Текст книги "Двойник Президента"

Автор книги: Дима Клейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Обитель отшельника

Каждый житель Москвы знает, что вход в верхние этажи головного небоскреба всемогущей корпорации «Газпром» по улице Намёткина возможен только через вертолётный люк в раздвигающейся титановой крыше. То есть, простому смертному, в отличие от небожителей, вход в здание заказан навсегда. Однако, не все знают, что верхние три этажа были возведены с помощью секретных отечественных технологий с совершенно секретной целью и стоили на порядок дороже, чем весь отель «Бурдж аль-Араб» в Дубае. Трёхэтажный пентхауз на крыше Газпрома был специально спроектирован правительством Москвы лично для подполковника Ступина в знак признательности за его успешную разведывательно-хозяйственно-политическую деятельность на посту Директора ФСБ и вообще. В счёт заслуг. Свидетельство о приватизации на атриум-пентхауз площадью полтора квадратных километра, торжественно выданное Андрею Андреевичу Ступину, было собственноручно подписано мэром Москвы и международно заверено кардинал-канцлером святой Апостольской канцелярии Папы Римского в Ватикане.

В редкую минуту отдыха Андрей Андреевич любил посещать своё автоматически поворачивающееся вослед за солнцем трёхэтажное человекоубе-жище. По традиции, заложенной Петром Великим, он назвал это уютное место «мон плезир», что знатоки галло-романской подгруппы языков легко переведут как «моё удовольствие». Двумя самыми ценными конструктивными особенностями Мон Плезира были его необычайная неуязвимость и полная невидимость для стороннего наблюдателя. Закалённое фторакрилатное органическое стекло, из которого были изготовлены стены Мон Плезира, имело композиционную основу, сотканную из тончайших сверхпрочных углеволоконных нитей. Это позволяло стеклу выдерживать прямое попадание кумулятивной гранаты, выпущенной из РПГ-27 «Таволга». Кроме того, тройное микроплёночное нано-покрытие «Луч-1» на стекле полностью поглощало любые внешние излучения в бесконечно широком частотном диапазоне. Это делало верхние три этажа здания Газпрома абсолютно невидимыми ни днём, ни ночью, и как-бы несуществующими вообще. Знатоки утверждали, что Мон Плезир мог выдержать прямое попадание ядерной бомбы по методу упругого отскока от двухметрового слоя натурального каучука, покрывающего крышу этого элитного пентхауза. Но проверить последнее утверждение на практике не представлялось возможным. В любом случае, только здесь Андрей Ступин чувствовал себя в относительной безопасности.

Внутренней отделкой и стилизацией апартаментов Мон Плезира занимались ведущие специалисты арабской гостиничной цепочки «Джумейра», принадлежащей давнему деловому партнеру герр Ступина шейху Абу. Об истинной, непоказной роскоши пятнадцати апартаментов (по числу бывших союзных республик СССР) можно сказать только одно. Как-то посетивший Андрея на пасху султан Брунея Хассанал Болкиах нашел их не уступающими своему дворцу Истана Нурул Иман (известному как «Дворец света»). После чего султан быстро уехал, сильно изменившись в лице.

Андрей в одиночестве бродил по Мон Плезиру в своих любимых стоптанных домашних тапках и красных боксёрских трусах до колен. В венецианских зеркалах, старательно изготовленных братьями Доменико на острове Мурано в шестнадцатом веке, отражался безупречно слепленный мускулистый торс Андрея. Он скучал в жирной и развратной столице по откровенно нищему, но высокодуховному Петербургу, по чистому и опрятному Берлину, а также по подводной охоте на ископаемых кистепёрых рыб в Красном море. На отделанном платиной рабочем столе Андрея пылились кипы неподписанных деловых бумаг. Он ходил по коридорам, задумчиво щёлкая резинкой от трусов и предавался трансцендентальной медитации. Этой нехитрой технике для разгрузки головного мозга его выучил брат Фёдор перед тем, как сбежал вместе с Алиной в свою убогую коммуналку на Садовой.

