Текст книги "Речной дьявол"
Автор книги: Диана Уайтсайд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
Хэл поморщился.
– А разве в Нью-Йорке у нее не остался жених или ухажер, уже сделавший предложение руки и сердца?
Дездемона сделала неопределенный жест.
– Там нет никаких обязательств.
– Я слышал, что кто-то еще, помимо ее опекуна, снарядил сыщиков на поиски. Кажется, это Николас Леннокс, который называет себя ее женихом.
Дездемона побледнела, и Хэл прищурился, наблюдая за ее реакцией.
– Николас Леннокс, – медленно сказала Дездемона, – младший партнер в банковском доме ее отца. Его беспокойство вполне объяснимо. Формально они не обручены, так что путь для тебя открыт.
Хэл покачал головой:
– Нет.
Внезапно Дездемона положила руку ему на локоть и умоляюще заглянула в глаза.
– Мой милый мальчик, подумай о себе. Речные перевозки на Миссури умирают; лет через пять здесь ничего не останется, кроме барж, но они едва ли достойны твоего таланта. О да, на Миссисипи речной транспорт, возможно, просуществует немного дольше из-за хлопка, поскольку железнодорожные перевозки с ним не справляются, но на Миссури нет хлопка и железная дорога вскоре вытеснит конкурентов.
Хэл не мог опровергнуть логику матери и внутренне сжался.
– Чтобы выжить, сын, ты должен найти себе другое занятие. Мисс Скайлер досталось в наследство огромное количество железнодорожных акций и облигаций сопутствующего бизнеса. В роли ее мужа ты сможешь стать великим железнодорожным магнатом, которого будет уважать даже коммодор Вандербилт или Джей Фиск. Вот почему тебе для твоего же собственного блага нужно как можно быстрее найти ее и жениться.
Не в состоянии ничего противопоставить ее требованию подыскать для себя другой источник дохода, Хэл сделал ставку на упрямство:
– Нет. Я не женюсь, как уже много раз говорил, ни на мисс Скайлер, ни на ком другом.
– О, я отлично понимаю твою злость на отца, дорогой Хэл.
«Дорогой»? Почему это она называет его «дорогим» в отсутствие посторонних ушей? Хэл начал терять терпение.
– Сыновья всегда ссорятся с отцами, – продолжала Дездемона сладким голосом, полным фальшивого участия. – Ты должен сделать это не для него, а для себя.
– Невозможно. Я не женюсь. – Голос Хэла был неумолим, как замерзшая река.
Озадаченная Дездемона захлопала ресницами, потом вернулась к прежней теме:
– Хэл, дорогой, пожалуйста, забудь о прошлом и пораскинь мозгами. С твоим большим опытом на Миссури ты наверняка знаешь, как напасть на след этой пропавшей наследницы.
Неужели она никогда от нею не отстанет? Черт, если она не угомонится, то скоро начнет предлагать способы поиска Розалинды. Его мать была очень умной женщиной; ей вполне могло прийти в голову, что им следует искать женщину, которая играет в карты под видом мужчины. Такие рассуждения могли стать особенно опасными, если она начнет анализировать свои предположения, указывая на их преимущества и недостатки. Этот разговор следовало прекратить.
– Вам больше не о чем поговорить, матушка? Если нет, то простите – я должен вернуться к сестре.
На лице Дездемоны отразился страх, и она судорожно сглотнула, теряя нить разговора. Хэл прищурился. Черт, почему при упоминании о Виоле она испытывает такие сильные эмоции?
И тут Дездемона с наигранной беспечностью пожала плечами:
– Иди, если тебе надо; мы сможем продолжить беседу позже.
– Всего хорошего, матушка.
Позже так позже. Хэл поклонился. Вернувшись в салон, он сразу заметил, что Розалинда стоит у стены. Увидев Хэла, она резко выпрямилась и подняла на него глаза.
На другом конце зала Донован пел «О Сюзанна!». Виола аккомпанировала ему на рояле. Цицерон сидел у пустого стула Хэла, давая понять окружающим, что никто, кроме его хозяина, не может занять это место.
