Текст книги "Изменишь однажды… (СИ)"
Автор книги: Диана Ярук
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
– Красота-то какая! – восхищённо вздыхает подруга. – Умеют же такое шить!
– Даа, – мечтательно тянет Юля. – Самый мой любимый магазин. Но это и мужик должен быть, чтобы такое оценить мог.
– А когда ты к нему собралась завалиться? – спрашивает собеседница Юлю.
– Да прямо сейчас, чего тянуть-то? Пойдём в какой-нибудь бутик, я переоденусь, а ты меня подождёшь, хорошо? Смотри, он где-то тут недалеко живёт, можно даже пешком пройтись. Заодно и поболтаем.
– Блин, Юлька, смотри, чтобы тебе не стало от этого хуже, ладно? Помнишь же, чем у вас с ним тогда закончилось?
– Да глупость была с моей стороны. Стресс, недосып. Если бы он сейчас так себя повёл, я бы его любовницу за волосы оттаскала, а самого сковородкой поучила всякому, но с собой что-то делать уже ничего не стала бы. Давай, допивай кофе и пошли переодеваться.
Глава пятьдесят вторая
Субботним вечером в центре многолюдно, весело. Витрины ярко светятся, из дверей кофеен и ресторанов на улицу вываливаются нарядно одетые люди. Слышна громкая музыка. Временами откуда-то прорываются то «Джингл беллс», то «В лесу родилась ёлочка», – хотя до Нового года ещё больше месяца. Без предупреждения с неба начинают медленно сыпаться крупные, с ноготь, снежинки. Группка молодых людей, увидев снег, смеются, высовывают языки, задирают головы и кричат что-то неразборчиво-счастливое в небо.
Две девушки, идущие впереди меня, тоже замечают снежные хлопья, радуются, подставляют ладони и весело переговариваются.
Одна я медленно умираю внутри. Зачем иду за Юлей? Почему бы не подбежать к ней, не заорать ей в лицо: «Максим – мой, отстань от нас!», или «Катись назад в свой Питер!», или «Если ты несчастна сама, зачем хочешь сделать такими и нас?» Но я просто машинально иду за ней, иногда ускоряясь, чтобы не потерять из виду, иногда замедляясь, когда они с подругой останавливаются поглазеть на особенно удачно украшенную витрину. А я не вижу никакой красоты вокруг. Для меня всё чёрное или серое и одно только яркое пятно – копна рыжих волос.
Входя в знакомый мне двор, девушки прощаются и разделяются. Одна идёт в направлении метро, а вторая к дому. Она ловко ныряет в подъезд вслед за курьером из «Лавки», а я остаюсь на улице.
Смотрю на часы: четверть шестого. Я переминаюсь с ноги на ногу, решая, что делать. Дохожу до детской площадки, толкаю карусель, и она со страшным скрипом совершает полкруга. Машинально прохожусь по периметру песочницы. Трогаю беседку, вхожу внутрь и сажусь. Как я дошла до жизни такой? Сколько всего прошло за этот неполный год? Орущий Артём, переезд на Преображенку, стычки с Ириной. Но зато – мама, горячо одобряющая Макса; проект по реновации; корочка Мастера спорта; снова Артём, на этот раз приползший на лапках; и тёплые объятия Макса… Снова смотрю на часы. Прошло всего три минуты, а будто три часа.
Я громко рычу, встаю и топаю к дому. «Тварь я дрожащая или право имею, в конце концов?!» Занеся палец над кнопкой домофона, я уже готовлюсь назвать своё имя, но тяжёлая металлическая дверь вдруг распахивается со страшной силой. На улицу вылетает разъярённая и зарёванная Юля. Я немного провожаю её глазами, но успеваю юркнуть в закрывающуюся дверь подъезда. Махом преодолев несколько ступенек до квартиры Лосяша, хватаюсь за дверную ручку. Не заперто.
Вваливаюсь в освещённый холл и вижу потрясённого Макса, который как раз заводил руку, чтобы закрыть на замок.
– Встретила Юлю, – задыхаясь, сообщаю я.
– Ты не, я не… она пробыла тут всего пять минут!
– Я знаю! – швыряю в сторону сумочку, хватаю Макса за шею двумя руками, дёргаю на себя и начинаю целовать, вкладывая в поцелуй всю ярость, всю боль и… облегчение. Максим быстро перехватывает инициативу, хватает меня то за затылок, то за шею, за плечи, его руки постоянно двигаются. Мы врезаемся во входную дверь, и он вжимается в меня всем телом. Я чувствую его страсть даже сквозь пальто. Оттолкнув Макса от себя, я пытаюсь стянуть верхнюю одежду, досадливо рыча на неподдающиеся пуговицы. Максим помогает мне раздеться, лихорадочно срывая пальто и толстовку. Оставшись в майке и легинсах, я подпрыгиваю то на одной, то на другой ноге, чтобы расстегнуть молнию на сапогах, так и не доведя до низа ни одну. Максим усаживает меня на банкетку у входа, ловко снимает обувь и, присев передо мной, покрывает моё лицо, шею, ключицы поцелуями. Я горю от возбуждения. Я… действительно горю!
Снова оттолкнув от себя Макса, я прикасаюсь к своему лицу, шее и ощущаю, как сильно поднялась там температура.
– Максим? – спрашиваю я и он, приходя в себя, смотрит. Я вижу, как меняется его лицо от лихорадочно-возбуждённого к шокированному. Поискав глазами, нахожу зеркало на стене. Подхожу к нему. Мои лицо, шея, грудь, плечи, все места, куда меня целовал Макс покрыты злыми алыми пятнами.
– Да что же такое-то, а?! Госпожа вселенная, ты издеваешься! – не могу поверить иронии происходящего. Пройдя через все испытания, через недоверие и через боль возможной потери на пути к этому мужчине у меня оказывается аллергия на него?! – Я всегда жалела Тима с астмой на котов, а сама теперь в таком же положении?!
– Надя! А ну, прекрати! – Макс тащит меня на кухню, усаживает на стул. С треском распахивает морозильник, достаёт оттуда пакет с какой-то заморозкой, заворачивает его в полотенце и прикладывает к моему подбородку, прижав сверху моей рукой. Достаёт из шкафчика аптечку, поковырявшись в ней, выхватывает таблетки, наливает воду в стакан и протягивает мне.
– Супрастин? Лосяш, это из какого века лекарство? Я же усну!
– Из моего. Срок нормальный. Пей давай, а я сейчас пойду за современными препаратами в аптеку. Из этой квартиры ты никуда не выйдешь. Я тебя запру на ключ, поняла? Сбрею к чертям бороду! Сделаю лазерную эпиляцию!
– Пожалуйста, не надо ради меня её убирать! Вдруг тебе будет некомфортно? Я могу пить таблетки!
– Это мне некомфортно?! Не могу поцеловать любимую женщину из-за сраной бороды! Философ хренов! Карл Маркс недоделанный!
– Любимую женщину? – уточняю я.
– Сто лет уже, – вздыхает Макс. – Может, больше? Мы с тобой когда впервые встретились?
– В марте? – прикидываю я. – Нет, мельком виделись на Анькиной свадьбе. Девять с половиной лет назад.
– У нас дома. Тебе было семь. Мне – двенадцать.
– О! Не помню.
– Ну и хорошо, – ухмыляется Максим.
Глава пятьдесят третья
Ненавижу понедельники! С первого звонка будильника ненавижу. Пытаюсь нащупать телефон, чтобы отключить сигнал. Куда я его дела и почему у меня такой странный диван? Кто украл диван? С трудом разлепляю глаза, верчу головой и сперва не понимаю, где нахожусь. Ох, точно, это спальня Макса и его кровать! И сейчас не понедельник, а вечер субботы! Нахожу телефон позади себя, на тумбочке, заодно включаю светильник. Это Артём звонит по видеосвязи.
– Что-то с Тимом? – Спрашиваю я и снова укладываюсь набок.
– Надин, ты должна скинуть мне его плейлист с колыбельными.
– Ты что, купил умную колонку?
– Да, Тимофей заставил. Не хочет засыпать без какой-то «Совушки» и «Рыжей кошки». Ты, кстати, где? Спишь что ли?
– Спала!
– О, мамочка! Мы сейчас будем есть пиццу! – Кричит сын, влезая в кадр. – Привет, Лосяш! – Я поворачиваюсь и вижу, как к кровати подходит Максим, опускается на колени и машет Тиму рукой.
– Привет, великан! Артём, – кивает он.
– Максим, – хмуро отзывается мой бывший муж.
