Текст книги "Счастье за грош (СИ)"
Автор книги: Дия Бурова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)
ГЛАВА 13
– Ты же мог убиться! Волоцкий, с ума что ли спрыгнул?! Третий этаж! – бросилась она к Олегу.
– А лестница на что? – улыбнулся он, встречая Настю новым восхитительным поцелуем, который, должно быть, разработал как раз в минувшую ночь любви.
– Пожарная? – воззрилась она мужчину, едва они снова разомкнули уста.
– На всякий пожарный, – кивнул тот и, намекая на цветы, уточнил. – Ведро еще на месте?
– Чего с ним сделается, – улыбнулась Настя в ответ. – А розы откуда?
– Секрет фирмы, – откликнулся Олег.
Потом молча пили кофе и столь же молча поглощали вчерашние бутерброды.
– Мне всё равно в Москву, – произнёс он. – Ты, кажется, на Курской работаешь?
– В десяти минутах пешком от вокзала, – подтвердила она. – Это очень удобно. Села здесь на электричку, и два часа можно досыпать, или читать, или глядеть в окно, если лето. И назад…
– В поезде лучше не спать, – предостерёг Олег. – И вот так проходит жизнь?
– Я привыкла. И хотя зарплата не слишком большая, но зато нам положены библиотечные дни. И если на выходные навещать родителей, это очень удобно.
– Не менее пяти, если уж так посудить, часов в дороге, девять на работе. Остаётся еще десять, из которых семь или восемь уходят на сон, – подсчитал Волоцкий.
– А у тебя что, иначе?
Он промолчал. Потом встал и сообщил:
– Поехали! Жду тебя в машине. Если за полчаса выскочим из города, то на работе ты окажешься как ударник капиталистического труда.
– Мне нужно десять или пятнадцать минут, – уточнила она, выходя вслед за ним в одном халатике и тапочках на лестничную площадку.
– Без проблем, – ответил Олег и бесшумно двинулся по ступеням вниз.
Снова скрипнула соседская дверь.
– И чему тебя в школе учили! И куда только родители смотрели! – усовестила Настю бабка, неусыпно блюдущая добродетель и нравственность.
– За собой следите, – ответила она. – Не ровён час поскользнётесь и шею свернёте от любопытства.
Соседка поперхнулась и щёлкнула засовом.
А Настя вернулась к себе и, выбежав на балкон, ежась от морозца, глянула вниз. Там уже стоял Волоцкий, сматывая, как ей показалось, верёвочный канат.
– Безумец! – воскликнула она и принялась спешно собираться.
Уже на выходе лишний раз убедилась, в сумочке ли та самая визитка и «полезная мелочь». Помада и коробочка, и даже инструкция с предупреждениями, и, конечно, чёрная карточка с блёстками и веретеном на ней, всё было уложено в специальный кармашек, и решительно никуда исчезнуть не могло.
На айфоне была пара sms от матери с отцом с привычными фразами, и она отписалась в ответ коротко, что едет на работу, а оттуда в середине дня перезвонит. Ещё вылезло сообщение от Светки, точнее фотография в духе автопортрета – селфи. Они с Валентином посылали однокласснице воздушные поцелуи. Хотя задний фон был размыт, Настя живо поняла, это не «Дежавю».
В салоне, где она предпочла расположиться, было натоплено, и Настя тут же с наслаждением избавилась от длинной куртки, обнаруживая под ней женский чёрно-серый деловой костюм и почуяв заинтересованный, хоть и беглый, взгляд обернувшегося и снова очкастого Олега.
На дороге – по старому Симферопольскому он шёл на пределе разрешённого – Волоцкий был сосредоточен и немногословен. Словно компенсируя это, включил радио, но не слишком громко. Когда миновали Чепелево, немного расслабился:
– Успеваем, – сообщил Олег, и поправил сам себя. – Разве лишь на Садовом кольце можем теперь встать. В крайнем случае, нырнёшь в метро на Добрынинской.