Подпевая Доновану, Хэл направился к сестре, как черный окунь на приманку рыболова. Большинство пассажиров разместились на стульях, расставленных рядами на всю ширину салона; они радостно подпевали, хлопали в ладоши и для пущей выразительности притопывали ногами во время припева. Стюарды «Красотки» стояли вдоль стен, мурлыча под нос незамысловатый мотив, готовые в любой момент исполнить просьбу каждого пассажира.
Вскоре вслед за Хэлом в салон вошла миссис Линдсей и тотчас собрала вокруг себя привычную когорту молодых людей. Она держала свой двор вблизи бара, твердо повернувшись спиной к женской половине, смеялась и флиртовала, как восемнадцатилетняя барышня.
Капитан Линдсей, как обычно, развлекался игрой в покер, хотя на этот раз желающих сразиться с ним было значительно меньше. Он взглянул на жену поверх карт, но его лицо было больше похоже на маску из гранита.
Розалинда непроизвольно сжала кулаки. Она по-прежнему испытывала желание его пристрелить. Опустившись на стул в одном из передних рядов, откуда было удобно наблюдать за происходящим, Розалинда оставалась неприметной и могла в любой момент быстро удалиться.
Хэл, Донован и Виола закончили петь и поклонились под гром аплодисментов, после чего Хэл уселся на стул, охраняемый Цицероном, а Донован запел «Дженни со светло-каштановыми волосами». Его глубокий тенор без труда выражал страсть, которую он испытывал к жене. Виола аккомпанировала ему с мастерством настоящей пианистки. Зрители быстро затихли. Слушая пение, Хэл лениво почесывал собаку между ушей, отчего на собачьей морде застыло выражение полного блаженства.
Розалинда про себя улыбнулась. Судя по терпению, с которым Хэл относится к непоседливой собаке, и любви к нему корабельной команды, из него в будущем должен получиться отличный отец. К черту наследственность, он явно непохож на своих родителей и станет превосходным мужем какой-нибудь счастливицы. Любящий, надежный, уважительный; страстный и смелый.
На миг Розалинда позволила себе помечтать, как славно было бы жить с ним одной семьей…
– Хочешь посмотреть в следующем году инаугурацию Шермана? – спросила Розалинда Хэла, выходя с ним поздним летним вечером из большого игорного заведения.
– Шермана? – Ей даже не требовался свет, чтобы увидеть, как Линдсей элегантно изгибает светлую бровь. – Я думал, он отказался баллотироваться.
Небрежно пожав плечами, Розалинда направилась к коляске, собираясь ехать домой, довольная, что вместо тяжелых юбок надела наконец брюки. Но был ли этому рад Хэл? Она весь вечер собиралась спросить его об этом, и эта мысль настолько отвлекла ее, что она проиграла все деньги. Чтобы прогнать мысли о том, как твердеют ее груди от его прикосновений, Розалинда решила отвлечь себя разговором, тем более что ей бесконечно нравились их непринужденные споры.
– Шерман обязательно будет баллотироваться и станет президентом; сейчас, когда у Гранта заканчивается второй срок, Шерман является наиболее очевидным его преемником. К тому же он честный.
– Да, это редчайшее качество в Вашингтоне, – согласился Хэл. Правя экипажем, он слишком круто вошел в поворот, и коляска наклонилась.
У Розалинды перехватило дыхание, и она ощутила, как по ее телу прошла волна беспомощной дрожи. Они жили в браке уже четыре года, но она по-прежнему реагировала на мужа как влюбленная девчонка.
– Все же я утверждаю, что он не станет участвовать в президентской гонке, – упорствовал Хэл. – Потому что на этом континенте нет такого количества мустангов, чтобы заставить Уильяма Шермана сделать то, что он обещал не делать. Я ставлю на Хейза.
– На Хейза? – Хэл потерся о нее ногой, и голос Розалинды слегка дрогнул. Она попыталась придать ему больше мужественности, чтобы он соответствовал ее облику. – Ты имеешь в виду Резерфорда Хейза, губернатора Огайо?
– Да. Ветеран войны, и тоже честный. Хейз обещал сотрудничать с южными демократами, чтобы покончить с реконструкцией Юга. Чего еще можно желать?
– Шермана с проведением честных выборов на Юге и признанием негров полноправными членами общества.
