Текст книги "Фигуристы (СИ)"

Автор книги: Диана Королева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– Как раз это я и пытаюсь сделать. Иначе зачем бы вообще пришла? – Волшебная фея перестает улыбаться, и взгляд ее становится холодным и… пустым. – Слушайте внимательно, обе. Второй возможности рассказать все это у меня уже, скорее всего, не будет. Я сильно рисковала, поставив на это место. Но, к счастью, Ирин меня не подвела и узнала его. Выразимся так – я ваша хорошая знакомая из другой вероятности. Вы не знаете меня, но другие «они» знали меня очень хорошо, а я знала их и все, что с ними произошло.

Ира задерживает дыхание. Вот он – момент истины. Момент, который они с Аней так долго ждали. Наконец-то нашелся человек, который докажет, что все случившееся с ними имеет какое-то объяснение.

– Но если вы их знакомая из другой вероятности, то как вы попали в нашу? – интересуется Аня.

– Все по порядку, милая. Сейчас объясню. Малыш Чарли понял меня совершенно верно, он вообще на удивление сообразительный ребенок. Ему я рассказала, что существуют вероятности жизненных событий каждого человека, и что вероятностей этих бесконечное множество. И тут я нисколько не преувеличиваю. А все вместе это называется “пространством вариантов”. Знакомо вам такое понятие?

Аня и Ира кивают, и старуха продолжает:

– Вы можете подумать, что эти вероятности существуют параллельно друг другу и никак не пересекаются. Но это не так. Все варианты наших жизней тесно связаны друг с другом, все переплетаются. От каждого нашего поступка, каждого слова, и даже от банального “что я съел на завтрак” вероятность меняется. Люди переходят из одной вероятности в другую и никогда не замечают этого. Наверняка вы часто задавались вопросом: “А что было бы, если бы я сделал, то и не сделал этого? Вдруг сегодняшний день прошел бы лучше тогда?”. Так вот знайте, что всегда существует вероятность, где ваш день прошел лучше, и вы сделали именно то, что должны были. В этом и заключается великая беда и великая сила человечества – свобода воли. Однако от ошибок никто не застрахован. И нельзя прожить всю жизнь по самому идеальному сценарию и выбрать наилучшую вероятность. Это особенно к тебе относится, Ирин.

Ира хмурится, но делает вид, что не услышала колкий намек.

– Итак, как я уже сказала, люди плывут из одной вероятности в другую и не замечают этого. Но случаются и сбои. Я называю их “смешением вероятностей”. И тогда происходит своеобразное слияние двух, стоящих близко друг к другу, сценариев. Так случилось и с вами. Когда вы встретились, вы не должны были помнить друг друга. Но какая-то часть вашего сознания помнила, и вы ощутили пугающую тягу друг к другу. Плюс сны Ани, которые были не чем иным, как путешествием ее души по другой вероятности. Вероятности, в которой вы потеряли друг друга. Вероятности, из которой я и пришла.

– А из-за чего произошел этот сбой? – спрашивает Аня.

«Волшебная фея» молчит.

– На самом деле, и я сама точно не знаю, из-за чего. Со временем я пришла к выводу, что все случилось из-за Ирин.

– Что значит “из-за меня”?!

– Значит, что ты этому поспособствовала. Когда вы с Аниу расстались, когда ты оставила ее в той церкви, ты думала лишь о том, как здорово было бы все изменить. Ты думала о том, как здорово было бы, если бы вы вообще никогда не встретились. Ты считала вашу встречу большой ошибкой и винила себя во всем. Ты буквально помешалась из-за этого. Твое желание переписать жизнь заново было настолько сильно, что произошел пространственно-вариантный сбой. И часть тебя смешалась с Ирин, которая жила в той вероятности, где вы с Аниу не встречались. И все бы хорошо. Но есть одно весомое “но”. Ты всегда была двойственной натурой, Ирин. В тебе боролись противоположности. И желая прожить жизнь, в которой вы с Аниу никогда бы не встретились, ты одновременно больше всего желала прожить такую жизнь, где у вас все было бы хорошо, где вы были бы счастливы. Ты сама себе в этом не признавалась, но подсознательное желание не становилось от этого слабее. В результате, совершенно разные вероятности смешались, и теперь мы имеем то, что имеем. С одной стороны вы с Аниу не должны были встретиться, с другой стороны – этого просто не могло не случиться, потому что вы тянулись друг другу как магниты.

