Текст книги "Падение Арконы"

Автор книги: Дмитрий Гаврилов

Соавторы: Владимир Егоров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

– Как прознал ты про речи заветные? С той поры уж минуло долгих тридцать лет, и еще три года, три лета.

Сгинь, нечистый! – кричит Муромец, крест кладет богатырь праведный.

А волхву тому ничего, будто того и надобно.

И смеется кудесник– лес эхом полнится, хохот филина в нем, да рев медвежий слышится:

– Мне ль не знать, Илья, Иванов сын, что пропали твои добры витязи?!

Ты воды испил колодезной, а иначе б до волос седых жил бы сиднем. Чтоб убогие не лили горьки слезы, лютый ворог скорей бы сгинул.

Хоть поклоны клал Илья пред иконою, целовал христово распятие... Не забыл ты, что роду русскаго, роду вольного, не царьградского. На тебя, Илья, не держу я зла, но прогневал Микулу ты Ярого. Его любит мать– сыра Земля, что всегда тебе силу давала. От того стоят знатны витязи, обращенные в глыбы горные. И снуют в тех горах, и щекочут их хладны дети Стрибога проворные.

Ты один ушел, Илья Муромец, Святогоровым духом согретый. Осушил ты воды студеной корец– и с тобою милость Велеса.

Говорит тогда верный богатырский конь, языком вещим да человеческим: "Ой прости-ка ты меня, хозяин мой. А послушай Владыку Леса. Я служил тебе верою– правдою, так внемли ты вещанью божьему."

– Знать не знался со змеиными гадами, с пастухами лесными коровьими!

Только вымолвил – тьма сгустилася. Объял Илью холод каменный. Тут и жизнь с ним тихо простилася. И окончилось наше предание".

Не успел Баюн сметанки лизнуть, как вставал Всеслав на ноги резвые, обращался к Хозяину, колдуну древнему:

– Не сердись, Хозяин! Некогда мне штаны протирать. Уж день минул, уж второй на исходе. Пора мне в дорогу...

– Отпустил бы ты его, отец? – попросила Яга.

– На погибель отпустить всегда успеется!

Рано вам с монголом ратиться. Ни за гривну пропадете. Обождать бы !?...

– Не удержишь, муженек, ясна сокола...

– Цыц! Это Игорев сын, и воспитанник Всеволода. Он ступал за мной след в след... То не всякий сумеет, а лишь избранный.

– Но он служит христианскому богу!

Видит Всеслав, снова мрачен колдун, здесь у него и охота что-то просить сама собой пропала. Кладет от поклон земной Хозяину да Хозяюшке:

– Исполать вам за хлеб да за соль!

Спасибо и на добром слове! Не поминайте лихом!

– Погодь прощаться! – отвечает Влас – Чтоб за тридевять земель скакать хороший конь тебе надобен.

Вышли они на крыльцо. Тут Буря– Яга как крикнет громким голосом, да как свистнет посвистом молодецким– откуда ни возьмись летит скакун. Из ноздрей дым валит, грива пламенем горит.

У Всеслава аж дыхание перехватило:

– Ой, спасибо тебе, кудесник! – говорит.

А Хозяин ему в ответ:

– Будет твой он, молодец, если дашь зарок. Если клятву дашь при свидетелях.

– Любую службу исполню, что велишь – все сделаю.

Не успел Всеслав это вымолвить– тишь спустилась с небес великая. Почернело кругом. Обезветрело. Хотел молодец перекреститься, да рука не поднялась – как плеть висит.

– Земля и небо, огонь и вода, лес и поле – вот мои свидетели! Помни клятву свою! В срок я сам тебя найду, и тогда – не отрекись! – прогремел чей-то страшный голос, да так, что все вокруг подхватило его грозный рокот, – Не отрекись!

Тут сходила с крыльца Виевна, выносила ему кольчугу верную, подавала ему флягу бездонную, в ней вода всегда свежа да колодезна.

Оседлал Всеслав коня того доброго, надел на себя ту одежду ратную, опоясал отцов меч, взял в руку копье долгомерное, попрощался с Хозяином да с Хозяйкою, и поехал он в славный град Ростов да на землю суздальскую...

Уж кому, как не мне знать, что хотел мой хозяин в награду. Я на той печи лежал, в том терему сметану лизал. По усам текло, да на пол не попало.