– Хорошо, я сейчас же скину вам свой список песен. Если это всё, то пока! – Я шлю воздушные поцелуи сыну и нажимаю отбой. Спешно поделившись плейлистом с колыбельными для Тима, отбрасываю телефон.
– Вот он и в курсе, – ухмыляется Макс.
– Ты специально это сделал, признайся! – хихикаю я. Смотрю на часы. Я спала минут сорок, а Макс, похоже, совсем недавно вернулся из аптеки. Он уже переоделся в футболку и шорты и, положив пакет на тумбочку, достаёт оттуда тюбик.
– Провизор сказал, что эта мазь охлаждает и снимает раздражение. Ты не против?
Я сдвигаю с себя одеяло и наслаждаюсь нежными прикосновениями.
– Краснота почти полностью спала, но я всё ещё чувствую небольшую сыпь, – сдвинув брови, сообщает Максим. – Собираюсь устроить похороны бороды. Ты со мной?
Как я могу пропустить такое событие?
Расстелив газету над раковиной, Максим достаёт из шкафчика электробритву с триммером и аккуратно, по направлению роста волос, сбривает бороду, оставив небольшую щетину. Скомкав газету и затолкав её в корзину для мусора, Лосяш достаёт из аптечного пакета всё для бритья. Выдавливает на руку комок пены и начинает втирать её в остатки волос.
– Давай я. – Мне тоже хочется поучаствовать. Макс протягивает мне в руки новенький «Жиллет».
Я залезаю задом на каменную столешницу, придвигаю к себе Максима так, что он встаёт между моих ног.
– Тебе не жаль?
Вместо ответа Лосяш подставляет мне свою шею. Я аккуратно веду лезвиями по коже, внимательно следя за тем, как двигаю рукой. Всегда вперёд, никогда – вбок. Иногда, убрав лезвие от лица, встряхиваю пену в раковину и споласкиваю бритву под струёй воды. Убедившись, что удалила все остатки щетины, я беру одно из маленьких полотенец с полки, хорошенько смачиваю в холодной воде и прижимаю к нижней части лица Максима. Он накрывает мои руки своими и прислоняется своим лбом к моему. Так мы стоим с полминуты. Потом Максим убирает полотенце и, посмотревшись в зеркало, переводит взгляд на меня.
– Ну как? – Шёпотом спрашивает он.
Я внимательно разглядываю непривычное пока для меня лицо. Но глаза, брови, шрам – всё те же! Взяв в руки лосьон, я вытряхиваю себе в ладонь немного и начинаю потихоньку втирать его в щёки, подбородок и шею Макса.
– Ты как принц Адам из «Красавицы и чудовища», – хихикаю я. – Помнишь глаза на обрывке портрета, который хотела рассмотреть Белль? По ним она его и узнала!
– Не настаиваю, что был рогатым и хвостатым, – смеётся Макс, – но чудовищем бывал!
– Ты такой красивый, Максим, – говорю я, обхватывая его лицо руками. Очень непривычно ощущать на месте густой бороды голую кожу. Я внимательно разглядываю черты. Точёную линию челюсти, маленькую ямочку на подбородке. Плоские, еле заметные следы от юношеского акне на скулах. Тонкие морщинки вокруг глаз и на переносице. Провожу пальцем по шраму.
– Это ты красивая, – срывающимся голосом произносит Максим и впивается в мои губы жадным поцелуем. Я отвечаю с неменьшим пылом. Подхватив под зад, Максим поднимает меня и двигается в спальню. Я сцепляю свои ноги за его спиной и держусь за его плечи. Мы прерываемся от поцелуев только для того, чтобы откинуть с кровати одеяло и сорвать друг с друга одежду.
Продвигаясь вниз по моему телу, Максим смотрит на след от экстренного кесарева сечения. Я напрягаюсь, – Артём гадливо передёргивался даже от его вида. Макс гладит белёсый шрам и целует его, глядя мне в глаза.
Глава пятьдесят четвёртая
Есть у меня такая маленькая странность…
Или не маленькая?
Я люблю закапываться. Нет, не так. Я люблю закапывать свои руки и ноги под человека, с которым сплю. Вот.
Узнала об этом, когда мы начали жить с Артёмом. Стоило мне уснуть, как я начинала атаковать его своими ладонями и ступнями, словно змеями – пыталась залезть ими под плечи и бёдра. Артёма это ужасно раздражало. Он отшвыривал мои конечности, отчего я пугалась и просыпалась. Со временем мы оба привыкли к этой моей странности. Я приучилась спать, сунув руки под подушку, а Артём, почуяв редкое поползновение, аккуратно сдвигал мою ладонь обратно.
