355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дитер Лауэнштайн » Элевсинские мистерии » Текст книги (страница 17)
Элевсинские мистерии
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 19:22

Текст книги "Элевсинские мистерии"


Автор книги: Дитер Лауэнштайн



сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

На следующей остановке – упомянутой лишь в пророчестве Кирки-Цирцеи (12,59 ел.) – корабль проходит через "бродящие утесы", которые поминутно сталкиваются. Голуби Афродиты, носящие амброзию Зевсу, – во плоти они летают снизу вверх – помогают корабельщикам определить ритм, в каком сталкиваются утесы, и невредимыми проскочить между ними. Телесно движение утесов соответствует сердцебиению; говоря языком реалий тела, Одиссей – не в пример голубям, служащим Зевсу, – находится на пути сверху вниз. Во время плавания мы ничего об этом не слышим, ибо все внимание устремлено теперь на Харибду (12,236 ел.); меж тем Скилла утаскивает шестерых из оставшихся двенадцати спутников.

Скилла – затаившееся в скальной пещере чудовище с шестью длинными шеями, о шести визжащих, как щенки, головах; вечно голодная, она охотится в море за дельфинами и людьми. Некогда чудовище было девушкой, которую видели Минос и Геракл (12,87 и 230 ел.). Здесь Афррдита-Цирцея является полностью раскрепощенной, здесь она уже не поет, а визжит. Телесно эта Скилла живет в страстной крови.

Едва Скилла остается позади, приближается треугольный остров Тринакия, таящий оккультные возможности двенадцатиспицего "колеса" над сердцем, силы шести неизмеримых чувств, которые, если достаточно культивиро-ванны, ведут в Третьей оргии к ночному созерцанию духовной стороны солнца, или Гелиоса, в Аиде (Гадесе).

Одиссей проспал возможности Тринакии – созерцательный образ во Второй оргии лишь отдаленно угадывается и явлен лишь в Третьей, в собственном дворце на Итаке, – а пока он спал и его спутники совершили кощунство над священными быками, титан Гелиос грозит олимпийским богам: "Если же вами не будет наказано их святотатство, в область Аида сойду я и буду светить для умерших" (12,382 ел.). Именно это и есть цель мистерий в Третьей оргии. Там Гелиос осуществляет свою угрозу.

После молнии, которая разрушает отплывший с Тринакии корабль и убивает последних шестерых спутников, Одиссей попадает в бешеный водоворот Харибды. Дикая смоковница над пропастью спасает его, это – дерево Диониса (12,432 ел.). Морской омут был настолько глубок, что виднелся "черный песок" на дне (12,243). Здесь даже Посейдон утратил свою силу. Мифически неподалеку отсюда – физически, возможно, в Этне – находится кузница Гефеста. Телесно действие происходит в области под диафрагмой, где идет пищеварение. Если провести аналогию, то Ахиллес мистически пробудился там, когда его копье пронзило спину троянца Полидора и вышло над пупком (Ил. 20,407 ел.). Здесь является "колесо" над пупком, которое йога зовет "огненным кругом", или "украшенным драгоценностями"233. Драгоценные камни – песок, который Одиссей увидел на две водоворота.

Харибда – слово не имеет толкования – мистически представляет собой глубочайшую загадку. Вместо нее "Илиада" изображает в XXI песни, как 1) река Скамандр вымывает прах из-под стоп свирепого гневом Ахиллеса, так что он лишь при поддержке Посейдона и Афины выбирается на берег; 2) Аполлон укрывает Гектора от глаз Ахиллеса и тем спасает его; 3) Гера с помощью Гефеста укрощает вспученную реку, заставив кузнеца поджечь прибрежный лес.

"Аргонавтика" изображает в той же роли остров Ареса со Стимфалийскими птицами, отдельными намеками увязывая этот остров с Харибдой. На острове Аретиада обычно совершают жертвоприношения воинственные девы амазонки, которые живут среди племен, дошедших в блуде до полного нравственного упадка и живущих "словно свиньи" (II, 1010 ел.). Народы эти, стало быть, противостоят друг другу и оба живут в дисгармонии с этой сферой.