Уберег волшебный конь от монгольских стрел. Воротился живым добрый молодец. Только с некоторых пор в том роду честном младший сын всегда служит Волосу."

* * *

Прочитать дальше Всеслав не успел.

Помешал телефон. Соседка тетя Глаша кликнула постояльца:

– Всеслав Николаевич! Вас ...!

Он нехотя покинул письменный стол, где громоздилась старенькая 286– ая, рядом с которой стояла кружка окончательно остывшего чая с бутербродом поверх нее. Шлепая тапочками, Всеслав выбрался в корридор к массивной тумбе у стены с драными исписанными обоями.

– Алло! Я слушаю.

– Доброе утро!

– Здравствуйте!

– Это Всеслав?

– Да, я. А кто говорит?

– Меня на днях просил перезвонить вам Игорь, Игорь Власов.

– Да. Я слушаю! – ответил Всеслав, разматывая длинный телефонный провод из прихожей в свою комнату.

– Он отдавал Вам на хранение дискету с главами своей книги.

– Гм... Он мне столько всего давал, что всего и не упомнишь.

– Меня зовут Петр Иванович. Я представляю одно крупное российскогерманское издательство. Мы хотели бы ознакомиться с книгой Игоря...

– А я-то тут при чем? Если Игорь что-то и написал, пусть сам с вами и договаривается.

– Как? Вы ничего не знаете?

– Нет. А что такое? – Всеслав удобно расположился на кровати, попутно продолжая прерванный завтрак.

– Видите ли. Игорь, к сожалению, уже ничего не сможет опубликовать сам. Он погиб. Террористы ...

– Минуту... Одну минуту...– отложив трубку, Всеслав вскочил, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, пытаясь укротить бурю чувств и мыслей.

В дверь позвонили. Соседка пошла было открывать, но он тут же сообразил в чем дело и крикнул тете Глаше, что это к нему.

– Ну, так встречай гостей! А то у меня ребенок спит. Ишь, как трезвонят?

– Уже иду! – ответил он, замыкая изнутри дверь своей комнаты на два оборота.

Дискета Игоря, никак не помеченная, ничем не отличалась от своих близнецов– сестричек, заполнявших ящик его письменного стола, куда он ее неосторожно положил.

– Надо уничтожить все. Бедный Игорь!

Твоя правда – Братство не любит шутить.

Хлопнуло оконное стекло и пошло паутиной трещин вокруг дырки, величиной с кулак. В комнату что-то влетело, повалил густой синеватый удушливый дым.

Подхватив стул, Всеслав выбил окно, с улицы хлынул живительный холодный воздух. Он начал судорожно ловить его ртом, как рыба, вытащенная из родной стихии. Но клубы ядовитого серого спрута уже заполонили все вокруг и сдавили человека щупальцами удушья. Закружилась голова.

– Что там у вас горит? – услышал он чей-то незнакомый голос в прихожей.

– Вот, стерва! Все-таки открыла! – подумал Всеслав, задерживая дыхание и лихорадочно ломая непрочную пластмассу гибких дисков.

– Всеслав! Откройте! Это Инегельд. Вы меня, наверное, не знаете. Игорь просил уничтожить его записи!

– Если вы из Братства, проваливайте, пока целы.

Эта фраза опять заставила его глотнуть серую отраву. Легкие моментально свело. Пальцы не слушались.

– Через минуту они будут здесь...– услышал Всеслав, оседая на пол.

Истошно вскрикнула соседка. Заплакал младенец за стеной.

Затем внезапно вылетела дверь, и дым, подхваченный сквозняком, ринулся в квартиру. В проеме выбитой двери показался широкоплечий высокий человек с шарфом, намотанным на лицо.

Его рука сжимала увесистую прямую палку, в которой Всеслав, будь он в сознании, признал бы ореховый посох Игоря.

– Хватай ребенка и поднимайся наверх.

Стучись в двери. И не реви, не реви! – приказал Инегельд соседке.

Глаша послушно побежала к себе, где надрывался маленький Алешка.

Отставив посох, Инегельд выволок Всеслава из комнаты, но затем вновь вернулся туда, приметив рассыпанные по полу дискеты. Проведя над ними рукой, скальд безошибочно выбрал одну и засунул ее в карман плаща.

