Текст книги "Путешественница. Книга 2. В плену стихий"
Автор книги: Диана Гэблдон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Он криво улыбнулся.
– Милорд не из самых неприметных людей, миледи.
– Что верно – то верно, – сказала я, под стать его тону. – Но теперь все они знают настоящее имя Джейми: капитан Рейнс называет его Фрэзер.
– Да, – сказал Фергюс с едва заметной мрачной улыбкой. – Вот почему мы должны выяснить, есть ли среди нас предатель, и если да, то кто он.
Я как-то по-новому взглянула на француза, и мне вдруг пришло в голову, что Фергюс теперь взрослый человек – и опасный. Я знала его как живого мальчика лет десяти, с беличьими зубами, и для меня в нем всегда останется что-то от того мальчика. Однако с тех пор, как он был парижским уличным мальчуганом, прошло немало лет.
Большую часть этого разговора Марсали смотрела на море, предпочитая не вступать в разговор. Но слушала она, судя по всему, внимательно, и от меня не укрылось, что по ее худеньким плечам пробежала дрожь, то ли от холода, то ли от дурных предчувствий. Скорее всего, решив бежать с Фергюсом, она не задумывалась о том, что на корабле может оказаться потенциальный убийца.
Я посоветовала Фергюсу отвести Марсали вниз и, предупреждая возможное недовольство девушки, сообщила, что меня в каюте некоторое время не будет.
– А куда вы собрались, миледи? – спросил Фергюс с легким подозрением. – Милорд не захочет, чтобы вы…
– Я не к нему, – заверила я его. – Хочу наведаться на камбуз.
– Камбуз?
Его тонкие черные брови взметнулись.
– Посмотрю, что может предложить мне от морской болезни Алоизий О'Шонесси Мерфи, – сказала я. – Если мы не поставим Джейми на ноги, он не сумеет позаботиться о том, чтобы ему не перерезали горло.
Мерфи, ублаженный унцией сушеной апельсиновой корки и бутылочкой лучшего красного вина из запасов Джареда, не просто был готов посодействовать, но воспринял проблему сохранения еды в желудке Джейми как своего рода профессиональный вызов. Он снова и снова пересматривал содержимое своей полки с пряностями и буфетной, но все без толку.
От штормов нас Бог пока миловал, но зимние ветры гнали перед собой тяжелые волны, и временами «Артемида» вздымалась на десять футов, а потом ныряла вниз с этой высоты. Признаться, при виде того, как поднимается и опадает линия горизонта, меня и саму замутило, и я поспешила отвернуться.
Джейми пока не выказывал никаких признаков того, что оправдает предсказания Джареда и, привыкнув к качке, встанет на ноги: он оставался прикованным к койке, с лицом цвета едкой горчицы и неизменным тазиком рядом. Мистер Уиллоби и Фергюс, сменяя друг друга, охраняли его днем и ночью.
По счастью, никто из шести контрабандистов не предпринимал никаких действий, которые можно было бы счесть угрожающими. Все выражали сочувствие и озабоченность по поводу состояния Джейми, и – как следовало из тщательного наблюдения – все приходили проведать его, но ничего подозрительного при этом замечено не было.
Я целые дни проводила в исследовании судна, оказывая мелкую, но срочную медицинскую помощь, надобность в которой постоянно возникает в плавании: у кого-то ушиб, у кого-то порез, то десны кровоточат, то зуб заболит. Я размельчала и смешивала свои травы, составляя снадобья, в уголке камбуза, любезно предоставленном в мое распоряжение мистером Мерфи.
Когда я вставала, Марсали в каюте уже не было, когда возвращалась – она уже спала. А когда нам приходилось встречаться за столом, девушка молчала, не скрывая враждебности. В моем понимании эта враждебность отчасти объяснялась естественной обидой за свою мать, отчасти же тем, что ей приходилось делить каюту – и ночи! – со мной, а не с Фергюсом.
В этом смысле если она и оставалась нетронутой – а ее угрюмый вид наводил на мысль, что дело обстоит именно так, – то это имело место исключительно в силу уважения Фергюса к запрету Джейми. Как бы ни старался мой муж выступать охранителем добродетели своей падчерицы, не будь на то доброй воли француза, помешать чему-то в данный момент Джейми был решительно не способен.
– Что, и этот бульон тоже?! – Широкое красное лицо кока грозно нахмурилось. – Бульон, глотком которого я поднимал людей со смертного одра!
Он взял жестяную кружку у Фергюса, принюхался и сунул мне под нос.
– Вот, понюхайте это, миссис! Мозговая косточка, чеснок, тмин и кусочек свиного сала для аромата, все тщательно процеживается через марлю, потому что люди со слабым желудком не выносят крупных кусков – но вы их там и не найдете, даже не пытайтесь!
Бульон был на самом деле прозрачным, золотисто-коричневым, с таким аппетитным запахом, что у меня слюнки потекли, хотя я превосходно позавтракала менее часа назад. У капитана Рейнса был деликатный желудок, и, как следствие, потребовались некоторые усилия, чтобы найти подходящего кока и снабдить камбуз соответствующей провизией для офицерского стола.
Мерфи с его деревянной ногой и объемами, схожими с ромовой бочкой, что придавало его облику вид свирепого пирата, пользовался в Гавре репутацией лучшего морского кока. Он сам рассказал мне об этом, причем без малейшего хвастовства. При такой репутации он рассматривал любые проявления морской болезни как вызов его мастерству, и тот факт, что Джейми после четырех дней все еще оставался в прострации, был для него личным оскорблением.
– Я уверена, что это замечательный бульон, – сказала я коку. – Просто Джейми вообще ничего не может удержать в себе.
Мерфи недоверчиво хмыкнул, но повернулся и осторожно вылил остатки бульона в один из многочисленных котелков, которые день и ночь испускали пар на плите камбуза.
Хмурясь, он запустил пальцы в свои редкие седые волосы, открыл шкафчик и тут же закрыл его, наклонился и начал шарить в сундуке, бормоча себе под нос:
– Может, немного сухарей, вот что нужно. Может быть, капельку уксуса, скажем, кислый маринад…
Я зачарованно смотрела, как здоровенные, с толстыми, будто сосиски, пальцами ручищи проворно мелькали среди припасов, мигом находя нужное и быстро укладывая его на поднос.
– Пожалуйста, попробуйте это, – сказал он, вручив поднос мне. – Маринованные корнишоны: в его состоянии полезно сначала их пососать, не откусывая. Потом заесть кислый вкус маленьким кусочком сухарика. Но ни в коем случае не запивать водой! После этого кусочек корнишона можно и откусить, разжевать, чтобы потекла слюна, и опять кусочек простого сухаря, и так чередовать. Если это усвоится, можно будет добавить свежей горчицы – как раз приготовлена для капитанского ужина. Ну а уж дальше, если дело пойдет на лад…
Выходя из камбуза, я слышала бормотание мистера Мерфи, перечислявшего имеющиеся в наличии целебные продукты.
– …Гренки, вымочить в только что надоенном козьем молоке… сливки как следует взбить с виски и хорошим яйцом… – доносилось до меня, пока я шла по узкому коридору с нагруженным подносом.
Мистер Уиллоби, как обычно, сидел на корточках перед дверью в каюту Джейми, словно маленькая голубая комнатная собачка.
Увы, стоило мне войти внутрь, как стало ясно, что кулинарные ухищрения Мерфи и на сей раз пропали втуне. Как это водится у недужных страдальцев, Джейми умудрился подладить под себя окружающую обстановку. Крохотная каюта была сырой, промозглой и запущенной, смятая койка забросана пропотевшими одеялами и нестираной одеждой, да к тому же занавешена какими-то тряпками, так что к больному не попадало ни света, ни воздуха.
– Проснись и пой, – бодро сказала я, поставила поднос и отдернула самодельную занавеску, которая оказалась одной из рубашек Фергюса.
Тот скудный свет, что проникал сюда, поступал через большую призму, вделанную в палубу над головой. Он падал на койку, освещая мертвенно-бледную физиономию с весьма зловещим выражением.
Глаз приоткрылся на одну восьмую дюйма.
– Уходи, – с трудом произнес Джейми и снова его закрыл.
– Завтрак прибыл, – решительно сказала я. Глаз открылся снова, голубой и холодный как лед.
– Не упоминай при мне слова «завтрак», – простонал Джейми.
– Тогда давай назовем его полдником, – покладисто согласилась я. – Уже достаточно поздно.
Придвинув табурет к койке, я села рядом с ним, взяла корнишон и поднесла к носу мученика.
– Ты только пососи, а?
Медленно открылся другой глаз. Джейми промолчал, но воззрился на меня столь красноречиво, что мне ничего не оставалось, кроме как поспешно убрать огурец. Веки медленно опустились.
Я обвела хмурым взглядом весь этот кавардак. Джейми лежал на спине, подтянув колени. Хотя встроенную койку не качало так, как матросские гамаки, но рассчитана она была на пассажиров обычного роста, каковой, исходя из ее размера, составлял никак не более пяти футов.
– Тебе тут неудобно, – сказала я.
– Ага.
– Хочешь, заменим ее гамаком? По крайней мере, ты сможешь вытянуться…
– Не хочу.
– Капитан говорит, что ему нужен от тебя список грузов.
Джейми в ответ высказал неприличное предложение насчет того, что может сделать с этим списком капитан Рейнс.
Я вздохнула и взяла его вялую руку. Она была холодной и влажной, пульс – учащенным.
– Что ж, – сказала я, помолчав. – Может быть, нам стоит попробовать что-нибудь из того, что я делала раньше с хирургическими пациентами. Вроде бы иногда помогало.
Он тихо застонал, но возражений не последовало.
У меня укоренилась привычка разговаривать с пациентами в течение нескольких минут перед тем, как их перевозили в операционную. Мое присутствие, похоже, успокаивало их, и я заметила, что, если удавалось отвлечь их внимание от операции, они лучше переносили ее: кровотечение было меньше, снижалась постанестетическая тошнота, сокращался восстановительный период. Поскольку данный эффект наблюдался достаточно часто, я решила, что это не игра воображения. Джейми не так уж не прав, уверяя Фергюса в том, что дух способен восторжествовать над плотью.
– Давай подумаем о чем-нибудь приятном, – сказала я, стараясь говорить как можно более тихим и успокаивающим голосом. – Вспомни Лаллиброх, склон холма над домом. Подумай о соснах, растущих там, – ты ощущаешь запах их иголок? Подумай о дымке, который поднимается из дымохода кухни в погожий денек, и о яблоке в своей руке. Представь, каково оно на ощупь, твердое и гладкое, а потом…
– Англичаночка…
Оба глаза Джейми были открыты и сосредоточенно устремлены на меня. На висках блестел пот.
– Да?
– Уйди.
– Что?
– Уйди, – повторил он очень мягко, – или я сверну тебе шею. Уйди сейчас же.
Я поднялась и вышла со всем возможным достоинством. Мистер Уиллоби стоял в коридоре, задумчиво глядя в каюту.
– Нет ли у тебя с собой тех каменных шариков? – спросила я.
– Быть, – ответил он, удивившись. – Нужны здоровые яйца для Дзей-ми?
Он стал шарить в своем рукаве, но я жестом остановила его.
– Чего я хочу, так это чтобы ты ударил его этими камушками по башке, но Гиппократу это, наверное, не понравилось бы.
Мистер Уиллоби неуверенно улыбнулся и несколько раз качнул головой, пытаясь выразить одобрение тому, что я имела в виду.
– Ладно, это все неважно, – буркнула я, хмуро оглянувшись на груду постельных принадлежностей, которая слегка пошевелилась.
Оттуда появилась рука и осторожно стала шарить по полу, пока не нащупала тазик. Ухватив его, рука исчезла в мрачных глубинах койки, откуда донеслись звуки сухой рвоты.
– Черт бы его побрал! – выругалась я от досады, жалости и тревоги.
Десять часов переправы через Ла-Манш – это одно. Но каково будет его состояние после двух месяцев плавания?
– Свиной голова, – согласился мистер Уиллоби с печальным кивком. – Он крыса, как ваша думаешь, или, может быть, дракон?
– От него пахнет как от целого зоопарка, – сказала я. – А почему дракон?
– Люди рождаться в год Дракона, год Крысы, год Овцы, год Лошади, – пояснил мистер Уиллоби. – Каждый год разный, люди тоже быть разный. Ваша не знаешь, Дзей-ми крыса или дракон?
– То есть в каком году он родился?
У меня имелись смутные воспоминания о меню в китайских ресторанах, украшенных изображениями животных из китайского календаря с описанием предполагаемых черт характера людей, родившихся в год того или иного животного.
– Год его рождения тысяча семьсот двадцать первый, это точно, но под каким знаком он родился, так, с ходу не сказать.
– Думать, он крыса, – сказал мистер Уиллоби, задумчиво глядя на скомканный ворох одеял, под которым угадывалось слабое шевеление. – Крыса очень умный, очень везучий. Но дракон тоже может быть. Дзей-ми, он силен в постель, а? Все дракон шибко страстный мужчины.
– Не то чтобы он в последнее время как-то проявлял себя на этом поприще, – ответила я, покосившись на поднимавшуюся и опадавшую кучу скомканного тряпья.
– Моя знать китайский средство, – заявил мистер Уиллоби. – Хорошо для рвота, желудок, голова, все делать очень мирным, спокойным.
Я посмотрела на него с интересом.
– Правда? Мне бы хотелось его увидеть. Ты уже опробовал его на Джейми?
Маленький китаец с сожалением покачал головой.
– Не хочет, – ответил он. – Говорит сильный слово, грозится выбросить за борт, если я подойти поближе.
Мы с мистером Уиллоби понимающе переглянулись.
– Ты знаешь, – сказала я, повысив голос на децибел или два, – продолжительная сухая рвота очень опасна для мужчины.
– О, очень плохо, да.
В то утро мистер Уиллоби заново выбрил переднюю часть черепа, и при его энергичных кивках лысина поблескивала.
– Она разрушает ткани желудка и раздражает пищевод.
– Разрушать и раздражать?
– Именно. Она повышает кровяное давление, вызывает перенапряжение мышц брюшной полости, может даже разорвать их и вызвать грыжу.
– Ох, целый грыжа!
– И, – продолжила я еще громче, – она может привести к тому, что яички перевьются внутри мошонки, окажутся перетянутыми и доступ крови к ним прекратится.
– Ой! – Глаза мистера Уиллоби округлились.
– Если это случается, – произнесла я самым зловещим тоном, на какой была способна, – обычно остается единственный выход. Ампутация, пока не началась гангрена.
Мистер Уиллоби произвел шипящий звук, указывавший на понимание и глубокое потрясение. Тряпичная куча, беспокойно ворочавшаяся на протяжении этого разговора, замерла.
Я посмотрела на мистера Уиллоби. Он пожал плечами. Я сложила руки и стала ждать. Спустя минуту длинная голая нога высунулась из-под кучи одеял и покрывал, а следом за ней на пол опустилась и другая.
– Черт вас побери, – послышался низкий, чрезвычайно сердитый шотландский голос – Заходите, чего уж там.
Фергюс и Марсали стояли бок о бок у кормового ограждения. Француз обнимал девушку за талию, ее светлые волосы трепетали на ветру.
Услышав приближающиеся шаги, француз оглянулся, разинул рот, крутанулся вокруг своей оси и перекрестился, вытаращив глаза.
– Ни… слова… пожалуйста, – выдавил Джейми сквозь стиснутые зубы.
Фергюс не издал ни звука, а вот Марсали, обернувшись, пронзительно взвизгнула.
– Папа! Что с тобой случилось?
Очевидный испуг и участие на ее лице удержали Джейми от грубого, язвительного ответа. Его лицо слегка расслабилось, золотые иголки, торчавшие из-за ушей, шевельнулись, как муравьиные усики.
– Все в порядке, – хрипловато проворчал он. – Это все китайские штучки: таким манером он хочет избавить меня от рвоты.
Марсали с расширенными глазами подошла к нему, осторожно протянула руку и коснулась пальцем иголок, торчащих из его запястья. Три такие же поблескивали в ноге, в нескольких дюймах над лодыжкой.
– И что, они помогают? – изумленно спросила она. – Как ты себя чувствуешь?
Рот Джейми дернулся: похоже, к нему начало возвращаться обычное чувства юмора.
– Я чувствую себя чертовой колдовской куклой, которую чародей истыкал булавками, – ответил он. – Но как бы то ни было, меня не выворачивало уже четверть часа, и получается, что эта языческая метода и вправду помогает.
Он хмуро покосился на меня и мистера Уиллоби.
– Правда, желания пососать корнишон у меня как-то не возникло, но, может быть, я не отказался бы посмаковать бокал эля, если ты, Фергюс, знаешь, где его раздобыть.
– О да, милорд. Вы пойдете со мной?
Не в силах оторвать взгляд, Фергюс нерешительно потянулся, чтобы взять Джейми за руку, но, передумав, двинулся к кормовому трапу.
– Скажи Мерфи, чтобы начал готовить тебе полдник, – крикнула я Джейми, когда он повернулся, чтобы последовать за Фергюсом. Джейми обернулся через плечо и окинул меня долгим, внимательным взглядом. Два пучка золотистых иголок торчали из его волос, поблескивая в лучах утреннего солнца, как пара дьявольских рожек.
– Лучше не напрягай меня, англичаночка, – процедил он сквозь зубы. – Я ведь запомнил, что от этого бывает. Перекручивание яичек, а?
Мистер Уиллоби, не обращая внимания на этот диалог, сидел на корточках в тени бочки с питьевой водой для палубной вахты и сосредоточенно производил на пальцах какие-то подсчеты. Когда Джейми отошел, он поднял глаза.
– Не крыса, – сказал он, покачав головой. – И не дракон. Дзейми родиться в год Быка. Бык.
– Правда? – Я проводила взглядом широкие плечи и рыжую голову, упрямо наклоненную против ветра. – Просто удивительно, как это ему подходит.
Глава 42
ЧЕЛОВЕК НА ЛУНЕ
Доставшаяся Джейми должность суперкарго не налагала на него сколь бы то ни было существенных обязанностей во время плавания. Он проследил за погрузкой и размещением в трюмах соответствующих партий кож, жести и серы, после чего, в море, делать ему было фактически нечего. Это впереди, на Ямайке, его ждали хлопоты по разгрузке товаров, сверке наличия, таможенному оформлению, продаже с учетом комиссионных и заполнению огромного количества бумаг.
Пока же и у него, и у меня занятий было не так много. Хотя боцман, месье Пикар, которому вечно не хватало рук для физической работы, алчно поглядывал на мощную фигуру Джейми, было совершенно очевидно, что моряка из него не выйдет. Физически сильный и ничуть не менее проворный, чем любой из членов команды, он решительно ничего не смыслил в парусах, канатах, морских узлах и всем прочем, что делало его совершенно бесполезным во всех ситуациях, кроме тех, когда требовалась только грубая физическая сила. Он был рожден солдатом, а не моряком.
Правда, Джейми с энтузиазмом принимал участие в проводившихся через день артиллерийских учениях: помогал выкатывать и разворачивать для наводки громадные, страшно громыхавшие пушки и проводил целые часы, обсуждая таинства орудийного дела с Томом Стерджисом, канониром. Во время этих грохочущих упражнений Марсали, мистер Уиллоби и я сидели от греха подальше, под присмотром Фергюса, не привлекавшегося к участию в огненной потехе из-за отсутствия руки.
Я была несколько удивлена, что мою роль судового врача команда восприняла практически без вопросов. Фергюс по этому поводу объяснил, что в отличие от кораблей военного флота далеко не каждое маленькое торговое судно имеет на борту хирурга-костоправа и роль такового порой выполняет жена канонира.
Мне приходилось иметь дело в основном с мелкими травмами, ушибами, ожогами, чирьями, зубными абсцессами да желудочными расстройствами, но поскольку в команде было всего тридцать два человека и в норме они были здоровы, от перегрузки я не страдала. Обычно мне хватало того часа, который каждое утро отводился на прием матросов с их болячками. Соответственно свободного времени у нас с Джейми было хоть отбавляй. Пока «Артемида» постепенно продвигалась на юг по великому Атлантическому кругу, мы все больше часов проводили вдвоем.
В первый раз после моего возвращения в Эдинбург у нас появилось время, чтобы поговорить, заново вспомнить друг о друге то, что мы уже успели наполовину забыть, и узнать что-то новое, произошедшее за период разлуки. Да и просто наслаждаться обществом друг друга, когда от этого не отвлекали не только опасности, но и повседневные заботы.
Мы постоянно разгуливали по палубе, от носа до кормы, наматывали мили, разговаривая обо всем и ни о чем, отмечая диковины, которые можно увидеть только на море. Впечатляющие восходы и закаты, косяки необычных зеленых и серебристых рыб, огромные острова плавающих водорослей, где укрывались тысячи крохотных крабов, медуз и гладких дельфинов, которые по нескольку дней подряд могли плыть параллельно кораблю наперегонки, то и дело выпрыгивая из воды, словно для того, чтобы взглянуть на чудных существ, обитающих над водой.
Взошла большущая плоская золотистая луна – огромный светящийся диск поднялся из воды, как восстающий из пепла феникс. Вода была темной, а дельфины – невидимыми, но мне почему-то думалось, что они все еще плывут вровень с кораблем.
От этого зрелища захватывало дух даже у бывалых моряков, наблюдавших его тысячу раз. Нельзя было не замереть от восхищения при виде громадного шара, зависшего над краем света, до которого, казалось, можно было дотянуться рукой.
Мы с Джейми стояли рядом, с восторгом любуясь луной, такой близкой, что видны были темные пятна и тени на ее поверхности.
– Мы могли бы поговорить с лунным человеком, – с улыбкой сказал Джейми и приветственно помахал рукой смотревшему сверху золотистому лику.
– «К закату рыдают Плеяды, луна под морями» [7]7
Начальные строки стихотворения Альфреда Эдварда Хаусмана (1859–1936).
[Закрыть], – процитировала я. – Посмотри, видишь, она ведь и там, внизу, тоже.
Я указала за поручень, где лунные блики играли на волнах, словно под поверхностью воды и вправду находился близнец ночного светила.
– Когда я уходила к тебе, у нас как раз готовили полет на Луну. Интересно, удалось ли им это?
– Неужели летательные машины поднимаются так высоко? – удивился Джейми и прищурился на ночное светило. – По-моему, это великое путешествие, хоть сейчас она и кажется близкой. Я читал одну книгу по астрономии, там было написано, что от нас до Луны триста лиг. Автор ошибся? Или эти ваши – аэропланы, да? – могут летать на такое расстояние?
– Для подобного полета требуется особая машина, которая называется ракета, – пояснила я. – Твой автор ошибся, но не в том смысле. Расстояние до Луны гораздо больше, к тому же, удалившись от Земли, ты попадаешь в так называемый космос, где нет воздуха. Поэтому тем, кто туда полетит, придется брать с собой не только запас еды и воды, но и воздух. Все это будет помещено в специальные канистры.
– Надо же!
Его взгляд, устремленный ввысь, светился мечтательностью.
– Интересно, как там, на Луне? Вот бы увидеть!
– Я видела. Конечно, только на снимках. Луна каменистая, бесплодная, но там очень красиво. Есть скалы, горы и кратеры. Кратеры видно отсюда, вон они – те темные пятна.
Я кивнула на улыбающуюся луну и сама улыбнулась Джейми.
– Она похожа на Шотландию – за исключением того, что совсем не зеленая.
Он рассмеялся, потом, очевидно отреагировав на слово «снимки», полез в карман плаща и достал маленький пакет с фотографиями.
Джейми всегда проявлял в их отношении предельную осторожность и не доставал их там, где они могли попасться на глаза даже Фергюсу. Но здесь мы были совсем одни, и представлялось маловероятным, чтобы нам помешали.
Лунного света было достаточно, чтобы видеть лицо Брианны, ее образы, менявшиеся по мере того, как он перебирал снимки. Я заметила, что края карточек слегка обтрепались.
– Прогуляется ли она по Луне, как ты думаешь? – тихо спросил он, глядя на снимок, на котором Бри выглядывала из окна, не подозревая, что ее фотографируют.
Его глаза снова поднялись к диску над нами, и мне стало ясно, что в его понимании путешествие на Луну казалось хоть и неимоверно далеким, но всего лишь более трудным вариантом любого другого дальнего путешествия, например нашего нынешнего. В конце концов, что такое Луна, как не еще один неведомый край?
– Вот уж не знаю, – ответила я с улыбкой.
Он медленно перебирал фотографии, поглощенный, как всегда, созерцанием лица дочери, такого похожего на его собственное. Я наблюдала за ним, разделяя его молчаливую радость от этого зримого обещания нашего бессмертия.
Мне вспомнился тот камень в Шотландии, на котором было высечено его имя, и я втайне порадовалась, что это так далеко. Конечно, наше последнее расставание неизбежно, но, может быть, оно произойдет не скоро. И даже когда произойдет – где бы и когда это ни случилось, – после нас останется Брианна.
И снова в моей памяти всплыли строки Хаусмана:
Остановись у плиты средь могил.
Сердце его не забьется снова.
Но помни, что тот, кто тебя любил,
Всегда держал свое слово.
Я подалась ближе к нему, сквозь плащ и рубашку ощущая тепло его тела, и прижалась головой к его руке.
– Она красивая, – приговаривал он всякий раз, когда видел эти фотографии. – И умница, как ты говорила?
– Вся в отца, – ответила я и услышала его тихий смех.
А потом Джейми слегка напрягся, и я чуть отстранилась, чтобы взглянуть, какую фотографию он смотрит. То был снимок, сделанный на пляже. Брианна – ей тогда было около шестнадцати – стояла по бедра в волнах прибоя с собранными в узел волосами и со смехом плескала воду на своего приятеля, юношу по имени Родни, который пятился, тоже смеясь и закрываясь от брызг руками. Джейми нахмурился, поджав губы.
– Это… – начал он. – Они что…
Он помолчал и прокашлялся.
– Я, конечно, не хочу лезть с назиданиями, Клэр, – произнес он очень осторожно, – но не думаешь ли ты, что это малость… неприлично?
Я с трудом сдержала смех и успокаивающе сказала:
– Нет. Для того времени это всего лишь скромный купальный костюм.
Купальник-бикини очень мало что скрывал: линия трусиков проходила примерно на дюйм ниже пупка Бри.
– Я ведь почему выбрала эту картинку… Мне подумалось, что ты захочешь увидеть ее настолько полно, насколько это возможно.
Хотя было видно, что сама эта мысль его несколько шокировала, снимок притягивал взгляд, и у Джейми не было сил сопротивляться. Он снова посмотрел на дочь, и его лицо смягчилось.
– Ага, ладно, – пробормотал он. – Она очень красивая, и я рад это видеть.
Он поднес фотографию ближе к глазам, внимательно разглядывая.
– И не так важно, что на ней надето: большинство женщин купается нагишом, и ничего тут стыдного нет. Только вот этот парнишка… Разве можно стоять почти раздетой перед мужчиной?
Чтобы не засмеяться, мне пришлось прикусить нижнюю губу. Он всерьез видел в бедном маленьком Родни, которого я хорошо знала, мужчину, способного угрожать добродетели его дочери.
Я понимала, что ступаю на весьма зыбкую почву.
– Нет. Просто у нас принято, чтобы мальчишки и девчонки играли вместе. Ты же знаешь, люди в ее время одеваются совсем по-другому, я тебе говорила. И многое не считается нужным закрывать, если только не холодно.
– Ммфм, – изрек Джейми. – Ну да, ты мне говорила.
В одной этой фразе он сумел дать понять, что не в восторге от моральных устоев общества, в котором живет его дочь.
Он еще раз бросил на снимок угрюмый взгляд, и я порадовалась тому, что ни Бри, ни Родни здесь нет. Мне довелось видеть Джейми в роли возлюбленного, мужа, дядюшки, лэрда и воина, но только не в роли строгого шотландского отца. Воистину пугающей роли.
«Может быть, в том, что Джейми не имел возможности лично надзирать за жизнью Бри, есть и положительная сторона?» – впервые подумала я. Такой папочка представлял бы собой серьезную угрозу для жизни любого молодого человека, который попытался бы за ней ухаживать.
Моргнув пару раз, Джейми сделал глубокий вдох, наверное для того, чтобы вместе с воздухом набраться решимости.
– Как ты думаешь, она… девственница?
Заминка в его голосе была едва уловимой, но я ее ощутила.
– Разумеется, – твердо сказала я.
Это и на самом деле казалось мне достаточно вероятным, но высказывать в подобной ситуации допущения и сомнения было бы крайне неразумно. Кое-что насчет своего времени я могла объяснить Джейми, но это никак не относилось к идее сексуальной свободы.
– Ох!
Облегчение в его голосе было столь явным, что я еле сдержала улыбку.
– То есть, конечно, я и сам был уверен, просто…
Он умолк.
– Бри очень хорошая девушка, – сказала я, слегка пожав его руку. – Конечно, у нас с Фрэнком не все ладилось, но мы оба были для нее хорошими родителями, уж поверь мне.
– Конечно, ничуть не сомневаюсь. И в мыслях не имел ничего другого.
Джейми со смущенным видом засунул пляжную фотографию обратно в конверт, спрятал в карман и некоторое время стоял молча, подняв глаза на луну и задумчиво сдвинув брови. Морской ветер ерошил его шевелюру. Пряди волос то и дело выбивались из-под удерживавшей их ленты, а он с отсутствующим видом их приглаживал. Чувствовалось: у него что-то на уме.
– Ты думаешь… – медленно начал Джейми, не глядя на меня. – Ты правда думаешь, что это было верным решением – вернуться ко мне сейчас, Клэр? Не то чтобы это меня не обрадовало! – поспешно добавил он, почувствовав, как я напряглась, и поймал мою руку, не дав мне отвернуться. – Бога ради, я вовсе не это имел в виду! Ты нужна мне, да еще как!
Он привлек меня к себе и прижал мою руку к своей груди.
– Ты нужна мне так, что иногда мне кажется, будто сердце лопнет от радости, потому что ты со мной. Просто… Брианна сейчас одна. Фрэнка нет, тебя тоже. Она не замужем и не имеет ни единого родственника мужского пола, который мог бы защитить ее и благополучно устроить ее брак. Разве до той поры она не нуждалась в тебе? Я в том смысле, что разве ты не могла немного подождать?
Я помолчала, пытаясь взять чувства под контроль.
– Не знаю, – сказала я наконец, и мой голос, несмотря на все усилия, дрогнул. – Понимаешь, то время, оно совсем не такое, как нынешнее.
– Знаю!
– Нет, не знаешь!
Я вырвала руку и обожгла его взглядом.
– Ты не знаешь, Джейми, и боюсь, у меня нет возможности объяснить это тебе, потому что ты просто мне не поверишь. Но Бри – взрослая женщина, она выйдет замуж тогда, когда захочет, и за того, кого полюбит, а не тогда, когда это кто-то ей «устроит». Не будет у нее такой надобности. Она получает хорошее образование и вполне сможет сама зарабатывать на жизнь. У женщин того времени так принято. Она не будет нуждаться в покровительстве мужчины…
– Если нет нужды в том, чтобы мужчина защищал женщину и заботился о ней, то это несчастливое время!
Его глаза тоже полыхнули яростным огнем.
Чтобы успокоиться, мне пришлось сделать глубокий вдох.
– Речь вовсе не о том, что в этом нет нужды, – промолвила я как можно мягче, положив руку на его плечо. – Речь о том, что она может выбирать. Ей не придется принимать мужчину по необходимости, ее выбор определит любовь.
Его лицо начало расслабляться.
– Ты вышла за меня, потому что тебя вынудила необходимость, – напомнил он.
– Но к тому, чтобы вернуться, меня побудила любовь, – ответила я. – Или ты думаешь, что, когда я могла прокормить себя, ты был нужен мне хоть чуточку меньше?
Черты его лица смягчились, плечо под моей рукой уже не ощущалось таким напряженным.
– Нет, – тихо сказал Джейми. – Я так не думаю.
Он обнял меня и привлек к себе. Я тоже обняла его за талию и положила голову ему на грудь, чувствуя под щекой плотный плоский квадратик – фотографии Брианны.