Интересно, что он сделает дальше? – гадала Розалинда. Она и их двое детей так и не научились предсказывать его действия.
– Ты витаешь в облаках, – спокойно сказал Хэл. – При нашей жизни этого не случится. Нет, в ноябре я надеюсь голосовать за Хейза.
Его большие теплые пальцы принялись гладить внутреннюю поверхность ее бедер, и Розалинда закрыла глаза. До этого он никогда не заводил сексуальную игру за пределами дома, тем более когда она была в мужской одежде.
– Какую сумму ты готова поставить на кон? – справился Хэл, сжимая ладонью ее пах.
Ахнув, Розалинда невольно выгнула тело ему навстречу. Если бы кто-нибудь увидел их в этот момент…
– Пять тысяч, – пробормотала она.
Только его неровное дыхание удержало ее от желания отвесить ему оплеуху или оседлать его колени.
– Это большая сумма. Думаешь, что ты готова к этому?
– Боже, Хэл! – Она вздрогнула. Каким-то образом ему удалось запустить руку за пояс ее брюк. Если она сумеет проехать еще квартал, не потребовав, чтобы он немедленно овладел ею, то всю жизнь будет благодарить Всевышнего.
Хэл хмыкнул, и Розалинда пожалела, что не может увидеть степень его готовности.
– Ты полагаешь, что можешь сделать столь высокую ставку? – спросил он, просовывая пальцы дальше.
– Конечно. – Она вздохнула и сползла немного вперед, бесстыже раздвигая ноги, чтобы сделать себя доступнее.
– В данном случае, может, да, а может, и нет.
Почти достигнув цели, его рука вдруг упорхнула.
Каким-то чудом Розалинда сумела не разрыдаться. Коляска остановилась, и она, медленно открыв глаза, увидела свой дом. Вот черт!
Хэл спрыгнул на землю и протянул вожжи Сэмюелу. Пока мужчины обменивались тихими приветствиями, она тоже спустилась с коляски, хотя не так проворно, как он. Сэмюел отогнал экипаж, а Хэл направился в сад.
– Хэл, почему мы идем этим путем?
– Потому что нам нужно кое о чем поговорить.
– О президентских выборах? – Розалинда терялась в догадках. Ей казалось, что они закончили свой маленький спор. – Разве ты не хочешь взглянуть на детей, перед тем как отправиться спать?
– Сначала мы посвятим несколько минут себе.
Стоя среди пахучих трав, Хэл смотрел на жену, положив руки на бедра. От ухоженных растений исходил густой аромат. Высокая живая изгородь надежно отделяла их от остального мира, под ногами белели дорожки, посыпанные крошкой из устричных раковин. В глубине сада тихо журчал фонтан, мраморные скамейки манили отдохнуть и насладиться прекрасным видом.
Под ногами танцующего на постаменте мраморного сатира были расстелены одеяла с подушками, словно он желал лицезреть, как вакхи и вакханки будут предаваться любовным утехам. На маленькой жаровне стояла дымящаяся кастрюлька с водой, а в ней – глиняный горшочек.
Розалинда тотчас его узнала, и ее лоно затвердело. В горшочке на огне подогревалось густое масло для умащения интимных участков тела. Ее напряженные соски горели и ныли.
– Пять тысяч – очень большая сумма, – снова заметил Хэл. Его спокойствие и выдержка производили тем более сильное впечатление, что теперь Розалинда видела всю степень его возбуждения. Ее рука невольно потянулась к нему, и его глаза заблестели. – Повторяю, мне требуется подтверждение твоих добрых намерений, чтобы согласиться на такую ставку.
– Что ты имеешь в виду?
Она надеялась на какую-нибудь интимную ласку, которая немедленно заставит их вернуться в дом, чтобы получить удовлетворение, но губы Хэла расплылись в улыбке, столь же сладострастной, как и у мифологического существа за его спиной.
Тело Розалинды от лона до груди пронзила дрожь.
– Поцелуй устроит? Или нечто большее?
– Я готова на все, – вздохнула она радостно.
Хэл взял в руки ее лицо, и она потерлась о него щекой.
– Что ж, можно для начала…
Он склонил голову и припал к ее рту, и она обвила его шею.
