Текст книги "Жестяная корона (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Билик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

   – А ты знал, что современный человек в нашем мире по сравнению со средневековым значительно вырос? – ответила на его замечание Лена.

   – В смысле?

   – Ну доказано, как-то сравнивали скелеты людей разных эпох и пришли к выводу, что с каждым веком человек растет на несколько сантиметров. Ты никогда не был в музеях?

   – Был, конечно.

   – Я вот была с папанцем один раз в Испании, мы тогда зашли в какой-то музей. Вот помню, меня и удивило больше всего, что там стол, стулья, даже кресло такие маленькие, словно детские.

   – А почему человек растет? – спросил Иван.

   – Я откуда знаю, – пожала плечами Лена. – Может климат, экология, да мало ли чего. Ты бы лучше подвинулся, а то я сейчас слечу с этой колымаги.

   Иван замолчал и стал смотреть по сторонам. Отряд уже спустился вниз и переправился по ветхому мостику. Со слов разговаривающих между собой солдат, это была Равнина. С виду обычное поле, растянувшееся до самого горизонта, ничего такого, в России подобного добра навалом. Но, судя по всему, средневековым жителям равнина внушала благоговейный трепет. Они даже старались говорить тут вполголоса. Брали бы лучше пример с квика, вот уж кому было все равно на окружающую реальность, а может, и бессонная ночь взяла свое. Лена свернулась калачиком и бессовестно засопела, подсунув один из мешков под голову.

   Иван сам находился на периферии реальности и дремы, но сон все не шел, поэтому сын бога просто лег и уставился на небо. Даже цвет тут был другой, навязчиво голубой, словно специально режущий глаза. А может, именно таким и должно быть небо? Иван попытался вспомнить, когда в своем мире последний раз поднимал голову вверх, туда, к звездам, и не вспомнил. Все больше глядел под ноги или перед собой, а своего родного неба так и не запомнил.

   На Ивана только сейчас накатила хандра, настоящая исконно русская тоска по дому, с обшарпанными стенами и пропахшим кошачьей мочой подъездом, по городскому парку, почти без мусорок, с редкими работающими фонарями и кричащими вразнобой из летних кафе эстрадными певцами. По родине в целом – по ее неумытой, неулыбчивой, иногда сердитой, физиономии, уставшей от всех бед, которые свалились на нее и продолжают сваливаться, но такой своей и оттого родной.

   Как ни странно, эта тягучая ностальгия, засасывающая подобно водовороту, принесла неожиданное облегчение – веки сына бога от кровосмешения со смертной сомкнулись, и Иван, несколько раз вздрогнув, погрузился в мучительные и вместе с тем такие приятные воспоминания. Ему снова было пятнадцать – он еще жил с родителями. Близилась вторая проверка Шлемом, и отец всячески испытывал его, думая, что постоянные тренировки не дадут пропасть его способностям. И не сказать, чтобы папа уж очень уж оказался не прав. Их дом был завален мелкими железками, именно для этой цели. Вечером они "играли" – строили из железок башню, не прибегая к помощи рук. Вся сложность была в том, что при каждом новом элементе, удерживать конструкцию становилось все труднее. И это его невероятно злило. Он мог поднять вес в несколько раз больше, чем отец – магнетик второго уровня – но вот не дать упасть десятку разномастных деталей... Это было посложнее. Папа говорил, что причина в концентрации, вроде, он должен постараться изучить каждый элемент в отдельности, чтобы тот словно хранился в мозгу на отдельной полочке. Но из этого ничего не получалось.

   – Давай попробуем еще раз, – предложил отец.

   – Давай, – без особого энтузиазма ответил он.

