Текст книги "Тот День (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Хабибуллин
Жанр:
Постапокалипсис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
Глава 20. Записки с того света: Где-то три часа дня
Дневник Дмитрия
Для открытия дверей мне был необходим электронный ключ охраны и некоторые части тела бедняги. Блокировку системы можно было снять лишь пройдя идентификацию и затем использовав электронный ключ. Для определения сотрудника и его уровня допуска была предусмотрена сложная двухступенчатая процедура. Сначала программа сверяла отпечаток руки с базой данных, а затем идентифицировала сетчатку глаза. Мой труп был снабжен полным комплектом рук, но голова, без которой не открыть систему, отсутствовала. Все что мне оставалось, это либо найти новый труп, либо вернуть владельцу голову. Конечно, вытащить еще одно распухшее тяжелое тело, было задачей более сложной, нежели найти и принести голову, но с другой стороны, я отлично понимал, что голова вполне может оказаться разбрызганным по стенам месивом.
Мне нужен был свет. Возвращаться в ломающую разум и волю темноту с пустыми руками было невозможно. Я так устал бояться, что ноги бы просто не вернулись в комнату охраны. Я еще раз осмотрел тело, и аккуратно, словно боясь пробуждения моего безголового друга, перевернул труп на живот. На поясе охранника висела кобура со служебным Макаровым и небольшой фонарик. Прикоснувшись к холодной стали оружия, я осторожно извлек его из футляра. Рождение в семье военного имело свои плюсы. Отец с детства приучал меня к различному оружию. Конечно, в те далекие годы вся эта стальная братия вызывала у меня отвращение, но, оказавшись в сложной ситуации, я был искренне благодарен родителю. Проверив магазин, я зарядил пистолет и вложил его в свою правую руку. В левую я взял спасительный фонарик, который в тот момент был куда ценнее оружия. Повернувшись к разрушенному входу в помещение охраны, я бросил в темноту луч света, и мрак отступил. Луч скользнул по перевернутым столам, залитым кровью стенам, стальным шкафам, чьи дверцы больше походили на дырявый голландский сыр. Свет вырисовал и виновников царящего беспорядка. Тогда я насчитал пять тел, разбросанных по комнате в нелепых позах.
Судя по ране на шее моего охранника, голова была отсечена. Луч продолжал вырисовывать отдельные детали. Когда свет скользнул по красному щиту, меня осенило. Срубить голову, чтобы осталась такая ровная рана, можно было либо специальным холодным оружием, либо пожарным топором, который и отсутствовал на стенде. Что-то мне подсказывало, что голова моего покойника, будет недалеко от трупа его убийцы, который, в свою очередь, должен иметь при себе пропавший со щита инструмент. И я не ошибся. Обойдя три тела, я, наконец, наткнулся на моего убийцу.
Тело лежало в углу и особенно сильно смердело. На животе покойника была рваная рана в которой уже рылся целый рой всевозможной живности. Внутренности покойника красным клубком нелепо торчали из распоротого живота.
«Видимо кто-то пытался их извлечь руками. И может этот кто-то он сам», – подумал я тогда.
Правая рука трупа, как я и предполагал, мертвой хваткой вцепилась в красную рукоять топора. Пальцы левой руки мертвеца сжимали нечто странное. Направив туда свет, я облегченно вздохнул. Рука сжимала крупный клок черных волос, а в полуметре от тела лежала голова с раскрытыми в немом ужасе глазами и ртом. Да, тогда я был рад увидеть эту жуткую картину, ведь это означало близость завершения моего тернистого пути, близость таких долгожданных ответов. Без промедления я поднял голову, и было решил выйти в коридор, как вдруг страх породил новую мысль. Положив фонарик на пол под таким углом, чтобы луч падал на тело, я спрятал пистолет за пояс и присел рядом с выпотрошенным трупом. Рыча и потея, я принялся ломать одеревеневшие пальцы, дабы они разжали рукоять топора. Справился я с трудом, мертвые не любят возвращать свое. Подняв фонарик, я, наконец, покинул страшную комнату, вернувшись в залитый дьявольским светом коридор. Вернувшись с добычей.
