Текст книги "Путешественница. Книга 2. В плену стихий"
Автор книги: Диана Гэблдон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Джейми издал тихое рычание. По законам Шотландии мужчина и женщина действительно могли заключить договор перед свидетелями и их без венчания признавали мужем и женой.
– Ладно, – проворчал Джейми. – Но в брачную постель вы еще не ложились, а в глазах церкви договора недостаточно.
Он взглянул в кормовое окошко, где сквозь рваный туман как раз промелькнули удалявшиеся утесы, и кивнул, приняв решение.
– Мы сделаем остановку в Льюисе, чтобы напоследок запастись припасами. Там Марсали сойдет на берег, я пошлю двух матросов, и они проводят ее домой, к матери.
– Я ничего такого не сделаю! – сердито воскликнула Марсали и выпрямилась, буравя отчима взглядом. – Я поплыву с Фергюсом!
– Вот уж нет, девчонка! – отрезал Джейми. – Неужели у тебя нет ни любви, ни почтения к своей матери? Сбежать, не сказав ей ни слова, не оставив записки, бросить ее в таком волнении…
Марсали вздернула подбородок.
– Я оставила записку. Послала письмо из Инвернесса. В нем я написала, что вышла замуж за Фергюса и мы отплываем за море вместе с вами.
– Раны Христовы! Да она же вообразит, будто я знал о вашей затее!
Джейми выглядел не на шутку напуганным.
– Мы… я… попросил леди Лаогеру оказать мне честь и удостоить меня руки ее дочери, милорд, – вставил Фергюс. – В прошлом месяце, когда приезжал в Лаллиброх.
– Ага. Ладно, тебе нет нужды рассказывать мне, что она сказала, – сухо произнес Джейми, увидев румянец на щеках Фергюса. – Поскольку я догадываюсь, что общий ответ был «нет».
– Она сказала, что он бастард! – возмущенно заявила Марсали. – И преступник, и… и…
– Он и есть бастард и преступник, – заметил Джейми. – А еще калека без какой-либо собственности, что, я уверен, тоже известно твоей матери.
– А мне все равно! – Марсали схватила Фергюса за руку и посмотрела на него с пылкой любовью. – Он нужен мне.
Захваченный врасплох, Джейми потер пальцем губы, глубоко вздохнул и только потом возобновил наступление.
– Начать с того, – сказал он, – что ты слишком молода для замужества.
– Мне пятнадцать, я достаточно взрослая!
– Ага, а ему тридцать! – парировал Джейми и покачал головой. – Нет, девочка, прости, но я не могу позволить тебе сделать это. И помимо всего прочего, морское путешествие слишком опасно…
– Ты берешь ее!
Марсали презрительно мотнула головой в мою сторону.
– Оставь Клэр в покое, – невозмутимо сказал Джейми. – Она не твоя забота и…
– Вот как? Ты бросил мою мать ради этой английской шлюхи, сделал ее посмешищем всей округи, и это не моя забота? – Марсали вскочила и топнула ногой. – И тебе хватает наглости указывать мне, что я должна делать?
– Хватает, – сказал Джейми, с трудом сдерживая себя. – Мои личные дела не твоя забота!
– А мои – не твоя!
Встревоженный Фергюс встал, пытаясь успокоить девушку.
– Марсали, ma chиre, ты не должна так говорить с милордом. Он всего лишь…
– Я буду говорить с ним, как хочу!
– Нет, не будешь!
Удивленная неожиданной суровостью в тоне возлюбленного, Марсали заморгала. Всего на пару дюймов выше своей новоиспеченной жены, француз обладал некой внутренней силой, позволявшей ему выглядеть значительнее, чем он был на самом деле.
– Нет, – произнес он более мягко. – Сядь, ma p’tite [5]5
Малышка (фр.).
[Закрыть].
Фергюс усадил ее обратно на койку и остановился перед ней.
– Милорд для меня больше чем отец, – деликатно сказал он девушке. – Я тысячу раз обязан ему жизнью. И к тому же он твой отчим. Как бы ни относилась к нему твоя мать, он, несомненно, поддерживает и оберегает ее, тебя и твою сестру. Ты обязана, по крайней мере, уважать его.
Марсали закусила губу, глаза ее сверкали. Наконец она неловко повернула голову к Джейми.
– Прошу прощения, – пробормотала она, и обстановка стала чуть менее напряженной.
– Все в порядке, девочка, – хрипло произнес Джейми и вздохнул. – Но все равно, Марсали, мы должны отправить тебя обратно к матери.
– Я не поеду.
Девушка успокоилась, но подбородок по-прежнему был упрямо вздернут. Она бросила взгляд на Фергюса, потом на Джейми.
– Он говорит, что мы не спали вместе, но мы спали. Во всяком случае, я так скажу. Если меня отошлют домой, я всем заявлю, что он лишил меня невинности. Поэтому выбор простой: или я выхожу за него замуж, или окажусь опозоренной.
Ее тон был рассудительным и решительным. Джейми закрыл глаза.
– Да избавит меня Господь от женщин, – процедил он сквозь зубы, открыл глаза и хмуро посмотрел на нее. – Ладно! Женитесь, что с вами поделаешь. Но как следует, с венчанием. Мы найдем священника в Вест-Индии, когда сойдем на берег. А пока вы не сподобились благословения церкви, Фергюс не притронется к тебе. Понятно?
Он грозно взглянул на обоих.
– Да, милорд, – сказал Фергюс, сияя от радости. – Merci beaucoup! [6]6
Большое спасибо (фр.).
[Закрыть]
Марсали сузила глаза, собираясь спорить, но вовремя смекнула, что Джейми ей не прошибить, а потому, покосившись на меня, скромно потупилась и пролепетала:
– Да, отец.
Суматоха вокруг бегства и женитьбы Фергюса хотя бы на время отвлекла Джейми от движения корабля, но этот эффект продлился недолго. Мой муж мрачнел, зеленел с каждым мгновением, но ни в какую не хотел уходить с палубы и спускаться вниз, пока побережье Шотландии оставалось на виду.
– Может быть, я уже больше не увижу родной земли, – хмуро сказал Джейми, когда я попыталась убедить его спуститься вниз и лечь, после того как его в очередной раз вырвало.
Он тяжело опирался на поручень и с тоской смотрел на остававшуюся позади невзрачную береговую линию.
– Нет, ты увидишь ее, – уверенно произнесла я. – Ты вернешься. Я не знаю когда, но знаю, что вернешься.
Он озадаченно взглянул на меня, но потом едва заметно улыбнулся.
– Ты видела мою могилу, – тихо сказал он. – Верно?
Я заколебалась, но он не казался расстроенным, и я кивнула.
– Все в порядке. – Он закрыл глаза, тяжело дыша. – Только не говори… не говори мне когда, если не против.
– При всем желании не могу, – ответила я. – Там не было никаких дат. Только твое имя. И мое.
– Твое?
Он вытаращил глаза.
Я снова кивнула, чувствуя, как при воспоминании о гранитной плите у меня встал ком в горле. То был так называемый брачный камень, высеченный таким образом, чтобы в сочетании с другим, парным, образовывать полную дугу. Я, конечно, видела только одну половину.
– На нем значились все твои имена. Поэтому я поняла, что это ты. А ниже было высечено: «Любящий муж Клэр». В то время я не поняла, что это значит, но теперь понимаю.
Он медленно кивнул, вбирая в себя услышанное.
– Понятно. Ну что ж, если я все же вернусь в Шотландию, причем в качестве твоего мужа, то вопрос «когда», пожалуй, не имеет особого значения, – Он слабо улыбнулся и добавил: – А еще это значит, что я обязательно найду Айена-младшего живым, потому что, говорю тебе, англичаночка, нога моя не ступит в Шотландию без него.
– Мы найдем его, – твердо сказала я, положила руку ему на плечо и стояла рядом, глядя, как Шотландия медленно исчезает вдали.
К вечеру скалы Шотландии скрылись в морском тумане, и продрогший до костей, белый как простыня Джейми позволил отвести себя вниз и уложить в постель. Именно в этот момент и обнаружились неожиданные последствия ультиматума, предъявленного им Фергюсу.
На корабле, не считая капитанской, были только две маленькие отдельные каюты, и коль скоро Фергюсу и Марсали было запрещено проживать в одной каюте до венчания, получалось, что Джейми придется делить каюту с Фергюсом, а мне с Марсали. Это весьма усложняло все предстоящее путешествие, причем по многим причинам.
Я надеялась, что морская болезнь утихнет, если Джейми не будет видеть, как медленно поднимается и опадает линия горизонта, но и тут мне не повезло.
– Опять? – спросил сонный Фергюс, приподнявшись на локте в своей койке посреди ночи. – Как он может? Он же весь день ничего не ел!
– Ты ему об этом скажи, – сказала я, стараясь не дышать носом, когда бочком продвигалась к двери с тазиком в руках, протискиваясь через крохотное тесное помещение.
Палуба качалась под моими непривычными ногами, и сохранять равновесие удавалось с трудом.
– Позвольте мне, миледи.
Фергюс сбросил с постели голые ноги, встал и, пошатнувшись, чуть не налетел на меня.
– Вы должны пойти и поспать, миледи, – сказал он, забрав у меня тазик. – Я позабочусь о нем, будьте уверены.
– В общем…
Мысль о сне, бесспорно, искушала. День выдался нелегкий.
– Иди, англичаночка, – пробормотал Джейми, чье покрытое потом лицо казалось призрачно-белым в свете масляной лампы. – Со мной все будет в порядке.
Разумеется, это утверждение представляло собой чистейшее вранье, но, с другой стороны, сомнительно, чтобы от моего присутствия была особая польза. То немногое, что требовалось, мог сделать и Фергюс, а средства от морской болезни все равно не существовало. Оставалось лишь надеться, что Джаред прав, и когда «Артемида» выйдет в Атлантику, где качает не так резко, недомогание пройдет само.
– Хорошо, – уступила я. – Может быть, утром тебе полегчает.
Джейми открыл один глаз, застонал и, дрожа, закрыл его снова.
– А может быть, я умру, – предположил он.
На этой радостной ноте я направилась в темный проход, где споткнулась о мистера Уиллоби, свернувшегося калачиком у двери каюты. Он крякнул от удивления, потом, увидев, что это всего лишь я, медленно поднялся на четвереньки и заполз в каюту, покачиваясь в такт с судном. Оставив без внимания недовольное восклицание Фергюса, китаец свернулся вокруг ножки стола и тут же снова погрузился в сон с выражением полного блаженства на маленьком круглом лице.
Моя собственная каюта находилась как раз напротив сходней, но я задержалась, чтобы подышать свежим воздухом, поступавшим с верхней палубы. Меня окружало невероятное разнообразие шумов: от скрипа и треска досок, щелканья парусов и завывания снастей наверху до слабого эха криков где-то на палубе.
Несмотря на шум и холодный воздух, хлынувшие из открытой двери, Марсали крепко спала, расположившись на одной из коек. Меня порадовало, что не нужно проводить с ней необходимую беседу. Но при этом я невольно ощутила сочувствие: что ни говори, а на свою брачную ночь у девчонки наверняка были другие планы.
Было холодно, и я, не раздеваясь, заползла на свою узкую койку и некоторое время лежала, прислушиваясь к доносившимся со всех сторон звукам. Всего в футе или двух над моей головой плескалась рассекаемая корпусом вода, но это, как ни странно, успокаивало. Под аккомпанемент песни ветра и приглушенные звуки рвоты, доносившиеся из каюты напротив, я мирно заснула.
На «Артемиде», как и положено на корабле, старались поддерживать чистоту, но когда на пространстве в восемьдесят футов длиной и двадцать пять шириной вместе с шестью тоннами грубо обработанных шкур, сорока двумя бочками серы и достаточным количеством листов меди и жести обитают тридцать две особи мужского и две – женского пола, о соблюдении всех правил гигиены говорить трудно.
На второй день я уже вспугнула крысу – маленькую, как сказал Фергюс, но все равно крысу! – в трюме, куда отправилась за своим большим ящиком со снадобьями, по ошибке помещенным туда во время погрузки. Ночью в моей каюте было слышно тихое шуршание, издаваемое, как выяснилось, когда зажгли светильник, несколькими дюжинами довольно крупных тараканов, мигом разбежавшихся по щелям.
Два гальюна по обе стороны от корабельного носа представляли собой крошечные дощатые кабинки с дыркой в полу, футах в восьми над волнами, так что пользователя могло в самый неподходящий момент окатить снизу морской водой. По моему предположению, конструктивные особенности отхожих мест способствовали распространению запоров в не меньшей степени, чем рацион, состоящий преимущественно из свиной солонины и галет.
Мистер Уоррен, штурман, гордо сообщил, что палубы драят каждое утро, металлические детали полируют и вообще все находится в полном порядке. Надо полагать, в подобных условиях трудно было требовать большего, однако никакая чистка палубы не могла повлиять на тот факт, что на весьма ограниченном пространстве размещались тридцать четыре человека, причем мылся из них только один.
Учитывая обстоятельства, я сильно удивилась, когда на второе утро в поисках кипятка открыла дверь камбуза.
Вместо ожидаемого привычного неряшливого полумрака моему взору предстали ряды сверкающих на солнце медных кастрюль и чанов, начищенных так, что казалось, будто они светятся изнутри. Я поморгала, привыкая к этому блеску, после чего смогла разглядеть встроенные в стенки камбуза надежные полки и шкафы, сработанные с расчетом на нешуточный шторм.
На полке выше кастрюль мелко подрагивали обернутые в войлок синие и зеленые стеклянные склянки со специями. Впечатляющий набор ножей, тесаков и вертелов позволил бы, возникни такая надобность, разделать и китовую тушу. На полке, подвешенной к переборке, стояли глиняные плошки и стеклянные стаканы, в которых были посажены срезанные верхушки репы – для получения зеленых побегов. Над огромным, тихо побулькивающим котлом поднимался благоухающий пар. А посреди всего этого безупречного великолепия стоял кок, вперивший в меня убийственный взгляд.
– Вон! – приказал он.
– Доброе утро, – сказала я как можно сердечнее. – Меня зовут Клэр Фрэзер.
– Вон! – повторил он тем же неумолимым тоном.
– Я миссис Фрэзер, жена суперкарго и на этот рейс корабельный врач, – четко произнесла я, глядя ему прямо в глаза. – Мне требуется шесть галлонов горячей воды для мытья головы.
Его маленькие яркие голубые глаза сделались еще меньше и ярче, черные зрачки нацелились на меня, как стволы пушек.
– Я Алоизий О'Шонесси Мерфи, – сказал он. – Корабельный кок. И я требую, чтобы ты убрала свои ноги с моей только что надраенной палубы. Я не позволяю женщинам соваться на мой камбуз.
Кок подтвердил свои слова гневным взглядом, брошенным из-под черного хлопкового платка, намотанного на его голову. Ростом он, пожалуй, уступал мне на пару дюймов, но с лихвой возмещал это, превосходя фута на три в обхвате: голова, похожая на пушечное ядро, сидела прямо на широченных борцовских плечах, а завершала весь этот впечатляющий ансамбль деревянная нога.
С достоинством отступив на шаг, я возобновила разговор из относительной безопасности коридора.
– В таком случае, – сказала я, – вы можете послать мне горячую воду с кухонным помощником.
– Могу, – подтвердил он. – А могу и не посылать.
С этими словами кок повернулся ко мне широкой спиной и принялся разделывать тесаком лежащую на колоде баранью тушу.
Пока я стояла в коридоре, слушая ритмичный стук тесака и размышляя, мистер Мерфи потянулся к полке со специями, не глядя ухватил склянку и посыпал немного содержимого на рубленое мясо. Воздух наполнился слабым ароматом шалфея, но его тут же перебил более острый запах лука – нарубленная небрежными взмахами тесака луковица тоже полетела в смесь. По всей видимости, команда «Артемиды» питалась не только солониной и сухарями. Я начала понимать, почему у капитана Рейнса столь цветущий вид.
Я опять просунула голову в дверь, однако сама предусмотрительно осталась снаружи.
– Кардамон, – прозвучал мой решительный голос – Мускатный орех, целый, высушенный в этом году. Свежий экстракт аниса. Корень имбиря, два больших экземпляра без единого пятнышка.