И вот, я просыпаюсь рядом с Максом, понимая, что и правая рука, и правая нога погребены под его телом. Помня реакцию бывшего мужа, потихоньку, стараясь не разбудить, тяну на себя ладонь.
Максим открывает глаза.
– Прости, прости! – говорю я. – Это дурацкий стим! Я слишком расслабилась! Больше не буду!
– Что такое стим? – спрашивает сонно Макс.
– Это сенсорная стимуляция. Знаешь, как у детей с аутизмом. У меня нет аутизма, но я не могу жить без того, чтобы не насыщаться тактильно. Я как вампирша, которая питается обнимашками. Мне надо часто обниматься, а во сне я могу засунуть под тебя руку или ногу. Или и то, и другое. Извини, это может быть неприятно, – я жалко улыбаюсь, стараясь внушить Максу, что не чокнутая.
– У меня тоже есть стим, – зевнув, говорит Лосяш.
– Даа?!
– Стим, который любит все твои стимы. – Он берёт мою ладонь и снова засовывает под своё плечо. Меня окатывает блаженством. Максим поворачивается на бок, лицом ко мне, подгребает моё тело ещё ближе, закидывает на меня свою ногу и обнимает так крепко, что я просто умираю от счастья – все мои внутренние батарейки мигают сигналом: «уровень заряда – сто процентов».
Втискиваю свободную руку между нами, кладу её на место под сердцем Макса и прислушиваюсь к мерному стуку. «Единожды солгавши, кто тебе поверит» – вытатуировано там. Вчера наконец-то разглядела, сорвав с него футболку.
– Я тебе верю, – говорю я и поднимаю лицо для поцелуя. Максим легко чмокает меня в губы. На подбородке тень утренней щетины и, он старается быть осторожным, чтобы не вызвать новую крапивницу.
– Люблю тебя как сумасшедший, – шепчет он, чмокая в кончик носа. – Иногда думаю о тебе, какая ты храбрая маленькая белка и меня просто прошибает насквозь от страха. Я ведь мог и не попасть в зону твоей орбиты. Что, если бы наши жизни так и пролетели бы мимо друг друга? Всегда параллельные и никогда – пересекающиеся? Я совершенный эгоист, потому что рад, что ты, наконец, попала в мои лапы! Стыковка совершена! Расстыковка невозможна!
– А как ты понял, что любишь меня ещё с первой встречи у вас дома? – мне ужасно лестно думать об этом.
– Понял совсем недавно. Ты меня так поразила в тот момент! Я совершенно растерялся. Много лет стыдился, что обозвал тебя «цыганкой». Знаешь, я ведь даже запретил Ане рассказывать мне о тебе. До того было позорно, что я превратил свой стыд в злость. И только недавно понял, какие спутанные чувства во мне жили всё это время. Чем больше я узнавал тебя, тем понятнее и чище они становились, пока не осталась одна любовь.
– Вот это поворот! – смеюсь я. – «Обозвал»! Знаешь, сколько раз меня так называли? С возрастом я поняла, что это смешно, а не обидно. Что тут оскорбительного? Можно было ещё пытаться унизить меня, назвав «черноволосой» или «черноглазой». Я такая родилась и это часть меня. Смешно же обижаться на подобные вещи?
– Вот уж кто достоин называться философом! – улыбается Максим.
– Можно спросить? – Я снова вожу пальцем по шраму в виде упавшей набок букве «V» на его лице.
– Всё в порядке, – отвечает Макс. – Мне было пять. Мы с мамой поднимались по лестнице к нам на четвёртый и встретили как всегда пьяного соседа с третьего этажа. Он вытаскивал своего стаффорда на прогулку. Или, скорее, стаффорд тащил на прогулку его. Отец требовал, чтобы на пса надевали намордник, но мужику было плевать. – Максим закрывает глаза и трётся виском о свою подушку. – Не знаю, чем я его спровоцировал, но пёс вдруг вцепился мне в лицо. Мама… была тогда беременна Аней. – Максим замолкает, и, задумавшись, смотрит на свою правую руку, лежащую на моём плече. Я поворачиваю голову и вижу, как он медленно сгибает мизинец, безымянный и средний пальцы.
