Текст книги "Черный троллейбус"

Автор книги: Дмитрий Глебов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Г Л А В А XII

Вы, может быть, должны судьбу благословлять

За то, что маску не хочу я снять.

Быть может, я стара, дурна... какую мину

Вы сделали бы мне.

М.Ю. Лермонтов «Маскарад»

1. Простое решение

Масякин напряженно жалел себя, забившись в угол лаборатории и уставившись на собственные ботинки. Никто больше не обращал на него внимания, не ругал, не отчитывал. Ему дали время, чтобы подумал над своим поведением.

Рафаэль Яковлевич горячо спорил с Ленгвардом Захаровичем, как им спасти Валю, спавшего так крепко и спокойно, что Жека несколько раз бегал проверять пульс. И каждый раз он поднимал тревогу, потому что не чувствовал сердцебиения наставника.

Жека крайне херово умел определять пульс и не мог научиться делать это нормально, сколько бы его ни учили. То шею потрогает, то запястье, но все как-то не в том месте и не так. Ситуация несколько поправилась, когда он догадался подносить к ноздрям наставника зеркальце.

– Это все из-за того, что мы в холодной войне проиграли, – заключил Ленгвард Захарович. Их долгая громкая беседа с Рафаэлем Яковлевичем рано или поздно должна была соскочить на всегдашнюю тему.

– А почему мы проиграли? Все потому, что Советский Союз изначально был несостоятелен и провален в экономической сфере... Причем не только в ней! Куда ни глянь – везде одна гниль творилась. Что в Корее, что на Кубе. Социализм – он как больное гангреной дитя. Сколько за ним ни бегай, а все равно помрет.

– Гниль, может, и была, – признал кукурузный гегемон.

– Но сейчас все гниет в разы насыщенней. Вон демоны, казалось бы, твари бездуховные, и те не могут выжить при капитализме. Народу сколько перемерло... Сталин столько не передушил, сколько Ельцин замучил. Про науку вообще молчу.

– Вот и правильно, – кивнул водочник. – Вот лучше и помолчите, вместо того, чтобы всякие глупости говорить. Сколько вокруг, в Мудрове, талантливых ученых было понапихано. И наука наша здесь вовсю развивалась, пока демоны, – прошу обратить внимание, советские, – не вырвались.

– Демоны при капитализме всегда вырываются, – отметил Ленгвард Захарович. – Это потому, что наука вынуждена заниматься изобретением оружия массового поражения, вместо того, чтобы решать проблему мирового голода.

– Куда уж нам до советских свершений! Мы и не метим рылом своим в калашный ряд. Забудем про голодомор, забудем про голод в Полтавщине, ведь хотя бы одного человека совковая наука точно от голода избавила!

– И что? – широко развел руками кукурузный. – Я, со своими малютками, действительно никогда не помру с голоду. И смогу прокормить нескольких человек. Если бы нас здесь замуровали – мы бы не погибли. Жили бы себе припеваючи, дожидались спокойно и благополучно, пока нас спасут. И тогда бы вы сказали спасибо советской науке, своей кормилице.

– Я бы лучше с голоду умер, чем кукусиськами питаться.

– Это ты сейчас такой гордый. А как нас замуруют, тогда и посмотрим.

– Советский Союз из тебя монстра сделал, а ты ему дифирамбы поешь! Что за рабская философия у вас, у совков, не пойму.

– Я тебе харю разобью! – кинулся обиженный спорщик.

Ребята еле успели разнять их, а то без крови бы не обошлось. Если Масякину Ленгвард Захарович годился в деды, то Рафаэлю Яковлевичу в отцы, но по физической силе и храбрости превосходил и того и другого.

– Что-то мы с вами, уважаемый, ушли от главной нашей темы, – присмирел Рафаэль Яковлевич, которому не хотелось получить леща. – Очень эмоциональная у нас получилась дискуссия. Увлеклись мы оба.

– Струсил, каналья! – продолжал свое Ленгвард Захарович. – Как оскорблять, так он в первых рядах, а как отвечать за свои слова, так в кусты сразу же. Вот она, полюбуйтесь, новая поросль ученых мужей! Позорники! Интеллигенты!