Хэл незамедлительно воспользовался разрешением, и она почувствовала, что его руки уже ласкают ее интимные складки. За годы совместной жизни он знал, что делать, чтобы поставить ее на колени.
Розалинда закричала и забилась в экстазе, а он снова поцеловал ее, не переставая теребить источник наслаждения.
– Хочешь прокатиться, дорогая?
– Да, зачем спрашивать? – простонала она.
– Тогда встань на колени над подушкой и отстегни подтяжки.
Стоило Розалинде догадаться о его намерениях, как ее бросило сразу и в жар, и в холод.
– Как прикажешь, – выдохнула она, вставая на колени на толстом одеяле, и нетерпеливо нащупала пуговицы подтяжек в стремлении как можно быстрее отстегнуть их и обрести свободу. Мгновение спустя она уже заняла излюбленную позу, подняв попку к глазастой луне, тогда как пальцы любимого мужчины заскользили вниз по ее позвоночнику.
– Черт, какая же ты красивая! – ахнул он в восхищении. – Нам следует чаще заниматься этим при свете луны.
– Но здесь нас могут увидеть, – посетовала она слабо, пока он ласкал ее под рубашкой.
– Тогда будем делать это при свете дня.
– При свете дня?
Розалинда плохо соображала, но все же каким-то чудом смогла возразить. Впрочем, ей всегда нравилось делать то, что он предлагал. В знак одобрения она изогнула к нему бедра, и он прижал ладонь к ее сокровенному месту. Так, что она застонала.
– Ты очень возбуждена, дорогая?
Розалинда пробормотала что-то невнятное, желая ощутить его большой шершавый палец внутри.
– Ты знаешь, что все у тебя пульсирует от нетерпения, дорогая?
– Правда? Тогда чего же ждешь? – едва сумела она спросить, сгорая от сладострастия.
Хэл всегда долго мучил ее, перед тем как завладеть сзади, и она не понимала, зачем так долго готовиться к тому, что ей так нравится.
Усмехнувшись, Хэл потянулся за глиняным горшочком. Секунду спустя он уже смазывал густым теплым маслом ее промежность, заставляя Розалинду урчать от удовольствия. Чем ближе подбиралась его рука к цели, тем сильнее делалось ее нетерпение. Она не могла дождаться, когда он наконец овладеет ею, как будто много дней не знала мужчину, хотя последний раз отдавалась ему в полдник.
Он осторожно ввел в нее один палец, затем второй и поцеловал в плечо. От третьего пальца по ее позвоночнику побежали мурашки удовольствия. Изнывая от чувственности, она была готова его принять.
Со стоном он подразнил ее пальцами, потом пристроился к ней сзади. Издав стон одобрения, Розалинда прижалась к нему ягодицами, и он железной хваткой сжал ее бедра.
Она выкрикнула его имя, и ее тело призывно раскрылось ему навстречу. Хэл вошел в нее одним быстрым движением сразу на всю длину и замер, не шевелясь, потом вздрогнул и, прошептав ее имя, пришел в движение, чтобы получить удовольствие от любимой женщины.
Каждая клеточка ее существа упивалась радостью его силы. Они неслись все быстрее и неистовее, приближая себя к вершине развязки.
Вдруг Хэл замер; по его телу пробежала дрожь, и в ее глубины выплеснулось горячее семя, отчего она тоже взлетела на волне экстаза.
Сотрясаемая последними волнами оргазма, Розалинда сползла на пол по двери каюты. К счастью, ей удалось сбежать из большого салона и вернуться сюда, прежде чем ее фантазия достигла конца.
Все это глупости, конечно. Хэл не собирался обзаводиться детьми; ей было нетрудно понять это после встречи с его отцом. Лучше думать о нем как о доброжелательном партнере и защитнике на пути в Монтану, чем о потенциальном муже, решила Розалинда, и по ее щеке скатилась слеза.
Глава 12
Захватив пончики для Белькура, Розалинда тихо спускалась с навесной палубы, радуясь возможности наконец вытянуть ноги. Накануне, когда они добрались до постели после продолжительного музыкального вечера, Хэл владел ею как одержимый, и у Розалинды до сих пор не гнулись конечности, но она чувствовала себя сытой, хотя от повторения тоже не отказалась бы.
