Текст книги "Элевсинские мистерии"

Автор книги: Дитер Лауэнштайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Издатель Цицерона, Тит Помпоний Аттик, настоятельно советовал великому писателю к&к проконсулу провинции Ахайи в 57 году до Р.Х. освободить Элевсин от действующего повсюду в Римском государстве запрета на ночные культы, причем не просто смотреть сквозь пальцы на их отправление, но отменить запрет официальным распоряжением. Принятый в 186 году до Р.Х. закон "Senatus consultum de bacchanal ibus" (Постановление сената о вакханалиях) разрешал только пятерым мужчинам или семи женщинам устраивать ночное таинство без присутствия заранее приглашенного платного римского магистрата. Цицерон так ответил другу Аттику: "<…> если твои любимые Афины, по моему мнению, создали многое исключительное и божественное и сделали это достоянием человека, то самое лучшее – те мистерии, благодаря которым мы, дикие и жестокие люди, были перевоспитаны в духе человечности и мягкости, были допущены, как говорится, к таинствам и поистине познали основы жизни и научились не только жить с радостью, но и умирать с надеждой на лучшее"46.

Поскольку после персидских войн афиняне решили впредь не допускать варваров в Элевсин47, Цицерон оправдывал силой введенный здесь Римом в 146 году до Р.Х. обычай считать римлян, говорящих по-гречески, эллинами. Знание греческого было необходимо оттого, что вне языкового понимания мистерии оставались практически непостижимыми, ибо, согласно Плутарху (ок. 45 – ок. 125), они состояли ни много ни мало из трех элементов: dromena, или действий, для чего требовалось знание соответствующих мифов; legomena, или речей, и deigny-тепа, или "явленных" символов48.

Чужеземные властители не всегда относились к Элев-синским мистериям с тем благоговением, которое было свойственно проконсулам Клавдию Пульхру и Цицерону. Когда в сентябре 335 года до Р.Х. Александр Великий разрушил город Фивы, элевсинский иерофант имел мужество в знак протеста отменить таинства, но уже спустя тридцать лет (в 304 году до Р.Х.) афиняне уступили самым что ни на есть святотатственным притязаниям "погубителя городов" Деметрия касательно мистерий. Ведь в 323 году, после смерти Александра, Афины взбунтовались против македонского наместника Кассандра, однако не смогли противостоять его превосходящим силам и обратились за помощью к Деметрию, который привел флот и пешие войска из Сирии и Киликии. Сразу же по прибытии он расположился на акрополе, в храме девы Афины. Народ волей-неволей постановил: "Все, что ни повелит царь Деметрий, да будет непорочно в глазах богов и справедливо в глазах людей"49. После того как был избран на Истме "вождем Эллады", Деметрий в апреле направил в Афины послание, из которого Плутарх приводит следующую выдержку: "<…> немедленно, как только прибудет, желает пройти посвящение в [Элевсинские. – Д.Л.] таинства, причем весь обряд целиком, от нижней до созерцательной ступени, намерен постигнуть сразу". Это требование шло вразрез со священными законами святыни, которые позволяли проводить Малые мистерии только в феврале, а Великие – только в сентябре – октябре, притом лишь через полтора года после Малых.

В начале апреля послание Деметрия огласили в народном собрании, и один только элевсинский жрец-дадух – звали его Пифодор – рискнул возразить, но безуспешно. По предложению некоего Стратокла собрание решило переименовать текущий месяц мунихион (апрель) сначала в анфестерион (февраль), а затем – в боэдромион (октябрь). Стало быть, в угоду Деметрию Великие и Малые мистерии отпраздновали разом и не ко времени. Деметрий принял звание эпопта, или "созерцателя", которое приобреталось обычно de facto, большей частью лишь после повторного участия и без права титулования. Тогда-то Филиппид написал в укор автору предложения: "Годичный целый срок в единый месяц сжал", а о царе: "Святой акрополь наш в харчевню превратив, к Афине-деве в храм распутниц он привел"50. Это самопоругание Афин случилось в 304 году до Р.Х.; Рим не совершал там столь тяжких святотатств.