– С ума сойти! – выдыхает Аня.

– И что же нам теперь делать? – шепчет Ира, потому что только это волнует ее сейчас больше всего. Как им быть? Как сохранить то хрупкое счастье, которого у них даже не должно быть?

– Для начала, не паникуй. Я для того и пришла, чтобы помочь вам. Если бы еще прием был поласковее… Ну да ладно. Короче говоря, в своей реальности я очень заинтересовалась теорией вероятностей как раз после того, что произошло с Ирин и Аниу. И вот, после долгих тренировок, я научилась путешествовать между вероятностями. И теперь могу сидеть здесь и болтать с вами, как ни в чем не бывало. А потом вернуться домой, как будто меня здесь никогда и не было. Просекаете?

– Все это, конечно, круто, но… – Ира запинается. – Что все-таки случилось с теми другими Ирин и Аниу после того, как они расстались?

Фея улыбается и качает головой.

– Не могу сказать. Извините, но это нарушит кое-какие правила.

– Да какие уже к черту правила! – восклицает Ира. – Мы и так уже нарушили все, что только могли!

– Нет. Вы можете знать лишь то, что было в других вероятностях в то же самое время, но не в будущем. Это против правил.

– А вы откуда знаете?

– Мне можно.

– Чудесно.

– Я тоже так думаю.

“Вот ведь язвительная старушенция! Обрушила на нас все это, а дальше-то что?!”.

– На самом деле сейчас я занимаюсь как раз нарушением правил, – говорит “язвительная старушенция”. – Ведь я не должна вмешиваться в вашу вероятность и рассказывать всего этого. Просто так вышло, что терять мне уже нечего, и я решила помочь вам, от доброты душевной…

– Очень мило, – бубнит Ира.

– Знала, что ты оценишь.

– Поверить не могу, что мы были хорошими друзьями! – не выдерживает Ира.

– Не поверишь, но мне и самой в это не верится. И как вообще с такой упертой и глупой теткой можно дружить?

– Прекратите вы обе! – осаживает их Аня. – Лучше расскажите нам, как именно собираетесь помочь?

– Я собираюсь в какой-то степени нарушить вашу свободу воли. Собираюсь дать вам пару советов, которые помогут вам прожить жизнь так, чтобы не пришлось потом задаваться все тем же вопросом: “А что было бы, если бы сделал так-то и так-то?”. Я могу помочь вам выбрать тот самый наилучший вариант. Но только помочь. Навязывать ничего не собираюсь, не волнуйтесь. Выбор все равно остается за вами. Всегда.

– Что ж, звучит убедительно. Если вы действительно так хорошо все знаете, то расскажите, как нам сделать так, чтобы с Евгением Александровичем не случилось ничего плохого?

Старуха грустно улыбается:

– Или, перефразируя твой вопрос: “Что мне сделать, чтобы он не убил меня, когда все узнает?”

– Не правда! Куда больше меня волнует его здоровье! – оскорбляется Ира, и старуха примирительно поднимает руки:

– Да, знаю, знаю, что волнует. Как раз из-за его здоровья вы и расстались с Аниу в моей вероятности. Но на самом деле для тебя это стало только поводом, Ирин. Ты ушла потому, что больше не могла выносить это чувство вины перед ним. Не смогла пережить, принять, простить себе, что разочаровала его. Даже если потом он пожалел о своих словах, готов был принять тебя снова, себя ты не прощала, Ир. Поэтому на самом деле тебя волнует лишь его отношение к тебе. Чем раньше ты признаешь это, тем лучше.

Ира молчит и смотрит на свои руки. Она не может спорить – ей нечего сказать. Её пугает, что старуха знает о ней так много, даже больше, чем она сама знает о себе.

– Вы случайно не психиатром работали? – спрашивает Ира, чтобы хоть что-то сказать.