– Ах, ты ...! – встретил его, шатаясь, Всеслав в коридоре, понимая, однако, что он слишком наглотался этой отравы, чтобы удержать вора.

– Падай! – крикнул Инегельд, в ту же секунду выставив вперед по направлению к Всеславу раскрытую ладонь.

Вопреки ожиданиям из нее ровным счетом ничего не вылетело, ни огненного шара, ни молнии. Однако, невидимая энергия отбросила возникшего на лестнице незнакомца с пистолетом назад, к стене. Он сильно ударился затылком и осел на каменный пол.

Ничего не понимая, Всеслав вдруг увидел, как посох сам собой прыгнул в руку к нечаянному спасителю. А затем дерево вспыхнуло ослепительным белым пламенем и обратилось в клинок, равного которому нет на этом Свете. Колдовская сталь грозно мерцала.

Перешагнув через обугленный труп бандита, Инегельд выглянул на лестницу.

– Спасибо! – прохрипел Всеслав.

Автоматная очередь ободрала стену и косяк, за который отпрянул скальд долей секунды раньше. Одна из пуль звякнула о меч. Тут же на лестничной площадке раздался крик и звук скатывающегося по ступеням мертвого тела.

– Не за что.

– Так, значит, про меч – это все правда?

И про Аркону – тоже правда?

– Да.

– Но Игорь никогда мне такого не показывал. Я, конечно, знал, что посох не отбрасывает тени...

– Он и не мог ничего показать. Молод он еще, показывать что-то. И священное оружие не про него было здесь оставлено. Потому и хранил его Игорь, а сам мечом не пользовался.

– Вы оттуда?

– Да. Мы с ним– последние. Теперь, проберитесь в комнату и позвоните в милицию. Скажете, вооруженное нападение.

– Игорь мертв?

– К тому же, ваш собеседник еще на проводе и прекрасно слышит, что здесь происходит, – оборвал его Инегельд, не ответив ни "да" ни "нет".

Трубка валялась на покрывале. Всеслав осторожно поднял ее и приложил к уху. На том конце молчали, но он интуитивно ощутил в телефонной пустоте чужое дыхание.

– Слушай меня внимательно, гадина!

Дискеты вам не получить. Твои люди мертвы. А с тобой мы еще встретимся!

– Буду ждать с нетерпением! До скорой встречи! – ответила трубка и запищала короткими нервными гудками.

Затем и они прекратились.

– Уходим!? – спросил Всеслав, вернувшись в прихожую и поглядывая на выход.

Посреди лестницы вверх лицом лежал труп хорошо одетого мужчины. Из расквашенного затылка вытекали мозги.

Всеслава чуть не вывернуло, но он был готов все равно последовать за скальдом, если бы тот объяснил куда. Однако теперь Инегельд почему-то медлил.

– Не двигаться! Лицом к стене! – крикнули снизу и по ступеням загромыхали тяжелые ботинки блюстителей закона.

– Назад! Давай назад! – Инегельд втолкнул его в квартиру.

– Но это же милиция?!

– Вилами на воде писано! Какая это милиция!? Это стражи мирового порядка! Запирайся! – приказал проводник, не вызывающим возражений голосом – А я с ними обсужу ряд спорных вопросов, – добавил он, оставшись в одиночестве.

Щелкнув замком, Всеслав не поверил своим глазам – в руках он сжимал Игорев посох. Инегельд был безоружным.

Выругавшись, Всеслав попытался выйти наружу, но не тут то было. Дверь не поддавалась, словно заговоренная. Тогда он прильнул к глазку и замер в ожидании чего-то страшного.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. МСТИТЕЛЬ

Когда встает беда

пожара черным дымом

И близкая труба

хрипит, на бой крича

Милее нам перо

или рука любимой,

Но мы кладем ладонь

на рукоять меча

(Т. Кухта)

Миновав вечнозеленый бор, рыцарь и его проводник выехали к морю. Над побережьем господствовал холм с высоким каменным донжоном. Вокруг тянулась свежая деревянная стена, укрепленная угловыми башнями, перед которой был вырыт глубокий ров, наполненный водой. Эти башни также имели каменное основание с характерным талусом. Картину дополнял деревянный разборный мост, впрочем, достаточной ширины, чтобы на нем свободно разминулись две телеги. Холм плавно спускался к плещущему Холодному морю, где располагалась пристань и торжище.