Кое-как придя в душевное равновесие, Андрей позвонил своему денщику Ли Петровичу:

– Петрович, сгоняй-ка, брат, быстрой соплей за пивом. А то у меня изжога после вчерашнего банкета в Останкино.

– Слушаюсь, товарищ подполковник. А какого взять? – послышался вечно сонный голос старшего прапорщика ФСБ китайца Ли.

– Возьми «Балтику». В ларьке за гаражами. Там подешевле. Мне опять зарплату на два дня задерживают.

– Мы в ларьке и так должны за неделю. В долг больше не дадут.

– Чёрт! Скажи им, что у меня все деньги в бизнесе. Наличных нету ни копейки.

– Не поверят, буржуи. Я им лучше из своих заплачу, Андрей Андреевич.

– Ладно, делай как знаешь, – оборвал разговор Ступин.

«Что за страна? – подумал он. – Сколько здесь живу, никак не могу у этому привыкнуть. Никто не верит в долг. Даже мне! Из денег признают только наличные. Что сделалось с доверчивым, широким и щедрым русским народом?» Он снова набрал номер на своём мобильном нано-телефоне:

– Алина? Привет, дорогая. Ты ещё долго гулять собираешься? А то у тебя муж уже месяц не кормлен, ты не забыла?

В ответ послышались какие-то охи, ахи и мягкий шелест торопливо откидываемого пухового одеяла.

– Дорогой, если ты голоден, сходи в кафетерий или диетическую столовую. Я всё равно готовить не буду. Не женское это дело, – услышал он счастливый голос Алины.

– Да меня охрана не выпустит, ты знаешь мои обстоятельства. Не вертолёт же мне угонять, чтобы элементарно пожрать? В холодильнике пусто. Приезжай, а? Я соскучился.

В телефоне послышался голос Фёдора, который, похоже, в чём-то горячо убеждал Алину.

– Ладно, мы приедем, если хочешь. Купим тебе по дороге кетчуп и полкило сосисок. Но уговор – варить их будешь сам! – ответила мужу Алина.

– Замётано. Жду, – Андрей раздраженно вырвал серебряную нить нано-телефона из своего уха. «Чёрт бы побрал эту офицерскую честь. Даже проститутку не наймешь. Хотя, говорят, секс с проституткой – это не измена супруге. Нет, не буду соблазняться».

Андрей по-мужски сжал зубы и стыдливой мелкой трусцой побежал в свой двухэтажный тренажёрный зал срочно качать железо. К вечеру сотрудники Федеральной службы охраны доставили на служебном вертолёте Алину и Фёдора прямо на крышу Мон Плезира. Ухнув на вакуумном лифте через огромный люк на потолке, выполненном из высокопрочных композитов с бериллиевой матрицей, развесёлая парочка по-московски, без предупреждения, шумно ввалилась в трёхсотметровую прихожую. Андрей, обернувшись полотенцем из шкуры последнего тасманийского сумчатого волка, вышел им навстречу из душа, по-хозяйски улыбаясь. Всего через несколько минут они встретились.

– Сколько лет, сколько зим! А я уж гадаю, придёте или не придёте. Совсем ты у меня жену увёл, – шутливо погрозил он пальцем брату-близнецу и испытующе прищурился. – А ведь я тебя на три минуты старше, нехорошо!

Фёдор молчал и смущённо оглядывал роскошную, отделанную литыми золотыми пластинами по эксклюзивным лекалам Джанни Версаче, прихожую и торопливо развязывал шнурки ботинок, чтобы не наследить на полу, выполненном наборной мозаикой из дымчатого горного хрусталя.

– Ладно, не ревнуй, – несколько грубовато сказала Алина мужу в качестве приветствия. – Отнесись ко всему проще. Вот тебе обещанные сосиски, – и она протянула Андрею старомодную сетку-авоську, взятую напрокат у Фёдора.

– Ты же знаешь, Алина, в лексиконе боевого офицера ФСБ нет слова «ревность», – отчеканил ей Андрей и торопливо вгрызся в сырую сосиску.

