Текст книги "Иисус неизвестный"
Автор книги: Дмитрий Мережковский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 45 (всего у книги 62 страниц)
«Время было вечернее», – по воспоминанию одного очевидца, Петра-Марка (11, 19); будет гроза, по воспоминанию другого очевидца, Иоанна.
Ближе, все ближе глухие гулы далекого грома, ярче, все ярче молнийный блеск – огненный бич, призрачнее бледность исполинских столпов притвора Соломонова, ужас неземной гонит все стремительней бегущих под свистом Бича.
Как бы лучи исходили из глаз Его, и теми лучами устрашенные, бежали они. Radii prodierunt ex oculis ejus, —
уцелело, может быть, тоже «воспоминание очевидца» в «Евангелии от Евреев», почти современном нашим каноническим четырем Евангелиям и нисколько не менее исторически подлинном. [732]732
Zahn, 170. – In libris evangeliorum, quibus utuntur Nazareni, ар. Hieronym. Кажется, несомненно подлинный отрывок из «Ев. от Евреев». – James, Journal of theol. Stud., 1906, p. 566.
[Закрыть]
Огнь, исходящий из глаз Его, —
Очи Его – как пламень огненный(Откр. 1, 14), —
будет на Страшном Суде страшнее бича.
Жжешь меня! жжешь меня! καιείς με, καιείς με, —
люди и бесы вопят уже здесь, на земле. [733]733
Macar., Homel., XII; 9. – Resch, Agrapha, 205.
[Закрыть]
Царь Ужасного Величия.
Rex tremendae majestatis. [734]734
Thomas Celano, Dies irae.
[Закрыть]
Вот Он идет… И кто выдержит день пришествия Его, и кто устоит, когда Он явится? Ибо Он – как огнь расплавляющий.(Мал. 3, 1–2.)
И цари земные, и вельможи, и богатые, и тысяченачальники, и сильные, и всякий раб, и всякий свободный спрятались в пещеры и в расщелины гор; и говорят горам и камням: падите на нас и сокройте нас от лица Сидящего на престоле и от гнева Агнца; ибо пришел великий день гнева Его, и кто устоит?(Откр. 6, 15–17).
«Выгнал их, вымел, как сор» – это начало, а конец:
не позволял, чтобы кто-либо пронес какой-либо сосуд,
, через храм.(Мк. 11, 16).
«Храм да не будет проходным двором» – исполнил и эту черту-йоту Закона с такою точностью, что и фарисеи-законники могли бы позавидовать. [735]735
Joseph., Apion., II, 7: denique ne vas quidam aliquod portari licet. – Berachoth, IX 8, 5; VII, 19. – Klausner, 315. – Klostermann, Das Marcus-Εν., 131.
[Закрыть]Чтобы это сделать, должен был, вероятно, поставить у всех входных ворот во Внешний двор храма, har-habaït, надежную из Своих людей стражу. Сын овладел домом Отца, как приступом взятою крепостью; сделался в нем, хотя бы на несколько часов, полным хозяином. [736]736
Η. Monnier, Miss hist. d. Jes., 271.
[Закрыть]
Видел, может быть, и это Пилат, но продолжал не вступаться. И если бы Иисус ковал железо, пока горячо, и с помощью таких преданных Ему членов Синедриона, как Иосиф Аримафейский и Никодим (Ио. 7, 50–52; Мк. 15, 43), так же быстро и легко, не нарушая тишины и порядка, овладел Синедрионом, как храмом, то, очень вероятно, Пилат и в это не вступился бы: кто из двух одинаково для него презренных иудеев будет во главе Синедриона, Иисус или Ганан, не все ли равно, – только бы смирно сидел.
Слово Господне о римской подати:
кесарево кесарю, а Божие Богу(Мк. 12, 17), —
понятое как совершенная покорность власти Рима (а иначе и не могли бы понять его римляне), – показалось бы мудрым не только Пилату, но самому Тиберию. С Римом, – так, по крайней мере, кажется нам с нашей человеческой, исторической точки зрения, – мог бы Иисус поладить на время, если бы только хотел.