– Вот он, Старград!

– Чего? – не понял Роджер – Альденбург! Приехали! – поправился Святобор.

Стражники уж было замкнули врата, когда на мосту показался франк и его оруженосец. А кто еще в такую пору мог сопровождать рыцаря? Святобор, понятно, не стал никого разубеждать.

На третьем скакуне поперек седла лежал труп. И ругу пришлось бегло описать схватку с грабителями. Роджер между тем уплатил пошлину за обоих. Затем вызвали старшего. И франк снова раскошелился, чем подкрепил свое требование похоронить убитого на освященной земле. Несомненно, это вызвало большое уважение к странствующему рыцарю.

Роджер еще раз пригласил "свея" на службу, но тот снова вежливо отклонил просьбу. Свое недовольство франк выразил тем, что он забыл про обещаный своему спутнику ужин.

Святобор же был слишком умен, чтобы лишний раз напоминать об этом.

На городской площади они расстались – рыцарь рассчитывал переночевать у святых отцов, а руг отправился к знакомому по предыдущим скитаниям еврею. Когда-то он спас от пиратов сына ростовщика, и с тех пор не раз находил ночлег у того в лавке.

– Если благородный сэр соизволит меня выслушать...

– Говори, свей.

– Не сочтите это богохульством! Ищите того Чернокнижника среди святых братьев. Сдается мне, ваш враг скрывается там, где его никто не стал бы искать, веря в непогрешимость матери– церкви. Я помню одного колдуна, который прислуживал епископу Абсалону. И если вдруг что этой ночью разузнаю – непременно сообщу вам.

– Да хранит тебя бог! Я отдал бы половину состояния, лишь бы увидеть Жозефа Флорентийца на костре.

– Да сопутствует вам удача, сир Роже! – потрафил руг, прощаясь с рыцарем.

* * *

Святобору открыла испуганная ночным визитом полная черноволосая женщина с легким намеком на усы над пухлыми вывернутыми губами, в ней он без труда узнал жену Назара.

– У меня есть дело к твоему мужу. И если ты поторопишься его разбудить, то я в долгу не останусь.

Ривка посмотрела ему за спину, но не обнаружив там никого, нехотя пропустила гостя в дом.

Шаркающей походкой из комнат вышел хозяин лавки, а с ним Янкель, вооруженный длинным кинжалом, здоровенный детина, служивший при Назаре кем-то вроде телохранителя.

– Мир этому дому. Я смотрю, ты не рад мне, старик?

– Признаться, господин, уж и не чаял застать вас в живых. Ходили слухи, что из Арконы не спасся ни один человек. Да славится праотец Авраам! ответил ростовщик, знаком отсылая Янкеля.

– Вранье. Как видишь, я снова здесь. Мое золото цело?

– Богу известно, как бедны дети его, но оно в полной сохраности. Я долго не имел от вас известий, правда, опыт говорит, что у золота всегда найдется хозяин. А вы, несомненно, приехали по случаю завтрашнего праздника. Я должен был догадаться.

– А в чем дело?

– Он ничего не знает. Слышишь, Ривка?

Наш гость приехал в пасть ко льву, а думает, это веселая прогулка. Не мне, старому еврею, что-то советовать, но вы бы поостереглись. Завтра на центральной площади сожгут языческие идолы с самого вашего острова. Уже привезен какой-то семиглавый истукан и еще деревянный ругенский кумир с этими, ну, как их там... В руке... Играть.

– Гусли?

– Наверное. Потом, какая-то медь... Не согласится ли господин разделить со мной скромный ужин?

– Это было бы очень кстати. Я не ел сто лет. А нельзя ли выкупить сию медь, почтенный Назар?

– Известно, что филистимляне алчны, но они не так глупы. Мне страшно подумать, что может случиться, если епископ прознает...

– Любому оружейнику нужен лом, и бояться тут нечего. Я дам по пять золотых за каждую статуэтку.

– Говорят, эти изображения уже сильно испорчены пламенем и варварским письмом– вздохнул ростовщик.

– Семь золотых.

– Да будут им надписи эти, как Валтасару огненные знаки. Штуку – за десять золотых. Я и так останусь в накладе. Подумайте сами, мне надо сторговаться со стражей, затем с тем же кузнецом, чтобы говорил всем, как переплавил варварские лики.