– Иначе бы я за тебя не пошла, – сказала Алина и по-дружески обнялась с Андреем, когда тот прожевал.

Родственники прошли в мраморную гостиную. Плазменный панельный телевизор шириной во всю стену передавал выступление Директора ФСБ Ступина перед высшим командным составом национального антитеррористического центра «Улыбка Сталина».

– Это запись, – сказал Андрей, небрежно усаживаясь в любимое кресло, выдолбленное из черепа динозавра-трицератопса. – Вот, веду здесь подростковую жизнь бэтмана или, прости Господи, отшельника. Даже самому смешно. Как будто у меня нет ни друзей, ни родственников, ни подчинённых, ни всё такое.

– Андрей, я тебя предупреждала, что в Москве без наличных денег шагу не ступишь, – укоризненно покачала головой Алина. – Хотя бы сто долларов в кармане надо иметь на расходы. Иначе так и будешь сидеть дома один, как сыч.

– Сто долларов, – возмущённо воскликнул Андрей, – да в Китае крестьянин за такие деньги целый год работает! Кстати о работе. Мы тут с братвой основали открытое международное акционерное общество по спасению России от системного кризиса. Уставной капитал – девятьсот миллиардов баксов. В случае успеха предприятия можно заработать до тысячи процентов прибыли в год. Я вошел в долю. К тому же, я тут нам с тобой одну небольшую страну в Африке присмотрел. На днях покупаю. В общем, деньги все в деле, наличных даже на еду нет, – и торопливо достал из авоськи вторую сосиску.

Фёдор Ступин зачарованно смотрел на многометровое изображение брата-близнеца на плазменном экране.

– Никогда не думал, что мы с тобой так похожи, – вымолвил он.

– Шанешно ши пошоши. Тьфу! – Андрей выплюнул недожёванную сосиску. – Конечно похожи. Однояйцевые, как-никак.

– Ты вот, точно – однояйцевый, – пошутила Алина и достала из своей сумочки серебристую фляжку с любимым «блэк-рашеном». – И больше никак, чем как.

– Алина, кончай его подкалывать, – покачал головой Фёдор. – Ему и так тяжело. Я бы на месте брата…

– Вот когда окажешься на моём месте… – угрожающе перебил его Андрей.

– Мальчики, не ругайтесь, – Алина напряжённо смотрела то на одного, то на другого, то на экран телевизора, – Я, кажется, кое-что придумала, – и она сплела из трёх пальцев загадочную фигуру, изображающую мудру кудзи-инв пальцевой боевой игре докко.

Пентхауз повернулся вокруг оси на три градуса, ловя предзакатное солнце.

Вещие сны

Борис Николаевич Пельтцер часто видел вещие сны, подрёмывая в своём рабочем кабинете. То ему снилось, как спецгруппа КГБ в чёрных масках в провокационных целях сбрасывает его с моста в реку. То ему снилось, что он случайно недоплатил партвзносы в Свердловский обком КПСС, и товарищи коллективно его стыдят на собрании ревизионной комиссии. То ему снилось, что в России наступило полное торжество демократии, и благодарные граждане ставят ему памятник на месте мавзолея Ленина. Просыпаясь после таких снов, Борис Пельтцер долго тряс головой и обливался холодной водой из переносного дачного дюралевого рукомойника.

– Вот же, понимаешь, какая дрянь снится, – бормотал он и садился под уютную лампу с зелёным абажуром работать с документами.

В эту ночь Борису Николаевичу долго не спалось. Он ходил по своему кремлевскому кабинету из угла в угол. Снаружи через окно доносились возмущенные крики граждан и народа, требующих хлеба без зрелищ. Только что президент отправил почётную делегацию миллиардеров-олигархов в голодающие страны Малой Азии с целью найти дополнительные кредиты для возрождения России. Во всех остальных странах в долг уже не давали.

– Куда деньги деваются, ума не приложу? – спрашивал сам себя президент вслух. – Ведь только что были, понимаешь, и сразу их нет. Может, правда пора переходить на безналичные расчеты? Егор Радар, вишь, не раз намекал, что безналичные труднее будет красть. Только ведь народ нас опять не поймет. Народ наличные любит.