   Едва шевелящаяся змея, качающаяся из стороны в сторону, словно под колдовскими чарами индийского факира, выстроилась довольно быстро и высоко, почти до потолка. Ваня даже мысленно улыбнулся: ну что теперь па скажет? Но тот глазами поднял новую деталь и приложил ее сбоку к шатающейся конструкции. Вот значит как, новые правила? Иван поднял железяку, стараясь не сводить глаз со всей махины, и приладил сбоку. Заняло его действие около минуты, поэтому, когда у отца ушло на то же самое секунд десять, Ивана это невыносимо разозлило. У него уже пот со лба тек в глаза, приходилось часто моргать, потому что каждое движение могло все разрушить. Парень поднял деталь, на долю секунды посмотрев на нее, и забыл про сооруженного железного монстра. В комнате послышался жуткий грохот.

   – Давай еще раз попробуем? – предложил отец.

   Вместо ответа Ваня с необыкновенной силой смял металлолом в один тяжелый железный шар и швырнул в стену. Вверх взметнулись клубы строительной пыли, но парень уже понял, что межкомнатная перегородка пробита.

   – Ваня! Успокойся! Ваня! – кричал на него отец и бил ладонью по щеке. – Ваня! Ваня!

   – Ваня! Ты в летаргический сон что ли впал? Тоже мне Гоголь. Просыпайся! – раскрасневшаяся Лена стояла над ним и молотила по щекам.

   – А я, вроде, помню, что папа не бил тогда.

   – Ты че, белены объелся? Какой папа?

   – Римский. А я что, долго спал?

   – Всю дорогу продрых.

   – Экология, чистый воздух, все дела.

   Ирония была вполне уместна. В воздухе пахло гарью, от которой свербело в горле, и чесался нос. Иван смотрел на недобитые жаром домики, сиротливо разбросанные вокруг. Словно стесняющиеся того, что они уцелели и стоят сейчас тут, среди обугленных руин. Психокинетик, никогда раньше вплотную не сталкивающийся с пожарами, вдруг понял, что огненной стихией тут управляли. Целью пламени было не спалить все дотла, а лишь сжечь несколько построек. Вот только зачем?

   Среди всех выгоревших остовов хижин выделялся один, от руин которого уже не шел дым, а воздух местами плавился. Эти торчащие черные ребра некогда большого организма привлекли внимание и паренька, который даже слез с коня и подошел вплотную к пепелищу. Он пнул одну из обугленных деревяшек, и та глухо рассыпалась на части.

   – Этот подожгли совсем недавно, – сказал паренек подошедшему долговязому.

   Ивану вдруг причудилось, что он услышал еле уловимый звук, вроде легких ударов откуда-то снизу. Ему даже удалось себе объяснить, что это своего рода нежелание смириться с потерей единственного человека, который был ему симпатичен из местного населения. Ивану теперь кажется, что Иллиан все еще здесь, все еще рядом. Наверное, так и рождается феномен, известный в его мире, под названием "призрак".

   Но оказалось, что лорд Эдвар тоже услышал что-то необычное. В любом случае, он с диким лицом повернулся к своим людям и сказал так яростно и громко "Молчать!", что у прожженных ветеранов лица стали подобны нашкодившим школьникам.

   Когда наступила полная тишина над этим царством угля и золы, то уже все без исключения услышали тихие слабые удары по дереву – приглушенные и замогильные. Солдаты без приказа лорда кинулись к этому пепелищу, разыскивая хоть какую-то дверцу или крышку подвала, ведущую вниз, пока не нашли толстое кованное в полу кольцо. Кое-кто даже попытался схватиться за него, но с криком отдернул руку, железо хоть и не было уже раскаленным, но оставалось горячим.

   – Отойдите в сторону, – повелительно приказал Иван.

   Все послушно расступились, и крышка взметнулась в воздух, приземлившись метрах в тридцати от отряда. Психокинетик сам подошел к зияющей дыре и бережно вынул оттуда полуобморочного Иллиана, прошептавшего только одно слово: "Пить". Он принялся с нетерпением пить из поднесенной фляги, жадно захлебываясь и откашливаясь, пока не опустошил ее всю. И тогда уже осознанным взглядом Иллиан посмотрел на лорда, хоть и позволял Ивану по-прежнему придерживать себя, и сказал: "Это были племена. Они пришли, как и раньше. Увели всех людей. Они на наших землях".