– Хорошо. И всё же, где ты работаешь? – спросила Настя, как бы возвращаясь к недавнему разговору на кухне.
– Я только учусь, – признался он.
– На второе высшее? – удивилась она, потому как странно было в тридцать три ещё и учиться.
– Вроде того, – в его голосе почудилась смешинка.
– А тачка откуда?
– Выиграл счастливый билет. Правда-правда! – уверил Олег. – Мог бы сказать, что родители подарили, но я их опередил.
– Богатые, наверное, у тебя родители.
– Для них это мелочь жизни, а для меня – ещё и весьма полезная. Впрочем, все эти лотереи, сплошной обман. Разве только не каждого можно провести.
– Значит, ты не только везуч, но ещё и самонадеян, – обобщила Настя громко.
– Это у меня наследственное, – подтвердил Волоцкий.
Так и ехали, не касаясь интимных тем. Настю это более чем устраивало. И хотя посреди её комнаты в Серпухове всё ещё благоухали чудесные бордовые розы, она с грустью понимала, сказка близится к неизбежному завершению, и сказка эта с несчастливым концом.
Или «Кино» с Ретро-FМ навеяли на неё тоску, или считанные километры и часы, после которых она расстанется с Олегом ненадолго, а навсегда, да не всё ли равно.
– Какие планы на вечер? – спросил он, не оборачиваясь.
– Те же. После работы на Кривоколенный, а оттуда – домой.
– А на завтра?
– А завтра снова на работу… – вымолвила она, холодея, потому как давно въехали на Варшавку, и до расставания остались считанные минуты.
– Понятно, – выдохнул Олег и неожиданно перевёл разговор в новое русло. – А у тебя сексуальная причёска. Мужчины, наверное, сегодня будут так и падать.
Волосы у неё были забраны на затылке наверх, и, Настя, едва услышала, и не поняв, в шутку это Олег или всерьёз, невольно коснулась их и правой, и левой, прихорашиваясь.
– Да всё в порядке, – успокоил он и притормозил.
Чтобы не мучить ни себя, ни Волоцкого, Настя выскочила из авто и, помахав водителю, всем своим видом давая понять, что опаздывает, а на церемонии по случаю расставания времени нет, скорым шагом направилась к переходу. Олег тоже приподнял руку в знак прощания…
У проходной встретил заспанный вахтёр, ожидающий смены. С придирчивостью вохровца, хотя уже десять лет как «сутки через трое» выдавал Насте ключи, двинув очки на нос, он сверил фотографию на пропуске и оригинал.
– Получите и распишитесь в журнальчике, – прокряхтел дед, вручая ей коричневый пенал с номерками.
Настя машинально тряхнула опечатанную коробку. Там что-то подпрыгнуло и поехало по наклонной – всё на месте. Затем расписалась в отведённой ей графе, напротив своей неброской фамилии, как на «разновсяких» выборах, задом наперёд, и, направилась к лифту, старому, как и всё это здание, ещё с решёткой.
Её подпись в журнале оказалась первой. Олег не преувеличил и в очередной, хотя и последний, раз проявил на глазах Насти интеллектуальные способности.
Пустое здание, пустой зал, пусто и на душе.
Но иначе нельзя! Неблагородно с её стороны.
Скорей бы уж закончился этот первый рабочий, а вместе с ним и вся эта нелепая история!
О, да! Как сказала бы Светка, если бы поглядела на её коллег: «Здесь больше нечего ловить!». Самому молодому из тех, кто обладает проблесками интеллекта, за пятьдесят. Техники не в счёт. А в основном, дотягивающее до пенсии или льгот степенные дамы, да бойкие старички, каждый вдвое старше Насти.
Архивную работу она, впрочем, любила, и как-то сводя концы с концами при «не слишком большой зарплате» (так она обозначила это вознаграждение в разговоре с Олегом), из молодых специалистов стала младшим научным сотрудником, а потом и просто, без прилагательных. Впрочем, и единственным при их пустующем штате, а над ней было несколько старших, ведущих и главных, так что к собственной пенсии, если не задохнуться от пыли и постараться, состоялась бы карьера, похожая на тысячи прочих.
– Здравствуйте, Анастасия Григорьевна! – приветствовал её степенный дядечка, который жил где-то в Чехове, и потому они часто оказывались в одной электричке. Настя и не заметила как приблизился и прошёл буквально за её стулом, сзади.
Она кивнула ему, улыбнулась и погрузилась в дебри исторического документа двухсотлетней давности. Директор был крайне признателен ей за последние разыскания, и даже выписал недавно премию в четыре тысячи двести пятьдесят рублей.
– А знаете ли, какой сон мне нынче привиделся? – продолжил дядечка голосом почти Эраста Гарина, присаживаясь со своими папками за соседний столик и тоже включая лампу.
Впрочем, такой вопрос едва ли требовал какого-то вразумительного ответа, и даже такого: «Откуда же мне знать!». Поэтому он продолжил, расшнуровывая папочку за папочкой, складывая листочек к листочку:
– Так вот, дорогая Анастасия Григорьевна. Я гулял на вашей свадьбе, чёрт возьми! – с каким-то торжеством сообщил коллега по научному цеху. – И побил там, клянусь, немало хрустальных бокалов. Уж не собрались ли вы покинуть наше скромное и тихое заведение, и свить, так сказать, собственное гнездо? Прошу прощения за метафору, если она смутила вас, но из песни слов не выкинешь.
– Да бросьте. Какая свадьба? Вы, доктор наук, за окном двадцать первый век, и вдруг сновидения! – слегка усовестила она дядечку, ещё раз улыбнулась в его сторону, и хотела уже было снова вернуться в девятнадцатый век, да не тут-то было.
– Не поверите. Но в последние дни мне снятся удивительные вещи, и все они непременно сбудутся. Вот с пятницы на субботу, как наяву вижу, сняли одним махом и министра образования и министра культуры. По несоответствию. Пам-пам-парам-пам-пам!! – насвистывая Мендельсона, он, приплясывая, обогнул стул пару раз и снова приземлился на него.
– Да, любопытно! – отозвалась Настя, к высокой политике она касательства не имела и оценить значение события затруднялась. – Но, они пока в своих креслах, и, может, просто совпадение. Вы на эту тему так всегда переживали, ну и явилось из мира грёз.
– Не скажите! Я с субботы на воскресенье ещё один сон… Ну, как в телевизоре! Дроздов Николай Николаевич в передаче «В мире животных» спрашивает кота моего сибирского Ваську, зачем это он, подлец, всю шубу невестки располосовал, тогда как есть там нечего, а кормят его так, что морда скоро треснет. А Васька ему и в ответ, мол: «Деда Коля, оговорили, не я это! Человечьи детёныши Фредди Крюгера насмотрелись». Проверили тут же, и точно! Внучок в школе у кого-то диски с ужастиками взял, перчатку смастерил. И хорошо – успели, он же сегодня перед одноклассниками похвастать ею думал! А вы говорите, доктор наук!
– Ох, и выдумали! Ну и рассказчик вы! – рассмеялась Настя, и такое недоверие степенного коллегу уязвило до глубины души.
– Милочка, – зашептал он, поскольку зал, где они сидели, постепенно заполнялся. – Это, конечно, не моё дело. Но амуры оставили на вашей белой, как перья ангела, шее два очевидных свидетельства моей правоты.
– О, боже! Это ужасно! – воскликнула Настя и прикрыла ладонью шею спереди, хотя утром в ванной проверяла, и не нашла там даже следов от укусов.
– Но факт неоспоримый! – улыбнулся дядечка и развёл руками.
Она умоляюще глянула на того, даже сложила перед собой ладони.
Коллега кивнул, что будет нем, как рыба, и на себе показал, где у Насти проступили предательские «следы Амура», а попросту – засосы.
Выходило, что Волоцкий тоже, когда подчёркивал сексуальность высоко забранных на затылке волос, всё углядел, но, редиска такой, не предупредил, или выразился слишком витиевато, а она лишь проглотила комплимент.
С верной сумочкой в руке, точно Золушка на грани разоблачения, Настя спешно покинула зал и побежала дикой серной по бесконечным коридорам университета, оглядываясь, нет ли погони, туда, где её ждало спасение.
Немного успокоилась, лишь оказавшись перед зеркалом в закрытом хотя бы от мужчин помещении, где распустила длинные русые волосы, которые пали на спину и плечи, надёжно скрыв яркий отпечаток Олеговых губ.
Припоминая, когда же он, обычно предусмотрительный, успел, Настя ощутила незримое присутствие Волоцкого за спиной, а его ладони – у себя на груди. И застонала оттого, что это было теперь просто невозможно, прижиматься к нему, вновь содрогаясь уже от одного лишь предвкушения соединения их душ и тел в сказочной неге.
ГЛАВА 14
Поздним вечером, оставив позади Лялин переулок, по Покровке она выбралась к заснеженным Чистым прудам, потом, обогнув первый и единственный из них, углубилась в кварталы, уже изуродованные точечной застройкой. Настя любила этот до недавнего времени нетронутый уголок старой Москвы и теперь, каждый раз обнаруживая новый зелёный саван то на одном, то на другом запланированном под умерщвление здании, тяжело переживала их казнь, больше самих москвичей.
В другое бы время она с удовольствием побродила по тонким улочкам и уютным дворикам, но желание покончить со всей этой историей, случившейся на её беду и полнившей тревогой грудь вот уже четвёртый день подряд, вело к виновнице этих терзаний – в Кривоколенный.
Насколько был велик соблазн оставить всё, как есть, и дать событиям развиваться самим собой, едва ли поймёт и осознает тот, кто не держал в руках полезной мелочи, сулящей счастье за разменную монету.
Иная бы, прознав о изложенных здесь событиях, покрутила бы пальцем у виска и сочла Настю в лучшем случае неблагодарной к подаркам Судьбы. Но, прав наш народ, свою голову другому не пришьёшь, а другой – и подавно.
Особнячок, у которого Настя оказалась, тоже успели задрапировать вездесущей зелёной фасадной сеткой, стёкла на первом этаже были выбиты, но в окнах второго еще мерцал свет, особенно заметный в сгустившихся сумерках.
При виде здания, в котором и должна была, по мнению Насти, располагаться фирма, у неё зародилось подозрение, что либо перепутала адрес, либо стала жертвой грубого розыгрыша. Но жестянка с номером дома и строения, проглядывающая из-за сетки, развеяла хотя бы первое сомнение.
– До конца, так до конца. Уговор есть уговор…
Перекошенная, коричневатая, в облупившейся и местами осыпавшейся краске дверь, когда она проникла под сетку, поддалась со скрипом. Кривая, как и сам переулок, старая лестница повела наверх. Взбиралась осторожно, ступенька за ступенькой, впиваясь пальцами в деревянные перила, эту лестницу огибающие. Конечно, можно было что-то разобрать и так, но и вероятность навернуться возрастала с каждым мгновением. Тогда полезла за айфоном, чтобы выставить режим подсветки и преодолеть оставшиеся метры. Но гаджет слабо пискнул и на последнем издыхании показал, что заряда осталось лишь на сигнал SOS.
Ещё бы! За два последних дня, и две последние ночи, особенно с воскресенья на понедельник, у неё не нашлось и минуты, чтобы подпитать этого второго лучшего друга всех девушек! И она вернула айфон на прежнее место.