Первым могущественным римским властителем, явившимся в Элевсин, был Сулла, который побывал там в 85 году до Р.Х., во время войны с Митридатом, на обратном пути в Италию. Через семь лет (в 78 году до Р.Х.) полководец скончался. Плутарх рассказывает: когда Сулла разорил всю Азию, Эфес, Дельфы и Афины, "его посвятили в [Элевсинские. – Д.Л.] таинства, и он забрал себе [в Афинах. – Д.Л.] библиотеку теосца Апел-ликона, в которой были почти все сочинения Аристотеля и Теофраста, тогда еще мало кому известные. Когда библиотека была доставлена в Рим, грамматик Тираннион, как рассказывают, многое привел в порядок, а родосец Андроник, получив от Тиранниона копии привезенных книг, обнародовал их и составил указатели, которыми пользуются и поныне. Старшие же перипатетики сами по себе были, видимо, людьми умными и учеными, но из сочинений Аристотеля и Теофраста знали, кажется, немногое, и то не слишком хорошо, потому что наследство скепсийца Нелея, которому Теофраст оставил свои книги, досталось людям невежественным и безразличным к науке"51. Ученый римский грек Ти-раннион в 55 году до Р.Х. выкупил их из наследства диктатора у сына Суллы Фавста. Только через пятьдесят лет после смерти Суллы, при Августе, можно было свободно купить их и прочесть. Судьба этих свидетельств о школе великих философов связана с Элевсиниями потому, что сам Платон сравнивал свою школу с Великими мистериями как с внутренне наиболее родственным им духовным институтом, и потому, что его ученик Аристотель посвятил этим таинствам отдельный труд, ныне, увы, утраченный.

Правители Аттики, судя по всему, отношения к Элевсинским мистериям не имели; в эту категорию попадают и противник Суллы Митридат VI Понтийский, и римляне Марий (158—86 до Р.Х.), Помпеи (106—48 до Р.Х.), Цезарь (102—44 до Р.Х.), Антоний (ок. 83–30 до Р.Х.) и, как ни странно, даже умница Тиберий (42 до Р.Х. – 37 от Р.Х.). Его предшественник Октавиан, которого весь мир называет ныне императором Августом (44 до Р.Х. – 14 от Р.Х.), при первой же возможности, то есть сразу после морской победы над Антонием (2 сентября 31 г. до Р.Х.), принял в Элевсине посвящение в законные сроки52.

Нам неизвестно, был ли император предварительно, как полагается, посвящен в Малые мистерии; это маловероятно. Позднее он весьма вольно обращался со сроком Великих мистерий. Так, летом 19 года до Р.Х., отдыхая на Самосе, где его посетило посольство индийского царя Пора, он решил показать чужеземцам нечто особенное, причем такое, что бы они сумели оценить; он, конечно, имел в виду высокообразованного брахмана (по-гречески гимно-софиста) Зармара. Август повез Зармара в Афины и распорядился летом отпраздновать Элевсинии. Вскоре после этого Зармар взошел на собственноручно сложенный костер и совершил акт самосожжения. Надпись на его надгробии гласит, что, поступив так, он достиг бессмертия53. Индус прозрел таким образом высокий дух этих таинств и удостоверил, что их цель раскрывается в огне, а искомый результат есть бессмертие. Только насильственная жестокость поступка Зармара безусловно в корне противоречила греческому и особенно элевсинскому "обращению к музам"; кроме того, как говорит Платон54, закон Элев-синских таинств запрещал самоубийство.

Император Тиберий Клавдий (41–54), проводя политику религиозной централизации, пытался перенести в Рим и Элевсинии55, однако безуспешно; лишь позднее это осуществил Адриан. Стоик Эпиктет (50—120) – до 92 года он преподавал в Риме, а затем, отправленный Домицианом в ссылку, в Никополе, на западе Греции, – выступал против такого переноса, имея перед глазами пример Адриана, в уста которого он вкладывает следующие слова: "В Элевсине есть Священное здание; и здесь [в Риме. – Д.Л.] тоже теперь есть такое. Там есть иерофант – и здесь я [император. – Д.Л.] тоже назначу кого-нибудь. Там есть вестник – я тоже найму вестника. Там есть дадух – и у меня будет дадух. Там есть факелы – здесь тоже. Звуки опять-таки будут одинаковые. Чем же тогда отличается происходящее здесь от происходящего там? – [Эпиктет: ] Безбожник! К чему все это, если дело происходит не в надлежащее время и не в надлежащем месте? Только после надлежащей жертвы, после надлежащих молитв и только если человек заранее полностью осознает, что приближаются священные встречи, притом священные с древнейших времен, – только тогда от таинств есть польза"56.

Среди многочисленных императоров, посещавших Грецию после Августа, в Элевсине не побывал матереубийца Нерон, который путешествовал по Элладе в 66 году. Вероятно, он страшился "обеих матерей" и предостережения элевсинского вестника, адресованного мистам, которые виновны в кровопролитии. Так или иначе, Нерон объехал Элевсин стороной, тогда как в других местах появился, а праздники самых разных сроков повелел совместить в один год57. Флавии – Веспасиан, Тит и Домициан, – а после них Нерва и Траян интереса к мистериям не выказывали.

Адриан (117–138) совершал таинства сам как иерофант, признанный Элевсином, – сначала там же, в Элевсине, а на склоне лет – дважды (в 131 и 137 году) на своей вилле в Тиволи. B том году он, занимая пост командующего афинским гарнизоном, или архонта, принял великие посвящения58; повторно он принял их, уже став императором, в 135 году59, но не в 128 году во время визита в Афины, поскольку этот визит состоялся не в надлежащем месяце. Адриан лишь распорядился тогда строить названные его именем новые городские кварталы к юго-востоку от акрополя, а на Священной дороге – мост через Рэты.

Элевсинские надписи свидетельствуют, что иерофант Леосфен – вопреки уставу он называет свое имя – после Адриана за один год на двух празднествах раздельно посвятил императоров Антонина Пия (138–161) и Луция Вера (161–163), которого принял также в родовой союз Евмолпидов; вероятно, это означает, что Луций Вер был наделен званием иерофанта. То же самое произошло, наверное, и с императором Коммодом (180–192), ибо элевсинская надпись гласит: Меммий в жреческом сане эпибомия участвовал в посвящении императоров Луция Вера, Марка Аврелия и Коммода60. Итак, после Траяна все приемыши-императоры становились элевсинскими адептами, а следом за императорами в Элевсин потянулось великое множество людей, подобного которому не было никогда – ни до, ни после.

Последние строительные работы и расширение святилища предпринял император Марк Аврелий (161–180). Балканские варвары-костобоки вторглись в 166 году от Р.Х. в незащищенное святилище, разграбили и сожгли храмы. Император восстанавливал, расширял и укреплял их вплоть до 174 года. Как раз в то время возникли ворота, арку которых по сей день украшает скульптурная голова Марка Аврелия. Размером они меньше прежних пропилеев и стоят на их месте. Внутри к давним постройкам добавились два новых двора и два отдельных храма – знаки проникновения сюда императорского культа. Государство открыто проникло во владения богов; впрочем, тогда это не считали ни столь щекотливым, ни предосудительным, как полагаем мы теперь. Император обеспечивал целостность государства и терпимость в сфере сосуществования всех языческих культов.

Отстроив новый Телестерион, Марк Аврелий принял там в 176 году посвящение в Великие таинства и удостоился жреческого сана литобол ("бросатель камней"). Кроме того, император сделался главой одного из двух семейств элевсинских жрецов – кериков, или вестников-глашатаев, что, возможно, сопровождалось дополнительными, чрезвычайно сокровенными посвящениями. Далее, он – второй и единственный после Адриана властитель, – как и иерофант-глава второго жреческого семейства, получил право доступа во внутреннее помещение, Анакторон61. Таким образом он сосредоточил в своих руках власть обоих верховных жрецов, что противоречило законам здешнего культа. И сколь ни ценим мы этого императора, неоспоримо, что в Элевсине он преступил священный кодекс. Подлинное несчастье явилось в лице его сына, императора Коммода (176–192), человека взбалмошного, сумбурного, который присвоил все отцовы почести и тем самым сделал упадок святыни достоянием гласности.

Уже говоря об Адриане, отличавшемся большой умеренностью, христианин и чуждый всякого фанатизма Ориген (185–254) вопрошал: "Что же за бог был этот дружок божественного императора, по имени Антиной, в честь которого назван город в Египте, а вдобавок под его именем и защитой проводятся мистерии, дающие прорицания?" Когда Антиной утонул в Ниле, Адриан установил его бюст в преддверии элевсинского Телестериона. Ориген продолжает: "Шайка обманщиков, желая выслужиться перед царем или князем, как будто бы подняла этого [Антиноя. – Д.Л.] до бога"62. А Коммод, когда выступал в таинствах в той же роли, что и его отец, якобы не просто грозил некоему человеку мечом, как положено по обряду Третьей оргии, но убил его по-настоящему и нарочно63.

"Солдатские" императоры, сменившие Коммода, в Элевсине уже не появлялись. Вместе со своими армиями они отдавали предпочтение претендующим на исключительность персидско-парфянским мистериям Митры. Впоследствии благоволил Элевсинским таинствам лишь образованный Галлиен (253–268). Духовная субстанция священного места к тому времени уже разрушена. Даже общая реставрация при Диоклетиане (284–305) уже не привлекла туда большого наплыва паломников.

О распущенности жречества рассказывает позднеязыческий автор Евнапий около 400 года от Р.Х. в своем труде "Жизнеописания философов и софистов" (7,3). Мистерии Митры, пишет он, имели высшую степень, которая именовалась "отец", и запрещали ее носителю посвящение в другие таинства; это правило нарушил последний элевсинский иерофант, сделавший себя главою обоих культов. Для низших степеней посвящения культ Митры тоже отгораживался от иных культов, равно как иудаизм и христианство.

Последним властителем, определенно принявшим посвящение в таинства Митры как один из "отцов" и, вероятно, в Элевсинские мистерии тоже, был Юлиан Отступник (355–363). Письма императора и вышеупомянутый Евнапий из Сардов (345–414) рассказывают, что по-христиански воспитанный в доме Константина Великого Юлиан девятнадцати– или двадцатилетним юношей (351 г.) был посвящен в Эфесе своим учителем, философом Максимом, в приватные таинства Гекаты. Такие проводившиеся в узком кругу празднества называли теургия-ми. Юлиан жил в Эфесе среди философов-неоплатоников, для которых Ямвлихов «Комментарий к "Халдейским оракулам"» играл роль Евангелия. Все совершавшиеся в ту пору таинства – в честь Кибелы, Вакха, Исиды или Митры – эти неоплатоники воспроизводили в малом масштабе. Лишь Элевсин был для них светочем слишком далеким. Хотя Юлиан впоследствии и называл Ямвлиха своим иерофантом, его преемника, философа Сократа – своим дадухом, а философа Максима – своим мистагогом64, это была уже чисто платоническая фигура речи, не имевшая никакой связи с культом.

Если Юлиан не принял посвящение в таинства Митры в Эфесе, то уж наверняка был посвящен в Паризиях, куда его направили в 355 году наместником в звании цезаря. Начиная с 360 года в письмах он называет Гелиоса-Митру своим заступником. В сан общеимперского "отца" его возвели в 361 году, когда он уже был константинопольским самодержцем. У себя во дворце Юлиан ежедневно отправлял культ Митры как литургию – то в качестве священнослужителя, то в качестве слушателя65.

С мая по октябрь 355 года он, однако же, учился в Афинах и нашел там наставников, связанных с Элевси-ном. Один из них, Гимерий из Прусы, был женат на дочери тогдашнего дадуха. Любознательный Юлиан, разумеется, свел знакомство со всеми элевсинскими сановниками; по косвенным данным – с иерофантом в том числе. Ведь когда пятью годами позже Юлиан выступал против своего правящего кузена Констанция II, он пригласил элевсинского иерофанта в Паризии, чтобы посоветоваться с ним как с оракулом, а затем взял его с собой в поход до самого Нэсса (Ниша в современной Сербии). Там их застала весть, что Констанций скончался и двор признаёт Юлиана августом, или самодержцем. После этого новый император отослал иерофанта с многолюдной почетной свитой назад в Элевсин66. И если Юлиан был посвящен в таинства Митры лишь в Паризиях, то напрашивается предположение, что в октябре 355 года он стал элевсинским мистом.