– Я скажу тебе, Ирин, что ты можешь сделать, чтобы ваши отношения пошатнулись не так сильно, – говорит Волшебная фея, проигнорировав вопрос. – Скажу, что вы обе можете сделать. Но только имейте в виду, что мои советы – не готовая панацея от ошибок. Я и сама не могу знать, чем все это обернется, могу только предполагать, как будет лучше для всех вас. Но на какую из вероятностей вы повернете, я не имею ни малейшего понятия. К тому же, многое зависит от того, как поведет себя отец Аниу. Короче… вы должны все рассказать ему. Сразу, как только вернетесь. Не тяните с этим и поговорите с ним прямо.

– Что?! – Ира чувствует, как от одной только мысли об этом разговоре у нее отнимаются ноги, и дыхание перехватывает.

– Именно так. Только поговорив с ним, вы сможете смягчить удар.

– А что, если от этого разговора у него станет плохо с сердцем? – спрашивает Аня.

– Не должно, – качает головой старуха. – Вы можете не верить мне, но какая-то часть Евгения Александровича уже готова к такому повороту событий. К тому же, твой отец, Аниу, в вашей вероятности совсем другой. Если вам передалась часть памяти других Ирин и Аниу, то ему не передавалось ничего. Он никак не связан с тем, другим, Евгением. И во многом он прошел совершенно другой путь.

– И что? Неужели есть надежда, что он сможет отнестись к этому более спокойно? – спрашивает Ира.

– Надежда есть всегда, – фея кивает. – Твой отъезд, Аниу, в нем многое изменил, – продолжает старуха. – В этой вероятности ты добилась намного больших успехов, чем в моей. Одиночество сыграло свою роль. Поэтому не спеши недооценивать глубину его чувств к тебе. Твой учитель уважает тебя, можешь мне поверить.

– Хорошо, – произносит Аниу после недолгого молчания. – Допустим, мы им все расскажем. Допустим, они смирятся с этим, постараются понять. Что еще мы должны сделать?

Волшебная фея смотрит на часы так, словно опаздывает куда-то.

– Пока вам хватит и этого. Сделайте, как я говорю, и это, возможно, изменит самое главное. Ну и еще. Не оставляйте друг друга, если ваши чувства еще сильны. Пока вы чувствуете, что нужны друг другу, не уходите. Это может стать большой ошибкой, – ее взгляд затуманивается, а голос становится тише. – А сейчас, если вы не против, я пойду наведаюсь в дамскую комнату.

Шаркающей походкой она уходит влево по коридору, а Аня и Ира остались одни в тихом павильоне. За окном начинается редкий снег.

– Ты веришь ей? – спрашивает Ира.

– А ты разве нет?

– Верю, черт возьми. К моему большому сожалению, мне ничего не остается кроме как поверить. Просто у меня пока все это в голове не укладывается… Все эти бесконечные вероятности, другие мы с тобой, смешение вариантов. К этой мысли мне нужно привыкнуть. Потому что ты даже не представляешь, Аниу, как много такое восприятие мира значит для меня. Оно переворачивает все, что я до сих пор знала о себе. Оно дает столько возможностей, что мне становится страшно.

– Не только тебе, – Аня мягко берет ее за руку. Сейчас ей больше всего хочется поцеловать Иру.

– Что-то не дает мне покоя, Аня. И я пока не могу понять, что именно. И мне хочется узнать, как во всем этом оказался замешан ребенок. Откуда у Чарли эти видения? Мне хочется знать, знала ли я его в той вероятности. Вопросов еще предостаточно, а добрая фея не торопится что-то…

Через десять минут Ира предложила сходить за “вредной старушенцией”.

– А мне она даже нравится… пожимает плечами Аня, и Ира смотрит на нее, как на чокнутую.

– Не удивительно! У меня такое ощущение, что она заигрывала с тобой!

– Ревнуешь меня к старушке, Ирин? – смеется она, на что Ира только хмыкает, делая вид, что никогда не слышала ничего глупее.

А туалет, в который они только что зашли оказывается чистым… и пустым.

Утро было на удивление ясным, а небо казалось почти весенним. Ира и Аня собрались в больницу. Обе надеялись, что мальчик чувствует себя лучше, и им удастся поговорить с ним.

– Я просто обязана выяснить, знает ли он эту бабулю, – сказала Ира. – Потому что она ведь откуда-то знает его!

