Текст книги "Аберацио Иктус"

Автор книги: Димитр Пеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

– Товарищ лейтенант, я пошел к соседям выяснить, что они слышали, видели, что знают. В общем, послушаю их сплетни. Иногда и в нашей работе от них есть польза. А вы подождите.

– А что я буду делать?

– Как что? То, что и все мы делаем. Смотрите, думайте. Представьте себе, что дело поручили вам одному… Когда вернусь, расскажите мне, до чего додумались.

На этаже находилось всего пять квартир. Антонов обошел их все. Его встречали или сдержанно, или гостеприимно, но никто не мог рассказать чего-либо полезного для следствия. Люди уже привыкли жить хоть и рядом друг с другом, но отчужденно.

Когда он позвонил в квартиру, кто-то, прежде чем открыть дверь, внимательно посмотрел через глазок. Оказалось, Хубавеньский. Киров снова действовал на кухне, Станилова продолжала осматривать шкафчики и кровать. Вместе с Хубавеньским они вышли на балкон покурить.

– Что-нибудь придумали?

– Увы, нет, товарищ подполковник. Я старался, смотрел, но, кажется, ничего путного не обнаружил.

– Да-а… Не отчаивайтесь. Только в романах детективы легко работают. У нас, как и повсюду, самое главное – труд, кротовый труд, каждодневный и старательный. Хотя… есть и своя специфика. Пойдемте в холл, я покажу вам кое-что.

Это «кое-что» он заметил еще вчера вечером, а сейчас хотел продемонстрировать своему молодому коллеге.

– Вы сказали, что все осмотрели. А мастерство не в осмотрении, а в умении видеть мелочи. Взгляните внимательнее на этот стол и скажите мне, какое впечатление он на вас производит.

Хубавеньский напряженно всматривался в стол. Его взгляд перескакивал с предмета на предмет, но явно ничего подозрительного не находил.

– Я вам помогу. Что, кроме пищи и питья, было на столе?

– Есть ваза с цветами, две чистые пепельницы, две пачки «Стюардессы», позолоченная газовая зажигалка…

– Горячо!

Хубавеньский удивленно посмотрел на него.

– Я хочу сказать, как в детской игре, – вы близки к цели.

– Отпечатки пальцев на зажигалке…

– Холодно. Это уже сделано. Пепи их оставила. Других нет.

– Тогда?

Хубавеньский продолжал беспомощно смотреть на стол.

– А… букет. Может, «он» его принес?

– Холодно! Может быть, но что из того? На цветах отпечатки не остаются. Да и… в холле есть еще две вазы с цветами. Ясно, что «он» не приносил сюда трех букетов. Значит, она сама их покупала, возможно, она любила цветы…

– Что вы здесь говорите о цветах? – спросила Станилова.

– Я поставил криминологическую задачу нашему коллеге.

– Интересно. Могу ли я участвовать в ее решении?

– О, пожалуйста!

Она опустилась на канапе, достала пачку «ВТ» и закурила. Спичку бросила в пепельницу.

– Стоп! – Антонов осторожно взял спичку. – Вы мне портите задачу. Киров!

– Да, товарищ подполковник, – отозвался из кухни старший лейтенант.

– Пепельницы на столике проверены?

– Конечно. Обе. Они чистые, никаких следов.

– Благодарю. Сейчас уже можно. – Антонов бросил спичку в пепельницу.

– Мне ничего не понятно. Что за фокусы? – удивилась Станилова. – Интересно…

– И мне, товарищ подполковник, – добавил Хубавеньский, осмелевший оттого, что и опытный эксперт не догадывается, в чем дело.

– Не видите очевидного. Покойница была курящей – в ее сумке есть пачка «Стюардессы» и зажигалка. Тоже газовая и дорогая. Еще две пачки и зажигалка на столе. Все неначатые. Она пришла с работы, приготовила ужин, поела. Одна или, что более вероятно, с кем-то вместе. Пила спиртное. Вслед за этим отравилась или была отравлена. Но не курила… Обе пепельницы оказались чистыми, вымытыми, без каких-либо отпечатков. Вам это нравится? Мне – нет! Она что, в день смерти решила бросить курить?