– Так вы будете Валю спасать, или как? – встрял между враждующими сторонами Вовка.

– Мы почти ничего не придумали, – невесело признался Рафаэль Яковлевич. – Разве только водкой его напоить. Ведь Константину вашему она помогла... А нановодка куда эффективней обычной. Других идей у нас нет. Так что, если не поможет, – не знаем, что будем делать. Правда ведь, Ленгвард Захарович?

Тот кивнул. Теперь он выглядел виноватым, и драться ему расхотелось.

2. Первая пошла

– Вальтер Михайлович, проснитесь, – расталкивал наставника Вовка.

Валя открыл глаза, обреченно скользнул ими по лицу парня и снова закрыл. Сделал вид, что не узнал.

– Так его не разбудишь, – Масякин вылез из своего угла, подошел к Вале и отвесил ему несколько звонких пощечин.

– Ты что его бьешь? – остановил Масякина Жека.

– Я не бью, – поправил свои очки Масякин. – В чувство привожу.

– Ну ладно, – сказал парень с сомнением. – Раз так, тогда можно.

Прием Масякина подействовал, и Валя не только открыл глаза, но еще и принял сидячее положение.

– Валя, пить будешь? – подмигнул ему Масякин.

– Нет, – сказал Валя, глядя в пустоту.

– Дело плохо, – прокомментировал Масякин. – Впервые вижу его в таком состоянии. Никогда от бухла не отказывался.

– Почему ты не хочешь пить? – спросил Вовка.

– Не вижу смысла, – равнодушно проговорил Валя. – Ни в чем его не вижу. Глупо это все. И безнадежно.

Масякин еще несколько раз ударил Валю по щекам.

– За что? – спросил Валя.

– Не нравится? – поинтересовался Масякин.

– Не-а.

– Тогда пей, – велел Масякин. – Выпьешь стакан водки, не буду тебя бить.

– Ну у вас и методы, молодой человек, – насупился Рафаэль Яковлевич.

– Наливай, – сказал Валя, подтверждая, что методы у Ма-сякина правильные.

Ленгвард Захарович до краев наполнил винтажный граненый стакан и протянул его Вале.

Сделав пару больших глотков, пациент остановился. С сомнением посмотрел сначала на стакан, потом на Масякина:

– Может, хватит?

– Еще пей! – стоял на своем Масякин. – А то отхлестаю! Валя пожал плечами и выпил остальное. Протянул пустой стакан Ленгварду Захаровичу.

– Ну как? – нетерпеливо поинтересовался Рафаэль Яковлевич.

– Никак, – безучастно сказал Валя.

3. Монолог

Все приуныли, и только Масякин не терял оптимизма:

– Еще наливай! Организуем ему переход количества в качество.

Ленгвард Захарович наполовину наполнил стакан.

– Целый! – сказал Масякин.

На сей раз Валя не желал пить водку ни в какую. Многочисленные масякинские пощечины не помогали.

– Вальтер Михайлович, ну пожалуйста, выпейте эту водку, а? Ради нас, – попросил Костет.

– Ради вас не буду, – сказал Валя. – Вы все обманщики. Обещали отстать, если я стакан выпью, и не отстали.

– Тогда ради себя выпей, – предложил Рафаэль Яковлевич. – Хорошая водка. Здешняя. Неужели она тебе не понравилась?

– Как так здешняя? – тихо удивился Валя.

– А вот так здешняя. Здесь, в Мудрове ее изготовили. Я лично изобрел ее замысловатую рецептуру и следил за производством на всех стадиях. Неужели плохая водка? Ну, если объективно.

– Если объективно, то водка замечательная, – признал Валя. – В жизни такой водки не пил. Думал, что иностранная, как всегда. Шведская какая-нибудь... Но эта, конечно, лучше, чем шведская.

– Если лучше шведской, то выпей. Будь человеком.

– Хорошо, – коротко сказал больной и залпом осушил стакан.

Вторая доза подействовала на него куда выраженней, чем первая. Он встал с кровати, подошел к Рафаэлю Яковлевичу, обнял его за плечи и расцеловал на манер Брежнева.

– Неужели сработало? – расправил плечи Ленгвард Захарович.

Из глаз Вали брызнули слезы.

– Братцы! – обратился он к окружающим. – Я – это отработанный материал, из которого толком ничего не получилось изготовить, коммерческое предприятие, требующее закрытия по причине его провальной нерентабельности, и я, понимая это, закрывал себя, закрывал себя алкоголем, не желая убивать себя быстро, потому что хотел себя подольше помучить, а еще потому, что трусил и надеялся на чудо, на какое-нибудь приключение, которое меня из болота за волосы выдернет, как в сериале «Остаться в живых», чтобы оказаться на волшебном острове, который во мне самые лучшие качества проявит, а самолет все не падал, а только летел в сторону солнца, расплавиться в нем хотел, потому что это был вовсе не самолет, а космический корабль, ведь жизнь моя не была ужасна, не была совсем уж уродлива, да, но она была компромиссом, томившим мое бедное сердце преступлением, филистерством и пустозвонством, обывательщиной и хренью, и вот это же сердце воспылало, вдохновившись любовью Костета к Настюхе, делавшей из него героя почти античного, бесконечно прекрасную любовь, пробудившую в Костете Геркулеса, д'Артаньяна, богатыря, того самого, из сказки Салтыкова-Щедрина, который, помните, все лежал в своем дупле, а вокруг все шептались, вот пробудится этот богатырь и покажет врагам, где раки зимуют, а он сам так и зазимовался в этом дупле, и черви сожрали его изнутри, глисты какие-то, а вот Костет вовремя проснулся, воспрял духом, это любовь его разбудила, а я в свое дупло сейчас так глубоко зарылся, ну так глубоко, как никогда до этого еще не зарывался, и не в силах вырваться из него, чувствую, что должен, а не могу, сил нет, ребята, и сейчас я многое понял, но не вырваться из этого дерева, я в нем замурован, это что-то на уровне физиологии, даже забавно, ведь человек это такое высокоорганизованное существо, а вот вколют ему какое-то лекарство усиленное, и все, оказывается, всегда только в химию и упиралось, а водка эта просто великолепная, ведь это же спасение для нашей родины многострадальной, такая водка, новая национальная идея, и вот говорю я все это и чувствую, что силы покидают мое тело, вот и все, нет снова никаких сил терпеть все это, хуже горькой редьки, надоело, не могу...

Договорив, Валя свалился на пол. Над ним склонились Ко-стет, Жека, Вовка, Масякин, Рафаэль Яковлевич и Ленгвард Захарович. Лица у всех были одинаково печальные.

– Может, еще раз ему по щекам надаешь? – предложил Масякину Жека.

– Теперь не поможет, – ответил Масякин, возвращаясь в свой угол. Ему предстояло еще многое обдумать.

4. Экстренный выпуск

– А почему вы так никуда и не уехали? – спросил Ленг-вард Захарович, когда все, кроме спящего Вали, сидели за столом и пили чай с овсяным печеньем. – Почему стали все это сопротивление устраивать, вместо того, чтобы попытаться выбраться отсюда? Не подумайте, здорово, что мы на вас наткнулись, и что вы не бросили товарищей в беде. Но, может, пользы было больше, сбегай вы за помощью?

– Мы пытались, – Масякин вновь рассказывал грустную историю своего неудавшегося побега. – Нас было двадцать человек, когда мы попробовали удрать через главный вход с турникетами. Там была засада – целый рой бешеных летающих смертоносных хомячков.

Ленгвард Захарович поперхнулся печеньем.

– Есть такие, – подтвердил Рафаэль Яковлевич. – Жуткие твари. Вопьются в сонную артерию – пиши пропало. В нее, главное, и метят, подлецы.

– А какие у них крылья? – спросил Вовка. – Как у летучих мышей?

– Нет, – сказал Рафаэль Яковлевич. – Скорее, как у воробьев. Они вообще очень на воробьев похожи. Когда на ветке сидят – не отличишь. Только очень уж кровожадные и уродливые, – морды, как у маленьких бульдогов, и слюна капает. Вам повезло, что вы их не видели.