Борис Николаевич привычно прикорнул в уголке кабинета, на монашески-жёстком казённом диване, оставшемся здесь со времён Председателя СНК РСФСР Ульянова. Сон скоро пришел, и оказался он хуже и страннее прочих.

А приснилось президенту следующее.

Приоткрылась секретная дверь в стене, через которую Борис Николаевич обычно пробирался на служебный теннисный корт. И вышли из той двери двое директоров ФСБ Ступиных (Петровых). Похожих, как близнецы-братья.

– Что вам от меня надо, двое из ларца, одинаковых с лица? – бесстрашно спросил их президент. Он ещё со времен работы прорабом на стройке полюбил детские сказки, народные присказки и блатные поговорки и применял их по мере надобности.

В ответ один из директоров ФСБ молча подошел к дивану и заботливо поправил президенту подушку. А второй подошел к окну и начал кому-то усиленно махать рукой. И скоро гуськом вошли в кабинет четыре гения экономических реформ – Радар, Арчибайс, Германцов и Ирина Помада. И встали они у изголовья президента почётным караулом. И явил свой лик самый бойкий из олигархов – Авраам Осиновский. И появились в углах кабинета грозные стражники из Федеральной службы охраны России в пёсьих масках и с десантными автоматами Калашникова в руках. По рабочему кабинету призраками заходили малознакомые и совсем незнакомые депутаты Государственной Думы с армейскими погонами и без оных. И мелькнул на потолке светлый образ чудотворной Казанской Божьей Матери среди ликов членов правительства. Борис Николаевич захотел проснуться, но не получалось.

– Фёдор, твой чёртов торсионный вибратор уже работает? – строго спросил директор ФСБ у самого себя.

– Сейчас, Андрей, включу, как раз батарейки заменяю, – пыхтя ответил директор ФСБ самому себе.

– Борис Николаевич, вы извините, но мы вам сейчас импичмент делать будем, – сказал один из призраков, обращаясь к президенту. – Не волнуйтесь, это не больно. Лежите-лежите, не вставайте.

И все присутствующие молча кивнули. Борис Николаевич снова захотел проснуться, но опять не получалось.

– За что же это мне, понимаешь, импичмент? – строго спросил он, обводя компанию заговорщиков суровым взглядом. – Я вам не Клинтон какой-нибудь!

– Вы слишком много сделали для демократии в России. Ваше здоровье подорвано. Пора отдохнуть, – бойко ответил за всех олигарх Авраам Осиновский.

– К тому же, в новое тысячелетие должны войти новые люди. В смысле – с деньгами, – веско добавил директор ФСБ Ступин (Петров). – То есть – мы.

– Мне ещё два года до дембеля осталось. Дайте спокойно дослужить, – попросил заговорщиков Пельтцер. – Не хочу, понимаешь, как Хрущев, на госдаче огурцы сажать.

– От дачи советуем вам отказаться в порядке трудовой дисциплины, – сказал кто-то из гениев реформ, – а то народ нас не поймет.

– Народ, народ! – неожиданно для себя взорвался Борис Николаевич. – Нарожали бабы от коммунистов, понимаешь, потомственных дураков и лентяев. Работать хотят как папуасы, а жить как европейцы.

– Чистая правда, – грустно подтвердил Егор Радар и сочувственно потрепал президента по плечу.

– Нормы доходности от инвестирования в человеческий капитал коррелируются с уровнем личного развития индивидуума.

– Другого-то народа у нас таки нет, – вздохнул олигарх Авраам Осиновский.

– И никогда не будет, – отрезал директор ФСБ железным голосом.

Ирина Помада заплакала и порывисто налила себе стакан чая без сахара.

– Опять же на Кавказе неспокойно, – невпопад добавил кто-то из безымянных депутатов Государственной Думы и громко, испуганно икнул.

– Караул устал, – донеслось из самого темного угла. Щёлкнул затвор автомата.

Вот тут Борис Николаевич решительно захотел проснуться, но абсолютно ничего не получалось.

– Что вы от меня хотите? – хрипло спросил он у призраков.

– Подпишите указ о своей добровольной отставке, – ответил ему нестройный хор голосов.

– А то хуже будет, – добавил директор ФСБ. – Нам.

– А кто же Россией будет править, понимаешь? – удивился президент Пельтцер.

– Назначьте меня, – громко крикнул четвёртый гений реформ Германцов.

В ответ на его реплику из угла вышел стражник с погонами полковника и ударил его откидным прикладом автомата Калашникова по локтю. Германцов ойкнул, быстрыми шагами отошел в сторонку и налил себе водки из графина, морщась от боли.

– Кто надо, тот и будет, – ответил президенту директор ФСБ Ступин (Петров).

В этом месте Борис Николаевич так сильно захотел проснуться, что у него это, наконец, получилось.

В чисто вымытые кремлёвские окна светило солнце. В кабинете никого не было, кроме хозяина. На скромной солдатской тумбочке около дивана стоял полупустой графин с водкой и недопитый кем-то из посетителей стакан чая. Борис Николаевич тяжело встал с дивана, подошел к секретной двери в стене и потрогал тяжёлый амбарный замок на ней. Всё было в полном порядке. Президент Пельтцер облегчённо вздохнул, помахал руками в качестве зарядки и снял трубку служебного телефона:

– Меня никто не спрашивал?

– Нет, Борис Николаевич, – послышался голос доброй секретарши президента Любови Марковны.

– Спасибо, – ответил президент и положил трубку. – Приснится же такое… – ухмыльнулся он и, мурлыкая популярную избирательную песенку Оси Мосина «Играй, а то проиграешь», потягиваясь и зевая, подошел к рабочему столу.

Точно посредине обширного позолоченного стола, покрытого традиционным зелёным кремлёвским сукном, лежала копия незнакомого документа. Президент вчитался.

Это был подписанный лично им указ о собственной отставке.

Глас народа

– Кусается, сука, – капитан милиции жёстко ткнул задержанного правым кулаком под дых и привычным рывком вниз с хрустом разбил ему нос и губы ударом о колено.

Андрей Ступин зевнул и отхлебнул глоток холодного кофе из грязноватой чашки с отбитой ручкой. Ещё курсантом ему приходилось бывать здесь на служебной экскурсии – в знаменитой исторической Центральной Подземной Пыточной Зале (ЦППЗ) НКВД имени Петрова, комфортно расположенной на трёх охраняемых гектарах в историческом Серебряном Бору столицы.

– Вы давайте, полегче, капитан. У нас насилие, кажется, запрещено законом. Ведь он не террорист или шпион какой, – по-отечески укоризненно покачал головой директор ФСБ Ступин.

– А чего он кусается, товарищ подполковник? – злобно ответил капитан со слезами обиды на глазах.

– А кто его знает? Нервный, наверное. Вы где его взяли?

– Да, здесь, рядом. Он по Таманской улице в своём раздолбанном «Ауди» мимо третьего закрытого поста проезжал. Ну, ребята его тормознули и из тачки вытряхнули. Вы ж велели доставить случайного человека. Для конфиденциальной беседы. Это он и есть!

Андрей Ступин молча крутил на мизинце бриллиантовый перстень графа Орлова, купленный им по случаю в Гатчинском дворце, любуясь волшебной живой игрой луча света, разложенном в таинственном сердце перстня на тысячи оттенков.

– Ну ладно. Избавьте меня от подробностей, – он обратился к задержанному: – Я пригласил вас, милейший, чтобы задать несколько вопросов, как типичному представителю нашего с вами народа. Статистическая выборка и всё такое.

Задержанный сидел в углу на полу, молча утирая разбитые в кровь губы и слегка покачиваясь из стороны в сторону, как очковый листонос в Московском ордена Трудового Красного Знамени зоопарке.

– Не имеете права, – наконец хмуро вымолвил он, обильно отплёвываясь.

– Ну-ну, – усмехнулся Андрей. – Как говаривал покойный сталинский нарком Каганович, если человек, претендующий на звание марксиста, говорит всерьёз о правовом государстве и тем более применяет понятие правового государства ксоветскому государству, то это значит, что он отходит от марксистско-ленинского учения.Шучу я. Курить хотите?

– Спасибо. Я курю только дамские ментоловые «Вог». Здоровье берегу.

– Ментоловых здесь не держим, – ответил Андрей сухо. – Итак, внимание, первый вопрос, – он заглянул в блокнот на коленях. – Как вы относитесь к развитию демократии в России?

– Пошли они на хрен, эти дерьмократы! Я, к примеру, уже второй год на «Ауди» бампер не могу сменить. И жрать дома почти нечего. Разве это дело?

Андрей удовлетворённо сделал пометку блокноте.

– Спасибо. Второй вопрос. Как вы относитесь к политике действующего президента?

Задержанный поморщился, харкнул на пол и растер сукровицу ногой.

– Банду Пельтцера – под суд, – кратко ответил он. – Водички можно, гражданин начальник?

– Так я и думал, – Андрей сделал вторую пометку в блокноте. – Вода у нас сырая и нефильтрованная. Будете?

Задержанный помотал головой и угрюмо насупился, копаясь у себя в карманах.

– Последний вопрос, – Ступин снова заглянул в блокнот. – Что для вас является величайшей трагедией двадцатого века?

– Отвечай, урод, когда тебя начальник спрашивает! – крикнул капитан и ударил задержанного пепельницей по затылку.

– Распад Советского Союза, – не задумываясь ответил задержанный, охнув и схватившись правой рукой за голову. – Отпустите, гражданин начальник. У меня дома дети малые. И жена волнуется. Мы сёдня в гости к свояку собирались. Можно я, хоть, на мобильник ей звякну?

– Идите уже, – махнул рукой Ступин, – и на досуге подумайте о своем поведении.

– Пошёл на выход, – заорал капитан, выталкивая задержанного из помещения. – Кому слово вякнешь, я тебя, падла, лично урою! Кусаться он ещё будет, чушок задроченный…

За дверью послышались глухие удары бейсбольной битой и возмущённые крики.

Андрей Ступин сладко потянулся всем своим хорошо тренированным телом и бросил блокнот на ржавый железный стол с привинченными к полу ножками.

– Фёдя, ты всё слышал? – обратился он к стене.

Обшарпанная влажная бетонная стена помещения для допросов номер три скрипуче разъехалась на скрытых шарнирах, обнаружив в себе небольшую комнатку, напичканную полуразобранной старинной радиоэлектронной аппаратурой.

– Да, брат, всё как мы рассчитали, – сказал Фёдор Ступин, с трудом вылезая из тесной комнатки и отряхиваясь от многолетней пыли. – Правильные ответы у народа от зубов отскакивают. Торсионный генератор в Останкино можно выводить на полную проектную мощность в семьсот мегаватт. Никакие экстрасенсы Кошмаровский или Чувак со своими просроченными гипнозами даже рядом в кустах не валялись.

Оживлённо переговариваясь, братья вышли из помещения и направились по узкому и длинному коридору к выходу из ЦППЗ.

– Кстати, Федя, пошли вечером на премьеру в театр «Современник»? Мне там по блату три места в партере загнули. Если охрана тебя отпустит.

– Да нет, спасибо. Эти постмодернистские эксперименты с неореализмом меня не интересуют. К тому же, у меня дома третий том Достоевского уже год лежит недочитан.

– Тогда давай все вместе с Алиной сгоняем на выходные на Красное море? Нашего шейха тоже пригласим. Порыбачим!

– Что тебя так в эти пустыни тянет, я не понимаю?

– Так ведь нефть же где-то там.

– A-а… у нас в Тюмени тоже, говорят, добывают.

Голоса братьев удалялись. С потолка тускло освещённого коридора упал увядший лепесток штукатурки. Вдали гулко и тяжело хлопнула металлическая дверь. Послышался скрип самозаворачивающихся болтов. Погасли лампочки под потолком.

В коридор на прогулку вышел призрак с выдавленными на допросах глазами.