– Ты получишь деньги.

– Я чувствовал себя уверенней, когда бы имел задаток.

– Нет! Сначала ты выкупишь наших кумиров – потом я рассчитаюсь с тобой. Мы добрые знакомые Назар и не привыкли обманывать друг– друга...

– Ах, мне бы ваши заботы! Я был бы самым счастливым евреем на Свете.

– Но если все-таки ты вздумаешь меня надуть...!

– Хвала Авраамову богу, я еще не выжил из ума, господин. Если ваша медь продается– завтра же она будет у вас.

– Вот– вот. И не забудь, что я меняю ее на золото, которое столь любимо твоим племенем.

– Какой бедняк не радуется звону монет?

Но вас я не предал бы и за копи царя Соломона.

Руг рассмеялся и хлопнул ростовщика по плечу, да так, что тот едва не упал.

Принесли фрукты – слабое утешение для изголодавшегося мужчины, но сейчас Святобора заботило совсем другое.

– И еще одно, Назар. Я ищу одного человека. След привел меня в Старгород. Нутром чувствую – он здесь.

– Отведайте вина. Только вчера мне привезли несколько бочек из Бордо.

– Пей и ты...

Назар хотел было возразить, но потом улыбнулся и пригубил.

– Если бы господин обрисовал мне того человека?

– Он чернокнижник. Единственная в своем роде тварь– доверенное лицо некоего датского епископа– Абсалона. Я так подозреваю, что он к тому же знается с храмовниками, но имел неосторожность отравить одного из них много лет назад в Палестине.

– Может быть господин сообщит мне имя своего врага?

– Чаще называют его Флорентийцем, но на самом деле он– Жозеф.

– Йосиф, Йосиф! Бедный Йосиф, – саркастически улыбнулся Назар.

– Ты знаешь, где его найти?

– Нет. Но наведу справки у знающих людей. Это я к тому, что если вы ведете дело, то Жозеф и в самом деле обречен.

– Эти сведения нужны мне к завтрашнему утру. Ты получишь еще сто золотых поверх обещанного, если мерзавец окажется в городе.

– Насколько он стар? – спросил ростовщик, потирая руки.

– Чтобы ответить на этот вопрос, ты должен просветить ругенского варвара о том, как вы ведете счет летам.

– Филистимляне делят жизнь на шесть разных периодов. То младенчество, ибо неразумен был человек до Великого Потопа, детство и отрочество, затем следуют юность, зрелость и старость. Ровно столько же минуло по их счету эпох– от потопа до Авраама, от Авраама до царя Давида, от Давида до вавилонского плена, от него и до рождения христианского пророка, а последнюю нынешнюю эпоху завершит конец Света. Да будет с нами милость Иеговы.

– Тогда, он стар, или на пороге старости. Флорентиец низкого роста, щуплый и чернявый.

– Этого вполне достаточно, чтобы раздобыть необходимые сведенияответил ростовщик и еще раз пригубил вино.

– Скажи мне, Назар. Ты– мудрый человек, ты много видел всякого лиха. Почему их псалтырь изображает милосердного Христа грозным полководцем в полном рыцарском одеянии.

Почему именем этого Христа творится столько грязных и подлых дел?

– Ах, ваша милость. Мои предки уже поплатились за подобные вопросы, и мне они наказывали жить в мире и согласии с последователями любого пророка.

Святобор промолчал, но сам подумал:

"Как же! Вам дай только волю – и вы опутаете этот мир сетью своих вездесущих лавочек..."

Так подумал он, но вслух сказал лишь:

– Удивительный вы народ. Вас гонят– и вы уходите. Вас бъют– вы подставляете обе щеки. Скажи еще, Назар! Есть ли у тебя Родина?

– Ругии говорят – там хорошо, где нас нет, но евреи добавляют – и что мы еще есть – тоже хорошо.

– Ну, что ж. По-своему они правы. Утро вечера мудренее. Укажи мне место, где я мог бы провести эту ночь.

* * *

Ему не спалось. Беспокойная память заключила волхва в крепкие объятья. Он как бы заново переживал весь жизненный путь, годы ученичества, годы изнурительных тренировок, первую любовь, рождение сына, битвы и бесконечные схватки, удачи и поражения. Последних было не много, и тем горше становилось у Святобора на душе, когда он возвращался к недавним событиямразорение родного города, уничтожение святилищ, поругание словенских кумиров, гибель Ингвара.

Святобор встал. Подошел к полуоткрытым ставням. Ночной ветерок холодным языком лизнул бугристую мускулами голую грудь. Его мысли устремились к врагу. Вот они, гордые рыцари Храма. Как наяву волхв увидел их перед собой– белые плащи с красными крестами, пожалованные папой еще 20 лет назад. Знал ли Евгений III, что "бедняки Храма Соломона", а именно так они себя начали величать с момента их собрания в 1119 году на месте прежнего дворца иудейского царя, поставили себя выше всех прочих наместников Господа на этой грешной земле? Храм да останется вовеки– этот символ нерушимости Братства Христовых воинов, он устоит даже если падут непрочные церкви. Ведал ли разорившийся на крестовых походах Гуго де Пайен, создавая орден, знал ли Первый Великий Магистр, что уже через пятьдесят лет Братство отринет поклонение богочеловеку? Руг это понял в тот момент, когда два года назад в непролазных болотах и темных чащах Пруссии он выслеживал отряд храмовников и во время их ночной оргии убил прецептора Генриха Сандомирского. Этот поляк привел тамплиеров на землю пруссов в надежде урвать себе королевство. Не вышло.

И видел Святобор, как христианствующие рыцари сжигали своих убитых, он видел, как ели храмовники пищу, смешанную с тем пеплом. Но никакая мистическая сила тогда не заступилась за гордых тамплиеров. Отряд пруссов и ругов, вынырнув из ночи, перерезал врагов всех до единого.

Обласканный многими монархами, богатеющий за счет многочисленных льгот, непобедимый, благодаря железной дисциплине и двуличию генерального капитула– Высшего Совета, Орден насчитывал в своих рядах 10 тысяч закаленных, испытанных, искусных воинов– монахов, до сотни магистров, пятисот приоров и тысячу комтуров. Умелых не по части молитв!

Да, Святобор убивал во имя Стрибога, но те же храмовники, получив полное отпущение грехов, сеяли смерть во имя Христа. И каждый такой наивный набожный защитник истинной веры повторял вослед за своим пророком: "Не мир я вам принес, но меч."

Повторял, в то время, как посвященные вершили судьбы обетованного мира совсем другим именем, все более отдаваясь черной магии.

Волхв почувствовал, как замерло сердце, как остановилась в жилах горячая кровь. Он узрел комнату, освещенную десятками свеч. Треножники отбрасывали на серые каменные стены причудливые рогатые уродливые тени. И в той комнате врага. Проклятого Флорентийца. Он был один. Вернее, почти один, потому что на столе перед ним лежало нечто такое, от чего даже у видавшего всякое жреца Стрибы по телу пробежала дрожь.

То было мерзкое порождение Чернобогазмееголовый урод в железной чешуе, поверх которой Чернокнижник не спеша натягивал бледную человеческую кожу. То был истинный идол высших тамлиеров.

Неожиданно волхв ощутил чье-то осторожное прикосновение, словно невесомая нитка скользнула по коже.

И он внял этому внезапному проявлению Тонкого мира. Святобор взялся за ту путеводную нить, и в тот же миг волх увидел Его. Того, кто был молод. Того, кто взвалил на себя ношу, боле непосильную для старика.

В руке Верховный Жрец держал знакомый Святобору жезл Власти: от которого по всему Тонкому Миру веяло Силой. Но волхв, не дрогнув, встретил ее волну. Ибо Сила эта для посвященного есть скорее ненавязчивое живительное дуновение ветра, а не злобный ураган, опрокидывающий иного слепца, что отказывается верить в ее существование.

– Святобор! Святобор! – позвал волхва Властитель.

– Я здесь. Я внемлю.

– Меня зовут Инегельд.

И лишь назвал он свое имя, как обозначились контуры бледного лица, и глаза Святобора встретились с очами Зовущего. Он был высок ростом, широк в плечах, золотисто– рыжие длинные волосы жреца спадали на спину, что не вязалось с его чисто выбритыми щеками и подбородком, это и впрямь выглядело крайне необычным среди бородатых волхвов. На челе у него был еще заметен косой шрам– свидетель давней схватки.

– Нас уцелело очень мало, Святобор! Ты ведаешь, Храм разграблен, Аркона сожжена, ее жители перебиты. Но мы спасли ... Мы увезли и схоронили наши бесценные рукописи. Если можешь, возвращайся скорее!

– Да, я верил, что детей Свентовита не уничтожить так легко. Но мой единственный сын убит. Моя жена умерла.

Нет больше родины. Куда мне возвращаться? Вера в торжество Правды принесла нам больше вреда, чем пользы. Завтра на площади Старгорода сожгут кумиров Арконы. Этот мир кончен для меня – и потому я здесь, Инегельд.

– Мир не раз погибал, но всякий раз восставал из пепла вновь.

– Я устал, чтобы служить его возрождению. Я утратил раз и навсегда тягу к новым знаниям. Где те ватты и барды? Куда ушли друиды? Мы идем следом? Ты– молод, честолюбив. У тебя впереди вечность. Я сделал выбор. Я должен отомстить. В моих руках смертоносный лук моего бога. И долго еще будет помнить завтрашний день поганый захватчик Бранного Бора.

– Прощай, Святобор! Ты сделал выбор. Мы встретимся в палатах Великого Водчего, но знай, что даже меч Велеса в руках Ингвара не сумел спасти Аркону.

– Пускай так. Теперь уж нечего спасать.... Ах да! Инегельд. Здесь есть один старый меняла, Назар.

Вцелом ему можно довериться, меня он ни разу не предал. Завтра Назар выкупит у жадных монахов бронзу Ретры. Я посулил ему по десять золотых за каждую фигурку. Отвези их в Прильвиц. Там еще действуют наши братья, там капище Радегаста.

– Он получит эти деньги. Я сделаю это.

– Прощай, Инегельд! До встречи на Перекрестке.

Образ Верховного Жреца стал меркнуть, расплываться... И вот уж снова свободны тайные пути, ведомые лишь богам и их служителям. Выпустив из рук ту единственную нить, что недавно связывала его с родичами, Святобор поспешил вернуться в зловещую тишину подземелья, где при свете свечей бедняк Жозеф из Храма Соломона вершил магическое таинство.

Он почти окончил свою работу, насадив на змеиный отросток, торчавший меж плеч сшитого им монстра, иссохшую отрубленную человечью голову. Скорыми ровными стежками Флорентиец прикрепил ее к туловищу.

Затем вошли трое. Красные кресты на белых одеждах незнакомцев не оставили сомнения, что это храмовники.

– Он великолепен! – воскликнул седовласый тамплиер, проведя длинными и тонкими пальцами по гладкой коже своего божка– Благодарю вас, брат Жозеф! Вы потрудились на славу!

– Я всегда в вашем распоряжении, мой Магистр.

Чернокнижник согнулся в почтительном поклоне. Между тем магистр обернулся еще к одному храмовнику, видимо исполнявшего роль канцлера:

– Следующей же ночью мы приступим к ритуалу. Брат Ханс, вы известите членов Малого капитула. Каждый каноник обязан поклясться в верности, облобзав колено нашего повелителя! – ноготь магистра задел родинку– А это что такое?

– Ваша светлость, я предупредил палача, что у женщины не должно быть родимых пятен. Его извиняет лишь то, что она была девственницей, а это очень важно. Нынче трудно найти невинную овечку, такая по счастью подвернулась...

– Кто она?

– Приемная дочь барона... Кожу девственника найти куда проще.

– Я понял. Кто был юноша – мне хорошо известно. Но, всякий труд просит награды. Что хотите вы, брат Жозеф.

Орден по достоинству оценит ваши заслуги.

– Я не прошу у братьев ни земель, ни золота, ни звания. Мне нужна жизнь одного рыцаря.

– Он тамплиер? – обеспокоился магистр.

– По счастью нет. Это негодный франк, который вот уже много лет всюду преследует меня. Исполняя волю Ордена, я отправил в лучший мир некоего крестоносца, запамятовал его имя. То был родной брат моего франка.

– Гм... Я кажется начинаю припоминать.

Неужели, твой преследователь столь злопамятен? – по челу тамплиера пробежала едва заметная тень.

– Увы мне. Он к тому же и мстителен. На днях я потерял шестерых лучших своих людей. Когда казалось, что Роджер де Гранмениль уже в западне– он сумел убить их всех до одного.

Нынче же мой недруг прибыл в Альденбург и не уедет отсюда без моей головы.

– Если ее найдет? – хищное лицо магистра изобразило улыбку.

– Боюсь, на завтрашнем торжестве он обратится к господину епископу, а то и к самому марграфу, обвинив меня в чернокнижии.

– Не тревожься понапрасну! Орден имеет некоторое влияние на этих господ, так что обвинить тебя, а особенно наказать, им будет весьма затруднительно. Брат Ханс будет представлять нас на завтрашнем празднике. Мы непременно желаем видеть там и тебя. Ты, верно, уж изготовил тот состав, от которого идолы с Рюгена быстро обуглятся, точно грешники на сковороде?

– Да, ваша светлость! Я припас пару бочек замечательной горючей смеси. Можете не сомневаться. Огонь сожрет изваяния в один присест.

– Хорошо! А теперь ступай.

– Моя преданность вам безгранична, и моя благодарность безмерна. Слушаюсь, ваша...

– И не смей называть меня светским титулом. Все тамплиеры– братья по Храму.

– Будь ты проклят, змий подколодный! – подумал Святобор.

* * *

Руг встал засветло. Еще не пропели священные птицы Радегаста, когда Святобор уже открыл ставни, чтобы встретить лик восходящего по извечному своему пути лучезарного Свентовита. И он приветствовал миролюбивое божество словен, но ничего не просил у сего небесного покровителя. Ибо сказано– Свентовит не любит кровавых жертв.

Затем волхв еще раз осмотрел оружие. За этим делом его застал старый Назар.

– Доброе утро, господин!

– Доброе утро. Наверное, у тебя есть добрые вести?

– Целых две. Одна – плохая. Втораяхорошая.

Святобор кивнул: – Выкладывай плохую.

– Никому не известно, где скрывается ваш враг. Правда, есть одно место, о котором мои собратья даже боятся упоминать. То обитель храмовников Бранденбурга. Страх этот в крови у нашего поколения. Орден изуверовтолько так, а не иначе, следовало бы их назвать.

– Я слышал, что сарацины тоже не шибко жалуют эту святую братию и убивают всякого воинствующего монаха, угодившего в плен, тогда как, прочих рыцарей выменивают на своих.

– Клянусь посохом Моисея, все верно.

Поэтому, если где и искать того Жозефа, так разве что в прецептории.

Еще ходят слухи об одном алхимике, которого жалует сам магистр. Но любой храмовник чует бедного еврея за версту и обращается с ним, точно с негодной собакой. Потому мои сведения скудны...

– Не стоит отчаиваться по этому поводу, Назар. Полагаю, ты все-таки заслужил обещанную награду, если вторая новость лучше первой.

– Истинно так! Через оружейника я снесся с двумя служителями здешней церкви. Милость прихожан не так велика, чтобы удовлетворить чревоугодие Христовой братии, поэтому мой добровольный взнос приоткрыл дверцу в то хранилище, где слуги епископа до сего дня держали бронзовые скульптуры...

– Что ж, мне остается выполнить свое обещание. Ты можешь забрать себе то золото, что я некогда оставлял тебе в качестве задатка. Остальную часть тебе вскоре вручит Прохожий, если ты сбережешь наших кумиров до его появления.

– А как я узнаю его?

– Он сам тебя найдет. А мне пора, Назар.

Не поминай лихом, коли что не так!

– Храни вас Господь.

– Каждый сам делает свой выбор.

С этими словами волхв оставил гостеприимный кров, уточнив время и место предстоящего зрелища.

Утро выдалось пасмурное. Изредка моросил дождь. Лик Свентовита бледным пятном проглядывал сквозь низкие облака.

К полудню ветер переменился, он то крепчал, то обессиленный ворошил слегка пожелтевшую листву. Спустя некоторое время на площади перед вторым по величине каменным зданием Альденбурга, что столетие спустя превратится в ратушу, начал собираться зажиточный люд. Мастера трудились весь вчерашний день и всю ночь, лишь бы успеть к празднику. Они сколачивали и поднимали пахнущие свежим деревом трибуны для гостей и знати.