Прогулочная палуба в этот час была почти пуста – большинство пассажиров завтракали в салоне. Из носовой части парохода до нее доносился шорох юбок и шагов, но людей из-за лестницы и ряда кают она не видела.
В этот момент раздался женский голос:
– Можно вас на одно слово, миссис Линдсей? Неужели Виола Донован?
Разбираемая любопытством, Розалинда прокралась вперед и заглянула за угол. Спиной к ней стояли изысканно одетая Виола Донован и ее мать.
Розалинда застыла.
– Нам нечего сказать друг другу, миссис Донован, – холодно произнесла Дездемона, глядя на дочь как герцогиня на кухарку.
– Если вы не станете со мной говорить, мне придется обратиться к капитану Линдсею. – Виола казалась бесстрастной, словно выбирала яблоки на рынке.
На лице Дездемоны отразился мимолетный ужас, быстро сменившийся холодностью.
– Чепуха. Даже если вам есть что сказать, он не станет вас слушать.
– А вы можете позволить себе рисковать? – Дездемона вопросительно изогнула бровь и повернулась к Розалинде, но ее внимание целиком поглощала дочь, стоявшая между ними. При одинаковом с матерью росте Виола имела стройную гибкую фигуру, тогда как мать обладала пышными формами, – дитя, уж не перегрелась ли ты на солнце? – надменно осведомилась Дездемона; ее черты выражали смесь жалости и превосходства. – Чего ты хочешь от меня? Признания в благородном обществе? Или чтобы твоего ирландца-мужа приняли в клуб «Перикл»? Это невозможно, хотя капитан Линдсей и является его членом. Люди не поймут нарушения приличий, особенно от меня, потомка одной из первых виргинских семей.
Виола невесело рассмеялась.
– Вам важен лишь успех в обществе, не так ли? А о чем-нибудь другом вы когда-нибудь задумывались?
– Боже, а что еще важно? Если бы ты когда-нибудь стояла посреди толпы одна, без друзей, то не задавалась бы вопросом о необходимости социального статуса.
У Виолы дрогнули губы.
– А честь? А любовь к своим детям? Дездемона пожала плечами.
– Честь, безусловно, важна, но она не защитит тебя. Только власть, деньги и успех служат защитой. Как дочь Ричарда Линдсея ты могла бы без труда все это себе вернуть.
Виола покачала головой:
– Невозможно. Отец отказался от меня много лет назад. Лицо Дездемоны выразило фальшивое участие.
– Разве ты не хотела бы посещать лучшие из раутов? Самые известные люди боролись бы тогда за право быть гостями в твоем доме. Ты могла бы обедать с президентом. Разве это звучит не заманчиво? Как только я смогу убедить капитана Линдсея простить тебя и одобрить твой развод…
Виола топнула ногой.
– Довольно. Я здесь, чтобы поговорить с тобой о Хэле.
– О Хэле? При чем здесь он?
– Не проси его о том, чего он не готов дать.
– Что такое? Хэл – взрослый мужчина, и у него своя голова на плечах.
– Я видела вас вчера вечером. Если ты попытаешь втравить его в какую-нибудь мерзость, я расскажу отцу о твоих похождениях во время войны.
Глаза Дездемоны расширились, и Розалинда затаила дыхание.
– Ты не посмеешь, – хрипло произнесла Дездемона.
– Отчего же?
В этот момент Розалинда убедилась, что Виола могла бы сделать состояние за игрой в покер. Она разыгрывала свою карту с таким видом, словно имела на руках королевский флэш.
– Ричард никогда тебе не поверит, – пробормотала Дездемона, заикаясь.
Виола пожала плечами.
– Ты уверена, что Эдвард Росс не оставил мне – своей вдове – доказательства твоих преступлений? Или ты думаешь, что отец не станет меня слушать?
Дездемона закрыла глаза.
– Чего ты хочешь?
– Не навязывай Хэлу свою волю. Поверь, я на все пойду, лишь бы видеть, что он счастлив и живет так, как ему хочется.
Дездемона пробурчала что-то себе под нос, и ее лицо исказила злоба. Наконец она кивнула:
– Ладно, согласна.
– Если ты думаешь, что сможешь нарушить наше соглашение, то лучше откажись от этой идеи заранее: я всегда найду возможность рассказать все отцу, если возникнет необходимость.
Дездемона зашипела как рассерженная гусыня, но тут же взяла себя в руки.
– Я уверена, что мы поняли друг друга. Только не жди, что будешь дорогой гостьей в моем доме. – Она вскинула голову и уплыла в салон, громко хлопнув дверью.
Виола вздохнула и расправила плечи.
– Теперь можете выйти, мистер Карстерс.
Набрав в грудь побольше воздуха и придав себе самый непринужденный вид, Розалинда появилась из-за угла. Ей следовало предвидеть, что Виола, прожившая много лет на границе, догадалась о ее присутствии.
– Доброе утро, миссис Донован. Виола приподняла бровь.
– Я знаю, мистер Карстерс, что вы слышали все до последнего слова. Более того, я не сомневаюсь, что вы, являясь учеником мистера Линдсея, умеете хранить чужие тайны.
Розалинда не знала всех секретов семейства Линдсей, да и не желала знать, но она хотела видеть Хэла счастливым и поэтому вежливо поклонилась.
– Даю вам слово, миссис Донован.
– Благодарю. – Виола чуть смягчилась. – Тогда я с вами прощаюсь, мистер Карстерс, и возвращаюсь к мужу.
Розалинда уважительно поднесла руку к шляпе.
– Всего доброго, миссис Донован.
Хотя ее сердце колотилось от ярости, Дездемона Линдсей умудрилась выдавить улыбку и приветственно махнуть рукой двум молодым офицерам. Однако их предложение вместе позавтракать она отклонила, отрицательно качнув головой и снова улыбнувшись, на этот раз с искренним сожалением. Молодые военные часто уходили из армии, чтобы заняться другим, более важным видом деятельности: политикой, к примеру, или железнодорожным транспортом, что делало дружбу с ними особенно выгодной. Такие же офицеры разносили весьма интересные и полезные слухи во время последних неприятностей. К тому же их красивые молодые тела были истинным удовольствием для усталых глаз после многодневного созерцания скучной реки.
Кивнув стюарду – наиболее вежливому молодому человеку, бесспорно знавшему, как выражать почтение тем, кто выше тебя по положению, – Дездемона удалилась в свою каюту, где на туалетном столике поблескивали ее богато орнаментированные принадлежности из массивного серебра, служившие молчаливым напоминанием о ее истинном статусе в обществе.
Как смеет Виола так разговаривать с матерью? Невыносимо! Пригрозить, что расскажет отцу о ее давнишнем поведении, – нелепость! Любая женщина, вышедшая замуж за этого грубого пьяницу, Эдварда Росса, чтобы заставить его молчать, вряд ли станет болтать теперь.
Правда, существует надежда, что в скором времени люди Ники убьют этого ирландского выскочку. Тогда она позаботится, чтобы Виола купила себе на его деньги важного мужа, предпочтительно какого-нибудь политика. Было бы очень полезно иметь в семье поддающегося убеждению политика в отличие от высокомерных и до нелепости прямолинейных Линдсеев. А если Хэл найдет эту глупую девчонку Скайлер и сделает ее своей женой, то их семья сможет состязаться с Вандербилтами.
Благодаря этому ободряющему рассуждению Дездемона смогла сделать глубокий вдох и, закрыв глаза, попыталась успокоиться. Вдох и выдох, очень медленно и очень ровно. За много лет носки тугого корсета она едва замечала налагаемые им ограничения. С мечтательной улыбкой Дездемона ласково провела рукой по серебряному зеркалу, полученному в качестве свадебного подарка, вспоминая, как много лет назад ее кузины чуть не умерли от зависти, увидев это чудо.
Легкий стук в дверь заставил ее с раздражением обернуться, и она увидела, как муж, войдя, прикрыл за собой дверь. Он принес с собой маленький поднос с бриошами и чайной посудой.
Дездемона собиралась пожаловаться, но тут же захлопнула рот. С чего это вдруг Ричард решил подать ей чай, если подобные вещи он всегда поручал слугам?
– Чай, Дездемона?
