Текст книги "Искатель. 1981. Выпуск №4"

Автор книги: Димитр Пеев

Соавторы: Станислав Токарев,Виктор Вучетич
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

– Как я знаю, один лишь настоящий Крум Консулов никогда не опаздывает, – встретил его Антонов чисто «по-консуловски».

– Прости, но виноват этот «пырле».[7]7
  «Пырле» – простонародное «сосунок».


[Закрыть] Решил взять его с собой, чтобы он увидел свет, человека хотел сделать из него, а он куда-то запропастился. Едва я его нашел… Знакомься – наш новый помощник, Пенчо Хубавеньский. Каково имечко, а! Прямо для детективного романа[8]8
  «Хубав» – красивый, то есть «Пенчо Красавчик».


[Закрыть]… Нет, ты только подумай, едва вылупился из яйца, пороху не нюхал, крови не видел, а уже лейтенант. Ты ничего против не имеешь?

Вот так всегда, совсем в его стиле. Сперва приведет, а потом спрашивает разрешения. Что с ним поделаешь? Антонов встал и поздоровался с новичком. В этот момент появился доктор Пырванов с тоненькой папкой под мышкой.

– А, компания увеличилась. Кто этот молодой господин? Разве вы уже поймали убийцу?

– Лейтенант Пенчо Хубавеньский из городского управления, – смущенно пролепетал вконец оглушенный парень.

– Как звучит, а! Из городского управления МВД, – сказал Консулов. – А мы-то думали, из Федерального бюро расследований.

– Все ли готово, доктор? – прервал его Антонов.

– Тип-топ. С тебя причитается.

– За что причитается, не припомню.

– Яд!

– Причитается за то, что отравлена?

– Нет, за скорую и ювелирную работу бая Досю. Там все описано, но я перескажу вкратце и попроще. Она отравилась или была отравлена, В лаборатории идентифицировали некое ядовитое вещество – фосотион, то есть сравнительно редкий инсектицид, который уже почти не используется в хозяйстве из-за его большой токсичности. Это очень сильный ингибитор. Совсем малая доза, принятая внутрь, может привести к летальному исходу.

– Ого-го… началось! – вскричал Консулов.

– Разве ты что-то понял? Почему же кричишь?

– Как ты его назвал, доктор? – спросил Антонов.

– Фосотион, подполковник. Сожалею, но это название ты должен теперь запомнить.

– Еще что?

– Она ужинала перед тем, как отравиться. Немного ела, но, в общем-то, нормально. Ела то, что мы уже видели на столе: ветчина, колбаса, икра и другое. Приняла и алкоголь, правда, совсем немного… Между прочим, спиртное усиливает действие этого яда.

– Фосотион. Я о нем раньше никогда не слышал.

– Ничего удивительного. Это коммерческое название одного из многих ядохимикатов, применяемых в сельском хозяйстве, который ты мог раньше найти в любом колхозе, если бы захотел. Его химическое название – диэтил-нитрофенил-тиофосфат и так далее. Но от этого ты умнее не станешь.

– Значит, отравлена?

– Могу сказать, что она действительно приняла яд, а добровольно ли это сделала – устанавливать вам.

Консулов старательно изучал протокол экспертизы. Пырванов посмотрел на него, но ничего не сказал.

– Что еще, по-вашему, доктор, заслуживает внимания? – спросил Антонов. – Может, при осмотре трупа?

– Ничего особенного. Никаких следов насилия, синяков, царапин. Тело чистое…

– А каков характер алкоголя? Не виски ли? – спросил Консулов.

– Ты читай, читай. Не написано, значит, не смогли установить. С уверенностью можно утверждать, что это было не вино, не вермут, однако и не отечественная мастика. Что-то похожее на ракию или водку, но, может быть, и виски. Едва ли она выпила больше ста граммов…

– А что скажешь о времени наступления смерти?

– В протоколе записано: смерть наступила между восемнадцатью и двадцатью часами в ночь на двадцать второе. Но это следует лишь из данных осмотра и вскрытия. Если же учесть все сопутствующие обстоятельства и полную картину случая, я бы уточнил: между двадцатью и двадцатью двумя часами. Она вернулась домой, накрыла на стол, поужинала и приняла яд. Судя по степени развития пищеварительных процессов, смерть наступила вскоре после ужина.

