Текст книги "Колонизатор (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Старицкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
Глава 10
В «Неандертале»» траур. Несмотря на страду никто не работает.
Весь народ собрался на манеже и псалмы поёт.
– Что у нас плохого? – нашел я крайнего егеря в толпе.
– Нестора лесоруба леопард задрал. Намертво, – отвечает. – Народ тут начал поговаривать, что пора домой на Тамань возвращаться. Мол, гиблое место тут.
– А вы что? – строго спрашиваю. – Почему не оборонили?
– А нам везде не разорваться, – огрызается. – И мясо добывать, и охрану держать, и тут за порядком следить. Ещё у белорусов один егерь баклуши бьёт, вроде как льгота у него такая от нашей службы. С вдовушкой под боком. Хотим даже очередь на такую льготу от службы образовать. Чтобы все сласти не в одно рыло шли.
Мда... Ни дня без проблем.
Тут на нас зашикали со всех сторон, мол, шумим много.
– После похорон, пусть Сосипатор меня найдёт, – приказал я, понижая голос.
Тут толпа распевая ««со святыми упокой…»» двинулась к площадке, определенной мной для строительства церкви.
– Почему туда?
– Церковь там будет, а кладбище всегда при церкви.
Тут я заметил, что гроб очень уж короткий и фасоном не русский.
– Кто гроб мастерил?
– Курт, – отвечает егерь. – Быстро расстарался, морда нерусская.
– А почему короткий такой?
– Дык пока хватились, пока нашли... Половину Нестора лютый зверь уже схарчил. Сходил мужик до ветру...
– А чего он один до ветру ходил? Приказано было по двое. Один с ружьём.
– Стеснительный он... – отвечает мне. – Был.
После церковной панихиды у могилы и водружения на холмик временного деревянного креста, я взял слово для гражданской панихиды.
Вкратце обрисовав какая нас постигла тяжкая потеря и каким замечательным человеком был Нестор лесоруб, я пообещал покойному что мы отомстим и его могилу покроем леопардовыми шкурами в три слоя, закончив по опыту митингующих революционеров призывами к действию.
– А теперь все по местам. Страда не ждёт. Сейчас надо думать о живых, когда день год кормит, а то мы зимой с голода передохнем безо всяких леопардов. А после сбора урожая устраиваем большую загонную охоту на леопардов. Да и собачки наши по настоящей работе что-то заскучали.
Привезли заказанные пифосы с Тамани и врыли их в землю.
Вовремя.
Хлеба пора жать, молотить и веять. Так что вопрос с хранением зерновых стоял уже остро.
Отруби еще надо собрать отдельно – это хорошая подкормка лошадям.
Сено пока в степи оставили в стогах, только окружив их спиралями Бруно от диких копытных. Может прямо сейчас они при наличии свежей травы в степи его жрать и не будут, но вот попозже…
С Сосипатором и Барановым составили план загонной охоты.
Ружей на всех не хватало.
И картечных патронов выявили недостаток. Больше всего разных дробовых.
Винтовки отбросили напрочь – ими пользоваться учить надо. Серьёзно учить. Это не автомат.
– Только картечь, – завил Баранов. – Ею и дурак попадёт.
– Если своих не постреляем, – усмехнулся я. – А много у нас дураков?
– Совсем дураков в артелях не держат, – пояснил мне местную политику Солдатенков. – Но косорукие есть. Этих во вторую линию с волокушами – туши убиенных леопардов оттаскивать. Шкуры снимать и сразу засаливать. Обработаем потом, если что останется обрабатывать после нескольких зарядов картечи.
– Но им тоже что-то стреляющее надо дать, – не унимался я. – На всякий пожарный.
– Барин, дай дураку стеклянных хер, то он не только его разобьёт, но сам порежется, – ехидно осклабился Сосипатор.
– Белорусов привлекаем? – спрашиваю.
– Только как завесу с их стороны леса, – предлагает Баранов. – А то звери в их сторону убегут, а потом обратно вернутся.