– У неё не двигаются, я помню, но не знала, отчего, – всхлипываю я, живо представляя, как тётя Геля голыми руками лезет в пасть взбесившегося пса.
– Дааа… Меня повезли в одну больницу, её – в другую, и в тот же день родилась Аня. Отец хотел убить соседа. Слава богу, тот сбежал. Не хватало нам ещё и сидельца для полного счастья.
У меня прорывает слёзный фонтан.
– Аааа!!! – рыдаю я. – Маленький, как сейчас Тимофей! А если бы ты умер! – Вцепляюсь в Максима ещё крепче, слезами заливаю его грудь.
– Эй, эй, – бормочет мне на ухо Макс. – Не плачь, ну ты чего! Столько времени прошло! Память вытеснила всё, я знаю это только со слов родителей.
– И до сих пор собак боишься! – не могу остановиться я. – Поэтому квартиру купил на первом этаже? Чтобы юркнуть в свою нору, не встречаясь ни с кем из соседей?
Я выкарабкиваюсь из объятий Максима, взбираюсь на него, обхватываю лицо и пристально смотрю в глаза.
– Ты мой, Лосяш, понял?! Мой! Люблю тебя всякого! Не отдам никому! – впадаю в неистовство, целую в нос, в лоб, в шею, в губы, везде, где могу дотянуться!
– Это ты – моя, Русалка! – Максим ловко подхватывает меня и подминает под себя.
Глава пятьдесят пятая
– А всё-таки, почему ты не захотел зайти ко мне вчера? – спрашиваю я, наблюдая, как Максим заваривает кофе, достаёт пакет с хлебом, бросает ломти в тостер и вытаскивает из холодильника лоток с яйцами. После совместного душа я надела его халат и сейчас сижу за столом, ожидая, когда мне подадут завтрак.
– Ооо, – трёт он лоб. – Ты же видела, что мне звонила… Юля. Требовала встречи. Очень настойчиво. Года три назад это означало бы для меня всё, но сейчас, когда у меня есть ты… Я предложил встретиться где-то в людном месте, но её это почему-то не устраивало. Зная порывистый характер Юли, я подумал, что она может устроить какой-то демарш, и решил принять удар на себя. Главное, чтобы ты не испугалась и не убежала от меня снова.
Максим выкладывает на стол поджаренные тосты, масло, нарезает сыр, открывает баночку с малиновым джемом. Подаёт приборы, наливает мне кофе, как я люблю, и ставит на стол тарелки с глазуньей. Садится и, сделав глоток из своей кружки, продолжает рассказ.
– Когда я приехал домой, один из наших общих знакомых позвонил мне и сообщил, что Юлия спрашивала у него мой адрес. Он отправил его, не подумав, но потом забеспокоился и решил предупредить. Вот тогда я понял, что она хочет явиться ко мне. Я реально запаниковал. Написал сообщение с предложением обсудить всё по телефону. – Макс зажимает переносицу и стонет. – Чёрт, это было так малодушно и жалко после всего, что я натворил! С любой стороны я снова оказывался сволочью. Ощущение, которое не отпускает меня уже пять лет. – Лосяш невесело смеётся. – Пока я рвал на себе волосы и пытался ей дозвониться, Юля вломилась ко мне в квартиру и, кхм… – Максим поджимает губы и смотрит в сторону, – предложила переспать с ней. А когда я сказал, что это исключено, напомнила о моём долге.
– Ты уже много раз доказал, что стал лучше того человека, которым был, Максим, – говорю я, беря его за руку. – Пусть она не захотела тебя простить, но я тебя прощаю за неё. От всего сердца прощаю. Ты искупил свою вину. Этим своим отказом искупил.
Макс берёт мою ладонь и гладит по линиям судьбы.
– Я так жалею, что не захотел сблизиться с тобой раньше! Ещё до Артёма и до Юли. Сколько лет упущено зря!
– Вовсе не зря, Макс! Мы те, кто есть и наш опыт сделал нас достойными любви друг друга. Пожалуйста, не думай так. – Встав со стула, я подхожу к Максу, залезаю на колени, обнимаю его за голову, а он меня – за талию.