До открытия заветной двери, разделяющей меня с ответами на мои вопросы, оставалось всего ничего. Но, как всегда не вовремя, подкралась Тьма…
Дневник Елены
Прижимаясь друг к другу мы сидели на холодном полу и едва дышали. Звуки за дверью с каждой минутой слабели, и вскоре, не найдя добычу, твари покинули лазарет. Слегка расслабившись, я позволила себе выглянуть из-под стола.
Взглянув тогда на Анжелу, я поняла, что девушка совсем расклеилась. Обхватив руками свои колени, она тихо плакала. Сквозь всхлипы я разобрала несколько слов.
– За что? Ты не лучше меня! Мы теряем рассудок! – бессвязно бормотала девушка.
Однако желания броситься успокаивать девушку отчего-то не возникло. Толи ситуация была слишком острой, толи Смерть меняла и меня. Я осмотрела кабинет, но, ни окон, ни других дверей не нашла. Вход был единственный, как впрочем, и выход. Из мебели в комнатке было только два стола (большой заваленный бумагами, под который мы с Анжелой и забрались, и маленький, офисный, для персонального компьютера), и небольшой картотечный шкаф. Делать было нечего, и я подошла к малому столу.
Несколько выдвижных ящиков, и сам компьютер – все, что там было. В одной из полок, кроме бумаг и всякого мусора, моя рука нащупала какой-то увесистый предмет. Достав его из ящика, я даже слегка удивилась. В моей руке была довольно большая любительская видеокамера, и от просмотра содержимого кассеты, меня оторвал только возобновившийся шум за дверью. Тогда что-то в сердце оборвалось, что-то подсказало юркнуть обратно под большой стол, и только я вернулась к заливающейся слезами Анжеле, дверной замок щелкнул.
Дверь открывалась, и страх вползал в образовавшийся проем. Сверкнув больничным халатом, в проем вошел человек. Я видела его прежде там, в зале. Главврач приюта был бледен лицом, и мелкая испарина блестела в свете электрических огней. Его взгляд был неестественно спокойным, я бы даже сказала, бесчувственным. Постояв в проходе некоторое время, Аскольд зашел в кабинет. Осмотревшись, он на мгновение вернулся в лазарет, а затем опять появился в кабинете, но уже не один. Руки Аскольда медленно тащили тело коротко-стриженной, смуглой девчонки лет двенадцати, или около того. Ее глаза застыли в холодной вечности. Да, она была мертва…
Конечно, я понимала, что развитие сцены вряд ли будет веселым. Но то, что открыл мне тот эпизод, перевернуло мое отношение к некоторым людям, а может и ко всему миру в целом. Смерть не была навязчивой, она медленно шла в мою сторону, и с каждым ее шагом я узнавала о людях все больше.
Аскольд затащил тело в центр комнаты, оставив мертвую девочку прямо между двумя столами. Отойдя от трупа, Аскольд включил компьютер, повернул монитор в нашу сторону, так что страшные кадры мне были видны как на ладони. Подключив ту самую видеокамеру к компьютеру, он открыл директорию для записи, (где я заметила сотни видеофайлов), и начал съемку.
Руки странного доктора срывали одежду покойницы, глаза же врача не менялись во взгляде. Все та же отстраненность, все то же спокойствие, словно не он вовсе насилует труп малолетней девочки, а некий безликий кукловод. Возможно это сравнение, действительно имеет место быть, так как с того момента феномен Смерти уже не казался мне стихийным. Смерть и была тем самым кукловодом.
Из-под стола мне не было все видно. Поэтому, я приподнялась и взглянула на монитор. От противоестественности увиденного, меня чуть было не вывернуло наизнанку. Тяжелые, толкающие движения Аскольда вызывали тошноту. Психика Анжелы тогда сдала окончательно, и слезы из ее глаз литься не переставали.
Закончив свое страшное соитие, человек в белом халате на несколько секунд вновь вышел в больничный покой. Тогда я совсем растерялась. Я не знала что делать. Аскольд отличался от прочих тварей, а его рациональность пугала больше всего. То был абсолютно новый тип плененного Тьмой.
Аскольд вернулся. В руке врача блестела медицинская пила, и, как бы радуясь своему собрату, в моем животе опять резанула боль. Дитя рвалось наружу, однако плод не был достаточно сформирован, чтобы убить, либо покалечить меня изнутри.
