Текст книги "Непостижимая тайна"

Автор книги: Диана Уинн Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

– Я попробую, – сказал я, – но не расстраивайтесь, если у меня не выйдет.

– Тем не менее, я в вас верю, – ответил он.

На этом наша беседа закончилась. Он пожал мою руку, и я почувствовал себя так, словно потрогал холодную молнию. После чего я отправился блуждать по коридорам. Кажется, мои братья уже ушли из той комнатушки со скамейкой, и я сам пошел по гулким стальным коридорам к выходу. В гостиницу идти не хотелось, поэтому я свернул на автостоянку, раздумывая, как рассказать Стэну, что произошло.

Я отпер свою машины и услышал тихую музыку Скарлатти.

– Стэн? – позвал я.

Никто не отозвался. Магнитофон все еще играл, но в машине уже никого не было. Стэн исчез. Верховная палата, с присущей ей радикальностью, видимо, решила, что земная работа Стэна закончена, и призвала его. Я опустил голову на крышу автомобиля и убеждал себя не плакать.

– Все никак не могу решить, где больше бардака – в вашей машине или в вашей комнате, – сказала Мари своим обычным глухим голосом. – Если вы думаете, что это претензия, то пойдите, гляньте, что Джанин устроила в моей комнате.

Я поднял голову и увидел, что она стоит по другую сторону машины, упираясь в крышу подбородком.

– Я думал, ты уже в империи…

– Пока нет, – отмахнулась она. – Я выторговала у них возможность жить здесь, а туда ездить два раза в неделю – чтобы учиться. И я не думаю, что твоему брату будет до меня дело до конца следующей недели. И еще я заявила им, что собираюсь стать ветеринаром, если хочу, вот так-то! А если нет…

– И что будет?

– В общем, у нас полно времени – целая неделя. И потом тоже будет много.

– Да, – сказал я, – все-таки ты не там, а здесь, – и почувствовал себя значительно лучше.

Глава 25

Ник Мэллори. Домашние документы.

Распечатка для Руперта Ванаблеса

[17]

Руперт попросил меня это написать. Сказал, это отчет для людей, кого он называет Верховная палата. И еще сказал, что они нуждаются в полных данных. Даже они не знают о Вавилоне все то, что я теперь знаю. В общем, это надо для их отчетов, так он сказал. Я буду очень возражать? Я, признаться, не очень-то и хотел. Мне вообще не нравится писать. А когда я пытаюсь думать о Вавилоне, то не понимаю точно, что там случилось.

Я попытался заставить Руперта подкупить меня. Он сейчас занимается каким-то проектом в другой группе миров. Знаю, звучит фантастически . Я попросил его: я напишу свой отчет, если он мне скажет, с чего начать. Но он не сказал. И ладно, я хоть попытался. Он сказал мне, чтобы я начинал как смогу.

Я начал как смог. Сперва было трудно, но потом я приноровился, и почувствовал себя увереннее. Все, что я написал находится на этом диске. А эту часть я добавляю к диску Руперта. И еще копирую для Мари – чтобы она отдала Корифосу великому. Представляете, ему это и правда нужно!!!

Когда я все написал, я скопировал свои записи на всех дисках, сколько у меня было. Я их зачем-то купил очень много. Все никак не привыкну, что у меня теперь куча денег. Постоянно прорубаюсь. Купил зачем-то сто болванок СД, но при этом забыл напрочь, что хотел купить модем. Деньги – это потому что моя мать не написала завещание. И я все получил, как единственный ребенок. А вот Нутос Албек как раз написал завещание, и все оставил маме. Таким образом, я вдруг стал владельцем оружейного завода и бутика.

То есть, к заводу, конечно, меня близко не подпускают. Руперт и папа настаивают на доверенном управлении. Но бутик они продали госпоже Фер, которая и раньше там всем управляла. Теперь у меня есть пособие на почте, пай в строительном кооперативе, и вообще денег куры не клюют. Я сказал, что это несправедливо по отношению к Мари и к папе, но папа заявил, что у него своя гордость, и его книги в конце концов тоже чего-нибудь стоят.