Внезапное шипение прервало обсуждение летающих грызунов – это сам собою включился радиоприемник. Легко было заподозрить, что произошло это по волшебству, и все склонились именно к этой мысли. Потому что не увидели глаза-шпиона, материализовавшегося только для того, чтобы нажать на кнопку, и тут же исчезнувшего. Очередной фокус Кондуктора Второго.

Вскоре все услышали элегантный мужской баритон, уже хорошо знакомый пацанам.

– Специальное сообщение для молодых людей, находящихся в жилом комплексе 28/Ж/12, по адресу: улица Аллы Пугачевой, восемь, – отчеканил диктор.

– Это опять она! – догадался Жека. – Это Черная Ромашка!

– Срочно покиньте названное место, потому что по вашему следу идет Черная Ромашка. У нее острый нюх, и она уже почуяла, на какой улице вы находитесь.

– Скорее! – закричал Масякин. – К оружию!

Он сам, Ленгвард Захарович и Рафаэль Яковлевич схватили автоматы. Вовка, Костет и Жека вооружились двухлитровыми бутылками водки. Скинув с себя верхнюю одежду, они остались в одних футболках с изображением глаза. Образовав тот самый трезвый взгляд, готовый испепелить врагов потоками целительной нановодки, которая была у него вместо слез. Вальтера Михайловича спрятали в железный шкаф, чтобы он в случае чего не попал под шальную пулю. А то будет обидно – так долго его спасали, и так глупо его потерять.

– Как можно скорее убирайтесь из своего убежища, потому что Черная Ромашка уже свернула на улицу Шойгу с улицы Сергея Михалкова и принюхивается, чтобы учуять, в каком вы прячетесь доме...

– Пусть только сунется! – отчеканил Масякин.

– Черная Ромашка уже почуяла, в каком именно доме вы находитесь, и следует к нему. Она напрягает ноздри, чтобы определить, в какой квартире вы прячетесь, уважаемые господа.

– А в прошлый раз она нас по именам назвала, – вспомнил Костет.

– Наверное, лениво перечислять, – предположил Жека.

– Черная Ромашка вошла в здание и спускается по лестнице в вашу лабораторию. Бежать поздно! Скоро все вы сдохнете и накормите собой изголодавшееся озеро уса!

Послышались быстро приближающиеся тяжелые шаги.

– Весит, наверно, килограммов двести, – предостерег Вовка. – Она просто динозавр какой-то.

– Да хоть бы тонну весила, – выцветшие глаза Ленгварда Захаровича загорелись отвагой. – Все равно уложим!

5. Смерть как освобождение

Мощный удар по толстой стальной лабораторной двери, и вот она уже покорежена. Еще один – и дверь валяется на полу.

На пороге стояла она – Черная Ромашка – и оскалилась под черной своей вуалью черными своими зубами.

– Огонь! – крикнул Ленгвард Захарович, и на монстриху обрушился ливень резиновых пуль с железным сердечником.

Черная Ромашка не упала. Согнулась пополам. Закряхтела, потом выпрямилась и вновь улыбнулась черной улыбкой, которую никто не увидел, но все поняли, что она улыбается.

Женщина-демон принялась картинно размахивать руками, словно разводя тучи:

– Меня невозможно убить, несчастные!

– Рано радуешься! – крикнул Вовка, подбежал к ней, остановившись на расстоянии метра, и сильно сдавил пластик двухлитровой бутылки. Широкая струя мгновенно прожгла в пузе Черной Ромашки солидную сквозную дыру. Теперь, если смотреть через нее на мир, может сложиться впечатление, что Ромашка беременна целым миром.

Чудовище опустило голову и потрясенно уставилось сквозь себя. Да. Так и есть. Целый мир.

– Сыночки, – сказала она растроганно, – а в голову можете мне так выстрелить? Я даже рот раскрою...

С этими словами Ромашка широко раскрыла рот под вуалью и зажмурилась. Вовкина бутылка была пуста. Пожав плечами, к нему подошел Жека, прицелился и выпустил струю нановодки Черной Ромашке прямо в пасть.

