Текст книги "Изгнание"
Автор книги: Дина Лампитт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц)
– А вы? – спросил он.
– Да, – тихо сказала Николь, – я уверена, что такое может произойти.
– Могу себе представить, – ответил ее покровитель после секундной паузы, – какие интересные споры ждут нас впереди.
– Надеюсь, так оно и будет, – ответила она, и вдруг, неожиданно для себя, наклонилась и поцеловала его в щеку.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Золотой вечер не спеша превращался в серебряную ночь. Незаметно розовые холмы потемнели и приобрели цвет спелой малины и набухших перезревших на летнем солнце слив. Потом, когда солнце скрылось за ними, они сделались того темного загадочного цвета, который имело благородное французское вино, привезенное в Англию первыми отважными моряками. Река, явно не Темза, лениво извивалась среди диких лугов, на ее поверхности не было ни единого паруса, ни единой лодки; в лучах заходящего солнца она казалась малиновой, потом сделалась оловянно-серой. И вот поднялась луна.
Она начала проделывать свой неизменный путь по небосклону, путь, который начался в незапамятные времена. Луна осветила темную ночную землю и мириады своих неизменных спутниц – звезд. День с его яркими и ясными очертаниями исчез, и его сменила темная загадочность ночи, освещенная серебряным ликом луны. Холмы теперь были огромные, темные и молчаливые, река походила на шелковую ленту, а все впадины и овраги были окрашены загадочным цветом индиго. Королева ночи явилась вместе со своей свитой и превратила реальность дня в ночную фантазию. И в этом лунном сиянии перед Николь впервые предстал Грейз Корт.
Это место, без всяких сомнений, было обжито еще в средние века: в лунном свете были хорошо видны полуразвалившиеся стены и башни старого замка, они отбрасывали длинные тени на лужайку, окружавшую новый дом. И он, по мере приближения кареты, все больше привлекал внимание Николь, его высокие крыши и многочисленные окна все четче проступали в лунном свете. Она смотрела на дом, не отрываясь, он все больше нравился ей. Она представила себе, как он стоит, высокий и гордый, среди любых бурь и ураганов, хотя сейчас, в конце лета, его фасад выдерживал лишь натиск вьющихся растений. В темноте кареты раздался голос Джоселина:
– Он вам нравится?
– У меня просто дух захватывает, – ответила Николь, – очаровательное место.
В лунном свете мелькнула его улыбка:
– Может быть, скоро, в один прекрасный день вы увидите мой дом – Кингсвер Холл, он расположен в устье очень красивой реки Дарт. Но в данный момент Грейз Корт даст вам приют, который так необходим.
– А это очень опасно для нас сейчас – ехать в Девон?
– Слишком опасно и слишком далеко. Если вы хотите, чтобы сэр Дензил вам больше не угрожал, мы должны обвенчаться немедленно.
Посмотрев на него внимательней, Николь обнаружила, что его глаза затуманены. Еще раз она убедилась в многогранности его натуры. На первый взгляд он казался прирожденным мошенником, блистательным повесой. Но как же обманчиво было это впечатление! Все его недавние поступки говорили о глубине и разносторонности натуры. Николь на мгновение замерла от мысли, что ей выпадет счастье провести с этим человеком достаточно времени, чтобы как следует узнать его. Однако она, современная женщина, вынуждена будет стать женой человека, которого совсем не знает, и ей снова показалось, что сложившаяся ситуация просто немыслима.
Лунная сказка тем временем продолжалась. Незнакомец, который скоро должен был стать ее мужем, привел ее в дом, освещенный мягким светом свечей. Она увидела богатые разноцветные ковры, украшенные замысловатой резьбой деревянные стены и мебель, отражающую великолепный вкус ее владельца. Следом за Джоселином Николь поднялась по узкой винтовой лестнице и оказалась на длинном деревянном балконе, окружающем дом по всему периметру.
– У меня такое чувство, будто я незаконно вторглась в чужие владения.
– Но почему?
– Потому что здесь больше никого нет. Хозяева могли бы выйти и поприветствовать нас.
Джоселин покачал головой.
– Боюсь, что этого не будет, – он грустно улыбнулся. – Дело в том, что во всем доме не осталось никого, кроме слуг. Мои кузены были очень обеспокоены событиями, происходившими в этом году, и, в конце концов, узнав, что король собирается поднять флаг и начать войну, уехали в Германию, – Николь посмотрела на него пораженная.
– А что, многие так сделали?
– Нет, не многие. Только те, кто могли себе это позволить. А бедный люд, как всегда во время войны, должен сидеть по домам и взваливать все тяготы себе на плечи.
– Я, конечно, не хочу говорить грубостей о ваших родственниках, но мне кажется, что они поступили как самые настоящие трусы – взяли и дали деру.
Лицо Джоселина просияло:
– Опять эти удивительные обороты речи!
– Ох, извините. Я иногда забываюсь, – честно призналась Николь.
– Вам незачем извиняться, дитя мое. Эта ваша манера так странно говорить делает вас привлекательней, – Николь были на удивление приятны его слова. – Но, так или иначе, – продолжал он, – я с вами согласен. Это, конечно, не очень приятно – сознаваться в том, что у тебя такие родственники, но, понимаете, они просто не признают борьбы и уж точно не хотят быть втянутыми в войну.
– А как же вы? Вы собираетесь сражаться за короля?
Джоселин улыбнулся:
– Как я вам уже однажды говорил, Карл Стюарт – глупый и безвольный человек во многих отношениях, но у нас с ним были общие предки, и сейчас я ем его хлеб. И не в моих правилах бросать человека в тот момент, когда ему тяжело. Кроме того, есть еще один препротивный и влиятельный радикально настроенный пуританин, который…
– Ускользнул у вас из-под носа? – не сдержалась Николь.
– Вот именно. Он член Парламента от Кембриджа. Три года назад Бог наказал его: у него погиб сын, причем он сам был повинен в его смерти. После этого он совершенно преобразился и стал почти невменяем. Как-то раз я пришел в палату, когда он держал речь. На нем было совершенно отвратительное платье, которое, я так понимаю, он выбрал сам, но самое гадкое было то, и меня от этого чуть не стошнило, что его нижнее белье было несвежим, а на шее виднелись следы крови, – он, видимо, порезался, когда брился. Лицо у него было красным и опухшим, он не говорил, а кричал, голос был грубым и резал слух.
– Я поняла, вы описываете Оливера Кромвеля?
– Вот именно. Поэтому мое отвращение к этому человеку и преданность тому, кому он бросил вызов, привели меня на сторону короля. И я буду сражаться за него, и пойду в бой, если это понадобится, хотя наши убеждения не во всем совпадают.
– Я думаю, что вы просто необыкновенный человек, – произнесла Николь после недолгой паузы.
– Да нет, я так не думаю. Я обыкновенный человек из крови и плоти и, как все, подвержен сомнениям и грехам.
– Но, Джоселин, вы собираетесь сражаться за свои убеждения, в отличие от ваших кузенов. Как вы сказали, их зовут? Ноллисы?
– Да. Моя тетка – та самая Петиция, которая пользовалась такой дурной славой.
Николь смотрела на него, изо всех сил напрягая мозги и надеясь на то, что он не замечает, что она и понятия не имеет, о ком он говорит. Он улыбнулся:
– У вас такой смущенный вид. Летиция Ноллис была замужем за первым графом Эссексом и родила второго графа – прекрасного грустного юношу, в которого без памяти влюбилась королева Елизавета, будучи уже в зрелом возрасте. Но это еще не все. Когда Легация овдовела, она тайно обвенчалась с Робертом Дадли – графом Лестером, он тоже в свое время был любовником королевы. Так что моя знаменитая тетушка была матерью одного любовника королевы и женой другого. Но это вовсе не значит, что она была верной сторонницей короля.
– Королева Елизавета была необычным человеком, ведь так? – взволнованно спросила Николь.
– Если вы хотите знать мое мнение, то в ее поведении действительно было много странного.
– А это правда, что граф Лестер столкнул свою первую жену с лестницы, чтобы она ему не мешала, когда у него с королевой началась любовная связь?
– Его жена, Эми Робсард, без сомнения, была убита, но кто это сделал, так и не было доказано.
– Все это так загадочно, – сказала Николь.
– Слишком загадочно для такого позднего часа. Вы, кажется, сказали, что утомлены?
– Да, это правда.
– Тогда мне следует проводить вас в вашу комнату и пожелать спокойной ночи.
«Он чертовски хорошо воспитан», – подумала Николь, глядя вслед Джоселину и закрывая дверь своей спальни. Если бы это был кто-нибудь из ее современников, да еще накануне свадьбы, он лег бы с ней в постель, не колеблясь ни минуты. Но этот притягательный и интересный мужчина настолько держал себя в руках, что казался почти равнодушным. С момента их первой встречи и до сих пор она не заметила со стороны Джоселина никаких любовных притязаний, самое большее, что он сделал – поцеловал ей руку. И его поведение странным образом дразнило ее, заставляя чуть ли не мечтать о том, чтобы оказаться с ним в одной постели.
Отодвинув тяжелые портьеры и глядя на полуразрушенные стены средневекового строения, возвышающиеся напротив лужайки, Николь грустно вздохнула. И тут без всякой причины она вдруг почувствовала приступ панического страха. В тот момент она вдруг отчетливо поняла, что никогда не сможет вернуться в свое время, что ей суждено пребывать в этом гипнотическом сне до конца своих дней. Мелко дрожа от страха, она легла в постель, но вместо успокаивающего забытья к ней пришел СОН.
Странным образом она ощутила себя лежащей на больничной кровати и даже почувствовала характерный больничный запах и услышала пугающий монотонный звук вентилятора. Ей показалось, что она вернулась в свое время, и сознание того, где именно она оказалась, сковало страхом все ее члены. Но желание осмотреться пересилило, и она медленно подняла веки.
– Господи! – тут же запричитал женский голос – Она открыла глаза! Посмотрите!
Вокруг кровати склонились неясные тени.
– Николь, – проговорил голос, прорвавшийся через толщу времен, – Николь, ты слышишь меня? – она понятия не имела, кто это говорит.
– Быстрее идите и позовите доктора, – скомандовал другой голос.
Кто-то взял ее за руку, и Николь услышала еще один голос, прозвучавший громче остальных.
– Арабелла, что с вами? Вам нечего бояться, дитя мое.
Туман рассеялся, все тени слились в одну, и она увидела лорда Джоселина, склонившегося над кроватью и с беспокойством смотрящего ей в лицо.
– Вам приснился кошмар?
Она была слишком напугана, чтобы врать:
– Я не знаю. Со мной происходит что-то странное, это все, что я могу вам сказать.
– Вы, наверное, видели один из тех снов, который кажется как бы реальностью и обычно бывает очень отчетливым, – проговорил Джоселин, глаза у него слегка затуманились.
– Да, наверное, так оно и было.
– Что вы видели? Вы можете рассказать?
– Мне казалось, что я совсем в другом месте и меня окружают люди, которых я когда-то знала. Я даже слышала их голоса.
– Понятно, – он поднялся. – Хотите, я пришлю служанку, чтобы она посидела с вами до утра? – Николь покачала головой.
– Нет, со мной все в порядке. Это была всего лишь галлюцинация.
Он кивнул:
– В вашем мозгу таится немало странных видений. А теперь спите, завтра нам предстоит венчание.
– Неужели? Так быстро?
– Священник из церкви Святого Николая, в деревне Розерфилд Грейз тут же разрешит мне это сделать, я уверен. Ведь история церкви и Грейз Корт тесно переплетены между собой вот уже несколько столетий. Кроме того, – Джоселин приподнял бровь, – право назначать священников в Розерфилд Грейз – это дело семьи Ноллисов, – Николь рассмеялась, но потом вздохнула.
– Как же все просто! Никакой волокиты, никакого бюрократизма.
В полутьме сверкнула его улыбка:
– А что значит «волокита», странное создание?
– Я объясню вам это утром, – ответила она.
– Надеюсь на это, – строго произнес он. – А теперь забудьте обо всем. Спите без снов. В следующие несколько дней нам предстоит многое сделать.
Но после его ухода Николь задумалась над тем, что она будет делать в следующие несколько лет, если не сможет вернуться в свое время. Вскоре она перестала думать об этом, и ее мысли обратились к двум незнакомым, но почему-то казавшимся ей устрашающими, женщинам – сестре Джоселина Мирод и его малолетней дочери Сабине.
* * *
На следующий день в одном из сундуков с одеждой, принадлежащих кому-то из женщин ныне уехавшей семьи Ноллисов, было найдено свадебное платье. Его юбка, украшенная тяжелыми драгоценными камнями по моде шестнадцатого века, была на удивление огромной и очень красивой, а корсет лифа затягивал грудь так, что Николь едва могла вздохнуть. Платье было просто сказочным, все усыпано серебром и жемчугом, многочисленные пышные кружева изящно подсвечивались блеском голубых сапфиров. Волосы Николь решила распустить и слегка завить, она послала ничего непонимающих слуг в сад за живыми цветами. А затем те, кто накануне лег спать, будучи уверенными, что хозяйский дом пуст, а, проснувшись утром обнаружили, что на них навалилась проблема свадебного обеда, в изумлении наблюдали, как лорд Джоселин и его невеста уселись в карету и отправились в близлежащую деревню Розерфилд Грейз в церковь Святого Николая.
Священника подняли прямо с постели, и он был весьма обескуражен тем, что сам милорд приехал просить у него согласия на брак и попросил, чтобы свадебная церемония была устроена этим же утром…
– Но к чему такая спешка, сэр? – изумился его преподобие Джон Холлин, думая про себя, что лорда Джоселина наверняка охмурила красивая молодая женщина, в чьей порядочности он отнюдь не был уверен.
– Сейчас война, – ответил новоиспеченный жених с одной из своих обычных приятных улыбок, – я уже поклялся в верности королю в Ноттингеме и собираюсь вернуться туда, как только заключу законный брак. Мы живем не в те времена, когда мужчине было бы позволительно медлить и обдумывать свои поступки.
– А как же невеста? Она тоже вернется с вами в Ноттингем?
Лорд Джоселин продемонстрировал свое мастерство за секунду становиться совершенно другим человеком:
– Нет, сэр. Похоже, что если мы хотим спасти королевскую корону, то нам придется вступить в кровавую войну. Женщине незачем участвовать в таких делах, – серьезно ответил он.
– Значит, она останется в Грейз Корт?
– Да, на какое-то время. Пока у нее не появится возможность отправиться в мой дом в Девоншир, – он опять хитро улыбнулся, – а именно к моей старшей сестре, которая ведет там хозяйство с тех пор, как умерла жена.
– Так-так, – проговорил священник, складывая вместе кончики пальцев и думая о том, что будущая леди Аттвуд избрала для себя не очень-то легкий путь.
Во время церемонии он еще больше убедился в обоснованности своих подозрений, потому что невеста оказалась не только очаровательной красавицей, но была и гораздо моложе, чем он предполагал. На тонкой шее, окруженной жестким плетеным воротником, давно вышедшим из моды, сидела милая головка с золотой копной волос, украшенных свежими цветами. Причем девушка держала ее так грациозно и независимо, что казалась гораздо старше своих лет. Если бы у священника было более развито воображение, он бы сказал, что в этом молодом теле скрывается душа зрелой женщины. Однако он сделал вывод, что сестре лорда Джоселина, да и кому бы то ни было другому, будет не так-то просто «прибрать к рукам» госпожу Арабеллу Локсли, готовую стать леди Аттвуд. К тому времени, когда клятвы были произнесены, и золотое обручальное колечко оказалось на изящном пальце невесты, мистер Холлин был так очарован обаянием и красотой Арабеллы, что невольно прослезился.
В качестве свидетелей из деревни были приглашены фермер с женой, выбор пал на него только потому, что он умел писать. Но сначала подписи должны были поставить жених и невеста. Священник положил перед ними приходскую книгу и смотрел, как лорд Джоселин одним широким взмахом пера вывел свое имя. Вдруг мистер Холлин замер и в изумлении уставился на книгу, потому что молодая женщина написала в ней имя «Николь», но тут же поспешно его зачеркнула и исправила на другое: «Арабелла Локсли».
«Однако это странно», – подумал священник и заметил, что лорд Джоселин тоже слегка удивился и чуть нахмурился, но понять его мысли было невозможно, так как на его лице тут же заиграла широкая улыбка, подобающая жениху в день свадьбы.
Николь была раздосадована на себя, понимая, однако, что сделала ошибку машинально, совершенно не задумываясь над тем, что она пишет. Хорошо еще, что она не успела написать «Холл». Что бы тогда подумал о ней человек, который сейчас нежно поцеловал ей руку в знак того, что дело сделано? Она одарила его быстрой виноватой улыбкой, пытаясь по его глазам понять, заметил ли он ее испуг, или она сумела его спрятать. Но глаза Джоселина были непроницаемы, как всегда.
– А теперь, моя милая леди, – сказал ее муж, – давай вернемся в Грейз Корт, где нас ждет праздничный обед.
– А что, будет еще и обед? Неужели слугам хватило времени, чтобы его приготовить? – удивленно спросила она.
– Могу ответить на это и да, и нет. Они, конечно, ужасно обескуражены, но это не помешает им организовать что-то типа небольшого торжества, – он повернулся к фермеру и протянул ему монету: – Спасибо за твои сегодняшние услуги, Бакстон. Желаю тебе и твоей жене всего хорошего.
– А я желаю вам и леди Аттвуд здоровья и долгих лет жизни, сэр, – с этими словами фермер подбросил вверх шляпу, на высоту, как предполагала Николь, определяющую размер вознаграждения, которое он получил.
– Ну что ж, аминь, – ответил Джоселин и, помахав рукой кучке зевак, собравшихся возле церкви, помог Николь забраться в карету.
– Дело сделано, – сказал он, – тебе больше незачем волноваться. Позволим сэру Дензилу признать свое поражение.
Она не нашла что ответить, просто потому что еще не осознала до конца происходящего. Потом вдруг подумала, как все это глупо. Вспомнив ночной кошмар, так похожий на реальность, она предположила, что он еще не кончился. В самом деле, может, это и есть тот путь, которым она сможет вернуться в свое время? Нахмурившись, актриса уставилась в окно кареты, думая о том, какие дальнейшие шаги ей теперь лучше всего предпринять.
Карета обогнула холм и приблизилась к дому, и тут Николь отвлеклась от своих мыслей, удивленная тем, что увидела. Слуги, видимо, уже пришедшие в себя после ее появления, застелили дорогу белым льняным ковром и теперь, когда карета на него въехала, бросали под колеса цветы и листья.
– Как это мило с их стороны, – произнесла она, двигаясь к Джоселину и слегка обеспокоенная затянувшимся молчанием.
– Они хотят сделать тебе приятное, впрочем, так же, как и я, – сказал он.
Ее охватило чувство вины, ведь она только и думала о том, как бы улизнуть от него.
– Спасибо, – искренне ответила она.
– Не стоит благодарить меня так рано, давай сначала посмотрим, что они приготовили нам для праздничного обеда, – проговорил он.
Эти безобидные слова, однако, были сказаны таким странным тоном, что Николь невольно посмотрела на него. В этот момент они остановились перед домом, и он помог ей спуститься. Лицо у него оставалось совершенно непроницаемым. И все же в нем угадывалось какое-то напряжение, которое Николь, чувствуя себя довольно неловко, отнесла на счет своего не совсем правильного поведения и особенно того, что она написала в приходской книге имя «Николь». Это наверняка навело Джоселина на мысль, что он знает ее так же мало, как и она его. Собрав все свое мужество и нежно взяв его за руку, Николь поклялась себе, что будет с ним изо всех сил нежна и откровенна до тех пор, пока ей предстоит оставаться в этом столетии.
– Так приятно, что ты распорядился все приготовить. Я и не ожидала, что у нас будет настоящая свадьба.
Он повернулся и посмотрел на нее с таким серьезным видом, что у нее оборвалось сердце.
– Мы-то знаем, что это брак по расчету, но так как другим об этом неизвестно, я решил, что свадьба должна походить на свадьбу.
На актрису нахлынула волна невероятной нежности.
– Обещаю тебе, что постараюсь сделать все, чтобы ты был счастлив, – сказала она и в порыве чувства поцеловала его в губы, для чего ей пришлось встать на цыпочки.
Он был полон страсти и силы, она поняла это сразу, лишь притронувшись к его губам. Внезапно Николь, привыкшая заниматься любовью легко, бездумно и так часто, как ей хотелось, почувствовала, что действительно желает его. К тому же теперь, пока она не выберется отсюда, этот человек будет составлять большую часть ее жизни. Так что хочешь – не хочешь, а их «роман» с Джоселином Аттвудом затянется теперь на неопределенный срок. Она подумала, что даже ни разу не переспала с человеком, за которого вышла замуж. И это показалось ей таким глупым, что она улыбнулась.
– Ты счастлива? – спросил ее недавний жених, протягивая руку и помогая подняться на балкон, с которого доносились звуки довольно веселой музыки.
– Да, – ответила Николь, и она на самом деле была счастлива, как только может быть счастлив человек в ее ситуации.
Деревянные стены галереи были украшены гирляндами свежих цветов, а посредине стоял огромный стол, покрытый белой скатертью. Он был накрыт на несколько человек.
– Но я была уверена, что у нас не будет гостей, – пораженная, проговорила Николь.
– Придут священник, местный врач с женой и еще несколько человек, с которыми я познакомился через кузенов. Если ты, конечно, не будешь возражать.
– Как я могу? – ответила она, поворачиваясь к нему с очаровательной улыбкой. – Ты все так мило устроил.
– Спасибо, дорогая. – Джоселин смотрел на нее с одобрением.
На секунду самолюбие Николь было задето: она подумала о том, что это не она, а Арабелла выглядит так очаровательно, что все вокруг бросают на нее восхищенные взгляды, но она тут же отбросила эту мысль. Раз уж ей суждено пока жить в этом столетии, она должна привыкнуть к мысли о том, что она и та девушка, которая умерла при родах – одно и то же лицо, и их нельзя отделять друг от друга.
– Ты выглядишь просто восхитительно в этом платье, – продолжал Джоселин, – оно как будто сшито специально для тебя.
– Ужасно жмет сиськи, – выпалила Николь, не подумав.
И тут, увидев, какое у Джоселина сделалось лицо, она не сдержалась и улыбнулась.
– Ты хотела сказать соски? – нахмурившись, спросил он.
– Да нет, я хотела сказать именно сиськи, – ответила она, – а что – это грубое слово?
– Да, его не очень-то часто употребляют в светской беседе, так же как, например, люэс.
– А это что – сифилис? – на этот раз он удивленно поднял одну бровь.
– Да, конечно. Но тебе не кажется, что эта болезнь не очень-то подходящая тема для обсуждения в день свадьбы?
– Но ты же сам спровоцировал меня на это, – жалобно проговорила Николь, и Джоселин не выдержал и рассмеялся.
– Интересно, в нашей будущей жизни смогу ли я тебя еще на что-нибудь спровоцировать?
– Конечно, у тебя будет масса возможностей сделать это, – ответила она и вдруг опять ощутила прилив какого-то глупого безмятежного счастья.
Она вновь почувствовала себя на съемках красивого исторического фильма. Она играет роль молодой, взволнованной и прелестной невесты, а актер – чуть старше ее – заботливого мужа. Остальные актеры и массовка одеты сельскими жителями и слугами, что очень подходит к декорациям. Все они чествуют молодую пару и произносят тосты в их честь. Единственное, что делало эту сцену не похожей на съемку, – некому было крикнуть «стоп», и скрытые камеры все продолжали и продолжали работать.
Потом началась та часть картины, которую Николь помнила очень хорошо, потому что то же играла в спектакле «Несносная леди». Тогда она была одной из гостий, теперь же ее роль была главной. День, заполненный танцами, весельем и выпивкой, постепенно перешел в вечер. Приближался тот час, когда жених и невеста должны отправиться в постель.
Возбужденные женщины, шелестя юбками, весело смеясь и подбадривая невесту, начали подниматься наверх, чтобы помочь ей раздеться и приготовиться к первой брачной ночи. Николь выпила к тому времени уже довольно много, чувство реальности и не думало к ней возвращаться, ей все еще казалось, что продолжаются съемки. Когда она стала подниматься по лестнице вместе с другими женщинами, взгляд ее упал на Джоселина, стоящего возле лестницы и внимательно наблюдавшего за ней. Почти машинально она послала ему воздушный поцелуй.
Ее ждали огромная кровать, украшенная цветами, и две служанки, готовые в любой момент помочь ей избавиться от платья. Зная, что она должна делать, Николь спокойно стояла, пока девушки развязывали многочисленные кружевные тесемки старомодного платья, в которое она была одета. Вскоре на ней не осталось ничего, кроме чулок и подвязок, которые, как она знала, по традиции нужно бросать гостям перед тем, как опустится полог кровати и молодые останутся вдвоем. Потом ей через голову надели длинную кружевную ночную рубашку, принадлежащую тоже кому-то из уехавших Ноллисов. Волосы были расчесаны, и дамы помогли невесте расположиться на огромной, с четырьмя стойками кровати в ожидании жениха.
Тут в комнату с важным видом вошел жених, и женщины подняли веселый шум. Он был в одном нижнем белье, его держали за запястья, он делал вид, что не хочет идти и мужчинам приходится вести его силой. Потом, смеясь и отпуская шуточки, мужчины вышли из комнаты и спустились вниз, а его светлость лег рядом с невестой. Женщины весело завизжали, когда из кровати вылетели чулки и подвязки, а потом наконец тяжелый полог упал, отвязанный твердой рукой жены доктора.
– Теперь все отправятся по домам? – прошептала Николь.
– Совсем нет, – ответил Джоселин, – музыка, танцы, ужин, вино и поцелуи будут продолжаться до рассвета.
– Для скромной свадьбы это довольно буйное веселье.
Он улыбнулся с довольным видом:
– В эти неспокойные времена приятно видеть, что народ находит в себе силы веселиться, так что простим им это.
– А как же Оливер Кромвель и пуритане? Они одобряют такие забавы?
– Скорей всего нет. Я уверен, что многие только из-за этого сделались приверженцами короля.
– Потому что они не хотят, чтобы их лишили права веселиться и следовать красивым обычаям?
– Конечно.
– И это правильно. Ты можешь представить себе Лондон без театров, где людям некуда пойти и не на что посмотреть?
Он внимательно посмотрел на нее:
– Почему ты так говоришь?
Сбитая с толку событиями этого дня и выпитым вином, Николь ответила:
– Я уверена, что их собираются закрыть. Теперь, когда Лондон в руках парламентариев.
– Ничего не слышал об этом.
– Уверена, что так и будет.
Джоселин улыбнулся:
– Похоже, я женился на ведьме, – он повернулся к ней, одной рукой подперев голову, а другой взял ее за подбородок. – Николь, я должен тебе кое-что сказать, и сказать сейчас. Я прекрасно понимаю, что ты вышла за меня замуж только потому, что старалась избавиться от притязаний Дензила Локсли, и я нисколько не надеюсь на то, что ты испытываешь ко мне какие-то чувства. Поэтому я оставляю за тобой право расторгнуть брак, как только ты этого пожелаешь.
Она уставилась на него:
– Что ты имеешь в виду?
– То, что сказал. Церковь имеет право расторгнуть брак, который мы заключили. Запретить развод может только специальное постановление Парламента, а он занимается этим так редко, что об этом не стоит и говорить. Ты очень красива и желанна, но, несмотря на это, я не хочу навязываться тебе в качестве нелюбимого мужа. И следуя этому принципу, я собираюсь покинуть тебя сегодня ночью и буду делать это каждый день, пока ты не признаешься мне, что полюбила меня и готова отдаться, или пока ты не скажешь, что хочешь расторгнуть наш брак.
У Николь в голове мелькнула глупая фраза типа: «Ты что, шутишь?», а так как ничего более подходящего она не придумала, поэтому предпочла промолчать.
– Ты молчишь, – продолжал Джоселин, – и в этом нет ничего удивительного. Но завтра, когда ты обдумаешь эти слова, ты поймешь, что я поступаю правильно, – его голос звучал все уверенней. – Если наша совместная жизнь продлится долго, и мы будем наслаждаться обществом друг друга, тогда ты сможешь мне отдаться не только телом, но и душой. Сейчас я понимаю только одно: ты самая загадочная, самая необыкновенная женщина, какую мне доводилось встречать. Я вижу твою неординарность и чувствую, что у тебя есть какая-то тайна, которую я пока не разгадал. Но в один прекрасный день, если мы еще будем вместе, я ее разгадаю. Клянусь.
Николь все еще ничего не говорила, она молча смотрела на него и чувствовала, как по щекам у нее бегут слезы. Джоселин же, видя, что она плачет, не мог понять почему.
– Может быть, я задел твое самолюбие, но, умоляю тебя, не принимай мое поведение таким образом. Я не буду трогать тебя, но я верю, что наши отношения могут стать просто необыкновенными, что наши души смогут понять друг друга и слиться воедино. Поэтому я не буду принуждать тебя спать со мной до тех пор, пока не завоюю твое полное доверие.
Это было уж слишком. Николь плакала навзрыд до тех пор, пока не сообразила, что он встал с кровати и отправился к себе в комнату. Только тогда она затихла и спокойно лежала, глядя на светлую полоску зари, которая начала медленно окрашивать темное небо. И тут, обдумывая их разговор, она вспомнила, что Джоселин, обращаясь к ней, назвал ее Николь.
