпало дорогу. А где мой хорек? Вот он. Чуть не придавил малыша.

Едем в «Инструмент» – нас теперь двое. Говорят ханорики или хонорики плохо приручаются. Наверно этот процесс с голодухи все же бывает ускоренным – видишь, как прижался. Мамки нет. У меня тоже никого нет, даже родного Пенсионного фонда. Хоть и держал он меня впроголодь, а баб жаль. Зато с деньгами всё решилось кардинально – они теперь не нужны никому. Лежит Рокфеллер , как Скрудж, на своем золоте и живым от этого не становится. А в Африке сейчас жарко, все протухло, Кимберли тоже никому не нужны. В магазине я загрузил небольшую болгарку, генератор на два киловатта – прочие были тяжеловаты– и двинул в оружейный магазин. Он был открыт. Помотрев на витрины и заглянув на склад, я совершенно растерялся. В оружии, как и положено бухгалтеру, я не разбирался вообще. Ну, из гладкоствола приходилось пулять, в армии СКС видел с квадратными стволами, видимо от чистки кирпичом. На этом огнестрельный опыт кончался. Вздохнув, я отнес в машину десяток стволов, больше ориентируясь на их внешний вид. Патроны пришлось ссыпать по мешкам. В отдельный мешок побросал пистолеты. Из всех удалось опознать только ПМ или ПММ и то не уверен, что это не имитация. Над витриной с ножами пришлось зависнуть. 6AlMar SERE 2000– невзрачный складень по безумной цене. Им что, положено совершать ритуальные действия? . Это для хирургов? Такой универсал, и операции делать и бриться, а может он затачивается раз в десять лет? Вот MORA 2000 – другое дело. От одного вида штаны замочишь. Короче берем все, раз точить не надо.

Я вернулся вновь в микрорайон, выволок самый здоровый дробовик, а может не дробовик, подобрал к нему патроны и устроил маленькую канонаду – может ,кто откликнется. Вспомнив незапертые квартиры, я прошел по ним, оглашая атмосферу дежурными криками. Нужны были ключи – во дворах стояло с полсотни джипов или кроссоверов, по сугробам на «Жигулях» не накатаешься. Всего набралось шесть ключей . Методом тыка, рассматривая брелки и надписи на ключах, я пытался подобрать под ключ машину. Один ключ подошел, но радости мало. Это была «Ниссан Альмера Классик». И опять мелькнуло в памяти, что где-то я видел что-то надежное и могучее. Конечно у «Лукойловской» заправки. Подлетев к ней, я похвалил себя за воспаленную память и пошел искать владельца ключа. Он обнаружился в маленьком кабинетике , сидел ,уронив голову на компьютерный стол. Легкий запах разложения уже витал в воздухе. Процесс замедлился морозом и стенами из легкого пластика. Человек быстро привыкает ко всему. Забрав ключи из кармана его куртки, я вышел на улицу и рассмотрел нежданный подарок. Черный «Чероки» с движком не меньше четырех литров-настоящий проходимец. Пять ведер девяносто второго пришлось заливать через воронку, позаимствованную тут же в магазинчике. Стоящий рядом «Портер» навел на мысль, что дальняя дорога потребует запасов – нужен прицеп. Подходящий был найден часа через два на территории СТО. Попутно помародерил в местном ОВД. Найденное там меня не обрадовало, оружейка была закрыта, а ключей найти не удалось. Пришлось ехать за любимой болгаркой. В конце улицы Некрасова я увидел человека. Он шел странной неторопливой походкой и , кажется, босой. Я придавил газ и обогнал бедолагу. Это была женщина. Она шла, подволакивая ноги и кровавый след тянулся за ней. Опухшие, помороженные ноги, такие же руки с растрескавшейся кожей и почерневшими пальцами, на теле – только открытый домашний халат. Я окликнул ее, но она не замечала меня. Взгляд ее был устремлен куда-то далеко, казалось , она выбрала известную только ей одной цель. Ледяной ветер трепал ее местами смерзшиеся волосы, изредка она кашляла лающим кашлем, прижимая бесчувственные руки к груди. Некоторое время я ехал рядом с ней, вновь и вновь окликая ее .Она ушла в снегопад, все так же натужно переставляя ноги. Оглушенный успокоительным, заглоченным на всякий случай и посещенный новой конструктивной мыслью, я развернулся к центральной аптеке. В каждом отделе в мешок были набросаны лекарства, бывшие на слуху, а также шприцы, эластичные бинты, системы-капельницы. Потом разберусь. Вспомнилось о первоначальной цели. Нужен нарезняк, что-нибудь поубойнее. Наверно это всеобщая мужская болезнь – при опасности искать самое крупнокалиберное. Оружейка ОВД была вскрыта с помощью болгарки и генератора. Что-то автоматное, что-то не очень – все по мешкам. Жаль – пулемета и гранат не нашел. Надо бы разобраться, как это стреляет. Все потом. А вот пара бронежилетов не помешает. Вот еще ящичек какой-то. Что здесь? Прицелы. И в магазине тоже взял их. Беру все. А приборы ночного видения? Как они хоть выглядят? Дубинки, щиты мне ни к чему– вот от армейской каски не отказался бы. Опять патроны и все разные. В мешок. Может сидит на крыше сумасшедший Освальд и пуляет во все, что движется. Нам , русским, это только

дай.

Мы с Хорей готовились к отъезду, я жарил мясо, а Хоря сидел на столе и принюхивался. Для него в «Песе и коте» я уволок какого-то корма для хорьков, но животина ждала мяса. Потом пришлось делать обрез из двухстволки – кто устоит против картечи? Потом разбирался с пистолетом, чтобы в спешке не отстрелить самому себе какой-нибудь нужный орган. В книжках оно проще. Главный герой там на нюх определяет калибр ствола, а из говна делает динамит. С прицелами решил погодить – не до тонкостей, а с ПНВ покопался в деталях. И на кого я собираюсь охотиться? Наверно на того, кто будет охотиться на меня. А не слабо закатить пулю в лоб человеку? Нет, не слабо. Не слабо тому, кто к этому готов и не рефлексирует по поводу самих мыслей. Возможно, сфинктер дрогнет, кто его знает. Посмотрим, удасться ли удержать дерьмо на второй раз. Мирная профессия не определяет степень злобности. А пока нехрен Раскольникова изображать.

– Что , Хоря, готов к труду и обороне? К еде ты точно готов, посмотри, какую поилку тебе презентую. И домик персональный утепленный. Это надо же так воображению разыграться у кошководов. Что мы еще забыли? Надо что-нибудь зажигательное . Пару зажигалок и вот эту кухонную, с длинным клювом. Ага, еще дровишек охапку, а вдруг встанем в заметенных лесах? Да, я параноик, но здоровый параноик. Помнится, читал, что одному вьюноше врачи поставили ошибочный диагноз, что де с сердцем дело швах. И прожил бедолага всю жизнь ниже воды, тише травы, а когда состарился, ему объявили, что ошибочка вышла. Вот так всю жизнь и боялся пукнуть.

Сам я работал на сидячей работе после тяжелой автоаварии. Собой занимался, подкачал, что надо, однако специфика профессии накладывалась на действия. Придется преодолевать условные рефлексы.

Утро застало нас в дороге. До ближайшего райцентра добирались пять часов, а это всего сто восемьдесят километров. После отечественного авто казалось, что я сижу в пилотской кабине самолета. «Чероки» вел себя достойно, переваливая прицеп через реальные сугробы. Вот под деревней Ляли пришлось попотеть, триста метров переметенной дороги и крутой подъем. С третьего захода удалось взять и его. Вот и село Вогваздино. Здесь я , когда-то еще с семьей всегда устраивал отдых и кафешка была очень даже ничего. Впрочем, она и сейчас на месте, но заходить не хочется совсем. Следующее кафе было через сто метров, за ним находилась заправка. За двести шестьдесят километров улетело почти полста литров – сказывалась трудная дорога. Однако путь на юг давал и надежды– снег здесь подтаивал. Я проехал переезд и резко затормозил – на снежной целине отпечаталась стежка человеческих следов. Кто-то прошел в валенках и размер обуви был небольшой. Бес осторожности не дал мне немедленно кинуться на поиски. Сначала я заправил машину испытанным методом-веревка-ведро и только после этого, пощупав «Макар» за поясом ,двинулся на розыски. Следы кончались недалеко у старенькой избы-пятистенка . В окне брезжил тусклый свет. На стук послышались шаги и дверь без оклика открыла пожилая женщина с наброшенным на плечи платком.

– Один ? – не здороваясь , спросила она.

– А больше никого и нет. Вы первая. Здравствуйте.

– Заходи, а то я думала одна помирать буду. И так одна живу, а теперь и вокруг никого – все умерли. Ты хоть расскажи, что случилось, али напал на нас кто? И свету нет, совсем плохо.

Мы прошли в комнаты. На столе стояла знакомая и хорошо забытая керосинка. Как же ее называли? Семилинейка? В доме было тепло. Тепло и обжито, начал отвыкать.

– Ты рассказывай, рассказывай. Откуда едешь и чего один? Что там в городах? Ой, что это я? Наверно кушать хочешь?

– Да, супчику горячего не помешало бы. Честно говоря и аппетита особого не было, сами знаете почему. Пока вы первая, кого встретил в своем уме.

– Господи, да и правда , от такого и с ума сойти недолго.