Проходит почти месяц. Мы с ребятами переехали в офис побольше. После Нового года к нам приедут ещё несколько коллег из Ёбурга вместе со своими семьями. Я пока ещё живу на Преображенке в те половинки недели, которые Тимофей по условиям совместной опеки проводит со мной. Но скоро Артём, который так и не смог найти себе работу в Москве, уезжает на год в Италию. Похоже, Задарновский серьёзно подошёл к исполнению своей угрозы. Мне жаль Тимофея, который опять останется без внимания отца, но бывший муж клянётся, что будет звонить ему каждый день. Что ж, посмотрим.
Максим умоляет меня переехать к нему и я, в общем-то, согласна. Только смущает, что из-за нас ему придётся потесниться и отдать кабинет под комнату Тима. Понимая, как много Максим работает из дома, мне не по душе, что он окажется без возможности уединиться.
Каждый день я прикидываю разные варианты, пока не узнаю, что соседи Максима по лестничной площадке решили уехать за границу. В той квартире, слава богу, никого не убивали, поэтому жильё продаётся по полной стоимости. Впрочем, не такая уж проблема, учитывая, что на моём счету приличная сумма, да и Артём обещает, что переводы от него будут поступать и дальше.
Сегодня утром я сказала Максу, что хочу купить квартиру напротив.
– Воплотим в жизнь выражение «ребёнок от соседа», а, Макс? – подмигиваю я.
– Уже? – у него загораются глаза.
– Пока нет, но обязательно!
Максим подхватывает меня на руки и кружится, хохоча во всё горло.
Когда я прихожу в офис, Аня с Сашей уже там. Сразу после меня появляется Артём, со стаканчиками кофе на всю компанию.
– Сашка хотел посоветоваться кое о чём, – пожимает плечами он на мой вопросительный взгляд.
Мужчины усаживаются за стол нашего номинального директора, но, похоже, их совещание заключается во взаимных подколках и громком отвлекающем хохоте.
Анька бесится в присутствии Артёма и садится ко мне. В общем-то, настроение у всех и так слишком расслабленное для настоящей работы. Через два дня Новый год, вечером мы с Максом поедем в аэропорт встречать маму с Драгошем, которые, исполняя данное летом обещание, едут к нам на праздники.
Я всё-таки честно делаю последние расчёты, когда Анька рядом со мной вдруг громко охает.
– Читай! – суёт она мне под нос свой телефон.
«Под конец года приходят интересные новости из-за границы.
Небезызвестный в высоких кругах г-н З., старший партнёр крупнейшего архитектурного бюро в стране, который недавно заменил старую супругу на новую, вдруг оказался замешан в международном скандале.
В аэропорту Дубая в личном багаже новоиспечённой г-жи З. был обнаружен запрещённый к провозу препарат. К сожалению, в нашей стране сейчас эпидемия употребления этого лекарственного средства. Не будем писать названия, чтобы не смущать неискушённых читателей. Скажем лишь, что начинается оно на букву «Т». Его большие дозы дают эффект, похожий на приём известного наркотического средства.
Пташки нашептали, что г-н З. вынужден обратиться к высшему руководству отечественного МИДа, чтобы вызволить любимую из полицейских застенков. При доказательстве вины ей грозит от трёх месяцев до трёх лет заключения. И тюрьмы в Дубае, увы, кардинально отличаются от их знаменитых пляжей».
– Артём?! – потрясённо выдыхаю я.
Глава пятьдесят шестая
Артём долго читает и перечитывает заметку.
– Ты знал, что она принимала наркоту? – спрашиваю я. – Поэтому она была такая злая и агрессивная?
– Я знал, что она что-то пила, но думал, это витамины какие-то. – Вид у Артёма довольно жалкий.
– На месте Задарновского вполне мог оказаться ты! Если бы вы с любовницей поехали в Эмираты ещё летом. О, а представь, она засунула бы свои таблетки в твой чемодан? Сидел бы ты сейчас в тюрячке! Кто бы тебе передачки таскал? – Аня не может упустить возможность поиздеваться над Артёмом. – Стирал бы ты сейчас свои труселя в раковине и мечтал, чтобы на ужин была хотя бы перловка, а не верблюжий горб!
– Чегооо, верблюжий горб? – я не могу сдержать смех.
– В подливе из ослиного молока, ага, – Аня складывает руки на груди, стараясь не прыснуть.
– С посыпкой из скорпионов! – подаёт голос Сашка. – На десерт… а в арабской тюрьме бывает десерт? Вообще, бывает в тюрьме десерт? Короче, на десерт – понюхать подмышку соседа!
– Фуу, гадость! – кривимся мы с Анькой.
