Текст книги "Фантастика 1981"

Автор книги: Дмитрий Биленкин

Соавторы: Валерий Демин,Андрей Дмитрук,Борис Лапин,Ходжиакбар Шайхов,Сайд Чахкиев,Николай Курочкин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)

Он не знал, что уже давно нет дома, в котором он прожил более тридцати лет, нет того зеленого дворика, по которому он шел сегодня утром, нет арки между домами, самих домов, улицы, гастронома…

Он не знал, что от города, с которым была связана вся его жизнь, остались одни памятники…

Он не знал, что нет больше его фронтового друга, к которому собирался зайти, нет его знакомых по подъезду, нет вообще всех тех людей, которых он знал или о которых когдалибо слышал…

Старик не знал, что и сам он умер давным-давно, в начале далекого двадцать первого века, когда люди не научились еще побеждать все болезни, не научились бороться со старостью…

Он не знал, что люди, которых уже нет в живых, предоставили ему возможность еще раз увидеть солнце, землю, мокрую траву, серебряный волосок паутинки в прозрачном осеннем небе…

Он не знал, что пролежал сотни лет в тесной камере, по трубам которой циркулировал жидкий гелий, пролежал обезвоженный, с физиологическим раствором вместо крови, пролежал до того времени, когда люди уже могли излечивать все болезни, могли бороться со старостью.

Но люди не знали, как он воспримет резкий переход в незнакомый, совершенно для него новый мир. Они не имели права рисковать, и поэтому они построили этот купол, под которым с помощью миллиардов тонких лучей, пакетов волн и сжатых, как пружина, сгустков силовых полей воспроизвели по старым фотографиям и.кинодокументам уголок старого города, в котором жил старик. Воспроизвели все до мельчайших подробностей: дома, деревья, автомобили, пешеходов, белые облака – желтый лист на мокром асфальте, и все это ничем не отличалось от настоящего – можно было руками потрогать ствол дерева и ощутить его шероховатость и тепло, поднять камень и почувствовать его тяжесть, поговорить с продавцом в магазине или с мальчиком, катящим колесо, и не заподозрить, что это всего лишь пакеты волн, переплетенные жгуты света, связанные воедино силовыми полями…

Старик спал в однокомнатной квартире на третьем этаже блочного пятиэтажного дома, и его сон охраняли старенький “Рекорд” с пыльным экраном, будильник на серванте, тихо мурлыкающий холодильник – привычные вещи нехитрого бытия.

Ему еще предстоит знакомство с людьми нового мира, и эти люди хотят, чтобы он не почувствовал себя среди них лишним.

Но это будет не сейчас, не сразу, постепенно…

Старик спал…

Последнему оставшемуся в живых солдату второй мировой войны снилось изрытое дымящимися воронками поле и истребители с красными звездами, летящие на запад.

СЕРГЕЙ МОГИЛЕВЦЕВ “Преддипломная практика”

Легко и свободно летели в небе большие белые птицы. Клубились над ними облака, колыхались внизу синие волны, и все это вместе спокойно и плавно скользило к самому горизонту. Туда, где, слегка касаясь воды, плыл корабль с наполненными ветром парусами.

Ощущение стремительного полета охватило людей. Им казалось, что не птицы и не корабль – плывет высокий скалистый берег, на котором они стояли.

Было прохладно. Легкий комбинезон Андрея совсем не защищал от порывов северного ветра. Капли соленой океанской воды падали на разгоряченное лицо. Он украдкой скосил глаза.

Лена Соколова, одетая в такую же, как у него, форму, стояла рядом…

Треугольник белых лебедей уплывал все дальше и дальше.

Фиолетовые тени ложились на плоскости сильных крыльев. Протяжное курлыканье плыло над океаном…

Стандартный параллелепипед лаборатории. Амфитеатр кресел. Кафедра. Над ней вспыхивающий последними электронными блестками большой объемный экран.

После необъятных северных просторов пространство лаборатории было тесным и неуютным. Воздух казался тяжелым и нестерпимо жарким. Кондиционеры работали на полную мощность.

В груди Андрея Кузнецова росло ощущение утраты. Утраты чего? Наверное, мечты, сбывшейся, материализованной, которую держал на ладонях, боясь поверить в ее реальность. Держал и… потерял. Унесло мечту, как пушинку, соленым северным ветром…

Профессор условной планетологии Петр Ильич Подоконников нетерпеливо постукивал карандашом о кафедру. Это постукивание заставило Андрея очнуться от своих мыслей.

– Прошу тишины, – сказал профессор.

Потом помолчал, окидывая всех внимательным взглядом.

– Итак, занятия в школе косморазведчиков для вас окончены. Сегодняшняя лабораторная работа была последней в нелегком пятилетнем курсе, который отделял вас, вчерашних школьников, от завтрашних дипломированных специалистов.

Преддипломная практика – вот последняя преграда на пути к настоящей, творчески насыщенной жизни.

Андрей посмотрел на Соколову. Она вытирала глаза рукавом комбинезона. Потом неожиданно всхлипнула – среди всеобщей тишины это было похоже на приглушенный всплеск океанской волны.

– Особое внимание я обращаю на следующий факт, – сказал профессор, строго поглядывая на Соколову. – Ни в коем случае нельзя считать материализованные картины чем-то реалбньш, существующим на самом деле. Пусть вас не смущают океанские брызги, которые солены на вкус. Или парусное судно, на котором можно уплыть к неведомым землям. Все это существует в пространстве и времени художественного вымысла, автора, написавшего картину. Вы будете жить и работать среди этого сказочного мира, но потом вернетесь сюда, в настоящее! А после окончания школы полетите к звездам. Полетите открывать новые, теперь уже реальные звездные миры. Кстати, Соколова, как называется это полотно?

– “В голубом просторе”. Художник Аркадий Рылов, начало двадцатого столетия, – сказала Елена и опять всхлипнула.

В школе косморазведчиков очень много времени отводилось для изучения эстетики. Изучали ее по старой, но испытанной схеме:

1. Эвристическое оперирование пространством – курсанты умели образно, в ярких красках представлять себе самые различные пространства – четырех, пяти и шести измерений, пространства “черных дыр”, замкнутых сами на себя, гигантских коллапсирующих масс… Могли мгновенно заменить в своем воображении одно пространство другим. Могли зарисовать на объемном экране любую из своих мысленных картин.

Возможно, что в будущем удастся заменять реальное пространство пространством человеческого воображения. Но это будет в будущем, а готовиться к этому нужно сейчас.

2. Изучение классики на примере лучших образцов античного и национального изобразительного искусства.

3. С помощью фантастической живописи…

Андрей долго бродил по музеям и художественным выставкам Москвы. Два раза слетал даже в Ленинградский Эрмитаж.

Но потом окончательно остановился на Третьяковке. И наконец, сделал свой: выбор. Художник Виктор Васнецов. Последняя четверть девятнадцатого века. Картина называлась “Аленушка”.

Чем его привлекло это грустное повествование о простой крестьянской девушке? Он и сам не знал. Но так сжималось сердце, когда глядел он на суровый осенний пейзаж, на съежившуюся фигурку у берега лесного озера.

Хотелось помочь.

Были и другие соображения. Будущий исследователь новых планет, затерянных в бездонных глубинах космоса, мог вcтретиться с любой, совершенно невероятной формой жизни. Умение общаться, умение найти единственно возможный вариант контакта, способность не нарушить, не порвать тонкую паутинку взаимопонимания – вот что требовалось от посланцев Земли. А что может быть подчас невероятней, причудливей неуемной фантазии художника? “Аленушка” – это еще цветочки.

Когда были материализованы картины абстракционистов, это стоило жизни нескольким земным ученым. Некоторые же картины вообще было запрещено материализовывать. Они изображали или четвертое измерение, выбраться из которого было уже невозможно, или недра нейтронных звезд, или раскаленные первозданные пейзажи молодых планет.

Да, иногда внеземные ландшафты просто бледнеют перед людской фантазией!

Что же касается “Аленушки”, то вполне возможно, что она напоминала Андрею Соколову Лену.

Впрочем, он не хотел признаваться в этом даже себе…

В запасниках Третьяковки получить объемную голографическую копию картины не составило никакого труда. Дирекция и школа курсантов сотрудничали уже не один десяток лет. Ему даже помогли доставить контейнер с грузом прямо в лабораторию: на несколько дней она переходила полностью в распоряжение Андрея.

Он установил голограмму в специальные зажимы материализатора.– Настроил лазерный проектор. Обернулся и помахал на прощание рукой столпившимся в дверях друзьям.

Потом включил рубильник.

– Ни пуха… – раздалось где-то очень далеко.

Преддипломная практика началась.

Дальние космические полеты показали, что развивать воображение и художественный вкус не менее важно, чем изучать спиральные рукава галактик.

Оказавшись в замкнутом пространстве корабля, космолетчик через год-два начинает испытывать настоящий голод по художественной информации, который не в силах утолить ни голографическая библиотека, ни объемное кино. Оказалось, что нужно совсем особое пространство, в котором человек чувствует себя как дома, в которое он мог бы входить или выходить по желанию как герой или как персонаж, перевоплощаясь частично или полностью, испытывая радость, гнев или неприязнь совсем как на Земле.

А как изучать это пространство живописи, как не на лучших образцах классики?

Да, космолетчикам нужно изучать все предметы, а живопись в первую голову!

В школе рассказывали о курьезе – о случае с капитаном Бакинцевым. Его космолет неожиданно оказался в зоне действия “черной дыры” 2Х-258, которую ласково называли “Отдохнешь – не пожалеешь”. И ни один прибор не проверещал об этом, потому что в то время приборы еще не реагировали на “черные дыры”, а встреча с ними казалась невозможной.

И вот Бакинцев почувствовал: что-то не то. Ему живо представилась одна из картин Васнецова. Позже он рассказывал, что именно картина каким-то непонятным образом заставила его насторожиться. Эта воображаемая картина чудесным образом создавала настроение тревоги. И Бакинцев вынырнул со своим космолетом. А позже Берест обосновал это новое пространство и постарался, чтобы оно стало привычным.

* * *

Исследователь иных миров должен уметь все. Он должен быть сильным и смелым. Обладать молниеносной реакцией.

Или, если это требовалось, проявлять противоположные, но не менее ценные свойства характера: чуткость, умение сопереживать.

Аленушка сидела на мокром камне у берега небольшого лесного озера. Собственно, его трудно было назвать даже озером – так, большая лужа, поросшая камышом.

Дул ветер. Было сыро и холодно. Рыжие волосы растрепались по детским плечам, свисали к самой воде. Взгляд грустный, печальный. В углах глаз застывшие слезы.

Через несколько минут Андрей выйдет ей навстречу из темного леса. Не как добрый принц – он не имеет права ее ничем одаривать, – а как простой путник. Странник. С котомкой за плечами. Как живешь? Кто родители? Потом попросит проводить его в деревню. Заночует в чьей-либо избе. Поживет там несколько дней. Потом вернется назад, привезя с собой видеокассеты и магнитофонные записи. После этого он получит диплом…

У нее не было родителей. И деревни тоже не было. Была одна беспросветная тоска. Сколько она так сидит? Она не знает.

Сколько себя помнит, столько и сидит. Сидит и плачет.

Елена Соколова, грустная, с растрепанными волосами, в простом крестьянском платье, сидела на сыром камне.

И он не выдержал.

– Подожди, я сейчас вернусь, только не уходи никуда.

– Куда же мне идти? – улыбнулась она.

– Лаборатория была пустой – его не ждали так скоро.

Лихорадочно закрутились ручки настройки. Негодующе загудел лазерный проектор. А Андрей уже не мог остановиться.

Он схватил электронный карандаш и начал рисовать прямо на экране, изменяя содержание картины.

В глубине экрана замелькали разноцветные пятна. Стала шире лесная поляна. Потеснилась сплошная стена деревьев, дав место сказочным коттеджам-теремам. Озеро сделалось больше.

Берега его красиво выложены аккуратными замшелыми камнями. Несколько мостков и причалов прорезали тихую ровную гладь.

Андрей слегка повернул,ручку усиления звука. Послышалась тихая музыка, чьи-то приглушенные восклицания, смех.

Потом он сместил точку обзора. Изображение поплыло куда-то вниз, открывая новые перспективы: девственный лесной массив, поляна, а на самом ее краю, между двумя соснамивеликанами, надпись: “Зона отдыха “У озера”.

Сказочная картина уплывала все дальше и дальше, и уже с трудом можно было различить маленькую фигурку, сидевшую у самой кромки воды…

– Вы ищете Лену? Она у озера вживается в образ. С нее будут писать картину, – сообщила Андрею какая-то женщина. – Пойдемте, я вас провожу… Лена, тут к тебе пришли.

– Ко мне? – обернулась девушка, тихо сидевшая на покрытых мохом камнях у берега озера. На Андрея смотрела Аленушка, но уже не Васнецова и даже не Соколова, однако чем-то неуловимо похожая и на ту и на другую.

– Ко мне? – повторила она.

Они молчали.

– Скажите, какое сегодня число? – спросил Андрей первое, что пришло ему в голову.

– Четвертое августа тысяча девятьсот семьдесят девятого года,– ответила она.

Андрей не вернулся в положенный срок. На лабораторном столе осталась записка: “Не ждите. Остаюсь в пространстве картины. Время – конец двадцатого столетия”.

Это было совершенно непонятно. Картину “Аленушка” Васнецов написал в 1881 году. Может быть, Андрей ошибся и перепутал девятнадцатый век с двадцатым?

Его долго искали. Посылали не одну группу спасения. Но в сыром осеннем лесу люди увидели озеро, поросшее камышом, а около озера камень. На камне сидела девушка в простом крестьянском платье. Звали ее Аленушка. Сидела она так очень долго. Сколько себя помнит, столько и сидела. Человека, похожего на Андрея, она никогда не видела. И вообще никого никогда не видела. Ни разу в жизни.

Сколько ни искали вокруг, так ничего и не нашли.

Ближе всех к разгадке тайны исчезновения Андрея подошел профессор условной планетологии Петр Ильич Подоконников. Во время вручения дипломов об окончании школы косморазведчиков он сказал:

– Жалко Кузнецова. Но никогда из него не получился бы хороший косморазведчик. Споткнулся на первом же препятствии – не смог отличить реальность от вымысла.

После этих слов Соколова почему-то отвернулась и всхлипнула, вытирая глаза рукавом комбинезона с эмблемой школы: сказочная неисследованная планета узорным теннисным шаром лежит на ладони человека.

ВЛАДИМИР ПАВЛОВ На острове

Капитан-наставник оглядел шеренгу притихших ребят и строго скомандовал: – Вольно! – А потом тихим каким-то голосом, совсем подомашнему продолжил: – Ну что ж, дети мои. Всем вам присваивается первое звание.”космонавт-стажер”. Не правда ли, время пролетело быстро? Всего за два месяца вы получили четыре триллиона единиц информации, в сотни раз больше, чем любой человек в прошлом, двадцатом, веке мог получить с помощью кинофильмов, книг, телевидения, газет, радио за год. Как вы знаете, наша школа экспериментальная. Информация подается вам непосредственно в мозг, минуя органы чувств.

– Разрешите, капитан! – сказал Вадик. – Зачем нужна такая скорость усвоения материала?

– В конечном счете для того, чтобы экономить время.

– А зачем экономить время?

– Чтобы осваивать новые галактики.

– А зачем?

– Знаешь что… Ты все-таки подключись к сто двадцать пятой программе суперстереовизора, малыш, она тебе все изложит.

– Знаю. Но мне хочется, чтоб это объяснили вы.

– Программа объяснит тебе историю освоения галактики, цели и задачи быстро, четко, без лишних деталей и в то же время подробно, конкретно, в красках и даже со всеми запахами.

– Мне не нужно в красках и вообще в готовом виде.

– Ты, наверное, соскучился без мамы, малыш, потому и нервничаешь. Получилось, что я над тобой подшучиваю, но я просто констатирую этот факт: вы оторваны от родных и друзей, от дома, такая оторванность необходима. Видишь, как многословен и неточен в формулировках человек. Программа объяснит тебе это гораздо лучше… Всем разойтись. У кого вопросы – останьтесь.

Капитан-наставник подошел к Вадиму, отечески погладил его по голове:

– Ты меня беспокоишь, мой мальчик. Наверное, ты переутомился.

– А у меня такое чувство, будто я пробездельничал два месяца, – ответил Вадим, – будто я просто аппарат для хранения информации.

– Чем же ты собираешься заняться в каникулы?

– Конструированием… информационной машины.

– Еще одной? Тебе мало информационных машин, которыми буквально напичкана наша школа? Чего же ты хочешь?

– Нужен принципиально новый источник информации, – начал Вадим, торопясь и волнуясь, – который имел бы следующие параметры. Первое. Регулируемая скорость подачи информации. Пусть даже небольшая. Второе. Возможность свободного поиска в информационном массиве.

– Зачем ползать по всему массиву взад-вперед? – удивился капитан-наставник. – Лучше осваивать его быстро и методически сразу от начала и до конца. Это же логичнее.

– Мне надоела логика! – закричал Вадим. – Извините… Я хочу думать над тем, что узнаю, хочу сам определить главное, отбросить лишнее. Итак, третье. Хочу, чтоб для считывания информации не требовались сложные приборы типа голографических датчиков или плазмотронов. Четвертое. Чтобы не требовался мощный источник питания, и вообще аппарат должен быть портативным и автономным. Это пятое и шестое. А отсюда седьмое. Носитель информации должен быть достаточно прочным, не бояться вибрации, воздействия пси-полей и тэ дэ. Чтоб я его мог взять в путешествие куда угодно. Короче, вся конструкция должна быть надежной и аппарат транспортабелен. Это восьмое и девятое.

– Ты придумал невозможное, – вздохнул капитан-наставник. – Каждое в отдельности требование выполнимо, но все вместе… Я не знаю такого источника информации. Его попросту нет.

– Вот я и собираюсь его сделать! – вскричал Вадим.

– Попробуй, – серьезно сказал капитан-наставник. – Но давай сначала спросим нашу машину. В ее гигантской памяти собраны не только описания всех информационных машин, но и образцы многих из них. Вдруг она найдет нечто похожее?

…Капитан-наставник нажал девять кнопок. Машина долго гудела, затем зажглись десять лампочек, потом шторка с надписью “Образец” раздвинулась, и на стол мягко лег небольшой плоский ящичек.

– Невероятно! – Капитан-наставник осторожно взял в руки эту коробочку. Верхняя и нижняя стенки ее несколько выступали с трех сторон. Четвертая, более узкая, сторона была несколько закругленной формы. На нем не было видно ни клавиш, ни кнопок управления.

– По-видимому, управление телепатическое, – сказал Вадим.

Он осторожно мизинцем попытался приподнять верхнюю панель, она легко поддалась. Под ней не было никаких кнопок для управления, сверху лежала очень тонкая белая гибкая пластинка, на которой была выгравирована, а может быть, нанесена еще каким-то способом цепочка микроэлементов в виде значков, крючочков, черточек. Вадику показалось, что эта пластинка лежит неплотно, один ее уголочек чуть-чуть отстает, и под ней лежит другая пластинка того же формата. Вадик подцепил ее ногтем и попытался вынуть из ящичка. Но она не поддавалась. Тут он понял, что пластинка закреплена с одной стороны. Он слегка приподнял ее и под ней обнаружил такую же пластинку, сплошь покрытую значками-элементами: кольцами замкнутыми, разомкнутыми, черточками, крестиками, параллельными линиями…

– Похоже на электронные печатные схемы, капитан, – сказал Вадим. Капитан смущенно молчал.

– Печатные схемы активно применялись в конце прошлого столетия, – заученно продолжал Вадим, – для передачи информации, но для хранения нет. Здесь где-то должен быть магнитный диск или лента. Нужно спросить машину, – и Вадик нажал кнопку с надписью “Описание образца”.

Ответ машины был такой: “Книга. Как инструмент хранения и передачи информации уникальна. Имеет следующие достоинства. Регулируемая скорость подачи информации, возможность свободного поиска в информационном массиве, простота считывания информации, портативность…”

– Как я не догадался! – воскликнул капитан. – То, о чем ты говорил, это, конечно, книга!

– Но как мне быть? – спросил Вадик. – Я не умею читать! Нас научили читать мысли, но не научили читать книги.

– Лев Толстой, “Детство”, – медленно, по слогам прочел капитан. Он был в замешательстве. Хотя программу обучения составлял не он, но, как любой честный человек, капитан чувствовал за нее ответственность. – Понимаешь, сначала надо изучить азбуку…

– Азбука, азбука, – пробормотал Вадик. – Слово незнакомое, но где-то я его слышал… Слово “азбука” от первых двух букв кириллицы: “аз” и “буки”.

– Ты молодец, Вадим! Эта книга тоже написана кириллицей. Когда я был в твоем возрасте, кириллицу изучали в начальной школе. Знаешь, много было споров, кто придумал кириллицу. Сначала считали, что просветители Кирилл и Мефодий на основе византийской азбуки… Впрочем, с самого начала многих смущало то, что в кириллице уже в IX веке было сорок четыре буквы, в то время как в византийском алфавите только 25. Потом оказалось, что она произошла от еще более древней азбуки, которая старше на несколько столетий… А в своей книге Кирилл сообщал, что видел “русские письмена”, но не описал их. Да, мы на нашем острове, наверное, поторопились отменить азбуку, ликвидировали книги и журналы. Ты прав, малыш! Самые совершенные средства информации никогда не заменят нам книгу, радость живого общения с творениями классиков. Что ж, придется войти с предложением в Комитет космонавтики об изменении нашей учебной программы.

ШКОЛА МАСТЕРОВ