– Даже если всех перестреляем, то леопарды обязательно вернутся. Другие, – подсел к нам в компанию чаёвничать инженер, – новые, придут на освободившееся угодья. Тут их кормовая база в лесу: дикие свиньи, косули, антилопы, олени, а врагов как таковых у них тут нет. Вот у брода уже третьего леопарда убиваем, а они на чужие охотничьи угодья не ходят. У кошек это строго. Но если площадка освободилась, то кто им запретит? Свежих меток нет, значит ничьё.
– Баб всех забираем с трещотками и погремушками. Шумом зверей с лёжки вспугивать, – заявляет Баранов. – Иначе никак – количество стрелков уполовиним.
– Собак побрехливей бы, – протянул я.
– Прикажем и молчуны будут брехать, – усмехнулся Сосипатор.
– Это легко, – согласился с ним Баранов. – Тяжелее собаку молчать научить.
– Ружья докупать будем? А то на всех не хватит. – Басит Сосипатор.
– Патроны докупать придётся. Много их понадобиться, – прикидываю я. – А вот сами ружья будем умыкать.
– Где? – смотрят на меня три пары глаз с предвкушением азартного дела.
Ой прав Тарабрин на все сто, что нельзя людей к криминалу самим приучать. Они и сами научатся и без нас, дай только волю.
– Есть одна намётка у меня. Но там у нас будет только два часа времени на всё про всё.
– Что так мало? – спрашивает Жмуров. – Где?
– Дрезден. – Отвечаю. – Звёздный налёт союзнической авиации в сорок пятом, после которого города как такового не останется. Примерно два часа у нас будет от закрытия магазина до первой бомбы, упавшей на город. Так что задействовать придётся всех, кто может потом вернуться сюда без последствий.
– А кого будем брать? Зауэра? – спрашивает инженер.
– Нет, – покачиваю я головой. – Бери классом выше. Братьев Меркель. Чтобы жаба вас не давила раздавать мужикам бельгийские ружья просто так.
В Дрезден входили с помощью Тарабрина. По его ««якорям»». Я то Дрездена даже в кино не видел.
Заранее маленькими ««глазками»» вычислили магазин фабрики ««Оскар Меркель унд Со»» в центре города. И очень удивились тому, что магазинчик был совсем маленьким: всего в два окна по фасаду.
– А что ты хотел? – иронично посмотрел на меня Жмуров, после того как Тарабрин закрыл ««глазок»». – Братья Меркель в основном делали ружья на заказ. Это тебе не Зауэр с его широкой машинерией. Тут ручная работа. Штучная. Так что любуйся теперь на этот оружейный бутик. Скорее всего тут будут даже не новые ружья, а уже пользованные на комиссии. Нам бы что попроще, зато одинаковое.
– Ладно. Что будет, то и будет. Зря что ли старались? – ответил я. – Работаем? Все готовы?
Получив подтверждение о готовности группы налёта и отсутствие в ангаре посторонних, открыл большое ««окно»» сразу внутри намеченного здания.
Первое, что услышали – женский вопль и удаляющийся быстрый топот каблуков.
– Хватай её, – закричал Сосипатор и Пахом рванул в ««окно»» впереди всех.
Я за ним по коридору.
Молоденькая девчонка, почти подросток, в кабинете орала в трубку телефона.
– Полицай! Полицай!
И что-то ещё быстрой скороговоркой. Я разобрал только слово ««криминаль»».
Тут Пахом схватил девчонку поперек талии, вскинул её на плечо и, не обращая внимания на её визг и удары маленьких кулачков по своей спине, потащил добычу к ««окну»», которое держал Тарабрин. Его я привлек ввиду массовости мероприятия.
А я вырвал шнур у телефона.
Огляделся. Офисный кабинет какой-то. Стол письменный, шкафы, радиоприёмник. Вешалка ещё для одежды. Ничего интересного.
Вышел в торговый зал…
– Да твою же мать, через колено кобыле в щель!
Это был музыкальный магазин.
Точнее магазин музыкальных инструментов. Соседний с оружейным.
Такой оболом!
– О! – появился из-за моей спины Сосипатор. – То, что нужно. Барабаны берём все, кроме самого большого. И эти маленькие сигнальные рожки тоже. В довесок к трещоткам пойдут за милую душу. И ещё эти медные тарелки все что есть забираем.
