Текст книги "Великий перелом"

Автор книги: Дмитрий Шидловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА 35
Чай с добавками

Крапивин вошел в кабинет Чигирева.

– Ну что, готов? – встретил его вопросом историк,

– Всегда готов, – усмехнулся Крапивин. – Ты здесь, главное, держись.

– Да уж, постараюсь. Охрану ты мне отлично организовал, с этой стороны бояться нечего. Хотя, если честно, надоели телохранители, вечно все заранее знать хотят.

– Терпи, ты теперь публичный политик. Зато за последние полгода предотвратили целых пять покушений. В тебя только однажды стреляли, с тех пор как я занимаюсь твоей охраной. Но не обольщайся. В истории много примеров того, как ошибалась даже самая хорошая охрана. Стопроцентную безопасность тебе никто не гарантирует.

– Знаю. Давай лучше еще разок о прогнозах. Ты убежден, что с большевиками нам не справиться?

– Нет, время упущено. Сейчас ноябрь девятнадцатого, а не май восемнадцатого. Общая численность белых армий сейчас триста тысяч человек. Это учитывая, что только в Петрограде и окрестностях Юденичу при нашей поддержке удалось сформировать пять дивизий. Впрочем, Юденич основательно завяз под Новгородом. Фрунзе навязал ему позиционную войну, и прорвать фронт нет никакой возможности. Общая численность Красной армии перевалила за три миллиона и уже получила боевой опыт. Поляки все-таки начали с Москвой мирные переговоры и позволили большевикам спокойно бить Петлюру, Деникина и Колчака. Ничего у нас с Янеком не получилось: Варшава боится победы белых не меньше, чем красных.

– Да, а через год численность Красной армии достигнет пяти миллионов. Так, по крайней мере, было в нашем мире.

– Если бы мы смогли собрать такие армии полтора года назад, когда власть большевиков висела на волоске; если бы Маннергейм взял Петроград в мае восемнадцатого и позволил Юденичу захватить арсеналы и мобилизовать здесь части…

– Если бы да кабы, – развел руками Чигирев. – Ты же знаешь, что не было такой возможности, немцы не давали. На западе война шла. Русскую армию практически разогнали, офицеров перестреляли, а оставшиеся ушли в подполье. Пока они собрались на юге да сформировали части… Не было такой возможности.

– А ведь когда об этом в книге читаешь, кажется, что шанс был. В ближайшем рассмотрении все не так оказывается, – печально улыбнулся Крапивин.

– Пожалуй. Ты знаешь, я часто думаю о том, что случилось или должно случиться. Получается, что Басов прав. Советская власть, коммунизм – это выбор русского народа. Иначе победу красных в войне я объяснить не могу. Можно объяснять происходящее кучей случайностей, но конечный результат всегда закономерен. Если бы народ действительно не принял коммунизм, большевики не продержались бы и трех лет, не говоря уже о семидесяти. Что ж, как говорит Игорь, каждый должен отвечать за последствия своего выбора.

– Но мы же с тобой решили дать шанс и тем, кто не принял большевизма.

– Да. И либералам, и тем, кто о демократии слышать не хочет. Пусть они тоже смогут понять последствия своего выбора. Ты уверен, что на востоке для белых не будет шанса зацепиться?

– Нет. Ни единого.

– Хорошо, но может быть, на юге получится сохранить территорию побольше?

– Мы только что с тобой говорили о неблагоприятном соотношении сил. Красные, так или иначе, найдут способ прорвать протяженную сухопутную границу. Если не сейчас, через несколько лет. Спасение только в Крыму. Это естественная крепость. Если оборону выстроят опытные военные, держаться там можно будет очень долго.

– Однако в Великую Отечественную войну Крым был взят дважды. Сначала немцами, а потом Советской армией.

– Он не готовился к длительной обороне, да и основные действия происходили не там. А если поставить в Крыму хорошо организованную армию и дать ей время для организации обороны, она сможет держаться долго.

