Текст книги "Тот День (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Хабибуллин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

– Вот, собственно, первый этаж нашего дома. – обвел руками зал Сухарев. – Нам с вами налево. Там “штаб”, бывший отдел кадров. На втором этаже у нас конференц-зал, где сейчас и находится весь личный состав.

“Штаб”, как сказал Сухарев, оказался спрятан в глубине заваленных мусором коридоров.

– У нас тут бардак, вы извиняйте. Убрать успели только тела. – зло пошутил Сергей.

Вскоре, искомая дверь с перекошенной табличкой “отдел кадров” была найдена. Сухарев повернул ручку, и люди прошли в довольно просторное и на удивление чистое помещение. За большим столом, заваленным какими-то бумагами, сидел мужчина.

– Добро пожаловать. Я – Иван Дмитриевич Хромов. – сказал человек, повернувшись к вошедшим.

Ева зашла в кабинет последней. Яркие лампы дневного света больно ударили в глаза. Ей захотелось вернуться в коридор с его тусклым желтоватым освещением.

– Рассаживайтесь. – гостеприимно предложил мужчина, представившийся Хромовым.

Это и был начальник. Тот человек, встречи с которым искала девушка. Она хотела что-то ему рассказать. Вот только что? Каждая мысль в ее голове была словно обвита плющом боли. И сквозь эти тернии не было видно ничего.

Ева заняла место возле человека по фамилии Лоев. Батюшка и его свита уселись с другой стороны стола. Взглянув на своего соседа, Бодрова заметила висящий на его бедре кожаный чехол, из которого торчала увесистого вида рукоять ножа. На мгновение, ее пронзило нестерпимое желание выхватить нож и, бросившись через весь стол, вспороть поганую глотку святоши. Однако в ней еще оставались последние крупицы здравомыслия, и девушка ограничилась убийством в мыслях.

– Ева. Ее зовут Бодрова Ева. – вдруг услышала она, голос Сергея.

– А сама она говорить не умеет, что ли? – с улыбкой поинтересовался Иван Дмитриевич.

– Извините, – выдавила Бодрова. – Да, меня зовут Бодрова Ева, я отвлеклась.

Собрав последние силы, Ева заставила себя следить за происходящим.

– Ну, раз уж мы все теперь знакомы, то не будем тянуть. Мне сообщили, что вас обнаружили на берегу реки. Так? – уточнил Иван Дмитриевич.

– Так, – согласно кивнул святой отец.

– И что вы прибыли из Каблуково, а по дороге нашли троих людей?

– Все верно. Всех в разных местах. – ответил священник.

– И больше никого там не было? И смысла в поисковых вылазках тоже нет?

– Там только смерть. Больше ничего вы не найдете. – мрачно сказал Георгий.

– Хорошо, тогда прокомментируйте ситуацию, о которой мне доложили. То, что случилось при встрече с нашим отрядом. – настойчиво попросил Хромов.

– Вы про девушку? Ну не хотел я позволить ей себя убить. Пришлось применять силу. – спокойно ответил Соколов, и тихо добавил: – Я вот слышал про ваше горе. И неужели бы вы, не остановили того юношу, будь у вас шанс?

– Это был его выбор. Нельзя принуждать силой.… Даже жить. – грубо встрял в разговор Лоев.

– Василий… – нахмурившись, произнес Хромов.

Поймав недовольный взгляд начальника, мужчина умолк.

– Ладно, вот к чему весь наш разговор. – продолжил Иван Дмитриевич. – Я не допущу каких-либо раздоров внутри коллектива, и раз уж вы становитесь его частью, то я должен быть в вас уверен.

– Я обещаю вам, ничего подобного впредь не повториться. – любезно ответил Георгий.

– Я надеюсь. – смягчил тон Хромов, и, промедлив, добавил: – Вы отказались от нашей униформы.

– Да не положено мне, поймите.

От святого отца так и веяло душевностью, но Ева знала: все это притворство. Для чего-то этот ненормальный хочет заручиться доверием. У него есть план – Бодрова не сомневалась.

– Не положено, говоришь…. – задумался Хромов и взглянул на своих подчиненных.

– Я решил, что можно сделать исключение. – ответил на вопросительный взгляд Сергей.

– Решил, говоришь… – недовольно повторил Иван Дмитриевич.

– Правила есть правила... – хотел было поспорить Лоев, но Хромов жестом попросил его замолчать.

– И еще… Мне донесли, что у вас есть какие-то мысли относительно произошедшего. – осторожно сказал Иван. – Мысли… Религиозного характера.… Так вот, я бы хотел, чтобы они остались при вас.

– Я понимаю ваши опасения. И даю слово, что ни одно сердце не будет смущено мной. – лицо Соколова так и пылало искренностью.

– Ладно, пусть у нас будет священник. Для поддержания морального состояния, так сказать. – кивнул Хромов.

В этот момент Ева снова едва удержалась, чтобы не наброситься на святого отца. Ведь она-то надеялась, что местное руководство примет меры в отношении этого опасного человека. Однако Георгий, как в случае на берегу Волги, опять вышел сухим из воды.

– Что ж, Сергей, Василий, сопроводите новеньких в конференц-зал. В восемь, продолжим собрание. Я задержусь, нужно еще набросать план наших будущих мероприятий. – поручил Хромов мужчинам. – И распорядитесь вернуть их вещи и оружие.

На что те понимающе кивнули.

– А вы чего ждете? – удивился Иван Дмитриевич, заметив, что Ева так и осталась сидеть за столом.

– Мне нужно вам кое-что рассказать. – хрипло выдавила Бодрова.

Во рту совершенно не было влаги, отчего было трудно говорить.

– Что ж рассказывайте. – пожал плечами Хромов и на вопросительный взгляд Сухарева добавил: – Можете ее не ждать, я о ней позабочусь.

Двери хлопнули, и Бодрова успела заметить разъяренный взгляд батюшки, словно говорящий: “Я тебя предупреждал”.

– Ну, будем молчать? – напомнил Иван Дмитриевич.

– Послушайте, я понимаю что, такие как я, доверия не вызывают. Но я считаю своим долгом поделиться подозрениями насчет товарища в рясе. – начала Ева. – Дело в том, что есть основания считать, что он болен. А, следовательно, и опасен.

– Милая моя, я тоже ко всей этой клирикантской братии отношусь безо всякой любви. Но это не повод обвинять человека в расстройстве ума. – постарался возразить Хромов.

– Нет, выслушайте меня, у меня есть доказательства его помешательства. Он хочет устроить здесь переворот, вот увидите. – вспылила Ева, и поняла что зря.

– Нет, я думаю, что он болен ровно на столько, насколько больны все священники. – улыбнулся Хромов. – Вы переоцениваете это человека.

– Послушайте, вы же не слышали те бредни которые он нес про свою избранность. Там все подходящие симптомы! – приподнялась с места Бодрова. – Но самое страшное, в том, что его идеи могут подкупить сейчас любого испуганного человека. Ведь посмотрите, что случилось с миром!

– Так, не кричите. У меня все под контролем. – постарался успокоить ее человек. – Да сядьте же вы!

Кое-как, взяв себя в руки, Ева вернулась на место.

– Конечно, я думал о возможном вреде от таких вот “пророков”. – пояснил Хромов. – Поэтому я и настоял на личной встрече. Но поверьте, я разбираюсь в людях, и этот тип мне показался абсолютно безвредным.

– Вы ошибаетесь. – только и смогла произнести девушка.

– Надеюсь, что нет. – ответил Иван Дмитриевич и дружелюбно добавил: – А теперь, позвольте мне закончить дела. Минут через десять мы с вами пойдем наверх. И вот увидите, все будет в порядке.

Но Ева знала, что “в порядке” ничего не будет. Продолжать спор смысла не было. Каким-то образом священник убедил Хромова в чистоте своих помыслов. И последняя надежда оставила девушку.