Мари говорит, что не прикоснется ни к чему из принадлежавшего Албекам – даже километровым шестом. Но, думаю, у Мари теперь с деньгами порядок. Корифос дал ей небольшое состояние. Мари говорит, что это довольно забавное занятие – переводить деньги из внеземных в земные.

Я убедил папу, что теперь у нас хватит денег, чтобы нанять кого-нибудь готовить еду. Мари некогда, папа сам не умеет, а я умею только макароны варить. В общем, папа взял да и нанял сестру госпожи Фер, Ивонн. Мол, потому, что она была последней, кого моя мать несправедливо уволила. Это, знаете ли, конечно, очень справедливо, но не по отношению ко мне. Ивонн готовит еще хуже, чем Мари. Так что приходится тратить до ста фунтов в неделю, чтобы есть то, что мне нравится.

Короче, деньги у меня есть. Так что я купил все эти болванки, записал свой отчет и попрятал диски где только мог, раньше, чем Мари заявилась на новом автомобиле и повезла меня к Руперту.

Дом у Руперта крошечный, но очень симпатичный и уютный. А его рабочий кабинет, до потолка забитый разными компами, а какая у него стереосистема в гостиной!

Мари и Руперт пытаются уговорить дядю Дерека поселиться в этом доме (Мари по прежнему зовет его папашкой – говорит, потому, что он был ей отцом все эти годы). Сами они хотят жить в доме по соседству – где есть водоем. Как только Мари будет готова. Но она еще не совсем готова, и поэтому она хочет, чтобы Руперт пока присматривал за моим «как бы дядей». Думаю, дядя Дерек слишком свободолюбив для всего этого. Если он все-таки останется жить в Лондоне, я , пожалуй, куплю дом Руперта. Он правда мне очень нравится.

Когда мы приехали, выяснилось, что последняя партия птенцов квак только что вылупилась. В кухню вообще невозможно было войти – чтобы не наступить на всю эту мелкоту. Леди Квак обосновалась там же прямо под раковиной. А Лорд Квак входит в дом исключительно через откидную дверцу для кошек, правда, сразу сматывается, когда видит, что все птенцы несутся на него. Он сидел с нами в гостиной, пока мы обедали. Руперт – вот кто правда умеет готовить! Как бы его упросить, чтобы он малость подучил Ивонн?

Когда мы все доели, Руперт спросил:

– Вы двое, готовы?

Мы ответили, что да. Тогда он приказал мне достать свой отчет и крепко держать его в руках.

– Все, что вы думаете , происходит на самом деле. Независимо от того, что вы увидите, помните: вы не покидали этой комнаты.

Я до сих пор думаю, зачем он это сказал. У меня было такое чувство, что он сказал это специально для тупых (ну, типа меня). И я не думаю, что это что-то значило. Похоже, удел магидов все время кого-то обманывать. Когда все закончилось, у меня страшно ныли ноги – несколько часов пришлось стоять. Но начали мы сидя кружком на трех стульях – прямо напротив шкафа со стереосистемой.

Через некоторое время, хотя по моим ощущениям ничего не изменилось, Руперт сказал:

– Ага, – встал и пошел прямо в книжный шкаф. Он потянул на себя секцию шкафа как дверь. Внутри была смутно видимая лестница.

– Следуйте за мной, – сказал он и начал подниматься. Лестница оказалась деревянной и скрипучей. Мари пошла за ним. Она заметно волновалась. Вы спросите – как я узнаю, что Мари волнуется? – Она выглядит гораздо более серьезной и мрачной, чем обычно и постоянно моргает. Я пошел последним, и вообще-то волновался куда меньше, чем Мари. Лестница уходила все выше и выше и закручивалась плавной спиралью. Примерно на середине подъема я понял, что мы должны быть уже над домом Руперта (если мы вообще над ним были). Мне было ужасно интересно. Чем выше мы поднимались, тем сильнее лестница окутывалась туманом. В конце концов она стала совсем прозрачной, но, по моим ощущениям, все равно оставалась деревянной. И продолжала отчаянно скрипеть. Я мог ощущать запах старого дерева, и он был таким же реальным, как и я сам. К тому же было очень тепло, так что запах ни с чем не получилось бы спутать.