– Возможно, Чарли знает еще что-нибудь про вероятности.

– У меня уже крыша едет ото всех этих вероятностей! Давай устроим себе выходной и не будем о них думать? Можем сразу после больницы сходить куда-нибудь, посетить музей или какой-нибудь замок…

– Давай! – обрадовалась Аня. – Я, если честно, тоже устала от этого. Хочется просто побыть с тобой…

Ира смутилась, потому что в последние дни это действительно было проблемой.

– Тогда считай, что весь сегодняшний вечер и всю ночь я только твоя, – прошептала Ира ей на ухо.

Как только они пришли в больницу, шутки прекратились. К счастью, Чарли сегодня чувствовал себя хорошо, и медсестра разрешила вывести его во двор.

Ира подумала, как жаль, что Чарли не видит этого чудесного неба, его кристальной чистоты. В такие ясные погожие дни она всегда жалела об этом.

– Тебе не холодно, милый? – спрашивает Ира, когда они садятс на лавочку в беседке.

Чарли энергично качает головой.

– Тепло! Сегодня солнышко греет. Оно, наверное, очень яркое, да, Ирин?

– Да. Солнышко яркое. А ты чувствуешь его свет?

Мальчик снова кивает.

– Теперь, когда доктор снимает повязку, я вижу больше света. А раньше было совсем темно…

– Я знаю, милый. Темно больше не будет, – Ира усаживает ребенка к себе на колени и обнимает.

Чарли улыбается.

– Ирин сегодня тоже теплая.

– Да ладно тебе! Я всегда теплая!

– Нет. Сегодня ты внутри теплая. В душе, – серьезно говорит мальчик, и Ира улыбается, чтобы не заплакать.

– Ты прав, наверное. Мне сегодня хорошо. Потому что ты чувствуешь себя лучше, а я так долго этого ждала. И потому что ты и Аня рядом со мной. Чарли, – Ира собирается с мыслями после недолгого молчания и решается задать главный на сегодня вопрос. – Тетя Ло сказала, что вчера ты говорил о каких-то вероятностях. Ты не помнишь, что тогда имел в виду?

– Волшебная фея говорила, что ты спросишь меня об этом, – отвечает Чарли.

“Так-так, – думает Ира. – Значит, пронырливая старушенция все-таки добралась до ребенка. Так и знала”.

– А когда ты разговаривал с… волшебной феей? – спрашивает Ира. – Она приходила к тебе в палату?

– Сама она не приходила. Просто разговаривала со мной во сне.

– Ты имеешь в виду свои сны наяву? Видения?

Чарли кивает.

– Она просила меня не бояться. Сказала, что все будет хорошо, и что скоро я поправлюсь. Я ей поверил.

– Конечно, ты скоро поправишься, – Ира старается не выдать радость, и произносит это так, словно ни секунды не сомневалась в скорейшем выздоровлении Чарли. – А что она еще говорила?

– Она рассказала мне про вероятности. Но я не совсем ее понял. Понял только, что вероятностей очень много. Она сказала, что это все равно что покупать воздушные шары. Ты можешь выбрать любой. Большой или маленький, красный или синий. Сказала, что можно даже выбрать шар, который поднимет тебя в воздух. Разве такое бывает?

– Бывает. Только это должен быть очень большой шар, – терпеливо поясняет Ира. – А еще что она говорила?

– Она сказала, что меня может быть много. Но только я никогда не встречу другого себя, потому что мы живем одновременно. Я не понял, что это значит. Я не знаю, как меня может быть много. Но Волшебная фея еще сказала, что где-то живут другие Чарли, которые хорошо видят. А значит, я тоже могу видеть хорошо. Она сказала, что, если выбрать нужный шар, можно попасть в тот мир, где я больше не буду слепым. Но она сказала, что для этого я должен быть с тобой. Сказала, что ты поможешь мне выбрать. Ты поможешь мне, Ирин?

– Конечно, помогу, – Ира переводит дыхание. – Можешь не сомневаться в этом. А Волшебная Фея не говорила тебе, кто она такая?

– Я думал, что ты знаешь ее… Она сказала, что вы друзья.