Дельное замечание. Зря что ли на дело ходили? Забрали все барабаны с перевязями и палочки к ним. Дудки эти – не то пионерские горны, не то охотничьи рожки, не то кавалерийские корнеты. Мундштуков к ним полную коробку. Ну, это в последний момент, а то чуть не забыли про них. А они тут продавались отдельно.
А вернувшийся Пахом ещё схватил гармонь.
– Зачем? – спросил я.
– Саратовская, – ответил он. – С колокольчиками. Частушки петь.
А глаза сияют.
– Тогда бери две, – махнул я рукой.
– Саратовских больше нет. Тальянки есть.
– Бери какие есть, – сел я на место продавца и разглядывая блестящий медью большой набор духовых инструментов на целый полковой оркестр, сачкую пока мои люди мародёрствуют в центре фашистской Германии. А в голове дурная мысль: откуда в Германии саратовская гармошка?
Хромой флотский фельдшер прихватил ещё и гитару в твердом чехле и запасные струны к ней.
– Хорош копаться, – прикрикнул я. – Зачем тебе она?
– Испанская, – отвечает, а глаза каждый по двадцать копеек. – Палисандровая. Всю жизнь о такой мечтал.
– Бросай рояли. Шухер! – прикрикнул на нас инженер, стоящий на атасе у зашторенного окна. – Там полиция уже подъехала. Так что рвём когти.
Уйти успели. Даже не особо спеша.
Только вот в соседний магазин к оружейникам Меркель нам уже не попасть. Попасть то можно, только вокруг уже полно фашистской полиции.
Оно нам надо? Пострелушки устраивать перед самой страшной в мире ковровой бомбардировкой. За нас англичане постараются. Ничего от города не оставят.
Пленённая девчонка в ангаре, вжавшись спиной в стеллаж, всё испугано быстро мелко крестилась, плевалась и обзывала нас. Разобрал только слово ««Тойфель»» – черт, значит. Она нас за чертей приняла, обхохочешься. Потом дева сомлела и упала в обморок.
– Зачем её сюда притащили? – спрашиваю, подхватывая это явно недокормленное тельце.
Правда девица мало похожа на классическую немку: белокурую такую валькирию с мощным выменем. Черненькая, худенькая, симпатичная. Лет шестнадцати. Одета в синюю юбку-миди, белую блузку с короткими рукавами и на шее черный галстук типа пионерского. На ногах туфельки и короткие белые носочки. А сама стройная до жалости.
Пахом внимательно разглядывал союзки своих сапог, потом сказал тихо.
– Дык, это, барин, Сосипатор приказал её хватать я и схватил. А что? Не надо было?
Посадил я девицу на чехол от какого-то музыкального инструмента, прислонил к стеллажу.
– Приведите её в чувство кто-нибудь, – бросил в пространство.
– И что с ней делать-то будем? – это я уже к Сосипатору обратился.
– А что с бабами делают? – пробасил Сосипатор. – Замуж отдадим. Дело не хитрое. Хотя бы за Курта. А вот что с ружьями у нас будет?
Кто о чём, а шелудивый о бане.
– Хватит с нас эксов, – отрубил я. – С Йоску поедем в Америку и купим как нормальные люди в магазине. Сколько нам надо, столько и купим. Долларов нам ещё хватает.
Хромой морской фельдшер покопавшись своей сумке поднес к лицу девушки ватку с нашатырём.
Длинные пушистые ресницы затрепетали.
Открылись светло-карие глаза, быстро-быстро захлопав. Чуть ли не со щелчками.
Тарабрин её что-то спросил на немецком.
Девушка чуть запнувшись ответила.
– Она говорит, что её зовут Грета Зеебах. Она член Союза немецких девушек. Ей почти шестнадцать лет. В магазине работала ночным сторожем, но скоро, после дня рождения её примут в зенитную часть Люфтваффе чтобы защищать родной город.
Тут девица вскочила на ноги, зиганула и заорала как на митинге:
– Хайль Гитлер! Дойче юбер алес!
– Алес твоей дойче. Полный алес, понад усе... – усмехнулся я и обратился к Тарабрину. – Степаныч, скажи ей, что она не похожа на саксонку.