Если говорить о теле, данные сцены разыгрываются в природном седалище Ареса или там, где бушует огонь Гефеста и духовно может возникнуть яростный гнев, где человеку не обойтись без помощи богов. Когда Одиссей спасся от Харибды, ему понадобилось ровно столько же лет, сколько греки воевали под Троей, чтобы спокойно восстановить у нимфы Калипсо свои силы, и лишь затем он вновь смог действовать.

Еще в прологе "Одиссея" ставит святотатство на Три-накии в центр всего повествования. Близка к этому центру и Харибда, двойная встреча с этим чудовищным водоворотом, по сути, обрамляет тринакийское приключение.

Гёте вводит в пролог своей мистерии "Классическая Вальпургиева ночь", ориентируясь на "Илиаду", "Одиссею" и "Аргонавтику", вполне определенное сражение, в котором римляне бились против римлян 9 августа 49 года до Р.Х. на греческой земле, – сражение при Фарсале. Колдунья Эрихто ("вышедшая из земных глубин") говорит о полководцах в ночь перед битвой: "Никогда никто не уступает власти, взятой силою: насильно завладевши ею, хочется господствовать надменно над соседями тому, кто даже сам собой не властвует. <…> Великому [Помпею. – АЛ.] здесь снилась слава прежних дней, а гордый Цезарь здесь следил внимательно за стрелкою весов судьбы изменчивой. Сегодня снова это все измерится, но знает мир, кому удача выпала. Горят огни сторожевые, красные…" (Фауст, ч. II) Не спящему, а бодрствующему досталась империя.

Духовно "Илиада" помещает в "огненный круг" гнев, "Одиссея" – беспомощность, "Аргонавтика" – жажду войны и власти. Гёте следует "Аргонавтике", воплощая эту жажду в образах Цезаря и Помпея, а затем заставляя своего героя до самой смерти тщетно с нею бороться. Среди страстей, которые старость не гасит, а зачастую, напротив, усиливает, всегда называют скупость, но почти никогда – властолюбие, а ведь оно и на склоне лет может стать ох каким опасным – достаточно вспомнить венецианского дожа Дандоло*, который в 1204 году, девяноста шести лет от роду, участвовал в походе против Византии. В "Фаусте" Гете вслед за пророком Исайей (8:1) представляет эту страсть под видом молодцов по имени Забирай и Хватай-добычу, которых Мефистофель ведет на морской грабеж:

<…> надо смело брать!

Лишь был бы наш карман набит.

Кто спросит, как наш груз добыт?

Разбой, торговля и война —

Не все ль равно? Их цель одна!

Энрико Дандоло (ок. 1108–1205) – венецианский дож с 1192 года. Добился изменения направления Четвертого крестового похода (в Византию вместо Египта), участвовал в 1204 году в разграблении Константинополя и создании Латинской империи.

Ис. 8:1: "И сказал мне Господь: возьми себе большой свиток, и начертай на нем человеческим письмом: Магер-шелал-хаш-баз", то есть: "Спешит грабеж, ускоряет добыча".

Тот, кто отыщет душевно-гигиеническое средство против этих пороков, кто сумеет обратить гнев и властолюбие в высокие силы, – откроет для истории pharmdkon mys-tikon.

Особую, но совершенно иную, нежели женщины, роль играют в "Одиссее" и деревья. Есть там дикая смоковница, спасающая героя от бездны Харибды, – сходная роль принадлежит ей в элевсинском мифе о похищении Персе-фоны, – ас другой стороны, дикая и плодоносная олива. Раскаленным острием кола из маслины Одиссей выжигает "болтуну" Полифему единственный глаз посреди лба (9,381–383). Страдающий глоссолалией исполин не ведает, что видит, говорит или делает; даже если боги порою вплетают истину в его видения и речи, он все равно ею не управляет. Трезвая Афина, создательница культурной маслины, везде и всюду помогает нашему герою. Поэтому Одиссей неизменно сознает себя; в конце концов назвав Полифему свое имя, он противопоставляет ему собственное "я есмь": "Царь Одиссей" (9,504).

Вновь оливы появляются в эпосе среди леса на Схерии, и земля под ними устлана мягкой палой листвой. Одиссей угнезживается под плодоносной и дикой оливой, где наутро его будят крики девушек (5,477 ел.). Навсикая надевает на него светлые одежды. Так герой пробуждается в новом мире, почти в Элизии.