Итак: боль резанула в живот, а рука Аскольда медленно отделяла голову девочки от тела. Вслед за мерзкими звуками рвущихся тканей, последовал не менее противный хруст костей. Аскольд вырезал у тела сердце. Тот кровавый ритуал привораживал, и оторвать от действия взгляд было очень сложно. Сцена завершилась совершенно непредсказуемо. Аскольд нагнулся над изнасилованным телом, расставил покойнице руки, раздвинул ноги. Отойдя в сторону, он с оценкой взглянул на свое мертвое полотно, затем опять наклонился, и самое поразительное: вложил девушке в руки ее же сердце и голову. Завершив таинственный обряд, доктор лег на пол, свернулся калачиком и впал в беспамятство.
Глава 21. Сон полковника
Это случилось двадцать лет назад. Стояла весна девяносто второго года, и как всегда природа вяло просыпалась. Тогда сырая пора изменений в жизни не предвещала. Цикл за циклом, мир засыпал, а затем просыпался. Год за годом, Соколов однообразно встречал начало весны. В руках кружка горячего чая, книга или же винтовка, если он выбирался на охоту. В голове мысли и еще раз мысли. Он любил думать, и пора измороси и непогоды была отличным для этого временем.
Но тот март отличался от прочих. На охоту он всегда брал свою жену. Свою милую Елену. И скользкие дороги сыграли с ним злую шутку. Один из поворотов подарил ему вечную хромоту и неспособность видеть свою любимую. Нет, он не ослеп. Просто, вылетев через лобовое стекло, его супруга сломала позвоночник.
Андрей так ярко вспомнил тот день, будто бы снова его переживая. После аварии, он вернулся домой. В теплом пледе, который Лена всегда брала в холодный лес, было завернуто ее тело. На порог дома выбежала Елена младшая. Девочке было тогда восемь и она получила свою порцию правды. И дозы той хватило, чтобы навсегда возненавидеть отца. Диме, который тогда был еще совсем маленьким, страшный секрет не открыли. Он так и рос, думая, что мать умерла по велению судьбы. Но Соколов знал, что груз вины лежал только на его плечах.
Тот день изменил его душу и его жизнь. Будучи и так не слишком-то общительным, полковник отгородился от людей. Вина за содеянное мучила его так сильно, что полковник несколько раз едва сдерживал себя от петли. Тогда-то его и захватили идеи направленные против современного мироустройства. Смерть жены умертвило то социальное, что в нем оставалось. И офицер погряз в идеях трансформации общественного сознания и самой системы. Именно той весной и родилась его “Эра Серебра” – концепция идеального мира. С тех пор в большинстве людей он видел не что иное, как издевательство над словами популярного ярлыка: “человек – венец природы”. Единственное, что приносило ему радость, как в случае с ежегодными штабными комиссиями – унижение этих глупых существ. Великое горе всегда приносит великие потрясения. Потрясения же часто подталкивают к самым темным мыслям, и Андрей нашел свою темноту.
Желание детей покинуть отчий дом не вызвало у него большого горя. Наоборот, он с радостью поддержал стремления своих чад. Ему было просто не выносимо заглядывать в глаза ребят. Прячась за маской заботливого отца, он едва дождался их совершеннолетия. Когда двери их семейного дома хлопнули за младшим, Димой, боль слегка разжала свою хватку. С того времени он, наконец-то, остался один. И только великие планы. Только страстное желание загладить свою вину теплило в нем искру жизни.
Вспоминая те горькие обрывки лет, полковник смотрел на неутихающую за окном бурю и думал, что судьба, наконец, преподнесла ему подарок. Шанс воплотить свои мечты.
Равиль вернулся через полчаса. Вернулся с хорошей новостью.
– Мы нашли его. – не без самодовольства произнес большой человек.
– Быстро, однако. – заметил полковник.
– Парень с крашеными волосами. Такое не пропустишь. – улыбнулся лаборант.
– Молодец. – коротко похвалила подчиненного Мария.
Здоровяк растаял и опустился на стул. Серебристый “барбют”, скрывал его лицо, но Андрей готов был поклясться, что чувствует довольную улыбку Равиля.
– Тело в лаборатории. Я также велел доставить туда любого другого мертвеца для сравнительных тестов. – уточнил мужчина.