Закат мистерий

После недолгого правления Юлиана (361–363) на престол взошел христианин Флавий Иовиан, человек из высших чиновничьих кругов Византии. Уже в 364 году власть принял его преемник – фанатичный кафолик и воин Флавий Валентиниан I (364–375), большей частью живший в Трире. До Элевсина оттуда было далеко. Но, выступая против христиан-донатистов и недавно возникшего манихейства, он тем резче обрушивался на «эллинов» (язычников). Древнеримский закон 186 года до Р.Х. «Senatus consultum de bacchanalibus» вновь обрел силу. Элевсинии угодили в разряд вакханалий и подверглись бы искоренению еще тогда, если бы не проконсул провинции Ахайя, римский сенатор-старовер по имени Веттий Претекстат. Как сообщает греческий историк V века Зосим, Веттий написал императору, что без Элевсиний жизнь для эллинов не имеет ценности. После этого император отказался от намерения вводить там данный закон67. Через девять лет, в 384 году, в Риме патрицианка Акония Фабия Паулина завещала выбить на ее надгробии надпись, обращенную к супругу:

Ты, набожный мист, хранишь в ларце твоего сердца дары священных таинств. Силою священных наставлений ты избавил меня от участи смерти.

В Малые таинства ты посвятил меня, тем даруя мне честь принять наконец и посвящения в Великие мистерии Элевсина68.

Веттий и Акония принадлежали к римскому окружению высокообразованною "язычника", римского префекта Симмаха (ок. 345–402)69, который впоследствии безуспешно добивался от Валентиниана II (375–392), опять-таки пребывавшего главным образом в Трире, вновь установить в римской курии имперский символ – древнюю статую богини Победы, убранную оттуда по приказу императора. Его предшественником в должности префекта Галлии, к которой в те годы относили собственно Галлию, Испанию и Мавританию, был Амвросий, ставший позднее епископом. Этот Амвросий и одержал тогда победу над Симмахом.

Христианская Византия обошлась без запрещения Элевсинских мистерий: император Аркадий (395–408) отдал святилище на разграбление королю вестготов Алариху, который в 396 году шел через Балканы. Десять лет спустя "эллин" Евнапий так описывает эти события: "Имя тогдашнего иерофанта я назвать не вправе [согласно священному уставу. – ДА]. Посвятивший и меня, он происходил из рода подлинных Евмолпидов и предвидел разрушение святилищ и гибель Греции. В моем присутствии он предсказал, что после него будет всего лишь один иеро-фант, притом такой, которому вообще даже касаться нельзя трона иерофантов. Ибо еще раньше он принял посвящение в таинства других богов [Митры. – ДА] и давал страшную клятву вовек не становиться во главе иных церемоний, кроме посвященных Митре. И все же он будет верховным жрецом Элевсиний. Не Евмолпид и даже не аттический гражданин… Святилища – так далеко простиралось предвидение пророка, моего иерофанта, – подвергнутся разрушению еще при жизни вероломного и пришлого преемника. Тот увидит все своими глазами. Позднее он будет презираем всеми за безмерное тщеславие [жажду обладать сразу двумя жреческими должностями. – ДЛ.] и, лишившись всех почестей, вскоре умрет. – Так и вышло на самом деле: едва этот человек из беотийских Фестий, уже имевший сан "отца" в таинствах Митры, стал иерофантом [в Элевсине. – ДЛ.], как через Фермопилы в страну вторгся Аларих со своими ордами, быстро, точно на состязаниях по бегу. Монахи в темных одеждах указывали ему дорогу. – Святилище погибло, оттого что сам недостойный иерофант нарушил священный устав"70.

2. Предварительные рассуждения

Звезды, мифы и созерцательные образы

«Звезды у нас над головой были упорядочены в созвездия эллинами I тысячелетия до Р.Х. – того периода, который мы называем классическим; они в свою очередь заимствовали этот порядок у шумеров III тысячелетия до Р.Х. Заметного различия между наукой и религиозным мифом вплоть до эллинов VII века до Р.Х. не существовало: религия с ее таинствами и чувственная видимость на земле и на небе пребывали в полной гармонии. Поэтому имена созвездий дают нам сведения даже о древних, сокровенных таинствах.

Каждый год солнце проходит через двенадцать разных по величине созвездий, образующих в совокупности так называемый Зодиак. С точки зрения культа – и астрологии – эти созвездия представлены двенадцатью равновеликими знаками. Каждый из них занимает одну двенадцатую часть круга. Каждый месяц года имеет свой определенный знак, причем смена знака приходится ныне на 21-е дни месяцев. Такой круг, отмеряемый от 21 марта, сохраняется чуть более 2000 лет. Затем солнце отстанет на один знак. Теперь, вот уже около 1000 лет, оно восходит в знаке Рыб. Поскольку же созвездие Рыб необычайно велико, физико-астрономически солнце стоит в знаке Рыб еще 2000 лет, что с позиций культа, религии и астрологии не имеет значения; там важен лишь знак.

В этом смысле примерно с 3000 до 1000 года до Р.Х. "правил" знак Тельца, а с 1000 года до Р.Х. и до 1000 года от Р.Х. – знак Овна. Элевсинии относятся к числу праздников, средоточием которых является богиня Афродита, чей священный день, 24 апреля, при установлении таинств в XVI веке до Р.Х. находился под знаком Близнецов, – значит, в ту пору Элевсиниями управляли Афродита и Близнецы.

Сезонные сроки праздников всегда были одни и те же и ориентировались по трем Горам – весне, сухому жаркому лету и дождливой зиме. Весна продолжалась с 21 февраля по 20 июня, лето – с 21 июня по 20 октября и зима – с 21 октября по 20 февраля. Каждый месяц состоял из трех декад. Первая декада отводила по одному дню каждому из важных божеств. Когда случались культовые погрешности или служение некоему божеству надлежало углубить посредством таинств, для этой цели использовали тот же по порядку день следующей декады, так что 1-м, 11-м и 21-м днем всякого месяца распоряжалось одно и то же божество, равно как и 2-м, 12-м, 22-м и т. д.

Созвездия и знаки годичного пути солнца в легко запоминающейся форме называет латинское двустишие, начинающееся, согласно своей эпохе, с Овна:

Шумеро-сирийско-фригийско-эллинский миф до рубежа II и I тысячелетий до Р.Х. знал одно-единственное материнское божество, которое являлось подземно, на земле – в плодородной почве, на небе – в царстве планет и неподвижных звезд (на тверди небесной). В гомеровском семействе олимпийских богов VIII века до Р.Х. из праматери вышли уже несколько женских образов, хотя бы Гея ("земля"), Рея ("текучая", "плодородная"), Деметра ("матерь полей"), Афродита ("пенорожденная" владычица животно-человеческой плодовитости) и Гера как владычица человеческого сообщества. В Эфесе к этому ряду принадлежала и тамошняя многогрудая Артемида, хотя вообще Артемида (значение ее имени не выяснено), скажем в отношении к Ниобе и ее детям, а также как богиня охоты, вооруженная луком и стрелами, считается божеством смерти, а не жизни, и как раз в этой ипостаси она – сестра Аполлона.

От небесных Близнецов к Стрельцу

Вокруг древнейшей «Великой Матери» танцевали Близнецы, юноши с оружием, то есть снаряженные орудиями смерти; как спутники сирийской богини, они назывались корибантами («танцорами»), как спутники Афродиты в Элладе, особенно в Спарте, – куретами («юношами»), или Диоскурами («сыновьями Зевса»). Имя одного – Кастор («очиститель»), имя другого – Полидевк («указчик»); открыто их почитали как спасителей на море и в последнем дохристианском тысячелетии представляли на ступени героев, в виде всадников, охраняющих свою сестру Елену, человеческую ипостась Афродиты.

Такие куреты были и в свите элевсинской Деметры. Один звался Триптолем ("сильный воин", или "троепашец"), а второй – Евбулей, или Евбул ("советчик"); тот же эпитет, видимо по традиции оракулов мертвых, в Элевсине имели и бог Гадес, и подземный Зевс, и его сын Дионис. Этим близнецам соответствовали главные священнослужители – выходцы из двух жреческих семей, где данные чины передаются по наследству. По нашему предположению, первоначально Триптолем был тождествен курету Кастору, а Евбулей – курету Полидевку.

Кастор-Триптолем и Полидевк-Евбулей "обтанцовывали" год, равно как и Великую Мать Элевсина, по ходу ежегодных праздников, но в противоположных направлениях, причем оба они – в III и II тысячелетии – начинали свой танец под созвездием Близнецов в день рождения Афродиты, 24 апреля. Кастор двигался вместе с Солнцем через праздник Скиры, или жатву ячменя (на Троицу 2 июня), после чего следовал обмолот и уборка в кладовые огромных, в рост человека, сосудов для зерна (пифосов). Зерно, дочь полей – с октября по июнь семимесячное дитя, – спускается таким образом в Гадес. Летом, пока поля остаются под паром, Деметра во гневе. Запомним, что на Троицу мать и дочь разлучаются.

С жатвой Кастор переходил к глубокой вспашке в сентябре и далее к севу в октябре перед зимними дождями и к заделке семян. Так он становится "троепашцем" Триптолемом. Понятно, что ему очень хочется увидеть на Рождество бурный рост колосьев. Так Триптолем из курета ("воина") превратился в "троепашца"; оба эти значения спрятаны в его имени. Воином он был в образе Кастора, спутника Реи-Афродиты, пахарем стал на службе Матери полей Деметры, в имени которой слог "de" или "da" означает давнюю меру площади, a "meter" – "мать". Мистерии Афродиты возникли в глубочайшей древности – эти таинства вполне мыслимы уже в эпоху собирателей и охотников. Мистерии Деметры под стать лишь земледельцам, и в Элевсине они существовали по меньшей мере с XVI века до Р.Х.

Великие элевсинские мистерии должны бы проходить под знаком огненного Стрельца, под которым позднее в храмовом комплексе на холме над аттическим рынком справляли торжества в честь Афины и Гефеста. Почему в историческое время эти таинства фактически праздновались месяцем раньше, согласно соотношению 1500 года до Р.Х., под знаком Скорпиона, остается загадкой; разрешение ее, возможно, кроется в том, что установление таинств (в пещере) следует отнести во времени еще дальше – к началу III тысячелетия до Р.Х. Однако подобное допущение если и вписывается в ряд прочих данностей, то с очень большим трудом.

Планеты, которых во II тысячелетии до Р.Х., до того как Утренняя и Вечерняя звезда были связаны воедино, насчитывалось восемь, но уже в гомеровском гимне Аресу (VII век до Р.Х.) упомянуты лишь семь, а именно (используя принятые поныне латинские названия) Луна  , Венера , Меркурий , Солнце , Марс , Юпитер  и Сатурн ; Земля имеет знак , – соответственно геоцентрической системе мира планеты («блуждающие звезды») совершают в кругу двенадцати созвездий сложные танцы по кругам и спиралям. Каждая планета нерегулярно попадает в каждый из двенадцати знаков, беспрерывно меняя свое положение в Зодиаке. Тем не менее есть твердый порядок соответствий знаков и планет, который поныне применяется в астрологии и приложим также к Элевсииям.

Луна и Солнце имеют лишь по одному знаку – 0 Q – и таким образом едва не выпадают из ряда планет. Знаки Рака и Льва правят в разгаре лета, а оно – во всяком случае в Элевсине – противомистично. У остальных планет по два знака, и эти знаки зеркально упорядочены относительно самого короткого дня в году. Важен порядок сочетания четырех элементов в (для мистерии обратной) последовательности: Ветер (треугольник вниз), вода (две горизонтальные волнистые линии), Земля (круг) Огонь (квадрат) Свет обозначается знаком (треугольник вверх)

Природно-мифически у Деметры в середине зимы, 25 декабря, когда появляются светло-зеленые, сЫое, всходы зерновых, когда поднимаются первые колосья, проходят остатки гнева; поле опять полнится жизнью. Здесь бы Кастору-Триптолему и закончить свой бег; тогда во II тысячелетии он стоял бы и под первым мирным знаком – Козы, или Козерога. Однако мистерия завершает свой путь знаком раньше, под Стрельцом. Вероятно, этот "огненный" срок определял не Кастор, а его оккультный, движущийся в обратном направлении брат-близнец Полидевк-Евбулей.