– Что значит «вскоре»? Минуты, часы?

– Скажем, до получаса.

– Это уже что-то. Но после ужина, а не во время ужина, так ли я тебя понял?

– Я так не говорю. Может, в самом конце ужина, но не в его начале. Этот яд действует быстро, а при достаточной дозе – минуту-другую. Может, она хорошо закусила напоследок, приготовила яд в бокале и…

Антонов посмотрел на Консулова. Тот кивнул:

– Ясно! И не только бокал. Он играет такую фатальную роль лишь в сценарии бая Досю, а в действительности никто толком не знает, как все выглядело на самом деле. Мы должны выяснить все о фосотионе, с чем его можно принять: с пищей или с питьем и так далее… Впрочем, доктор, только ли через рот?

– А ты откуда еще ждешь?

– Например, через уши. Встречалась в прошлом и такая практика. Слышал о Гамлете?

– Когда я играл Полония, ты, батенька, мочился еще в штаны.

– Значит, так, доктор. – Антонов вмешался, чтобы прекратить пререкания, которые могли бы еще долго продолжаться. Ни тот, ни другой, как заядлые спорщики, не любили отказываться от последнего слова. По отдельности Антонов терпел остроумничание и Консулова и Пырванова, но вместе – это уж слишком.

– Крум, что ты предлагаешь?

– Как в оперетте, я – на север, ты – на юг. Или я займусь биографией почившей в бозе, а ты напишешь ее некролог. А может, я пойду все же делать укладку волос в салон, где она работала? А там как дела покажут.

– Действуй. Но не забывай о Бедросяне, ее муже. Где он?

– Не беспокойся, разыщем. А с этим лохматым парнем что делать?

Молодой оперативник, которого привел Консулов, молча сидел на стуле и наблюдал за всем происходящим, как студент, ждущий вызова на экзамен.

– Товарищ лейтенант, поедете со мной. Проведем повторный осмотр места происшествия, поищем следы.

– Как прикажете, товарищ подполковник.

Как только Консулов ушел, Антонов оставил лейтенанта читать протоколы и отправился докладывать начальнику отдела. Полковник Бинев, выслушав его краткий отчет, связался с руководством НТО и получил согласие на подключение эксперта Станиловой. Наконец, когда Антонов уже собрался выходить из кабинета, он спросил:

– А этот, дикий петух, как себя держит?

– Нормально. Сейчас изучает биографию умершей. Из городского управления нам прислали молодого оперативника на стажировку…

– Хорошо. Только внимательнее. Они ошиблись, когда направляли его в группу, где Консулов. Тот научит его разным своим словечкам, жаргону, и парень подумает, что у нас все такие…

– Не беспокойтесь, товарищ полковник, я его взял к себе.

– Правильно.

* * *

Когда Антонов позвонил Станиловой, та уже все знала. Они договорились заехать за ней, и через десять минут Антонов вместе с Кировым и Хубавеньским уже были в лаборатории.

Печать на входной двери квартиры была не тронута. Супруг Пепи пока не объявился. Странно, что бы это могло значить? Вошли в холл. Сейчас уже можно было ставить перед экспертами конкретные задачи.

– Ваша цель, – обратился Антонов к Станиловой, – выяснить, с какой пищей или питьем она приняла яд в случае, если кто-то его туда положил. Это вариант убийства. Или же… в каком сосуде находился яд, если взять за основу версию о самоубийстве. В чем-то все-таки содержался он. Где сейчас этот сосуд?

– А вариант случайности исключен? – спросила Станилова.

– Нет, хотя я считаю это маловероятным. В противном случае ваша задача была бы намного проще.

Станилова принялась медленно и внимательно осматривать обстановку квартиры, будто пришла покупать что-то из вещей покойной. Задача Кирова была тоже предельно ясна – он должен работать, так сказать, над вариантом «убийства», еще раз поискать следы возможного присутствия постороннего в квартире. Незанятым оставался только стажер-оперативник. Что с ним делать? Дать ему какую-либо самостоятельную задачу? Но какую?

– Товарищ лейтенант, я пошел к соседям выяснить, что они слышали, видели, что знают. В общем, послушаю их сплетни. Иногда и в нашей работе от них есть польза. А вы подождите.

– А что я буду делать?

– Как что? То, что и все мы делаем. Смотрите, думайте. Представьте себе, что дело поручили вам одному… Когда вернусь, расскажите мне, до чего додумались.

На этаже находилось всего пять квартир. Антонов обошел их все. Его встречали или сдержанно, или гостеприимно, но никто не мог рассказать чего-либо полезного для следствия. Люди уже привыкли жить хоть и рядом друг с другом, но отчужденно.

Когда он позвонил в квартиру, кто-то, прежде чем открыть дверь, внимательно посмотрел через глазок. Оказалось, Хубавеньский. Киров снова действовал на кухне, Станилова продолжала осматривать шкафчики и кровать. Вместе с Хубавеньским они вышли на балкон покурить.

– Что-нибудь придумали?

– Увы, нет, товарищ подполковник. Я старался, смотрел, но, кажется, ничего путного не обнаружил.

– Да-а… Не отчаивайтесь. Только в романах детективы легко работают. У нас, как и повсюду, самое главное – труд, кротовый труд, каждодневный и старательный. Хотя… есть и своя специфика. Пойдемте в холл, я покажу вам кое-что.

Это «кое-что» он заметил еще вчера вечером, а сейчас хотел продемонстрировать своему молодому коллеге.

– Вы сказали, что все осмотрели. А мастерство не в осмотрении, а в умении видеть мелочи. Взгляните внимательнее на этот стол и скажите мне, какое впечатление он на вас производит.

Хубавеньский напряженно всматривался в стол. Его взгляд перескакивал с предмета на предмет, но явно ничего подозрительного не находил.

– Я вам помогу. Что, кроме пищи и питья, было на столе?

– Есть ваза с цветами, две чистые пепельницы, две пачки «Стюардессы», позолоченная газовая зажигалка…

– Горячо!

Хубавеньский удивленно посмотрел на него.

– Я хочу сказать, как в детской игре, – вы близки к цели.

– Отпечатки пальцев на зажигалке…

– Холодно. Это уже сделано. Пепи их оставила. Других нет.

– Тогда?

Хубавеньский продолжал беспомощно смотреть на стол.

– А… букет. Может, «он» его принес?

– Холодно! Может быть, но что из того? На цветах отпечатки не остаются. Да и… в холле есть еще две вазы с цветами. Ясно, что «он» не приносил сюда трех букетов. Значит, она сама их покупала, возможно, она любила цветы…

– Что вы здесь говорите о цветах? – спросила Станилова.

– Я поставил криминологическую задачу нашему коллеге.

– Интересно. Могу ли я участвовать в ее решении?

– О, пожалуйста!

Она опустилась на канапе, достала пачку «ВТ» и закурила. Спичку бросила в пепельницу.

– Стоп! – Антонов осторожно взял спичку. – Вы мне портите задачу. Киров!

– Да, товарищ подполковник, – отозвался из кухни старший лейтенант.

– Пепельницы на столике проверены?

– Конечно. Обе. Они чистые, никаких следов.

– Благодарю. Сейчас уже можно. – Антонов бросил спичку в пепельницу.

– Мне ничего не понятно. Что за фокусы? – удивилась Станилова. – Интересно…

– И мне, товарищ подполковник, – добавил Хубавеньский, осмелевший оттого, что и опытный эксперт не догадывается, в чем дело.

– Не видите очевидного. Покойница была курящей – в ее сумке есть пачка «Стюардессы» и зажигалка. Тоже газовая и дорогая. Еще две пачки и зажигалка на столе. Все неначатые. Она пришла с работы, приготовила ужин, поела. Одна или, что более вероятно, с кем-то вместе. Пила спиртное. Вслед за этим отравилась или была отравлена. Но не курила… Обе пепельницы оказались чистыми, вымытыми, без каких-либо отпечатков. Вам это нравится? Мне – нет! Она что, в день смерти решила бросить курить?

– И вы из этого делаете вывод, – в глазах Хубавеньского загорелся огонек охотничьей собаки, почуявшей дичь, – что кто-то специально помыл их? Видимо, кто-то тоже курил, но не хотел оставлять следов, поэтому и стер отпечатки своих, а заодно и ее пальцев. Убийца?!