Тарабрин перевёл, девица ответила. Но видно было что она очень удивилась такому вопросу. Не знаю, что она от нас ожидала, но налицо разрыв шаблона у девицы. Когнитивный диссонанс если по научному.
– Родители приехали в Дрезден из Тюрингии, а она родилась уже здесь. Просит вернуть её обратно в родной город и тогда она не будет сообщать о нас в полицию. – Усмехнулся Тарабрин после перевода.
– Скажи ей что её города больше нет, – посмотрел я на часы. – И горожан нет. Даже полиции городской нет. Именно в этот момент англичане и американцы с тысяч тяжелых бомбардировщиков бомбят Дрезден. Засеивают зажигательными бомбами как ковёр. В городе огненный шторм. Не выжил никто. И если она хочет жить, то пусть не рвётся назад. Да и некуда. Германия войну проиграла. Фюрер застрелился. Всех наци победители будет судить за их военные преступления и вешать.
Девица впала в ступор, после того как Тарабрин ей все это перевел.
– Куда её? – спросил Тарабрин у меня.
Я ответил.
– Ну, как Сосипатор предложил – к Курту. В собачник. Пусть ему там помогает пока, а там видно будет.
После повторной ватки с нашатырем и перевода моего приговора девчонка схватила тяжёлый кофр на котором сидела.
– Я могу с собой взять аккордеон?
– Пусть откроет кофр, – приказал я.
А то мало ли чего можно ждать от сопливой национал-социалистки. В этом возрасте молодёжь при хорошей обработке мозгов бывает очень фанатичной.
Действительно аккордеон. Типичный немецкий. Весь в красном перламутре и клавиши из слоновой кости. С пятью регистрами.
Помню на почти таком же трофейном аккордеоне в шестидесятом году прошлого века играл в нашем летнем детском саду в Снигирях под Москвой кадыкастый еврей, длинный, худой, чернявый и кудрявый с очень красивой дочкой шести лет из-за которой он и нанялся в детсадовские музруки на лето. Клавиши его аккордеона имели ямки – под пальцами стёрлась слоновая кость. Пластмасса практичнее на поверку оказалась и долговечнее.
Надо же какая дурь только в голову не лезет.
– Пусть забирает, – разрешил я.
И глядя как Сосипатор уводит к себе в собачник девушку с тяжелым кофром в руке, вспомнил любимый романс этого музыкального руководителя в этом летнем детском саду.
««Старенький дом с мезонином…»»
А дочка у этого музыкального еврея очень красивая была. Особенно выразительные были ее глаза цвета спелой маслины и мохнатые ресницы. Мне тогда всего шесть лет было и я первый раз в жизни влюбился. В нее.
Как ее звали?
Не помню.
А романс помню. "Старенький дом с мезонином..".
– Сосипатор, – окликнул я псаря.
– Ась? – откликнулся псарь.
– Вы её там у себя подкормите, что ли, а то она стройная... аж до жалости. И к врачихе её сначала сведи на предмет болезней каких, да и санобработки. Спроси там отдельно как её кормить, а то от недоедания ещё копыта отбросит с нашей обильной пищи. Заворот кишок страшная вещь.
– Не боишься, командир, к нам нацистку запускать, – спросил Юшко.
– Вот такие вот девочки и мальчики, Ваньша, выкормыши Гитлерюгенда, на поверку стали в ГДР нашими самыми надежными союзниками в Европе. А мы их предали в конце восьмидесятых. И объединение Германии с подачи Горбачева больше походило на оккупацию ГДР западной Германией. Мы свои войска вывели, а американцы нет.
– Как все переплелось... – округлил глаза Иван. – А почему так вышло?
– Да потому что и мы, и немцы хотели одного... справедливости, а нас предали. И нас, и их. Даже хуже чем предали, продали за бочку варенья и корзину печенья. Свои же руководители страны и партии.
Глава 11
Но прежде чем поехать за ружьями в Америку, сходили в Лондон на примерку морской формы.
Уже без Пахома.
Там я настолько остался доволен работой лондонских портных, что заказал ещё короткий пиджак из бежевого твида с замшевыми накладками на локтях. А к нему жилет и кепку из шотландки.
– Какой тартан выберете? – склонился закройщик в полном внимании к клиенту.
– Любой с обилием красного цвета, но с минимумом желтого. Впрочем мне всё равно я не шотландец.
Такой наряд с черными брюками можно носить и в двадцать первом веке. Классика! Так почему бы не построить его тут, в месте где очень хорошо шьют. И также будут вручную шить и в третьем тысячелетии, в те же самые сроки. Британские традиции… Как обаятельно это для уроженца страны, где традиции за один век кардинально ломали несколько раз.
– И ещё белый смокинг, – пожелал я. – И к жилету из шотландки ещё один высокий жилет из того же твида что и пиджак. На четыре кармана. Правый верхний под футляр с очками, правый нижний под дирринджер.
Кутить так кутить.
Нам заявили, что нужна будет ещё одна, заключительная, примерка с подгонкой через две недели и все наши костюмы тогда будут готовы через три дня после неё.
Заказав под готовые костюмы морские кофры, сделав промежуточный платёж, мы удалились.
На этот раз шопингом в Лондоне не увлекались. Всё что было нам необходимо мы ещё в Льеже закупили. Заехали только за готовыми фуражками и ботинками, заказанными в прошлое посещение британской столицы. Ботинки были удобные, разве что подошва жестковата, но… натур продукт. Ничё, микропорочку из будущего на подошву подклеим и всё будет зашибись.
Найдя пустынный переулок вернулись в ««Неандерталь»», открыв ««окно»» прямо в глухой стене лондонского дома.
Американские дороги хорошие, гладкие, только задалбливают рекламой. Прямо как в Москве девяностых.
Взяв в Нью-Йорке по документам кузнеца в аренду ««Шевроле Викинг 60»» с квадратной алюминиевой будкой закрытого кузова, 1958 года выпуска, с Джорджем направились в штат Вермонт, заезжая в каждом городишке по дороге в оружейный магазинчик, который всегда находился на главной улице неподалеку от пушки с пирамидкой ядер при ней, изображающей собой памятник Гражданской войне севера с югом.
Автомобильчик был типа советского ГАЗ-53 понтонной компоновки. Комфорта сидений разве что немного побольше и подвеска помягче. Двигатель мощнее. Клиренс пониже. Но всё равно видно, что для пролетариата делался. Без наворотов. Всё механическое даже стеклоподъёмники ручкой крутить надо. Радио вот было штатное, да и то только средние и ультракороткие волны – американский стандарт. Слушать весь мир по коротким волнам американским гражданам не положено.
– Не развалится по дороге этот пепелац? – спросил я с сомнением, когда узнал, что этому крашеному суриком грузовику уже 14 лет.
– Не должен. – Твёрдо ответил Джозеф. – Иначе бы его на линию не выпустили. Арендаторы у нас тут такие – в миг засудят. А кому это надо? Бизнес – это зарабатывать деньги, а не тратить их на законников. Так что проблем не будет. Но зато, если что… машина популярная в глубинке, везде починят быстро.
Когда расписывали по карте маршрут, еще в ««Неандертале»», я спросил Джо.
– А чего бы сразу на фабрике не купить всю партию необходимых нам ружей? Быстрее будет.
– А у тебя счет в банке есть? – возразил кузнец.
– Только наличные, – вздохнул я.
– Тогда надо не в семидесятые переться, а в тридцатые. И то там большие суммы уже чеками оплачивали. Так что нам остаются маленькие магазинчики и ган-шоу по дороге. Там кэш даже предпочтительней чеков и кредиток, хотя берут в оплату всё что денежно.
Прежде всего наш путь лежал через городок Уоррен, штат Нью-Йорк, в место где самого Джозефа крестили как Иосифа. Очень уж он меня об этом просил, а я не смог отказать в такой малости – заехать по дороге.
– Ты только там особо не болтай на исповеди про путешествия во времени. Доказать сам ничего не сможешь, а вот в сумасшедший дом попасть как два пальца обоссать. – Предупредил я его, а то мало ли что.
– Да не дурак, – отмахнулся Йоску. – Но мне надо покаяться за то, что жену бросил. Но я с ней не венчан, она вообще не христианкой была, так что каяться придётся только за блуд. И не моему духовнику уж точно. Да он меня и не узнает на двадцать лет повзрослевшим. Мне в семьдесят втором десять лет всего было.