– Ладно, значит, попробуешь помочь белым хотя бы задержаться в Крыму. Надо только убедить Врангеля принять план Слащева. Это шанс. Кстати, не торопитесь устранять Врангеля. Слащев хороший военный, а такие люди редко бывают хорошими политиками. Если ты сделаешь Слащева главой белого Крыма, то от красных вы, может быть, и отобьетесь, но, скорее всего, развалите экономику. Врангель никудышный полководец, зато он неплохой организатор. В нашем мире многие жители Крыма спаслись именно благодаря ему. Пожалуй, барон сможет организовать там мирную жизнь.

– А тебя не смущают политические взгляды Врангеля? Как либерал в белой армии славится Деникин, он может найти общий язык с республиканцами. Врангель возглавляет как раз монархическое крыло.

– Зато он куда лучший организатор, чем Деникин. Деникин дискредитировал себя поражениями этого года. Контрразведка в армии юга России почти не работает, красные шпионы делают там что хотят. Даже мы здесь за полгода сумели воссоздать полицию, навести порядок на улицах и организовать нормальный уголовный сыск. А Деникину, видишь ли, с жандармами противно общаться. Я знаю, что до войны в офицерских собраниях жандармам и даже их родственникам руки не подавали. Для армии это, может быть, оправдано, но в политике, сам понимаешь, снобизм жестоко наказывается. Вряд ли Деникин сможет отстроить жизнеспособное государство. Что же касается политических взглядов барона Врангеля… пусть у русских монархистов будет свой шанс. Это справедливо. Демократическую альтернативу предложим мы из Петрограда. Вернее, из Петербурга. Ты знаешь, я уже выступил с предложением вернуть историческое название. Негоже переименовывать города в угоду конъюнктуре.

– Петербург или Петроград, оборонять его от этого не легче. Я думаю, что уже в ближайшее время красные оттеснят Юденича от Новгорода. Сейчас они бьют Деникина, скоро Юденичем займутся. Что делать будете, когда РККА всей массой на вас навалится? Петроградская губерния – не Крым. Зацепиться здесь негде. Союзники помочь не могут?

– Вряд ли. Маннергейму англичане не дадут. Они боятся усиления Финляндии. Да и не спасет нас финская армия, а Антанта, сам знаешь, в драку лезть не спешит. Их войска стоят в портах, ждут, что можно будет отхватить от разоренной России. Они наверняка были бы не прочь поделить ее, как двадцать лет назад Китай, но, видать, орешек покрепче оказался, вот они в драку и не лезут. Тем более что после Первой мировой англичане и французы вряд ли поддержат свои правительства в чужой войне. Между прочим, позицию Лондона и Парижа надо различать. Французское правительство весьма активно поддерживает белые армии, по крайней мере займами и оружием. А вот англичане ограничиваются демагогией. Зато в нашем мире в ноябре девятнадцатого они предложили белым армиям сдаться, при условии что советское правительство объявит амнистию для побежденных.

– Да, не понимают они большевиков, – усмехнулся Крапивин.

– Все они прекрасно понимают. Просто Великобритания считает Россию своим геополитическим противником. В коммунизме англичане видят только деструктивную силу, поэтому не прочь, чтобы Ленин остался у власти и доконал Россию. По крайней мере с большевиками они потом договорятся достаточно бодро. Если бы Лондон действительно, а не на словах поддержал белых, события могли бы сложиться иначе. Так что ты, на всякий случай, когда будешь в Крыму, англичанам не доверяй.

– Выходит, белые проиграли из-за англичан?

– Это как сказать. В конце концов, большевикам с восемнадцатого года тоже никто особо не помогал, а потому, как говорят дети, кто проиграл, тот сам дурак. Каждый за себя отвечает. Кстати, обрати внимание: те, кто предал белых в нашем мире, рано или поздно заплатили за свои грехи. Польшу разделили и оккупировали. Румыны, которые стреляли в спину отступающим белым, тоже получили оккупацию и очень жесткую диктатуру. Англичане впоследствии оказались вовлечены в длительную холодную войну. Всего этого могло бы не быть, если бы они помогли задавить коммунизм в самом начале.