Я сделала паузу. Мистер Мерфи перестал рубить, тесак неподвижно завис над колодой.
– И, – добавила я, – полдюжины целых ванильных бобов. С Цейлона.
Он медленно повернулся, вытерев руки о кожаный фартук. В отличие от его окружения фартук и прочая одежда не были безупречны.
У него было широкое румяное лицо с жесткими, словно колючий кустарник, бакенбардами песочного цвета, которые, когда он посмотрел на меня, слегка дрогнули, как усики какого-то большого насекомого. Он облизал поджатые губы.
– Шафран? – хрипло спросил он.
– Пол-унции, – отозвалась я, постаравшись ничем не выдать своего торжества.
Он глубоко вздохнул, в его маленьких голубых глазках засветилось вожделение.
– Там снаружи есть коврик, мэм. Вытрите ноги и заходите.
Ограниченная количеством горячей воды, которую сумел принести для меня Фергюс, я смогла вымыть только голову и вернулась в свою каюту, чтобы привести себя в порядок перед завтраком. Марсали в каюте не было – наверняка отправилась к своему Фергюсу, усилия которого по выполнению моей просьбы можно было счесть почти героическими.
Я протерла руки спиртом, расчесала волосы и, перейдя коридор, вошла в каюту напротив – а вдруг Джейми захочет что-нибудь съесть или выпить. Увы, чтобы расстаться с этими иллюзиями, мне хватило одного-единственного взгляда.
Нам с Марсали отвели самую большую каюту: на каждую приходилось примерно по шесть квадратных футов пространства. Койки, вделанные в переборки полки, имели пять с половиной футов в длину. Марсали на своей могла спать вытянувшись, мне же приходилось съеживаться или подгибать ноги, отчего они затекали.
У Джейми с Фергюсом были аналогичные постели. Мой муж лежал на боку, свернувшись, как улитка в своей раковине. Он и был похож сейчас на улитку, бледный, покрытый испариной. Его посеревшее лицо с зеленовато-желтоватыми прожилками неприятно контрастировало с рыжими волосами. Услышав мои шаги, Джейми приоткрыл глаз, посмотрел на меня затуманенным взором и опять опустил веки.
– Не очень хорошо, да? – посочувствовала я.
Глаз открылся снова. Похоже, Джейми хотел что-то сказать, даже рот открыл, но ограничился коротким «да».
Я робко пригладила его волосы, но он, по-видимому, был слишком погружен в свои страдания, чтобы обращать внимание на подобные мелочи.
– Капитан Рейнс говорит, что к завтрашнему дню море, вероятнее всего, успокоится, – сказала я.
Море и вправду уже не было таким бурным, как раньше, но качка оставалась ощутимой.
– Это неважно, – пробормотал Джейми, не открывая глаз. – К тому времени я умру, во всяком случае, надеюсь на это.
– Боюсь, твоя надежда напрасна, – возразила я, покачав головой. – До сих пор еще никто не умер от морской болезни, хотя, глядя на тебя, это иначе как чудом не назовешь.
– Да не от этого…
Джейми разлепил глаза и приподнялся на локте. От этого усилия он покрылся потом и даже его губы побелели.
– Клэр, будь осторожна. Я должен был сказать тебе раньше, но не хотел тебя волновать, я думал…
Выражение его лица изменилось, а поскольку мне было уже известно, чем это чревато, я успела подставить тазик.
– О господи…
Он повалился на подушку, вялый, обессиленный, белый как полотно.
– Так что ты должен был мне сказать? – спросила я, поморщившись, когда ставила тазик на пол рядом с дверью. – Впрочем, что бы то ни было, говорить следовало перед отплытием: сейчас уже слишком поздно об этом думать.
– Я не думал, что будет настолько плохо, – пробормотал он.
– Ты никогда не думаешь, – язвительно заметила я. – И что же ты хотел мне сказать?
– Спроси Фергюса, – ответил он. – Скажи ему – я велел все тебе рассказать. И еще скажи, что Иннес в порядке.
– О чем ты говоришь?
Я немного забеспокоилась: вообще-то бред не относится к симптомам морской болезни.
Джейми открыл глаза и с большим усилием зафиксировал на мне взгляд. Бусинки пота выступили на лбу и верхней губе.
– Иннес, – пробормотал он. – Это не он. Он не собирается убивать меня.
Легкая дрожь пробежала по моей спине.
– Джейми, что случилось?
Я наклонилась и протерла ему лицо, на котором появилось слабое подобие улыбки. Жара у него не было, и глаза оставались ясными.
– Кто? – спросила я осторожно, с неожиданным ощущением, что в спину мне смотрят чьи-то глаза. – Кто хочет тебя убить?
– Не знаю.
Очередной спазм исказил его черты, но Джейми закусил губу и ухитрился с ним справиться.
– Спроси Фергюса, – прошептал он, когда смог заговорить. – С глазу на глаз. Он скажет тебе.
Меня охватило ощущение беспомощности. Я понятия не имела, о чем он говорит, но если ему грозила опасность, я не собиралась его покидать.
– Подожду, когда он спустится, – сказала я.
Его согнутая рука медленно скользнула под подушку и появилась с кортиком, который он и прижал к груди.
– Со мной все будет в порядке, – заверил Джейми. – Иди, англичаночка. Вряд ли они предпримут попытку среди бела дня. А может, и вовсе не предпримут.
Меня это ничуть не успокоило, но, похоже, делать было нечего. Он лежал совершенно неподвижно, с прижатым к груди кортиком, словно изваяние на надгробной плите.
– Иди, – повторил он едва слышно.
Выйдя из каюты, я заметила в тени какое-то шевеление, а присмотревшись, разглядела мистера Уиллоби, который сидел, уткнув подбородок в колени. При виде меня он раздвинул колени и почтительно склонил голову между ними.
– Почтенная первая жена не бояться, – произнес он свистящим шепотом. – Моя караулить.
– Вот и хорошо, – отозвалась и, пребывая в смятении мыслей, отправилась на поиски Фергюса.
Француз обнаружился на корме, где они с Марсали глазели на следовавших за кораблем больших белых птиц. Он постарался успокоить меня, заявив, что уверенности в чьем-то намерении убить Джейми у него нет.
– В конце концов, происшествие с бочками на складе могло быть случайностью, я такие вещи не раз видел, как и пожар в сарае…
– Подожди минутку, Фергюс, – сказала я, схватив его за рукав. – Какие бочки и какой пожар?
– О, – сказал он, удивившись. – Милорд вам не рассказывал?
– Милорд болен, как собака, и все, на что он оказался способен, – это предложить мне расспросить тебя.
Фергюс покачал головой и поцокал языком.
– Милорд никогда не думает, что ему будет так плохо. Он всегда заболевает и все равно каждый раз, когда ему приходится ступать на корабль, настойчиво утверждает, что это лишь вопрос воли и его разум будет повелевать желудком, а не наоборот. А потом весь зеленеет, прежде чем корабль успевает отойти от пристани на девять футов.
– Он ничего мне не рассказывал, – сказала я, позабавленная этим описанием. – Вот упрямый дурашка!
Марсали отиралась позади Фергюса с видом надменной отстраненности и старательно делала вид, будто не замечает моего присутствия, но при этих словах не сдержалась и прыснула. А поймав мой взгляд, вспыхнула и поспешно отвернулась, уставившись на море.
Фергюс улыбнулся и пожал плечами.
– Вы же знаете, каков он, миледи, – произнес он с любовью. – Умирать будет, а никому ничего не скажет, чтобы не огорчать.
– Ты бы пошел да взглянул на него сейчас, – ехидно предложила я.
В то же самое время меня словно окатило приятным теплом. В течение почти двадцати лет Фергюс практически не разлучался с Джейми, однако тот все равно не желал признаваться ему в своей слабости, которую не счел нужным скрывать от меня. Если бы он умирал, я бы узнала об этом обязательно.
– Мужчины, – произнесла я, покачав головой.
– Миледи?
– Не обращай внимания, – отмахнулась я. – Ты начал рассказывать мне о бочонках и пожаре.
– Ну да, конечно.
Фергюс крюком отвел назад прядь волос.
– Это было за день до того, как я снова встретил вас, миледи, у мадам Жанны.
В тот день я вернулась в Эдинбург. Все это произошло не более чем за несколько часов до того, как я нашла Джейми в печатной мастерской. Ночью он, Фергюс и команда из шести человек наведались на пристань в Бернтисленде, чтобы забрать несколько бочек контрабандной мадеры, припрятанных среди вполне невинной муки.
– Мадера не впитывается в древесину так быстро, как другие вина, – пояснил Фергюс – Бренди невозможно пронести под носом у таможни, потому что собаки мигом его учуют. А мадеру – можно, если она только что залита в бочонки.
– Собаки?
– Некоторые из таможенников завели собак, миледи, обученных вынюхивать такие контрабандные товары, как табак и бренди. Так вот, возвращаясь к той истории. Мы благополучно забрали мадеру и принесли ее на склад, один из тех, что формально принадлежат лорду Дандасу, но на самом деле милорду и мадам Жанне.
– Конечно, – сказала я, снова с противной дрожью в желудке, какую чувствовала, когда Джейми открыл дверь борделя на Куин-стрит. – Они ведь партнеры, верно?
– Что-то вроде того, – с сожалением произнес Фергюс – У милорда там всего пять процентов, и это при том, что он и место нашел, и для дела его приспособил. Мадам вложила живые деньги. Печатное дело – занятие гораздо менее прибыльное, чем содержание «дома удовольствий».
Марсали не оглянулась, но мне показалось, что ее спина напряглась еще больше.
– Да уж, пожалуй, – сказала я.
В конце концов, Эдинбург и мадам Жанна остались далеко позади.
– Рассказывай дальше. Кто-то может перерезать Джейми горло, прежде чем я выясню почему.
– Конечно, миледи, – с готовностью кивнул Фергюс.
Контрабандный товар был надежно спрятан, ожидая последующей маскировки и продажи, и контрабандисты устроили передышку, чтобы освежиться напитками перед тем, как с первыми лучами рассвета разойтись по домам. Двое из них сразу попросили свою долю, поскольку нуждались в деньгах для уплаты карточных долгов или покупки провизии своим семьям. Джейми согласился и направился в помещение напротив, где у него в отдельной каморке хранилось золото.
Но стоило людям расслабиться, как все помещение содрогнулось. «Ложись!» – заорал Маклеод, более других искушенный в складском деле, и контрабандисты бросились кто куда за миг до того, как рядом с конторой Джейми со страшным треском разломилась крепежная решетка, удерживавшая пирамиду из бочек. Двухтонная бочка, скатившись с ее вершины, разнесла ограждение в щепки и разлетелась сама, взметнув ароматный фонтан эля, а следом за ней каскадом раскатилась вся пирамида.
– Милорд как раз проходил мимо, – поведал, качая головой, Фергюс, – и уцелел только по милости Пресвятой Девы.
Бочка приземлилась в нескольких дюймах от него, а от следующей он увернулся и запрыгнул в пустую винную клеть, ударившись о которую бочка изменила направление движения.
– В самом происшествии не было ничего необычного, – пожал плечами Фергюс – Каждый год на складах Эдинбурга таким образом гибнет не меньше дюжины человек. Однако в сочетании с другим недавним происшествием…
За неделю до инцидента с бочками загорелся, как раз тогда, когда в нем работал Джейми, маленький сарайчик, полный упаковочной соломы. Светильник, находившийся между ним и дверью, неожиданно упал, солома вспыхнула, и Джейми оказался в ловушке, отрезанный от двери огненной стеной.
– К счастью, сарайчик и сам по себе был довольно хлипким, да и доски вдобавок основательно подгнили. Он вспыхнул как спичка, но милорд сумел пинком вышибить дыру в задней стене и вывалиться наружу, не пострадав. Сначала мы думали, что светильник упал сам, и радовались его спасению, но потом милорд сказал мне, что ему показалось, будто он услышал резкий звук – то ли выстрел, то ли просто треск старых досок. А когда обернулся посмотреть, перед ним взметнулись языки пламени.
Фергюс вздохнул. У него был усталый вид, и я подумала, что бедняга, наверное, караулил Джейми всю ночь.
– Короче говоря, – он снова пожал плечами, – толком мы ничего не знаем. Такое может произойти и случайно, и даже то, что два происшествия последовали одно за другим, может оказаться обычным совпадением. Но может и не оказаться, особенно если сопоставить это с засадой и убийством на дороге в Арброут.
– Может быть, среди контрабандистов есть предатель? – предположила я.
– Именно так, миледи. – Фергюс поскреб голову. – Но больше всего милорда беспокоит тот человек, которого китаец застрелил у мадам Жанны.
– Ты думаешь, что это был таможенник, который проследил за Джейми от пристани до борделя? Но сам Джейми говорит, что этот человек не был чиновником, поскольку не имел при себе никакого удостоверения.
– Это ничего не доказывает, – заметил Фергюс. – Но хуже то, что в кармане у него была брошюра.
– «Новый Завет»? – удивилась я. – Но какая тут связь?
– О, связь как раз есть, миледи! Или, во всяком случае, может быть, – возразил Фергюс – Видите ли, брошюра была из тех, которые напечатал сам милорд.
– Понимаю, – задумчиво произнесла я. – Точнее, начинаю понимать.
Фергюс кивнул с серьезным видом.
– Видите ли, если власти сумели проследить путь контрабандного бренди от побережья до борделя, это, конечно, плохо, но не смертельно. Можно найти другое потайное место, на самом деле у милорда есть договоренности с владельцами двух трактиров, которые… но это неважно.
Он махнул рукой.
– Но если агенты короны связали пресловутого контрабандиста Джейми Роя с уважаемым мистером Малкольмом, печатником из тупика Карфакс… – Фергюс развел руками. – Вы понимаете?
Я поняла. Если бы таможня слишком близко подобралась к контрабандным операциям, Джейми мог попросту распустить временно своих помощников, перестать наведываться в условные места и какое-то время, пока не сочтет, что опасность миновала, существовать только в качестве владельца типографии. Но сумей власти связать обе его личины, это не только лишило бы Джейми обоих источников дохода, но и открыло бы для врагов возможность установить его настоящее имя и бунтарское прошлое. Стало бы ясно, что нынешний распространитель подстрекательских прокламаций и подпольный торговец спиртным есть не кто иной, как уже привлекавшийся к суду за измену мятежник из Лаллиброха. Тогда появились бы улики, позволяющие повесить его дюжину раз, хотя хватило бы и одного.
– Конечно, я поняла.
Значит, когда Джейми сказал Айену, что нам было бы неплохо на время перебраться во Францию, он тревожился не только из-за Лаогеры и Хобарта Маккензи.
Парадоксально, но, услышав откровения Фергюса, я почувствовала некоторое облегчение. По крайней мере, не я одна несла ответственность за вынужденный отъезд Джейми. Мое появление могло лишь ускорить разрыв с Лаогерой, но ко всему остальному я не имела никакого отношения.
– Именно, миледи. И все же мы не знаем наверняка, предал ли нас один из наших товарищей. Или, даже если среди нас и есть предатель, хочет ли он смерти милорда.
– В том-то и суть.
Собственно говоря, суть в этом если и была, то не вся. Одно дело, если кто-то из контрабандистов задумал предать Джейми ради денег, и совсем другое, если он руководствуется личной местью. В таком случае сейчас, когда Джейми на неопределенное время оказался вне пределов досягаемости ищеек короны, этот человек может решить довести дело до конца сам.
– Если так, – продолжил Фергюс, – это должен быть один из шестерых – тех шести человек, за которыми милорд послал меня, чтобы отплыть с нами. Эти шестеро присутствовали и когда валились бочки, и когда загорелся сарай, все они бывали в борделе.
Он помолчал.
– И все они были на дороге у Арброута, когда нам устроили засаду, а потом мы нашли повешенного таможенника.
– А они все знают о печатной мастерской?
– О нет, миледи! Милорд был весьма осторожен и не посвящал в это никого из контрабандистов. Конечно, всегда существует вероятность, что кто-то из них увидел его на улицах Эдинбурга, проследовал за ним до тупика Карфакс и таким образом узнал о Малкольме.