– Спроси там: нет ли кого нуждающегося в работе со знанием русского и испанского языка. Православного. Можно с семьей. Но это не обязательно. Скажи: контракт на пять лет в дебри Африки. Оплата гарантируется хорошая.
– А кому испанский нужен?
– В первую очередь мне и мичману.
– А если женщина?
– Пусть будет женщина. Я не против. Хотя с современными бабами проблем больше. Хотелки у них неумеренные. Жажда красивой жизни. Алкоголь, наркотики, рок-н-ролл, свободная любовь… Сам знаешь требования к женщинам в нашей общине.
Нашли турист-хаус в самой деревушке Джорданвилль. Меня уже Джо просветил, что так намного дешевле ночёвки в отеле, а услуги практически те же. И посторонних нет.
Оставил меня общаться с хозяйкой-вдовой, которая сдавала проезжим комнату и укатил в монастырь.
Мне хоть и было любопытно взглянуть как православные монахи в Америке живут, но у меня свой духовник образовался в ««Неандертале»» – хрен сотрёшь, брат жены как-никак. Да и что я? Монастырей что ли не видел? Они все как под копирку делались.
Напутствовал только Джозефа.
– Если увидишь там в лавке хороший наперсный крест, то купи для отца Онуфрия. А то он с деревянным так и ходит. Кстати и нательных серебряных крестиков закупи освященных штук с полста. И вот ещё…
Я вынул кошелёк.
– Пожертвуй там от меня им 500 долларов на нужды храма.
– Сам бы сходил, – предложил кузнец.
– У меня есть кому исповедоваться. Да ещё молитвословы если будут на церковно-славянском обязательно прихвати для будущей школы.
– Почему именно на церковно-славянском? – удивился Джозеф, – Есть и на современном русском.
– Понимаешь, на церковно-славянском вся литургия и молитвы это стихи для лучшего запоминания. Красивые стихи. А в современных переводах такой торжественной красоты уже нет.
Джозеф пришел поздно вечером. Со стопкой книг, перехваченных крестообразно верёвкой.
– Вот молитвословы изданные ещё в тридцатых. Забрал все что там были. Все девять штук. Остальные там все на современном русском да на английском. На сербском и болгарском тоже были, хотя у них свои церкви самостоятельные. Зачем тебе всё это? Ты же не силён в вере, как я посмотрю? Даже перед сном молитвы не читаешь.
Подумав, ответил.
– Зато мои люди, которыми я руковожу в ней сильны. И мне необходимо учитывать их духовные потребности. И детей грамоте на чем-то учить надо. Не на букварях же американских. А букварь Льва Толстого мне достать не удалось.
– Найди один, – усмехнулся кузнец. – Хоть фотокопию. И тебе тут любой тираж отпечатают. Только плати. Даже на марсианском языке и не спросят никогда где взял.
Первый оружейный лабаз который мы посетили также располагался в Уоррене. На главной улице напротив чугунного болвана, склонившего голову опираясь на винтовку со штыком. В такой смешной кепке времен императора Александра второго Освободителя, в которой русские гренадёры на Шипку лазили. Мелкий такой памятник – даже меньше человеческого роста. Эхо гражданской войны.
От призыва в армию северян можно было откупиться суммой в три сотни долларов. Но в те времена это были очень большие деньги. А с тех пор постоянной в Америке была только ползучая инфляция. Так что, как всегда, воевали за интересы богатых только бедняки. В Нью-Йорке даже восстание против призыва низы городские поднимали. Негров при этом вешали и жгли на фонарях – война то из-за них началась, как власти вещали, за их освобождение от рабства. Так вот... Правительство северян расстреляло городские кварталы артиллерией с кораблей. Демократия!
Но я отвлёкся. Если вы видели один оружейный магазин в Америке – вы видели их все. Разница только в размерах. И в том, что не при всех лабазах есть ремонтные мастерские оружейника. Но во многих. Хотя больше работают не на тривиальный ремонт, а на кастомизацию оружия. Или внешний тюнинг, для чего всегда в продаже есть наборы разных обвесов.
