Текст книги "Улица Теней, 77"

Автор книги: Дин Рей Кунц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 25 страниц)

Чудовище потащило ее через порог в помещение бассейна. Том шел следом, держа «беретту» обеими руками, надеясь четко увидеть в прорези прицела мерзкую физиономию монстра, боясь выстрелить, потому что мог попасть в Падмини, отчаянно вертящую головой в попытке избежать укуса. Доктор Игнис стоял чуть в стороне от двери, с перекошенным лицом, отчасти от ужаса, отчасти от осознания триумфа. Действуя инстинктивно, Том выстрелил Игнису в правое плечо, и тут же Одно завопило от ярости множеством голосов, донесшихся из стен, потолка, бассейна. Чтобы защитить Игниса, Опустошение отбросило Падмини и прыгнуло на Тома. Пусть и не полностью автоматический, пистолет мог стрелять с той скоростью, с какой стрелок нажимал на спусковой крючок, и морда чудовища уже разлетелась вдребезги, когда оно ткнулось в Тома и сбило с ног.

* * *

Туайла Трейхерн

Уинни, поднятый над головой Опустошения, нежный ягненок, предназначенный в жертву, но потом опущенный вниз, оказавшийся лицом к лицу с серым священником, который прошипел освящение жертвы и обнажил зубы для смертельного укуса. Спаркл уже успела подхватить карабин и вонзила штык в поясницу монстра, но результата это не принесло. Туайла с диким криком – ничего музыкального в нем не слышалось, это был крик ярости, ужаса и всесокрушающей любви – нажала на спусковой крючок, потом второй раз, третий. Серые зубы приблизились к гладкой щечке, а потом голова монстра разлетелась, Опустошение повалилось на пол, выронив Уинни, неукушенного, с расползающимися по лицу серыми наномашинами.

* * *

Бейли Хокс

Потрясенная Падмини вышла в коридор.

Том Трэн последовал за ней, крепко держа Кирби Игниса за левую руку, вдавив дуло пистолета ему в шею.

– Ситуация патовая! – прокричал Бейли.

Понимая, что его могут и не создать, если Игнис умрет, Одно приглушило легионы своих голосов, хотя ярости в них не уменьшилось.

Зажимая рану в правом плече пальцами левой, Кирби Игнис выглядел удивленным, и это не делало ему чести, раз уж он мог удивляться после того, как повидал Одно и мир, у истоков которого стоял его институт. Он не ожидал, что в него выстрелят, поскольку, несмотря на высказанное сожаление и заявление, что такого будущего не должно быть, он так и не признавал себя виновным. Его ужасали такие непредвиденные последствия, но он еще не мог признать свою ответственность за случившееся.

В стенах легионы продолжали протестовать, все одним голосом выражали одинаковую бессловесную ярость, являя собой безликую толпу будущего. Одно, похоже, дискутировало с собой, решая, каким должен быть следующий шаг.

– Бейли, вы совершаете ужасную ошибку, – заговорил Игнис. – Моя работа, наша работа в институте может освободить человека от страданий. Мир станет лучше.

Бейли подумал о том, как часто внешность не соответствует внутреннему содержанию. Люди вокруг Гитлера напоминали доброго дядюшку, розовощекого кузена, дедушку с трубкой и в шлепанцах, с обаятельной улыбкой. Тот же Альберт Шпеер [50]50
  Шпеер, Альберт / Speer, Albert (1905–1981) – государственный деятель Германии, личный архитектор Гитлера, рейхсминистр вооружений и военной промышленности (1942–1945).


[Закрыть]выглядел, как Грегори Пек, актер с идеальной внешностью для хороших ролей. Рузвельт называл Сталина «дядюшкой Джо». Дядюшка Джо и дядюшка Хо Ши Мин. Улыбающийся Пол Пот, по приказам которого убили миллионы камбоджийцев, ничем не отличался от добродушного мужчины, какого легко можно увидеть за прилавком ближайшей химчистки.

