Текст книги "Падение Арконы"

Автор книги: Дмитрий Гаврилов

Соавторы: Владимир Егоров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Мы и сейчас принимаем чудеса с восхищением, но одновременно и со все возрастающим страхом, ибо истина остается для нас секретом за семью печатями. Да! Науку и религию объединяет прежде всего наличие тайны, мистической, как сказали бы ранее. Загадки современного научного знания! С самого начала наука, действительно, ориентировалась на демократическое распространение, иначе ей не удалось бы подмять под себя церковь...

Не священник ли стоит у колыбели младенца? Не он ли отправляет мирянина в посмертный путь? А кто дает отпущение грехов, даруя ту или иную загробную жизнь– вечную погибель либо спасение в райских садах? Снова священник. Не слишком ли много берет на себя церковь?

Увы, современный нам институт науки берет на себя не меньше. Он регламентирует жизнь ученого, заставляя его существовать в жестких рамках общих правил поведения, изложения своих мыслей, ведения эксперимента, наконец, восхождения вверх по кастовой лестнице... – это есть вынужденное зло."

Пути Игоря и обладателя книги на платформе разошлись. Наш герой направился к некогда большому магазину игрушек, у племянников ожидался день рождения, так что Игорь рассчитывал подарить им что-нибудь запоминающееся, а владелец книги двинулся по Стремянному в сторону Большой Пионерской и исчез среди доживающих свой век старых домов.

– Где легче всего затеряться истинному магу? Конечно, среди факиров, фокусников, иллюзионистов, – подхватил наш герой вычитанную через чужое плечо верную мысль– Правда это сейчас, а средневековый человек в отношении фокусов отличался поразительной наивностью. Чего не скажешь о нынешнем зрителе. Даже у Лагина старика Хоттабыча не воспринимали всерьез. А ведь еще каких-то восемьсот, чего там – двести лет назад, вспомните Калиостро, зритель был набожен и доверчив. И церковь, особенно христианская, без устали боролась с уличными факирами и скоморохами, искореняя безобидное искусство иллюзии. Сейчас, правда, оно не столь безобидно. Гораздо более масштабно. И святые отцы притихли. Против государства не попрешь!

Никаких игрушек Игорь, понятно, не купил. Длинные витрины старого и милого детского магазинчика были завалены женским нижним бельем, пачками тампонов и прочими сексуальными вещицами. А ведь когда-то, много лет назад, не проходило и недели чтобы маленький Игорь не заглянул сюда вместе с дедом Василием. Особенно нравились ребенку золотистые оловянные солдатики и зеленые крестоносцы. Были и похуже– негабаритные воины Великой Отечественной и "Солдаты революции". Помимо заветного игрушечного оружия тут раньше продавали резиновые мячики, плюшевых зверюшек, разноцветные надувные шарики, "тещин" язык, флексагоны, всевозможные конструкторы, наборы для моделирования, машинки... Словом всякую всячину, на которую взрослый и внимания не обратит. Хотя, наверное, было время – обращали, но не сейчас, не теперь, когда вся страна подло отравлена безграничной тягой к стяжательству.

– Эх, дед. Не дожил ты до этого дня.

Повезло. А помнишь, как мы ходили по грибы, как пацаном лазил я на ржавый немецкий танк, сплющенный неимоверной силой так, что старики диву давались. А дед Василий сказывал– сосна это его придавила. Но не может дерево пересилить сталь, чтобы вот так, почти напополам. Только посох Власа – не сталь и не дерево...

Затем его мысль снова обратилась к Братству. Он не то что чувствовал пристальное внимание "интеллектуальных террористов" к собственной персоне, Игорь знал наверняка– их пути пересекутся, и довольно скоро.

Серый бетонный забор частой автостоянки навечно скрыл за собой полуразвалившийся фасад мертвого кинотеатра "Буревестник". Невольно он бросил взгляд через площадь, где на стене дома все еще шли к коммунизму нарисованные люди с просветленными лицами и космическим спутником в руках. На той же стене, чуть ниже, висел рекламный плакат, изображающий эволюцию человека от обезьяны до бутылки пива. А еще ниже располагался другойженщина в доспехах и на коне скакала прямо в противоположную "коммунизму" сторону. Надпись на этом плакате гласила– "Россия войдет в рынок!"