Артём то ли пытается подавить рвотный позыв, то ли посмеяться вместе с нами.
– А если серьёзно, то что будет дальше с Задарновским? – спрашивает Аня.
– Это большой удар по репутации, – задумчиво произносит Артём. – И партнёры в бюро не захотят, чтобы он был как-то связан с компанией. Ассоциации с уголовщиной не придутся им по вкусу. Скорее всего, отстранят. Отправят на почётную пенсию и уберут его фамилию из названия.
– Подожди, но ведь это Задарновский создал бюро! Разве его можно отстранить?
Артём пожимает плечами.
– Они сделают всё, чтобы не потерять прибыль.
– А Ирина?
– Мне сложно судить. У него были хорошие знакомые во власти, но если его выкинут из компании, вряд ли удастся воспользоваться связями.
– То есть, Ирине всё-таки придётся посидеть в дубайской тюрьме? – мне как-то даже жалко её. Настолько глупая, что решила провезти наркотики в чужую страну! Как же она еще не влипла в другую историю до этого?
– Ну, она же так мечтала поселиться в Эмиратах! Вот, арабский выучит, запишет потом в своё резюме. – Разводит руками Аня. – Давай, Нилов, хоть открытку-то отправь своей бывшей. Письмо напиши. И не забудь внутрь пустой конверт сунуть!
– Всё, хватит, Анют. Не будем так злорадствовать. Всё-таки, в чужой стране в тюрьме оказаться – никому не пожелаешь, – беру я подругу за локоть.
– Ладно, хорошо. Заодно я ей могу сказать «спасибо». Вывела на чистую воду нашего Тёмочку. Ты меня прости, Надейка, но мой брат подходит тебе лучше, чем Его Величество. – Аня скрещивает руки на груди, поджимает губы и качает головой. – Пусть я буду жестокой, но это горькая правда.
Я смотрю на Артёма, что сидит сейчас рядом с Сашкой словно оплёванный.
Хочу найти какие-то слова, чтобы возразить Ане, как-то поддержать Артёма. Мы прожили вместе шесть лет, а близко знакомы и вовсе девять. Сколько всего было между нами разного, чего я никогда не согласилась бы забыть! Пусть мы с ним не совпадали эмоционально, да и физически, как выяснилось, тоже. Благодаря Артёму, у меня есть Тимофей. Да даже наша артель – и она создавалась, как стремление бросить ему вызов! Глядя на Нилова, мы вдохновлялись на наши успехи, прогрызали себе путь наверх, наплевав на условности и установленные порядки.
Если бы он не ранил меня так больно, я бы не научилась держать удар. Не научилась бы отстаивать своё мнение. Не поняла бы, что мои желания, мои мечты так же важны, как и его.
И я бы так и не узнала Максима.
– Тёма. – Вздохнув, поднимаюсь с места и иду к бывшему мужу. Присаживаюсь напротив него на краешек Сашкиного стола. – Ты почти разрушил меня своим предательством. Если бы не мои друзья, Тимофей, Макс, – показываю рукой на притихших Аню и Сашку, – не знаю, как бы я выжила. Но я поняла кое-что. Причиняя боль другому человеку, ты в первую очередь наносишь рану себе. И она будет отравлять твоё существование. А я не хочу, чтобы моя обида отравляла меня и тебя. Я прощаю тебя, Артём. Не держу зла.
– Надин! – Артём хватает меня за руку. – Это значит, ты можешь вернуться ко мне?
– Нет, Тём. Я влюблена и мне ещё никогда не было так хорошо и спокойно. Мы скоро съедемся с Максом. – Я наклоняюсь вперёд и обнимаю бывшего мужа. – Тёма, скоро Новый год, а в этот праздник никто не должен быть один. Поезжай к родителям, в Ёбург. Они будут рады.
Артём обнимает меня в ответ. Сильно, как я всегда хотела.
Глава пятьдесят седьмая
Сегодня мне открылось новое ощущение. Я бессмертна. То есть, конечно, смертна, но в метафизическом плане – нет. Я поняла, что Тимофей тоже «закапывается». Получается, он не только носитель моих и Артёмовых генов, он ещё и продолжатель наших заскоков. А это – гораздо больше, чем простая биология, не так ли?