Мария кивнула и жестом призвала к вниманию.
– Подведем итоги. – начала доктор Гирш. – Внизу мы имеем два тела. Сравнив образцы тканей, жидкостей и крови с образцами одного из выживших, есть шанс, что мы найдем отклонения. Если нет – будем думать.
С рассуждениями женщины все были согласны.
– Ну что ж, приступим. – как полководец перед главным боем, Мария Захаровна бросила последний взгляд на темноту за окном и поднялась из-за стола.
Комнатка лаборатории была небольшой. Три хирургических стола. На двух лежали накрытые до пояса трупы. На полу и кое-где на стенах виднелись подтертые следы крови. На ближней кушетке лежал тот самый юноша с белыми волосами. На следующей – какой-то человек с обезображенным лицом.
Кроме доктора Гирш, Равиля, полковника и старика в комнате было еще два человека в защитных костюмах.
– Татьяна и Стас Невские будут нашими ассистентами. – представила молодых людей Мария.
Соколов пожал протянутую руку мужчины.
– Андрей Соколов. – кивнул полковник. – А это Арнольд Шторн. – указывая на склонившегося над каким-то аппаратом человека, добавил офицер.
Пожилой инженер был так занят изучением большого металлографического микроскопа, что на вновь прибывших совершенно не обратил внимания.
– Очень приятно, но мы вовсе не врачи. – прозвучал смущенно женский голос.
– Не беспокойтесь, мы все вам объясним. Все покажем. – снисходительно ответил Равиль.
Молодые люди были теми самыми супругами-путешественниками, о которых рассказывала Мария. Татьяна была школьным учителем, Станислав – биологом в Питерском НИИ.
Когда все мензурки были заполнены нужными растворами, электронные микроскопы включены и мирно загудели центрифуги, доктора и их помощники были готовы к работе.
– Товарищ полковник, – как-то подозрительно вежливо начал Равиль. – Не откажите нам в чести. Нам нужен образец для сравнения. Ваше тело сгодиться. – зловеще закончил лаборант.
– Ну, брось. Не пугай Андрея Михайловича. – улыбнулась Мария и мягко продолжила. – Нам ведь действительно нужно здоровое тело, а среди здесь присутствующих вы единственный кто не занят делом, и не… – оборвалась Гирш.
– Не что? – насупившись, спросил Арнольд.
– Не такого почтенного возраста. – выкрутилась Мария Захаровна.
Нехотя, полковник лег на свободную кушетку.
“Как крыса, какая-то, этот обрезанный прав”, – Пронеслись в его голове неприятные мысли.
Полковник мало кому доверял, и перспектива лечь под нож озлобленного еврея восхищения не вызывала. Однако все страхи Андрея оказались напрасны. Мария, ее лаборант и молодые ассистенты оказались прекрасной командой. Гирш отдавала приказы Равилю, который в свою очередь быстро и четко объяснял молодоженам что делать, и что принести. Лишь дважды Татьяна обронила какие-то подносы, но большого вреда это не принесло. Станислав же и вовсе действовал удивительно слажено.
Минут через сорок, когда часы показывали восемь вечера, все было закончено. Полковник был изнеможен. Трижды кровь из вены, кусочки тканей, волосы, образцы жидкостей – казалось, доктора высосали его, как гигантские комары. Соколов чувствовал, как протестует его тело. Хотелось спать.
– Вот и все, теперь вам лучше отдохнуть. – склонилась над полковником Мария. – Присоединяйтесь к тому милому старикашке.
Полковник повернул голову. Откинувшись на спинке стула, у самой стены лаборатории, Шторн спал как ребенок.
– Вот засранец. – улыбнулся Соколов, и как бы в ответ прозвучало прерывистое сопение старика.
Все посмеялись, и Андрей было хотел методом “рота подъем” пробудить Арнольда, как его остановил задыхающийся от смеха Равиль.
– Ладно тебе полковник. Старый же человек, того гляди, сердце от страха замрет.
По-мальчишески раздосадовано, Соколов будить старика не стал, и не найдя себе другого занятия, развалился на соседнем с Арнольдом стуле. Доктора вернулись к микроскопам и через пять минут ария сна исполнялась уже дуэтом.