– Конечно. – Она наблюдала, как он справляется с мелочами: удаляет листья заварки, размешивает сливки и сахар, – и все это в тесном пространстве каюты, где едва хватало места, чтобы расправить юбки. – Как это у тебя получается?
– Что? – спросил он не оборачиваясь.
– Быть столь аккуратным и ловким в такой тесноте.
– Здесь гораздо больше места, чем было у меня на «Конститьюшн», когда я служил гардемарином, – заметил Ричард, подавая ей чашку чаю, сервированного так, как она любила, с маленькой булочкой, издающей чудный аромат масла. Его лицо сохраняло выражение обходительности, которое на людях помогало ему скрывать истинные чувства.
Восхитительный запах булочки и чая напомнил Дездемоне, как мало ей удалось съесть за завтраком, и она с удовольствием приступила к щедрому угощению, наслаждаясь божественным вкусом.
– Хорошо утром погуляла?
Дездемона чуть не уронила чашку, но, тут же взяв себя в руки, подняла на мужа невинные глаза.
– Прекрасно, благодарю. Я видела белых цапель – их перья могли бы отлично продаваться на шляпки. И еще…
– Как миссис Донован? – Взгляд Ричарда посуровел. Итак, он решил изменить правила игры. Присутствие дочери на борту они больше не игнорируют, во всяком случае наедине.
– У нее как будто все в порядке.
Глаза Ричарда сверлили жену как маленькие буравчики.
– Ты и вправду так считаешь?
– Конечно.
– Мы славно устроились в жизни, Дездемона, не так ли? – холодно заметил Ричард. – Ты родила мне трех прекрасных детей. Теперь они выросли и уже подарили нам четырех прелестных внуков. У нас два великолепных дома, поместье в Цинциннати. Бог наградил нас отменным здоровьем. И все же…
– И все же чего еще можно пожелать? – вставила Дездемона непринужденно. – Замок в Испании?
Ричард резко повернулся к ней.
– Счастья для наших детей, – сказал он, впиваясь в нее взглядом, и Дездемона от неожиданности захлопала глазами. О чем это он?
– Дорогой, что ты имеешь в виду? У Джульетты все превосходно – у нее богатый муж, четверо детей, пять или шесть домов. Она одна из ведущих фигур в высшем обществе Нью-Йорка и вхожа во все влиятельные дома. Короче говоря, у нее есть все, о чем она когда-либо мечтала.
– Это правда. Джульетта получила все, чего добивалась. А как насчет Хэла и Виолы?
На этот раз Ричард казался опечаленным, что противоречило характеру человека, чья непревзойденная самоуверенность покорила ее когда-то. Ники с его смазливым лицом и красивым телом обладал слишком мягким характером, без той надменной уверенности, которая была свойственна Ричарду.
– У нас теперь осталась только одна дочь, – напомнила Дездемона мужу.
Ричард сверкнул глазами.
– Давай скажем друг другу правду, жена, нас ведь здесь никто не слышит.
Чтобы скрыть непроизвольную дрожь, Дездемона принялась намазывать булочку маслом. Если Ричард что-то вбивал себе в голову, легче было повернуть вспять реку Огайо, чем заставить его передумать. Но что она скажет, если он решит выяснить причину поведения Виолы? Прошло столько лет; сможет ли она убедить его, что уже ничего не помнит?
– Виола Донован, – начала Дездемона, тщательно подбирая слова, – похоже, вполне довольна своей жизнью.
– Это правда. Для большого ирландца она как свет в окошке. – Ричард постучал пальцами по подоконнику. – Мы тоже смотрели так друг на друга сразу после свадьбы, разве нет?
Дездемона улыбнулась, вспоминая те далекие дни. Ей было шестнадцать, когда она впервые встретила Ричарда, гостившего на богатой плантации своей родни. Безумно одинокая и остро сознающая свое положение бедной родственницы из захолустного Кентукки, Дездемона тотчас ощутила влечение к высокому статному лейтенанту Линдсею с военно-морской базы Норфолка. Она сразу же не преминула испытать на нем силу своих «иди ко мне» взглядов.
Узнав, что Ричард из богатой нью-йоркской семьи, Дездемона решила пококетничать с ним, чтобы в случае успеха утереть нос кузинам, но чем дальше, тем яснее она сознавала, что притворство переросло в настоящую страсть. Когда Ричард сделал ей предложение, пообещав оставить флот, чтобы жить поблизости от ее семьи, она посчитала себя самой счастливой женщиной в Америке. Тридцать пять лет спустя основатель и владелец второй по величине компании почтово-пассажирских перевозок Соединенных Штатов, империи, которую не смог подмять даже коммодор Вандербилт, Ричард по-прежнему мог составить для любой жен-шины весьма заманчивую партию.
– Да, мы были счастливы тогда, – сказала она скорее себе, чем ему.
– Мы спорили порой, но оставались вместе, – продолжил Линдсей, не сводя глаз с жены.
Вместе? Она согласно кивнула, тщательно маскируя волнение, чему научилась во время войны. На самом деле она возненавидела Ричарда, как только он записался в армию юнионистов, в то время как ее братья и племянники служили делу Юга. И до сего дня она не пожалела ни об одном из своих поступков, совершенных за время их размолвки, а также не видела нужды принимать его снова в своей постели. Если, конечно, сам Ричард не решит отослать ее с позором в Кентукки, назад в ее семью. Ради того чтобы сохранить свое положение, Дездемона готова была использовать все средства и даже снова соблазнить его.
Ричард сжал рот, напомнив ей о своей способности читать мысли людей по их лицам, и Дездемона внутренне сжалась.
– У Хэла все иначе. – У Ричарда на щеке неожиданно задергался мускул. – Он несчастлив, Дездемона.
– Но почему? Хэл очень богатый человек, – возразила Дездемона, – его уважают, и у него обширные связи.
– Особенно среди военных, – буркнул Ричард.
Рот Дездемоны вытянулся в тонкую линию, Хэл должен был внять ее мольбе и сражаться за южан. С другой стороны, если бы он и Ричард взяли сторону Юга, то она сейчас жила бы, как ее кузины, перебиваясь с хлеба на воду.
Все же сливки всегда поднимаются кверху, как любила поговаривать ее бабка. Когда она вернется в Цинциннати, к благам цивилизации, то непременно пошлет кузинам что-нибудь из своих тряпок. К тому времени как раз подоспеет ее новый осенний гардероб из Парижа, и это непременно вызовет завись двоюродных сестер. Размышляя о столь приятных вещах, Дездемона вполуха слушала привычный рассказ Ричарда о войне.
– Я всегда стремился сделать из него доблестного офицера. Подвиги, которые совершил Хэл на «вонючке» и потом на «Сент-Поле», сделали его легендой эскадры Миссисипи и Атлантического флота.
– Это и твоя заслуга, – вскользь бросила Дездемона, раздраженная тем, что Ричард продолжает без умолку говорить о службе Хэла во флоте юнионистов.
– Ты так думаешь? А тебе не кажется, что я слишком часто и слишком сурово бил его тростью? Поскольку Хэл бежал из дома вскоре после последнего наказания, я не переставал гадать, не моя ли в том вина.
Дездемона в недоумении уставилась на мужа. Ричард всегда был образцовым отцом, строгим, но справедливым к своим детям. Ну и что, если Хэла наказывали чаще, чем сестер? Просто он больше шалил.
– Чересчур часто его наказывал? О чем это ты? Ты поступал так, как подобает поступать отцу с непослушным, недисциплинированным сыном!
– В последний раз я потерял над собой контроль. Лежа потом в постели, Хэл казался таким маленьким, таким хрупким… Когда он сказал, что еще одно избиение…
Поднявшись, Дездемона обняла мужа, впервые со времен войны решившись на добровольный телесный контакт. Может, хотя бы ее близость отвлечет его от этой чепухи.
– Перестань, ты всегда был нежным отцом. Ты даже не позволял мне отшлепать Виолу, которая частенько участвовала в эскападах Хэла.
– Ты уверена? – Ричард посмотрел на жену долгим взглядом, вызвав в ней невольную досаду. Теперь она хотела лишь одного – поскорее вернуть здравый смысл своему идиоту мужу. – Традиция требовала строгой дисциплины, но меня всегда преследовала мысль, не является ли счастье сына чем-то более важным…