Так же мог бы он поладить и с народом Божьим, Израилем. Давеча, когда входил во храм, —
весь город пришел в движение, и спрашивали. «Кто это?» Толпы же народные отвечали: «Пророк из Назарета Галилейского». (Мт. 21, 10–11).
И прибавляли шепотом, на ухо, так, чтобы не выдать эту святую и страшную тайну врагам:
не это ли Мессия-Христос?(Мт. 12, 23.)
Тайну эту, может быть, до конца сохранили бы, пока не открыл бы ее всему Израилю, всему человечеству Он сам.
Страшная Иудейская война-восстание 70 года – нечто небывалое во всемирной истории: целый народ, одержимый Богом или дьяволом, самоубийца или мученик за царство Божие. Если бы вождем такого народа оказался такой человек, как Иисус, то какая началась бы «революция», опять-таки не в нашем, «демоническом» смысле, а в Его, божественном; какой огонь на земле возгорелся бы!
Огонь пришел Я низвесть на землю и как желал бы, чтоб он уже возгорелся.(Лк. 12, 49.)
Сердце мира – Израиль; сердце Израиля – Иерусалим; сердце Иерусалима – храм: храмом овладев, овладел бы миром Иисус. И даже от Креста не отрекаясь (о, конечно, кончилось бы все-таки Крестом!), мог бы это сделать, – только не спеша на Крест так, как спешил; отсрочив его с пяти дней на пятьдесят, пятьсот, или на больший, нам, а может быть, и Ему самому тогда еще неведомый, срок; только сказав, как столько раз уже говорил:
Час Мой еще не пришел.(Ио. 2, 4.)
Время Мое еще не исполнилось.(Ио. 7, 8.)
Каждая такая отсрочка, с нашей, опять-таки слишком, может быть, человеческой, исторической точки зрения, как изменила бы весь ход всемирной истории, как неимоверно приблизила бы ее к царству Божью!
Вот что решалось в эту ночь. Всем грядущим векам показал Иисус, что мог бы овладеть миром, если бы захотел. Но вот, не захотел. [737]737
Keim, III, 100. – Hase, 532.
[Закрыть]Почему?
Что произошло между двумя мигами – тем, когда Иисус, поставив стражу у последних ворот храма, овладел им окончательно, как приступом взятою крепостью, и тем, когда, выйдя из храма, как бы снова отдал врагу только что взятую крепость, – что произошло между этими двумя мигами, не знают синоптики, но, может быть, знает Иоанн:
смертное борение, Агония, почти такая же, как в Гефсимании.
Начал ужасаться и тосковать… Душа Моя скорбит даже до смерти.(Мк. 14, 33–34).
Ныне душа Моя возмутилась.(Ио. 12, 27.)
Целые годы служения Господня отделяют в IV Евангелии Очищение храма от Вшествия в Иерусалим, Бич – от Агонии. Но если помнят синоптики лучше внешний порядок событий, во времени, внутренний же смысл их в душе Иисуса яснее видит Иоанн, то мы должны соединить оба свидетельства его – то, слишком раннее, об Очищении храма, и это, точное по времени, о Вшествии в Иерусалим; мы должны соединить Агонию с Бичом. [738]738
Слишком исторически невероятно относит Иоанн Очищение храма не к последним дням служения Господня, как это делают синоптики, а к первым: мог ли, в самом деле, только что начавший проповедовать и никем еще не признанный учитель из Назарета совершить безнаказанно, на глазах у иудейских и римских властей, такое самоуправство, как разорение целого торжища, изгнание бичом такого множества скота и людей? – H. Monnier, 27 – contra Stapfer, La mort et la resurrection de J. Chr., ρ. 79–80.
[Закрыть]Тотчас же после Бича – Агония; только ли после него или также – от него ? В мертвом догмате на этот вопрос нет ответа; но, может быть, есть – в догмате живом – в религиозном опыте Его страстей и наших, в смертном борении, Агонии человека Иисуса и всего человечества.