Может, я и не узнала об этом, если бы мама с Драгошем не заняли большую кровать в спальне, и я не забрала любителя котов вместе с его выводком мягких игрушек к себе на диван. Ночью, тихонько сопя во сне, Тим запихал под меня свои лапки, а я вдруг резко ощутила бренность своего тела, скоротечность человеческой жизни. Я как будто увидела бесконечное колесо судьбы, которое несёт меня, крошечную частичку Вселенной на своём боку. Я впервые так чётко ощутила свою смертность – сын растёт, а я буду только стареть. Но и, вместе с этим, мне открылось знание. Душа есть. А иначе, – что это? Я никогда не умру бесследно, пока искра моего сознания живёт в моих потомках. И горечь смешалась с блаженством. Всё не зря. Всему своё место. Всё идёт своим чередом. Неслышно поплакав, я заснула, дыша Тимофеевой макушкой.
Утром, покормив Драгоша с Тимом завтраком, мы отправляем их с санками на улицу. Отчиму не терпится поскорее поиграть со снегом, – до того соскучился за те несколько лет, что не приезжал в Россию. Мы с мамой сразу принимаемся за праздничную готовку. И этот день кардинально отличается от прошлогоднего.
Тогда Артём с утра уехал на работу. На работу ли? Я весь день резала в одиночестве салаты, запекала баранью ногу, сервировала стол. Для чего? В полночь мы чокнулись бокалами и едва пригубили из них. Когда я включила «Карнавал», свой любимый фильм, Артём сказал, что устал и ушёл спать, а я допивала шампанское в компании Ирины Муравьевой.
– Наденька, ты себе сейчас палец отрежешь. О чём задумалась? – врывается в мои мысли мама. Я откладываю нож, вытираю руки и снова обнимаю её изо всех сил. Так соскучилась!
– Мамуль, а под тебя летом Тимофей закапывался, когда вы вместе спали? – спрашиваю я.
– Да! Сразу твоего отца вспомнила! Я на него так ругалась тогда! – Мама вздыхает. – Зря ругалась…
– Артём ненавидел, когда я так под него копала.
Мама садится на табурет.
– Значит, и ты тоже! А я и не знала! Ты же у меня как спартанец, с младенчества в своей кроватке. А Максим что делает, когда ты так землероишь?
– Хахаха! Землероит меня ещё сильнее!
– Ох милая! Держи его крепко-крепко и никогда не отпускай, хорошо? – Мама тайком вытирает слезу. Моя золотая, чудесная мамочка. Я снова вцепляюсь в неё и обцеловываю лицо, шейку и плечи.
– Ну хватит, хватит, – смеётся она. – Давай, тазик оливье сам себя не настрогает.
В восемь вечера за нами заезжает Макс, и мы долго, постоянно что-то забывая, загружаем в его машину приготовленные закуски. Наконец, садимся сами, чтобы быть у Аниного дома через пять минут.
У неё, как всегда, самая стильная ёлка на районе. Анька не поленилась перевезти свою коллекцию игрушек, и живое дерево стоит в почётном углу, кружа голову ароматом хвои и поражая затейливостью композиции. Я вешаю на него свой подарок этому дому – стеклянных Щелкунчика и Мари и замираю, наслаждаясь заполнившим меня предвкушением чуда. Оно словно пузырьки, обволакивает мою кожу. Щекотит, будоражит, заставляет зажмуриться от почти невыносимого ощущения головокружительной радости.
Сзади подходит Максим и, приобняв за плечи, тоже разглядывает ёлку.
– Щелкунчик и Мари, как символично, – говорит он и трётся носом об это чувствительное местечко между моей шеей и ключицей. – У меня для тебя подарок, – говорит он. Когда я поворачиваюсь, Максим достаёт из кармана бирюзовую коробочку от Тиффани.
– Оо, Макс, ты думаешь, уже… – я замолкаю, когда он открывает её, но вместо кольца с бриллиантом я вижу золотое пёрышко. Достав его, Лосяш убирает упаковку в карман и аккуратно продевает пёрышко в мои волосы.
– Моей экзотичной птичке, – он нежно заправляет выбившиеся из пучка локоны за моё ухо и целует в висок. Я наскоро чмокаю Макса в губы и тащу в прихожую, где у Ани висит большое зеркало.
– Господи, ну почему ты всегда такой продуманный?! – Я не могу отвести глаз от своего отражения, поворачивая голову туда-сюда, любуясь бликами света на золотой заколке. Никогда никто не дарил мне драгоценности для волос!