“Он победил”, – резанула ее неприятная мысль.

Все складывалось как нельзя удачно. Хромов поверил ему, в этом Георгий не сомневался. Теперь оставалось дело за малым: исполнить волю Голоса.

“Она не сможет навредить ”, – уверял себя Соколов, вспомнив о Еве.

По дороге на второй этаж, Смолова аккуратно подняла тему отпевания.

– Мы должны проводить его, как правоверного христианина. – обратилась Ира, к Сухареву.

– Батюшка, вы можете это сделать? – без всяких подозрений спросил Сергей.

– Конечно. – согласился Соколов.

Конференц-зал оказался еще больших размеров, нежели Георгий предполагал. Аудитория была богато украшена. Красные шелковые дорожки устилали пол. На высоком потолке сияли сотни встроенных ламп. По центру зала стояла трибуна с торчащими из нее микрофонами, а на столе перед ней лежало тело накрытое белыми простынями. Первые ряды аудитории были заполнены людьми. Когда пятеро человек зашагали по мягким коврам, люди в помещении с интересом уставились на Георгия и его друзей. Соколов готов был поклясться, что видел во взглядах собравшихся какое-то благоговение. Хотя, нетрудно было догадаться, что люди Сухарева, уже успели разнести сплетни. И теперь каждый хотел повнимательней рассмотреть того странного батюшку, которого не берут пули.

Когда Сергей предложил занять места, к святому отцу подошли двое молодых незнакомцев. В руках одного из них были отобранные у людей сумки. Другой держал изъятое у Георгия и его товарищей, оружие.

– Ничего подозрительного не найдено. – отрапортовали юноши.

– Хорошо. – кивнул Сергей.

– Мы слышали про вас. И хотим сказать, что очень рады, что среди нас теперь есть духовный наставник. – сказал светловолосый парень, обращаясь к Соколову.

Его друг добавил:

– Да, отец Георгий, мы считаем, что вчера не обошлось без высших сил.

– Ладно, ребята, поговорить успеете. – прервал молодых людей Сухарев.

– Спасибо. Я рад, что есть люди, не утратившие веру. – поблагодарил незнакомцев Георгий.

И двое ушли, а вскоре, в зале появились Хромов и белокурая предательница. Соколов постарался что-либо прочесть в ее лице. Какие-нибудь блики радости, или же тени переживаний. Однако все что он сумел рассмотреть – было отсутствие всяких чувств.

“Как бы она не очернила твое имя, ей не поверили”, – понял Соколов.

Иван Дмитриевич, как и предполагал Георгий, не стал возражать против отпевания усопшего.

– Отец Георгий, пойдемте. Я вас представлю, закончу речь, которую начал до вас, а дальше можете переходить к своей работе. – сказал Хромов, и жестом предложил Соколову проследовать в центр зала.

Двое мужчин встали у трибуны позади лежащего на столе тела. Один, седой, в темно-зеленой униформе с надписью “Синтволокно” на спине. Другой, густобородый, в черных священнических одеяниях, и с торчащим за плечами ружьем. Хромов щелкнул включателем, микрофон свистнул. Иван Дмитриевич представил собравшимся Георгия и его друзей. Зал одобрительно загудел. Далее мужчина понес какую-то формальную чепуху. Говорил о каких-то планах, и бог еще знает о чем. В тот момент, все это мало волновало святого отца. И не потому, что ему было плевать на судьбы сидящих в зале. Нет, в них он видел свою будущую паству. Просто в тот момент он снова услышал тяжелую поступь Порядка. Снова почувствовал величественное дыхание сил, которым он служил.

На мгновение, в сознании священника наступила тишина.

– … и выйдем к центру города. – долетели до Георгия слова Хромова. – Ладно, у меня все. Святой отец, можете начинать.

Иван Дмитриевич умолк, и занял место недалеко от Василия. Зал с интересом затаил дыхание, а в голове Соколова, ударил громом знакомый Голос:

“Я буду говорить за тебя. Ты станешь проводником моей воли.”

Глава 32. Записки с того света: Прощание

Дневник Дмитрия

Последнее пробуждение было самым спокойным. Ни страха за содеянное, ни паники. Я словно растворился во Тьме, и уже понимал, что мы едины. Поднявшись на ноги, я оценил свои труды. Теперь я знал, руки мои исполняли ее волю, ее повеление. Тьма – ничто иное, как месть людскому роду. Сила, предрекающая новое рождение. И мы – те, кто выжили – ее слуги. Ее глаза и ее руки. И только те, кто выстоял, кто не ослеп от ее взгляда, кто не был повергнут и раздавлен ее мощью – лишь те войдут в чистый мир.

Тогда, в центре громадного зала, я чувствовал себя властителем чужих судеб. Я чувствовал себя карающим оком безумия, и так бы и провел вечность, если бы не резкий скрежет металла, и тяжелый звук падающей двери, что вывел меня из ступора. Обернувшись, я увидел зияющую мраком дыру на месте входа в аппаратную, где были заперты остальные сотрудники. И десятки рук, ног и прочих частей тел, проталкивающих себя через узкий дверной проем. Нужно было бежать, нужно было спасти себя, сохранить свою жизнь для нее. И я побежал.

Помещение инвентарной, где я сейчас и пишу свое послание, было расположено параллельно аппаратной, у противоположной стены центра. Словно во сне, я добрался до спасительной двери и потянул за ручку. К моему счастью, дверь не была закрыта. За несколько секунд до атаки, дверь захлопнулась, и щелкнул внутренний замок. Я видел обезображенные безумием лица тварей, и ту всепожирающую злость в их взгляде, ненависть к себе и недосягаемой жертве. Здесь, в небольшой технической кладовой, последние семь часов моя рука и выводит эти символы. Здесь, мое последнее пристанище, и с каждой минутой, петли двери поддаются все больше.

Я надеюсь, слова мои не канут в пустоту. Если время не прекратит свой бег, то этот день на веки войдет в историю, и мы – те, кто сражались и выжили, те, кто прикоснулись к великому замыслу Тьмы – мы тоже войдем в историю. Я горд за то что перст ее пал на меня. Она шепчет мне. Просит придти и разделить с нею вечность. И больше не могу я противиться ее зову. Этот глас так нежен, и так красив. Словно мать на ночь сыну, она мягко напевает свою песню. Прислушайтесь! Эта небесная песнь и до ваших невежественных ушей долетит. Просто верьте. Верьте и слушайте!

Они уже здесь…

Дневник Елены

Игорь бил уже вовсе не руками, и не врезался с разбегу в дверь. Через глазок я увидела летящий в дверь инструмент. По-моему, та штуковина зовется калым, и служит инструмент для колки крупных бревен. Вот такой вот специальной кувалдой на длинном древке, мой муж и принялся долбить дверь. Мне казалось, что я слышу хруст, ломающихся от силы отдачи пальцев.

Сейчас, я сижу в дальнем конце столовой, у стены. И, видимо, осталось мне не долго. На прощание я поделюсь с вами мыслями.

Смерть действовала по плану. Мы были ее исполнителями. Она не перестраивала нас. Нет, просто стирала некоторые моральные условности, некоторые человеческие ограничители. Вскрывала глубинные тайники наших душ, и все спрятанное в нас зло выползало наружу. Но ни тогда, ни сейчас, как я уже писала в своем дневнике, я не стану ее обвинять. Только взглянув на мир глазами Смерти, можно понять ее умысел. Мы заслужили такую участь. Я, Игорь, наш ребенок – мы все должны были умереть…

В моих словах можно найти противоречие, но я и сама себя до конца не понимаю. Одно можно сказать точно: со мной, как и со всеми остальными произошли какие-то необратимые перемены. Я была ошеломлена тем, что творили мои руки, но не была против ее плана. Я ненавидела себя за совершенные мерзости, но отлично понимала, что все смерти оправданы…

Он выбил дверь…

Глава 33. Серебро

– Друзья. Нам выпала нелегкая участь. Крест, который судьба возложила на наши хрупкие плечи – тяжел. Дорога, по которой мы вынуждены идти – терниста, и сквозь сумрак едва видна. Но даже в этой темноте, если постараться, можно различить светлые проблески, всполохи грядущих перемен. Велик шанс того, что привычный для нас мир пал, и катастрофа посетила не один Смоленск. И пока мы не можем установить причины коллапса, но ясно одно: все те, кто не лишился рассудка, и остался на этой земле – в каком-то роде избранные.

Сделав паузу, Соколов обвел взглядом собравшихся в зале, словно стараясь каждому заглянуть под защитную панель серебряных “барбютов”.

– И пока специалисты будут выяснять причины, наша цель проста – выжить, а уж после мы вместе подумаем какое лицо должно быть у нового мира. У меня есть кое-какие задумки.

Из зала послышался совсем молодой, юношеский голос:

– Не кормите нас обещаниями. Мои старики вчера тоже обещали придти к обеду. А вернулся один отец. С головой матери моей в руках.

– Как я уже говорил, я искренне, всем сердцем понимаю ваши чувства. И знаю я, как крепко впивается печаль. Молодой человек, пройдут годы, и только тогда вы начнете медленно отходить от горя. Знаю по собственному опыту. Но траур не повод перестать доверять другим людям. В общих чертах я поделюсь своими планами, но вы должны понимать – к изложенным мною идеям нужно приходить самостоятельно.

Андрей говорил на одном дыхании, и слегка передохнув, перешел к самым волнительным словам на свете. Самым чарующим, и казавшимся такими далекими еще пару дней назад. “Эра Серебра” – его детище, совсем недавно было из области фантастики, сейчас же, офицер понимал, что мечта может стать явью.

– Я предлагаю инновации во всех областях нашей жизни. Да что там инновации! Саму жизнь нужно пустить по другому руслу! – Повысил голос полковник, едва сдерживаясь от нахлынувших эмоций. – Старый мир изжил себя и, несмотря на всю тоску по былым временам, я хочу, чтобы вы поняли: прежние методы управления, общественной организации, социальной и экономической жизни человека, и даже нравственно-эстетические модели должны кануть в лету. Мой девиз: старые идеи должны уйти в царство мертвых вместе с их носителями. Человечество не выдержало проверки. Не выдержало испытания на прочность, а значит, мы должны переплавить сам образ человека. Переплавить в абсолютно новое существо.

Подождав несколько мгновений, пока каждое произнесенное им слово дойдет до собравшихся, Соколов продолжил речь.

– Все замыслы мои слишком нетривиальны для их исполнения в первые дни после трагедии. Да и требуют они куда большей аудитории, ведь я предлагаю поменять не только общественное устройство, но и саму систему ценностей человека. Я слишком долго вынашивал эти мысли, чтобы понимать – требуется время для их осмысления. Что же касается сиюминутных нововведений, то я предлагаю изменить принцип управления, и системы власти. Не зависимо от желания, каждый из вас будет какое-то время в составе правящего совета. Таким образом, мы сможем сделать первый шаг к той самой переплавке человеческого естества, о которой я говорил. При таком принудительном подходе к самой идее правления, в будущем мы выжжем властолюбие из наших сердец. Система “власть для элиты” уже доказала свою несостоятельность.

– Так вот просто? Разделить годовой цикл на количество человек, и по некому порядку передавать власть? А вы что же делать будете? – спросила какая-то, судя по голосу, пожилая женщина из зала.

– Не все так просто, как кажется. Ведь если наши ряды будут разрастаться, то и систему власти придется делать более витиеватой. Но у меня есть схемы, думаю, мы сможем их перенести в реальность. – улыбнулся полковник. – Что же касается меня: я просто голос.

– Голос вопиющего в пустыне. – кто-то пошутил, и атмосфера слегка разрядилась.

– Так что же, отказаться нам от достижений человечества? – удивленно спросила Татьяна, пока еще не до конца понимая сложные мысли Андрея Михайловича.

– Нет, милая моя. Как раз таки, все наоборот. Все виды знаний, добытые нашими предками, мы будем развивать, но в новом русле. Все то, что порицалось и не приветствовалось в прежние времена, мы будем холить и лелеять.

– Примеры? – спросил заинтересованный мужской бас.

– Античный полис: мы отвернулись от идеи свободного братства, сменили наработки великих греческих мыслителей на какую-то, извиняюсь, дерьмократию. И в новом мире, мы сможем довести до совершенства идеи древних. Или генетика: была преследуема в прошлом, в десятках стран и вовсе запрещена. Мы же освободим ее, позволим расправить крылья и вмешаться в развитие нашего рода. И вот еще пример: всю нашу жизнь нам вдалбливали в головы воздержание, как наивысшую благодетель. Я же скажу: потворство вместо воздержания. Хватит духовным вампирам насиловать наши души! Больше никакой лживой постности, лицемерной святости! Теперь понятно, что я имею ввиду? Все пережитки прошлого должны уйти из наших мыслей навсегда!

Люди молчали, медленно переваривая сказанное.

– Еще один важный момент. Когда мы отпустили Равиля восвояси, я сказал, что впредь это будет единственное наказание. И я не врал. И не преувеличивал. История доказала, что чем сложнее и более запутана судебная машина, тем больше лазеек для преступников. И здесь попробуем мы все перевернуть.

– Греческий полис, принудительная власть, генетика у общества на вооружении, потворство вместо воздержания, унификация наказаний. Это действительно сложно принять сразу. – задумчиво сказала Татьяна.

Девушка казалось, уплывала в раскрываемые перед ней, полковником дали.

– Это малая толика того, что могу я вам предложить. И совсем песчинка, по сравнению с теми идеями, которые мы породим сообща.

– И как же звать нас будут? У вас есть подходящее слово? – спросил уже знакомый юношеский голос.

– Позвольте мне слабость, свойственную соплеменникам Равиля, но я отвечу вопросом на вопрос: что знаете вы о серебре? – ко всему залу обратился офицер.

– Древний благородный металл, атомный номер сорок семь.

– Обладает лечебными свойствами, широко использовался алхимиками.

– Серебро – символ всего нового.

– Серебряный век – развитие декадентства. Отказ от прежних идеалов и вера в разум.

Послышался целый хор мужских и женских голосов. Андрей выслушал все значения слова, и добавил:

– Так что еще нам может больше подходить? Я объявляю “Эру Серебра” начавшей свой забег. И вы все, мой первый корпус из Смоленска, все вы положите конец кровавой “Эре Золота”.

Полковник Андрей Михайлович Соколов, командир части противовоздушной обороны, при разведывательном авиаполке военного городка Шаталово, получил единогласное признание. Первые тридцать три члена “Смоленского корпуса” и первые тридцать три “Серебряных человека” отдали свои голоса за странного оратора, предвестника больших перемен.

Было двадцать минут первого часа ночи, тридцатого ноября две тысячи двенадцатого года. Соколов стоял на помосте и собирал лавры аплодисментов. И на несколько минут все тяжелые мысли о будущем он выбросил из головы. Когда же гвалт почестей улегся и воцарилась тишина, под шлемом “РЗК” вдруг зашипело радио.

“Серебряные пижамы”, как выразился Арнольд, по-видимому, также были оснащены системами радиосвязи. Люди в зале беспокойно зашевелились, озираясь по сторонам. Ведь все знали: радио отчего-то не работает.

И через несколько мгновений по всем гражданским и военным частотам, во всех направлениях пронеслись по эфиру холодные слова.

– Всем уцелевшим. Точка сбора Москва. Мы не пострадали. Зона чиста. Повторяю…

И Андрей понял: Эра Серебра началась.