   Иван не понял, что случилось после слов Лейтли. Волна возмущения, страха и растерянности подняла людей вверх и разбила об острые камни действительности, пугающей своей непредсказуемостью. Психокинетик лишь понял, случилось нечто очень и очень плохое. И даже то, что лорд и Иллиан находились для него на разных полюсах, произошедшее событие поместило их с одной стороны, а эти племена – с другой.

   – Похоже, с путешествиями по королевству пока повременим, – шепнул он Лене. – Что-то тут интересное затевается.

   – Боюсь, что уже, – вытянула она руку в сторону горизонта, где вздымались клубы пыли.

   Иван не мог толком ничего разглядеть, но он сразу понял, что происходит. Хотя Длинный опередил его.

   – Всадники.

   Длинный принялся командовать, заключив лорда в кольцо из солдат, там же оказались и чужеземцы с обессиленным Иллианом. Рыцарь лежал на коленях у квика, а дочь великого изобретателя смотрела на капитана щенячьими глазами. Иван даже удивился несоответствию этой идиллии с окружающей реальностью. Он глядел вдаль и уже мог вполне четко различить шлемы с толстыми наносниками, скрывающие половину лица, сверкающие мелкими кольцами кольчуги, топоры и мечи. Иван встал, широко расставив ноги, и сделал то, чего так давно от него требовали там, дома. Его сознание сконцентрировалось на всех нападавших вместе и каждом в отдельности. Он еще не был уверен, хватит ли ему сил в том, что задумал пришелец из другого мира, но полубог Айвин осознавал и другое – ему очень не хотелось здесь и вот так умирать.

   Часть вторая

   Сын Гнупа

   Биргир смотрел вниз, на Кйорерисен-фьорд, самый глубокий из заливов севера, на дне которого, по словам жрецов, обитают могущественные и древние монстры, появившиеся задолго до человека и которые поднимутся наверх лишь после конца времени. Не хотелось бы свалиться отсюда в холодные неприветливые воды, так и не увидев конунга.

   – Отец, долго еще? – спросил Биргир.

   Гнуп хитро посмотрел на него, прижал палец к глазу, потом к уху – совсем как в детстве, когда учил сына охотиться. Это означало, смотри и слушай, но не говори. Отец устал не меньше его, но старался держаться. Помолчав немного, этот внезапно постаревший после недавней тяжелой зимы, когда в их поселении умер каждый четвертый, мужчина добавил: "Недолго еще. Слышишь, блуждающие братья зовут друг друга?"

   Биргир ничего не ответил. Он думал, этот нарастающий звон в голове связан с большой высотой, но после слов отца показалось, что вокруг действительно слышны тонкие мужские голоса: одни вроде спрашивали, другие отвечали. Биргир знал, что горы Блуждающих Братьев – место священное, поэтому для простых смертных опасное. Некогда девять братьев бросили вызов богам и решили взобраться на самую высокую гору – Гоиэстефьелл, с которой можно было дотянуться до верховного зала, где круглый год пировали Асы. И боги жестоко покарали наглецов, окутав землю туманом, войдя в который, братья потеряли друг друга. Так они и блуждают до сих пор среди снежных пиков, зовя друг друга.

   Биргир не верил в эту легенду. Он вообще был не особо суеверным, за что отец не раз ругал его – настоящий воин должен чтить законы и обычаи предков. Вот только посмотришь на белые пики гор, почти все как на ладони, за исключением Гоиэстефьелл, на которую они сейчас поднимались, никаких братьев: лишь молчаливо спящий до следующей лавины снег. Но все оски из их племени верили. В небылицы про богов, ледяных чудовищ, подводных монстров, порождений конца времени. Выжить в Данелаге в последние годы было очень непросто, поэтому люди, кормящиеся морем и обрабатывающие свои небольшие клочки земли назло стихии и непогоде, верили во что угодно, если эта вера помогала им жить.

   Таких, как он и отец, морских налетчиков, живущих только своим топором и луком, осталось очень мало. Со времен деда Биргира Данелаг не одержал ни одной значительной победы. Редкие набеги через море в южное королевство в надежде на сколь-нибудь значимую добычу карались масштабными вторжениями закованных в железо людей. После такого приходилось надолго уходить вглубь острова, ожидая, пока рыцарям надоест сжигать пустые деревни. А с недавних пор и те немногочисленные отряды, ведомые самыми отважными ярлами, перестали отплывать в южное королевство. Шли разговоры о построенных башнях у воды, сигнализирующих о приближении врагов, поэтому теперь подойти незамеченным стало невозможным. Сражаться же на берегу с южанами было подобно встречи с псами старика Дода, прислужника Темного Бога.

   Поэтому грабежи в последнее время сошли на нет. Биргир с отцом и несколькими осками из своего племени плавали на восток, а потом еще шли долго по земле сквозь дремучие леса. Но то был бесславный путь. Там жили кочующие дикари – сильный и гордый народ, и что самое важное – небогатый. Самый удачный рейд мог прокормить семью Гнупа полгода, поэтому Биргиру все же приходилось и охотиться, и рыбачить. Во времена прадеда или даже деда такое занятие считалось недостойным воина, но все изменилось, и племенам приходилось приспосабливаться.

   Но когда конунг призвал его отца к себе, и когда Гнуп исчез на всю весну, а вернувшись, привез еду и молодой скот, Биргир понял, что грядет нечто серьезное. И действительно, скоро отец поведал ему, как был у конунга в Вархисе, плавал в южные земли, а теперь они отправятся туда снова, и что в их силах вернуть народам Данелага былое могущество, накормить голодающих и дать кров обездоленным.

   И они поплыли, на быстроходном боевом корабле конунга с большими парусами всего с восьмью воинами, верными отцу всех ярлов. Биргир не говорил с ними, и они отвечали ему тем же. Драккар плыл день и половину ночи, пока на рассвете не пристал к соленому чужому берегу. Биргир боялся тех самых башен, но отец сказал, что здесь их нет. Проход к жилищам южан скалист и узок, отсюда никогда не нападают, поэтому застав не ставят.

   Но они не пошли по земле. На берегу их ждали такие же молчаливые люди, как и моряки конунга, только похожие на прислужников жрецов или монахов, как называли их другие, худосочные тела оказались облачены в темные рясы. Биргиру даже не удалось разглядеть их лица. Но отец поговорил и с ними, казалось, Гнуп уже знал кое-кого из этих остолопов. Незнакомцы погрузили на корабль больше ящиков, чем у Биргрира было пальцев на руках и ногах, а потом ушли. И они поплыли обратно.

   Спрашивать у отца, что внутри, было бесполезно, все равно не скажет, а может, еще и прикрикнет или ударит. Нельзя сказать, что Гнуп относился к нему плохо. Биргир знал семьи, где мальчишек избивали до полусмерти за любую провинность. Такие дети вырастая, бросали вызов родителю, и в случае победы, вставали во главе семьи. Молодому оску такая перспектива не нравилось – зачем заботиться о куче тупых баб и мелких недоносках, толком еще не умеющих держать топор или меч в своих крошечных ручонках? Нет уж, спасибо. Тем более, Биргир не был уверен, что сможет одолеть отца. Да, старик стал совсем белым и худым, но рука Гнупа все еще была крепка, глаз остр, а движения быстры...

   Они доплыли обратно и отправились сюда, к Блуждающим Братьям, где должен был быть конунг. Биргир не понимал, чего ему делать тут, в месте, где ветра щекочут кости любому бедолаге, имевшему глупость оказаться здесь. Как не понимал и почему хускарлы, поднимающиеся за ними, должны тащить два огромных ящика из тех, что они привезли.

   Биргир был не глуп и не сказать чтобы молод. Он пережил уже двадцать четыре зимы, таких суровых, что от одного дуновения свежего ветра у южан бы лопалась кожа, у западных островитян застывала в жилах кровь, а восточные варвары в своих тряпках превращались в ледяные статуи. И более того, у сына Гнупа была изумительно развита интуиция. Он никогда не задавался вопросом, как поступить, а просто делал. И всегда оказывалось, что выбор был верен. Но вот сейчас Биргир ощущал смутное беспокойство. Сын Гнупа не мог объяснить природу своей тревоги, и это волновало его еще больше. Такого раньше никогда не было.

   Но все, что оставалось оску – продолжать подниматься наверх, все выше и выше, пока земля внизу не стала подобна детскому рисунку углем на стене. Виднелся великий Вархис, самое большое поселение во всем Данелаге, глубокий Кйорерисен-фьорд, ласкающий подножие Блуждающих братьев у того места, где они с отцом взбирались, но дальше огибающий священную поляну и уходящий вглубь острова, крохотными щепками казались драккары в порту, наполненным суетящимися людьми, отсюда похожими на трудолюбивых диких пчел. Наверное, только сейчас Биргир понял, как сильно любит свой суровый и зачастую жестокий край. Он бы не променял его на теплый климат плоскогорья с богатыми фруктовыми садами, на зеленые, по весне заливные луга Славии, на пряные рынки мифической Саноры, на высокие, достающие почти до самих чертогов Асов, храмы язычников южан, искренне верующих, что богов всего три, не больше и не меньше.

   Биргир знал о десятках диковинных мест от пиратов и торговцев, ибо сам дальше восточных земель никогда не плавал. Но те крупицы знаний и обрывки фраз, случайно оброненные в разговоре, оседали в его голове прочно и надолго. Так не раз он слышал от тех же самых пришлых людей небылицы и про свой народ – дескать, племена пьют кровь вместо воды, что сердце их холоднее самых глубоких фьордов, что в ярлах живут духи зверей, а в конунге – сам великий Пожиратель Света, дракон-первородитель. И пока правитель сдерживает его истинную ярость в себе и своих потомках, то не бывать Концу Времени. Но раз в год приходится отцу всех ярлов кормить свой дух ледяным небом, чтобы как-то усмирить свою огненную сущность.

   Биргир, конечно, не верил в эти дурацкие сказки, хотя намеренно поощрял подобные разговоры среди иноземцев – пусть боятся. Но вопреки здравому смыслу, на одной из вершин Гоиэстефьелл и вправду стоял широченный низкий дом, охраняемый угрюмыми хускарлами. По всей видимости, здесь не обошлось без вмешательства человека. Верхушку горы словно срезали огромным острым топором, оставив ровно столько места, сколько требовалось для постройки скромного чертога для конунга.

   Они приблизились к верным дружинникам властителя Данелага и те неожиданно расступились. Биргир хоть и был наблюдательным, не заметил ту неуловимую силу, исходившую от взгляда отца. Оск не догадывался, что Гнуп, хоть и не рожден ярлом, но с недавних пор обладает достаточной властью, чтобы входить к конунгу не ожидая дозволения. Правда, только лишь в том случае, если причина серьезна. В противном случае, пасть можно было так же быстро, как и возвыситься.

   Но конунг оказался рад Гнупу. В уголках его морщинистых суровых глаз сквозили теплые лучики, а губы невольно растянулись в улыбке.

   – Рад видеть тебя, мой старый друг.

   – Я отвечу вам тем же, мой повелитель, – старики обнялись, и конунг наконец оглядел Биргира.

   – Знаешь кто я?

   – Вы Хродмар Ожидающий Бури, тот, в ком живет дух дракона-первородителя.

   – На всеобщем языке мое имя ничего не значит, – горько усмехнулся конунг, – но с языка моего родного племени переводится как "известный во славе". Отец хотел, чтобы я стал воином, о котором слышали во всех уголках земли, но через несколько зим после того, как я умру, никто, может, и не вспомнит о Хродмаре. А вот о тебе, – внезапно повеселел отец всех ярлов, – о тебе мне рассказывали. Ты первенец кобеля Гнупа. Когда отец женился на твоей матери, я боялся, что в этот день сойдут с гор все снега. Мы все всегда думали, что Гнуп так и помрет бобылем. Но этот старый оск начал строгать детей быстрее, чем безумный исфлак делает свои корабли.

   Биргир позволил себе улыбнуться, но скорее из вежливости. Он еще не понял, как вести себя, когда с одной стороны о его отце выражаются не самым почтительным образом, с другой – когда это делает такой человек. Но больше всего оска интересовало другое – откуда конунг знает его родителя, причем так хорошо?

   – Мы с твоим стариком пережили много славных, но уже всеми забытых битв, – ответил на его немой вопрос конунг. – Мы на своем веку видели и победы, и поражения, но никогда этот оск не позволил мне усомниться в себе. Ты ведь знаешь пословицу – рожденный оском...

   – Не может быть предателем, – закончил Биргир.

   – Как выяснилось, пословица не врет, – усмехнулся Хродмар. – Надеюсь, со временем, я смогу доверять тебе так же, как и отцу. Наш народ долго был в забытьи, но скоро все изменится. А вот и драгоценный груз, – молниеносно переключился правитель на ящики, привезенные с юга.

   Конунг потер руки, хускарлы с сундуками, чуть отставшие от Биргира и отца, поставили свою тяжелую ношу на пол и поспешно удалились. Гнуп снял с шеи цепь с ключом, о существовании которого молодой оск даже не догадывался, и передал правителю. Биргир удивился той разительной перемене, произошедшей с лицом конунга – из милого доброго старика он превратился в хищного зверя, затаившегося перед заключительным прыжком. Но еще больше поразило сына Гнупа содержимое сундуков, когда Хродмар торопливыми движениями отворил их и откинул крышку. В одном слитками было сложено железо, а в другом блестели мелкие золотые монеты.

   – Что ты видишь здесь, Гнуп? – поднял на старого оска Хродмар сверкающие очи.

   – Железо и золото, – ответил старик.

   – Нет, это новые топоры, крепкие лодки, трюмы, набитые провизией и земли. Наши возвращенные земли. Скоро мы вернем все, что у нас забрали, и спросим еще больше.

   Хродмар словно испугался того, что сказал, и резко закрыл крышки сундуков. Настала пора прощаться.

   Об альтинге, событии редком и для их спокойной данелагской жизни невероятном, Биргир узнал неожиданно. Спустившись от конунга в Вархис, оск обнаружил там несусветное оживление среди местного и пришлого северного люда. Сын Гнупа видел рассудительных тритов с лесов низовья, хмурых ваннов, устроившихся в порту поближе к воде, исфлаков, славящихся на весь Данелаг своим мастерством в возведении лодок и кораблей, утвистов, прибывших с самого края земли, за которым жили только моржи. Да Хель их всех побери, тут были даже его оски – самое тяжелое на подъем племя, спокойно жившее без всяких ярлов и конунгов лишь тем, что сможет добыть себе само – скотоводством и рыбным промыслом.

   Правда, многие общины Биргир видел впервые. Так на площади он налетел на людей с раскрашенными синими волосами, обругавшими его на незнакомом наречии. На рынке суетились худые одинаковые с виду, словно родные братья, пройдохи, то ли выклянчивающие, то ли меняющие что-то у местных. Позже оск узнал – то были конманы, живущие на двух крошечных островках почти у восточных земель.

   Сын Гнупа видел полуголых жрецов из нетов, молчаливых убийц из племени расков, мирных застенчивых дромме, полных жизни и злобы на весь белый свет ктаттов. За один неполный день Биргир внезапно для себя вкусил все обилие и богатство Данелага, состоящее в многообразии народа, населявшего суровые северные земли. Оск не переставал удивляться новым открытиям, преследовавшим его на каждом шагу. Он не спал всю ночь, прислушиваясь к крикам, ругани, плачу, хохоту, тихому шепоту его собратьев, тех, кто разговаривал на своем наречии, носил отличную от других одежду, чтил только свои обычаи, но по нелепому случаю являлся частью одного народа.

   На утро, когда все хлынули в священную рощу, самую большую во всем Данелаге, обустроенную самим конунгом с позволения верховного жреца, Биргир остался в столице. Он отсыпался в длинном доме, построенном по старым обычаям и имевшим всего одну комнату, куда их поселили с отцом и еще несколькими дружинниками, по всей видимости, уважаемыми людьми, потому что держались те очень высокомерно. Когда Сын Гнупа проснулся, то в доме никого не было, впрочем, как и снаружи. Вархис заснул днем, чтобы проснуться вечером, с возвратившейся гомонящей толпой, возбужденной, проголодавшейся и уставшей.

   Биргир намеренно пропустил первый день альтинга. Он знал, что самое важное случится на второй, когда будет говорить Хродмар Ожидающий Бури. Сейчас на священной поляне жрецы пели о сотворение мира, о первородных чудовищах, Асах, их детях – богах, конунге и о народе Данелага. Биргира это действие утомляло. Оск допускал преступную мысль, что богов, возможно, вообще нет,ш или они настолько устали от земных дел, что навсегда ушли в небесный чертог, где никогда не прекращаются пиршества. Биргир думал так: будь боги живы, они бы не допустили гибели четверти его племени от голода в конце прошедшей зимы. Но отцу подобные мысли не нравились.

   Оск дошел до порта, где сновали пришлые моряки, разгружали иноземные пузатые корабли хмурые рабы с серыми лицами, кричали над головами людей прожорливые чайки и ругались здоровенные ордмары – мореходы северного народа. Биргир пошлялся среди больших длинных лодок, принадлежавших ярлам с дальних островов, оглядел крепкие быстроходные драккары конунга, вытянутые рыболовецкие суденышки на трех-четырех человек и отправился обратно.

   В доме он проспал до самого вечера, пока не вернулись с альтинга все остальные. Отец знал, что Биргир не ходил на собрание, но ничего ему не сказал. Остальным дружинникам было плевать на то, чем занимается молодой оск. Если бы завтра он исчез, то никто бы и слова не произнес.

   К ужину скамьи пододвинули к столам и стали есть из огромных деревянных мисок, запивая все некрепким пивом. Отца, к удивлению Биргира, посадили между столбами, стоявшими в центре дома и поддерживающими крышу – на одно из четырех почетных мест. Молодому оску пришлось примоститься чуть ли не с краю. Когда скамьи были убраны, на их место расстелили матрасы. Пировать всю ночь, как в других домах, здесь не собирались.

   Чуть только захрапел первый из дружинников, Биргир тихонечко вылез на улицу и пошел бродить по ночному Вархису, вернувшись только к утру. Он едва поспал около двух часов, прежде чем отец разбудил его. Сегодня Биргиру надо было идти на альтинг.

   Посреди огромной поляны, где когда-то росли дубы, теперь виднелся круглый алтарь из вертикальных в половину человеческого роста камней. Поверхность его потемнела от ритуальных жертвоприношений, и Биргиру по какой-то причине было тяжело смотреть на него. Около алтаря, у двух ящиков, стоял Хродмар Ожидающий Бури, и буря вот-вот готова была разразиться. Людская масса ходила волнами, бурлила, негодовала и восторгалась. Но все затихло, когда конунг поднял руку.

   – Вы спросите, зачем я собрал все племена летом? – спросил он.

   – Да уж, работы невпроворт, – крикнул какой-то смелый утвист.

   – Стада надо перегонять, – вторил ему другой.

   – Вы спросите меня, а я отвечу, – сказал конунг, словно не слыша этих недовольных выкриков. – Последние годы, мы, великие воины, влачим жалкое существование. Нашими врагами стали голод и смерть. Разве ради этого сражались наши отцы и деды?

   Ответом ему стали одобрительные выкрики. Биргир с удивлением заметил, что больше всего эта речь нашла отклик в сердцах юных северян, некоторые из которых были младше его самого. Их отцы и деды, которые, по словам конунга, сражались именно за это, стояли угрюмые и молчаливые.

   – Жестокая судьба превратила нас в крестьян и скотоводов. Но спросите себя, разве этим вы хотите жить?

   Ответом ему послужило долгое молчание.

   – Я предлагаю вам земли, которые мы потеряли, женщин, которых вы еще не вкушали, богатства, которые вы еще не видели.

   – Ты предложишь нам идти на юг? – с усмешкой спросил лысый крепыш со шрамом от левого уха до шеи.

   Конунг сморщился, как если бы хлебнул горького ячменного хмеля. Биргир знал, что безволосый мужчина никто иной, как ярл Хейле, один из самых могущественных ярлов, вождь кочующих ктаттов, опасных и кровожадных противников. Да, у Хейле Шееруба не было своего дворца или плодородной земли, он скитался со своим народом круглый год, но ктатты единственные еще пытались жить по законами предков, грабя пиратов, убивая разбойников и нападая на западных островитян. Не гнушались они и менялами, торгующими с Вархисом, поэтому Хейле был той еще костью в горле у конунга. Вместе с этим Хродмар Ожидающий Бури ровно ничего не мог поделать с зарвавшимся ярлом. Хейле пользовался колоссальным авторитетом среди остальных вождей.

   Сын Гнупа всегда восхищался свирепостью ктаттов и жестокостью их ярла. По его скромному мнению, именно так и должны были вести себя другие племена, а не собирать скудные урожаи хлеба с холодных неприветливых земель, созданных явно не для сельской жизни, или строить хлева с толстенными стенами с той лишь целью, чтобы тощие коровы не околели от их крепких морозов. Именно поэтому Биргир невольно удивился пренебрежительному тону ярла.

   – Да, мы пойдем на юг.

   – Это безумие! – отрезал Хейле. – Думаешь, что мы не пытались? Нас замечают еще до того, как мы пристаем к берегу. Их проклятые башни загораются красным пламенем и из крепости появляются "маннаверны". Все тело их заковано в железо, Хед их дери, в железо закованы даже лошади. Я четыре раза плавал в южные земли и четыре раза мы вернулись лишь с мертвыми телами моих людей!

   – Послушай меня! – перекричал Хродмар Хейле. – Послушайте меня все! В этот раз мы построим десятки самых больших длинных лодок, которые когда-либо видел Данелаг. Мы выкуем самые длинные мечи и топоры. Наденем самые крепкие кольчуги. И мы вернем все, что нам причитается!

   Биргир чувствовал, как с каждым новым словом распаляется сам конунг и воодушевляются остальные, одобрительно крича и кивая. Лишь хмурый Хейле стоял, широко расставив ноги, скрестив руки на груди, и ждал, пока Хродмар закончит. Как только ярл ярлов замолчал, Шееруб ехидно заметил.

   – Только на что мы будем строить лодки и ковать оружие?

   – Пока вы все, – провел пальцем вокруг себя Хродмар, – пасли своих овец и коров, молили землю дать вам хоть сколько-то ржи, удили рыбу, позабыв о своем прошлом, и крались за оленями в густом лесу, я один... Один! – Голос конунга заполнил всю поляну, – один думал о будущем моего народа. Один завершал выгодные сделки, делал со своими людьми набеги на врагов, откладывал каждый золотой с одной лишь целью... – Хродмар остановился, чтобы перевести дыхание и заглянул прямо в глаза Хейле. – С той лишь целью, чтобы вернуть нам былое величие... Хейле, – указал он на ктатта, – Ты спрашиваешь, Хейле Шееруб, как мы это сделаем?

   Хродмар кивнул своим дружинникам, и те одновременно опрокинули оба ящика, все это время стоявшие у ног конунга. К ногам Шееруба потекли монеты, огибающие большие куски железа. "Железо и золото, железо и золото", – зажужжали ближайшие к Хродмару голоса, рассказывающие тем, кто был сзади, и тем, кто не видел, что же произошло у алтаря. "Железо и золото, железо и золото", – прокатилось по всей поляне на всеобщем северном. "Железо и золото, железо и золото", – плясали сумасшедшие огоньки в глазах вождя ктаттов.