Когда мы поднялись, как я думал, на высоту церковного шпиля, мы внезапно оказались под широкой аркой. Пол здесь тоже был деревянный, из широких досок, и скрипели они ничуть не слабее, чем лестница. В общем, мы вошли в верховную палату. Она была довольно большой, но насколько большой – этого я понять не мог. Стены, впрочем, я видел – простые, без украшений и такие же почти прозрачные, как и лестница. И люди там тоже были прозрачные. Половина из них сидела на скамьях у стены, другая половина расположилась вокруг огромного деревянного стола. Я видел их всех – они наклонялись вперед или наоборот откидывались назад на стульях, чтобы получше нас рассмотреть. Очень странные люди. Сразу стало понятно, что они из разных мест и из разных времен. Некоторые выглядели как старинные портреты. Не знаю, как описать, но было еще кое-что. Я точно знал, что часть этих людей когда-то жили на Земле, и потом умерли. Другая же часть вовсе никогда не жила.

Единственный, кто не сидел, был невысокий человек с небольшой лысинкой. Он поспешил к нам, приветствуя Руперта и улыбаясь во всю ширину лица. Он не был более реален, чем все остальные, но Руперт наклонился и крепко его обнял. А затем торжественно поцеловал в обе щеки, так многие политики поступают, ну, вы знаете. Я думал, что маленький человек француз или русский, но когда он начал говорить, я узнал его голос. Это был тот самый призрак, обитавший в машине Руперта. Но меня это не смутило, а вот Мари волновалась все больше и больше.

– Я уже дал свидетельские показания, – каркнул маленький человек. – Остался, чтобы подтвердить ваши.

– Отлично, – сказал Руперт, и я понял, что он тоже слегка нервничает. – Боялся, что больше вас не увижу. Вы ведь помните Ника и Мари. Верно? Это – Стэн.

Стэн пожал мне руку. Ничего особенного, кроме того, что Стэн прокомментировал:

– Рад вас видеть, молодой человек, так сказать лицом к лицу. Если вы понимаете, о чем я.

Потом Руперт проводил нас к столу. Край его не был занят сидящими людьми, и ширина как раз достаточная для того, чтобы мы все встали в ряд. Даже в прозрачности я мог понять, что стол из старого черного дуба, а половицы под нашими ногами вытоптаны множеством ног, так, что даже просели.

И тут я неожиданно разволновался. Все из-за этих лиц, из-за пристальных взглядов. Мари дрожала, Стэн сжимал мою руку. Он был такой низенький, что видел его лысую макушку в обрамлении седых кудрей. Благодаря Стэну я немного успокоился. Но эти лица… Некоторые из них были еще ничего, как у Корифоса, например. Но все равно – похожи на судей, как в передачах по телику, только без париков. Вы понимаете, о чем я? Ну, такие люди, кажется, что они никогда не улыбаются. Они пронзительно рассматривали меня сквозь туман.

Руперт сказал:

– Магиды и архонты верховной палаты. Я хочу представить вам Семпронию Марину Тимосу Уранию Корифос. Готовы ли вы принять ее в число магидов?

Тут я понял, почему Мари так разволновалась. Я только сейчас заметил, что она надела очень дорогой костюм. То есть, я раньше это заметил, но думал, что она для Рупера нарядилась. Она теперь часто так делает. Я только сейчас сообразил, что сегодня день ее представления в магиды. Мари поклонилась.

В середине стола кто-то сухим безжизненным голосом спросил, готова ли она стать магидом. Мари поправила очки и заявила:

– Сейчас более чем когда-либо.

И тут на нее посыпались разные вопросы. Это был самый настоящий устный экзамен. Но я вам ничего не могу сказать, что это были за вопросы. Я хорошо слышал, о чем они говорили, но теперь все это смазалось в моей памяти – так же как и путешествие к Вавилону. Помню только, что Мари всегда успевала отвечать. Все сидящие спросили ее хотя бы по одному разу, но больше всего спрашивали те, кто сидел в середине стола – наверное, они были самые главные.