– Э-э-э… стоп! Я этого не говорил. В конце концов может оказаться, что по каким-то причинам она просто не успела закурить. Хотя это маловероятно… Но дело не в этом. Важно нам в и д е т ь факт, чтобы не пропустить его. А толкование… для него найдется. Оно придет в ходе расследования. А сейчас давайте послушаем эксперта Станилову.

– Что я могу сказать! Ничего не нашла.

– Люблю отрицательные результаты. Обычно они самые откровенные, самые красноречивые, Так что не стесняйтесь, высказывайтесь.

– Фосотион – коричневатый порошок почти без запаха и вкуса. Однако химически, как фосфорорганическое соединение, его очень легко обнаружить. Но ни в одном из возможных сосудов, в которых он мог бы храниться, я не нашла следов. То же самое и в еде и в бокале, из которого она пила.

– В какой упаковке поступал в продажу этот препарат?

– В железных банках по пяти килограммов, в порошке. Он растворяется в воде с органическими добавками, и им опрыскивают овощные и садовые растения.

– А коробки, пузырьки, конвертики вы проверили?

– Вы такие вопросы задаете! С них я и начала. Искала его и как порошок, и как раствор… Ничего. До сих пор я никогда не слышала о самоубийствах с помощью фосотиона. Несчастные случаи, отравления в деревнях – сколько хочешь… Поэтому его и запретили. А самоубийств – нет, не знаю.

– Хочу спросить вас не как химика, а как женщину. Скажите мне, если вы одна дома, а ваш супруг отбыл в командировку… Такая сервировка стола – скатерть, тарелки, приборы, количество и качество пищи, цветы – только для самой хозяйки или же для какого-то желанного гостя?

– Вы решили сегодня замучить меня, мягко говоря, не слишком деликатными вопросами. Вы сами же видите: стол накрыт как для любовника, перед которым она хотела показать себя в самом лучшем виде. Лично я так думаю… Совсем не для подруги!

– Киров, у вас что нового?

– В некоторых местах я нашел затертые следы, совсем негодные, причем они были тщательно сняты мокрым платком, вероятно, смоченным в одеколоне. Даже чувствуется легкий запах… А в шкафчике для посуды две верхние тарелки – большая и маленькая, как и эти на столике, – также без отпечатков, зато на всех других, под ними, они есть… от рук хозяйки.

– Ого! Вот это уже улика! Значит, кто-то сознательно их уничтожил, помыл тарелки и поставил на место, стараясь не делать отпечатков.

– Так подумал и я, товарищ подполковник. Это же относится и к последнему бокалу в буфете – такому же, что стоит на столе. Помыт, чист, без каких-либо отпечатков.

– Браво, Людмил!

– Кроме того, где бутылка, из которой наливали? Я ее что-то не вижу…

– Гость унес ее с собой, – возбужденно вставил Хубавеньский.

– Я еще не кончил… Осмотрел ящик под раковиной. Так вот, в нем среди мусора совсем не оказалось свежего пепла и окурков. Есть только старые, брошенные туда до ужина. Я обследовал пласт за пластом. Перед каждым ужином она всегда чистила пепельницы. Пепел с окурками располагается слоями, между остатками продуктов. Но на самом верху его нет.

– Она могла бросить окурки в унитаз.

– Прежде она почему-то стряхивала их в мусорный ящик…

– Я доволен. Очень доволен. Ты не нашел каких-либо чужих отпечатков?

– К сожалению, нет. Повсюду, где только можно, их тщательно стерли. Кто-то здесь поработал аккуратно и добросовестно.

* * *

Консулов явился чуть ли не к концу рабочего дня – идеально подстриженный, элегантный, даже надушенный. И явно довольный собой. Впрочем, это было его обычное состояние.

– Привет труженикам криминального фронта! Я принес вам поклон от византийского императора.

Без подковырок и шуток, иногда чрезмерных, но всегда в границах дозволенного, он как-то не мог дышать, не мог жить без юмора и своих «консуловских» номеров.

– Где ты был целый день?

– А ты не видишь, что я как молодожен перед свадьбой? Таким человека могут сделать только в «Инститю дю боте»,[9]9
  Институт красоты (франц.).


[Закрыть] что на бульваре Витоша. Сперва меня побрили. Для этого я специально утром не брился. После этого подстригли, помыли голову. Хотел сделать массаж, однако номер не прошел. Мужчинам массаж не делают… В общем, снискал незавидную репутацию – на меня почему-то стали смотреть подозрительно. Это на меня-то, на стопроцентного мужчину! Ты должен знать, старик, это не люди, а какие-то звери и зверихи. Они подстригают как на конвейере. Остается ощущение, что ты всего лишь овца из стада, которое стригут. Смотрят не как на человека, а как на голову. Пришлось делать маникюр. Видишь?!

Консулов показал руки. И в самом деле, его ногти были в идеальном порядке.

– Понимаешь, не было иного способа проникнуть в дамский салон, – добавил он, как бы извиняясь.

– Все это, я вижу, основательно украсило твой несравненный экстерьер, но чем обогатило твою бессмертную душу?

– Не беспокойся, старик, я напрасно не терял времени. Если бы моя совесть была более сговорчивой, я бы мог назвать стоимость всех этих косметических операций, чтобы включить их в служебный счет. Прежде всего я установил: этот «Инститю дю боте» представляет собой маленький оазис прошлого в нашей суровой социалистической действительности. Там какая-нибудь товарищ Мангалова превращается в мадам Пенку, там лазоревые русалки с белыми руками, осыпанными дорогими перстнями, перед твоими очами превращают простых трудящихся в неземных красавиц. А между русалками леший бродит. Один…

Консулов театрально выпятил грудь.

– Хорошо, что Пушкина нет рядом, чтобы услышал!

– Ну и что, на осовременивании классиков некоторые построили себе дачи… Первое мое открытие было, что Пенка Василева Бедросян, а попросту Пепи, – не парикмахерша, а рангом ниже – только маникюрша. Я сидел за ее столиком и касался коленками ее сменщицы. Поговорили. Чуть было не договорились встретиться вечером… Не было смысла – девушка пришла из другого салона, ничего не знает. Но с лешим я с удовольствием побеседовал. В маленькой комнате на дне салона.

– А кто этот «леший»?

– Как кто – заведующий сменой, шеф Панайот Велев, специалист по женской красоте. Иначе говоря, парикмахер. Сперва он не хотел обращать на меня внимания. Когда же понял, откуда я, стал чересчур услужливым. Предложил даже кофе с коньяком… По его словам, Пепи работала в салоне почти три года и только как маникюрша. Он был доволен ею, за исключением тех случаев, когда она опаздывала или уходила раньше положенного времени, а иногда и вообще не являлась на работу. Ей звонили много мужчин, а супруг был страшно ревнив – проверял каждый час по телефону, чем сильно отвлекал кассиршу. У них там телефон в кассе… Если верить его словам, Пепи была хорошей девушкой, но ее коллеги почему-то не могли ее терпеть. Ко всем она относилась ровно, но никого особенно не любила. У нее была только одна приятельница, парикмахерша Клеопатра Андонова. Их дружба была подозрительна, но больше этого он ничего не мог добавить. О ее связях тоже ничего не мог сказать, но допускал, что они «всякие»… В общем, должен я тебе сказать, этот Панайот Велев производит такое впечатление, что после разговора с ним появляется непреодолимое желание помыть руки лавандовым спиртом… С тонкой бороденкой, он производит вид персонажа, вытащенного из современной болгарской исторической пьесы. Похож на лукавого византийца, посланного императором, дабы обмануть храброго и благородного болгарского царя.

– Поэтому-то ты и принес нам поклон от византийского императора?

– Разумеется. Я его расспрашивал о том, что было за день до смерти Пепи. Он не хотел беспокоить милицию: видите ли, был убежден, что ничего плохого с ней не случилось. Он думал, что Пепи с кем-то уединилась и закрыла дверь изнутри. И до сих пор не верит, что это убийство… А ты чем похвастаешь?

Антонов подробно рассказал о повторном осмотре квартиры, о разговорах с соседями, затем подчеркнул:

– Сейчас есть одно обстоятельство, которое можно считать установленным. В квартире был кто-то, кто ушел после ее смерти. И не просто ушел, а сделал все возможное, чтобы ликвидировать следы своего присутствия. Если он глуп или же считает нас идиотами, то рассчитывает скрыть свой визит. Умный понял бы, что мы как раз по его действиям обо всем и догадаемся…

– А как с погашенным светом?

– И об этом я не забыл. Говорил со следователем оперативной группы, майором Поповым из пятого управления. Он даже обиделся, что мы могли допустить такое. Он категоричен. Когда вошли, никакого света не было… Это еще одна улика. Свет погасил неизвестный, когда уходил из дома. Неизвестный или неизвестная.

– Разве вы допускаете, что это была женщина? – спросил Хубавеньский.

– А почему бы и нет. Я даже сказал бы, что статистически яд – скорее женский способ убийства, хотя это не имеет никакого значения в данном случае.

– А сервировка стола?

– Вполне допустимо, что так можно накрыть стол как для мужчины, так и для женщины. Зависит не от пола, а от привычки или навыка того, кто сервирует, от его желания и настроения «показать себя».

– Правильно, – заметил Консулов. – А это значит, что на данном этапе – первый вопрос, на который мы должны получить ответ: кто был в гостях у Пепи? Ищите это лицо «икс»! Или… лица?

– Лицо было одно. Все характеризует почерк одного человека.

– Хорошо, принимаем, что было одно лицо. Но кто это может быть? – Консулов начал загибать пальцы. – Итак, первое – ревнивый супруг, который еще не вернулся откуда-то, куда он уехал. Второе – дежурный любовник. Третье – бывший любовник, вероятно, тоже ревнивец. Иди ищи ветра в поле! Четвертое – «приятельница», «заклятый друг мой». И пятое – кто-то, кого мы и в голове не держим. Как видите, богатый выбор клиентов!

– Богатый или бедный, но он нас ждет. Итак, из всех названных мы знаем только одного – супруга, а поэтому предлагаю начать с него… Обстановка в квартире меня несколько смущает. Не соответствует предполагаемым доходам одной парикмахерши и одного телевизионного техника.

– Что ты знаешь о доходах телемастера, да и о ее тоже? – усмехнулся Консулов.

– И все-таки. Запомни мои слова: из этой роскоши что-то да вылезет…

Позвонили из проходной. Явилась гражданка Андонова, та самая подруга Пепи, которая и позвонила в милицию. Антонов распорядился пропустить ее.

Милиционер ввел женщину и ушел. Она остановилась в дверях, внимательно посмотрев на мужчин, и кивнула, ничего не говоря.

Антонов, как и многие другие, верил в свое первое впечатление от людей, но не следовал ему слепо. Он его проверял и был горд, когда наблюдение подтверждалось. Это случалось часто, хотя и не всегда. Сейчас он особенно отдавал себе отчет в том, насколько важно было «попасть в цель»: эта женщина могла бы стать главной свидетельницей, если бы захотела. Может быть, единственным источником информации. Вопрос заключался в том, захочет ли она разговаривать откровенно.

– Вы… – Антонов полистал записи, – товарищ Клеопатра Андонова? Прошу, пожалуйста, садитесь.

– По отцу Ставридис.

Почему она решила, что это нужно сказать? Или она считала, что в милиции должны непременно знать ее девичью фамилию, или была горда своим греческим происхождением? Как и своим типичным акцентам.

О женщинах говорят, что они или есть, или были красавицами. Что можно было сказать о ней? Через некоторое время, когда станут записывать ее данные, он узнает дату рождения, а сейчас было трудно определить: подумал, где-то около сорока. Красивая. Сильно гримированная (наверное, было что скрывать), белолицая, черноволосая красавица. Ее волосы были идеально уложены, в ушах сверкали тонкие золотые обручи. На руках он насчитал шесть золотых перстней. Прекрасно выглаженный вишневый костюм, совсем еще новый, наверное, привлекает внимание мужчин на улице. И женщин тоже… От нее пахло дорогими парижскими духами. Только желтые кончики пальцев говорили о ее профессии. Она так всегда одевается или же сделала это ради них? Едва ли. Да, это была женщина, которая, несомненно, нравилась многим… Только ее глаза – темно-коричневые, теплые – сейчас смотрели холодно и отчужденно. Глаза женщины, видевшей много в жизни. Действительно, с ней будет нелегко!

– Мой коллега пригласил вас сюда, чтобы мы могли поговорить спокойно. Не буду скрывать, мы очень рассчитываем на вас.

Антонов помолчал, следя за ее реакцией, но женщина не воспользовалась паузой и продолжала молча смотреть ему в глаза.

– Что вас заставило позвонить в милицию? Были ли какие-то основания у вас для тревоги?

– Я посла, потому цто подумала, цто с Пепи цто-то слуцилось. Мозет, сломала ногу. Потом разволновалась, когда увидела, цто клюц в дверях. Знацит, дома. И не отвецает…

– Значит, только поэтому?

– Только поэтому.

– Значит, не было ничего, что могло бы вызвать ваше беспокойство за Пепи?

– Ницего.

– А почему она покончила с собой?

– Поконцила?! Не мозет быть. Пепи обыцно радовалась зизни. Она была не такой целовек. Она не поконцила с собой!

– Допустим. Тогда… остается одно: ее убили.

Консулов смотрел и слушал, не вмешиваясь в разговор, но в его глазах Антонов прочел какое-то неодобрение по поводу ведения разговора. Хубавеньский уставился на свидетельницу, явно любуясь ею.

– Скажите, знаете ли вы кого, кто бы ненавидел вашу подругу и имел основания свести с ней счеты или желал ее смерти?

– Такого целовека я не знаю.

– Вы хотите, чтобы мы нашли убийцу?

– Хоцу, конецно, хоцу!

– Тогда вы должны рассказать нам все, что вы знаете о ней.

– А разве она убита? Вы зе сказали, цто она поконцила с собой…

– Слушайте, Клео, так вас, кажется, называют в салоне? – вмешался Консулов. – Вы бывали в гостях у Пепи?

– Много раз. И она у меня.

– Сейчас меня интересует, когда вы были у нее в последний раз. Что вы делали в понедельник двадцать первого, когда ушли с работы? И подробнее, ничего не пропускайте!

Клео посмотрела на Антонова, как бы ожидая от него подтверждения, отвечать ли ей на этот вопрос.

– Он миня обизает. Поцему он спрасивает об этом?

– Ничего обидного в этом не вижу. Отвечайте.

– Хоросо. Я была у Пепи месяц или более того назад.

– А где вы были в понедельник вечером? – снова вмешался Консулов. – Почему уходите от ответа?

– У одной своей приятельницы в хостях.

– Ее имя? Расскажите поподробнее, что вы делали в понедельник.

Вопросы Консулова были вполне законными, но стало ясно, что они ничего не дадут следствию. Сомнений в том, что Клео в тот вечер не навещала Пепи, не было. Тогда почему так настойчиво Консулов спрашивал ее об этом? Единственный смысл заключался, видимо, в том, чтобы внушить ей, что и она может находиться под подозрением. Это могло бы вывести ее из себя, и у нее развязался бы язык. А в том, что язык у Клео длинный и что ей есть о чем рассказать, сомневаться не приходилось…

Разговор закончился тем полуобещанием, полупредупреждением, смысл которого сводился к одному: им вскоре вновь придется встретиться.

– Так всегда получается, когда ничего не знаешь, – заключил Антонов, когда Клео вышла.

– Ницего, ницего, она нам все сказет.

– Крум, не остри, пожалуйста. Сейчас нужно идти к полковнику. Пора докладывать…

– Мне обязательно присутствовать?

– И тебе и Хубавеньскому. Чтобы и вас видели в деле.

– У полковника, полагаю, нет никакого желания видеть меня, а у меня и подавно.

– Это не имеет никакого значения. Ты сам будешь по делам службы, а не в гостях.

Начальник отдела, полковник Кынчо Бинев, так называемый «маленький полковник», в отличие от «большого полковника» – начальника управления Пиротского, – а также из-за своего более чем скромного роста не пользовался особыми симпатиями у подчиненных. Чрезмерно строгий и взыскательный, часто грубый, он никому не прощал ошибок и строго наказывал за все, даже пустячные, провинности. Он сам себя хвалил: «От меня поблажки не жди! Когда я выйду на пенсию, тогда и буду расходовать свою доброту, накопленную за тридцать лет службы в органах». Очевидно, доброту он считал лишним качеством в своей работе…

Антонов представил своих коллег. Бинев предложил всем сесть, не сделав ни одного из своих привычных замечаний. Антонов докладывал только факты и закончил рассказом о беседе с Клеопатрой Андоновой, откровенно признав, что разговор с ней ничего ценного для следствия не дал и что, может быть, он является залогом надежды на будущее, когда им вновь придется встретиться с ней.

– Это все?

– Все, товарищ полковник. Фактический материал еще так беден, чтобы строить какие-нибудь гипотезы…

– Правильно, хотя по вашим глазам и по глазам этой молодой девушки я вижу: ваши головы полны идей.

– Бензин ваш, идеи наши, – не удержался Консулов.

– Какой бензин? Почему ты вмешиваешься, когда тебя не спрашивают? И все-таки я могу сделать два вывода. И без вас! Ясно как день, что кто-то еще был в квартире во время смерти этой… Пепи. Кто-то, который предпочитает, чтобы мы его не узнали. Отсюда следует: первая ваша задача – установить, кто это. Тогда мы сможем разговаривать смелее и, самое главное, быстрее. Уже и так потеряно два дня… Второй вывод – ваши факты, которых вообще нет. Что стоит за этой Пенкой Бедросян, за ее жизнью, окружением и так далее? Факты, факты и снова факты. И прежде всего ее муж. Найдите его! Может быть, он убежал за границу. Убил и убежал.

– Интересная гипотеза, – отметил Консулов.

– Слушай, Консулов, здесь говорят только тогда, когда я спрашиваю, запомни это! А сейчас вы свободны!

Они еще не закрыли дверь, как Консулов сказал:

– Ну что за сучок?

Хорошо, что он этого не ляпнул в кабинете. И все-таки неловко как-то перед Хубавеньским, ведь совсем новый человек…

– Ты не прав, Крум. Винев не сучок, а ты не должен был вмешиваться в разговор. И насчет бензина это было лишнее: он явно не читал «Золотого теленка»…

– Не могу же я оставаться безразличным к проявлениям глупости.

– Бинев не сказал ничего глупого. Ты сам в этом убедишься, он совсем не глупый. Просто он сделан из другого теста. Его недостаток в том, что у него нет чувства юмора.

– Самое ценное качество джентльмена – это чувство юмора.

– Ну хорошо, примирись с тем, что Бинев не джентльмен. А с супругом Пепи действительно нам пора уже познакомиться… Здесь полковник прав.

* * *

Они поделили работу так: Консулов и Хубавеньский должны были изучать связи Пепи, начиная с ее личного дела (если такое имелось на работе) и кончая ее приятелями и приятельницами, родственниками. Параллельно они должны были найти источники, откуда она получала дорогие вещи, находившиеся в квартире. Сейчас попытаться выяснить самим, а если будет трудно, то и при помощи других отделов милиции.

Из морга уже позвонили – спрашивали, как поступить с покойницей. Никто до сих пор не являлся, чтобы забрать тело, поэтому необходимо было начать поиски родственников. И прежде всего мужа. Этим занялся сам Антонов. Странно было исчезновение Бедросяна в день или накануне смерти жены. Если он просто не подозревал, что случилось с супругой, это одно дело, а если он скрылся, сбежал? Но беспокоить пограничные власти было еще рано. Если же его разыскивать, чтобы только уведомить о смерти жены, это было бы слишком накладно…

Согласно справке адресной службы Дикран Таквор Бедросян был зарегистрирован в жилом районе «Молодость» вместе с Пепи. Естественно. Но кого можно найти из родственников Бедросяна, если его самого нет, а супруга мертва? Антонов открыл телефонный справочник. Фамилия была довольно редкой, и ее можно было попытаться разыскать. Бедросянов в книге было четверо. И второй явно имел отношение к тому, кого они искали, хотя он жил и по другому адресу – на улице Раковского. Это было либо случайное совпадение, либо удача. Видимо, нужно идти туда.