Вторая оргия здесь близится к концу. Если же искать в "Одиссее" еще и те "колеса", какие "Илиада" намечает ранами в битве на Скамандре, то ослепленный Полифем демонстрирует "колесо" между бровями. "Колесо" у гортани предположительно действует в прорицающей Цирцее; о пробуждении сердечного лотоса свидетельствует при втором кораблекрушении спасительное покрывало Ино-Левкотеи, а "огненный круг" над пупком поначалу представляется нам разбуженным уже над бездною Харибды, где Одиссея спасает дикая смоковница; в гармонической же деятельности этот круг солнечного сплетения мы видим лишь под лесными оливами, а совсем глубинные центры и совокупное их воздействие – в образе Навсикаина хитона: силы наконец сотворили новый телесный организм сил, который освоен сознанием.

В третий раз благородная олива-маслина появляется к концу эпоса (23,190–192), на исходе Третьей оргии: двадцать лет назад Пенелопа и Одиссей установили для себя тайный "знак" – возвели свой царский дворец вокруг обрубленной садовой маслины и превратили ее укорененный пень в опору своего брачного ложа. Речь об этом знаке заходит лишь после того, как перебиты женихи, очищен зал и устроены шумные свадебные танцы (23,135 ел.). В этой укрепленной маслиною четырехногой кровати видится нижнее, лежащее в области гениталий мистическое "колесо" о четырех спицах. Иных важных мистических колес не существует. "Одиссея" указывает на них теми же способами и в том же порядке, что и вся мистика.

Спасшегося Одиссея девять дней носит по морю, пока он не попадает на остров Огигию, где обитает нимфа-певунья Калипсо ("та, что сокрыта"); как прежде Кирка-Цирцея, а затем у феаков отец Навсикаи, она сулит герою бессмертие, если он навсегда останется с нею (5; 6,154 ел. и 7,311 ел.).

Эти женщины – полунебесные существа, знаменующие путь Одиссея, равно как Ахиллеса знаменуют три девушки: дочь Ликомеда, посвященная богине Артемиде Ифигения и дионисийская Брисеида. Если присмотреться к жизненной стезе Одиссея, то вместо явных трех сокрыто обнаруживаются семь женщин, и хотя сущность каждой в отдельности вызывает сомнения, их семиединство вполне очевидно: сначала герой встречает Кирку-Цирцею, затем сирен (как единство), далее Скиллу, после первого удара молнии – нимфу Калипсо, после второго – дио-нисийскую морскую богиню Ино-Левкотею, потом На-всикаю и, наконец, жену, тоска по которой (5,219) гнала его через все эти приключения, – Пенелопу.

Сходный ряд выстраивает перед своим Луцием Апулей. Начинается этот ряд тремя именами – Фотида, Виррена и Харита. Затем следуют Плотина, "Пасифая". А уж гётевский Вильгельм Мейстер тем более встречает семь разных женщин, от Марианны до Макарии, которых можно сопоставить с семью планетами – Луной, Меркурием, Венерой, Солнцем, Марсом, Юпитером, Сатурном.

Великие мистерии – праздник осенний. Когда Одиссей возвратился домой, ночи были холодны (14,457 ел.). Его схватка со 108 женихами (16,245–251), гибель которых описана в XXII песни, еще ярче подчеркивает смысл числа "12": 108 – это 12 х 9234. Девять – число царицы мертвых, а двенадцать – число пути солнца по созвездиям. Таким образом, количеством женихов Гомер также указывает на бракосочетание времен года под знаком Стрельца.

Третью оргию "Одиссея" изображает как возвращение героя домой и схватку в собственном доме (13–23). В Элевсине Третью оргию также праздновали в доме.

Сравнение идет дальше; корабль феаков обращается в камень после того, как эти полубоги за одну ночь доставляют спящего непробудным сном Одиссея на Итаку (13,80, 156 и 8,565). В мистерии между Второй и Третьей оргиями меняются стихии – от воды к земле и огню. Вместо лиры и цитры у феаков слышится гром (21,415). Огонь и "очистительная сера" использовались, чтобы очиститься от крови убитых женихов (22,481). Тогда по дворцу прошел и отсвет Элизия – от золотой лампады Афины (19,34). Афина и здесь, в доме, держит сторону героя. Помогает она ему волшебной тростью, вроде жезла, что был у Цирцеи; только Афина не превращает людей в животных (10,388), она превращает юношей в старцев, а старцев в юношей (13,427 ел.; 24,368–369). Она неявно служит Дионису, который раскрывается не в пространстве, а во времени, возрасте.

Четвертую оргию "Одиссея" являет в заключительной, XXIV песни. Действие ее происходит в двух местах: в Гадесе и в загородной усадьбе старика Лаэрта. Образно то и другое место соседствуют так же, как Гадес и Элизий в Аристофановых "Лягушках". В Гадесе Агамемнон и Ахиллес поначалу беседуют о счастье, злосчастье, смысле и непреходящем итоге своих жизней. Затем они видят толпу нисходящих в Аид душ – это убитые Одиссеем женихи – и спрашивают о причине их общей безвременной смерти. Так они узнают о подвиге Одиссея, который он совершил, вернувшись домой после двадцати лет разлуки с женою и родиной. Они славят его верность Пенелопе, называя его olbios ("счастливый"), причем пользуются тем же словом, каким V гомеровский гимн обозначает мис-тов, посвященных в элевсинских мистериях Деметры (24,192; V гом. гимн, 480).

Затем мы переносимся в сад, где трудится Лаэрт. Одиссей приходит к отцу и открывается ему, доказывая, что он вправду его сын. В доме их встречают Телемах и работники; они съедают обильный обед и, выйдя наружу, предстают перед ищущими мести родичами убитых женихов. Число их очень велико: половина взрослого мужского населения Итаки, под водительством Евпейта, сын которого Антиной был самым первым и самым наглым женихом (24,422 ел.). Лаэрт, Одиссей, Телемах и слуги были всего числом двенадцать (24,497 ел.). Старец, муж и внук бьются в меру своей отваги, не желая посрамить предков (24,510 ел.). Лаэрт могучим броском копья поражает Евпейта (24,522–525). Но Афина в образе Ментора усмиряет бой между гражданами и укрепляет союз народа с посвященным теперь царем Одиссеем (24,546).

Достойно-живой облик человека – вот тема этой песни; образ сей витает между старцем и юношей – не муж в расцвете сил, а старец наносит меткий удар копьем; вообще-то Лаэрт давно отложил оружие. Духовно главная награда для всех – добродетель, arete; для мужа – отвага, для жены – верность: облик сильной души.

Свидетельство «Аргонавтики»

Аполлоний (ок. 240 до Р.Х. на о. Родос) в начале своего эпоса «Аргонавтика» еще до множества приключений Ясона и пятидесяти его спутников приводит семь знаков-картин, вытканных Афиной на пурпурном плаще* (1,722 ел.), в котором встречается с царицей Гипсипилой Ясон, герой раннемикенской эпохи (1300 год до Р.Х.). Эти знаки непосредственно связаны с подвигами и злоключениями аргонавтов лишь через последнюю картину, изображающую Фрикса на баране. Этого барана Гермес вызолотил (11,1144) и наделил способностью летать. Вспомним, что золотой барашек был символом царской власти в Микенах. Позднее Гермес послал златорунного овна в Беотию, к несчастным детям Фриксу и Гелле, чтобы он перенес их в Колхиду. Во время полета девушка Гелла упала в пролив, который с тех пор и зовется Геллеспонтом. Именно там начинается для аргонавтов та часть путешествия, что отражает таинство. Конечная цель ждет в Колхиде, с золотым руном, которое спасшийся Фрикс, принеся овна в жертву, сохранил и повесил на священном дубе.

Еще не доплыв до Геллеспонта, аргонавты делают первую остановку – у царицы Гипсипилы (1,710 ел.). Герои вряд ли отправились бы дальше, если б не Геракл: он настоял продолжать путь. После такой подготовки они пристали к острову Самофракия, где богиня Электра (Геката) посвятила их в свои таинства (1,915–917). В этом смысле Аполлоний и зачинает свой эпос. Приключения в Пропонтиде, на Черном море, в Колхиде и на обратном пути по Дунаю или Днепру соответствуют четырем частям, или оргиям, посвящения.

Первую оргию Ясон и пятьдесят его спутников отправляют в Пропонтиде, Мраморном море. Поскольку эта оргия идет под знаком ветра, маленькое, от природы спокойное Мраморное море предстает бурным, штормовым, тогда как во Второй оргии от природы ярое Черное море аргонавты видят безмятежно-спокойным. В Пропонтиде изображены схватки с племенами, населяющими малоазий-ский южный берег. При этом Геракл отходит от аргонавтов; посвященные ему мистерии носят несколько иной характер. Последняя остановка Первой оргии расположена на европейском берегу, там, где впоследствии воздвигся город Византии. Там аргонавты обращаются к прорицателю Финею.

Второй оргии Аполлоний посвящает вторую из четырех песней своего эпоса, описывая в ней плавание аргонавтов по Черному морю. К Второй же оргии можно отнести, пожалуй, и ту часть III песни, где рассказывается о прибытии в Колхиду и подготовке к борьбе за золотое руно. Сама эта борьба в III песни отображает Третью оргию. IV песнь стоит особняком, и вводится она как самостоятельное произведение. Содержание ее отражает заключительную оргию, повествуя о возвращении "Арго". Чтобы вернуться в Элладу, аргонавты выбирают далекий кружной путь, через Северную и Западную Европу и африканское побережье на юге; там они повторяют прежние остановки в новых формах, например вместо Медеи появляется Кирка (Цирцея), а вместо сталкивающихся утесов – "бродячие" скалы. IV песнь собирает духовные плоды целого плавания. Все это само по себе отвечает Четвертой оргии таинств, однако содержит у Аполлония множество открытых вопросов.

Три первые песни следуют мистериальному порядку стихий: ветер, вода, земля и огонь. Эта схема даже подчиняет себе природные данности, поднимая бури в обычно спокойной Пропонтиде и повергая в штиль нередко штормящее Черное море. Кроме того, реки, которые аргонавты посещают в Малой Азии, хотя и опознаваемы, однако же носят не профанические имена, а мифические, из Гадеса, чем Аполлоний – столь же недвусмысленно, как Гомер в "Одиссее" начиная с XI песни, – указывает, что II песнь "Аргонавтики" разыгрывается в подземном царстве.

Фон образуют микенские мифы, в которых аргивская Гера занимает то место, которое в Элевсине приличествует Матери полей. Гера помогает Ясону и его героям получить золотое руно и вернуться домой. Изначально руно принадлежало летучему овну, которого Гермес даровал первым микенским царям для укрепления их власти. Когда же жрец Фиест похитил этого овна у своего брата, царя Атрея, Ге-лиос – солнце – так разгневался, что повернул вспять и погнал коней с запада на восток. Эти братья – ипостаси небесных Близнецов, из которых облеченный жреческим саном совершает попятный путь через Тельца, Овна, Рыб и т. д., то есть похищает золотого овна и тем обретает посвящение, которое являет ему "солнце в полуночном блеске". Около 700 года до Р.Х. пророк Исайя тоже показал своему царю Езекии возвратный ход солнца, зримый ночью, как знамение, поданное Господом в тяжелейшую годину (Ис. 38:8). Тот же знак в "Одиссее" (Од. 12,382 ел.) мы уже рассматривали.

Одно из фессалийских преданий сообщает, как распространялась эта мистерия в ослабленной форме – вместо овна только его руно; "одиночка" Афамант был товарищем Атрея в Фессалии, которая поддерживала тогда тесные отношения с Беотией, где Кадм недавно основал Фивы. Отцом этого Афаманта был царь Эол (не владыка ветров с Мальты!), а братом – Сисиф, строитель Коринфа. Женат он был на дочери Кадма Ино. Когда ее сестра Семела под Рождество зачала от Зевсовой молнии младенца и при этом сгорела – спасенный зародыш Зевс выносил в своем бедре и родил ровно через двенадцать дней, на Крещенье, – Ино (в январе-феврале) стала пестуньей этого ребенка. Поскольку же она, менада, выполняя эту службу, два месяца отсутствовала дома, Афамант решил, что жена умерла, и взял за себя простую девушку Нефелу ("облако"). В конце концов Ино вернулась и, увидев соперницу, велела своим челядинкам (в июле-августе) поджарить семенное зерно, чтобы оно не могло взойти, Затем (в октябре) она провозгласила мнимый оракул: бесплодие полей прекратится, только если сын Нефелы Фрикс будет принесен в жертву. Афамант волей-неволей подчинился и приготовил мальчика, к жертвоприношению; однако (ко времени Элевсиний под небесным Стрельцом) Гермес спас Фрик-са и его сестру Геллу и с помощью летучего златорунного овна перенес в Колхиду. По пути Гелла упала в названный ее именем Геллеспонт. В Колхиде, по ту сторону Черного моря, Фрикс принес овна в жертву, а его золотое руно раскинул на ветвях дуба.