Оставив позади Мытную, Игорь пересек улицу Димитрова. "Они еще удивляются, что болгары вернули нам Алешу?"– подумал он и начал спускаться к Парку культуры, где иногда собирались любители Толкиена. У высоких красивых арок с гербом почившего Союза продавали газету правого толка. Старик с орденами на пиджаке гневно выговаривал парнишке в черной рубахе с символикой, тыча корявым пальцем в символ внутри восьмиконечной звезды:

– Я против них четыре года сражался. Два ранения имею. До Берлина дошел!

– Отец! Это же знак святого князя Владимира.

Игорь саркастически улыбнулся, но прошел мимо.

Как образчик русской культуры на всю площадь перед воротами крутили "Атас! Веселей, рабочий класс!".

Справа от Крымского моста высилась чудовищная статуя императора с уродливо маленькой головкой дегенерата, попирая ступнями родную Стрелку лодочной станции. За памятником дымили трубы конфетной фабрики, а еще дальше на проклятом богом и людьми месте росла глыба Храма Спасителя.

Истинный маг – это тот, у кого по мере увеличения возможностей становится меньше потребностей. Приобщение к горькой тверской культуре стоило неизмеримо дорого, а раньше хватало пятидесяти копеек. Однако, наш герой не был стеснен в средствах, ибо второй год подряд намеренно играя с государством в азартные игры, и, обладая некоторыми способностями к этому..., никогда не оставался с носом. Не важно– скачки, Спортлото или иная "беспроигрышная" лотерея.

Исход им безошибочно определялся и на жизнь хватало, и еще бы как хватало. Когда не хотелось тащиться через весь город на ипподром, Игорь шел на ближайший вещевой рынок, но вовсе не для того, чтобы подзаработать грузчиком. Таких было немало и без него. Под ногами толпящихся сограждан Игорь непременно находил портмоне, заботливо набитое долларами. Вы скажете, что это невозможно? Нет. Хотя маловероятно, впрочем, каждому рано или поздно да повезет. Но Игорь-то не каждый! Он относился к той редкой категории везучих людей, которых называют магами. А маг не ждет золотого шанса, потому что создает его сам.

Иногда он делал анонимные взносы на счет какого-нибудь общества зеленых, зоопарка или цирка– но никогда не помогал Фондам поддержки и прочим организациям, хорошо зная их суть.

Люди и так достаточно смышлены, чтобы добыть себе на пропитание.

Животное в условиях города, а особенно в условиях рынка, обречено на гибель. Еще он анонимно помогал некоторым талантливым изобретателям, хотя не баловал их пожертвованиями слишком часто. Голод обостряет ум.

Уму всегда чего-то недостает, если вдобавок желудок пуст.

Игорь растворился среди черных голых аллей Парка. Здесь тоже ничто не напоминало о детстве. Все изменилось. Не те запахи. Иные звуки и мелодии. Кто-то весело орал с выцветшей дырявой эстрады: "И твой конь под седлом чужака!" Совсем другие люди. Остались, правда, беседки вдоль реки, да вечно голодные утки, рискнувшие на зимовку.

В Нескучном повеяло знакомой, совсем недавно забытой юностью. На склонах то тут, то там кучковались озябшие, но довольно веселые, неформалы. Здесь клубился парок над чашкой горячего кофе из термоса. Здесь яростная мелодия Высоцкого раздвигала готовый сомкнуться прочный обывательский круг. Бородатый мужчина в свитере, собрав изрядное число молодых чуть хипповатых слушателей, хрипло пел "Горизонт".

Слова сплетались в ленту дорог. Два дыхания – в одно. Сердца отбивали ритм... Затем вспомнили Цоя.

Традиционную "Пачку сигарет" и космогоничную "...по имени Солнце".

Игорь любил эти песни.

Кто-то грел над мерцающим огнем кружку с ароматный пуншем. Игорь подошел ближе. "Гномы и хоббиты"

раздвинулись, дав место у костерка. Бородач уступил гитару юноше с легким намеком на усы над тонкими красивыми губами и длинными волосами, схваченными в хвост.

Его лицо мигом посуровело. Он поправил на указательном пальце железный перстень с руной Ингуз и запел совсем о другом:

Тропа уходит из под ног, Сворачивая в лес.

Волшебный город Тир– На– Ног* Спускается с небес.

Его соблазны велики:

Любовь, богатство, власть.

Однако, мы не старики, Жизнь вроде удалась.

Он тянет руки ступеней, Он предлагает нам Подняться в странный Мир Теней, Чтобы забыться там И мы пройдем под свод ворот, Уроним там слезу, Прощая чуждый нам народ, Оставшийся внизу.

Ему зааплодировали. Потом бородач, которого знали под именем Драгомира, вернул себе музыкальный инструмент:

– Песню Гэндальфа. Можно песню Гэндальфа!?

– Заказ принят, – тихонько подыгрывая себе, Драгомир повел неспешный речитатив:

Набита трубка табаком, Колечками серый дым, Веселый огонь в камине твоем – Ход времени необратим.

Пусть за окном сумрак и грязь – Завтра будет рассвет.

Его ты встретишь, чудак, смеясь И радуясь теплой весне...

Неожиданно раздалось что-то не менее близкое, интимное, неспешное, средневековое...

– Эльфы! Эльфы идут! Приветствуем вас, сыны Зеленолесья!

Тому, для кого все открыты пути, Не стоит земным рисковать.

Работай, играй, путешествуй, шути, Учись свое счастье ковать.

Но если спиною ты чувствуешь Рок, И боль причиняешь, любя, Знай, это тебе преподносят урок – То Магия ищет тебя!

Игорь вздрогнул. К горлу подступил комок. С горы по склону вниз спускались еще люди в серо– зеленых плащах. Но его взор был прикован лишь к одному из них, широкоплечему скальду с гитарой в руках. Он выглядел лет на сорок, может и больше.

В нем было нечто загадочное, даже таинственное, одновременно и притягательное, и отталкивающее. Может, немигающие голубые глаза на бледном мужественном лице? Или этот заметный шрам, что лег на щеку.

Волнистые светлые волосы предводителя "эльфов" стягивал серебристый венец.

Мокрые полы "эльфийского" плаща сбивали капельки холодной влаги с коричневой от сырости травы. Хлопали о щиколотки. Снова ломали слабые стебли...

– Инегельд! – вдруг обратился к вожаку один из "перворожденных" с деревянной катаной в ножнах– А про Альфедра вспомнишь?

Он кивнул. А затем, подняв глаза на Игоря, улыбнулся ему как-то по-детски. Несомненно, это был Инегельд – скальд Рутении, Верховный жрец погибшей Арконы. И тут же в памяти Игоря возникли смутные очертания дымящегося Храма Световита. Три воина, застывших над телом убитой нелюдем княжны среди трупов друзей и врагов. Умирающий волхв и его более молодой наследник с магическим жезлом Власти в руке.

В пору было бы удивиться, а разве сам он не прошел невредимым сквозь тьму веков? Разве он сам не переплыл на лодке Велеса реку Времени, не успев состариться даже на год?

Как к доброму другу Игорь шагнул навстречу скальду. Но тут за его спиной послышалось мерзкое хихиканье. Ему даже не надо было оборачиваться, чтобы посмотреть, кто там стоит. Хмурое лицо Инегельда подтвердило его мысль. Но Игорь обернулся, потому что это была бы вполне адекватная реакция на неожиданный смешок. Он знал кого там увидит, знал и не ошибся.

На противоположном склоне оврага, где собирались почитатели Толкиена, стояло одиннадцать или двенадцать крепких коротко стриженных парней лет двадцати пяти в черных кожаных куртках с металлическими бляшками. Большей частью это были не то кавказцы, не то какие-то другие азиаты, коими кишела Москва. Впрочем, попадались молодчики и с вполне рязанской наружностью. Но это не прибавляло их физиономиям ни толику интеллекта.

Кто-то покуривал сигаретку, кто-то постоянно сплевывал под ноги. Среди этой шпаны Игорь моментально выделил главаря с серьгой в ухе, изображавшего из себя невесть что, он сосал пиво из банки. Не вызывало сомнений острое желание чужаков поразмять кости на вшивой интеллигенции. Теперь уже не только Игорь, но и все остальные участники сборища всей кожей ощутили витавшую в воздухе агрессию.

Эльфийские песни разом смолкли, когда щелкнула кнопка магнитофона и блатной голос начал что-то про "хрупкую девчоночку", которую снимают на ночь.

"Да здравствует интернационал всех люберов мира!" – подумал Игорь. Он понимал, что мало кто из здравомыслящих "эльфов и хоббитов" способен сейчас дать отпор, а драка была неминуема. Он управился бы и один, если бы все лишние покинули овраг. Но входило ли это в планы "кожаных курток".

– Эй, телки! Пошли с нами! Ваши хлюпики только языком лялякают.

Толкиенисты, не склонные к полемике, стали собирать вещи и покидать обжитое место.

– А то, может, помахаемся чуток? А, пацаны! Ну, мужики вы или нет? усмехнулся главарь, поглаживая перчатку с кастетом.

– Можно и помахаться! – сказал Инегельд, вставая рядом с Игорем. Бородатый, что пел под Высоцкого, присоединился к ним. Троицу тут же окружили.

– Ладно, мужики. Чешите отсюда. И чтоб через минуту ни вас, ни ваших телок здесь не было! – глянув на холодное лицо Инегельда сказал кто-то, и добавил такое изощренное ругательство, что на душе стало гадко .

– Отчего же. Ведь, обещали чем-то помахать? – Игорь двинулся на главаря.

– Червь? Атдай его мнэ! – попросил черный скуластый азиат, пробуя лезвие пальцем.

– Он твой, Кадыр. Это твоя территорияделай с ними что хочешь.

– Вэшайся, пацан!

– Не надо, мальчики! – истерично закричала сверху маленькая тонкая девушка с нелепой косичкой. Два "хоббита" держали ее, не давая вернуться, сами они испуганно поглядывали вниз. "Эльфы" застыли там же.

Игорь поймал руку с ножом на выпаде.

Кадыр беспомощно запрыгал рядом.

– Милосердие говорите? Будет вам милосердие! – он вырвал из грязных пальцев противника финку и отшвырнул ее. Лезвие засело в березе. Не выпуская кисти Игорь неожиданно очутился у азиата за спиной и, с хрустом переломив Кадыру руку, пинком послал его в грязь.

– Следующий!

– Зарэжу! – соплеменник Кадыра рухнул в мокрую от снега траву, сжимая пах.

Ватага, как по команде, бросилась на троицу. Бородач встретил первого смачным ударом в зубы, потом под дых, но дрался он неумело, наверное не практиковался со школы, сзади на него навалились еще двое, скрутили, повалили, и стали остервенело избивать ногами. Помочь ему ни Инегельд, ни Игорь не успели.

Работенка выдалась не из приятных.

Инегельд ушел от одного, уклонился от второго, третий пролетел мимо, но четвертому повезло меньше. Кулак скальда свернул ему челюсть, а заодно и нос. поднявшегося третьего Инегельд сразил локтем в солнечное сплетение. Тяжело дыша, оставшиеся отступили.

В этот момент Игорь схлестнулся с Червем, подходящее прозвище для падали. Наверное, главарь что-то когда-то изучал, но все его каратэистские движения на взгляд Игоря были не быстрее, чем бег черепахи. "Ярая сеча" Червя ошеломила , но он понимал– отступать поздно.

Перехватив ступню врага в толстом вонючем кроссовке у своего уха, Игорь почти было вывернул ему ногу.

Червя спасло лишь то, что рядом мешались два его подручных. Один из которых вскоре получил "по салазкам" и решил убраться подальше.

Теперь их оставалось двое против шестерых, не считая "однорукого" Кадыра. Бородач лежал без движений.

– Слушай, зема! Оставь нам поговорить этого парня! – главарь указал на Игоря– Мы к тебе больше вопросов не имеем!

А Инегельд даже не усмехнулся. Его невозмутимое холодное лицо озадачило "кожаные" куртки. Инегельд даже не ответил им! Молчание длилось не долго. Понукаемые главарем, они кинулись к Игорю, но первый натолкнулся на "соколика" и присел передохнуть. Инегельд подсек второго. В это время Кадыр, неуклюже прислонившись к дереву, выстрелил из переделанного под боевой, Игорь знал даже это, вороненого пистолета. Затем еще раз... При третьем выстреле дуло разворотило розочкой.

Трудно промахнуться с пяти– шести метров. Трудно. Но и это вполне возможно. Первая пуля завязла в осине за спиной Инегельда, зато вторая удивительным образом обожгла главаря, прошив мякоть левого предплечья. Тот вскрикнул, ужаленный.

Грязно выругался. Кадыр виновато ссылался на рикошет.

К сожалению острое желание примерно наказать мерзавцев Игорь больше не сумел удовлетворить, потому что с криком "ура" к месту схватки спешили толкиенисты, сжимая свое деревянное оружие. Бритоголовые разбежались.

– Не сердись на них, Ингвар! Они еще не пережили свой страх. Им это только предстоит сделать. Нынешняя победа – лишь первый шаг, – рука Инегельда легла на плечо.

– Мне нужно многим поделиться с тобой.

Сколько же веков прошло? Что ты здесь делаешь?

– Я все про тебя знаю, Ингвар. Не спеши, и Он снова призовет тебя к себе на Перекресток, обозначив Тропу.

– Кто?

В ответ скальд лишь гулко пропел:

Всем, кто чтит Альфэдра*, Кто превозносит Скульд, Сквозь Химинбьерг к престолу Будет дарован путь.

– Что касается моих дел – не тебе одному было дано вершить миссию. И вот, я здесь. Так предназначено. Так нужно для возрождения Арконы!

– О чем ты? Оглянись! Какое возрождение, Инегельд?

– Времена мракобесия не пройдут сами собой, Игорь!

– А вы здорово сражаетесь! – подбежала к ним восторженная девчонка лет пятнадцати.

– Кажется, Драгомир ранен? – обеспокоено спросил скальд.

– О, у него с этого дня прибавится воздыхательниц. Вон как хлопочут.

Игорь оглянулся на бородача, тот уже пришел в себя.

– До скорой встречи, братья! Сегодня я покину вас, но на той неделе мы снова встретимся! – громко попрощался с общиной Инегельд, запахнувшись в серо– зеленый широкий плащ.

– Я с тобой!

– Нет, Ингвар! Сегодня нам в разные стороны. Останься с ними на крайний случай... И вообще, лучше останься с ними.

– Мы еще свидимся?

– Велес знает, – молвил скальд, и Игорь ответил на крепкое рукопожатие.

Инегельд помахал "эльфам" и зашагал прочь. Его силуэт быстро затерялся средь голых стволов Нескучного сада.

– Он всегда так, – тихо сказала эльфийская принцесса– Хотя он наш предводитель, но никому не известно, кто Инегельд на самом деле. И даже номера его телефона никто не знает. Он приходит и уходит.

– Его в самом деле зовут Инегельдом...

Ну, идем к остальным? – кивнул Игорь девушке, и спрятал в карман куртки окровавленную кисть.

Но это была чужая кровь.

Зло должно быть наказано! Так решено, И иного не будет пути.

Хоть землею могильной одних занесло, А другие страшатся идти...

Пусть одним в этой схватке сломали хребет, А иным посулили венец, Кто-то струсил в надежде слепой– уцелеть Только в сказках счастливый конец.

Помни истину друг! Каждый час, каждый миг, Видя зло – от него не беги, Чтоб тебя самого Вечный Враг не настиг...

Семимильны у Смерти шаги!

Ты прими этот мир таковым, как он есть, Впрочем, часто подводят глаза:

Корысть, ненависть, глупость, зазнайство и лесть – Им железным мечом не грозят.

Этим пуганы слуги Мелькора не раз, И пожалуй, привыкли они.

Лишь сразившись немедленно, здесь и сейчас, Душу ты в чистоте сохранишь!

Кто смирился – о тех скальдам саг не писать:

Имя их быльем поросло, Ведь, само отрицание Зла – Первородное, главное Зло.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ИДЕТ ОХОТА НА ВОЛХВОВ

Кольцу Измены цвет не дан,

Но все цвета – его.

И тот, кто блеск его познал,

Меняет естество.

Так станет зверем человек,

Шутом – мудрец седой.

И только чистая вода

Останется водой.

(С.Яковлев)

"Математика, имея целый ряд определенных достоинств в качестве абстрактного внутринаучного языка– посредника, является однако той самой ужасающей гуманитария Великой Китайской стеной, что навсегда разделила искусство и науку. Взобраться по ней дано лишь избранным.

– Объясните-ка мне физическую суть полинома! Нет, можно что-нибудь попроще – например, пустое множество.

Но сколь ты не проси, даже если кто-то удосужится пуститься в разъяснения– большинством ученых такая просьба будет отклонена. Их каста оперирует искусственным тайным языком избранных, языком высших жрецов науки. Мы с ними разных религий. Они поклоняются Объективной Истине. Но лишь единицы из них реально понимают то, чему поклоняются многие.

Культовые приборы предназначены для беседы с этим Богом, ученые пишут учебники и справочники– эти священные тексты Науки... Спрашивай, как предписано– и Бог ответит своему служителю, открыв ему истину. Она станет собственностью жрецов от науки и по прежнему остается секретом для непосвященных, тайной за семью печатями.

Бог науки жесток и непреклонен.

Объективная Истина, значит, не зависящая от человека, от его мыслей, движений души, от его воли и слабости. То есть имя ему– Бездушие!

Но бог – это Истина, бог – это Правь, Справедливость, которая живет в каждом из нас, а не только в высших жрецах. Ее познание возможно лишь путем сопереживания. И из этого следует, что объективная истина не столь уж и объективна, как это кажется. Она связана с нами и, значит, от нас зависит.

Так стоит ли без толку стоять на рубеже, за которым либо наука и религия, признающая первенство духа, личности, сольются воедино, либо наука в одиночку приведет нас к Апокалипсису? Стоит ли ждать, пока все наконец осмыслят перспективы такого синтеза и дорастут до него.

Магия Воли– вот ответ на этот вопрос.

Она практична, подобно математике, она столь же духовна, как и религия. Нельзя сидеть сложа руки и спокойно смотреть, ибо сила еще повсеместно торжествует над разумом, золото – над нравственностью, кажущееся милосердие– над справедливостью, а рассудок сковывает искренние чувства. Эта магия имеет главное существенное отличие – каждый постигает ее только сам и использует тоже сам, один и единственный.

Маг – это тот, кто внешнюю разноголосицу обращает в собственную внутреннюю гармонию. Когда-то его именовали волхвом ..."– тусклый экран компьютера вспыхнул и погас.

– Хорошо, что успел сохраниться! – похвалил себя Игорь– А вообще, пора отказаться от машины. Человек гораздо более совершенный инструмент. Вот, например, персоналка не может без электричества, а я продолжаю думать, как ни в чем ни бывало... Так, но зачем отключать свет? Себе же вредить! Эй, господа!

Я знаю, что вы скоро будете здесь. Но знаете ли вы, что в темноте мне даже сподручней...

Элементаль тревожно запульсировал.

– Экие вы неотвязчивые! – подумал Игорь, опускаясь в кресло в дальнем углу комнаты.

В дверь осторожно постучали. Но он был бы глупцом, если б считал противников дураками, способными два раза ловить дичь на одну и ту же приманку. Скорее всего – таков фирменный знак Братства. Звонок мешал. Игорь нараспев прочитал формулу Быстрого Перехода и, миновав стену, выглянул в коридор.

На лестничной площадке стояли двое. Один был не знаком, зато второй оказался тем самым милиционером, что вел давнее дело о покушении на жизнь Игоря. Этого второго на самом деле звали Гавриилом. По отношению к спутнику он держал себя на редкость предупредительно, так что Игорь сосредоточил внимание именно на нем.

– Магистр, я уверен, он там. Мы не могли оплошать!

– Не хватало только, чтобы еще и прецептор допускал ошибки.

– Дайте-ка я?

– Не надо стучать. Соседи сбегутся.

– Не сбегутся, Петр Иванович. Кому охота в полной темноте, да еще и в наше неспокойное время, совать нос в чужие дела. Они подумают – монтеры.

Просканировав содержимое их карманов, Игорь убедился, что пришельцы не вооружены, хотя другие "братья"

могли затаиться внизу: – Если второй уйдет, я пожалуй, побеседую с первым– подумал он.

Словно услышав эту мысль, Гавриил еще что-то сказал Магистру, а чтоИгорь так и не расслышал, и начал спускаться по лестнице.

– Ну, наконец-то! А мы уж заждались! – обрадовался Петр Иванович, когда дверь приоткрылась и на него глянуло заспанное лицо недоумевающего жильца. Сонливость всегда обнаруживалась при Переходе Назад. Но сейчас это Игорю было даже на руку.

– Вы ко мне?

– К вам Игорь, к вам?

– А с кем имею честь...? – зевнул он.

– Вероятно, мы знакомы с вами, но заочно. Я представляю Братство, и меня зовут Петр Иванович, – некрасивые, точно у насекомого, глаза Магистра, еще более увеличенные линзами очков, уставились в переносицу.

– Пожалуйста, проходите! – Игорь выдержал этот взгляд и, пропустив гостя в прихожую, затворил дверь двойным засовом, – К сожалению, нас тут только что обесточили...

– Не надо, Игорь! Вы ведь прекрасно знаете, почему не горит свет.

– Неужели вы думаете, Магистр, что нет других способов стереть с диска информацию?

– Я вижу, разговор будет длинным и тяжелым.

Тут Магистр как-то странно вздрогнул, может от того, что радио выдало сообщение о террористах, взорвавших в Индии какой-то древний храм. Игорь щелкнул кнопкой, чтобы не отвлекаться:

– Нe, если сам Магистр посетил мое скромное жилище– возможно, мы найдем общий язык? Тоник?

– Спасибо, если не затруднит, кофе.

– Увы, кофе я не пью и не держу.

– Ну, тогда, мы просто поговорим.

– Прошу... Вот кресло. усаживайтесь поудобнее.

Последовав приглашению, Магистр опустился в кресло, которое испуганно заскрипело под его тяжестью.

По-европейски положив ногу на ногу, Петр Иванович осведомился:

– Так, с чего мне лучше всего начать?

– Наверное, с самого начала? – предложил хозяин, наблюдая, как покачивается вверх и вниз ступня собеседника.

– Видите ли, Игорь! Экстремальные ситуации, типа развала Советского Союза и перестройки, заставили многих наших ученых активно подключиться к текущим процессам.

Выходить на мировой уровень, предлагать свои продукты, фундаментальные работы и выигрывать деньги – согласитесь, это тоже бизнес, только интеллектуальный.

– Слово бизнес слишком западное.

Впрочем, извините...

– Ничего... Я вовремя понял, что скуля в жилетку, жалуясь на нехватку средств, оборудования и т.д. – ничего не добьешься. Ничего! Даже если эта страна будет очень богата. Ведь главное богатство сейчас – это не природные ресурсы, в этом случае Европа просто нищая, а интеллект. Ум человеческий, пытливая мысль на гладких рельсах начального капитала. Я понял, что еще выгоднее использовать наработанный материал в своих целях и в целях, конечно, Братства.

Реальную Власть имеет тот, кто не только владеет информацией, но и способен ее произвести, а потом и воплотить в нечто более материальное.

На Западе эти процессы давно раскрутились и набрали обороты. У них наука – это по-прежнему способ удовлетворения любопытства отдельных людей, но вовсе не за счет государства, как ранее. Группы вольных ученых, объединясь, давно уже способны сами ставить необходимые им опыты, владельцы крупных капиталов давно догадались вкладывать в этих ученых.

Игорь рассматривал Магистра, а тот наблюдал за Игорем и при этом говорил, неспешно, совершенно без эмоций, словно, давно заучил свою речь, да и наскучила она ему порядком. Игорь обратил внимание на паучьи пальцы, переплетенные куполом поверх острого колена. Такая посадка лишний раз подчеркивала все непропорциональности тела, доставшегося Петру Ивановичу.

Очевидно, телесные недостатки с избытком компенсировал его острый ум.

– Ошибочно считается, что в условиях здоровой конкуренции мигом обнаружится, кто есть кто. Например, среднестатистический московский доктор наук, хороший ученый, умница, но не предприимчивый, он сидит себе в кабинете, читает журналы да газеты, пишет статьи, участвует в конференциях и все. Все!? Да, он мигом потеряет свое профессорское кресло в результате сокращения, как неперспективный. Другой – который активный, быстро перестроился, он стал не только думать о науке, он стал экономистом, менеджером наконец, он начал считать деньги, стал интересоваться, как их зарабатывать и на что их потратить– вобщем человек приспособился к рынку. У такого ученого зарплата будет ну в три, ну в четыре, максимум– в 10 раз больше, чем к первого. Естественно у предприимчивого профессора, если над ним нет чиновника, денег и на науку хватит, следовательно, будет и аппаратура лучше, и реактивы качественней, а значит и результаты экспериментов точнее, выше, достовернее. Это самая простая модель "выживания" науки в современных условиях, предложенная нам правительством. Запад мол давно уже живет по такой системе, и, до сих пор не "загнил". А почему? Да просто потому, что там научились быстро внедрять изобретения, а вовсе не из-за того, что их профессор выполняет подобно нашему несвойственные функции. Нет, ученому не следует ходить с протянутой рукой, он не должен также, если не хочет, заниматься торговлей, его должны снабжать материалами, он будет производить и разрабатывать идеи.

Должно все-таки существовать разделение труда!

– Я совершенно согласен с вами.

– И вот, представьте себе, Игорь, – вдруг увлеченно продолжил магистр, доставая из нагрудного кармана пиджака ослепительно белый платок– что в какой-то момент этому второму относительно молодому ученому с европейским именем приходит в голову идея: "А какого черта мне с моими чудными мозгами ишачить на государство, когда я могу неплохо жить и без него. И зачем это мне надо шевелить сонных сотрудников, ставить их в такие условия, при которых им было бы невыгодно сидеть в лабораториях и пить чай с нытьем пополам?" Собираю я десяток таких же пробивных товарищей, кто-то программист, кто-то физик, есть и экономисты... Говорю им, все зависит от нас, но система, по которой мы с вами поднимемся из пепла, будет вот такая... Да, вы, читали?

– Ознакомился.

– Как только появилась электронная сеть, персональные компьютеры ученому вовсе не обязательно переезжать в чужую ему страну. Потом я вижу, что больше пользы будет, если наши предприимчивые умники поделятся с собратьями. У людей разные характеры, кто-то флегматик, кто-то импульсивный человек. Рынок выкинул из институтов очень даже неглупых людей, только потому, что они не успели быстро сориентироваться. Многие озлобленны. Кто-то уже теряет квалификацию...– Магистр громко высморкался, будто бы подчеркивая свое полное безразличие к происходящему– У нас ведь была масса всяких НИИ, которые не опубликовали ни одной работы за рубежом, потому что работали на оборонку. А кому нужны сейчас подобные учреждения?

Я приглашаю лучших, убежденных, заядлых с их секретами и сумасшедшими идеями и говорю. Ребята! Вот деньги – работайте! Но кукиш государству! Все, что придумаем вместе – пойдет на благо нашего Братства. Лучшие патентоведы вас защитят. Лучшие адвокаты выиграют любое дело. Банкиры Братства не осмеют вас обсчитать, ибо они понимаю, что живут вашими мозгами, а вы– их изворотливостью. К вашим услугам, господа изобретатели, новейшие машины, опытнейшие программисты и взломщики.

– Тогда уж, договаривайте– известнейшие журналисты, киллеры, или кто еще...

– Зачем же вы так? Естественно, в тех случаях, когда в рядах Братьев нет профессионального исполнителя какого-либо проекта Братства, он нанимается Магистром со стороны за соответствующую плату из долевых Фондов....

– А откуда взялись деньги? – нескромно спросил Игорь.

– Все началось в девяносто первом с нескольких интеллектуальных программ из области искусственного интеллекта. Хороший софтвер, а особенно нау-хау к нему, стоит не меньше 300 тысяч долларов. А пионерские работы и того дороже. Так я заработал первый миллион. Открыл фирму в Бельгии. И вообще, вы не думайте, что мы первые пришли к мысли о Братстве. Еще десять лет назад оно было, оно процветало в США и Канаде. Мы влились в их круг на равных правах, потому что лишь ученый может оценить труд другого ученого, как повар – труд собрата.