– Сюда, – позвал кто-то, вычерчивая в темноте много выше того места, где она застыла при этих словах, огненный знак чуть ли не церковным трикирием.
«Бабушка, – вдруг припомнила Настя, – Царствие ей небесное, очень дорожила доставшимся в наследство от уже её прабабушки серебряным подсвечником. Как раз похожим, с тремя чашами…»
В девяностые, когда по замыслу новоявленных вельмож разом обесценились все, ещё советские, вклады, а нищенской инженерной зарплаты отца и матери едва хватало на то, чтобы как-то прокормиться и не ходить в лохмотьях, родители за бесценок продали реликвию спекулянтам, похоронив на вырученные деньги ту, которая берегла её всю земную жизнь.
Настя продолжила восхождение на огонь, но уже боком, переступая осторожно, подумывая о ветхости жилища и охватывая обеими ладонями вековые перила, словно бы ветку огромного дерева. Кто-то бесшумный и пушистый коснулся её длинных, поневоле распущенных волос. Но она сочла это дуновением ветерка, на котором свечные огоньки приплясывали, как живые, тускнели, но возгорались вновь, и манили на свет ввысь…
Так она и добралась до самой верхней лестничной площадки, хотя поручилась бы ещё недавно, что особняк двухэтажный.
Огнекудрая хозяйка встречала гостью, держа в руке бабушкин подсвечник, точь-в-точь, хотя за давностью лет Настя могла и ошибиться, детская память избирательна, а сама тогда была маленькой и глупенькой.
– Здравствуйте! – вымолвила Настя, пытаясь рассмотреть высокую хозяйку в длинных вислых сотканных вручную, как она поняла, одеждах получше, но танцующее в свечах пламя мешало этому.
– Ну, здравствуй! Пойдём. Я проведу… – пригласила та и шагнула в боковой коридор, освещая путь далее.
– А чего это у вас электричества нет? – удивилась гостья. – Или тут не склад?
– Со дня на день переезжаю, а здесь всё снова будут ломать. Вот и обесточили, – пояснила хозяйка. – Склад? Не, штучный товар фирма хранит в более надёжном месте. Мало ли!
– А как же вы тогда?
– Не привыкать, живой огонь всегда надёжнее… этого, как ты сказала? Электричества, – отозвалась проводница.
Комнату, в которую они проследовали, освещали десятки, да нет, пожалуй, сотни и тысячи свечей! Одни роняли расплавленный воск на канделябры и отполированный до блеска старинный паркет. Другие просто висели в пустоте, или крепились на невидимых нитях, создавая иллюзию, как в аттракционе Кио. Ни стен, ни окон в той комнате опять же из-за столь хитрого освещения разглядеть Настя не сумела, зато пред ней высилось три кресла, а если правильнее, учитывая позолоту и резьбу, то были не иначе троны.
Хозяйка торжественно опустилась на средний из престолов и взмахнула рукой.
– В ногах правды нет.
По её ли мановению, или сама собой, Настя тоже куда-то села, и ощутила справа и слева поручни или подлокотники.
«Вот это я удачно!» – пронеслось у неё в голове.
– Даже не знаю, как начать, – смутилась Настя и, положив неизменную сумочку на колени, извлекла оттуда сперва визитку, потом и коробочку с помадой. – Но вы и сами, наверное, понимаете. Я по делу.
Только тут она и заметила, что веретено на визитке не стоит на месте, а вертится, как и нить, спадающая с него, словно бы при gif-анимации, подрагивает.
– Ах, да! Полезные мелочи… жизни! И что? Неужели и самого маленького, пусть мимолётного счастья за все последние дни ты так и не обрела? Разве наша сделка была столь бесполезна?
– Вопрос не из лёгких. Я, наверное, не так поняла инструкцию, не вникла в описание… К тому же это, как мне кажется, опытный образец…
Хозяйка улыбнулась и кивнула:
– Или ты просто не сразу прочитала?
– Да, не сразу, – призналась Настя и протянула вперёд, положив на ладонь, фиолетово-сиреневую коробочку. – Но если это возможно, я хотела бы вернуть товар.
– Он не принёс тебе ни радости, ни удовольствия? Разве ты не влюбила в себя, как и обещалось, одноклассников? – продолжала выпытывать та, оглядывая гостью с долей некоего удивления.
– Наверное, принёс. И влюбила. Но только мучаюсь из-за этого сильнее и сильнее, и всякую свободную минуту сомнения в справедливости такой добычи счастья меня гнетут и не дают покоя. В любви, а её бы я сочла счастьем высшим, искренни оба. Либо она, любовь эта, должна быть бескорыстной тайной одного, и неведома другому. Счастье не купишь за грош, ни за какие сумасшедшие деньги, хотя и была на то нелепая надежда.
– Неужто те, кого ты целовала, не отвечали тебе взаимностью? – спросила ещё раз огнекудрая женщина.
– Все отвечали в меру своего понимания любви. Но первого я, как это в старину говаривали, приворожила. Сдуру. От безысходности и ностальгии. Второго – по чистой случайности. А третий – вдруг осознав происходящее, сам поцеловал меня из благородства. И чтобы не чувствовать собственной подлости, мне необходимо вернуть долг и поступить с ним столь же благородно. Пусть у него будет своя судьба! А у меня теперь – своя, другая. Я не знаю, как вы это делаете, но дайте либо противоядие, чтобы он избавился от последствий, либо я просто сойду с ума, переживая о том, как лишила его свободы выбора.
– Так если он ведал, но сам принял поцелуй, разве это не его выбор и не его решение?
– Но я-то целовала, лишь бы отвязался, – возразила девушка.
– А третьего уж не Олегом ли кличут? – хозяйка посмотрела на Настю даже с некоторым интересом.
– Олегом. А вы почему так решили?
– И лобзались, чай, уже потом взахлёб?
– До упоения!.. – припомнила Настя, помолчала, вздохнула, и добавила. – Но почему-то на сердце камень, не по-настоящему всё это, понарошку.
– Хорошо! Мы расторгнем нашу сделку! И пусть каждый выбирает по себе, – вымолвила женщина и поманила гостью.
Та встала и подошла, потупив глаза, словно нашкодившая школьница к матери, а потом протянула хозяйке «полезную мелочь».
Женщина сняла с причудливого в древних узорах пояса кожаный кошель и опустила в него длинные точёные персты. В тот самый миг, когда Настя положила ей на другую ладонь футляр с помадой и свёрнутой вчетверо инструкцией, хозяйка ссыпала гостье в сумочку пригоршню монет.
– И всё! Теперь будет как по-старому? – поднимая ясные очи на хозяйку, спросила Настя.
– У тебя своя судьба, – ответила высокая, покидая золочёный престол. – С неё и спрашивай.
– А те, которых я сама… или не сама, ну, тоже, того…
– И у них – своя.
– Благодарю! И прощайте, – вымолвила девушка в крайнем недоумении.
– До свидания, – то ли поправила, то ли и впрямь распрощалась хозяйка и кивнула ей.
– А можно еще спросить? – осмелела Настя и, не дожидаясь позволения, продолжила. – Всё-таки, откуда вы знаете об Олеге?
– Обещала отцу за ним присматривать. Какая ни есть, а всё же родня.
– Ой! – опешила она от этой новости. – Так кем Волоцкий всё же работает, я никак не пойму?
– Теперь, надеюсь, просто волшебником… – пояснила хозяйка, поправляя обеими руками роскошные огненные волосы, точно прихорашиваясь перед встречей. А затем продолжила с таким видом, точно гостья была в курсе всего. – Хотя, если честно, я не одобряла этой Олежкиной затеи, раздать его ещё школьные поделки ни за грош. И ведь ни одна эта штуковина, ну за редким исключением, так и не принесла ни единому смертному настоящей пользы. Из самых безопасных вещиц, пожалуй, туфельки-скороходы, поскольку, кроме незначительных дорожных происшествий, от них никакого вреда. А последние разработки, так сказать, очки и ещё кое-что, он сам решил на мелочь не разменивать… – рассуждала хозяйка вслух, теряя на глазах Насти облик и даже очертания. – Но всё на этом!
Только сказала, как все свечи разом потухли. И воцарилась кромешная тьма.
– Э-эй! А спуститься-то как? – воскликнула Настя, даже не пытаясь переварить услышанное.
В тот же миг, точно по заказу, столь же внезапно вспыхнуло электричество. Она стояла посреди пустой комнаты с обшарпанными стенами, высокими потолками, лепниной по углам и торцам. Люстра слегка покачивалась, февральский морозец украдкой просачивался в разбитое оконное стекло. Из помещения вон вёл единственный длинный коридор с «лампочками Ильича» по потолку, скрипучими половицами под ногами и плакатами по стенам на тему ударных строек очередной пятилетки…
И по усыпанной пылью и кусками битого кирпича лестнице вниз был всего один пролёт.
– Прямо дом с привидениями, – выдохнула она, оказавшись на улице.
Напротив выхода припарковался хорошо знакомый ей внедорожник. И ещё более – с детских лет – знакомый голос сообщил:
– Хотя я не значился в твоих планах, решил подскочить.
Олег в неизменной кожанке вылез из машины и, уже привычным образом обогнув её, призвал некоего Сезама.
– Ты свободен, Волоцкий, – горько усмехнулась она. – И ты мне ничего не должен. Я аннулировала сделку.
– А вдруг бы кто-то третьим из совершенно идеальных подвернулся? – спросил тот, всем своим видом показывая, что карета подана.
– Ты был третьим. И на этом, как говорится, всё! – вымолвила Настя.
– Я хочу быть единственным и последним. Извини, но у меня иммунитет, выражаясь современным языком. Вещи, созданные правильным магом, нельзя обратить против него самого.
– Что это значит? – вспыхнула она, глядя на улыбающуюся очкастую физиономию Олега.
– Ты явила истинное благородство и отказалась от собственного счастья, чтобы я был свободен в своём выборе, хотя и не нуждался в таком самопожертвовании, соверши его иная.
Да! Я – волшебник, пока самую малость. Любой выбор в настоящем диктует мне цепь последующих неизбежных решений – в грядущем. Но едва ли, получив из рук любимой женщины эту свободу ценою заблуждения, я буду настолько глуп, чтобы ею воспользоваться. И прослыву я последним подлецом, если не приму твоей жертвы и не скажу, что…
Пока Волоцкий говорил, Настя медленно приблизилась к нему, и, оказавшись напротив, прижала к его губам тонкие озябшие пальцы, помешав ненужным словам вырваться наружу. Он завладел этой ладонью и, поцеловав, стал согревать точёные персты Насти жарким дыханием.
Та уронила изрядно потяжелевшую сумочку в снег, не приметив, впрочем, как оттуда выпал и покатился, описывая круги, старинный золотой. Другой рукой Настя сняла с Волоцкого очки, бросила их следом, наугад вдавила каблуком в мёрзлую землю.
– Извини, чисто женское. Не хочу, – прошептала она, – чтобы ты всё время видел меня насквозь
– Договорились, тем более что устаревшая модель, – улыбнулся Олег и, завладев уже обеими её ладонями, спросил. – Надеюсь, ты знаешь, что каждому уважающему себя Волшебнику полагается Хозяйка?
– Это предложение? – Настя уставилась на него во все глаза.
Олег прикрыл веки и кивнул. И тогда она добавила:
– А поехали домой!
15.01.2018