Кастор-Триптолем, проходя через шесть знаков лета, видел многократное преображение своего бога Диониса, неизменно связанного с Деметрой. На Троицу, 2 июня, по случаю праздника Скиры, Деметре, которая с жатвой впадала в смертную скорбь, приносили в жертву тщательно откормленного тельца – последний знак жизни и культо-мифический символ бога. Тогда же в подземелья бросали свежезабитых поросят, чтобы их гниющая субстанция разбудила у зерна стремление прорасти к октябрьскому севу. Забой во II тысячелетии совершался под небесным Раком, который у шумеров IV тысячелетия, видимо, осенял летний солнцеворот, ведь это животное способно одинаково легко двигаться и вперед, и назад.

Во Льве, под которым Солнце во II тысячелетии занимало самое северное положение, великий небесный бог являл свое превосходство над земным тельцом. Классические изображения льва, раздирающего тельца (быка), можно еще увидеть на коронационной мантии Фридриха II Гогенштауфена (XIII в.). Далее следуют Дева, Весы, Скорпион и Стрелец (Кентавр), каковой знаменует переход к зиме с ее шумерскими домашними животными – козой, овцой и быком; сюда же замешались в виде знака и Рыбы, опять-таки животные по-своему полезные. Зимой к ним присоединяется и богосын, предстающий не в облике животного, но в ипостаси грядущего человека.

Среди летних животных Рак играет всего лишь второстепенную роль; предшествующий ему знак – Близнецы в их расходящемся беге – уже, по сути, описывает его характер. Столь же невелика роль Весов; в наше время они отданы в руки Деве. Шумеры толковали эту маленькую группу звезд и как вытянутые клешни следующего, весьма впечатляющего знака – Скорпиона. Так в северной половине Зодиака, затмевая все своей яркостью, сияет между Львом и Скорпионом триада Девы, а дальше, у ее ног, ближе к полюсу, – Дракон и огромная Медведица с детенышем.

Эта звездная Дева вовсе не обязательно тождественна планетарной Небесной Деве, рождающей младенца. Младенец у эллинов рождается на Рождество и на Крещение. А звездная Дева, вероятно, вообще бесплодна, ведь она вполне может быть охотницей Артемидой, которая явлена в Большой Медведице. Для младенца Диониса она в таком случае – восприемница, а в Эфесе – еще и кормилица.

Сомнительность этой концепции состоит в том, что Артемида не охотится на Большую Медведицу, а сама живет в ней, и, однако же, у Медведицы есть детеныш. Еще больше настораживает Дракон, распростертый у ног Девы, а ведь в классическом сюжете о рождении божественного младенца (на это указывал еще Ф. Болл в 1914 году71) Дракон стремится пожрать новорожденное дитя (Откр. 12). Если бы этому Дракону самим своим существованием надлежало опровергнуть толкование летней "Девы" как бесплодной Артемиды, то ее знак – и без того правящий в северном Зодиаке – стоял бы между танцующими братьями-Близнецами на Пасху, 24 апреля, и между умерщвляющими друг друга Близнецами под Стрельцом, в октябре (по мифу, это, как правило, сыновья Эдипа – Этеокл и Полиник), а другая, планетарно-мистическая Дева стояла бы тогда на Рождество, 25 декабря, под именем Семелы (Земля-Луна) в еще большем великолепии. Летняя же звездная "Дева" имела бы зимой планетарное отражение как virgo paritura, та, что от молнии небесной зачинает и рождает духовного младенца. Завершая эту книгу, мы покажем, что христианский Апокалипсис также рассматривает созвездие Девы как virgo paritura.