– Бляяяааааа! – заорал голос из приемника. – Сссуки! Ромашка, ты предательница! Как так можно вообще? Я ведь все тебе дал.

Но Ромашка не слышала упреков голоса, потому что была мертва. Расслабленно пузырясь, ее тело расплывалось в огромную зеленую лужу, как снежная баба на большой сковородке.

6. Сделка есть сделка

– Ну, чего еще скажешь? – Масякин опустил оружие. – Нечего теперь тебе сказать, да?

– Вы думаете, это конец? – гневно захрипел голос. – В чем-то вы правы, потому что ваш конец действительно близок.

Теперь мы знаем, где вы прячетесь. И мы идем на вас могучей непобедимой армией!

– Еще посмотрим, кто кого, – сказал Вовка.

– А с кем мы говорим, кстати? – спросил Рафаэль Яковлевич. – Назовите себя. Может быть, как-нибудь договоримся? То, что мы представляем опасность друг для друга, это понятно всем. Так не проще ли нам объявить наши разногласия недоразумением и расстаться обоюдно довольными сделкой?

– Оставьте свои жидовские штучки! – фонил и надрывался приемник. – Они вам больше не помогут. А говорите вы с Тюленевым, если вам от этого легче. С великим повелителем советских демонов! С новым Кондуктором! – Новый Кондуктор на пару секунд замолк, чтобы фраза звучала выразительней. – Хотя, может быть, мы с вами и договоримся. Мои условия таковы: вы сдаетесь нам, и мы убиваем вас быстро. Если окажете сопротивление – мучения ваши будут бесконечны... Как вам такая сделка? – Тюленев расхохотался.

– Мы подумаем, – ответил Рафаэль Яковлевич. – Это, конечно, не то, о чем мы мечтали, но, если другого выхода нет. Можно нам подумать над предложением какое-то время? Обговорить это дельце.

– Подумать? – голос Хрена звучал удивленно. – То есть, вы согласны умереть?

– Согласны. Главное, чтобы быстро. Умирать ведь придется когда-нибудь. Вы от нас все равно никогда не отстанете. И вас больше. Так что, по всей видимости, мы обречены.

– Хорошо. Но думайте не больше часа. Ровно через час или меньше выходите на главную площадь, там, где церковь, и раньше стоял памятник Борису Ельцину.

– А что теперь с этим памятником? – спросил Масякин.

– Неважно! – Тюленев перешел на визг. – Нет его, и хватит об этом.

– Хоть что-то правильно сделали, – похвалил Ленгвард Захарович.

– Заткнись ты, старая развалина! – крикнул Тюленев. – Не с тобой говорят. Надо было тебя с самого начала утопить в зеленой жиже, как Тамарочка предлагала.

– А ты в курсе, что твоя Тамара на самом деле мужик? – не удержался Вовка. Он помнил по записям, что Налимов так и не открыл гражданскому мужу тайну своих перерождений.

– Что ты такое говоришь, сопляк? – Кондуктор заподозрил, что его тупо «троллят», но повелся.

– На самом деле она – рецидивист по фамилии Налимов, – сказал Масякин.

– А ты сам теперь – пидорас! – обрадовался Жека. – Каково тебе с мужиком спать?

– Вы заплатите кровью за свою клевету!

– А ты спроси у нее! – сказал Вовка.

– Вернее, у него, – уточнил Костет.

– Спрошу! – заверил Тюленев. – А после вас всех уничтожу. Чернить честь царицы демонов – это мерзкое и тяжкое преступление. Вы охрипнете от собственных криков, пока могильные черви будут терзать вашу еще живую плоть... Но это произойдет уже после того, как наш милиционер устроит допрос с пристрастием. Он выведает ваши самые потаенные страхи, после чего мы воплотим их во всех подробностях. Но в конце будут черви! Давненько я не бросал никого в червивую яму.

– Не забывайте, что у нас сделка, – напомнил Рафаэль Яковлевич. – Через час или меньше мы придем сдаваться на площадь. Вы обещали нам быструю смерть в этом случае.

– Слово демона – закон. – невесело проговорил Хрен Тюленев. – Сделка в силе. Если явитесь на площадь – умрете самым комфортным образом.