В Уоррене мы купили два помповых ружья фирмы Ремингтон 12 и 20 калибра. И оставили этот лабаз без патронов вообще. Все скупили, что были для этих калибров.
Была у меня только одна претензия.
– Почему ружья на пять патронов в магазине, а не на восемь?
– Нет проблем, сэр, – улыбаясь во все зубы ответил продавец. – Есть специальная насадка на магазин, но она продаётся отдельно.
И её при нас же установили на трубу подствольного магазина всех выбранных нами ружей. Работа в оплату не входила. Сервис!
10-зарядные рычажные карабины производства ««Марлин»» и ««Винчестер»» также были современной выделки, но образцов девяностых годов 19 века, как воронёные так и блескучие. Разница вся в цене на несколько долларов. Взяли и их. Четыре штуки. По одной каждого вида. Соответственно калибра .44-40.
Также забрали все патроны, которые были в магазине к этим системам.
– Вижу, знатные посрелушки вы затеяли, – довольный как слон продавец аккуратно, даже любовно запаковывал наши покупки. – Патронташи у вас есть свои? Или мне предложить вам кое-что. Есть поясные. Есть бандельеро. Есть открытые и закрытые. Вот аутентичный пояс с кобурой для кольта и круговым патронташем. Хоть на ковбой-шоу с ним.
Взяли и это.
Ещё взяли принадлежности для чистки к каждому стволу, машинку для набивания гильз. Сами гильзы 44-40, капсюли, полуоболочечные тупоголовые пули и порох в жестяных банках. Как бездымный, так и слабодымный, который тут любят охотники, если верить продавцу.
А тот ужом вертелся, почуяв запах денег в наших карманах. Не знал ещё чем нам услужить. Чтобы ещё такого этакого нам втюхать раз ему такая пруха попёрла.
Но… Не зря старался. Втюхал ещё вроде как и не нужную мне, но красивую куртку из оленьей кожи коротким мехом наружу и отделкой ««индейской»» бахромой.
Но вот от шапки первопроходца из енота я сам отказался твёрдо.
Пару хороших охотничьих ножей типа ««боуи»» мы с Джо высмотрели сами. Он в этом спец и я ему верю.
Наличные доллары пошли влёт, даже оптовую скидку получили в пять процентов. И помощь в погрузке всего закупленного в кузов грузовика.
Гладкая бетонная дорога ложилась под колёса легко. Хоть грузовик был и пролетарский, но радио в нем присутствовало и местная радиостанция давала концерт Битлз.
– Хорошую музыку писали в это время, – Джозеф затушил бычок в пепельнице. – Не то что в моё. Кстати в почему именно в семьдесят второй год мы попали?
– Деньги есть этих годов выпуска, – честно ответил я. – Да и это последний год дешевого бензина. В семьдесят третьем ФРС откажется менять баксы на золото и шейхи поднимут цену нефти вчетверо разом. Всё резко подорожает. Сам посуди: сейчас унция золота стоит тридцать пять долларов, а к восьмидесятому году станет почти триста. Так что наличные доллары выпуска шестидесятых и пятидесятых лучше попридержать, там они дороже по покупательной способности. Бензин в шестьдесят первом я беру с завода по девять центов за галлон сразу в трехтонную цистерну.
– Да ««Студебеккер»» заправлять даже в этом году тут будет накладно, – ухмыляется Джо. – О, аптека. Есть намерение подкрепиться вторым завтраком? А то у вдовушки завтрак был не шибко щедрым.
– В аптеке? – удивился я.
– Ну, а где ещё? – смеется Джо. – Тут дешевле чем в Маке или ««Вайт кастл»» будет. И совсем не хуже. По крайне мере тут нам сделают омлет с грибами, а не только бургер.
««Брекфаст намбо ту»» в аптеке оказался намного лучше чем в любой сетевой бигмачной. И искомый Джозефом омлет с шампиньонами наличествовал. Вкусный, надо сказать и сочный. С пылу, с жару. Салатики из свежих овощей.
– Обедать будем в дайнере или стейк-хаусе, – сказал Джо допив кофе с молоком. – Там порции побольше. А ты налегай пока на яйца, у вас же их нет, как и кур.