Ревность по доме Твоем снедает Меня, —
вспомнили, по свидетельству Иоанна (2, 17), все ученики, увидев бич в руке Господней, но поняли, что это значит, может быть, лучше всех двое: Петр, один из всех, поднявший меч за Любимого (Ио. 18, 10), и Иоанн, один из всех, запомнивший бич в руке Любимого. Понял, может быть, и третий, тоже снедаемый ревностью о доме Божием – царстве Божием, – «друг» Господень Иуда, Иуда «диавол» (оба эти имени даны ему самим Иисусом, Мт. 26, 50; Ио. 6, 70), – тоже ученик «возлюбленный»: если бы не любил его Господь, то не избрал бы.
Давеча, когда, восходя в Иерусалим, думали все, что «царство Божие явится сейчас» (Лк. 19, 11), – этого, вероятно, один Иуда не думал; и когда поняли все, почему Иисус, посылая двух учеников за осленком, назвал Себя «Господом», «Царем», – этого один Иуда не понял; и когда все восклицали: «Осанна! благословен Грядущий во имя Господне!» – один Иуда молчал. Но, только увидел бич в руке Господней, – поверил, понял все и вдруг ужаснулся – обрадовался, может быть, больше всех.
Стража поставлена у последних ворот; крепость взята приступом. Все ждут, что скажет Иисус, что сделает, куда их поведет; больше всех ждет Иуда. Но Иисус молчит; стоит, должно быть, не двигаясь, опустив глаза, как будто ничего не видит и не слышит; весь ушел в Себя. И бледно лицо Его в трепетном блеске зарниц – бледнее мрамора исполинских столпов в притворе Соломоновом. Руки повисли, как плети; длинный бич все еще в правой руке; пальцы судорожно крепко сжимают его, как будто не могут разжаться. Вспомнил, может быть, два слова, – то: «в царство Божие входят насильники» и это: «злому не противься насильем». И надвое между этими двумя словами разодралась душа Его, как туча молнией.
Начал ужасаться и тосковать… Ныне душа Моя возмутилась.
Медленно поднял глаза, и огненный взор Иуды ударил Его по лицу, как бич: вдруг понял все – прочел в глазах «друга» Иуды, Иуды «диавола»:
Поднял бич – поднял меч. Царство отверг на горе Вифсаидской, когда Тебя другие хотели сделать царем, а теперь Сам захотел? Принял Царство – принял меч. Кто говорил с Тобой на горе Искушения: «Если падши, поклонишься мне, я – дам Тебе все царства мира?» Как он сказал, так и сделалось: Иисус поклонился Христу; все царства мира дал Иисусу Христос. Осанна! Благословен Грядущий во имя Господне!
Пальцы разжал Иисус на биче с таким отвращением и ужасом, как будто держал в них змею. И лег на красном порфире помоста серо-серебристый в трепетном блеске зарниц, извиваясь у ног Его, бич, как змея.
Были же некоторые Эллины из пришедших (в Иерусалим) на поклонение в праздник (Пасхи).
И, подошедши к Филиппу, бывшему из Вифсаиды Галилейской, просили его, говоря: «Господин! мы хотим видеть Иисуса».(Ио. 12, 20–21.)
Люди от начала мира этого хотели, жаждали, умирали от жажды, и вот эти три слова: «Иисуса видеть хотим», – как бы открытые, сжигаемые жаждой уста.
Прямо подойти к Нему не смеют, «необрезанные», «псы», язычники: только что видели, может быть, издали Царя Ужасного Величия. Робко подходят к Филиппу из Вифсаиды Юлии, полуэллинского города, но и Филипп не смеет подойти прямо:
идет и говорит о том Андрею —
земляку своему из той же Вифсаиды Юлии (Ио. 1, 44). Только вдвоем осмелились – подходят, —
и сказывают о том Иисусу.
Иисус же сказал им в ответ: час пришел прославиться Сыну человеческому. (Ио. 12, 20–23)
Что это значит? Почему слава Сына – пришествие эллинов? Мир вещественный – Рим; мир духовный – Эллинство: он-то к Сыну и пришел. [739]739
Как бы зачатие будущей христианской всемирности – Церкви Вселенской – происходит в этом пришествии эллинов eleusis, значит «пришествие»; Eleusis – место, где совершаются всемирные, «объединяющие весь род человеческий», Елевзинские таинства умирающего и воскресающего Хлебного Семени и где ожидается «Пришествие» Сына – Weizsacker, Untersuhung über die ev. Gesch. 1901, S. 346–349.34.