На этом сеанс связи закончился.

– Сам урод, а голос красивый, хоть на радио выступай, – восхитился Масякин.

– У нас есть около получаса, – сказал Рафаэль Яковлевич.

– Берем оружие, водку и двигаем к главному выходу. Пока они будут ждать нас на площади, мы прорвем кордон у выхода и вырвемся.

– Мы сейчас не только победили первого монстра, но еще и перессорили руководство, – потирал руки Ленгвард Захарович. – В правильном направлении идем, товарищи.

Протяжно скрипнула дверь железного шкафа. Это из своего укрытия вышел болезненно-апатичный Валя.

– Что ты разглядываешь? – спросил Масякин, заметив у Вали какой-то предмет в руках.

– Ничего интересного, – сказал он так тихо, что всем пришлось напрячься, чтобы его расслышать. – Нашел бейджик одного парня. Его зовут Аслан Магомедов. Я уже встречался с ним. Вернее, не с ним, а с его посланием.

– Он был одним из тех, с кем мы пытались вырваться, – вспомнил Масякин. – Когда нас атаковали хомячки, все рванули в разные стороны. Разбежались кто куда.

– Конкретно он прятался в здании администрации, в туалете, – поделился Валя. – В той самой кабинке, где меня нашли гопники.

– Мы сейчас находимся в его лаборатории, – поведал Рафаэль Яковлевич. – Поэтому ничего удивительного, что ты его бейджик в шкафу нашел. Странная штука судьба.

– Может быть, он еще жив? – спросил Валя.

– Нет, – сказал Масякин. – Я видел его чучело в «классе» Кожемякина.

Валя сунул бейджик в задний карман брюк.

7. Момент истины

Тем временем в штабе восставших демонов гремели грозы семейных разборок. Много чего повидавшие на своем веку, глаза-шпионы с ужасом следили за происходящим.

– А когда ты собиралась мне об этом сказать?! – орал Хрен Тюленев во все горло. – Да как такое может быть вообще? Не верю я в такое... Не может человек взять, да и превратиться в другого, просто подделав подпись.

– У меня какая-то аномалия. говорю же тебе. огромное количество зеленого уса в сперме.

– Так у тебя еще и сперма есть??? – изумился Хрен.

– Была, – сказала Тамара Цой. – Была, пока я была мужчиной, но теперь-то я женщина! И нету больше спермы. Кончилась.

– Не уверен в этом, – зло сказал Хрен. – Вообще теперь ни в чем не уверен!

– Прости меня, – взмолилась Тамара Цой. – Конечно, я должна была с самого начала тебе об этом сказать.

– Но не сказала!.. Не сказала, потому что я был нужен тебе как ресурс. Чтобы ты смогла править миром. Теперь я все понял!

– Не сказала, потому что любила тебя и боялась потерять.

– Не сказала, потому что в наших отношениях никогда не было ничего, кроме лжи!

– Это неправда!

– Вот видишь... Опять неправда... Опять ложь! – громче прежнего закричал Кондуктор.

– Нет! Неправда, что это неправда! Тьфу ты. Правда, что я тебя люблю!

Тамара Цой попыталась обнять Хрена, но тот лишь презрительно оттолкнул ее. Отвернулся. Подошел к самому краю площадки, на которой стояли их троны. Дотронулся носком ботинка до зеленой жижи. Вытер подошву об пол.

– Мы можем начать все сначала? – спросила Тамара. – С чистого листа? Или просто сделаем вид, что ничего не было.

– Не думаю, – коротко ответил Хрен.

– Но ведь самое главное – это любовь! Ты поклялся мне в вечной любви. А как же наши мечты о царстве демонов на земле? Царстве золотого уса!

– Ты сделала из меня педераста. – скорбно сказал Хрен. – И даже эти ПТУшники надо мной потешаются. Смеются, и правильно делают. Ты ведь была у меня самой первой. Значит, за свою жизнь я трахался только с мужиком. И больше ни с кем. Значит, я педераст в чистом виде. А ведь я всегда был гомофобом. Всегда, сколько себя помню. Я даже выходил на акцию в поддержку тех гомофобных законов, хотя до этого никогда на такие мероприятия не ходил. Нарисовал красивый плакатик. Знаешь ли ты, каковое это – предавать свои убеждения?