Что было дальше, я вам тоже не расскажу. Потому что Мари пообещала меня убить, если я это сделаю. Я знаю, что она меня и правда убьет, потому что это непостижимая тайна. Она позволила мне написать, что дальше была волшебная церемония. Вроде как чайная церемония в Китае или Японии. Вот и все. Она не все сделала как надо, ошиблась в середине, наверное, поэтому она мне и запрещает рассказывать. Мари пришлось вернуться и повторить все с самого начала. Но я все равно был впечатлен. И страшно завидую. Я не могу создать светящийся знак бесконечности над своей головой. Я пробовал – точно не могу. Закончила Мари все как надо, и тогда один из людей за столом встал и передал ей связку одежд. Когда Мари накинула их на себя, она стала такой же белой и прозрачной, как люди за столом. Я, признаться, испугался. Очень похоже было на то, как ее расщепили. Стэн понял и снова погладил мою руку. И тут Мари снова назвали всеми ее именами и сказали ей, что теперь она – магид. Она тут же перестала волноваться и просто стояла среди нас – в своих белых туманных одеждах и сияла от радости.

Затем была очередь Руперта. Он тоже заметно разволновался к этому времени. Он вышел с очень бледным лицом. Один из людей в середине стола спросил его скрипучим голосом, сделал ли он полный отчет об империи «Корифоидов, ее наследниках и всех связанных с этим делом событиях»? Он сказал, что да, сделал. И положил на стол толстую стопку бумаги. Я не удержался и попробовал прочитать хоть первый лист, но все, что мне удалось увидеть – одну строку: «Примерно год назад меня вызвали в столицу империи, Инфорион, чтобы я присутствовал на судебном процессе». Я думаю, он сделал то же, что и я, и потом позже корректировал свои записи. Все обратились к бумагам. Повисла длинная вдумчивая пауза. Руперт достал носовой платок и вытер лицо. И тут, как-то неправдоподобно быстро оказалось, что они все прочитали и начали бомбардировать Рупа вопросами. Правда трудными вопросами. Он знал, что император собирается казнить Тимоти? Не знал, но подозревал? Почему у него было такое пренебрежительное отношение к империи и ее делам? Он познакомился с характером терновой богини? Он искал эту богиню по магидской базе данных? – и так далее, и тому подобное.

Руперт каждый раз подробно объяснял причины. Иногда даже пытался защищаться, но никогда не мог полностью отговориться от них. Я-то точно бы смог. Два раза я его оправдывал. Они спрашивали меня и Мари, почему он позволил нам следовать за ним на Тулий, а потом на Талангию. Мари вообще во второй раз жутко разозлилась.

– Мы вообще-то проверили, что он не знает об этом, – сказала она. – Мы пошли за ним потому что Роб был ранен, а то бы он нас отвел. Черт побери, надо же нам было как-то туда попасть! Вы не можете обвинять его в том, что мы натворили, а он не знал.

Я думал, они рассердятся, но нет, никто ничего. Один человек на другом конце стола сказал из-за своих соседей:

– Моя дорогая, не надо так возмущаться. Мы не обвиняем магида, просто нам нужно точно знать, как и почему происходили те или иные события.

– Вы меня обманываете! – рассердилась Мари.

Некоторые даже засмеялись. Но вопросы не закончились.

Через некоторое время я понял, почему Руперт не пытается оправдаться. Каждый раз, когда он правдиво что-либо рассказывал, исчезала часть страниц с его отчетом. Они лежали далеко, на том краю стола, но когда Стэн рассказал о своих советах, которые он давал Руперту, исчезло довольно много листов. Но если магиды и архонты считали, что рассказано не все, то страницы оставались. Иногда они раскладывались сами вдоль края стола. Когда Руперта спросили, почему он не остановил убийства в колонии на холме, страницы так и поступили. И я понял, что если не рассказывать точно и честно, то можно стоять перед тем столом много-много дней. Пока не скажете все, как было. Тогда-то я и начал задаваться вопросом – так ли интересно и забавно быть магидом, как мне до сих пор казалось? Страницы снова разлетелись, когда зашла речь о нашем путешествии в Вавилон. Этим людям было и правда интересно . Начали с вопроса, почему Руперт отпустил всех трех наследников империи на дорогу? (А, вы знаете, я только сейчас это понял!) Он вообще думал, что делает? Он знал, как мало людей возвращается назад из такого путешествия? Он, что, не заметил стих, где об этом прямо говорится? Тут Руперт внезапно сдался.