– И вы из этого делаете вывод, – в глазах Хубавеньского загорелся огонек охотничьей собаки, почуявшей дичь, – что кто-то специально помыл их? Видимо, кто-то тоже курил, но не хотел оставлять следов, поэтому и стер отпечатки своих, а заодно и ее пальцев. Убийца?!

– Э-э-э… стоп! Я этого не говорил. В конце концов может оказаться, что по каким-то причинам она просто не успела закурить. Хотя это маловероятно… Но дело не в этом. Важно нам в и д е т ь факт, чтобы не пропустить его. А толкование… для него найдется. Оно придет в ходе расследования. А сейчас давайте послушаем эксперта Станилову.

– Что я могу сказать! Ничего не нашла.

– Люблю отрицательные результаты. Обычно они самые откровенные, самые красноречивые, Так что не стесняйтесь, высказывайтесь.

– Фосотион – коричневатый порошок почти без запаха и вкуса. Однако химически, как фосфорорганическое соединение, его очень легко обнаружить. Но ни в одном из возможных сосудов, в которых он мог бы храниться, я не нашла следов. То же самое и в еде и в бокале, из которого она пила.

– В какой упаковке поступал в продажу этот препарат?

– В железных банках по пяти килограммов, в порошке. Он растворяется в воде с органическими добавками, и им опрыскивают овощные и садовые растения.

– А коробки, пузырьки, конвертики вы проверили?

– Вы такие вопросы задаете! С них я и начала. Искала его и как порошок, и как раствор… Ничего. До сих пор я никогда не слышала о самоубийствах с помощью фосотиона. Несчастные случаи, отравления в деревнях – сколько хочешь… Поэтому его и запретили. А самоубийств – нет, не знаю.

– Хочу спросить вас не как химика, а как женщину. Скажите мне, если вы одна дома, а ваш супруг отбыл в командировку… Такая сервировка стола – скатерть, тарелки, приборы, количество и качество пищи, цветы – только для самой хозяйки или же для какого-то желанного гостя?

– Вы решили сегодня замучить меня, мягко говоря, не слишком деликатными вопросами. Вы сами же видите: стол накрыт как для любовника, перед которым она хотела показать себя в самом лучшем виде. Лично я так думаю… Совсем не для подруги!

– Киров, у вас что нового?

– В некоторых местах я нашел затертые следы, совсем негодные, причем они были тщательно сняты мокрым платком, вероятно, смоченным в одеколоне. Даже чувствуется легкий запах… А в шкафчике для посуды две верхние тарелки – большая и маленькая, как и эти на столике, – также без отпечатков, зато на всех других, под ними, они есть… от рук хозяйки.

– Ого! Вот это уже улика! Значит, кто-то сознательно их уничтожил, помыл тарелки и поставил на место, стараясь не делать отпечатков.

– Так подумал и я, товарищ подполковник. Это же относится и к последнему бокалу в буфете – такому же, что стоит на столе. Помыт, чист, без каких-либо отпечатков.

– Браво, Людмил!

– Кроме того, где бутылка, из которой наливали? Я ее что-то не вижу…

– Гость унес ее с собой, – возбужденно вставил Хубавеньский.

– Я еще не кончил… Осмотрел ящик под раковиной. Так вот, в нем среди мусора совсем не оказалось свежего пепла и окурков. Есть только старые, брошенные туда до ужина. Я обследовал пласт за пластом. Перед каждым ужином она всегда чистила пепельницы. Пепел с окурками располагается слоями, между остатками продуктов. Но на самом верху его нет.

– Она могла бросить окурки в унитаз.

– Прежде она почему-то стряхивала их в мусорный ящик…

– Я доволен. Очень доволен. Ты не нашел каких-либо чужих отпечатков?

– К сожалению, нет. Повсюду, где только можно, их тщательно стерли. Кто-то здесь поработал аккуратно и добросовестно.

* * *

Консулов явился чуть ли не к концу рабочего дня – идеально подстриженный, элегантный, даже надушенный. И явно довольный собой. Впрочем, это было его обычное состояние.

– Привет труженикам криминального фронта! Я принес вам поклон от византийского императора.

Без подковырок и шуток, иногда чрезмерных, но всегда в границах дозволенного, он как-то не мог дышать, не мог жить без юмора и своих «консуловских» номеров.

– Где ты был целый день?

– А ты не видишь, что я как молодожен перед свадьбой? Таким человека могут сделать только в «Инститю дю боте»,^[7] что на бульваре Витоша. Сперва меня побрили. Для этого я специально утром не брился. После этого подстригли, помыли голову. Хотел сделать массаж, однако номер не прошел. Мужчинам массаж не делают… В общем, снискал незавидную репутацию – на меня почему-то стали смотреть подозрительно. Это на меня-то, на стопроцентного мужчину! Ты должен знать, старик, это не люди, а какие-то звери и зверихи. Они подстригают как на конвейере. Остается ощущение, что ты всего лишь овца из стада, которое стригут. Смотрят не как на человека, а как на голову. Пришлось делать маникюр. Видишь?!

Консулов показал руки. И в самом деле, его ногти были в идеальном порядке.

– Понимаешь, не было иного способа проникнуть в дамский салон, – добавил он, как бы извиняясь.

– Все это, я вижу, основательно украсило твой несравненный экстерьер, но чем обогатило твою бессмертную душу?

– Не беспокойся, старик, я напрасно не терял времени. Если бы моя совесть была более сговорчивой, я бы мог назвать стоимость всех этих косметических операций, чтобы включить их в служебный счет. Прежде всего я установил: этот «Инститю дю боте» представляет собой маленький оазис прошлого в нашей суровой социалистической действительности. Там какая-нибудь товарищ Мангалова превращается в мадам Пенку, там лазоревые русалки с белыми руками, осыпанными дорогими перстнями, перед твоими очами превращают простых трудящихся в неземных красавиц. А между русалками леший бродит. Один…

Консулов театрально выпятил грудь.

– Хорошо, что Пушкина нет рядом, чтобы услышал!

– Ну и что, на осовременивании классиков некоторые построили себе дачи… Первое мое открытие было, что Пенка Василева Бедросян, а попросту Пепи, – не парикмахерша, а рангом ниже – только маникюрша. Я сидел за ее столиком и касался коленками ее сменщицы. Поговорили. Чуть было не договорились встретиться вечером… Не было смысла – девушка пришла из другого салона, ничего не знает. Но с лешим я с удовольствием побеседовал. В маленькой комнате на дне салона.

– А кто этот «леший»?

– Как кто – заведующий сменой, шеф Панайот Велев, специалист по женской красоте. Иначе говоря, парикмахер. Сперва он не хотел обращать на меня внимания. Когда же понял, откуда я, стал чересчур услужливым. Предложил даже кофе с коньяком… По его словам, Пепи работала в салоне почти три года и только как маникюрша. Он был доволен ею, за исключением тех случаев, когда она опаздывала или уходила раньше положенного времени, а иногда и вообще не являлась на работу. Ей звонили много мужчин, а супруг был страшно ревнив – проверял каждый час по телефону, чем сильно отвлекал кассиршу. У них там телефон в кассе… Если верить его словам, Пепи была хорошей девушкой, но ее коллеги почему-то не могли ее терпеть. Ко всем она относилась ровно, но никого особенно не любила. У нее была только одна приятельница, парикмахерша Клеопатра Андонова. Их дружба была подозрительна, но больше этого он ничего не мог добавить. О ее связях тоже ничего не мог сказать, но допускал, что они «всякие»… В общем, должен я тебе сказать, этот Панайот Велев производит такое впечатление, что после разговора с ним появляется непреодолимое желание помыть руки лавандовым спиртом… С тонкой бороденкой, он производит вид персонажа, вытащенного из современной болгарской исторической пьесы. Похож на лукавого византийца, посланного императором, дабы обмануть храброго и благородного болгарского царя.

– Поэтому-то ты и принес нам поклон от византийского императора?

– Разумеется. Я его расспрашивал о том, что было за день до смерти Пепи. Он не хотел беспокоить милицию: видите ли, был убежден, что ничего плохого с ней не случилось. Он думал, что Пепи с кем-то уединилась и закрыла дверь изнутри. И до сих пор не верит, что это убийство… А ты чем похвастаешь?

Антонов подробно рассказал о повторном осмотре квартиры, о разговорах с соседями, затем подчеркнул:

– Сейчас есть одно обстоятельство, которое можно считать установленным. В квартире был кто-то, кто ушел после ее смерти. И не просто ушел, а сделал все возможное, чтобы ликвидировать следы своего присутствия. Если он глуп или же считает нас идиотами, то рассчитывает скрыть свой визит. Умный понял бы, что мы как раз по его действиям обо всем и догадаемся…

– А как с погашенным светом?

– И об этом я не забыл. Говорил со следователем оперативной группы, майором Поповым из пятого управления. Он даже обиделся, что мы могли допустить такое. Он категоричен. Когда вошли, никакого света не было… Это еще одна улика. Свет погасил неизвестный, когда уходил из дома. Неизвестный или неизвестная.

– Разве вы допускаете, что это была женщина? – спросил Хубавеньский.

– А почему бы и нет. Я даже сказал бы, что статистически яд – скорее женский способ убийства, хотя это не имеет никакого значения в данном случае.

– А сервировка стола?

– Вполне допустимо, что так можно накрыть стол как для мужчины, так и для женщины. Зависит не от пола, а от привычки или навыка того, кто сервирует, от его желания и настроения «показать себя».

– Правильно, – заметил Консулов. – А это значит, что на данном этапе – первый вопрос, на который мы должны получить ответ: кто был в гостях у Пепи? Ищите это лицо «икс»! Или… лица?

– Лицо было одно. Все характеризует почерк одного человека.

– Хорошо, принимаем, что было одно лицо. Но кто это может быть? – Консулов начал загибать пальцы. – Итак, первое – ревнивый супруг, который еще не вернулся откуда-то, куда он уехал. Второе – дежурный любовник. Третье – бывший любовник, вероятно, тоже ревнивец. Иди ищи ветра в поле! Четвертое – «приятельница», «заклятый друг мой». И пятое – кто-то, кого мы и в голове не держим. Как видите, богатый выбор клиентов!

– Богатый или бедный, но он нас ждет. Итак, из всех названных мы знаем только одного – супруга, а поэтому предлагаю начать с него… Обстановка в квартире меня несколько смущает. Не соответствует предполагаемым доходам одной парикмахерши и одного телевизионного техника.

– Что ты знаешь о доходах телемастера, да и о ее тоже? – усмехнулся Консулов.

– И все-таки. Запомни мои слова: из этой роскоши что-то да вылезет…

Позвонили из проходной. Явилась гражданка Андонова, та самая подруга Пепи, которая и позвонила в милицию. Антонов распорядился пропустить ее.

Милиционер ввел женщину и ушел. Она остановилась в дверях, внимательно посмотрев на мужчин, и кивнула, ничего не говоря.

Антонов, как и многие другие, верил в свое первое впечатление от людей, но не следовал ему слепо. Он его проверял и был горд, когда наблюдение подтверждалось. Это случалось часто, хотя и не всегда. Сейчас он особенно отдавал себе отчет в том, насколько важно было «попасть в цель»: эта женщина могла бы стать главной свидетельницей, если бы захотела. Может быть, единственным источником информации. Вопрос заключался в том, захочет ли она разговаривать откровенно.

– Вы… – Антонов полистал записи, – товарищ Клеопатра Андонова? Прошу, пожалуйста, садитесь.

– По отцу Ставридис.

Почему она решила, что это нужно сказать? Или она считала, что в милиции должны непременно знать ее девичью фамилию, или была горда своим греческим происхождением? Как и своим типичным акцентам.

О женщинах говорят, что они или есть, или были красавицами. Что можно было сказать о ней? Через некоторое время, когда станут записывать ее данные, он узнает дату рождения, а сейчас было трудно определить: подумал, где-то около сорока. Красивая. Сильно гримированная (наверное, было что скрывать), белолицая, черноволосая красавица. Ее волосы были идеально уложены, в ушах сверкали тонкие золотые обручи. На руках он насчитал шесть золотых перстней. Прекрасно выглаженный вишневый костюм, совсем еще новый, наверное, привлекает внимание мужчин на улице. И женщин тоже… От нее пахло дорогими парижскими духами. Только желтые кончики пальцев говорили о ее профессии. Она так всегда одевается или же сделала это ради них? Едва ли. Да, это была женщина, которая, несомненно, нравилась многим… Только ее глаза – темно-коричневые, теплые – сейчас смотрели холодно и отчужденно. Глаза женщины, видевшей много в жизни. Действительно, с ней будет нелегко!

– Мой коллега пригласил вас сюда, чтобы мы могли поговорить спокойно. Не буду скрывать, мы очень рассчитываем на вас.

Антонов помолчал, следя за ее реакцией, но женщина не воспользовалась паузой и продолжала молча смотреть ему в глаза.

– Что вас заставило позвонить в милицию? Были ли какие-то основания у вас для тревоги?

– Я посла, потому цто подумала, цто с Пепи цто-то слуцилось. Мозет, сломала ногу. Потом разволновалась, когда увидела, цто клюц в дверях. Знацит, дома. И не отвецает…

– Значит, только поэтому?

– Только поэтому.

– Значит, не было ничего, что могло бы вызвать ваше беспокойство за Пепи?

– Ницего.

– А почему она покончила с собой?

– Поконцила?! Не мозет быть. Пепи обыцно радовалась зизни. Она была не такой целовек. Она не поконцила с собой!

– Допустим. Тогда… остается одно: ее убили.

Консулов смотрел и слушал, не вмешиваясь в разговор, но в его глазах Антонов прочел какое-то неодобрение по поводу ведения разговора. Хубавеньский уставился на свидетельницу, явно любуясь ею.

– Скажите, знаете ли вы кого, кто бы ненавидел вашу подругу и имел основания свести с ней счеты или желал ее смерти?

– Такого целовека я не знаю.

– Вы хотите, чтобы мы нашли убийцу?

– Хоцу, конецно, хоцу!

– Тогда вы должны рассказать нам все, что вы знаете о ней.

– А разве она убита? Вы зе сказали, цто она поконцила с собой…

– Слушайте, Клео, так вас, кажется, называют в салоне? – вмешался Консулов. – Вы бывали в гостях у Пепи?

– Много раз. И она у меня.

– Сейчас меня интересует, когда вы были у нее в последний раз. Что вы делали в понедельник двадцать первого, когда ушли с работы? И подробнее, ничего не пропускайте!

Клео посмотрела на Антонова, как бы ожидая от него подтверждения, отвечать ли ей на этот вопрос.

– Он миня обизает. Поцему он спрасивает об этом?

– Ничего обидного в этом не вижу. Отвечайте.

– Хоросо. Я была у Пепи месяц или более того назад.

– А где вы были в понедельник вечером? – снова вмешался Консулов. – Почему уходите от ответа?

– У одной своей приятельницы в хостях.

– Ее имя? Расскажите поподробнее, что вы делали в понедельник.

Вопросы Консулова были вполне законными, но стало ясно, что они ничего не дадут следствию. Сомнений в том, что Клео в тот вечер не навещала Пепи, не было. Тогда почему так настойчиво Консулов спрашивал ее об этом? Единственный смысл заключался, видимо, в том, чтобы внушить ей, что и она может находиться под подозрением. Это могло бы вывести ее из себя, и у нее развязался бы язык. А в том, что язык у Клео длинный и что ей есть о чем рассказать, сомневаться не приходилось…

Разговор закончился тем полуобещанием, полупредупреждением, смысл которого сводился к одному: им вскоре вновь придется встретиться.

– Так всегда получается, когда ничего не знаешь, – заключил Антонов, когда Клео вышла.

– Ницего, ницего, она нам все сказет.

– Крум, не остри, пожалуйста. Сейчас нужно идти к полковнику. Пора докладывать…

– Мне обязательно присутствовать?

– И тебе и Хубавеньскому. Чтобы и вас видели в деле.

– У полковника, полагаю, нет никакого желания видеть меня, а у меня и подавно.

– Это не имеет никакого значения. Ты сам будешь по делам службы, а не в гостях.

Начальник отдела, полковник Кынчо Бинев, так называемый «маленький полковник», в отличие от «большого полковника» – начальника управления Пиротского, – а также из-за своего более чем скромного роста не пользовался особыми симпатиями у подчиненных. Чрезмерно строгий и взыскательный, часто грубый, он никому не прощал ошибок и строго наказывал за все, даже пустячные, провинности. Он сам себя хвалил: «От меня поблажки не жди! Когда я выйду на пенсию, тогда и буду расходовать свою доброту, накопленную за тридцать лет службы в органах». Очевидно, доброту он считал лишним качеством в своей работе…

Антонов представил своих коллег. Бинев предложил всем сесть, не сделав ни одного из своих привычных замечаний. Антонов докладывал только факты и закончил рассказом о беседе с Клеопатрой Андоновой, откровенно признав, что разговор с ней ничего ценного для следствия не дал и что, может быть, он является залогом надежды на будущее, когда им вновь придется встретиться с ней.

– Это все?

– Все, товарищ полковник. Фактический материал еще так беден, чтобы строить какие-нибудь гипотезы…

– Правильно, хотя по вашим глазам и по глазам этой молодой девушки я вижу: ваши головы полны идей.

– Бензин ваш, идеи наши, – не удержался Консулов.

– Какой бензин? Почему ты вмешиваешься, когда тебя не спрашивают? И все-таки я могу сделать два вывода. И без вас! Ясно как день, что кто-то еще был в квартире во время смерти этой… Пепи. Кто-то, который предпочитает, чтобы мы его не узнали. Отсюда следует: первая ваша задача – установить, кто это. Тогда мы сможем разговаривать смелее и, самое главное, быстрее. Уже и так потеряно два дня… Второй вывод – ваши факты, которых вообще нет. Что стоит за этой Пенкой Бедросян, за ее жизнью, окружением и так далее? Факты, факты и снова факты. И прежде всего ее муж. Найдите его! Может быть, он убежал за границу. Убил и убежал.

– Интересная гипотеза, – отметил Консулов.

– Слушай, Консулов, здесь говорят только тогда, когда я спрашиваю, запомни это! А сейчас вы свободны!

Они еще не закрыли дверь, как Консулов сказал:

– Ну что за сучок?

Хорошо, что он этого не ляпнул в кабинете. И все-таки неловко как-то перед Хубавеньским, ведь совсем новый человек…

– Ты не прав, Крум. Винев не сучок, а ты не должен был вмешиваться в разговор. И насчет бензина это было лишнее: он явно не читал «Золотого теленка»…

– Не могу же я оставаться безразличным к проявлениям глупости.

– Бинев не сказал ничего глупого. Ты сам в этом убедишься, он совсем не глупый. Просто он сделан из другого теста. Его недостаток в том, что у него нет чувства юмора.

– Самое ценное качество джентльмена – это чувство юмора.

– Ну хорошо, примирись с тем, что Бинев не джентльмен. А с супругом Пепи действительно нам пора уже познакомиться… Здесь полковник прав.

* * *

Они поделили работу так: Консулов и Хубавеньский должны были изучать связи Пепи, начиная с ее личного дела (если такое имелось на работе) и кончая ее приятелями и приятельницами, родственниками. Параллельно они должны были найти источники, откуда она получала дорогие вещи, находившиеся в квартире. Сейчас попытаться выяснить самим, а если будет трудно, то и при помощи других отделов милиции.

Из морга уже позвонили – спрашивали, как поступить с покойницей. Никто до сих пор не являлся, чтобы забрать тело, поэтому необходимо было начать поиски родственников. И прежде всего мужа. Этим занялся сам Антонов. Странно было исчезновение Бедросяна в день или накануне смерти жены. Если он просто не подозревал, что случилось с супругой, это одно дело, а если он скрылся, сбежал? Но беспокоить пограничные власти было еще рано. Если же его разыскивать, чтобы только уведомить о смерти жены, это было бы слишком накладно…

Согласно справке адресной службы Дикран Таквор Бедросян был зарегистрирован в жилом районе «Молодость» вместе с Пепи. Естественно. Но кого можно найти из родственников Бедросяна, если его самого нет, а супруга мертва? Антонов открыл телефонный справочник. Фамилия была довольно редкой, и ее можно было попытаться разыскать. Бедросянов в книге было четверо. И второй явно имел отношение к тому, кого они искали, хотя он жил и по другому адресу – на улице Раковского. Это было либо случайное совпадение, либо удача. Видимо, нужно идти туда.

…В квартире на улице Раковского он нашел двоих стариков. Да, это были родители Дикрана Бедросяна. Но, кроме того, что в последнее время он жил у них и что в понедельник отправился на своей машине во Врачанский округ, ничего другого Антонов о нем узнать не смог.

* * *

На обратном пути, когда он возвращался, какая-то смутная мысль попыталась всплыть в его сознании. Но шум города, толкотня в автобусе и трамвае, не давали ей возможности проясниться. Только когда он отправился пешком к управлению, до него дошло, что смущало его. Отчужденность! Какое-то странное безразличие к судьбе этой женщины, отсутствие интереса к ее смерти.

Если кто-то умирает, особенно такая молодая и красивая женщина, вокруг сразу же возникает атмосфера сочувствия и переживания. Родные скорбят и плачут, знакомые интересуются и обсуждают. А сейчас? Даже супруг, и тот куда-то подевался, свекор и свекровь не знают, никто не потрудился предупредить их. Как будто все боятся впутаться в эту историю. Там, где она работала, тоже не чешутся. Даже некролога нет.

Войдя к себе в кабинет, Антонов принялся названивать, собирать сведения о Дикране Бедросяне. Дозвонился до районного отделения милиции, где жили его родители, попросил участкового зайти к нему. Заказал сведения из картотеки бюро судимости. Потом спустился в столовую пообедать.

К двум часам появились Консулов и Хубавеньский. Антонов рассказал им о своей встрече с родителями Бедросяна. Не ожидая приглашения, Консулов достал блокнот и доложил результаты их «утренних похождений».

– Первая приятная неожиданность была та, что данное парикмахерское учреждение бюрократически ничем не уступает остальным своим собратьям. В нем есть не только дверь с надписью «Личный состав», но и хранятся дела на каждого мастера ножниц. Так вот, наша красавица родилась в Плевене в одна тысяча девятьсот сорок девятом году.

Гимназию закончить не успела, зато спустя два года после того, как в шестьдесят шестом году переехала в столицу, ухитрилась в качестве дефицитного кадра заполучить софийскую прописку. А знаешь, ведь нашим людям иногда и пяти лет не хватает, чтобы их благословил софийский горсовет. Допускаю, что здесь, возможно, решающую роль сыграли сексуальные мотивы. К сожалению, ее книжнодокументированная биография заканчивается назначением в этот салон маникюршей. Отсюда – ни строки больше. Последний «документ» – рекомендация того самого, «византийца», Панайота Велева. Будто бы он ее «хорошо знал». В каком смысле? Но об этом нет письменных данных…

– Это все?

– Ну да. Это лишь постная увертюра. После мы с нашим молодым человеком разошлись в салоне вовсю. Клео не было, а ее коллеги оказались разговорчивее. Хотя и они ничего существенного не сказали. За исключением… Вот что сказал наш Хубавеньский: «У Пепи нет дома телефона. Единственный способ договориться о свидании с кем-либо – по телефону салона. А он имеется лишь в кабинете кассирши! Значит, она могла слышать, а если разговор был „особый“, то и запомнить». Просто и элементарно, как все гениальное. Молодец наш Пенчо! И вот уже через полчаса после окончания работы мы вдвоем и любезно приглашенная нами кассирша сидели в «Бразилии» за чашечкой кофе с коньяком. Быстро нашли общий язык. От нее узнали, что в понедельник Пепи разговаривала по телефону только один раз. Спрашивал ее мужской голос. Разговор был коротким, но содержательным. Приблизительно так: «Да, это я», «Очень рада», «Может быть», «Да», «В семь», «Буду ждать», «Чао».

– Еще что-нибудь удалось узнать о человеке, который ей звонил?

– Старик, не будь алчным. Голос был знаком кассирше в том смысле, что он звонил уже не первый раз. Как ты понимаешь, он не называл ни своего имени, ни точного адреса.

– Я ее спросил, – пояснил Хубавеньский, – не говорил ли мужчина из автомата, то есть не слышала ли она характерного шума улицы, но она не вспомнила. Хотя какое это имеет значение?

– Значение, может, и имеет, и хорошо, что вы ее об этом спросили, – заметил Антонов.

– Вообще сегодня Пенчо проявил себя как мыслящий индивидуум, – добавил Консулов.

Воодушевленный похвалой, Хубавеньский продолжал:

– Из разговора, который нам передала кассирша, можно сделать вывод, что Пепи назначила свидание, видимо, со своим любовником, а не с супругом.

– Почему вы так думаете?

– Потому что вряд ли бы она сказала мужу «я очень рада»

– Смотри, такой молодой, еще не женат, а уже разбирается в семейных делах, – засмеялся Консулов.

– Согласен, это самая вероятная гипотеза, но совсем не исключено, что и супругу иногда она так отвечала. Теоретически возможно, но в данном случае вряд ли. – Антонов повернулся к Консулову: – Неужели никто в салоне не знал приятеля Пепи?

– Я расспрашивал. Не знают или не хотят говорить. Вся надежда на Клео. Нужно будет снова ее вызвать.

– Не слишком ли часто? Какова ее вина, мы не знаем. Какие вопросы ей можно задавать?

– Ничего! Она должна понять, что отделается от нас только тогда, когда скажет все. Если она хочет, чтобы мы ее больше не «таскали», пусть исповедуется как можно быстрее.

– Ты прав, до неизвестного мы можем добраться, вероятно, только через Клео. Но я не убежден, что нужно вызывать ее вторично. Может быть, ты найдешь подход поэффективнее?

– Только не требуй, чтобы я начал ухаживать за ней. Она стара для меня. Да и вообще… чтобы ты потом не сердился, если я вдруг заговорю с «греческим» акцентом.

* * *

На следующий день Антонов пришел на работу рано утром – нужно было подготовиться к допросу Бедросяна. Накануне, около половины шестого, позвонили из Врачанского окружного отделения милиции и попросили Антонова подождать – нужно было передать ему важное сообщение. Через час с ним говорил майор Костов. Он доложил, что лицо, которое их интересует, было замечено около Белого источника. До этого Бедросяна видели день-другой назад в Ботуне и Главаце. И там и там он останавливался у своих знакомых из деревни, а затем шел слух, что из Софии приехал большой мастер, который быстро и качественно чинит всякие телевизоры, радиоприемники, проигрыватели и магнитофоны. По всей видимости, он объезжал этот район не впервые, потому что здесь знали его как хорошего специалиста и клиентов хватало. В машине Бедросяна в достатке имелись запасные части, инструменты и тому подобное. Крестьяне были довольны его работой. Майор Костов хорошо понимал, что интерес следственного управления столицы к Бедросяну носит далеко не случайный характер, как говорится, «не к добру», и в подтексте своего доклада старался представить гастролирующего мастера в самом выгодном свете.

– Что, майор, может, он и ваш телевизор чинил? – задел его Антонов.

– Вовсе нет, товарищ подполковник. Он очень полезный человек. При медлительности наших мастерских, их беспомощности не вижу причин, почему нужно преследовать опытного мастера, который работает честно, помогает людям смотреть программы телевидения.

– Не беспокойтесь, дело, в связи с которым он нам необходим, не имеет ничего общего с телевидением.

Договорились, что завтра утром оперативный работник будет сопровождать Бедросяна до управления милиции, чтобы часам к девяти утра они были в Софии. Если Бедросян согласится, разумеется. Кроме того, майор Костов обещал установить и схему продвижения Бедросяна по их округу по дням и часам, особенно двадцать первого апреля, в понедельник…