– Я и не знала, что была у тебя первой.

– Я постарался, чтобы ты этого не заметила, – по лицу Хрена пробежало подобие удовлетворенной улыбки.

– Ты был бесподобен.

– Закрой свой рот, ради бога. – Хрен с трудом сдерживал рыдания.

– Но ведь все это условность. Случайность. Это ведь лотерея, кем ты родишься – мужчиной или женщиной. Мои родители, например, всю жизнь девочку хотели. Это судьба, что я обрела талант перевоплощений. Послушай, родненький мой, послушай, что я тебе скажу, только не перебивай. До встречи с тобой я думала, что способность перевоплощаться в других людей – это моя фишка. Что это мой талант, предназначение. И я действительно думала воспользоваться тобой. Для того и соблазнила тебя перспективой стать властителем мира, и не только ею. Но потом я почувствовала это. Я почувствовала нечто необычайно сильное. Куда сильнее моих неудовлетворенных амбиций. Почти то же самое, что движет этим малолетним придурком Костей... Я почувствовала любовь! Самое важное в моей жизни. Это любовь к тебе. И я больше не хочу меняться. Я хочу остаться такой, как сейчас. Я поклялась, что больше не приму ничей облик. Тамара – вот мое имя. Цой – вот моя фамилия. Тюленев – вот моя любовь!

– Я услышал тебя, – сказал Хрен.

– Сможешь ли ты простить меня?

– Не знаю. Но сейчас эти мысли не должны нас занимать. Нам предстоит битва. И мы должны одержать победу. Не ради себя, но ради всех демонов этого мира.

– Думаешь, они пойдут на главную площадь, как условились? За быстрой смертью.

– Думаю, что они специально рассказали мне, кто ты на самом деле, чтобы нас перессорить. И пойдут они вовсе не на площадь, сдаваться, а к выходу. Там-то мы их и перебьем!

– Ваше превосходительство! – объявился кто-то за спиной Тюленева.

Обернувшись, Тюленев увидел одного из своих гопников. Он стоял, схватившись за горло.

– Что случилось, Степан? – удивленно спросил Тюленев. – Почему у тебя такой сиплый голос? Где твои товарищи?

– Они еще не восстановились. На нас только что была совершена атака. Другим пацанам головы отрезали, а мне не успели. Милиционер с Кожемякиным их спугнули. Мне только наполовину успели. Я и пришел, а они пока новые головы отращивают.

– Кто это был? – строго спросил Тюленев. – Кто-то из сопротивления?

– Нет, – сказал гопник Степан. – Здесь еще кто-то. Они разъезжают на скутерах. Они черные. Не скутеры, а водители. Хачи с большими кривыми кинжалами и пистолетами. Мы давно за ними охотились.

– Как это?! – возмутился Тюленев. – Почему не доложили, если давно охотитесь? Мы бы направили большие силы на поимку этих боевиков.

– Хотели сделать вам сюрприз.

– Сегодня у меня день сюрпризов, бляха-муха! – вцепился в собственные волосы Хрен Тюленев.

– Мы рассчитывали – погоняем их чуток, и у них бензин закончится. – оправдывался Степан. – Так они чего надумали. Из машин стали бензин откачивать. Так и катаются. Какие-то террористы по виду.

– Это еще не все проблемы, – сказала Тамара Цой, утерев слезы и сопли. – Напоминаю, что у них есть еще нановодка, которая разъедает наших солдат. Именно так они и убили Ромашку. Все очень серьезно. Нельзя, чтобы они раскрыли всему миру, как можно нас погубить.

– Ты ведь знала о водке-кислоте и до этого, так ведь? – догадался вдруг царь демонов.

– Знала... И начала уже кое-что предпринимать по этому поводу...

– А чего мне не сказала? Еще один сюрприз сделать хотела?

Тамара Цой уклончиво промолчала.

– Они не покинут Мудров живыми, – сжал кулаки Кондуктор. – Только если в составе зеленой жижи.