Последний образ, мелькнувший перед глазами засыпающего человека – образ Христа. Последние слова, донесшиеся из глубин памяти были слова храпящего по соседству немца:
– Малодушные найдут ответ именно в нем. – эхом отражалось в голове, пока сон не поглотил его целиком.
Полковник спал и пылающая в его сердце ненависть, породила странное видение.
Он слышал тишину…
Вокруг одинокого холма властвовала тишина и мягкий, замогильный покой. Не было слышно ни звука. Лишь изредка, как-то судорожно и боязливо поскрипывал крест, венчающий, словно корона ветхого правителя, пик холма... Некогда великий символ исполина и покровителя людей, ныне представлял собой жалкое зрелище: тусклый свет луны скользил по поверхности креста, как бы обнажая его наготу. Обнажая бесчисленные следы времени, испещрявшие тело знака людского. Довлеющее над крестом небо грозно и молчаливо взирало на обреченное распятье, от чего ржавый крест казался еще более жалким и беспомощным в преддверии неминуемого. Картина освещенного светом луны холма, одинокого стража времени и его узника, завораживала и привлекала взгляды немногочисленных путников. Рождая в их душе смуту и странную тревогу. Однако оглядываться назад было поздно. Поздно было и что-то исправлять. Бич тьмы и нового рождения приближался...
Он видел, как приближалась стихия…
Стихия буйствовала... Безумство ветра было за гранью, воздух был словно пропитан эманациями чистого зла и всепронизывающей ненависти. Все что стояло на пути стиралось, все что препятствовало потоку придавалось забвению... Чуткое ухо могло бы уловить едва слышный шепот ветра: "убить... низвергнуть... очистить..."
И, наконец, все было окончено…
Стихия добралась до одинокого холма, свидетеля прошлых эпох. Вечного зрителя, обрамленного короной былой эры – ненавистным ветру распятием... Мгновение, вновь тишина... Стихия будто предвкушая торжество, наслаждалась мигом. Лишь нарастающий, победоносный гул свидетельствовал о завершении пути. Рождении нового начала. И вой достиг своего апогея...
...Разорванный и вырванный насильно из земли знак слабости людской, разметан был на лиги вокруг холма. Проблески ржавого металла были видны среди груд, раздавленных ветром, окровавленных тел. Но скоро и этот свет исчез... Успев взглянуть на новый, чистый мир, погас навеки...
Пробуждение было резким. Кто-то тряс его плечо. Яркое видение еще стояло перед глазами, таких снов Андрей не видел никогда.
– Проспался? – послышался знакомый бас Арнольда, и полковник пожалел, что не подшутил над старым пройдохой.
– Ну, зачем трясти то? – гневно отбросил руку Шторна Соколов.
– Тише, тише. Ты два часа как без сознания. Наши доктора уже все проверили. – спокойно ответил Арнольд.
Полковник взглянул на часы. Действительно – было начало одиннадцатого.
– И? Каковы результаты. – подымаясь со стула, вяло поинтересовался Андрей.
– Мария с пареньком пошли еще что-то проверить, но пока что…
Арнольд запнулся на полуслове. О чем-то бормоча между собой, в лабораторию вернулись доктора. В руках они держали какие-то бумаги и с виду были не в духе. Ни слова не говоря, люди прошли к одному из больших микроскопов.
Отыскав что-то среди листов, Мария поместила под линзы аппарата одно из лежащих на столе стеклышек с капелькой крови. Через несколько минут, когда оба человека окончательно в чем-то убедились, Соколов услышал короткий диалог.
– Ничего. – произнесла Мария.
– Да, аппаратура не врет. Те же результаты мы получили в “химической”.
Нервно отшвырнув бумаги, доктор Гирш повернулась и в этот момент на проходе появились молодые супруги.
– Мы что-то пропустили? – спросил юноша.
– Мы были голодны и перекусывали. – словно извиняясь, объяснила девушка.
– Да ладно вам. – отмахнулся рукой Равиль.
– Плохие новости. Прошу собраться всех в ректорате. – строго произнесла Мария. – А вы, молодые люди, пожалуйста, предупредите всех остальных: минут через сорок, в одиннадцать, я жду всех в главном зале. Там, где мы собирались до приезда чужаков.
Супруги понимающе кивнули, и первыми вышли из лаборатории. Через минуту, в белоснежной комнатке хозяйничать осталась тишина.
За круглым столом опять собрались люди. И были все они хмуры.
– Ну что, никаких больше соображений? – обреченно спросила Мария.
Женщина и ее помощник поделились результатами тестов, и в воздухе повисла неприятная пауза. И дело было в том, что тесты эти никаких результатов не принесли.
– Мы сделали все, что могли. Проверили тела на вирусы и бактерии. Тщательно исследовали возможность химического отравления. Но ничего. Результаты те же, что и для здорового тела полковника. – не менее уныло добавил Равиль.
– И даже вскрытие не дало результатов. Никаких структурных изменений. Морфология нормальная. Окрас тоже. – сказала доктор Гирш и вымучено улыбнувшись, добавила: – Нормальный, конечно же, для обмороженных покойников.
Равиль притворно посмеялся и вдруг задумчиво произнес:
– Есть что-то, чего мы не учли… Точнее должно быть что-то.
Все присоединились к раздумьям лаборанта.
– Нужно узнать, что общего у тех, кто выжил. – первым прервал молчание Соколов.
– Да ты что? И как это мы не догадались. – огрызнулся Равиль.
– Мой друг хочет сказать, что это очевидное решение. Как вы думаете, зачем я приказала всех созвать?
Стараясь сдержать гнев, полковник медленно, расставляя интонации, пояснил:
– Скорее всего, вы решите опросить народ на тему здоровья, генетических болезней, смертности в их семьях. После этого, очевидно вы подобьете какую-нибудь статистику, и будете искать нечто общее для всех людей. – Андрей выдохнул, и продолжил. – Однако, после столь тщательных исследований, не кажется ли вам, что разгадка лежит в другой области?
– Всегда можно что-то пропустить. Да и что может еще объяснить массовое помешательство, как не глубокий последовательный анализ? – ехидно спросил Равиль.
Внезапно для всех заговорил Арнольд:
– Дорогие мои, вы все правы. Однако я понимаю, к чему ведет полковник. Глубокий и последовательный анализ, конечно же, нужен. Но вот анализировать нужно совсем другое. И даже не условия жизни и работы. Искать нужно в другом направлении. К примеру, уровень образования.
Все замолчали, обдумывая слова старика. Соколов и сам хотел предложить нечто подобное, но исследовать социальное родство выживших ему в голову не пришло. Идея казалась настолько сумасшедшей, что сразу пришлась полковнику по нраву.
– О чем я и говорил. – одобрительно кивнул Андрей.
– Безумие. – хмыкнул лаборант. – Нам нужно поднять истории болезней. Хотя бы со слов людей. Но узнавать, кто с вышкой, а кто нет – полный бред. Давайте еще узнаем, кто какие цветы предпочитает, или нет, я придумал: узнаем общие мечты. Я вот, к примеру, о пони мечтал, но родители говорили, что сперва мне похудеть нужно…
– Прекрати. – повысила голос Мария, и Равиль замолчал. – Что за предвзятость? Я бы не стала так критично подходить к идее господина Шторна. Но в одном я с тобой Равиль согласна, сначала займемся историями болезней.
– Да вы так вечность можете искать иголку, а она даже в другом стогу! – взорвался офицер и подскочил со своего места. – Я настаиваю на отвлеченном от медицины исследовании. Я могу подготовить вопросники.
– Сядьте на место. Мы будем делать так, как сказала я. – властно прикрикнула женщина. – Или вы хотите покинуть нашу команду?
Через минуту все успокоились и решили друг другу не мешать.
– Если мы зайдем в тупик – будет ваш черед. – пристально смотря в глаза полковнику, сказала Мария. – А пока, прошу меня извинить, без десяти одиннадцать должна прибыть машина с рейдерами. Впервые наш экипаж побывал в северной части города с той стороны реки. Мне нужно их встретить. Жду всех внизу, не опаздывайте. – напомнила доктор Гирш о собрании и хлопнула дверью ректората.
– Никогда не перечь ей. – с угрозой в голосе сказал Равиль, как только Мария покинула кабинет.
– Да хватит тебе. Как пятнадцатилетний, ей богу. – отмахнулся от угрозы Соколов.
– Придет мое время, и я лично вышвырну тебя под радиоактивное небо. Вышвырну голым, и буду смотреть, как ты разваливаешься на части. – тихо проговорил Равиль.
– У тебя, дружок, видимо с физикой в школе проблемы были. Уровень ионизирующего излучения нужен в десятки раз больший. А с фоном в тысячу микроренген, он разве что от рака умрет. – пошутил старик.
– Ничего, подожду. А вы, дедуля, несмотря на все мое уважение, если этому уроду будете подыгрывать, отправитесь следом. – не уловив юмора, продолжил лаборант. – Ладно, что-то после разговора с тобой офицер вечно хочется в туалет. Не задерживайтесь, через семь минут собрание.
Равиль неуклюже выбрался из-за стола и вышел в коридор. Полковник посмотрел на Шторна. Старик о чем-то думал и вдруг с его губ сорвалось:
– Сваливать нам нужно отсюда. Сваливать и побыстрее.
– Вы этого болвана испугались? Бросьте. – покачал головой Андрей.
– Если этот болван доберется до власти, нам с тобой не сдобровать. Такие люди не потерпят конкуренции.
– Но бразды правления пока у Гирш, нам нечего бояться.
– Ключевое слово “пока”. – кивнул Арнольд. – Все может измениться, ты ведь видел, как за сутки преобразился знакомый нам мир.
– Нет. – покачал головой полковник. – Сейчас не то время, чтобы бояться предательств. Люди то едва дух перевели, и паника еще не оставила их сердца. По всем законам социальной психологии сейчас все будут держаться как можно ближе друг другу, а вот когда опасность минует – тогда-то и начнутся распри. Но мы будем готовы, поверьте.
– Я надеюсь, что ты прав. Но нельзя забывать, что мы не в простой ситуации, и окружены совсем не простыми людьми. Поэтому и законы твои могут здесь не работать.
Полковник непонимающе посмотрел на Шторна, и переспросил:
– Поясните?
– Мир можно описать схемами. И все предметы и явления можно охватить сетями науки. Но вот один японец говорил, что не все застревает в тех самых сетях. Есть предметы поменьше, которые вываливаются из невода, либо же совершенно невидимы для самих сетей. – туманно объяснил Арнольд.
– Ближе к делу, вся эта восточная софистика, гроша ломанного не стоит, если в ней нет нормальной логики. – с недовольством в голосе попросил полковник.
– Я к тому, что все ваши модели и схемы, возможно, действительно работают. Но имеют они место в нормальном мире. Мы же – те, кто остались, и есть те самые маленькие предметы, которые выпали из заброшенного смертью невода. А значит и схемы и модели могут для нас не работать. Понимаете мою мысль? – понизив голос, закончил старик.
– Боюсь что да. – ухмыльнулся Андрей. – Не знал, что вы разбираетесь в этих дзен бреднях.
– Сынок, когда лет уже под сотню, хочешь не хочешь, а знать будешь очень много. И даже такой вот чепухи. – заулыбался Арнольд, было видно, что слова полковника ему льстили. – Ладно, полковник. Поговорить мы с тобой еще успеем. Давай не будем опаздывать.
Предчувствуя волнение, Соколов закрыл за собой дверь ректората и похромал вслед за Шторном. А волноваться было от чего. Общий сбор был идеальным местом для того, чтобы забросить зерна его идей.
“Ты поведешь их за собой”, – крутилась в голове одна лишь мысль.
Люди подошли к лестнице.
Он был уверен, что донесет выношенные за годы идеи до испуганных людей. И они увидят в нем новую силу. Он был уверен, что его “Эра Серебра” – абсолютно новая концепция существования человеческого вида, единственно верная форма бытия. И его уверенность должна передаться людям.
“Ты обязан их убедить”, – уверял себя полковник.
Годы назад он проработал свою идею общественного управления. Десятки книг по философии, психологии и даже генной инженерии – все это прошло и отсеялось в его голове. И вот она – подходящая ситуация, а ноги трясутся, будто выбивая чечетку.
Когда полковник и его старый друг прошли первый пролет, внизу послышался крик.
– Мария! Доктор Гирш убита! – вопил знакомый голос, молодой Татьяны Невской.
И по спине офицера пробежал холодок.