Улыбчивая девушка, красивая только свежестью юности и аккуратностью, запаковала в коробку нам в дорогу десяток сваренных вкрутую яиц. Голливудских красавиц в аптечной обслуге не было, но зато все девушки были натуральными – без силикона, ботокса и прочих извращений над природой.
Какие-то фабричные лекарства тут продавались в дальнем углу. Вот и всё что осталось от аптеки, как таковой. Ну, если оно так существует, то значит это кому-нибудь нужно? Учитывая то, чтобы открыть аптеку надо иметь диплом провизора, а если просто забегаловку с подачей горячего завтрака, то он не нужен. Может тут дело в налогах? Я этого не знал, Джо тоже. Он просто в аптеках завтракал.
Вот так мы и путешествовали, останавливаясь в каждом городишке, где был оружейный магазин. А такой присутствовал практически в каждом городе на главной улице. Вообще вся торговля в маленьких городках Америки сосредоточена в даун-тауне вдоль главной улицы, а в жилых кварталах её нет вообще. И пешком там никто не ходит, только на колёсах. Причем никто не стесняется кататься на авто тридцатилетней давности. Особенно подальше от Нью-Йорка.
Ни разу мы не ночевали в отеле, хотя их агрессивная реклама начиналось ещё до въезда в город. Нам хватало комнат в частных турист-хаусах, мотеле или на худой конец в кемпинге. Казалось, что на каждого американца на дороге везде по два спальных места. Горячая вода была везде.
Один раз воспользовались придорожной прачечной самообслуживания около заправки ««Шелл»». Сидели завёрнутые в полотенца, пожирали мороженое и ждали пока автоматы выстирают и высушат нашу одежду. Одеты мы были одинаково в джинсу, так что аренды одной машины нам хватило на двоих.
Никто нами не интересовался. Ну, покупают мужики ружья-револьверы и патроны пачками – их дело. Платят честно и ладно. Только в Афинах, уже в зелёном Вермонте, к нам подошёл шериф и спросил: зачем мы покупаем столько оружия?
– Это запрещено законами штата? – переспросил его Джо.
– Нет, сэр, у нас самый либеральный штат в этом отношении. У нас конституционного право на ношение оружия у каждого жителя с шестнадцати лет. Просто мне любопытно.
А мы действительно в маленьких Афинах население которого едва за тысячу человек купили аж тридцать стволов. Из них девять револьверов. И кучу амуниции. Она тут дешевая оказалась – местной работы. Обычно мы столько за раз не покупали. Два-три ствола. А то и один. Правда, везде закупали патроны. Много. Хотя их, как известно их много не бывает. Бывает, что больше не унести, но всё равно мало.
– Я открываю оружейный магазин в Аризоне. – Решил я скормить шерифу свою приготовленную на такой случай легенду. Хотя… где Вермонт, а где Аризона, но лучшего я не выдумал. – Вот и катаемся, покупаем где подешевле выйдет. Потом уже, как раскрутимся, то начнем выходить на фабрики. Ничего личного, шериф, только бизнес.
– Странный бизнес, – прикурил шериф тонкую сигару от длинной спички.
Был он совсем не геройского вида мужичонка. Среднего роста, даже худощавый. Лицо совсем непримечательное с бесцветными глазами. Ничем кроме медной звезды на лацкане пиджака внешне не отличался от местных жителей. На голове вообще старомодный черный котелок. Ну, совсем не киношный шериф. Разве что кобура на бедре из которого торчала обрезиненная рукоять блескучего никелем ««Кольта-Питона»».
– Странный бизнес. – повторил шериф, выпустив клуб дыма изо рта. – Похож на навар от яиц.
– Ну, на первое время надо же чем-то украсить стены магазина, – выдал я свои резоны. – Чтобы выглядеть солидно. А не так как было с моим дядей Адамом Ковальским после второй мировой войны.
– А что случилось с вашим дядей?
– Когда победили Гитлера и немцев выгнали из Силезии, то мой дядя двигаясь следом за Красной армией занял хороший магазин сбежавшего немца. Полки у него были пустыми. Так он каждого посетителя встречал вопросом: что пан продаёт? Мне так не хочется. А вот когда у меня уже будет солидный магазин то все оптовики будут со мной с удовольствием иметь дело. Разве я не прав?