За этим-то руном и отправился Ясон. Дома же, в Беотии, царь Афамант впал в безумие и убил своего сына Леарха, матерью которого была Ино, – посчитал сына не то львом, не то оленем. После этого Ино с сыном Меликер-том бросилась в море и стала Левкотеей, Белой богиней, а Меликерт – божественным мальчиком Палемоном, что плавает на дельфинах.

Бегство Фрикса в Колхиду в культовом посвящении означает то же самое, что и перенос Ифигении в Тавриду. Леарх и Фрикс опять-таки соответствуют небесным Близнецам, которые в мистериях под знаком Стрельца мистически убивают друг друга. Леарх, подобно Кастору, следовал естественному пути солнца, и потому отец спутал его в небе со "Львом" или оленем (под знаком "Девы" Артемиды). Фрикс, как Полидевк, следовал против солнца путем, которым распоряжался Гермес, а потому ехал верхом на небесном Овне и потерял сестру Геллу под зимним Водолеем. Когда он в Колхиде раскидывает золотое руно на дубе, дуб этот знаменует мировое древо, на котором, согласно философу Ферекиду (VII век до Р.Х.), природа раскидывает вышитые покровы. Если этот покров начинает светиться золотом, мист пробуждается в Элизии и видит там подземное солнце, по-египетски Осириса, "солнце в полуночном блеске".

Добыча золотого руна сопоставима в "Одиссее с посещением острова Тринакия, где наряду с быками были и священные бараны (11,108); успешное свершение, однако, ждет лишь в Одиссеевом супружеском покое на Итаке. Добыча золотого руна схожа и с одолением Минотавра в Кноссе, но не вполне, ибо в Колхиде Медея недвусмысленно говорит Ясону: "Царь же Эит [Ээт. – Н.Ф.] не такой человек, каким по рассказам был Пасифаи супруг, Минос; и можно ль равняться мне с Ариадной?" (111,1107 ел.)

Греческая пословица делает обеих жен Афаманта, божественную Ино-Левкотею и человечески-естественную Нефелу, символами предприятия гениально задуманного, но закончившегося весьма тривиально: "Вместо богини – женщина, как у Афаманта".

До Афаманта примерно то же произошло у Иксиона с Герой: Иксион (отец Тесеева друга Пирифоя, тщетно домогавшегося Персефоны), допущенный Зевсом к трапезе богов, тотчас принялся искать любви Геры. Зевс сделал вид, будто уступает его домогательствам, но подсунул ему облачное подобие Геры, от которого затем родились кентавры. Иксион же в наказание был привязан к огненному колесу, которое, прокатившись по небу, до сих пор кружится в Гадесе. Колесо Гадеса – это солнце полуночи, Иксион – посвященный.

Остановки "Арго" на Черном море отвечают тем, какие входят в Одиссееву Вторую оргию начиная с двух его посещений Цирцеи. Они соответствуют пребыванию аргонавтов у прорицателя Финея, на месте будущего Византия. Необузданная Цирцея превращала своих гостей в свиней – Финея точно так же терзали Гарпии, псы Зеве-са, смердящие воздушные демоны чувственности, которых приносил ласковый западный ветер. Но среди аргонавтов находились сыновья холодного северного ветра, они и освободили Финея (Ил. 16,150; Од. 1,237; 14,371; 20,66 ел.; Apr. 11,76 слл., 282, 288 слл.). Как Гомер усиливает дурные черты Цирцеи-Кирки (Од. 10) в Скилле (Од. 12,255), так Аполлоний, усилив терзания Финея, возводит их в дурные обычаи тибаренов и моссинеков (II, 1010 слл.), что живут, "словно свиньи", вокруг бесполых амазонок.