Я медленно, наслаждаясь, ел горячее , заедая свежеиспеченным хлебом и рассказывал о Судном дне, при этом стараясь не касаться ненужных натурализмов : смерти детей, обугленных останков людей после пожаров, замерзших трупов на улицах – ни к чему это.

– А что твои?

– Одинокий я. Жена бывшая измеряла любовь в квадратных метрах и рублях, не вписался в расстановку мебели.

– А мои давно отсюда уехали и приезжают все реже и реже.

– Да вы не переживайте так. Они где живут? В Астрахани? Может там людей больше уцелело, ведь климат там совсем другой.

– Ну, дай бог, дай бог.– она перекрестилась на икону в углу.

– Что здесь вас держит теперь? Может со мной поедете? – спросил я совершенно искренне.

– Нет. Буду свое здесь доживать. Мои все здесь похоронены и я к ним. Припасов хватит, я еще крепкая. Мы к лихим временам привычные, все переживем. Ты уж в ночь не езжай, ночуй здесь. Вот керосину бы где найти для лампы, бензин-то очень опасный, солить приходиться. А остальное я найду, картошку по весне сажать буду.

Разморило меня в непривычном тепле и, едва дотащившись до диванчика и вытащив из-за пазухи Хорю, я заснул мертвым сном.

Разбудили меня звон ведра и стук двери .

– Вижу не спишь уже. А твой зверек молодец, меня к тебе не подпускал. Зубы скалит и шипит, не ел даже ничего.

– А звать то как Вас? А то с устатка ума не хватило спросить.

– Зинаида Егоровна я. И лет мне семьдесят два.

– Это хорошо. Можно обращаться девушка. Сам я давно не первой свежести. Зовут Вадимом. Если вы не против, помогу, чем смогу. Это первые холода были, а дальше без людей тяжко будет. Сейчас позавтракаем и будем искать керосин, муку, сахар, соль, спички – малый набор русского.

– Хорошо бы людей похоронить, не по-христиански как-то лежат неприбранными.

– Так-то так, однако здесь жило человек двести ?

– Какой там. Вот 40 с небольшим – все что осталось. Ты смотри, как зверь мясо грызет, аж урчит. Не признаю такого, на большую ласку похож али куницу.

– Ханорик это. Хорей назвал. Тоже только один выжил, а кошки не видел ни одной.

– То-то я Машки своей не докличусь, пропала куда-то.

– А мы сегодня по селу пройдем, вдруг собаки уцелели.

Весь день мы свозили на реквизированном пикапчике «Москвиче» тела погибших в часовенку при кладбище. Егоровна оказалась дамой с крепким характером, даже командовала порой.

– Земля уже мерзлая, яму нам не выкопать большую. По весне потихоньку всех по божески пристрою, – сказала она, крестясь. – Что, сам неверующий будешь?

– Был бы Бог – он такого бы не допустил.

Я задержался в селе на шесть дней. Прояснело и подморозило , торопиться не имело смысла. Мы готовили Егоровну к зимовке. С дровами проблем не было– перевезли весь соседский запас. Нашли керосин , загрузили в естественный ледник запасы мороженого мяса и рыбы. На самом краю села в доме нашли живую собачка неизвестной породы и , надо сказать, вовремя. Дверь в сени собачка сумела открыть и вместо воды вылизывала задуваюший сквозь щели снег.

– Вот и я теперь не одна,– радовалась бабуля. – Вдвоем как веселее. Я тебе пирогов в дорогу напеку. Посмотри, что там дальше. Если плохо – возвращайся. Без людей долго не прожить. Войну-то пережить смогли только вместях. Так говоришь – эти, мобильники тоже не звонят?

– Нет. Егоровна, я на той стороне проигрыватель прихватил с пластинками. Оставляю тебе генератор, бензина здесь навалом. Что повернуть и как я написал. Свет теперь будет , а холодильник не подключай – ему постоянно работать надо.

–Разберусь, нешто я такая бестолковая?

В очередное свежее утро мы двинулись дальше.

– Вот так, Хоря, а мы с тобой очкуем. Мы к лихим временам привычные – бабка нас учит. А когда в России были не лихие времена? Сколько помню , всегда приходилось выбирать лучшее из худшего, а не из лучшего.

Да ,без людей плохо. С ними бывает тяжко, иногда очень, но без людей сознание начинает странным образом перестраиваться. Отнесем это к издержкам высшего образования. Вот Егоровна идет по жизни, как ледокол во льдах, а мы все рефлексируем по мелочам.

До самой Эжвы мы не встретили ни одного человеческого следа, и в пригороде было темно и тихо. Смеркалось. Вдали в районе лесозавода или в Максаковке хорошо горело, видимо что-то лакокрасочное, черный дым клубами поднимался высоко вверх. Снежный покров здесь был заметно меньше , но я не торопился, выглядывая огоньки в окнах. Пара собак , явно дворовых, пересекла Октябрьский проспект. К весне будут сбиваться в уже опасные стаи, а второе поколение станет натуральными хищниками. Я не собирался ночевать в Сыктывкаре, продолжала бушевать паранойя. Подъехав к гостинице «Пелысь», я свернул направо и бросил машину у ворот с надписью «ФСБ». Дальше все шло по наработанной схеме – заправка позаимствованного невдалеке генератора, подключение болгарки и все оказалось напрасно. В дежурке нашлись ключи от всего или почти всего. В закрома «Чероки» перекочевали три ствола – автоматы ,патроны, ящик с гранатами, пара труб непонятного назначения , пара ящиков зарядов непонятного применения. Мудреные стволы я не трогал, надо попроще, понадежней и поубойней. С чувством глубокого удовлетворения я покинул стены учреждения, ранее охранявшего нас от нас и , с еще большим удовольствием, стащил с головы противогаз. Да-да, нулевая температура позволила залить город тяжелым васильковым запахом. Привыкнуть к этому было невозможно. После тяжелого мародерского труда я проехал по городу, всматриваясь в окна. Никого и ничего – как и в Ухте. Трехсоттысячный город умер. В двух местах догорали здания, продолжало чадить за речкой. Надо было озаботиться ночлегом. После настоящего гостеприимства очень не хотелось ночевать среди трупов. Мысль о еде даже не приходила в голову. В районе бывшего ДК «Металлист» у помойки мелькнула тень и я включил дальний свет. Оказывается по привычке я ехал с ближним. Мощный луч вырвал силуэт собаки и это была явно домашняя собака. Взведя курки обреза – не люблю бескурковок, вспоминай, где патрон, я медленно вышел из машины и направился к легавой. Похоже – это была эстонская гончая, красивый пес. Без всяких признаков страха барбос подошел ко мне и сел, как бы спрашивая :«Поговорим?».

Я никогда не боялся собак. Мне кажется из всех животных самые красивые – это собаки и лошади. Этот пес явно не был голодным, но в целях взаимопонимания я сунул руку под тент прицепа, отломил наощупь полкруга колбасы и продолжил знакомство. С чувством глубокого достоинства эстонец зажевал производное из рогов и копыт и, наклонив голову ,вопросил:«Что дальше?».

Дальше? Я открыл заднюю дверь джипа, сбросил ящик с вооружением в проход и хлопнул ладонью по сиденью. Так же безмолвно пес прыгнул вверх и с комфортом уселся. Кобель, а это явно был кобель, был молод – глянцевая шерсть, прямая спина, да и просто любопытство показывали, что он в полном расцвете собачьих сил.

– Будем знакомиться, меня можешь звать, как удобней, а тебе нужно придумать что-нибудь мужественно-охотничье, порода обязывает.

Неугомонный ханорик выскочил из-за пазухи и зашипел на гончую.

– Ага, только тебя не хватало. Давай быстрей самовыражайся, знакомиться пора.

Пес как Ванька – встанька озадаченно болтал головой.

– Это что же выходит? Это выходит уже компания, верно Макс? К тебе , к тебе обращаюсь. А сейчас едем из могильника. По свету еще раз посмотрим бывшую столицу, а пока едем бай-бай.

На окраине города был выбран район частных домов. Мы оккупировали тот, где хозяин умер во дворе – засыпать в трупных запахах было недопустимо. Скоро заполыхала печь, закипел чайник, заблагоухали дежурные блюда быстрого приготовления. Зверье тоже было не против усиленного ужина при свечах.

Я напоминал Робинзона Крузо с кошками и попугаем. На четыреста тысяч – три живых человека, на четыре миллиона – тридцать, на сорок миллионов – триста, вот уже есть основа для популяции. Беспокоила мысль, что все трое выживших не в репродуктивном возрасте, хотя надо ориентироваться на большие числа.

Макс вел себя на удивление спокойно и, можно сказать, рассудительно. Инсинуации Хори он переносил стоически. Все-таки охотничьи собаки-это настоящая элита, а может просто повезло с ним. Хорошо бы, чтобы они тоже считали, что им повезло со мной. Пока Хоря забавлялся, я извлек том с описанием огнестрела и провел сравнительный анализ -что же мне удалось подгрести?

МЦ21-12 – ружье двенадцатого калибра, при этом оно имеет магазин на четыре патрона и оно автоматическое. Ни хрена себе! Так – «запирание канала ствола осуществляется затвором за счет качающегося его клина, входящего в отверстие хвостовика ствола». Где тут затвор и где клин? Вот они родимые. Как зарядить? Похоже вот так – ну вот .Обрез попроще и породней. А вот третий гладкоствол оказался «Береттой Сильвер» и еще чего-то шестнадцатого калибра. Свезло – калибр для всех одинаковый . Осталось разобраться с патронами.