Текст книги "Темная сторона света (Спасительный свет)"

Автор книги: Диана Чемберлен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

29

– Эта докторша убила маму, – заявила Лэйси, залива; молоком рисовые хлопья.

Алек нахмурился.

– Нет, – осторожно возразил он, – доктор Саймон пыталась спасти твоей матери жизнь.

Дочь подняла на него глаза.

– У мамы на рубашке была всего лишь капелька крови. А когда эта врачиха занялась ею, мама истекла кровью. – У Лэйси дрожала нижняя губа, и Алек видел, что девочка с трудом сдерживается. Она смотрела в свою миску с хлопьями и водила в молоке ложкой. Ее волосы немного отросли, и у корней появилась рыжая полоска.

– Лэйси, посмотри на меня, – попросил Алек.

Она на мгновение подняла на него глаза и тут же отвернулась к окну.

– Девочка моя, – он коснулся ее запястья, – мы так с тобой ни разу и не поговорили о том, что произошло в тот вечер.

Лэйси вырвала руку.

– Мама умерла, остальное не имеет значения.

А мне кажется, что имеет. У меня было много вопросов, и держу пари, ты тоже задавала их себе. Несколько недель назад я познакомился с доктором Саймон, наткнулся на нее в мастерской Тома. Она берет у него уроки, пытается делать витражи. Я расспросил ее о том, что случилось в ту ночь.

Лэйси посмотрела на него с осуждением.

– Так ты, типа, это… встречаешься с ней?

– Нет.

– Тогда почему ты был с ней вчера вечером?

– Мы с ней стали друзьями.

– Ты ее обнимал, – напомнила отцу Лэйси.

Алек не знал, что на это ответить. То, что произошло накануне, он не мог объяснить даже самому себе.

– Оливия замужем, Лэйси, – сказал он. – Они с мужем в настоящий момент не живут вместе, но, скорее всего, снова сойдутся. Ее муж написал статью о маме в «Морском пейзаже». Помнишь?

Лэйси сморщила нос.

– Этот тип перепутал мой возраст.

– В самом деле?

– А ты уже забыл? Он написал, что мне двенадцать. Ты представляешь, двенадцать! – Ее глаза расширились от возмущения. – Ведь мне было уже тринадцать с половиной.

Алека позабавило ее негодование.

– Думаю, такие ошибки случаются частенько.

Лэйси снова начала перемешивать хлопья в миске. Пока еще она не проглотила ни ложки.

– И о чем же вы с врачихой беседовали вчера вечером? – поинтересовалась она.

– О маяке. – Алек откинулся на спинку стула. – Оливия поможет нам, выступит по радио. У нее в этом большой опыт. Честно говоря, сегодня утром мы вместе едем в Норфолк.

Лэйси выразительно посмотрела на отца, встала и отнесла миску в мойку.

– А есть ты не будешь? – поинтересовался Алек.

– У меня пропал аппетит, – буркнула Лэйси.

– Кто такой Бобби?

– Друг. – Лэйси так и не повернулась к нему. Она составляла грязную посуду в посудомоечную машину.

– Почему бы тебе не пригласить его к нам? Я хотел бы с ним познакомиться.

Лэйси наконец обернулась и хмуро посмотрела на него:

– Очнись, папа.

Она вытерла руки бумажным полотенцем и вышла из кухни.

Алек улыбнулся, увидев Оливию на ступенях ее дома Светлый костюм, который она надела для поездки в Норфолк, очень шел ей.

Он вышел из машины, открыл ей дверцу и обрадовался, увидев, что она улыбается ему, несмотря на неприятный разговор, состоявшийся накануне.

– Ты просто красавица, – заявил Алек, садясь за руль. – Утонченная и изящная.

– Ты тоже хорош, – в тон ему ответила Оливия. – Впервые вижу тебя в костюме и галстуке. Очень мило.

Алек принялся задавать ей вопросы о маяке, проверяя, насколько Оливия знает материал. Они даже не заметили, как проехали длинный мост, соединяющий Внешнюю косу с материком, и пересекли границу штата Виргиния. Только тогда Алек решился заговорить о том, что произошло накануне.

– Прости меня за то, как я повел себя, когда мы встретили Лэйси, – извинился Алек. – Ты все еще злишься на меня?

– Нет. Я понимаю, что ты почувствовал себя неловко.

– Я попытался дозвониться до тебя, но ты не снимала трубку. – Он безуспешно набирал ее номер снова и снова и сдался только в одиннадцать часов.

– Я отключила телефоны. Алек нахмурился.

– Чтобы не говорить со мной?

– Нет, Алек. – Она поколебалась мгновение и решила, что упоминать об Анни не стоит. – Со мной пыталась связаться репортерша из «Береговой газеты», а я не в состоянии была разговаривать с ней.

– О чем она хотела с тобой поговорить?

Оливия лишь пожала плечами и посмотрела на пробегающие мимо ярко-зеленые поля.

– Понятия не имею, – соврала она.

Они приехали в Норфолк сразу после полудня, перекусили в ресторанчике рядом с радиостанцией, где Оливии предстояло давать интервью. Она съела не только свой сандвич с салатом из тунца, но и отломила кусочек от сандвича Алека.

Он не сумел сдержать улыбку.

– Ты из тех, на кого во время волнения нападает волчий аппетит?

– Я ем за двоих, ты не забыл? – парировала Оливия и тут же добавила, защищаясь: – И я совсем не нервничаю.

Алек проводил ее до дверей радиостанции, чувствуя себя виноватым за то, что ей придется сорок пять минут в одиночестве ждать интервью. Но его самого ждали в городской библиотеке, где собрались члены общества «Друзья маяков Атлантики».

К концу выступления Алек подумал о том, что выбрал более легкую аудиторию. Пришедшие на заседание люди оказались отзывчивыми, и к тому моменту, когда Алек закончил свое выступление, несколько человек подписали чеки на внушительные суммы в фонд спасения Киссриверского маяка. Алек ответил на вопросы и сразу же уехал. Оказавшись в машине, он первым делом включил приемник, чтобы захватить последние десять минут интервью Оливии. И она, и ведущий Роб Маккейн чему-то смеялись, и Алек понял, что все идет хорошо.

– Судя по всему, – снова заговорила Оливия, – капризы погоды – это лишь малая часть проблемы. Все решения по поводу судьбы маяка имеют политические, технологические и экономические последствия.

Алек убедился, что был прав, предложив Оливии выступить в ток-шоу. Она сумела произвести должное впечатление.

– Но, мне кажется, вариант, предусматривавший возведение защитной стены, получил существенную поддержку, – продолжал Роб Маккейн.

– Многие заинтересованы в том, чтобы спасти Киссриверский маяк, – ответила Оливия. – Эта проблема выходит за узкие местные рамки, так что необходимость в сборе средств для сохранения маяка оправдана. Нам присылают деньги дети и старики, чиновники и политики, все, кто заинтересован в спасении частички нашей истории.

Алеку понравилось, что Оливия употребила местоимение «мы», говоря о комитете, хотя обычно он испытывал чувство ревности, когда кто-то пытался примкнуть к его единомышленникам. Но после выступления на радио Оливия стала среди них своей.

Оливия стояла на тротуаре около здания радиостанции и выглядывала в потоке машин «Бронко» Алека. Интервью прошло в высшей степени удачно. Она прочитала кое-что сверх того, что ей давал Алек, и вполне комфортно чувствовала себя перед микрофоном.

«Бронко» выехала из-за угла и остановилась у обочины тротуара. Оливия села рядом с улыбающимся Алеком.

– Я услышал конец передачи, – сообщил он, трогаясь с места. – Ты была великолепна.

– Спасибо, – поблагодарила Оливия, – мне самой по нравилось.

В машине было жарко. Ей хотелось снять жакет, но утром она застегнула пояс юбки на большую булавку, потому что талия ее заметно располнела. Придется ей оставаться в пиджаке, даже рискуя изжариться заживо.

– Боюсь, кондиционер решил проявить свой омерзительный характер, – заметил Алек.

Оливия немного спустила стекло и повернулась к нему.

– Как прошло твое выступление?

– Отлично, но думаю, что теперь ты будешь выступать на публике от нашего имени. – Он покосился на Оливию. – Ты обманула меня, Оливия. Зачем ты говорила, что вне стен больницы чувствуешь себя потерянной? Судя по сегодняшнему интервью, ты с рождения была уверенной в себе.

Она улыбнулась.

– Учительница, у которой я жила после того, как убежала из дома, вела дискуссионный кружок в старших классах школы.

Алек помолчал, обдумывая услышанное.

– Ты сбежала? – наконец спросил он. – Ты говорила, что ушла из дома, а не… – Алек снова покосился на Оливию. – Почему? Что заставило тебя так поступить? – Его голос звучал мягко и сочувственно.

Оливия прикусила нижнюю губу, обдумывая, как лучше ему ответить. Алек опять посмотрел на нее, на этот раз вопросительно подняв брови.

– Я решаю, какую версию тебе рассказать, полную или сокращенную, – ответила Оливия.

Она глубоко вздохнула, откинулась на подголовник.

– Ладно, – решила она, – слушай. Я ушла из дома, вернее, сбежала, в тот день, когда меня изнасиловали. Я боялась вернуться, поэтому и сбежала.

– Но почему ты не осталась с родными в такую тяжелую минуту? – Алек не понимал мотивов ее поступка.

Оливия долго молчала, пытаясь подобрать слова.

– Ты хочешь мне рассказать? – наконец спросил он.

– Да.

– Тогда попытайся.

– Здесь слишком жарко. – Оливия и сама поняла, как по-детски прозвучала ее жалоба.

Алек покрутил ручку кондиционера, и аппарат выдал струю долгожданного холодного воздуха. Они проезжали через Чесапик, мимо кафе, мимо больницы. Именно в этой больнице Оливия сначала искала себе место, когда решила уйти из Вашингтонского госпиталя, но вакансий там не оказалось.

– Дом, где я выросла, противно вспоминать, – медленно заговорила она. – Он был крохотный, всего с одной спальней, которую я делила с двумя братьями. Мать спала на диване в гостиной, вернее, там она отключалась. Она так и не вышла снова замуж после смерти моего отца. Мать была… крупной и повторяла, что с ней на одном диване уместится только бутылка виски. – Оливия бросила взгляд на Алека, который с сосредоточенным видом управлял машиной.

– Однажды я задержалась после школы и пришла домой позже обычного. Это было зимой, и я помню, что на улице уже стемнело. Соседский парень по имени Натаниэль сидел в нашей спальне с моими братьями. Мне всегда становилось не по себе в его присутствии, потому что в свои семнадцать он был настоящим великаном. Развлекался он тем, что палил в кошек и собак из дробовика. Когда я вошла в комнату, все трое сразу замолчали. Я поняла, что у парней на уме что-то нехорошее. Я попыталась уйти, но Эвери заслонил дверь, а Натаниэль принялся ходить вокруг меня, приговаривая, что я стала совсем взрослой и симпатичной. Сначала он только говорил, потом начал трогать меня. Легко, – Оливия коснулась плеча Алека кончиками пальцев, – вот так. Но его руки были повсюду, заставая меня врасплох. Я не представляла, где он коснется меня в следующий раз. И тут я сильно испугалась. Я попыталась оттолкнуть Эвери, открыть дверь и убежать. Когда-то я могла с ним справиться, но моему старшему брату уже исполнилось семнадцать, и он стал очень сильным. И теперь Эвери только смеялся. Кто-то из парней что-то сказал я не помню его слов точно, но суть была в том, что я стала частью сделки. Натаниэль что-то дал братьям или что-то для них сделал, а расплачиваться за это предстояло мне.

– Господи! – выдохнул Алек.

Кондиционер снова сник. Оливии не хватало воздуха. Она еще немного опустила стекло, но в машину ворвалась жара и шум уличного движения, и Оливия поспешно закрыла окно.

– Неожиданно Эвери схватил меня, прижал к себе, повернул лицом к Натаниэлю. Тот разорвал на мне блузку. Пуговицы посыпались на пол, покатились под кровать. Я отбивалась как сумасшедшая, пинала его, но Натаниэль словно не замечал этого. Он задрал лифчик… – Оливия снова отвернулась к окну, вспоминая свое унижение.

– Оливия, можешь не рассказывать дальше, – мягко сказал Алек. – Мне не следовало просить тебя об этом.

– Лучше выслушай меня, – возразила Оливия. Ей хоте лось рассказать ему все, вытащить воспоминания наружу. – Я хочу, чтобы ты понял.

– Хорошо, тогда продолжай, – кивнул Алек.

– Натаниэль начал тискать мои груди. Он был очень груб, я закричала, стала звать мать, хотя я знала, что она мне не поможет. Тогда я крикнула: «Клинт, помоги мне», но тот так и остался сидеть на кровати, уставившись в одну точку. И в следующее мгновение я оказалась на полу. Эвери крепко держал меня за руки… – Оливия содрогнулась. – Это было самым страшным. Я не могла отбиваться. Я… Я до сих пор не терплю, когда кто-нибудь удерживает мои руки. Как-то мы занимались любовью с Полом, и он прижал мои руки к бокам. Он не хотел меня напугать, но я закричала. Пол испугался не меньше меня, поняв, какой ужас я испытываю. Бедный Пол, он и не сообразил», что сделал.

Оливия прижалась виском к теплому стеклу бокового окна и заерзала на сиденье. Скоро ей придется попросить Алека остановить машину у туалета. Последнее время ей требовалось посещать его гораздо чаще, чем прежде.

– Так вот, – продолжала она, – Натаниэль задрал юбку, стянул с меня трусы, а Эвери сунул их мне в рот, чтобы я не кричала. Мне казалось, я вот-вот задохнусь. И это было невероятно унизительно. Я так отбивалась, что в конце концов Эвери приказал Клинту подойти и держать меня за ноги. – Она посмотрела на свои руки, лежащие на коленях, в груди поднималась знакомая волна боли. – Когда я об этом вспоминаю, мне всегда становится жаль Клинта. – Оливия помнила сконфуженное лицо своего брата-близнеца, когда тот пытался решить, кому он должен помочь. Годом раньше он наверняка выбрал бы Оливию, но в четырнадцать лет одобрение старшего брата значило для него очень много. – Клинт плакал, но держал мою ногу, пока Эвери прижимал к полу другую.

Натаниэль навис надо мной словно башня. Все остальное запомнилось мне как кадры замедленной съемки. Он расстегнул «молнию» и вытащил огромный, напряженный член. Я вскрикнула, но кляп во рту заглушил мой крик. Следующее, что я помню, это тяжесть его тела. Он подмял меня, лишив всякой возможности сопротивляться. Но он никак не мог войти в меня. Натаниэль снова и снова повторял попытки, его лицо покраснело от досады. Он сказал, что это все равно что трахать кирпич. Я молилась, чтобы он оставил меня в покое, но негодяй хотел добиться своего. Я плакала, задыхалась и не могла пошевелиться под ним. – Оливия коснулась горла. – Натаниэль был таким тяжелым. Он едва не раздавил меня. Помню, как Клинт сказал: «Может, не надо, Нат». Но думаю, Натаниэль его даже не слышал. В конце концов мне показалось, что меня разрывают пополам. Боль была невероятная, и он не кончал очень долго. Думаю, тут я потеряла сознание. Потому что, когда я пришла в себя, в комнате уже никого не было. На юбке, на ногах была кровь. Окровавленной была и ручка двери.

Алек снял руку с руля и коснулся пальцев Оливии, нежно погладил их. Она благодарно ответила на его ласку, сжав его пальцы в своей ладони.

– Я не знала, что мне делать, и пошла к своей учительнице Эллен Дэвисон, – продолжала Оливия. – Она преподавала у нас естественные науки. Я не рассказала ей, что произошло, ни тогда, ни позже, но она каким-то образом узнала. Эллен повела себя так, словно давно ждала моего появления. У нее нашлась лишняя спальня, где уже была застелена кровать. Я просто переехала к ней, и все. Эллен перевела меня в другую школу, и я больше никогда не видела никого из моей семьи.

– Оливия, какой ужас! – искренне отозвался Алек.

– Я волновалась за Клинта, – продолжала она, – но, убежав из дома, думала только о себе. Когда я училась на первом курсе колледжа, мне сообщили о смерти матери. Я понимала, что должна поехать домой, узнать, как там Клинт, но я просто не смогла. Я так боялась Эвери и… – Оливия сморщила нос. – Мне казалось, что если я вернусь, то все мои усилия вырваться оттуда, забыть прошлое пойдут прахом и я навсегда останусь в том доме, снова стану прежней запуганной Оливией… Понимаю, это звучит глупо, но…

– Как ты могла беспокоиться о Клинте после того, что он сделал? – прервал ее Алек.

– На самом деле он в этом не участвовал. Ее слова не убедили Алека.

– Что ты хочешь этим сказать? Не участвовал? Он держал сестру, пока негодяй ее насиловал!

– Клинт…

Ты говорила, что твой брат-близнец был умственно отсталым, но ведь не настолько же, чтобы не понимать разницы между тем, что хорошо и что плохо?

– Ты прав, только… Пол всегда говорил, что я не дала ему шанса искупить вину, что Клинт был всего лишь ребенком…

– Нет, – Алек крепко сжал ее руку. – То, что случилось простить невозможно. И время тут не поможет.

Оливия закусила губу.

– Анни никогда бы не отвернулась от собственного брата, – неожиданно выпалила она. – И неважно, что произошло в прошлом.

– Во имя благотворительности Анни наделала много глупостей.

– И все-таки Клинт во мне нуждался, – заупрямилась Оливия. – Как только я начала сама зарабатывать, как только встала на ноги, мне следовало бы с ним встретиться. Эвери не умел о нем заботиться. Даже наша мать на это была не способна. Наш дом походил на выгребную яму, Алек. Тебя бы стошнило, если бы ты увидел его. А я просто оставила Клинта гнить там. – Она вырвала руку из ладони Алека и откинула волосы со лба. – Пару лет назад Эллен написала мне, что Клинт умер. Скорее всего, он стал алкоголиком, как и наша мать. Ему никто никогда не говорил, что выпивка может его убить. Если б я помогла ему, он, вероятно, был бы сейчас жив. – Она посмотрела на Алека. – А я его бросила.

– Чтобы выжить, – уточнил Алек. – Черт возьми, у тебя не оставалось выбора.

Оливия закрыла глаза, стараясь осознать его слова, поверить в них. Она вздохнула.

– Мне бы не помешало заглянуть в туалет.

Отогнув защитный козырек, Оливия посмотрелась в зеркало и ахнула. Нос покраснел, тушь потекла, оставив на щеках черные потеки.

– Мы остановимся на первой же заправке, – пообещал Алек.

Он ждал ее на парковке у маленькой заправочной станции. Алек протер ветровое стекло, снял галстук и пиджак, прежде чем снова сесть за руль. Кондиционер в «Бронко» отказывался работать нормально.

Алеку не удавалось отогнать прочь ужасную картину. Он снова и снова видел, как братья удерживают Оливию, пока семнадцатилетний амбал насилует ее. Только на месте Оливии он представлял собственную дочь. Может быть, Оливия все же была права, когда накануне вечером сказала, что следует несколько ограничить свободу Лэйси? Алек понятия не имел, где и с кем его дочь проводит вечера. Он мог помочь ей не больше, чем пьяная мать Оливии.

Оливия вернулась в машину, немного успокоившись и поправив макияж. Она совсем не загорела в ту субботу, когда Алек учил ее серфингу, и теперь зеленые глаза и черные ресницы резко контрастировали с алебастровой кожей. Это лишь подчеркивало ее хрупкую красоту.

– С тобой все в порядке? – поинтересовался Алек, пока она пристегивала ремень безопасности.

Оливия кивнула. Она вспотела, пряди волос прилипли ко лбу.

– Почему бы тебе не снять пиджак? – спросил Алек.

– Не могу. Мне пришлось застегнуть пояс юбки на булавку.

Он расхохотался, и ему самому стало легче от этого. Смех снял напряжение, но Оливия даже не улыбнулась.

– Ты думаешь, меня это волнует? Снимай его, здесь чертовски душно.

Он придержал пиджак, пока Оливия вытаскивала руки из рукавов, потом сложил его и положил на заднее сиденье. ; – Так лучше?

Оливия кивнула.

Алек завел мотор и выехал на шоссе. Они довольно долго молчали, прежде чем Алек понял, что Оливия тихонько плачет, отвернувшись к окну. Он съехал на обочину и заглушил мотор.

– Оливия. – Алек отстегнул оба ремня безопасности и притянул ее к себе. На мгновение она прижалась к нему так сильно, что он ощутил ее влажное тело под белой блузкой.

– Прости меня, – пробормотала она, когда снова смогла говорить.

Оливия немного отстранилась, опустила голову. Губы Алека почти касались ее макушки. Он закрыл глаза и прижался губами к шелковистым волосам.

– Я так давно об этом не говорила, – призналась Оливия, – я даже не думала об этом. – Она подняла на него глаза. На длинных ресницах сверкали слезинки. – Я благодарна тебе за снисходительность. Мне всегда казалось, что я должна быть выше того, что со мной случилось, забыть о прошлом и помочь Клинту, но…

– Но ты знала, что не сможешь позаботиться о нем и о себе одновременно.

Оливия кивнула.

– Наверное, мне повезло, что меня изнасиловали. Я смогла вырваться оттуда.

– О каком везении ты говоришь! – изумился Алек. – Ты в любом случае ушла бы из дома.

– Не знаю. – Оливия снова села на свое место, откинулась, закрыла глаза. – Этот случай помог мне выбраться из помойки, но заплатила я за это слишком высокую цену. – Она открыла глаза и отстраненно посмотрела на пейзаж за окном. – Я стала избегать мужчин, страшилась секса и почувствовала себя еще более никчемной, чем раньше.

Алек внимательно смотрел на ее точеный профиль.

– Но ведь ты сумела это преодолеть, правда? Оливия кивнула.

– Пол изменил мою жизнь. Он был невероятно терпеливым.

Алек не сомневался, что Пол на это способен. Оливия улыбнулась, мечтательное выражение не уходило из ее глаз.

– Я так нервничала. Мне казалось, что после изнасилования я никогда не приду в себя. Я думала, что не могу никому позволить прикоснуться ко мне, ведь я не в состоянии предсказать собственную реакцию, физическую или эмоциональную. Пол стал первым мужчиной, которому я смогла доверять. Я знала, что он сумеет понять меня. Мне очень хотелось заняться любовью, но нам потребовалось четыре или пять ночей, чтобы… дойти до конца. – Оливия покраснела и покосилась на Алека. – Тебе неловко, когда я об этом говорю?

– Нет. – Голос Алека выдал его неискренность. – Мне приятно слушать тебя, и мне просто необходимо, чтобы ты напоминала мне о существовании Пола, потому что, когда я с тобой, я о нем забываю.

Оливия прямо посмотрела ему в глаза, потом продолжала:

– Пол писал стихи. Каждый день он приносил мне новое стихотворение, посвященное нашим отношениям. Иногда стихи были милыми и трогательными, иногда метафорическими. Что-то об охотнике, подбирающемся к добыче. – Оливия рассмеялась. – Наконец это получилось. Мне было двадцать семь лет, и я испытала первый оргазм. Я даже не представляла, что это настолько… потрясающе.

– Ты кончила в первый же раз, когда занималась любовью? – Алек сообразил, что вопрос бестактен, когда тот уже сорвался у него с языка. Но Оливия не смутилась.

– Да, – ответила она. – И с тех пор у меня с этим нет проблем.

– Тебе повезло. Анни… – Алек замялся. Ему было труднее говорить об этом, чем Оливии. – Анни это удавалось не всегда. Правда, я довольно быстро понял, что секс не слишком много для нее значил. Ей больше всего хотелось, чтобы ее приласкали, чтобы она почувствовала себя любимой. Анни говорила, что духовная близость – это ее лекарство, а секс – побочное действие.

– И все те годы, что ты был женат на ней, тебе приходилось сдерживать свои сексуальные потребности?

– Нет. Ты забыла, что я был женат на самой щедрой женщине в мире. Я всегда получал желаемое. – Алеку вдруг стало стыдно, что он так говорит о покойной жене с другой женщиной. – Ничего себе! – Он смущенно улыбнулся. – Не могу поверить, что мы с тобой об этом разговариваем.

Оливия ответила ему улыбкой, потянулась и спросила:

– Как насчет ужина? Я умираю от голода и мечтаю об исправном кондиционере.

Они остановились возле первого же ресторанчика, и их разговор перешел на более безопасные темы. Они говорили о маяке и грядущих выступлениях в его защиту. Как только они снова сели в машину, Оливия почти сразу же заснула, неловко запрокинув голову между подголовником и окном.

Когда они проезжали по мосту, ведущему в городок Китти-Хок, Алек разбудил ее. Закат был слишком красивым, чтобы пропустить его. Заходящее солнце окрасило небо в пурпурный и золотой цвета. Они опустили стекла в боковых окнах, и салон машины наполнился влажным морским воздухом. Оливия отстегнула ремень, встала на колени на сиденье и повернулась назад, чтобы смотреть на закат через заднее стекло. Алек заметил поехавшую петлю на чулке, вздувшуюся у пояса блузку, английскую булавку вместо застежки, и это показалось ему странно трогательным. Он протянул руку и легко коснулся ее волос.

Оливия снова села, и машина поехала по улицам Китти-Хок. Наконец Алек свернул на шоссе Кроатан, направляясь к дому Оливии.

– Ничего, что ты останешься одна сегодня вечером? – спросил он.

– Все нормально. – Оливия порылась в сумочке в поисках ключей. – Как только ты меня разбудил и на меня повеяло ветром с Внешней косы, сразу почувствовала себя лучше. Пусть у меня здесь всего один друг – ты, – это место все равно кажется мне домом.

Алек улыбнулся и ничего не ответил. На ближайшем же развороте он сменил направление.

– Что ты делаешь? – удивилась Оливия.

– Везу тебя кое-куда. Ты заработала право побывать там.

– Мы едем к маяку! – воскликнула Оливия, как только Алек свернул с шоссе направо к Киссривер.

Дорога, ведущая к берегу, казалась темной. Растущие по обочинам деревья образовали для «Бронко» зеленый туннель. Алек свернул еще раз и остановился на небольшой парковке, обсаженной мощными кустами восковницы. Ночь быстро спустилась на Киссривер, маяк уже работал. Когда они выходили из машины, яркий свет упал на белое, изумленное лицо Оливии.

– Здесь страшновато, – призналась она. Дом смотрителя был погружен в темноту. Они не встретили ни души, пока шли через заросли камыша. Оливия запрокинула голову, глядя на свет маяка. – Двести десять футов – это несколько выше, чем я ожидала.

Алек нашел на связке ключ.

– Вообще-то, я не должен этого делать, – заметил он. – Мэри Пур дала этот ключ Анни много лет назад. – Алек открыл дверь, вошел в темный коридор, нащупал на стене выключатель.

– О господи, – невольно охнула Оливия, когда вспыхнул свет, и она увидела уходящую вверх винтовую лестницу. Она подошла ближе и запрокинула голову. – Двести семьдесят ступеней.

– Тебе будет удобнее, если ты снимешь туфли. – Алек подождал, пока Оливия сбросит лодочки на высоком каблуке, и стал подниматься по лестнице. – У тебя не кружится голова от высоты? – на всякий случай спросил он. Его голос отозвался эхом от стен из белого кирпича.

Оливия взглянула на уходящие ввысь ступени.

– Скоро мы это выясним, – ответила она.

Они остановились на третьей лестничной площадке, чтобы Оливия отдышалась. Из узкого окна виднелись лишь очертания дома смотрителя, уснувшего в темноте.

Ступени стали круче, и Алек слышал тяжелое дыхание Оливии.

– Мы уже почти пришли.

Они оказались на узкой площадке. Алек открыл дверь на галерею и отступил в сторону, пропуская Оливию.

– Это невероятно, – выдохнула она, когда теплый ветер ударил ей в лицо. Оливия посмотрела на небо. – Мы совсем близко к звездам. Ой! – Она вздрогнула, когда прямо у них над головой вспыхнул свет. Алек рассмеялся.

Облокотившись на перила, он посмотрел на океан. Луна осветила волны, и они казались полосками живого серебра, устремившегося к берегу.

– Однажды, когда мы были здесь с Анни, я запер дверь, – сказал Алек, – и выбросил ключ через перила.

– Специально?

– Да. – Ему самому показалось странным, что идея позабавиться подобным образом могла прийти ему в голову. – Мы смогли выйти только на следующее утро. Нас выпустила Мэри. – Алек улыбнулся, вспоминая об этом.

Оливия оперлась о перила рядом с ним.

– Спасибо тебе за то, что показал маяк, за то, что позволил мне сюда подняться. Я знаю, что ты считаешь это место вашим с Анни.

Алек кивнул, подтверждая истинность ее слов.

– Добро пожаловать.

Они еще некоторое время постояли на галерее, наблюдая за светящимися точками кораблей на горизонте. Наконец Алек напоследок вдохнул побольше соленого свежего воздуха и спросил:

– Будем спускаться?

Оливия кивнула в ответ и вышла с галереи на площадку лестницы. И тут что-то внизу привлекло взгляд Алека.

– Подожди секунду, – попросил он и прошел на ту часть галереи, которая нависала над дюнами. Его руки непроизвольно вцепились в поручни, пока он вглядывался в темноту между домом смотрителя и лесом. Очередная вспышка света прорезала черноту ночи, и Алек увидел бульдозер, стоявший рядом с двумя свежими траншеями.

Он проводил Оливию до дома, обнял на прощание, поцеловал в висок.

– Спасибо, что помогла мне сегодня. Она отступила на шаг, улыбнулась.

– И тебе спасибо, ты тоже мне очень помог. Ты получил не совсем то, на что рассчитывал. – Оливия отперла дверь и повернулась к Алеку. – Сегодня вечером можешь мне не звонить.

– Ты намекаешь на то, что по горло сыта моим обществом?

– Нет. – Оливия замялась. – Просто сегодня я чувствовала себя так близко к тебе и не уверена, что это хорошо.

Его сердце пропустило удар, и Алек тут же вспомнил слова Анни: «Ты подождешь год после моей смерти?» Он кивнул Оливии.

– Хорошо, тогда до завтра.

Когда Алек вернулся к себе, дом был пуст. Он подогрел в микроволновке кусок пиццы, сел к столу, чтобы его съесть, и развернул утренний выпуск «Береговой газеты». В правом верхнем углу он увидел большой снимок Анни. Алек отложил пиццу в сторону и поднял газету. Заголовок был набран огромными буквами: «Правда о смерти Анни О'Нил».

Алек дважды прочитал статью. Руки непроизвольно сжались в кулаки. Схватив ключи от машины, он выскочил из дома.