– Пожалуй. Но это в нашем мире. А в этом англичане помогли вам справиться с Кронштадтом. Помнишь, когда вы с Маннергеймом взяли Петроград, кронштадтские морячки остались верны большевикам? И штурмовать Кронштадт вы не решались, зато постоянно опасались десанта оттуда. А вот когда в апреле в Финский залив зашел английский флот, красные быстро и безропотно сложили оружие.

– Конечно, офицеров-то перебили еще полтора года назад. Много ли навоюешь без военных специалистов, если британский флот еще до войны был сильнее русского? Но британцы не ради нас старались. В Кронштадте сейчас английская база. Британию Балтика вообще очень интересует. Прибалтийские государства, думаешь, зачем создавали?

– Что ты имеешь в виду – «создавали»?

– Ну, Литва, положим, сама независимость завоевала, там своя гражданская война была. Не без помощи поляков, положим, но все же. А Латвия и Эстония как возникли? Ты много слышал о сражениях там? Так, местечковые перестрелки. Пол-Латвии вообще чуть Литвой не стала. А потом подошел английский флот и «подарил» латышам и эстонцам независимость. Может, потому они так легко ее и потеряют через двадцать лет, что не своими руками завоевали? Просто стратеги в Лондоне решили, что для Британии будет много лучше, если на Балтике окажется много слабых государств и мало сильных. В нашем мире таким образом они почти заперли СССР на материке, оставив ему только Петроград. А в этом…

– Что в этом? – встрепенулся Крапивин.

– А в этом могут прибрать к рукам и Петроград.

– Шутишь?

– Ничуть. Англичане на меня давят очень сильно. Хотят участвовать в управлении городом…

– Да пошли они…

– Уже послал. Второй Гонконг из Питера я им сделать не дам. Но совсем рвать с ними тоже нельзя. Влияние Франции здесь небольшое, и без поддержки англичан нам точно не выстоять. Мы, конечно, готовим рубежи обороны под Питером, но ты же понимаешь, если красным в нашем мире удалось форсировать Сиваш и взять Перекоп…

– Понимаю. И что собираешься делать?

– Уговорить британцев признать нас как отдельное государство. Конечно, придется идти на определенные уступки, но все же это шанс. Кстати, как раз через десять минут мне надо ехать к британскому консулу.

– Извини, я тебя задерживаю.

– Ничего страшного.

– Успехов тебе. Здесь политика, в которой я не силен. Мне действительно пора. Поезд через час.

– Тебе политика и не нужна. Ты Крым удержи. А с Питером я уж управлюсь. До встречи.

– До встречи. Удачи тебе!

Когда Крапивин ушел, секретарь сразу доложил Чигиреву, что в приемной ожидает вице-мэр Игнатов.

– Зови, – вздохнул Чигирев. – Только предупредил, что я опаздываю.

– Я не отниму много времени, – вошел в кабинет Игнатов. – Я как раз по поводу вашей встречи с британским консулом. Вам не кажется, что нам лучше принять все условия англичан?

– Нет, не кажется. Даже если положение безвыходное, всегда надо сражаться до конца и отступать с честью. Неизвестно еще, как оценивает положение противник. Может, удастся выторговать у него более выгодные условия мира.

– Но вы ведь понимаете, что Юденичу не остановить красных. Кто может защитить нас, кроме англичан?

– Англичане тоже не смогут нас защитить. Спасти себя мы можем только сами. Юденич отступит на позиции, которые мы ему готовим и… да поможет нам Бог.

– Но согласитесь, что без поддержки англичан нам не выстоять.

– Согласен. Но это вовсе не означает, что мы должны безоговорочно идти на все условия британцев.

– Они предлагают приемлемые условия.

– Приемлемые?! Они хотят взять город в аренду на девяносто девять лет! Превратить его во второй Гонконг! Вы считаете это приемлемым? Петербург – одна из российских столиц. Петербург – самый европейский город России. Он может стать локомотивом, который вытянет Россию, когда вся вакханалия социальных потрясений закончится. И вы хотите передать его англичанам?

– Но в сложившихся условиях…

– Никогда я не пойду на это. Это окончательное решение. Если вам нечего больше сказать мне, я, с вашего позволения, выеду немедленно.

– Ну, на нет и суда нет, – развел руками Игнатов. – А помните, Сергей Станиславович, как мы с вами в феврале восемнадцатого у меня на даче говорили? Тогда казалось, что весь этот ужас окончится к лету девятнадцатого. А вот уже ноябрь, и ни конца ни края не видно.

– Могло бы быть и хуже, – вздохнул Чигирев. – Сейчас еще не все потеряно.

«Знал бы ты, что стало бы с твоей семьей, не вытащи я ее за границу, – добавил он про себя. – И что стало бы с городом, если бы я не уговорил Маннергейма взять Питер. Работать надо, сражаться за свои интересы, а не вздыхать о печальной судьбе».

– Надеюсь, – засуетился Игнатов. – Ну что ж, успеха вам у консула.

– До встречи! – бросил Чигирев и направился к выходу.

Чигирев выскочил из здания бывшего британского посольства на Английской набережной, весь пунцовый от злости. Консул даже не беседовал с ним, а диктовал условия. Усадив гостя в кресло и уговорив выпить чашку чая, консул после обмена ничего не значащими фразами монотонно зачитал декларацию о позиции правительства Его Величества по Петрограду. Вкратце все сводилось к простейшему тезису: англичане считали дальнейшее сопротивление белых армий бессмысленным и «во имя сохранения стабильности в районе Балтийского моря» предлагали администрации Петрограда подписать соглашение с правительством Его Величества об аренде Британской империей Петрограда и прилегающих территорий сроком на девяносто девять лет. В этом случае Британская империя гарантировала протекторат жителям указанных территорий, соблюдение всех прав и свобод, обеспеченных жителям территорий, находящихся под покровительством британской короны.

Дослушав всю эту белиберду, Чигирев отставил в сторону чашку с недопитым чаем, поблагодарил за содержательную беседу и сообщил, что будет рад продолжить разговор, когда правительство Его Величества сможет предложить что-то более реальное.

Усевшись на заднее сиденье своего «руссобалта», Чигирев скомандовал водителю:

– Домой!

Автомобиль сорвался с места и помчался по набережной. Когда машина приблизилась к Дворцовому мосту, историк почувствовал легкое удушье. Вначале он подумал, что просто перенервничал. Но удушье не отступало. Чигирев почувствовал тошноту, голова закружилась.

– Паша, – окликнул он водителя, – притормози. Нехорошо что-то.

Телохранитель распахнул перед мэром дверцу, и историк, покачиваясь на неожиданно ватных ногах, вышел из машины. Он прошел на набережную и спустился к воде, но легче ему не стало. Не в силах больше стоять, он сел прямо на обледеневшие булыжники, которыми был вымощен спуск.

«Так вот оно что, – мелькнула мысль. – Чаек-то ваш, господин консул, с добавочкой оказался».

Последнее, что увидел Чигирев, прежде чем его веки сомкнулись, был шпиль Петропавловской крепости, сияющий в лучах неожиданно проступившего среди облаков солнца.

Сергей открыл глаза. Дышать стало легче. Да и слабость ушла. Только воздух был слишком насыщенным выхлопными газами. Прямо перед ним в лучах ноябрьского солнца сиял шпиль Петропавловской крепости. Посмотрев направо, Чигирев увидел здание дома политкаторжан, которое было построено Ленинграде в двадцатых годах двадцатого века, и чуть поодаль – гостиницу «Санкт-Петербург», возведенную в семидесятых годах. За спиной шелестели шинами многочисленные автомобили. Обернувшись, Чигирев увидел Алексеева. Тот сидел на камнях спуска со своим неизменным ноутбуком и широко улыбался. Глаза историка резанула громада Зимнего дворца, окрашенная не в «природный» красный цвет, а в цвет морской волны.

– Что произошло, Виталий Петрович? – спросил он. – Я умер?

– Для того мира – да, – сказал Алексеев.

– Отравлен?

– Да. Знаете что, Сергей, давайте уйдем отсюда. А по дороге можем обсудить все, что с вами случилось.

Алексеев раскрыл ноутбук и защелкал по клавишам. Обстановка вновь переменилась. Воздух стал заметно чище и теплее, облака рассеялись. Зимний дворец вновь обрел свой исторический цвет. Дом политкаторжан и гостиница «Санкт-Петербург» испарились, уступив место футуристическим, поразительно воздушным и гармоничным зданиям. Силуэты подобных же зданий выросли на горизонте за Петропавловской крепостью. На воде, прямо перед собеседниками, покачивался странный аппарат, похожий не то на приводнившийся сверхзвуковой реактивный истребитель, не то на суперсовременный катер на воздушной подушке. Поглядев в небо, Чигирев заметил там несколько подобных машин, несшихся с огромной скоростью.

– Прошу вас! – Алексеев легко перепрыгнул на крыло «истребителя» и распахнул дверцу в фюзеляже.

– Где мы? – Чигирев последовал за инженером.

В чреве неведомого аппарата оказался уютный салон с мягкими креслами, стоявшими тремя рядами по два. Алексеев опустился в переднее и деловито защелкал клавишами и тумблерами на приборной панели.

– Это один из альтернативных миров будущего, – пояснил он.

– Один из тех, что вы открыли вместе с Басовым?

– Вы хотели сказать, один из тех, которые открыл для нас Басов?

– А разве «окна» в иные миры открывает не ваш аппарат?

– Ах, Сергей, по-моему, вы совершенно не понимаете, с кем имеете дело в лице Басова. Думаю, лучше будет, если он сам расскажет вам обо всем. Могу сказать только одно: об эксперименте и об открытии «окна» он знал еще задолго до того, как Крапивин пригласил его в проект.

Алексеев откинулся в кресле; аппарат легко оторвался от воды, взлетел метров на пятьдесят и взял курс на юго-запад, попутно набирая скорость и высоту.

– Ничего себе! – вырвалось у историка.

– Ха, это еще цветочки. Здесь есть такая техника, что дух захватывает.

– Да нет. Я про Басова. Вы хотите сказать…

– Полно! Я же говорю, он сам расскажет. Мы будем у него дома часа через полтора.

– А где у него дом?

– В Швейцарских Альпах. Басов очень любит горы. Там и устроил себе жилище. Может быть, хозяина придется немного подождать. Он говорил, что должен отлучиться ненадолго.

ГЛАВА 36
Янек

Попав под перекрестный огонь фланговых пулеметов, красноармейцы остановились и начали отступать. Янек обнажил саблю и что было сил закричал:

– Эй, панове! Покажем красным, каково ходить на Варшаву! Эскадрон, за мной!

Он пришпорил коня и ринулся вперед. Позади раздался гул копыт множества лошадей, поднимающихся в галоп. И тут же в нескольких метрах перед Янеком вырос столб взрыва. Земля вздыбилась, и мощная взрывная волна выбросила Янека из седла. Грохота он даже не слышал. Внезапная тишина окутала его, и он почему-то сразу понял, что не ранен, не контужен, а убит. Постепенно он перестал видеть происходящее, перед глазами у него начали разворачиваться картины прошлой жизни.

Он не вспоминал детство. Память вернула его только в то время, когда он, еще пятнадцатилетний, стоял перед полицейским капитаном в отделении, и дядя Войтек договаривался отпустить его «под честное слово». В этот момент Янек подумал, что все случившееся потом было одной сплошной ошибкой. Ему захотелось все переделать, переиначить. Он вспомнил, как попал в этот мир, как познакомился, а потом поругался с отцом; вспомнил, как удивился, когда узнал о потрясающей возможности ходить по мирам. Вспомнил, как они вместе с отцом и Крапивиным переехали в Петербург; вспомнил квартиры в Ковенском переулке и на Васильевском острове и подпольную «Армию крайову». Вспомнил, как его арестовала полиция, как жил он в ссылке и как бежал оттуда. Вспомнил, как встретил Сталина и убил его – впервые убил человека! – и как был счастлив, что избавил землю от тирана. Вспомнил разговор с Басовым в сибирском лесу и «домашнее задание», которое дал ему Басов, – понять, почему никто в мире не знает будущего и почему его, Янека, и еще нескольких человек неведомые силы пропустили в мир, будущее которого оказалось предсказуемым.

«А я ведь так и не понял, – с сожалением подумал Янек. – Даже забыл об этом думать. Наверное, это было важно».

А память беспощадно тащила его дальше. Путешествие без документов почти через всю Россию; переход фронта в Галиции; арест австрийскими военными. Допросы. Зачисление в Войско польское. Участие в боях; служба в разведке; знакомство с Пилсудским; арест Пилсудского. Регентский совет; польский партизанский отряд в Белоруссии, бои с красными. Поездка в Магдебург и встреча Пилсудского и ссора с ним, когда тот отказался поддержать наступление белых армий и пойти на равноправный договор с Украиной и Литвой. Тогда Янек позволил себе горячо спорить с маршалом и был отправлен за это на фронт командиром эскадрона. Вспомнил Янек бои на Украине, взятие Киева. Вспомнил, как спас от погрома какую-то еврейскую семью, как зарубил саблей опознанного среди пленных комиссара, как пристрелил из милосердия изнасилованную целой ротой, истекающую кровью и, кажется, сошедшую с ума санитарку из красногвардейского обоза. Вспомнил отступление, почти бегство от Киева до Вислы. И вот он снова выхватывал саблю, чтобы повести свой эскадрон в атаку на рвущихся к Варшаве красных.

И снова перед ним вырастал столб взрыва…

– Янек, где ты, негодник? – Голос тети Мажены резал слух.

«Она-то здесь откуда? – удивленно подумал Янек. – Это было так давно. В другой жизни».

– Янек, да ты спишь, бездельник! А уроки наверняка не сделал. Поднимайся немедленно!

Голос прозвучал над самым ухом, и Янек открыл глаза. Тетя Мажена стояла в комнате, уперши руки в бока и устремив на него гневный взгляд.

В комнате?! Янек вскочил с кровати.

С кровати?!

Янек растерянно осмотрелся. Он снова был в своей комнате, в Варшаве… в тысяча девятьсот восемьдесят втором году. На столе, как всегда в беспорядке, валялись школьные учебники и тетрадки. Над кроватью висел вырезанный из газеты портрет Пилсудского.

Янек бросил взгляд на шкаф и остолбенел. Из зеркала на него смотрел паренек лет пятнадцати от роду, со взъерошенной шевелюрой, в поношенных джинсах, свитере и кроссовках.

– Ай! – вскрикнул Янек, когда тетя Мажена ловко ухватила его ухо и, выкручивая, потянула наверх.

– Я сколько раз тебе говорила, чтобы в уличной одежде и обуви на постель не ложился! Ну-ка марш за стол и показывай, что на завтра задано!

Пани Гонсевская за ухо подтащила пасынка к рабочему столу и усадила на стул. Янек рассеянно посмотрел на часы. Три часа дня. Да, все так и было. Он пришел из школы, завалился на кровать… Пролежал минут пятнадцать, потом пошел на митинг, где его схватили полицейские. Потом его вызволил дядя Войтек. Потом…

«Неужели это все сон?!» – в отчаянии подумал он.

– Ты где витаешь? – Пани Гонсевская легким подзатыльником вернула пасынка к реальности. – Что у тебя задано на сегодня? Алгебра? Бери учебник и решай задачу. Только сейчас и при мне. И в ответы не подглядывай.

– Что? – Янек рассеянно посмотрел на мачеху.

– Я говорю, в ответы не подглядывай. Я же тебя знаю, хитреца. Подгонишь решение под ответ. А тебе нужно понять, как решаются задачи, а не сделать отдельный пример учителю на радость, иначе ничему не научишься.

– О, Матерь Божья, да ведь так оно и есть! – хлопнул себя по лбу Янек. – А я-то, дурак, так ничего и не понял. Мне надо позвонить, тетя Мажена.

Он подбежал к телефону и быстро набрал номер. Трубку на противоположном конце провода сняли почти мгновенно.

– Дядя Войтек, мне нужно срочно приехать! – выпалил Янек.

– Приезжай, – ответил знакомый голос.

Даже не положив трубку на рычаг аппарата, а просто бросив ее на журнальный столик, Янек метнулся к входной двери. Выбегая, Янек еще слышал, как тетя Мажена говорила по телефону:

– Войтек, ты уже вернулся? Вчера?

Красный двухсекционный «Икарус» невероятно медленно тащился по улицам Варшавы. Янек поминутно подпрыгивал, вскакивал, переходил на другое место, словно это как-то могло помочь автобусу ехать быстрее. Ну вот наконец остановка. Янек пулей вылетел на улицу и со всех ног бросился к дому дяди Войтека.

Дядя Войтек встретил его на пороге квартиры. Одет он был как обычно франтовато: мягкие туфли из кожи добротной выделки, безупречно отутюженные брюки, вельветовый пиджак и безукоризненно белая сорочка.

– Дядя Войтек, я все понял! – крикнул Янек.

– Проходи, – улыбнулся в ответ пан Басовский.

Следом за хозяином квартиры Войтек вошел в гостиную и, сбиваясь, затараторил:

– Я все понял, это обман, иллюзия! Это задача, которую нам дали, чтобы мы чему-то научились, поэтому и ответ неизвестен. Чтобы мы научились. И там была иллюзия, и здесь иллюзия. Нет разницы: белые, коммунисты, демократы; русские, поляки, немцы. Это все одно. И миры – одно. Разные задачи на одной странице учебника. Они просто хотят, чтобы мы поняли. Нас привели в тот мир, потому что это была другая задача, необычная. Чтобы мы как бы знали, что будет. Но на самом деле мы не знали. То, что мы видели, – это на поверхности. А на самом деле все не так. Это нам и хотели показать. А мы по глупости воевать полезли. Я к Пилсудскому побежал, отец то с Керенским, то с Маннергеймом дружил, Крапивин от одних к другим бегал. А надо было сразу понять, и все было бы хорошо. Надо было только понять.

Янек остановился. До него вдруг дошло, что он говорит по-русски. В голове мелькнула предательская мысль: «А вдруг и вправду сон? Боже, как глупо тогда я, должно быть, выгляжу перед дядей Войтеком. Да нет, не может быть. Все было слишком… реально».

Янек посмотрел на пана Басовского. Тот спокойно слушал мальчика и улыбался так, как улыбаются детям взрослые, которые все уже давным-давно поняли.

– Ну, раз понял, то пошли.

Басов подошел к Янеку, приобнял его за плечи и повел к дальней стене. Но стены уже не было. Там, где обрывался начищенный до блеска дубовый паркет гостиной, стелилась мягкая зеленая травка, а в отдалении виднелись покрытые снежными шапками вершины гор.

– Я это уже видел, – проговорил Янек, когда они ступили на траву.

– Конечно. Я тебе почти сразу показал, куда можно идти. А ты зачем-то семь лет между Туруханском и Магдебургом болтался.

Янек густо покраснел:

– Так это все было на самом деле?

– Ты мне пять минут назад доказывал, что все это иллюзия.

– Но это было?

– Конечно.

Они вместе подошли к краю обрыва. Янек ахнул – так невероятно красива была открывшаяся ему картина. Внизу, в живописной зеленой долине, плескались кристально чистые воды горного озера. Оглянувшись, он увидел, что квартира, из которой они ушли, исчезла. Сзади, насколько хватало глаз, простирались сочные зеленые луга. Справа на склоне стоял большой дом, построенный в полном соответствии с немецкими традициями: игрушка, собранная из белых квадратиков и треугольников, разделенных черными балками. Левое крыло дома занимала большая оранжерея с огромными окнами во всю стену. Во дворе располагались бассейн причудливой формы и небольшая взлетно-посадочная бетонная площадка, на которой стоял самолет, очень напоминающий реактивный сверхзвуковой истребитель конца двадцатого века.

– Вы здесь живете? – спросил Янек.

– Да.

– Красиво.

– Красиво, но это почти ничто в сравнении с красотами других миров.

– Почему же вы поселились здесь?

– В этом мире время течет так же, как и там, где жили вы, Мне не хотелось сильно отрываться от вас.

Басов неспешно двинулся к дому, и Янек зашагал за ним.

– А эти миры, о которых вы говорите, – как их увидеть?

– Когда будешь готов, не только увидишь, но и пройдешь туда.

– И по другим мирам можно будет ходить?

– Да.

– Без машины Алексеева?

– Машиной Алексеева управляли я и несколько моих помощников.

– Зачем?

– Терпение, юноша. Все узнаешь в свое время.

Некоторое время они шли молча. Потом Янек не выдержал:

– Как получилось, что я попал назад, к тете Мажене?

– Ты считал тот мир родным. Ты был привязан к нему, вот и вернулся в то состояние, которое считал «своим».

– А если бы я не позвонил вам? Не приехал?

– Остался бы решать задачки по алгебре с пани Гонсевской. Выбор есть всегда.

– Но ведь я не знал, что надо приехать?

– Приехал, значит, знал.

– Но мне никто ничего не сказал.

– У тебя была подсказка интуиции. Этого достаточно. Можешь считать, что это была еще одна задача – научиться слушать интуицию. Это всегда самый верный выбор.

– И тогда я бы не встретил вас? Не увидел бы этого мира? Не обрел бы способности ходить по мирам?

– Зато не потерял бы своего родного мира. А сейчас те связи для тебя оборваны. Даже если вернешься, останешься гостем. За выбор всегда приходится платить. Выбирая одно, теряешь другое. Кстати, насчет способности ходить по мирам не обольщайся. Ты еще вполне можешь привязаться к любому из миров и завязнуть там. Свобода и привязанности несовместимы. Ты сможешь ходить по мирам, только если будешь безразличен к каждому из них.

– Как обретается способность ходить по мирам?

– Она приходит после того, как ты осознаешь иллюзорность отдельных миров и начинаешь понимать единство Вселенной. Сейчас, когда ты это понял, тебе остался последний шаг – почувствовать себя частью всеобщего сознания, которое сотворило все эти миры. Как часть целого ты можешь присутствовать в любом месте, где присутствует целое. Это значит, что для тебя открыты все миры – от высших до низших.

– Интересно. И что теперь?

– Теперь ты волен делать что угодно.

– А можно, я останусь с вами?

Басов рассмеялся:

– Ну вот, только что ты освободился от целой кучи привязанностей и сразу начал формировать новые. Конечно, ты можешь остаться. А можешь уйти. Воля твоя. Этот мир неплох. Сейчас здесь две тысячи двести тридцать шестой год. Экологические проблемы решены. Проблема перенаселения решена. Проблема голода решена. Проблема бедности решена. Государственных границ тоже нет. А Алексееву этот мир так нравится, что он решил остаться тут насовсем.

– А вы?

– В отличие от Виталия Петровича я не привязан к этому миру. Я здесь просто временно обосновался. Как видишь, дом у меня неплохой. Место отличное. Это Швейцарские Альпы. Ты можешь оставаться здесь сколько хочешь. Ты, как и я, бессмертен, пока сам не решил покинуть свою физическую оболочку или изменить ее. Когда тебе исполнится тридцать три года, твое тело законсервируется.

– Почему тридцать три?

– К этому моменту завершается формирование всех энергетических центров.

– Но ведь в том мире мне было уже двадцать два. Почему сейчас мне снова пятнадцать?

– Потому что ты разочаровался в опыте последних семи лет. Когда физическое тело стало изменяться после смерти в том мире, твое сознание вернулось к тому моменту, с которого ты хотел начать все сначала. На самом деле это ошибка. Опыт, даже негативный, отвергать не стоит. Накопленный опыт – это и есть развитие сознания. Но раз уж так произошло, придется тебе снова проживать эти годы. Впрочем, во всем есть и хорошие стороны.

– Наши тела не стареют, потому что мы оторваны от родных миров?

– Чушь! Это объяснение я подсунул Алексееву, чтобы он не задавался лишними вопросами. Просто наши задачи требуют, чтобы мы не старели. Если не идешь наперекор Вселенной, ничего невозможного нет.