– Нет, об этом я не подумал , – сказал он, и потом почти закричал: – Я просто не знал другого способа вернуть Мари! Я чувствовал себя так, словно это меня расщепили! Вы должны это понять!

Никто ничего не ответил. Только страницы снова слетелись в стопку, и люди за столом начали задавать другие вопросы. Гораздо спокойнее и по существу. Но то, что они хотели знать, меня удивило. Клочья козьей шерсти исчезли? Руперт успокоился и сказал, что да, исчезли. А еще бутылки с водой и наша одежда. Он может сказать, на что был похож тот пейзаж? Руперт сказал, что нет. Тогда она перешли к квакам. Магиды правда очень интересовались кваками! Ничего подобного раньше не случалось, Руперт может объяснить, каким образом птенцы за пару часов стали взрослыми птицами? Он сказал, что это вряд ли. К тому же, они не только выросли, но и необыкновенно поумнели. Кваки как правило птицы довольно глупые, – уточнил он. Тут слово взяла Мари и выдвинула предположение, что, возможно, кваки осознавали свою глупость, и им это не нравилось.

Но как птицам удалось попросить в Вавилоне то, что им было нужно? Мари сказала:

– У нас нет никаких догадок на этот счет, птицы добрались туда и обратно гораздо быстрее нас. Я не знаю, как им удалось, равно как я не знаю, почему я вернулась намного позднее Ника.

Тут еще целый пласт страниц исчез, но как-то медленно и неохотно, словно магиды жалели, что не могут узнать побольше. Вопросы продолжились, и Руперта спросили о том, как Дакрос прошел на Землю. Я и понятия не имел, что Руперт, оказывается, так сильно за меня переживал! Я бы сказал ему… Я ведь могу выкрутиться из любой ситуации.

Короче, после этого исчезли последние страницы. Руперт все еще волновался. Леди по правой стороне стола сказала:

– Разве вы не в курсе, что Чарльз Додгсон магид? Я думала, это общеизвестно.

Руперт собрался было ей ответить, но тут еще кто-то за столом махнул ему рукой:

– У вас не совсем верные представления о римских предсказателях. Они вообще-то были не очень-то сведущими людьми. Я был начальником над ними, и очень часто у меня реально вставала проблема – как убедить их поместить лагерь там, где есть узел силы. По крайней мере, три узла они все-таки пропустили. Это до сих пор меня раздражает. Я хотел бы, чтобы вы знали – это не моя ошибка.

Руперт рассмеялся и сказал:

– Спасибо, я учту.

После этого снова наступила пауза, заполненная только скрипом дерева и шорохом одежды. Потом кто-то резким голосом спросил:

– Как вы сами оцениваете свою работу, магид?

– По-моему, ужасно, – сказал Руперт. – Все ошибки, какие мог , я сделал . Местами, думаю, я ухитрялся даже по два раза на одном месте ошибиться. И я не думаю, что когда-либо прощу себя за то, что не спас детей императора.

Все надолго замолчали.

Потом я услышал человека, которого все не мог разглядеть за чужими спинами. Однако его голос был запоминающимся:

– Не так плохо, как вам кажется, магид. До сих пор вы были самым молодым магидом среди нас, и мы повинны в том, что вам пришлось вести одну из самых запутанных и опасных наших кампаний. Если быть честными, мы были уверенны, что вы сломаетесь. Самое большое, в чем можно вас обвинить – вы слишком увлекались деталями работы и не всегда думали о цели самой работы. Но когда мы были молодыми магидами, мы все делали похожие промахи. Мы поначалу плохо знаем свои возможности. Теперь мы надеемся, что вы примете назначение на следующий год и будете выполнять гораздо менее трудные задания. Вы должны накопить опыт, научиться использовать свои наработки.

– Я надеюсь, так и будет, – сказал Руперт. Я видел, что он именно об этом и думает.

Затем настала моя очередь. Руперт объяснил мне, что поскольку я не магид, мне придется прочитать мой доклад вслух. Я, правда, так и не понял, почему.

В общем, все лица повернулись ко мне. Я взял распечатку своего отчета и хотел начать чтение. И понял, что от волнения у меня пропал голос. Я каркнул еще более хрипло, чем Стэн и вынужден был замолчать. Пришлось откашляться. Потом я понял, что у меня дрожат колени. Бумага в моих руках трепетала как стая взбесившихся бабочек.

– Ладно тебе, – сказал Стэн. – Голову они точно не откусят, поверь мне.

– Правильно, – поддержала его Мари. – Она уже распяли и слопали Руперта, так что пока сыты.

– Эээ… хм , – начал я довольно неудачно, и понял, что выгляжу идиотом. Тогда я наконец собрался и начал читать.

[18]

– Сначала дорога была совсем не тяжелой. Мы могли бы идти очень быстро, но Мари была слишком слаба и передвигалась с трудом. Я должен был поддерживать ее и толкать вперед. Но дорогу я видел хорошо. Каменистая, причем, камни слабо освещены только с одной стороны. Как будто откуда-то издалека на них светила луна. Но когда я оглядывался, то не видел ни луны, ничего другого. Небо над головой было все сплошь серо-черным. И большую часть земли совсем не удавалось разглядеть. Должно быть, вокруг шелестела сухая трава. Как будто на нее дул ветер, но на самом деле никакого ветра я не чувствовал. Все заполняло мертвое спокойствие, такое, от которого одновременно и мороз по коже, и холодный пот. И еще я чувствовал гнилостный запах – как будто неподалеку скрывалось обширное торфяное болото.

– Дорога выглядела легкой, если смотреть на нее из стены в гостиничном номере. Но на самом деле – сплошные спуски и подъемы. Нелегко было идти там, да еще тащить на себе Мари. Когда мы преодолели первый большой холм, я начал это осознавать. Причем, очень тяжко, когда не видишь ничего, кроме участка дороги, который тебе предстоит пройти. И еще этот шелест при полном отсутствии ветра. В самой низине дорогу пересекало старое пересохшее русло реки. Никакой воды, одни только камни – все с острыми углами, и довольно большие. Долина была буквально затоплена этими большими осколками скал. Слева от нас возвышалось подобие моста – из больших квадратных глыб. Кто-то разрушил этот мост давным-давно. Мы принялись карабкаться туда.

– Когда мы полезли на мост, Мари вдруг заволновалась. Она начала озираться кругом и вырываться из моих рук. Я не знал, что с нею делать. Я подумал было, что она хочет идти на мост самостоятельно, но вдруг понял, почему она волнуется, и мне захотелось кричать. Вдруг в голову полезли безумные мысли. Я начал думать, что дорогу разрушило что-то ужасное, и что мы обязательно встретим его , когда поднимемся на мост…А ведь есть только я один, чтобы вести Мари к Вавилону, и я не думал, что справлюсь. Раньше я никогда ни за кого не отвечал. Но из нас двоих отвечать за все мог только я. В общем, у меня появились плохие предчувствия относительно этого путешествия.

– Но я должен был сопроводить Мари до конца, поэтому я попытался не паниковать и продолжал тянуть Мари, и мы все-таки преодолели реку и взобрались на следующий холм.

– После этого стало полегче. Главным образом потому, что Мари начала немного походить на человека. Правда, она пока не говорила как следует, но шла практически сама и по-своему комментировала подъемы и спуски: «вверх-вниз, вверх-вниз – прямо к городу Лон дону, вверх-вниз, вверх-вниз – прямо к Вавилону …» Я спросил ее, что это значит, и она ответила: «Если не учитывать рифмы, то ударение всегда на «лон », верно?» Я не понял. Тогда она спросила: «А в Бристолии у тебя есть что-нибудь такое?»

– Я сказал: «Это похоже на Неоткрытые земли». Она сказала: «Об этом и речь».

– И потом мы еще долго говорили про Бристолию. И я почувствовал себя гораздо увереннее. А потто мы внезапно подошли к другой реке.

– В ней была вода. Я видел, как она мерцает внизу. Если бы ее не было, там было бы черным-черно. Довольно широкая река, и текла она быстро. Я увидел мост, освещенный так же, как и дорога – он уходил далеко в темноту. У входа на мост стояли два столба – что-то вроде ворот. Я сразу решил, что столбы в виде статуй. Так и вышло – это были огромные крылатые существа, но ясно разглядеть их мне не удалось. Когда мы подошли достаточно близко, все ворота погрузились в черную тень.

– В тени оказалось довольно холодно, и когда мы ступили в нее, левая статуя заговорила. Я так испугался, что чуть в обморок не упал. Голос у нее был довольно странный – как шум ветра. Вернее, такой шум бывает, если вы подуете в горлышко пустой бутылки. Статуя сказала: «Стойте! Именем создателя формы!»

– И та статуя, что была справа, ожила и сказала: «Стойте! Именем создателя силы!»

– И мне показалось, что они разворачивают крылья, чтобы преградить нам путь. На самом деле крылья больше походили на решетку сталактитов. Я попытался шагнуть туда и ощутил мертвенный холод. В общем, там нельзя было двинуться дальше.

– И тогда кто-то глянул на нас через решетку. Его я тоже не смог как следует рассмотреть, но испугался еще больше. Он спросил злым холодным голосом: «Что вам здесь нужно?»

– Мои зубы стучали так, словно я стоял на морозе. С трудом я собрался и ответил: «Нам нужно дойти до Вавилона.» – и я двинулся вдоль решетки, довольно быстро.

– Он сказал: «Нет, вам до Вавилона не дойти. Возвращайтесь».

– «Я не могу вернуться из-за Мари. Что у нас должно быть, чтобы вы нас пропустили?»

– Клянусь, что он улыбнулся. А потом сказал со смехом: «намного меньше, чем у вас есть, или больше».

– Я не понял, что мы могли иметь меньше, и поэтому спросил: «больше чего ?»

– «Ты должен вернуться и спросить не меня, а тех, кто вас сюда отправил».

– «О, нет», – взмолился я. – «Может, вы все-таки пропустите нас? – так, в порядке исключения?»

– «Нет», – отрезал он. – «Возвращайся и попроси еще один стих».

– «Ладно, я пойду», – сказал я. Вообще-то я испугался, потому что свечи сто раз успеют сгореть – ведь Мари так медленно ходит ! «Могу я оставить здесь Мари?» – спросил я. – «А то мы с ней проходим всю ночь. Вы ведь не будете причинять ей боль или что-то еще?»

– Я думаю, он мог бы повредить Мари. Не очень мне нравился его вид через эту решетку. «Никто ее не тронет. Иди», – презрительно сказал он сквозь зубы.

В общем, я посадил Мари в глубокой тени, где мне показалось потеплее, и потратил напрасно кучу времени, стараясь убедить ее не вставать и не ходить оттуда никуда. В конце концов, она сказала: «Все нормально, беги давай», – как будто что-то поняла из моих слов.

– Тогда я повернулся и побежал. Это было самое кошмарное возвращение в моей жизни. Я все время боялся, что Мари все-таки встанет и пойдет бродить. Еще я боялся, что свечи горят впустую. И очень боялся, что не найду обратную дорогу – как я должен в этой темноте опознать номер гостиницы? Я помчался так быстро, как только мог, но потом притормозил – когда здорово подвернул ногу в русле высохшей реки. Мне это путешествие показалось бесконечным. На самом деле я добрался очень быстро. Всего через несколько минут с вершины холма видны были впереди отблески света. Когда я спустился с этого холма, то понял, что свет от двух свечей. И с этого холма свечи выглядели удивительно большими.

– Задыхаясь, я преодолел последний подъем, спустился и снова оказался в гостиничном номере.

– Они очень удивились, увидев меня. Кажется, Руперт сперва подумал, что мы уже достигли Вавилона, и Мари не вернется. Я рассказал им, что через мост не перейти, и что-то для этого нужно. Руперт вздохнул с облегчением. На самом деле, это была еще одна новая забота.

– Нужно рассказать, что происходило, пока Руперт ходил за Зинкой.

– Но сперва еще немного. Я вернулся к кровати. Хотел посидеть в ногах у Роба, но слишком волновался. Поэтому стал ходить по комнате. Роб приподнялся на одном локте и с тревогой наблюдал за мной. Билл приказал мне сесть, потому что я пугал птенцов квак. Но я не смог усидеть. В общем, они стали бегать вокруг и пищать. Роб тоже заволновался, поставил копыта на пол и начал расспрашивать, что там на дороге в Вавилон.

– С Робом-то я как раз могу говорить спокойно. Пожалуй, кроме него и Мари не очень много наберется людей, с кем я мог бы откровенничать. И Роб – один из них. После того, как все это закончилось, мы виделись довольно часто и успели наговориться обо всем. (А еще Роб хочет съездить о мне в Бристоль, только вот оба мы знаем, это будет целая сенсация для Земли.) Но тогда я ему много не рассказывал. Описал дорогу и пересохшую реку. Говорить было нелегко. По-моему, Билл подумал, что путь довольно трудный. Но Роб понял, что основная трудность заключалась в Мари, которая еле ходила и совсем ничего не видела.

– Следующее, что я помню – Роб встал с кровати и взвыл, так как бок у него здорово болел. Он сильно побледнел и некоторое время качался, стараясь удержать равновесие. Потом нашел свою рубашку и начал одеваться.

– «Что, черт возьми, ты собираешься делать?» – спросил у него Билл.

– «Собираюсь идти с Ником в Вавилон. Моя помощь ему пригодится».

– «Нет, идиот чертов!» – закричал Билл. – «Ты сильно ранен, а дорога трудная. Рана снова откроется. И вообще, это очень опасно».

– Роб махнул головой и сказал «Да на здоровье!» и добавил, что обязан помочь не только мне, но и Мари. Она зашила его рану, а он в ответ подсказал ей как пройти на Талангию, где ее расщепили. Тогда Билл съехидничал в том смысле, что Роб тут у нас за одну ночь решил стать из тряпки героем, так что может рисоваться дальше, а потом ложиться в постель. Роб в ответ заорал: «Я не рисуюсь!» И они начали громко ругаться, насмерть перепугав птенцов.

– Я старался в их спор не встревать. Я очень хотел, чтобы Роб пошел со мной. Это добавляло смелости – одна мысль о том, что у меня будет компания. Конечно, если он мог это выдержать, но я видел, что когда он волнуется и кричит, то забывает про свою рану. Значит, все не так плохо. Накричавшись, Роб разворотился ко мне и спросил, нет ли у меня какой-нибудь веревочки. Я порылся в кармане и нашел аптечную резинку. Роб взял ее и попытался завязать волосы. На какую-то секунду его волосы стали удивительно похожи на лошадиную гриву, которую пытаются собрать в пучок, но потом они снова рассыпались.

– Роб уныло крутил в пальцах лопнувшую резинку. «Кентавры должны завязывать волосы, когда они идут в бой», – сообщил он.

– Билл расхохотался. Роб до того разозлился, что снова упал на кровать и затих. Я чувствовал страх и уныние, уже хотел было сказать об этом Биллу, и вдруг мы оба заметили, что дверь открыта и птенцы квак удирают в коридор. Билл вскочил и кинулся за ними, ругаясь на чем свет стоит, а потом крикнул мне, чтобы я помог поймать их. В общем, я обошел горящие свечи и пошел в коридор.

Птенцы действительно чего-то сильно испугались. Они носились туда-сюда, и было похоже, что их не двое, а все двадцать. Ну, сами знаете, каково это: ловить кого-то маленького, кто легко проскакивает между вашими неуклюжими руками. Я был очень-очень занят, когда воткнулся головой в Белого Нута. Потом поднял голову и увидел, что моя мама тоже с ним.