Когда голоса в стенах успокоились, Игнис обратился к Падмини Барати:

– С помощью наномашин, корректирующих ДНК эмбриона в чреве матери, ни один ребенок не родится инвалидом.

– Или детей просто не будет.

– Нет, нет. Послушайте меня. Наномашины, циркулирующие в крови, смогут распознавать все вредоносные бактерии и вирусы и избавлять человека от любой болезни в сотни раз быстрее антибиотиков.

Свидетель вошел в коридор с лестницы.

– В этом будущем нет болезней.

– Забудьте об этом будущем, – покачал головой Игнис. – Никто не задумывал его таким.

Предложив остальным присоединиться к Спаркл и Туайле, стоявшим в средней части коридора, Бейли обернулся к Свидетелю, который не составил им компанию, и спросил:

– Какой это год?

– Не такой уж далекий от вашего времени, как вы думаете. Две тысячи сорок девятый.

– Я этого не слышал, – Микки Дайм, улыбаясь, покачал головой. – Я не хочу об этом думать. Это не имеет смысла.

Раздался мелодичный звонок: кабина лифта прибыла в подвал откуда-то из глубины.

* * *

Спаркл Сайкс

Она лихорадочно стирала серую жижу с лица Уинни, боясь, что наномашины растворят его кожу, и внезапно Айрис оказалась рядом, помогая ей, найдя в себе мужество выдержать контакт с другим человеком, нежно обтирая левое ухо Уинни, его шею. Наномашины шевелились под пальцами Спаркл, как тысячи расползающихся муравьев, но не кусались и не кололись, и на лице Уинни не появилось язв. Когда она вытирала руки об одежду, у нее создалось ощущение, что движение наномашин замедлилось.

* * *

Бейли Хокс

Когда все собрались в средней части коридора, гипсовые панели начали трескаться, падать с потолка и вываливаться из стен. Одна панель рухнула на них, осыпав Бейли гипсовой пылью и едва не сбив с ног Тома Трэна. Из дыры между балками свешивались вниз белые щупальца, стремясь дотянуться до них.

–  Я его убью! – прокричал Том Трэн, еще сильнее вдавливая ствол в шею Игниса.

Но Одно, похоже, решило рискнуть жизнью своего создателя, потому что двери лифта разошлись, и из-под синего света в коридор выплеснулась яростная орда чудовищ, дикой смеси животных, растений и машин. При их виде сердце Бейли упало. Эта орда гоблинов могла появиться разве что в кошмарных снах демонов, когда они спали в аду. И когда чудовища уже накатывали на них, чтобы разорвать на куски, на стенах внезапно замерцали полотнища синего света. Произошел обратный переход, рев чудовищ словно отрезало, ржавчина и пыль исчезли, вместе с мертвыми Опустошениями и монстрами, вырвавшимися из лифта. Остались только выжившие соседи здесь, в настоящем, где увиденное ими будущее еще не наступило, где мир еще не миновал точку невозврата, где существовала возможность пойти другим путем.

Они вернулись домой.

ОДНО

От полюса до полюса я замерло в моем единстве, застыли все мои проявления, мир оцепенел в ожидании. Мальчик ускользнул от меня так же, как бывший морпех, но мой посланец отправился с ними. Победа останется за мной. Этот мир мой не на какое-то время, а на веки вечные. Два гения института сделают все, что от них требуется, и я обязательно появлюсь. Сначала я, а потом и этот лучший из всех возможных миров.

Глава 34
Дом 77 по улице Теней

В коридоре подвала упавшая с потолка панель занимала положенное ей место, словно никогда его и не покидала. Ничто не трещало ни в стенах, ни на потолке, не слышалось ни шорохов ползания, ни голосов. Демоническая орда исчезла, и Свидетель – тоже.

Первым заговорил Игнис, по-прежнему зажимавший рану левой рукой. Том более не вдавливал ствол пистолета в его шею.

– Вы не пожалеете о том, что пощадили меня, Бейли. Я все поправлю. Все. Сделаю, как надо.

– Сайлес, это совпадение, что из всех домов мира именно этот построен на пространственно-временной червоточине? – спросил Бейли.

– В зале суда мы обычно говорим о причине и следствии, мотиве и намерениях. Совпадений мы не любим.

– Я тоже. Том, это совпадение, что человек, который может погубить будущее, живет именно в единственном в мире доме, построенном на пространственно-временной червоточине?

– Совпадение – это случайное стечение обстоятельств, – ответил Том. – Я верю в закономерности и тайну.

– К чему вы ведете? – нетерпеливо бросил Игнис, скривившись от боли. – Я истекаю кровью. Мне нужен врач.

– Падмини, – Бейли повернулся к индианке, – если бы мир погубил фон Норквист, почему храмом стала не его квартира?

– Ваш вопрос – загадка, которую я не могу разгадать, – ответила Падмини.

– Вы нравились моей матери, доктор Игнис, – вставил Микки Дайм. – Она говорила, что вы такой дальновидный. И имела в виду не зрение.

Бейли повернулся к Игнису.

– Время и судьба – понятия сложные. Есть только одно будущее… или их много?

– В двух словах не ответишь, – Игнис побледнел. На лбу выступили капельки пота. – Я не позволю этому будущему случиться. Оно никогда не наступит.

– Что первично… работа, которую вы делали, чтобы разрушить будущее, или ваше видение возможного будущего, в котором правит Одно? – спросил Бейли. – Вы создавали это будущее до того, как мы его увидели… или, увидев его, решили создавать «лучшее» будущее?

– Что вы такое говорите? Послушайте, мне больно. У меня путаются мысли. Я вас не понимаю.

– Время и судьба понятия сложные, – повторил Бейли. – Вы думаете, что каждый из нас, каждый человек на Земле, инструмент судьбы?

Игнис покачал головой.

– Я не знаю, что вы хотите этим сказать.

– Я знаю, – подала голос Падмини. – Я инструмент судьбы, мистер Бейли. Мы все.

– Какая сила использует вас? – спросил Бейли Игниса. – Какая черная судьба действует через вас?

– Не говорите глупостей, Бейли. Я знаю, что вы совсем не глупы. Не говорите со мной о такой чуши, как судьба. Я не собираюсь строить то будущее, которое мы видели. Я могу создать лучший мир, более свободный мир, безопасный и чистый, как рай, мир, в котором человеческое стремление все портить и уничтожать будет навсегда загнано в бутылку.

Бейли трижды выстрелил ему в грудь из пистолета Микки Дайма, возможно, чтобы спасти мир, раз уж он не смог спасти мать от кулаков пьяного отца.

* * *

Никогда раньше объятья не доставляли Спаркл Сайкс такого наслаждения. Айрис напряглась от прикосновений рук матери, но вырываться не стала. Более того, и это поразило Спаркл еще больше, она попыталась, в той степени, насколько могла, обнять мать.

А потом восемь из них работали, как один, не как один мозг, но команда, объединенная общей целью.

Том стер последние двадцать четыре часа записей в видеоархиве камер наблюдений.

Том показал, где находится сварочное оборудование, и Бейли, при содействии Туайлы, заварил петли крышки люка в помещении ЦООУ, которую оторвало синее излучение, когда вырвалось из лавовой трубки.

Спаркл, писательница с богатым воображением, уселась на пол рядом с Микки Даймом, чтобы объяснить ему, в каком порядке и по каким психопатическим причинам он убил сенатора Блэндона, Логана Спэнглера, Салли Холландер и сестер Капп. Для хладнокровного профессионального убийцы он вел себя на удивление смирно, напоминая послушного ребенка, и жадно ловил каждое слово, когда Спаркл рассказывала ему, как он убивал всех этих людей, а потом сбрасывал их тела в лавовую трубку. Но, при всей его смирности, Спаркл тем не менее все время держала его на мушке пистолета. Как ни крути, он действительно убил Джерри Дайма и Вернона Клика, и она напомнила ему о них, а также о том, как он застрелил доктора Кирби Игниса и оставил тело на кухне его квартиры.

– Моей матери нравился доктор Игнис, – вставил Микки Дайм.

– Вы так часто ее упоминали. Наверное, очень ее любили.

– Любил. И люблю. Я так ее люблю, что давно уже хотел убить Игниса.

– Почему?

– Потому что он ей нравился. Я терпеть не мог мужчин, которые ей нравились.

– Да, конечно.

– Ей нравился и сенатор Блэндон.

– Правда?

– Я хотел его убить с того момента, как застал их целующимися.

– Вы должны обязательно сообщить об этом полиции.

– Я всегда хотел знать, кто мой отец.

– Это грустно – расти без отца, – кивнула Спаркл.

– Он мой отец, кем бы он ни был, а значит, он как минимум один раз занимался сексом с моей матерью, и за это я бы с удовольствием его убил.

– Само собой, – кивнула Спаркл.

– Как вы думаете, они позволят мне взять ее нижнее белье в санаторий?

– Скорее всего, позволят. Кому от этого будет хуже?

Они ничего не смогли сделать с «честерфилдом» в квартире сестер Капп. Но кто мог сказать, что произошло с диваном? Может, Микки Дайм порвал обивку, когда бродил по «Пендлтону» и убивал людей. Однако, даже обуреваемому жаждой убийства, ему не хватило бы сил, чтобы до такой степени смять и скрутить кованую каминную решетку. Соответственно, Сайлес и Падмини достали ее из топочной камеры и унесли в подвал, где положили в кладовку сестер Капп.

Пока взрослые делали общее дело, Уинни молча сидел рядом с Айрис, которая в этот вечер больше не сказала ему ни слова.

Завернутые тела Джерри Дайма и Вернона Клика лежали там, где и оставил их Микки, до перехода в будущее. Их трупов, трупа Кирби Игниса, чистосердечного признания Дайма и его заявления о признании безумным, скорее всего, хватило бы, чтобы власти закрыли дело и не начали искать остальные тела в, возможно, бездонной лавовой трубке. Тем более что такие поиски потребовали бы немалых расходов. А главное, они все равно ничего бы не нашли.

* * *

Пообедав в ресторане «У Топпера», Мак и Шелли Ривс под ледяным дождем пешком вернулись к «Пендлтону», чтобы увидеть у парадного входа множество патрульных автомобилей.

В вестибюле сидевшая за стойкой Падмини Барати огорошила их ужасной новостью о случившихся в доме убийствах. Поначалу они подумали, что Филдинг Уделл сделал последний шаг за черту здравомыслия, но не удивились, узнав, что рехнулся Микки Дайм. Да и кто бы удивился?

* * *

Его мать всегда говорила, что нельзя доверять людям в форме. Но они обошлись с ним очень вежливо. Разумеется, допрашивали его детективы в штатском. А когда у него запершило в горле от всей этой говорильни, они дали ему хороший травяной чай с тонким ароматом лимона. Когда он пожаловался, что кожа рук очень уж сухая, они нашли тюбик крема для рук, которым он сразу же воспользовался. Они настояли на том, что ему требуется адвокат, но этот человек постоянно говорил невпопад, и Микки велел ему заткнуться. Их интересовали не только убийства в «Пендлтоне», но и все прочие, совершенные Микки, и он получил огромное наслаждение, вспоминая всю свою карьеру. В конце концов, пусть они находились по ту сторону баррикад, пусть, в отличие от него, пребывали в здравом уме, они специализировались на том же, что и он, – на убийствах. И всем нравится слушать истории о работе коллег.

* * *

Последние дни Филдинг Уделл спал очень мало, и не приходилось удивляться, что в это утро он проснулся около одиннадцати часов, отдохнувший, как никогда. Заснул в углу своего кабинета. Когда открыл глаза, лежал в позе зародыша, напустив слюней, будто младенец.

Или он все видел во сне, или Правящая Элита сумела починить свой суперкомпьютер. Его квартира выглядела как всегда, все папки с документами стояли и лежали на положенных местах, компьютер ждал, когда он примется за работу.

Выглянув в окно, он увидел, что во дворе идеальный порядок. Растения не заполонили его, фонтаны работали. Во сне ему удалось подсмотреть истину? Ответ на это могло дать только время. В этом мире постоянной нестабильности в любое время могло произойти что угодно.

Приняв душ, он заказал ланч и обед в двух разных ресторанах. Ланч – куриное жаркое с грибами из китайского ресторана – съел, сидя за рабочим столом, и ни вкус, ни запах, ни внешний вид блюда не говорили о том, что это соевая зелень.

Во второй половине дня у него начало нарастать чувство вины. Он и проснулся с мыслью о том, что должен пожертвовать девяносто процентов от трехсот унаследованных миллионов доктору Кирби Игнису, чтобы тот мог продолжать свою очень важную работу, не волнуясь о финансировании. Он же не заработал эти деньги, а потому и тяготился ими. Только в этом случае он мог рассчитывать на прощение, но тем не менее медлил. В четыре пополудни, терзаемый этим новым приступом чувства вины, он вышел из своей квартиры и с неохотой направился к квартире «2-Е». В коридоре столкнулся с соседкой, Шелли Ривс, и ощутил безмерное облегчение, узнав, что прошлым вечером Микки Дайм застрелил Игниса.

Вернулся к себе и налил полный стакан домашней колы.

* * *

Санаторий «Дубовая роща» оправдал все его ожидания.

Кормили вкусно и все резали на небольшие кусочки, которые оставалось только отправить в рот, что экономило время, проведенное за обедом. Ложка заменяла вилку, но все блюда подавали в глубоких тарелках, так что Микки мог подхватить любой кусок, прижав его к стенке.

Он не мог и представить себе более уютную комнату. Удивительно удобное кресло, не кровать, а чудо. И постельное белье меняли каждый день, как в пятизвездочном отеле.

В его личной ванной полированная стальная пластина заменяла зеркало, потому что зеркало могло разбиться, а осколки – стать оружием. Дверцу душевой сделали из безосколочного стекла, которое при разрушении превращалось во множество крошечных фрагментов, бесполезных как для дилетанта, так и для профессионального убийцы. В его комнате и ванной нигде не торчали ни гвозди, ни шурупы. Если они и оставались в стенах, потолке или мебели, то утопленными и закрытыми сверху вклеенными пробками, исключающими доступ.

Впрочем, Микки не испытывал ни малейшего желания причинить кому-либо вред. Даже если бы ему не давали нейролептические препараты, он бы вел себя как положено. Счастье и удовлетворенность не покидали его с того самого момента, как он признал свое безумие. Ушли все тревоги, все напряжение.

Судья запретил ему использовать деньги, которые он получал за совершенные убийства. Точно так же он не мог воспользоваться той частью наследства, которую мать оставила Джерри, его брату. Но Рената оставила Джерри только пятнадцать процентов, а Микки – восемьдесят пять, и она оказалась куда богаче, чем кто-либо мог себе представить.

Чарли Крисуэлл, адвокат Ренаты и назначенный судом опекун Микки, приезжал раз в месяц, чтобы убедиться, что его подопечный получает все необходимое. Микки нравился Чарли. Внимательный, добрый, да еще и голубой, то есть никогда не испытывавший к Ренате романтических чувств.

Теплым весенним днем еще один мужчина навестил Микки, когда тот сидел на веранде и наблюдал за белочками, бегающими через лужайку в тени огромных дубов. Микки постоянно носил на лодыжке электронный браслет, по которому спутник отслеживал его местонахождение. Когда он сидел на веранде, штрипки жилетки из тонкого кевлара крепились к спинке его инвалидного кресла с заблокированными колесами. Разблокировать их специальным ключом могли только сотрудники санатория. Все эти меры предосторожности не тяготили Микки. Он ощущал себя не заключенным, а свободным. Свободным от себя. Крепкий медбрат, наблюдавший за происходящим на веранде с табуретки, поставил стул для гостя рядом с креслом Микки, но на расстоянии, чуть большем вытянутой руки.

Гость, высокий, худощавый светлокожий мужчина с изогнутыми, пушистыми (напоминающими гусениц, предсказывающих суровую зиму) бровями и неестественно длинными пальцами, представился доктором фон Норквистом, и у Микки не было оснований в этом сомневаться.

Месяцем раньше Микки через Чарли Крисуэлла послал записку Норквисту: «Ваша идея постчеловеческой цивилизации со значительно уменьшенным и экологически рациональным народонаселением будет реализована в полной мере. Вы измените мир, как никто другой. Я это видел, и Кирби Игнис – тоже».

– Я не знаю, что здесь делаю, – начал Норквист.

– Знаете, – возразил Микки.

Холодные глаза цвета спелой сливы разглядывали Микки.

– Вы убили Кирби.

– Да.

– Почему?

Микки пожал плечами.

– Я безумец.

– Вы убили этих старушек-сестер, охранника, беспомощного слепого мужчину…

– Совершенно верно.

– И сбросили их тела в лавовую трубку.

– Наверное, сбросил. Точно не помню. Я собирался это сделать, скорее всего, и сделал.

– Почему?

– Обезумел, – и Микки обаятельно улыбнулся.

Ученый долго смотрел на него.

– Вы не кажетесь мне безумным.

– И тем не менее я абсолютно безумен. Меня это устраивает.

Следующий вопрос Норквист задал после еще одной долгой паузы:

– Откуда вы знаете, что я нахожу важным условием цивилизации будущего «значительно уменьшенное и экологически рациональное народонаселение»? Я ни с кем не делился этими мыслями, даже с Кирби.

Тихим голосом, который звучал то как голос Кирби Игниса, то как голос Свидетеля, то как голоса других людей, которых он не знал, но, очевидно, знакомых Норквисту, Микки начал пересказывать грезу, которую увидел на кухне Кирби Игниса. Погром. Уничтожение городов. Одно, быстро подмявшее под себя всю планету. Логичная, простая экологическая система мира высоких, черных деревьев, светящейся травы и одного разума. Слова принадлежали не ему. Через него говорило Одно.

Захваченный этими откровениями, реагирующий на каждый новый голос, Норквист наклонился вперед, жадно ловя каждое слово. Когда Микки сделал паузу, ученый спросил:

– Как вам это удается… идеальная имитация?

– Одно вобрало в себя память миллиардов людей и может говорить, как говорили они. Наверное, оно передало эту способность мне. Или я всего лишь безумен. Но, как бы то ни было, у меня есть для вас еще одно сообщение.

– Сообщение?

Сообщение было долгим, но Микки передал его слово в слово, ни разу не запнувшись, закончив двумя фразами: «Я растение, животное, машина, я постчеловек, и судьба человечества – не моя судьба. Я свободно от любых обязательств».

Выдохшись, Микки откинулся на спинку инвалидного кресла. Прислушался к себе, словно удивлялся, до какой степени стал безумным. Это пугало.

Норквист какое-то время следил взглядом за белками на лужайке. Солнечные лучики кое-где падали на траву, проскальзывая сквозь кроны дубов.

Сидя на табуретке у крыльца, медбрат хмуро поглядывал на них, возможно, гадая, о чем такой уважаемый человек, как доктор Норквист, мог столь долго говорить с безумцем.

Микки думал о том, что подадут на обед. Он так проголодался, что мог бы есть с двух ложек.

Потом он вспомнил еще одно сообщение, которое следовало передать.

– Еще один момент. В «Пендлтоне» живет некий Филдинг Уделл. Если вы заглянете к нему в гости и попросите помочь с финансированием ваших исследований, он согласится инвестировать в институт почти триста миллионов долларов.

– Откуда вы это знаете?

В легкой улыбке Микки читался укор.

– Понятно, – кивнул Норквист. – Вы безумец.

По ходу следующей паузы Микки обратил внимание, что доктор Норквист больше не разглядывает белочек. Он смотрел на внедорожник, припаркованный на обочине сельской дороги, далеко от поворота на подъездную дорожку «Дубовой рощи».

– Я припарковался на другой дороге, в миле отсюда, и пришел через лес, не с парадного входа.

Микки такое решение показалось логичным, напомнило ему о тех днях, когда он тщательно готовил убийства.

– В последнее время меня не отпускает ощущение, что за мной следят, – добавил Норквист.

– Может, вы параноик. Вам лучше пройти обследование.

– Кем бы я ни был, он чертовски осторожен. Я никогда его не видел… но чувствовал, что он где-то рядом.

– Этот внедорожник? – спросил Микки.

– Возможно. Он меняет автомобили.

– И кто он, по-вашему?

– Я подумал, может, у вас есть какие-то идеи.

– Это точно не моя мать.

– Такого у меня и в мыслях не было.

– Она мертва. Но, даже после того, как мама умерла, я иногда чувствовал, что она наблюдает за мной.

– Откуда? – пренебрежительно спросил Норквист. – С небес?

– Откуда-то, – ответил Микки.

На обочине дороги мужчина вышел из автомобиля. С такого расстояния – всего лишь силуэт, безо всякой надежды на опознание.

В лучах катящегося к западному горизонту солнца что-то блеснуло на лице мужчины. Микки подумал, что, возможно, линзы бинокля.

* * *

Уинни продолжал читать слишком много книг и сторонился мужских музыкальных инструментов. Чуть ли не каждый день он проводил какое-то время с Айрис. Ни о каких обычных отношениях мальчик – девочка речь не шла и не могла идти. Они были друзьями. Никогда не обсуждали мир, где правило Одно, отчасти потому, что Айрис много не говорила, отчасти – он не знал, что сказать. А кроме того, если бы он в конце концов и нашел слова, то все равно никому бы ничего не смог сказать, если не хотел попасть в дурдом, как Микки Дайм. Следовало также думать о мистере Хоксе. Он убил мистера Игниса, и, если бы об этом стало известно, его могли посадить в тюрьму. Убив мистера Игниса, мистер Хокс поступил правильно, выбрал самый трудный путь, показал себя героем, стать которым Уинни не мог и мечтать. Как-то ночью Уинни приснились сестры Капп. Его дедушка Уинстон, который погиб при взрыве угледробилки, когда Уинни еще делал первые шаги, тоже оказался в том сне, и Уинни только помнил, что пребывал в прекрасном настроении, как случалось всегда, если он приезжал к бабушке Трейхерн на ферму, которую купила ей его мама. Но в том сне хватало и странностей, потому что пару раз, когда он просыпался, сестры Капп сидели на краешке его кровати, не в кровати из сна, а на его собственной, в которой он спал, сидели и улыбались ему. Он мог поклясться, что почувствовал, как одна из них откинула волосы с его лба, как порою делала мама, а другая поцеловала его в щеку, и эти ощущения были совершенно реальными, не такими, как бывает во сне. Одна из них сказала: «Храбрый мальчик», – и, независимо от того, приснились они ему или действительно сидели на его кровати, Уинни не нашелся что им на это ответить. Потом, однако, он решил, что у сестер все хорошо. Не могли они остаться в 2049 году, в каком-то дереве или обросшие грибами. Они отправились в некое место, которое обладало множеством плюсов в сравнении и с настоящим, и с тем будущим. А Айрис однажды подарили собаку от общественной организации, которая снабжает собаками-помощниками людей с ограниченными способностями, и жизнь для девочки изменилась кардинальным образом. Если Айрис иной раз и бывала счастлива, понять это не представлялось возможным, но теперь не вызывало сомнений, что с золотистым ретривером она счастлива. Ей сказали, что она может дать собаке другое имя, если ей хочется, и какое-то время Уинни надеялся, что она назовет собаку Уинни, но, разумеется, это привело бы к путанице. Айрис назвала ретривера Бэмби, и Уинни совершенно не обиделся. Как-то раз мама показала ему газетную статью об ученом, который погиб, по какой-то причине свалившись на автомобиле в пропасть. По фамилии Норквист, прежде работавший у доктора Игниса. Вскоре после этого мама Уинни и мистер Хокс обручились, чтобы пожениться. Ох, и какие же потрясающие песни она начала после этого сочинять. Она всегда сочиняла отличные песни, но эти оставляли отличные далеко позади. Старина Фаррел Барнетт тоже женился на какой-то девушке, которую звали Лулу, с длинными волосами, и через четыре месяца она родила двойню, двоих мальчиков. Его мама подписывалась на «Варьете», [51]51
  «Варьете / Variety» – ведущий американский еженедельник, освещающий события в мире шоу-бизнеса. Выходит с 1905 г.


[Закрыть]и как-то раз Уинни увидел объявление, поздравляющее отца с очередным хитом и с новой рекламной фотографией, пусть Уинни так и не получил экземпляра с автографом. Его новый отец водил Уинни повсюду, и в музеи, и в кино, и в парки развлечений, что ни назови, и нисколько от этого не уставал. Сначала Уинни называл его мистер Хокс, потом Бейли, раз уж они сказали ему, что можно и так. Но однажды осознал, что называет его папа, причем достаточно давно, не отдавая себе в этом отчета, и это тоже нормально. Так у него появились два отца, и он любил их обоих – или хотел любить, и его такое положение дел – два отца – вполне устраивало, хотя старина Фаррел Барнетт считался у него отцом с маленькой буквы, а Бейли Хокс – с большой, Отец. Они завели свою собаку, тоже золотистого ретривера, которую он назвал Мерль, в честь собаки из книги, [52]52
  Книга американского писателя Теда Керасота / Ted Kerasote «Дверь Мерля / Merle's Door», опубликованная в 2007 г. и ставшая национальным бестселлером.


[Закрыть]которую прочитал. А вскоре после этого пошли разговоры о его маленькой сестричке. В жизни много чего случается. Иногда появляются маленькие сестрички, иногда – монстры, ты ночуешь в гостях и подхватываешь желудочный грипп, становишься учеником года в школе мисс Грейс Лайман, и тебе на ногу падает мяч для боулинга. Так воспринимал жизнь Уинни, придя к выводу, что у лучшего и худшего есть одно общее: ничто не длится вечно, разве что руки остаются худыми. И куда бы ни лежал твой путь, ты должен идти с поднятой головой, не терять самообладания и держать удар, улыбаться и в бурю. И что самое забавное, если ты делал все, что в твоих силах, если улыбался в любую бурю, которая обрушивалась на тебя, плохое никогда не будет таким ужасным, как ты ожидал, а хорошее будет даже лучше, чем ты его себе представлял. Уинни даже начал думать, что наступит день, когда он будет знать, что сказать кому угодно, где угодно и когда угодно. Потому что уже видел, как много в мире прекрасного, и лучшее в этом мире – люди, и каждый из них – новый и завораживающий мир. Вот почему он всегда читал так много книг: встречался с новыми людьми в историях, потому что ему еще не удавалось получать такое удовольствие от встреч с настоящими людьми. Он ждал кошмаров о том, что видел в 2049 году, но они так и не пришли. Но даже от того путешествия у него остались хорошие воспоминания. А самые-самые – его мама, такая крутая, стоящая с пистолетом в руках лицом к лицу с Опустошением, и Айрис, впервые смотрящая ему в глаза, признающаяся, что испугана, и вверяющая Уинни свою жизнь. И, по правде говоря, в 2049 году или здесь и сейчас, лучшего просто быть не могло…