[Закрыть]
Весь мир идет за Ним(Ио. 12, 19), —
говорят между собой фарисеи за минуту до прихода эллинов, как будто уже зная о нем. Если первые попавшиеся эллины к Нему не пришли бы, то эти, должно быть, знают, к Кому идут и зачем. Он и говорит им как знающим:
истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; если же умрет, то принесет много плода.(Ио. 12, 24.)
Тайна всех таинств, от начала мира до Христа, – в этом слове. И, слыша его, не могли не понять знающие тайну эллины, что умирающее и воскресающее зерно – Он сам.
Когда вознесен буду от земли (на крест), всех привлеку к Себе.(Ио. 12, 32.)
Слыша и это слово, не могли не понять, что перед ними – высоко вознесенный, «Срезанный Колос», «Великий Свет» Елевзинских ночей – Спаситель мира. [740]740
Alfr. Jeremias, Die Ausserbiblische Erl oserererwartung, 1927, S. 377. – Presensé, Jesus-Christ, 1865, p. 581. – Д. Мережковский. Тайна Запада, II, Боги Атлантиды, XIII, Дионис Будущий, XXXIX.
[Закрыть]
Снова огненный взор Иуды ударил Иисуса, как бич, по лицу; снова понял Он все – прочел в глазах Иуды:
Кто говорил с Тобой на горе Искушения: «Я дам Тебе все царства мира и славу их»? Как он сказал, так и сделалось: всю славу мира дал Иисусу Христос.
В смертном борении поднял к небу глаза Иисус.
Ныне душа Моя возмутилась, и что Мне сказать? Отче! спаси Меня от часа сего… Ho на сей час Я и пришел… Отче! прославь имя Твое.
Славу мира отверг, славу Божию принял – позор человеческий – Крест.
Молния разодрала тучу надвое; несказанно величественный, небо и землю потрясающий гром – глас Отца к Сыну:
и прославил (уже), и еще прославлю,
, славой осиял уже и еще осияю.
После молнии – тьма, но и во тьме, кажется людям, лицо Иисуса – как вечная тихая молния. И сказал Иисус:
ныне суд миру сему; ныне князь мира сего изгнан будет вон. И, когда вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе (Ио. 12, 27–32).
Так сказал и пошел. Сделал первый шаг, наступил на бич – раздавил змею; сделал шаг второй, наступил на сердце Иуды Возлюбленного – раздавил и его, как змею.
Только в первую минуту после молнии – черная ночь, а потом опять чуть-чуть рассвело; в двойных, грозовых и вечерних, сумерках мрамор столпов забелел опять, зарозовел, должно быть, от зажженных где-то факелов. Видели все, куда шел Иисус; видели, но глазам своим не верили.
После грома несказанного, гласа Божия, сделалась вдруг такая тишина на земле и на небе, что слышался каждый шаг Идущего. Молча перед Ним расступаются все; идет в толпе один, как в пустыне. «Куда идешь, зачем? Что делаешь? Крепость ли только что взятую приступом, царство Божие, сдаешь врагу?» – этого никто спросить, ни даже подумать не смел; но, может быть, в сердце было это у всех, так же как в сердце Иуды. В смертном борении, в агонии, ждали, что будет. «Всех привлеку к Себе, когда вознесен буду от земли» – на Крест. Как Он сказал, так и сделается, всех привлечет к Себе – в Агонию, на Крест.
Вот уже вступил в Восточные врата, те самые, которыми давеча вошел в храм; вот уже переступил порог. Знал, что делает: «слишком любил – перелюбил Израиля» – человечество и сердце его раздавил, как змею.
Иисус отошел и скрылся от них, —
по воспоминанию одного очевидца, Иоанна (12, 36).
Вышел вон из города, —
по воспоминанию другого очевидца, Петра-Марка (11, 19).
И, оставив (покинув) их, вышел вон из города в Вифанию и там провел ночь, —
по воспоминанию, может быть, третьего очевидца, Матфея (21, 17). Если так врезалось в память, то значит, и в сердце.
Может быть, в эту ночь подумал о Любимом не только Иуда Возлюбленный:
«Царство Божие предал Иисус Предатель».
3. Серый понедельникСтупая босыми ногами по грязным лужам дороги, под мелко сеющим, как из сита, дождем, шли в Иерусалим из Вифании двенадцать нищих бродяг, а впереди – самый нищий, Тринадцатый. Вспомнили, может быть, как в прошлую Пасху под таким же точно дождем шли, отверженные Израилем, от своих к чужим, из Капернаума в Кесарию Филиппову. [741]741
Этот понедельничный дождь – не «апокриф», а довольно вероятная метеорологическая догадка, может быть, не бесполезная, потому что видеть лицо земли и неба, чтобы угадать душу исторического события, так же иногда необходимо, как видеть лицо человека, чтобы угадать то, что в душе его происходит По исторически подлинному, кажется, воспоминанию, если не самого очевидца Иоанна, то неизвестного, вспоминающего со слов Иоанна, в ночь с воскресения, 2 апреля, на понедельник, 3-го, прошла над Иерусалимом гроза значит, день был знойный, а через четыре дня, с четверга, 6 апреля, в пятницу, 7-го, по воспоминанию, кажется, столь же исторически подлинному двух вероятных очевидцев, Иоанна (18, 18) и Петра-Марка (14, 54), ночь была такая холодная, что слуги, на дворе Каиафы, должны были развести огонь. В первые знойные дни южных весен, наступают, обыкновенно, такие внезапные холода, после грозового ливня, переходящего в мелкий, затяжной, иногда суточный, дождь. Он-то, по нашей вероятной догадке, и приходится на Страстной, так называемый Чистый понедельник.
Св. Аркульф, епископ Галльский, паломник VII века, вспоминает о правильно будто бы повторяющихся каждый год, в ночь на 15 сентября, чудесно посылаемых самим Господом, «потопных ливнях, для очищения Св. Града, от безмерно скопляющихся на улицах и торжищах его, человеческих и скотских нечистот». – Geyer, Itinera Hiersolymin. saec., IV–VIII, 1898, p. 225–256. – P. Mickley, Arculf, 1917, II, 18–19. – Этим осенним очистительным ливням соответствует, может быть, и весенний дождь Чистого понедельника.
[Закрыть]
Утром же опять пришли в Иерусалим.(Мк. 11, 20.)
И вошел Он в храм, и учил.(Мт. 21, 23.)
Если бы действительно хотел, как могло казаться не только Иуде, но и преданнейшим из учеников Его, возмутить народ и объявить Себя «царем Израиля», то понял бы, какую роковую сделал ошибку, покинув вчера, Иерусалим так внезапно, как будто бежал с поля битвы. Все решающий миг упустил; вместо того чтобы ковать железо, пока горячо, дал ему остынуть. Что можно было сделать вчера, в последних лучах заходящего солнца, в красное Воскресенье, нельзя было сделать сегодня, в Серый Понедельник, под серым, скучным дождем.
Слушают Его, может быть, люди и сегодня так же неотступно, как вчера; так же готовы идти за Ним всюду, куда их поведет. Но если как будто не изменилось ничего снаружи, то изменилось внутри: тень сомнения прошла по сердцам: «Тот ли это, которому должно прийти, или ожидать нам другого?»
Так же и в стане врагов, может быть, кое-что изменилось. Первым ударом оглушенные, за ночь опомнились они, пришли в себя.
Первосвященники же, и книжники, и старейшины народные искали Его погубить.
И не находили, что бы сделать с Ним, потому что все народное множество приковано было к устам Его.(Лк. 19, 47–48).
Видя, что силой ничего не возьмешь, решают действовать хитростью. Лютые между собой враги – фарисеи, саддукеи, иродиане, – все против общего врага соединяются. [742]742
Weitzäcker, Untersuch, über die Εv. Geschichte. 1901. S. 347.
[Закрыть]
И посылают к Нему некоторые из фарисеев и иродиан, чтобы уловить Его в слове.(Мк. 12, 13.)
– значит «ставить западню», ловят Его, как охотники – зверя.
Сходятся, прячутся, наблюдают за пятами моими, чтобы уловить душу мою.
…Сеть приготовили ногам моим; выкопали передо мною яму.(Пс. 55, 7; 56, 7).
Сеть их, стальную, адамантовую, рвет Иисус, как паутину. А все-таки из жалости к народу соблазненному вынужден играть в их игру – школьную диалектику раввинов, – с какими, должно быть, отвращением и скукою («скука Господня» и здесь, в Иерусалимских буднях, в конце жизни, так же, как там, в начале, в буднях Назаретских). В спорах этих рабби Иешуа – книжник среди книжников: видишь, кажется, висящие по краям одежд Его из голубой шерсти свитые кисточки-канаффы, давно уже от солнца полинялые, белой пылью дорог запыленные, от дождя потемневшие.
Весь Израиль – все человечество – ставка в этой игре Сына Божия с дьяволом. Знает это народ или не знает, – дух у него замирает от любопытства и страха: чья возьмет?
Главное в поединке оружие Господне – змеиное жало насмешки – до мозга костей проникающий яд.
Будьте мудры, как змеи.(Мт. 10, 16.)
С кем имеют дело, могли бы узнать слуги Ганановы по этому яду.
Кукольного театра хозяин, спрятавшийся за сценой, дергая куклы за невидимые ниточки, двигает их и делает с ними что хочет: двигатель кукол – всех, от Иуды до Пилата, действующих лиц этой дьявольской комедии, – первосвященник Ганан; он за всеми, а за ним «отец лжи».
Князь мира сего идет, и во Мне не имеет ничего.(Ио. 14, 30.)
Три искушения Ганана соответствуют трем, на горе, искушениям дьявола. Те – в мистерии, в вечности, эти – во времени, в истории; но можно бы сказать и об этих, как о тех: «чтобы их изобрести, не хватило бы всей мудрости земной».
Первое искушение – властью.
Когда Он ходил в храме, приступили к Нему книжники(Мк. 11, 27) и сказали Ему: какою властью Ты это делаешь? и кто дал Тебе такую власть?(Мт. 21, 23.)
Жало искушения раздвоено. Дело, конечно, идет об Очищении – Разрушении храма. Если бы на вопрос: «Кто дал Тебе такую власть?» – Иисус ответил: «Бог», то слишком легко уличили бы Его искусители Его же словами:
если Я свидетельствую сам о Себе, то свидетельство Мое неистинно. (Ио. 5, 31.)
Это одно жало, а вот и другое, более глубокое, может быть, и от самих искусителей скрытое. Там, на горе Искушения, дьяволом предложенную власть отверг Иисус; не принял ли ее здесь, в храме; бич подняв, не поднял ли меч?
Здесь уже от большего предателя к меньшему, от Ганана к Иуде, – перекинутый мост.
Весело, должно быть, слушателям видеть, с какою легкостью оборачивается жало искушения на самих искусителей; как в их же собственную западню ловит их Иисус.
Спрошу и Я вас об одном, отвечайте Мне; тогда и Я скажу вам, какою властью это делаю.
Крещение Иоанново откуда было, с небес или от человеков?(Мк. 11,29–30; Мт. 21, 25).
Они же, рассуждая между собою, говорили: если скажем: «С небес», Он скажет: «Почему же вы не поверили ему?» А если скажем: «От человеков», весь народ побьет нас камнями, потому что он верит, что Иоанн был пророк. И отвечали: не знаем.(Лк. 20, 5–7.)
Глупый ответ и смешной; умники остались в дураках.
Мытари и блудницы вперед вас идут в царство Божие….ибо Иоанну поверили они… вы же, и видя тó, не раскаялись.(Мт. 21, 31–32.)
Вот первый по лицу их удар бича, того же и сегодня, как вчера. Если бы нечто подобное сказано было нищим бродягою в Ватикане наших дней, то поняли бы мы силу удара.
И начал говорить к народу(Лк. 19, 9), —
уже не к вождям его, а к нему самому, притчу о злых виноградарях.
Сына моего возлюбленного пошлю; может быть, увидев его, постыдятся(Лк. 19, 13.)
В этом слове Отца: «может быть» – уже Агония Сына, как бы уже сквозь Серый Понедельник Страстной Пятницы черная тьма.
И, схватив его, убили.(Мк. 12, 8.)
Что же сделает с ними господин виноградника?(Лк. 20, 15.)
Смерти злой предаст злодеев сих, а виноградник отдаст другим, —
отвечают у Матфея (21, 41) сами искусители, еще не поняв, что притча – о них; а у Марка (12, 10) и Луки (20, 16) отвечает за них Иисус.
Слышавшие же тό сказали: да не будет! —
этим невольно с уст их сорвавшимся криком ужаса сами себя выдают: в злых виноградарях узнали себя. И так же, может быть, как вчера мелькнуло вдруг перед ними в одном лице другое: в Благостном – Яростный, в Агнце пожираемом – пожирающий Лев.
Он же, взглянув на них пристально, —
(новый удар бича по лицу), —
сказал: что же значит слово сие: «Камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла»?
Всякий, кто упадет на него, разобьется, а на кого он упадет, того раздавит(Лк. 20, 17–18).
Поняли, конечно, «охранители», «возмущающий», «революционный» смысл обеих притч: свергнуть надо Израилю – всему человечеству – слепых вождей, чтобы не погибнуть вместе с ними. [743]743
R. A. Hoffmann. Das Marcusev., 481.
[Закрыть]Снова и сегодня, как вчера, возмущает народ Иисус, Возмутитель Всесветный.
И хотели схватить Его, но побоялись народа… И, оставив Его, отошли.(Мк. 12, 12.)
Первое искушение кончено, начинается второе.
И наблюдая за Ним, (первосвященники) подослали лукавых людей, которые, притворившись благочестивыми, уловили бы Его в слове, чтобы предать Его начальству и власти правителя.(Лк. 20, 20.)
Те же, пришедши, говорят Ему: Равви! мы знаем, что Ты праведен и не заботишься об угождении кому-либо, ибо не смотришь ни на какое лицо, но истинно пути Божию учишь.(Мк. 15, 14.)
Итак, скажи нам, как Тебе кажется: можно ли нам давать подать кесарю или нельзя?(Мт. 22, 17.)
Дьявольская хитрость искушения в том, что между двумя огнями ставит оно Искушаемого: если ответит: «Можно», – то будет в глазах народа ложным Мессией, потому что истинный – освободит Израиля от римского ига; если же ответит: «Нельзя», – то выдаст Себя головой римским властям. [744]744
Keim, II, 442–443.
[Закрыть]
Видя же Иисус лукавство их, сказал: что искушаете Меня, лицемеры?
Покажите Мне монету, которою платится подать. Они принесли Ему динарий.
И говорит им: чье это изображение и надпись?
Так же и здесь, во втором искушении, как в первом, жало вопроса обращается на самих искусителей. Только что ответили: «кесаревы», – сами в западню свою попались; все перевернулось, опрокинулось, как в зеркале.
Тогда говорит им: отдавайте же кесарево кесарю, а Божие – Богу.(Мт. 22, 18–21.)
«Умное, наконец-таки, умное слово!» – восхищаются двадцать веков те, кто на все остальные слова Господни плюет. Чем восхищаются? Мудрым «отделением Церкви от государства», царства Божия – от царства человеческого, земного – от небесного. [745]745
«Слишком по-мирски и очень извращенно думает Леоп. Ранке, будто это – важнейшее и наибольшие последствия имевшее слово Иисуса. Etwas profan und recht verkehrt meint Leop. Ranke, Mc. 12, 17, sei das wichtigste und folgenreichste Wort Jesu gewesen», замечает Wellhausen, Das Ev. Marci, 1909. S. 95.
[Закрыть]Но если бы что-нибудь подобное мог сказать Иисус, то отрекся бы от главного дела всей жизни своей – царства Божия на земле, как на небе.