– Ясно. Друзья, значит, – это уже тихо и, скорее, себе, чем мальчику.

Ира расстроилась, что не удалось выяснить, кем на самом деле была старая женщина.

Потому что у нее до сих пор не укладывается в голове, что кто-то мог знать её настолько хорошо и близко, пусть даже в другой жизненной вероятности.

– А еще Волшебная Фея сказала, что я тоже могу помочь тебе.

– Как помочь?!

– Она сказала: “Ирин думает, что должна быть одна, но она ошибается”. Сказала, что я и Аниу должны быть рядом с тобой, чтобы помочь тебе.

Ира смущается, а Аня обнимает ее за плечи одной рукой, а другой сжимает маленькую ладонь Чарли.

– Волшебная Фея права. Мы должны быть вместе, должны быть рядом с Ирой. И тогда все будет хорошо.

Чарли с серьезным видом кивает.

– Да. И тогда мы выберем самый большой и красивый воздушный шар. Мы сможем полететь.

Аня очень радовалась, когда Чарли, наконец, выписали из больницы, ведь это значило, что она наконец-то сможет увидеть их с Ирой уроки музыки.

Ира рассказывала, что в реабилитационном центре есть старое пианино. Когда-то на нем играла одна из сестер, а потом она уволилась, и пианино стало частью интерьера. Ира настроила его сама, чтобы получить более-менее приличный звук и начала потихоньку заниматься с Чарли музыкой. Ира с трудом представляла, как слепой мальчик может играть, ведь она сама не могла постигнуть этого чуда даже с прекрасным зрением.

В тот день по дороге в центр они купили большой зеленый воздушный шар, наполненный гелием. Конечно, на таком не улетишь, но “уже что-то”, как сказала Ира.

– Воздушный шарик! Настоящий! – восклицает Чарли, когда Ира передает ему веревочку. Теперь, когда его глаза свободны от повязки, кажется, что Чарли даже смотрит на шарик и видит его. Но, конечно, это не так. Чарли мог различать только солнечный свет и темноту. – А какого он цвета?

– Зеленого, – отвечает Ира.

– Как трава и деревья?

– Да. Как трава и деревья.

– А на нем можно улететь?

– Нет, милый, нельзя. Он слишком маленький.

– Ну и ладно. Все равно он мне нравится! И я могу просто представить, что лечу!

Какое-то время Чарли играет с шаром, а потом Ира зовёт его за фортепиано, и мальчик от радости даже выпускает веревочку, позабыв сразу обо всем.

Аня успевает поймать шарик, чтобы он не улетел к высокому потолку, и садится в кресло рядом с инструментом. Для Чарли ставят стул с подушкой, чтобы он доставал руками до клавиш.

– Ну что, ты помнишь ту песенку, которую мы учили? – спрашивает Ира, помогая Чарли поставить пальцы в нужную позицию.

– Помню! – с готовностью объявляет мальчик. – Давай сыграем ее для Ани!

– Давай! – и Ира подмигивает смутившейся девушке. С этим воздушным шаром Аня смотрится изумительно, но Ира старается не думать об этом, чтобы не отвлекаться.

Они играют в четыре руки. Аниным вниманием полностью завладевают детские ручки Чарли, которые двигаются с уверенностью, не меньшей, чем у взрослого музыканта.

Их произведение занимает не больше минуты, но вознаграждается аплодисментами, и от восторга Аня сама едва не упускает шар.

– Тебе понравилось? – спрашивает Чарли, и щеки его разрумянились.

– Очень понравилось! Ты просто молодчина! Здорово получилось!

– Это все Ирин меня научила… Я никогда не буду играть так же здорово, как она.

– Это еще что за ерунда? – Ира треплет мальчика волосы на макушке. – Да ты еще меня перегонишь, вот увидишь! Тебе только пять лет, а мне было семь, когда я начала играть. У тебя все еще впереди, Чарли.

– А ты, Ирин, научишь меня?

– Конечно, милый.

***

Для Евгения Александровича день выдался странным с самого утра. В молодости он верил во всякие мистические вещи, в пророчества, судьбу и тому подобное. Нельзя сказать, что с годами он перестал в это верить. Просто перестал думать об этом, потому что переключился на вещи более земные, вроде воспитания ребенка и работы в консерватории.

Но сегодня что-то странное и необъяснимое творилось с ним. Началось все во сне, если можно так сказать. Евгению приснился жутко неприятный сон, а, проснувшись, он ничего не мог вспомнить, кроме этого ощущения какой-то нависшей беды. Он сразу подумал про Аню и ее повторяющиеся сны и решил, что, наверное, это у них семейная болезнь.

Но уже за завтраком Евгений вдруг вспомнил. Ему снилась Ирина. Причем во сне они с ней ругались. А точнее даже не ругались…

Евгений с удивлением вспомнил себя выкрикивающим какие-то злые слова. А Ира сидела, положив руки на колени и не поднимая головы. Она была взрослой, но так похожей на ту маленькую робкую девочку, ключ к сердцу которой он искал долгие и трудные годы работы с ней. Она снова была такой же, как в первый день, когда мать привела ее на занятие. Маленькой, зажатой, закрытой, отстраненной. Она словно переживала огромную внутреннюю драму, но на лице ее не отражалось ничего. Это было каменное лицо, холодное лицо. Мертвое лицо.

И Евгений помнил свой неудержимый гнев по отношению к ней, и этот гнев пугал его больше всего. Во сне ему хотелось влепить ей пощечину, он еле сдерживался от этого. А потом Ира просила у него прощения, вот только за что, Господи, за что? И она ушла, и Евгений ощутил во сне, что навсегда ее потерял, но в тот момент он не чувствовал сожаления по этому поводу. Только злость и боль. И кажется, в той комнате была еще Аня, но он упорно не замечал дочь. Он видел только спину Ирины, когда та уходила, и он знал, что ее душа для него больше никогда не откроется. И будет только эта спина и сгорбленные усталые плечи.

Евгений вспомнил ещё раз, как хотелось ему задержать Ирину, чтобы она не оставляла его. Худшее для него – причинить ей боль. Ира должна быть счастлива. И точка. Достаточно для нее страданий.

Однако Евгений никогда не задумывался о том, что он готов был дать ей, чтобы Ира стала счастливой. Кроме тренировок и нечастых разговоров по душам, кроме поддержки. Мог ли он дать ей что-то еще? Мог ли пожертвовать чем-то?

– Конечно мог бы… – сказал он вслух. Это я был неправильным. Я просто дурак.

Вот только возможно ли что-то исправить теперь?

“Откроет ли Ирина мне свое сердце или пошлет куда надо со всей моей стариковой любовью? Я должен был раньше. Должен был раньше переступить через собственные предрассудки. Захочет ли она меня прощать?”

Евгений вошел в Анину спальню. Он вытащил из-под кровати большую картонную коробку. Для других она была набита старым хламом, а для Евгения – полна сокровищ. Здесь было два толстых альбома с фотографиями, еще черно-белыми, а также снятыми на пленку. Здесь даже был личный дневник Ани, который та вела в одиннадцать лет. Посмеиваясь, Евгений отложил дневник в сторону, не посмев взглянуть на девичьи секреты.

Он открыл альбом на самой первой странице и погрузился в прошлое. Это была самая легкая дорога, потому что каждая фотография открывала целые дни, которые следовали за ней. Память сама рисовала картины и оставалось только следовать за ней по петляющей дорожке событий.

А ещё он нашел очень любопытный снимок. Евгений прищурился, потому что на миг ему показалось, что зрение подвело его. Еще фотография с выпускного? Но что на ней делали они с Аней?

Евгений рассматривал незнакомый снимок так и сяк, но никак не мог понять, откуда он взялся. Они стояли у рояля. Вот только Евгений уже стоял посередине и обнимал за плечи двух девушек, одна из которых совершенно точно была его дочерью.

– О, святый Боже! Кажется, у меня маразм! – в ужасе воскликнул Евгений Александрович. – Этого просто не может быть!

Чуть позже, когда ему удалось немного успокоиться, он открыл Инстаграм Ирины, нашел фото четырехлетней давности и достал то странное фото из альбома, Евгений начал сравнивать их. Сравнивать детально и не спеша. И тогда он заметил разницу. У Иры того времени была совсем другая стрижка, и волосы были заметно короче.

Евгений хорошо помнил Иру в том возрасте. И он совершенно точно помнил, что Ира не носила таких коротких волос.

– Кто эта девушка на фото?

Присмотревшись еще, Евгений убедился, что это все-таки Ира, пусть с ней и произошли необъяснимые метаморфозы. Причем, они касались не только прически, но и выражения лица. Что-то другое было в глазах этой Иры. Что-то, сильно отличающее ее от той Иры, которую он помнил.

Опасаясь новых открытий, Евгений закрыл альбом.

О подумал, что надо обязательно рассказать об этом Ане, когда она вернется.

***

Семестр подходил к концу. Ира и Аня очень хотели полететь домой, чтобы скорее все рассказать Евгению Александровичу.

Последние несколько дней Ира надеялась провести в Стокгольме, побывать ещё в каких-нибудь музеях, сводить Аню в театр, но та решила попрощаться.

“Эта церквушка хорошо вписалась бы в какой-нибудь фильм ужасов”, – думает Ира, втягивая шею. Они снова стоят перед вывеской и держатся за руки. На всякий случай Ира говорит:

– Ты ведь знаешь, нам совсем не обязательно заходить туда. Можно попрощаться и снаружи…

Аня только качает головой, а внутренний голос Иры в который раз упрекает ее за трусость и малодушие. Тогда Ира делает глубокий вдох и заставляет себя посмотреть на церковь с другой стороны.

Ведь это не только то место, где они расстались в какой-то вероятности своей жизни. Это ещё и то место, где они давали друг другу особые клятвы, где они были по-настоящему счастливы. И лишь Бог был свидетелем и молчаливым союзником тайного соединения их душ.

Подумав так, Ира наконец-то ощущает в себе силы сделать первый шаг.

Когда они входят внутрь, Ира готовится к чему угодно. Она ждет очередного приступа тошноты, головокружения, почти готова к новым образам перед глазами.

Но ничего не происходит. Церковный зал пуст и тих. И только пылинки продолжают танцевать свой замысловатый танец в солнечном свете, встревоженные неожиданными посетителями.

– Давай подойдем к алтарю, – говорит Аня шепотом, и Ира беспрекословно следует за ней.

Несколько минут обе смотрят, как дрожат лепестки пламени свечей. Потом Ира осмеливается поднять взгляд на распятие.

“Ты, наверное, считаешь меня полной идиоткой, – общается она к Христу. – И Ты прав, я и есть идиотка. Мне далеко до Твоего просветления, всепрощения и безусловной любви. Я просто высокомерная самодовольная дура. И мне трудно поверить, что, несмотря на все это, Ты все равно любишь меня. Но если Ты действительно любишь меня, прости меня. Прости, пожалуйста. Я никогда не хотела причинить боль ни Ане, ни Евгению Александровичу. Ни в этой жизни, ни в какой бы то ни было другой. Мне просто хочется, чтобы Ты знал об этом. Я готова стать другой, готова стать лучше, готова быть кем угодно, лишь бы всё было по-другому”.

Ира снова поднимает голову к высокому потолку, похожему на небесный свод. Ей кажется, что эту молитву она уже когда-то произносила.

– Ань… – шепчет она, и шепот ее кажется слишком громким в этих стенах.

– Да? – девушка вопросительно смотрит на неё, и Ира знает, что если она не скажет этого сейчас, то не скажет уже никогда. И она говорит, и получается это неожиданно легко и даже бодро:

– Прости меня. Ты знаешь за что. Я хочу сказать, что не оставлю тебя. Что ты дорога мне, как никто другой. Поверишь ли ты мне снова?

Кивает.

– Снова и снова. Я верю тебе, Ирин.

Ира обнимает ее и тихонько смеется:

– Это очень опрометчиво с твоей стороны, Аниу. Зная меня – верить.

– Но я же ненормальная, в любой вероятности, – и она утыкается носом в шарф Иры. Ей очень хорошо. Стоять так. – Скажи, Ир… Теперь ведь все будет хорошо?

– Да. Теперь будет. Ведь мы встретились в той жизни, где это возможно.

– И может быть, когда-нибудь мы встретимся снова, и тогда всё будет иначе.

– Когда?!

– Не знаю.

Разноцветное сияние из витражных стекол лилось на них, окружая, обнимая. Прощая.

Аня жалеет, что Бог не наделил ее поэтическим даром, потому что тогда она смогла бы написать оду Стокгольму. Но ей кажется, что даже этого было бы недостаточно, чтобы выразить всю свою любовь. Вот только, если бы она писала оду городу, ей следовало бы писать еще одну. Ире.

“Без нее Стокгольм не был бы так прекрасен. Именно присутствие Иры наделяет город магией…”.

Аня смотрит в иллюминатор и улыбается чему-то своему.

– Везет тебе, Ира. Ты можешь играть на фортепиано, можешь выразить свои чувства к Стокгольму в какой-нибудь симфонии.

Ира смотрит на Аню, и глаза ее блестят.

– Лучше я буду выражать свои чувства к тебе. Стокгольм – лишь город. Магией его наделяют люди, это они создают атмосферу.

Аня в смущении опускает глаза. Мысль о том, что Ира может выражать в своих произведениях чувства к ней, кажется обжигающей.

Какое-то время они сидят, наблюдая за плывущими внизу облаками. А потом Аня говорит:

– Всё-таки я буду очень скучать по этому городу.

– Мы сюда вернемся. Нам еще доучиваться.

– Надеюсь, не чтобы расстаться в Немецкой церкви!

– Конечно, нет! Может быть… – Ира запинается, обдает Аню своим хитрющим взглядом. – Может, наоборот для того, чтобы пожениться… – последнее – почти шепотом, словно надеясь, что Аня его не расслышит.

– Ты это серьезно, Ира?

Та отворачивается

– Не обращай внимания. Просто вдруг подумала, что в этой вероятности мы еще никакими узами связаны не были…

– Это было бы чудесно.

– Что?! – брови Иры взлетают вверх.

– Я сказала, что это чудесная мысль, – улыбается Аня. – Я была бы не против.

Глаза Иры сияют, словно Аня пообещала ей вечную любовь, ни больше, ни меньше.

– У нас ведь все еще впереди, правда? – Аня наклоняется и шепчет на ухо.

– Да, все впереди.

И Ира действительно верит в это. Она смотрит на проплывающее небо, на крошечные дома внизу. И это первый полет, когда Ира не думала о своих родителях.

3 часть. «Дом – это там, где вас поймут.»

Ире казалось, что она полностью готова к разговору со своим учителем. В те последние дни в Стокгольме, а потом в самолете Ира успела проиграть в голове все сценарии этого разговора, приготовила все реплики, которые могут ей понадобиться. Она почти успокоила себя.

Но всё рухнуло, как только они сошли с самолета и встретились с Евгением Александровичем. Ира смотрела на него, уже немолодого, задавленного заботами, с опущенными плечами, но такого счастливого при виде дочки. Она смотрела, как бежит ему навстречу Аня, как она смеется и плачет, а он обнимает ее и гладит по голове.

“Аня – самое дорогое, что у него есть. Я никогда не значила для него столь же много. И никогда не буду. Пора бы уже смириться с этим, старая глупая Ира. Разве могу я причинить ему такую боль, нанести такой удар? Если я потеряю его расположение, его уважение, как мне дальше жить?”.

Эти немые вопросы парализовали Иру. Она казалась себе тряпичной куклой. Такой же глупой, пустой, беспомощной.

И когда Евгений Александрович радостно воскликнул: “Привет, Ира!”, она смогла выдавить только дрожащее: “Здравствуйте”. И даже улыбнуться у нее толком не получилось. Она осознала в тот момент страшную истину.

“Я не смогу сказать ему. Не смогу выдержать с ним даже минуты в одной комнате после того, как ему станет все известно. Я просто сразу упаду и умру. Не очень-то героическая смерть, а, Ир?”.

До этого они с Аней договорились, что не станут обрушивать на отца эту новость сразу после приезда и подождут следующего дня. И вот этот день наступил.

Ира сидит в старой квартире своих родителей. Она только что поговорила по телефону с Сережей и пообещала ему, что придет завтра в гости. Она отважилась на этот опрометчивый поступок по одной лишь причине: