Текст книги "Небо на троих (СИ)"
Автор книги: Диана Хант
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
32.2
Скажу, что опаздываю. Я ведь в самом деле опаздываю! Шерд! Мы все опаздываем, если уж быть точной. Но тогда и вправду придётся заявиться в таком виде на пару к дэзсе Рупель, в то время как я хотела переждать, когда Адингтон уедет, чтоб в общежитие сгонять по-быстрому. Трусы, шерд, надеть! А-а-а-а! А сейчас я пока не успела подготовиться к казни морально… Что же делать-то?! Я чуть не застонала в голос.
Спасла меня Нона.
Как всегда, серьёзная и собранная, пухленькая, как свежая булочка, соседка по общежитию «скатилась» по лестнице, сердито цокая каблучками и, на ходу поправляя очки с круглыми стёклами, приблизилась к нам с серьёзным видом.
– Так и знала, что ты опоздаешь! – пробурчала она и обвела недовольным взглядом остальных. Глаза Ноны за линзами очков кажутся неправдоподобно большими. – А вы что рты раскрыли? Для кого звонок был?
Нона гневно сверкнула стёклышками на правах старосты, обозвала кицунэ и Кристиана позорищем, после чего, опять же, на правах старосты, потянула меня за собой.
– А вы куда? – не сдавался Кристиан.
– Совсем сдурел? – оглянувшись, Нона нахмурила густые чёрные брови и постучала пальцем с аккуратно подпиленным под самый корень ногтем по виску. – Куда ей ещё идти в таком виде? Переодеваться, естественно! Или пойдёшь за нами в женскую уборную?!
Последний аргумент на Кристиана подействовал.
– Скажи дэзсе Рупель, что нас на кафедре задержали! – крикнула ему в спину Нона, вспомнив о своих должностных полномочиях.
Нонины слова проверять никому в голову не придёт, даже дэзсе Рупель, это факт. Вот только так просто соседка по общежитию словами не разбрасывается… Кажется, мне сейчас предстоит выволочка и головомойка, и всё же лучше от Ноны, чем от магички-декана.
Что ж. Переодеваться мне, конечно, не во что, разве что в физкультурную форму – я ещё до каникул забросила выстиранный комплект в свой шкафик. Но хотя бы крем нанесу на лицо и руки!
– Ты меня спасла! – бормотала я, цокая каблучками вслед за Ноной. – Правда, переодеться мне не во что, но…
– Крем с собой? – хмуро поинтересовалась подруга, не глядя на меня, что значит, злится. Очень злится. До шердиков.
– Ага.
– Ага! – передразнила меня Нона, заталкивая в уборную.
По случаю начала занятий мы были здесь одни.
Пыхтя, Нона распахнула дверцу в ближайшую кабинку, и, шердыхаясь, забралась с ногами на унитаз. Вытянувшись струной, наша староста принялась шарить ладонью по верху сливного бочка. Я уставилась на сие странное действо во все глаза.
– Тебе помочь?
– Без сопливых обойдусь, – буркнула Нона, продолжая сердито сопеть и шарить ладонью. Да что она там ищет-то?
– Это когда это я была сопливой? – ничуть не обиделась я.
Это Нона ещё мягко со мной. Я же сказала вчера, что буду поздно, а потом вообще не пришла. Зная Нонину гипертрофированную тягу к ответственности и справедливости, удивительно ещё, что здесь всё не кишит жандармами, не ведутся вовсю поиски пропавшей студентки!
От обращения в жандармерию меня уберегло только то, что Нона знает, насколько нежелательно мне «светиться» перед властями.
– А кто соплями всю подушку уделал, когда вернулся из отчего дома с меткой драгха на шее? – сердито пыхтя, пробурчала Нона. У меня рука с серой массой на подушечках пальцев так и зависла в воздухе. И челюсть банально отвисла. – Прежде, чем начать бегать, как в задницу ужаленная… Не надо только мне ля-ля, не со слепой живёшь!
Наконец, Нона нащупала что-то, и, стянув с бочка сверток, спрыгнула на пол.
– Вот! – буркнула она, покидая распахнутую кабинку и швыряя свёрток на умывальник передо мной. – Переодевайся давай!
Торопливо размазав по лицу крем, который тут же принялся стягивать кожу, дрожащими руками я выудила из свёртка чёрную форменную юбку и захлопала ресницами, надеясь унять таким образом резь в глазах.
– Ноночка, – прошептала я. – Но как ты…
– А то я слепая, – пробурчала подруга и деликатно отвернулась, что позволило мне в считанные секунды в первую очередь натянуть злополучные трусики. – Вернулась сама не своя, шею прячешь, рыдаешь ночью в подушку, носишься где-то… Папенька-барон за драгха просватали?
– Ага, – ответила я, застёгивая пуговицы на блузке.
Нона обернулась и сразу уставилась на мою шею.
– Сняла, значит… Поздравляю.
Не попав рукой в рукав пиджака, я сграбастала подругу в охапку.
– Прости! Прости… пожалуйста! Очень волновалась, когда я не пришла, да?
Нона обняла меня в ответ и фыркнула.
– Все молитвы вспомнила, которые знала. Дурёха ты, – она шмыгнула носом, а у меня в горле встал ком. Чем-чем, а религиозностью наша староста никогда не отличалась. Интересно даже, кому она молилась?
– Спасибо, что не заявила о пропаже, – пробормотала я.
– А то я не поняла, что ты метку не в храм снимать побежала! – фыркнула подруга, отстраняясь. Сняла запотевшие очки и принялась оттирать стёкла.
– Ты… меня осуждаешь?
– Совсем сдурела! – возмутилась Нона. – Главное, метку сняла, остальное детали.
Всё-таки о такой подруге, как Нона можно только мечтать.
– Иногда мне кажется, я тебя недостойна.
– Только иногда? – впервые за всё время улыбнулась Нона. – Пойдём, баронесса. Потом всё расскажешь.
Глава 33
Ингури
По пути мы сделали крюк, где я убрала платье в шкафчик. Я балансировала на каблуках-ходулях и старалась не растянуться в полный рост, еле поспевая за кругленькой старостой. Сменную обувь Нона не взяла, видимо, чтобы не привлекать внимания, и так ума не приложу, как она умудрилась форму на бочок забросить. Судя по тому, как форма оказалась измята, вышло у подруги не с первого раза.
Больше вопросов Нона не задавала, только торопила, – что-что, а опаздывать подруга ненавидит.
Я же думала, вот что ей сказать, если спросит, а точнее, когда спросит, – в заключённом с драгхами договоре чётко прописан пункт о неразглашении.
Впрочем, как только Нона увидит «золотого и платинового», это вообще вопрос времени, она сделает правильные (и отнюдь неутешительные для меня и моей репутации) выводы. Складывать два и два староста умеет. И тогда посмотрим, как далеко заходят для неё границы допустимого… Одно дело знать, что твоя соседка разок расплатилась с кем-то натурой за необходимую до крайности услугу и совсем другое, когда она… на целый год…
А если Нона решит, что за метку я уже рассчиталась, а теперь сама, по своей воле… Стыд какой!
Мы, фениксы, вообще с людьми осторожничаем. Но судить всех по той же Юлиане просто глупо. И Нонину дружбу терять совсем не хочется.
Особенно после сегодняшнего. Когда она доказала, что настоящая подруга. Я ведь не просила её ни о чём, даже не намекала, что угодила в беду…
Как же всё сложно становится, когда в твою жизнь входят драгхи!
Мама не зря Тель-Флёр выбрала.
Провинцию драгхи предпочитают не замечать. Если б не Юлианины «хлопоты», МакОртаз обо мне и не узнал бы.
Шерд! Шерд! Шер-рд!!
…Дэзса Рупель за опоздание нас не отчитала. Кивнула в ответ на извинения Ноны. Своё недовольство показала лишь поджатыми губами и еле заметным покачиванием головы.
Открыв конспект – Нона, вовек с тобой не расплачусь! – я принялась записывать за преподшей лекцию. Мистрис Рупель ведёт у нас теорию и практику телекинеза. В данном случае – теорию. То ещё скучилище.
Но сегодня это и на руку. С одной стороны, вроде как при деле, а с другой ничто не мешает предаваться самоедству и размышлениям, во что превратилась моя жизнь.
Но желание предаться саможалению пришлось, увы, отложить в долгий ящик.
На повестке дня по-прежнему несостоявшийся жених. МакОртаз.
Адингтоны в курсе, что герцог собирался воспользоваться меткой на мой день рождения. Хотя почему собирался? Совершеннолетие у меня завтра, соответственно, герцог и сейчас собирается. Мылится даже, старый йур.
Вопрос: что он предпримет, когда обнаружит завтра, что выдернуть меня отсюда порталом не получается?
Ответ: обратится к отцу, естественно, который, с лёгкой руки Юлианы подтвердит, что заключённое соглашение в силе и я вроде как перехожу «под опеку» (слово-то какое!) жениха…
На миг сердце сжалось: а вдруг отец передумал? Вдруг всё же… пожалел меня?
Ни в чём не повинное перо хрустнуло в руках.
Дэзса Рупель неодобрительно покачала головой, и, не прерывая лекции, положила на стол передо мной другое. Повергнув меня в ступор своим благим порывом. С чего бы магичке со мной миндальничать?
Кивнув в знак благодарности, любезно предложенное мне перо я нашла на ощупь.
Внезапная доброта дэзсы меня, можно сказать, добила.
Перед глазами стояла пелена.
Так захотелось вдруг поверить в хорошее!
Ну если даже дэзсе Рупель, совершенно посторонней мне женщине не чуждо сострадание и великодушие, что, если и отец и правда передумал, нашёл в себе силы и благородства отказать МакОртазу?!
При этой мысли сердце сжалось… А что, если не просто так?
Всё же что, если отец и правда передумал?!
И тогда я, что называется, «за здрасьте» добровольно приобрела статус игрушки высших драгхов?
Ничего, переживу.
33.2
Даже если вдруг случилось чудо, и отец отказал МакОртазу, навязчивая идея породниться с высшей аристократией так просто кудрявую голову Юлианы не покинет. А значит, в покое меня, так или иначе, не оставят…
А теперь – на этот год – никто, кроме Протектората и Его Императорского Величества не в силах нивелировать договор, заключённый с высшими драгхами, которые являются единоличными моими хозяевами.
А спустя год у меня в кармане будет свободное гражданство империи, и… прости-прощай, Сентрэйва! И Тель-Флёр тоже прощай…
Здравствуй, Солнечная Долина, острова… Здравствуй, небо!
Небо…
Небо, это, конечно, хорошо… С МакОртазом-то что делать, если он (вдруг) приедет требовать свою собственность у ректора? Хотя сам он вряд ли приедет, лакеев своих пришлёт…
Или даже, что более вероятно, «папенька с маменькой» навестить заблудшую дочь прибудут. Причём заблудшую в буквальном смысле… Тому даже документальное подтверждение есть. Юридическое и магическое – кому что больше нравится.
Тут, кстати, храм рядом… Когда отец решит меня из рода изгнать, далеко идти не придётся…
Из размышлений меня выдернули сразу три записки, написанные разными почерками.
«У тебя правда роман с Адингтоном? Какой он?» – это Ки-Тян.
Лисы так и сверкают на меня глазами со своих мест. Когда дэзса Рупель, понятно, не видит.
Роман, ага…
Знали бы вы правду… Впрочем, кицунэ не осудили бы. Они, конечно, не дикари, просто понятия о чести у лис… специфические.
«Так, а что за крем? Жаль, что эффект так быстро прошёл. Или это ты умылась? И почему не отвечаешь насчёт Адингтона?!» – это явно Ю-Мио. Вон, глаза щурит и носом дёргает…
«Ты такая красивая, Ингури. Даже в этой скучной форме и под дрянью, что опять намазала на моську. Сходим куда-нибудь после занятий? К.»
Я чуть не зарычала с досады. Ну вот за что мне всё это, а?
Ещё и Кристиан некстати вспомнил, что помимо зрелых респектабельных драгхар в мире есть и другие женщины. Одногруппницы, например… Шрявь!
Нет, во внезапный интерес нашего ловеласа ко мне я не поверила.
Скорее, Кристиан чувствует себя уязвлённым, что я три года успешно хранила свой секрет, а он ни сном, ни духом. О том, что одногруппник может при желании подкинуть мне проблем до кучи (а то я что-то расслабилась)… думать не хотелось.
Вот только что будет с тем же Кристианом, если нас увидят вместе мои… шрявь! Йур! Шерд! Нынешние хозяева?!
Сдаётся мне, ничего хорошего…
Но Кристиан ещё ладно. Что тогда будет со мной?!
Одногруппника, конечно, жалко, но себя жальче.
Фантазия у Адингтонов богатая. И это я ещё толком с «золотым наследником» не познакомилась…
Шерд! А с МакОртазом-то всё-таки что делать?!
С удивлением я была вынуждена констатировать, что мысли о грядущей от герцога угрозе, вкупе с предстоящим позором и неприятностями вялые какие-то, словно сонные.
Зато мысли о братьях Адингтонах так и пышут жизнью и влекут за собой другие… О тех двух драконах, что я видела в прошлом. И о принцессе Фирузи.
Что произошло там, дальше?
Что привело наши народы к войне?
Может, Милодар развязал войну, чтобы вернуть невесту?
А может, Фирузи не выдержала, разорвала договор?
Узнаю ли я когда-нибудь?
И почему вообще увидела их троих?
Кто бы мне сказал, что скоро я получу ответы на свои вопросы.
Не все, но… правда окажется настолько невероятна, что мне на какое-то время хватит.
И произойдёт это не без участия Арнэя Адингтона.
Высшего драгха и моего хозяина.
Который ждал меня в коридоре, напротив выхода из аудитории.
Глава 34 Поцелуй феникса
Арнэй
Арнэй сам не вполне понимал, что он делает в стенах корпуса «попрыгунчиков».
«Я просто хочу посмотреть на неё, – упрямо повторял он себе и, ничтоже сумняшеся, прибегал к совсем уж откровенной лжи: – посмотрю и уйду».
Всё то время, что Арнэй бесцельно бродил по улицам ночной столицы его не отпускала мысль – а что, если этого всего не было? Если феникс ему приснился? Или не феникс… Договор… Она в самом деле принадлежит им?! Ему?.. В самом деле… его… рабыня?..
Дважды светловолосого драгха ошибочно приняли за лёгкую добычу. Первый раз – торчок-альв, свихнувшийся без дозы и рискнувший наброситься на высшего с отравленным ножом. Только сломав тому шею – легко, словно играючи, Арнэй заметил острые уши (одно было сломано, причём недавно) и потемневшие глаза-блюдца. Убитый альв был совсем молоденьким, почти ребёнком. Арнэй испытал досаду от того, что пришлось прихлопнуть это недоразумение. Правда, когда пригляделся истинным зрением к зажатому в хлипкой вывернутой ручонке ножу и обнаружил, помимо яда виринии, который драгху не поврндит, ещё и чёрные, запрещённые руны, брезгливо плюнул на тело, пробормотав: «шерду – шердова смерть»…
Оглядевшись, он понял, что каким-то образом забрёл в Даймонтаун – самый скользкий и неблагополучный район Сентрэйвы. Даже подивился, что напали всего лишь раз. И словно сглазил.
Второй раз напала целая шайка. Шакалы, перевёртыши. Эти не торопились под горячую руку высшего, к тому же у них был собственный маг, судя по силе заклинаний – боевик-самоучка. А может, и недоучка, судя по недавно пробившимся усикам и строптивому ежику на голове – такие причёски были модными у адептов-боевиков год назад… Везёт ему сегодня на детей…
Вытирая испачканные в шакальей крови руки о самих же шакалов, которые воспрепятствовать сему действу по понятным причинам никак могли, Арнэй пригляделся к шести растерзанным телам истинным зрением и нахмурился. Он чувствовал магию драгхов. Не высших, как он сам, нет. Виверн. Но это в любом случае было тревожным открытием. Если эту шелупонь натравили виверны, они не могли не увидеть, что науськивают свою ручную падаль на высшего. Хреново. В другой раз Арнэй сообщил бы в специальный отдел жандармерии сразу же, вот только этой ночью кровь в буквальном смысле отлила от головы и прилила… понятно куда.
Перед мысленным (да и не только мысленным) взором стояло лишь нежное смуглое лицо, хрупкий и фигуристый силуэт одной умопомрачительной дикарки…
…Она выскочила из распахнутых дверей и застыла прямо на пороге. Остальные, спеша покинуть аудиторию, разделялись на два потока по сторонам от неё. Их лица сливались, были мутными, расплывчатыми.
Арнэй чувствовал на себе их взгляды, настороженные, ошарашенные, откровенно шокированные… Кажется, одна лиса даже споткнулась и растянулась прямо в коридоре. В другой ситуации Арнэя это даже позабавило бы, он всегда знал, что производит на женщин самое неизгладимое впечатление, но прежде они не падали к его ногам. В буквальном смысле.
Но сейчас… сейчас он едва ли заметил рыжую. Даже не поморщился от едкого запаха мускуса, которого не переносил.
Вниманием Арнэя Адингтона всецело владела она.
34.2
Дневной свет разрушил магию феникса. Развеял гипноз.
Её кожа больше не светилась, как ночью. И лицо не было таким отстранённым и безмятежным, как у древнего идола. Иссиня-чёрные волосы были заплетены в небрежную, словно наспех заплетённую косу, у форменного пиджака примят ворот…
В этой бледной испуганной девочке, застывшей в дверях с закушенной губой, не было ничего от той ночной красавицы со светящейся в темноте кожей, что терзалась от таинственной силы, переполняющей её, выгибающейся дугой, словно древко лука. С обжигающей, подобной жидкому пламени, кожей. Они с братом в четыре руки с трудом укладывали её в постель! Та – она – казалась непостижимой, даже мистической…
И в противовес всему – логике, здравому смыслу, даже чувству собственного достоинства Арнэй ощутил, что несмотря на эту разительную перемену, при одном лишь взгляде на стоящую в светлом проёме двери девочку сердце в его груди замерло, застыло, а затем кто-то невидимый со всей силы нанёс удар под дых, и одновременно с этим грудь пронзила резкая, острая боль.
Мир вокруг потемнел и поплыл, границы смазались, формы просочились одна в другую, превращая пространство вокруг в клубящийся хаос.
Чётким, неизменным оставалось лишь её лицо.
Бледное и серое какое-то.
Сердце, очнувшись, застрочило, как бешенное!
Арнэй вдруг понял, что эта бледная девочка в измятой форме для него дороже всех на свете, что важнее её, здесь и сейчас просто ничего и никого быть не может!
Шрявь болотная!
Какого шерда?!
Даур прав. Воздействие продолжается!
Магия местных дикарей бьёт драгхов в самые уязвимые места!
Ночью – вызывает похоть, днём – наносит удар по чувствам?!
Разит ведь в самое сердце, гадина!
Наверное, самым разумным было бы сейчас уйти, связаться с братом, признаться себе, наконец, что ему нужна помощь!
Это же… наваждение. Помешательство, в буквальном смысле! И хуже всего не то, что он не может этому противостоять… Он не хочет этому противостоять. Совершенно.
Шерд!!!
Она всё же сдвинулась с места. Пошла по направлению к нему. Каждая секунда по мере её приближения казалась Арнэю вечностью.
Опять она смотрит прямо и открыто. Прямо в глаза…
Подойдя, птаха застыла в замешательстве. Наверное, не знала, может ли первой начинать разговор. А быть может, ей просто нечего былосказать.
– Мистер Адингтон, надо полагать? – донеслось откуда-то сбоку, словно сквозь толщу горной породы.
Сделав над собой усилие, Арнэй покосился на худую, как жердь, человечку с жидкими волосами, убранными в высокий пучок и папкой, прижатой к иссохшей груди.
– Я могу вам чем-нибудь помочь?
Арнэй хотел уже вежливо послать дэзсу, дабы не совала свой разлюбезный нос не в своё шрявье дело, но потом увидел блеснувший у той на пальце с аккуратно подпиленным ногтем ключ.
Дальше всё произошло как-то само собой.
Если б Арнэя спросили в тот момент, какого шерда, он, ничуть не сомневаясь, ответил бы: это не я, оно само. И был бы прав!
Ключ каким-то непостижимым способом перекочевал с пальца дэзсы в его ладонь. Феникс не то выдохнул, не то всхлипнул.
Сердце снова кольнуло, прошивая насквозь. В ставших тесными штанах тут же отозвалась пульсирующая боль.
– Не мешать нам, – процедил Арнэй, не глядя на магичку, не сомневаясь, что она выполнит его приказ.
Птаха вытаращила на него глаза и даже рот открыла. Как будто не поверила своим ушам. До того ли было Арнэю! Тем более, чем занять её рот, ему более, чем понятно. Втолкнув феникса в опустевшую аудиторию, драгх запер за собой дверь.
Глава 35
Арнэй
Арнэй Адингтон ожидал от рабыни чего угодно – слёз, просьб, чуть ли не того, что она попытается забиться под парту, чтобы распалить в нём охотничий инстинкт, а то и примется соблазнять его в открытую, как тогда, в холле корпуса межмировиков… Тогда она облизывала свои губы, и при этом такая… вся из себя… двигалась, шерд!.. а дальше… дальше всё, как в тумане! И когда драгх пришёл в себя, обнаружил, что держит в кулаке её волосы, а гибкое юное тело прижимает к себе так тесно, что даже ему дышать было трудно.
Известно же, что фениксы коварны!
Но до этого момента Арнэй Адингтон даже не подозревал, насколько…
Потому что того, что птаха, вместо того, чтобы соблазнять, вдруг набросилась на него чуть ли не с кулаками, взъерошенная, нахохленная, словно драчливый воробей, высший аристократ ну никак не ожидал!
– Ты в своём уме?! Что ты себе позволяешь? Мне ещё учиться здесь! – восклицала она, отчаянно жестикулируя и повергая в транс стремительным танцем своих смуглых, с розовыми ладонями, рук, полётом длинных, изящных пальцев… Захотелось завести их ей за голову и связать запястья. – У нас вообще-то пункт о неразглашении! – в голосе птахи звенела сталь и кипели злые слёзы. – Что теперь обо мне подумают?! Дэзса Рупель…
Она не договорила, осеклась, запнулась, когда он шагнул к ней и ожидаемо отступила. Маленькая, серьёзная… хрупкая и фигуристая одновременно…
И снова начала обличать его! Только на этот раз слух драгха жестоко над ним пошутил – вроде и слышал он по-прежнему, хорошо, грех жаловаться, и слова, в основном ругательства, опять же, почти все знакомые были, а вот общий смысл улетучивался… ускользал… не поймаешь.
Её пышная грудь тяжело вздымалась под примятым форменным пиджаком. И эта его примятость добавляла облику разгневанного феникса какую-то трогательную нежность…
Как же трудно отвести взгляд от её груди… Арнэй помнит, какая она упругая, бархатистая наощупь… Полная, переполняющая ладонь… с аккуратными тёмными сосками… Твёрдыми. Бархатистыми. Сладкими…
Драгх помотал головой, отгоняя морок.
Он же разорвёт сейчас на ней форму и трахнет прямо стоя, у стены!
Нет! Нельзя! Нельзя…
А… почему, собственно, нельзя?!
В голове клубится туман, в штанах распирает, пульсирует… больно…
С трудом сфокусировавшись на её лице, драгх отметил мимоходом, что всё это время птаха и не переставала говорить… что-то гневно щебетать и сердито кусать губы.
Сердце опять кольнуло, грудь сдавило знакомым предчувствием, словно сейчас… вот прямо сейчас что-то произойдёт… Что-то важное. Настолько важное, что важнее этого ничего в мире нет и быть не может! Да что там в мире! В тысяче миров…
Такое уже было с ним… Несколько раз… Но ничего не происходило…
– …Избалованные засранцы! Индюки напыщенные! Лоси долбоящерные! Дубины!! – донеслось до него сквозь чарующую музыку голоса феникса.
Медленно, словно двигается под водой, Арнэй снова шагнул вперёд и когда ощутил у своей груди гулкое биение её сердца, понял, что прижимает феникса к стене. Теперь отступать ей некуда.
По-прежнему медленно, словно время внезапно смешалось с пространством, превратилось в единую клейкую массу, в застывающую смолу, где нет воздуха, но эта невозможность сделать вдох почему-то не волнует, Арнэй Адингтон сжал смуглые хрупкие запястья пальцами, поднимая руки пташки ей над головой.