К концу этой песни шум очищает остров Аретиаду от Стимфалийских птиц, использующих свои перья как стрелы (11,1030 ел.). Если говорить о нисхождении мистов в телесность, то остров соответствует области чресел, мистически же – "колесу" над пупком; его вырождение проявляется как гнев, властолюбие и человеконенавистнические замыслы в образе перьев-стрел. "Одиссея" и евразийская мистика едины в том, что Харибда, или гнев с его оккультным источником вблизи пупка, есть наиболее опасное препятствие на пути миста. Там может спасти только бог. В нашей реконструкции Элевсиний Гера и Афина не допускают волков в Телестерион и тем обрекают на провал властолюбивый план Гефеста. Увы, не удалось прояснить, каким образом трещотки Геракла и бряцающее оружие аргонавтов помогают подавить вскипающий гнев и какое поведение и практика отвечают ныне этим звуковым картинам. Как бы там ни было, мистически Арес должен покинуть эту сферу и возвыситься до горлового лотоса, дабы там осенить огнем силу речи. В итоге он благодаря гармонии должен слиться с сердечным лотосом, с Афродитой.

Теперь подробнее: если Гомер вслед за очищенной и затем прорицающей Цирцеей приводит Одиссея к "бродящим утесам" (Од. 12,61), то у Аполлония после прорицателя следуют сшибающиеся скалы Босфора (П,317;55О). Гомер говорит о двух пролетающих между утесами голубях, один из которых гибнет, тогда как второй доносит амброзию Зевсу (то есть телесно – голове); мертвый голубь затем оживает. Аполлоний ведет речь лишь об одной голубке, которая, летя впереди корабля – телесно мистическим путем сверху вниз, – теряет между скалами перья хвоста (Од. 12,69–74; Apr. 11,573). Аполлоний едва ли понимает мистический знак Гомера. Бродящие утесы или сталкивающиеся скалы суть телесный образ сердца.

Миновав эти скалы среди ночных кошмаров, Ясон и его герои созерцают необычайное видение: на заре осеннего дня они видят Аполлона, шагающего по воздуху, он направляется из своей летней резиденции в Ликии, стране волков, на зимнюю, постоянную квартиру в Гиперборейской земле, где живет и северный ветер (II, 674 слл.).

Это видение стоит у Аполлония особняком. Гомер вместо этого упоминает о встрече с Гелиосом на Тринакии, которую Одиссей проспал (12). Аполлоний же созерцательным образом гиперборейца Аполлона, вероятно, указывает на никак не подготовленное в эпосе посещение аргонавтами северных стран, в IV песни. Мы рискнем предположить, что на обратном пути они плыли не по Дунаю и Роне, как принято считать, а выбрали более легкий водный путь через Днепр и Западную Двину, через Балтийское и Северное море. Впоследствии этим путем плавали норманны-варяги.

После сталкивающихся скал аргонавты чувствуют себя так, будто "из Аида вышли" (11,609), будто он им нипочем, и это вполне справедливо, ибо немногим позже они видят первый проблеск Элизия – шагающего по воздуху Аполлона. И Ясон вправе сказать: "Даже если бы нам чрез Аида пучины плыть пришлось, не поддамся я робости"… (11,642) Пучины и впрямь знаменуют его дальнейший путь, ведущий для начала через устье Ахеронта (11,743), реки подземного мира. Властвует тамошним краем царь по имени Лик, ("волк"), подземное отражение Аполлона (11,752). О грядущей дороге этот Лик говорит аргонавтам примерно то же, что и Финей. Здесь "Арго" меняет кормчего, прежний убит вепрем (11,815 слл.). И опять-таки здесь впервые слышен совет из уст не постороннего, но аргонавта – Пелея, "мужа из глины", отца Ахиллеса (11,880). Внешне "Арго" плывет вдоль северного побережья Малой Азии, внутренне же, духовно – через Гадес, пока в Колхиде, добыв золотое руно, Ясон со товарищи не осуществляет прорыв в Элизий.

Очередная остановка "Арго" после Ахеронта – в устье Каллихора, где Дионис по возвращении из Индии справлял свои оргии и таинства (11,904 ел.). И подобно тому, как Одиссей, спустившись в Гадес, в первой же встретившейся ему душе узнаёт своего недавно усопшего спутника Ельпенора (Од. 11,51), так и аргонавтам является душа мертвого Сфенела, Гераклова спутника в давнем походе против амазонок: "<…> пустила на землю тут Ферсефона сама Акторида плачевную душу" (11,915 ел.).

У реки Каллихор Орфей, тоже участвовавший в этом походе, посвящает свою лиру Аполлону (11,928–929). Аполлон и здесь – божество подземное, мистическое; таким он виделся и мистериальнои общине, что собиралась в императорском Риме под нынешней церковью Санта-Ма-рия-Маджоре. Далее мы узнаём, что с завершением Второй оргии струнная музыка умолкала. В Первой оргии звучали флейты сатиров, во Второй – лира, к концу ее, по Аполлонию, – трещотки, а в Третьей оргии – имитирующие гром барабаны или (в Элевсине) огромный гонг. Под наигрыш флейт мист обращает свое внимание от лба вниз, к горлу; его пока что несут ветер и дыхание. Под струнную музыку он достигает стихии воды, в человеке чувствующем – нервов, крови и сердца. Трещотки, барабан и гонг в Третьей, отвечающей воле оргии сопровождают переход диафрагмы.

Следующая остановка "Арго" – Парфений, "река девственниц" (II, 936 ел.). Дальше начинаются земли воинственных "женщин без груди", амазонок (11,965 ел.). "Железоносной земли рассекая упорные недра, плату они получают в обмен" (11,1005–1006). Из всех богов в почете у них только Арес; на острове Арегиада в храме, не покрытом кровлей, на черном священном камне они приносят ему в жертву коней (11,1171 ел.). Лежит этот остров вблизи Колхиды.

Рядом с амазонками живут племена тибаренов и мос-синеков, отличающиеся весьма безнравственными обычаями (11,1010 слл.). Мимо них "Арго" проплывает с той же поспешностью, что и Одиссей мимо Скиллы. Затем герои высаживаются на Аретиаде. Духовно этот остров соответствует Харибде.

Аретиада, остров Ареса с его построенным из морских камней храмом – это камни Харибды, – необитаема из-за Стимфалийских птиц, у которых перья как стрелы. Герои вспоминают, что в Аркадии Геракл разогнал таких птиц медной трещоткой (11,1055). За отсутствием трещоток они принимаются оглушительно кричать и бить копьями в щиты. Птицы тысячами взмывают в воздух и улетают (11,1082).

На очищенном острове аргонавты встречают четырех сынов того самого Фрикса, который некогда повесил золотое руно на дубу средь Аресова поля в месте, называемом Эя, то бишь Земля. Умирая, Фрикс наказал привезти из Эллады принадлежащее ему наследие – сокровища Афа-манта. И они отправились в путь, но потерпели кораблекрушение. Из кораблекрушений, выпавших во Второй оргии на долю Одиссея, сыновей Фрикса настигает то, что предшествует встрече с Харибдой. Здесь речь идет о мистических органах над пупком и гениталиями.

От имени четырех потомков Фрикса говорит Apr, рассказывает, что душа у царя Эита (Ээта) "полна погибельной злобы" (11,1202). Тот хотя и слывет сыном Гелиоса (11,1204), однако же носит имя "земной", и все его достояние создано Гефестом, даже огнедышащие быки, на которых он раз в году перепахивает каменистое поле Ареса (111,228 слл.). В нисхождении достигается "колесо" о четырех спицах.

Напрашивается предположение, что Эита и золотое руно нужно искать в подземном царстве мертвых, где Гелиос двинется вспять, превращая Гадес в Элизий. Между Аре-тиадой и Колхидой "Арго" проплывает мимо острова Филириды (11,1231), названного по имени нимфы, которая родила от коня-Кроноса кентавра Хирона. Небесный кентавр – созвездие Стрельца. Мистерия начиналась под Близнецами, которые во II тысячелетии осеняли день рождения Афродиты, 24 апреля; здесь она уже идет к концу. Геракл тоже гибнет в огненно-жгучей рубахе отравленного кентавра, то есть побежденного Стрельца.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю