355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Диана Чемберлен » Темная сторона света (Спасительный свет) » Текст книги (страница 19)
Темная сторона света (Спасительный свет)
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 17:14

Текст книги "Темная сторона света (Спасительный свет)"


Автор книги: Диана Чемберлен



сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

34

Телефон зазвонил в десять тридцать пять. Оливия как paз намыливала голову в душе, но она замоталась полотенцем и вышла в спальню, чтобы ответить.

Она услышала голос Пола, а не Алека и на сотую долю секунды почувствовала разочарование.

– Ты вернулся?

– Нет, я звоню из вашингтонской гостиницы. Я возвращаюсь завтра.

Голос Пола звучал устало и немного напряженно.

– Как ты? – Оливия не могла не беспокоиться о нем. Он помолчал немного, потом она услышала легкий смешок. Или Пол кашлянул?

– Физически абсолютно здоров. А в остальном – только сейчас начал ощущать, что последнее время был не в себе.

Струйка шампуня поползла по спине Оливии.

– О чем ты говоришь? – Взяв аппарат, она отошла к шкафу, достала еще одно полотенце и накинула на плечи.

– Мне звонил Гейб, мой коллега из «Береговой газеты». Он рассказал о той шумихе, которая поднялась вокруг смерти Анни. Мне очень жаль, Оливия. Я не подозревал, что работаю в бульварном издании. Возможно, если бы я не уехал, этого бы не произошло.

Оливия подошла к кровати, села.

– Ты тоже считал меня виноватой, – сказала она.

– В смерти Анни? Нет, Лив, ты не права. Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы так думать. Я только не понимал, как ты вообще взялась ее спасать. Как ты могла работать, когда из-за Анни я вел себя как последний дурак? Но я знаю, что ты сделала все возможное. Прости, если я в чем-то обвинил тебя.

– Твои слова очень много для меня значат, – Оливия держала трубку обеими ладонями.

– Я много думал о нас, – признался Пол после недолгого молчания. – Здесь все напоминает о тебе, о нас. Сегодня вечером я заходил в книжный магазин Донована.

– Да? – Оливия сразу же вспомнила звуки и запахи их любимого места.

– Лучше бы мы никуда отсюда не уезжали. Нам было хорошо в Вашингтоне.

– Но мы же решили, что не хотим растить детей в столице, неважно, будут ли это наши собственные дети или приемные…

– Знаю, знаю. – Пол снова замолчал. Оливия слышала, как он вздохнул. – Мы можем встретиться, когда я вернусь?

– Разумеется.

– Я имею в виду настоящее свидание. Мы бы сходили куда-нибудь, познакомились заново.

– Буду только рада, – в голосе Оливии звучала такая же нежность, что и в голосе Пола.

– Я приеду около пяти.

– Я работаю до семи. – Оливия напряглась, ожидая выговора за то, что ее работа снова мешает их браку.

– Значит, в семь, – спокойно ответил Пол. – Лив? – неуверенно сказал он. – Почему ты не борешься с этим Кремером? Это на тебя совсем не похоже. Ты сидишь сложа руки и позволяешь ему себя оскорблять.

Оливия провела рукой по покрывалу на кровати. Пол прав. Обычно она сражалась со своими противниками с открытым забралом, преодолевая все препятствия.

– Я могу лишь обратиться в комиссию по медицинским конфликтам, но не уверена, что сейчас у меня есть силы пройти через эту процедуру.

– Сделай это, Лив. Я поддержу тебя, обещаю. Оливия поблагодарила Пола, удивленная и немного настороженная, неспособная до конца поверить словам мужа, его нежности. Но к тому моменту, когда она закончила разговор с Полом, она уже приняла решение и сразу же позвонила Майку Шелли.

Заведующий отделением внимательно слушал, пока Оливия излагала ему свой план. Ей казалось, она понимала ход его мыслей. Обращение в комиссию по медицинским спорам привлечет внимание не только к Оливии, но и ко всему отделению в целом.

– Прошу тебя, Оливия, подожди день-два, прежде чем предпринимать какие-то шаги. Дай мне немного подумать, – попросил Шелли.

Положив трубку, она вдруг почувствовала себя лучше. Оливия уже не казалась себе совершенно беспомощной, как это было за час до разговора с Майком. Она подошла к зеркальной дверце шкафа, сбросила на пол полотенце, повернулась и стала рассматривать себя в профиль. Живот уже заметно выдавался вперед. Если Пол обнимет ее, он все поймет. Алеку этого хватило, чтобы шарахнуться от нее как от огня.

Домыв голову и приняв душ, Оливия не стала надевать ночную рубашку, а влезла в футболку и старенькие джинсы, которые еще застегивались на ней. Она прошла в гараж, вытащила из шкафа пару отверток и маленький чемоданчик с инструментами, который Пол не забрал с собой. Оливия отнесла все это в детскую, прихватив по дороге приемник и стаканчик имбирного эля, и устроилась на полу. Ее ждал долгий, упоительный вечер. Она намеревалась собрать колыбель.

На другой день, когда смена Оливии и Джонатана закончилась, Майк вызвал их к себе в кабинет. Джонатан сел поближе к окну. Его губы кривились в пренебрежительной усмешке, которая стала привычной для него в последнее время. Оливия заняла стул у двери.

Майк немного подался вперед, опершись локтями о стол.

– Джонатан, – начал он, – я хочу, чтобы ты опроверг заявление о так называемом убийстве Анни О'Нил, которое недавно сделал прессе.

– Я не собираюсь опровергать то, что я считаю правдой. Майк покачал головой.

– Оливия намерена обратиться в комиссию по медицинским спорам, и, если это произойдет, я буду вынужден высказать свое мнение. – Майк говорил очень медленно, словно боялся, что Джонатан не уследит за ходом его рассуждений. – Оливия была права, потому что ее опыт и умение позволяли ей провести такого рода операцию. Ее можно было бы обвинить в преступной небрежности, если б она не попыталась спасти миссис О'Нил. Но и ты, Джонатан, поступил правильно. И знаешь почему? – Шелли не стал ждать ответа. – Ты поступил правильно, потому что у тебя нет ни необходимого опыта, ни умения для такого вмешательства. Если бы ты попытался это сделать, я бы обвинил тебя в преступной небрежности. – Майк откинулся на спинку кресла, не сводя глаз с Джонатана. – Ты хочешь, чтобы местные жители узнали об этом?

Джонатан нахмурился. Над верхней губой выступили капельки пота.

– Ты передергиваешь…

– Я не передергиваю! – рявкнул Майк, снова наклоняясь вперед, и Оливия не меньше Джонатана была удивлена его бурной реакцией. – Либо ты опровергаешь собственное заявление, либо Оливия обратится в комиссию, чтобы очистить свое имя. И она его очистит. Но при этом ты будешь выглядеть не слишком хорошо, верно?

Оливия чувствовала, что Джонатан смотрит на нее, ощущала его яростный, враждебный взгляд.

– Не трудись, – бросил он ей, вставая. – Я немедленно «напишу заявление об увольнении. А потом можешь экспериментировать над пациентами сколько твоей душе угодно. Мне плевать! – Театральным жестом Кремер сорвал с себя стетоскоп, бросил его на стол перед Майком и выбежал из кабинета.

Шелли посмотрел на стетоскоп, и Оливия заметила, что он с трудом сдерживает улыбку. Майк поднял на нее глаза.

– Прости, что не сделал этого раньше, Оливия. Пожалуйста, не обращайся в комиссию, пока мы не выясним, что получилось из сегодняшнего разговора. – Он кивком указал на телефон. – По-моему, пора мне позвонить в «Береговую газету» и сообщить им новости.

Оливия переоделась в ординаторской перед свиданием с Полом, не обращая внимания на то, что все отделение перешептывается о том, что произошло в кабинете заведующего. Она остановила свой выбор на синей юбке, скрывающей раздавшуюся талию, и белом джемпере с короткими рукавами. Выйдя в комнату ожидания, она увидела Пола и вздрогнула от охватившего ее желания.

Он принес ей изящную голубую розу в серебряной вазе, и она узнала тот редкий сорт, который выращивала в их саду в Кенсингтоне. Ей вдруг стало трудно дышать от желания снова оказаться там, где они были так счастливы.

– Я срезал ее сегодня утром, – сказал Пол, пока они шли к его машине. – Пролез в сад перед самым рассветом.

Совершенно несвойственный для него хулиганский поступок заставил Оливию улыбнуться.

Пол вывел машину со стоянки и только тогда посмотрел на нее.

– Ты хорошо выглядишь.

– Спасибо.

Она заметила, что Пол снова надел обручальное кольцо. Значит, он не лгал, когда говорил, что скучает по ней, хочет, чтобы они снова были вместе. Оливия изучающе взглянула на него. Пол выглядел неважно. Он очень похудел за последние несколько месяцев, кожа приобрела землистый оттенок, щеки впали, и ей стало его немного жаль.

Оливия рассказала ему о разговоре с Джонатаном и Майком, поблагодарила за поддержку.

– Я была словно в параличе, – призналась она.

– Каково тебе пришлось, когда вся эта история появилась в «Береговой газете»?

Оливия рассказала о возмущенных письмах издателю, которые появились в двух последних номерах. Их тон и нагнетание неприязненного отношения к ней были унизительными. Оливия не забыла и о том, что ей стало сложнее работать, что она усомнилась в своем профессионализме. Ей самой было странно, с какой готовностью она так откровенно говорит с Полом. Потом Оливия рассказала о петиции.

– Я предполагала, что твоя фамилия будет стоять первой среди подписавшихся. Мне казалось, что ты не поставил свою подпись только потому, что был в отъезде.

Пол оторвал руку от руля и легко сжал ее локоть.

– Прости меня за недоверие, Лив. Мне больно видеть, как твое имя обливают грязью. Честное слово.

На следующем светофоре он достал из бумажника фотографию внучки Джо Галло, пересказал свой разговор с хозяином кафе. Он не забыл упомянуть о том, какую гордость за нее он испытал. Но Оливия слушала его невнимательно.

Ей необходимо сказать Полу, что она ездила в Норфолк с Алеком, выступала на радио. Он наверняка услышит об этом на следующем заседании комитета. Лучше будет, если Оливия сама ему все расскажет. Но не сейчас. Оливии не хотелось разрушить ту духовную близость, которая возникла между ними.

Пол остановил машину на парковке у ресторана. Только обходя «Хонду» сзади, Оливия увидела овальный витраж, прикрепленный к стеклу. Темнота не позволяла разглядеть рисунок, но она не сомневалась, что это работа Анни. Надежда, владевшая ею последние двадцать четыре часа, сменилась разочарованием.

Оливия поставила подаренную Полом розу между приборами, попросив официантку унести украшавшую стол гвоздику. Когда им принесли заказанные напитки, она глубоко вздохнула, прежде чем начать.

– В прошлую субботу я выступала в ток-шоу на радио в Норфолке, – объявила Оливия. – Я говорила о маяке.

– Что?! – Глаза Пола за стеклами очков округлились. – О чем ты говоришь?

– Мне позвонил Алек О'Нил. Ему необходимо было успеть на два выступления в один и тот же день, поэтому он спросил, не захочу ли я выступить на радио, раз уж мне приходилось делать это раньше.

– Это просто нелепо. Ты же ничего не знаешь о маяке. – Теперь знаю.

Пол дергал соломинку в стакане вверх-вниз.

– И вы с Алеком ехали туда в одной машине?

– Да.

Пол судорожно перевел дух, потер рукой подбородок.

– Что ты наговорила ему, Оливия? О'Нил знает, почему мы разошлись?

– Алек ничего не знает о тебе и Анни.

– Так о чем же вы разговаривали почти четыре часа? Оливия помнила, что она рассказывала Алеку, но не хотела посвящать в это Пола.

– По дороге туда мы говорили о предстоящих выступлениях, а на обратном пути – о том, как они прошли. Вот и все.

Пол немного расслабился.

– Ничего не понимаю. Почему именно ты? Почему ты так беспокоишься о маяке, что решилась рассказать о нем на радио?

– А ты почему так о нем беспокоишься? Пол заметно смутился.

– Маяки всегда привлекали меня. Ты просто не знала об этом, потому что мы жили в округе Колумбия, где маяков нет. – Он вертел соломинку в пальцах, пока не сломал ее. – Мне не по себе оттого, что ты общалась с О'Нилом. Ты еще будешь выступать?

– Нет.

– Впредь не соглашайся, ладно? Оливия скрестила руки на груди.

– Если у меня будет на это время и желание, Пол, я буду выступать. Ты не имеешь никакого права запрещать мне.

Женщина из-за соседнего столика посмотрела в их сторону, и Пол понизил голос.

– Давай больше не будем говорить об этом, согласна? Мне хочется, чтобы этот вечер прошел хорошо. Лучше я расскажу тебе о Вашингтоне.

– Я не против.

Оливия чуть отклонилась назад, когда официантка ставила перед ней тарелку с салатом.

– Мне было там так хорошо, Оливия. Давно я не чувствовал ничего подобного. Я на Косе всего лишь несколько часов, а напряжение уже снова охватило меня. Во всем виновато это место. – Он вздрогнул. – Здесь мне все напоминает об Анни. Здесь слишком тесно. Куда бы я ни пошел, я вижу что-то, что заставляет меня вспоминать ее. Даже запах напоминает о ней.

– А мне нравится здешний воздух, – возразила Оливия и тут же испугалась, что так открыто возражает ему. Аромат, насыщавший воздух, заставлял ее думать об Алеке, вспоминать, как они стояли на чугунной галерее Киссриверского маяка, а над ними пульсировал луч света.

Пол посмотрел на свой салат.

– Если мы снова сойдемся, то нам придется уехать отсюда. Оливии было неприятно слышать это.

– Но мне нравится на Косе, Пол, даже учитывая тот факт, что местные жители готовы меня линчевать. Я надеюсь, что отношение людей изменится. Это место кажется мне идеальным для воспитания детей.

Каких детей? – запальчиво поинтересовался Пол, и женщина за соседним столиком снова посмотрела на них. – Тебе тридцать семь лет. Ты сделала операцию, но она лишь на двадцать процентов повысила способность забеременеть. Это не слишком хороший шанс.

Оливия придвинулась ближе к нему, чтобы их никто не слышал.

– Я уверена, что могу зачать. Если этого не произойдет, мы можем усыновить ребенка. Мы уже это обсуждали. Ничего нового я тебе не сказала.

– С тех пор, как мы это обсуждали, Оливия, многое изменилось.

Официантка принесла закуски. Пол замолчал, пережидая, пока она отойдет. Оливия смотрела на мужа и видела, как дергается мускул на его щеке.

– Ты не понимаешь, – продолжал он, когда они остались наедине. – Я должен уехать отсюда, Оливия, другого решения нет. С тобой или без тебя, но я должен уехать. Я ехал сюда, чувствовал себя бодрым, исполненным оптимизма, мне не терпелось увидеть тебя. Но как только я пересек мост и въехал в Китти-Хок, словно черное облако поглотило меня. Мое настроение становилось все хуже и хуже, пока я ехал по шоссе, и к тому моменту, когда я подъехал к моему дому и вышел из машины… – Пол покачал головой. – Анн и как будто все еще здесь, и ее власть стала сильнее теперь, когда ее нет.

Оливия почувствовала, что терпение ей изменяет.

– А чего ты ждал? Твой дом наполнен вещами, напоминающими об Анни. Возможно, если бы ты избавился от всех этих… икон, от всех вещественных доказательств вашего знакомства, ты бы начал забывать о ней.

Пол сердито взглянул на нее, и Оливия неожиданно поняла, что не может простить его и делать вид, что ничего не случилось. Ее тоже переполнял гнев.

– Больше всего на свете мне хочется, чтобы мы снова были вместе. – сказала она, – но я не собираюсь жить в тени Анни.

– Тогда мы должны уехать отсюда, – настаивал на своем Пол.

– Я не намерена бросать место, которое успела полюбить, пока не буду на сто процентов уверена, что ты излечился от страсти к Анни. Выброси ее витражи, разбей их.

Пол явно испугался.

– Ты не готов к этому, правда, Пол? – Оливия скомкала салфетку и положила рядом с тарелкой.

– Разбить витражи я определенно не готов. – Он выглядел измученным, глаза покраснели и чуть припухли. И Анни вдруг представилась Оливии вампиром, являющимся по ночам, чтобы пить из него кровь. Вполне вероятно, Анни была не столько наказанием Оливии, сколько мукой Пола.

После ужина он отвез ее обратно к больнице, чтобы она могла забрать свою машину. Оливия обрадовалась, что Пол не довез ее до дома. В таком случае ей бы пришлось пригласить его зайти, и он мог увидеть колыбель, с которой она возилась накануне весь вечер, пока у нее не закружилась голова. Но Пол лишь проводил ее до машины, держа за руку. Он легко поцеловал ее в губы, и она тут же отвернулась, чтобы открыть дверцу своей «Вольво». Оливия не хотела, чтобы он обнял ее и раскрыл ее тайну.

Когда Оливия вошла в дом, на автоответчике ее ожидало сообщение от Кларка Чэпмена, главного врача Мемориальной больницы Эмерсона. Она нахмурилась, слушая его громкий, сильный голос.

– Пожалуйста, перезвоните мне, как только вернетесь. – Чэпмен оставил свой номер телефона и предупредил, что ему можно звонить до одиннадцати. Еще не было и десяти.

Оливия сразу же набрала его номер.

– Доктор Саймон! – Он явно обрадовался ее звонку, словно они были старыми знакомыми. – Как поживаете?

Оливия замялась, гадая, не встречались ли они раньше. Вдруг она об этом забыла?

– Спасибо, хорошо, – наконец ответила она.

– Вас удивил мой звонок, верно?

– Да, действительно.

– Разумеется, я бы с большим удовольствием встретился с вами, но мне не хотелось надолго откладывать этот разговор. Я слежу за вашей историей, доктор Саймон. С моей стороны это было не простым любопытством, так как ваша пациентка миссис О'Нил оказалась бы у нас, если бы вы решили переправить ее.

– Правильно.

– Мы с вами знаем, что к нам привезли бы труп. Оливия вздохнула от облегчения и признательности, ее глаза предательски налились слезами.

– Я говорил с коллегами из Центральной больницы Вашингтона, – продолжал Чэпмен, – и они мне подтвердили вашу квалификацию и ваш опыт. – Оливия поняла, что он улыбается. – Вы не догадываетесь, куда я клоню? Я предлагаю вам работу у нас.

Невероятная удача. Одно из тех совпадений, благодаря которым все сразу становится на свои места. Они с Полом могут быть вместе в новом городе, вдали как от суеты Вашингтона, так и от напоминаний об Анни. Но почему-то Оливия совсем не обрадовалась предложению Кларка Чэпмена.

– Я очень польщена, но, может быть, не время уезжать с Внешней косы. Я не хочу убегать от возникших проблем. – Это было не совсем правдой, но Кларк Чэпмен ей поверил.

– Приглашение остается в силе, – сказал он, – приезжайте к нам в гости. – Чэпмен продиктовал Оливии свой рабочий телефон. – Мы специально откроем для вас вакансию, – добавил он. – Сейчас такой должности нет, но мы получили дополнительные ассигнования на отделение неотложной помощи, так что должность ваша, как только пожелаете.

Оливия попрощалась с ним, повесила трубку, чувствуя себя странно опустошенной, усталой. Она не могла позволить себе надеяться, не могла мечтать о будущем, потому что не могла доверять мужу и рассчитывать на то, что он будет верен ей. Оливия напомнила себе, что Пол вернулся. Он скучал по ней. Они наверняка сумеют во всем разобраться, и их жизнь пойдет на лад.

Но как только Оливия легла в постель, как только она закрыла глаза, перед ней был лишь овальный орнамент на заднем стекле машины Пола.

35

Пол Маселли снова приехал в дом престарелых и нервничал еще сильнее, чем в предыдущий раз. Мэри ждала его несколько недель и начала уже думать, что он больше не появится, так как растерял остатки мужества после первого посещения. Мэри ненавидела ожидание. Ей было девяносто лет, и последнее время она только и делала, что ждала.

Пол поправил очки, достал из кейса диктофон, поставил его, как и в предыдущий раз, на широкий подлокотник кресла-качалки, в которой сидела Мэри. Он нажал на кнопку, чтобы начать запись.

– Сегодня я хочу услышать историю вашей жизни, – сказал Пол. – Раньше вас называли Ангелом Света, это правда?

– Так оно и было, – Мэри была немного удивлена и в то же время довольна.

– А почему вас так прозвали?

– Что ж. – Мэри посмотрела на улицу. – Думаю, ты назвал бы это умением обращаться с людьми. Да и жизнь в Киссривер кого угодно заставит искать общения. Поэтому всякий раз, когда я узнавала, что в деревне кто-то болен, я несла заболевшему еду и следила за тем, чтобы у него было все, в чем он нуждался. Случалось, что я перевозила больных в Дьюитаун к доктору на нашей лодке. Думаю, я заработала такое прозвище, потому что просто помогала другим.

Мэри поерзала в качалке. Ее беспокоило, что люди считали ее такой хорошей. На самом деле они ее совершенно не знали.

– Мы с Кейлебом составили хорошую команду, – продолжала она, снова посмотрев на Пола. – Мы оба были работягами и оба любили маяк. Когда я видела корабль, я выходила на галерею и махала ему рукой. Этим тоже можно объяснить мое прозвище. Моряки спрашивали друг друга, кто та женщина на маяке, и узнавали, что это Мэри Пур, помогающая людям. И они ждали, что я выйду на галерею и помашу им рукой, когда они будут проплывать мимо.

Мэри перевела взгляд на гавань, закрыла глаза, чтобы не видеть лодки и катера, представляя на их месте высокую белую башню маяка.

– И еще я умела готовить. – Она открыла глаза и улыбнулась. – Я даже в некотором роде прославилась своими кексами и пудингами с хурмой. Мне кажется, ты пробовал их, верно?

– Гм, – Пол выронил ручку, нагнулся, чтобы поднять ее. – Я не помню, – ответил он, выпрямившись.

– Как жаль, что я не могу приготовить такой кекс прямо сейчас, – вздохнула Мэри. – Но нам не разрешают готовить. И выпивать тоже, и курить. Ты принес мне сегодня сигарету?

– Простите, нет. Я не курю. – Пол переменил позу, подвинул диктофон поближе к Мэри. – Расскажите мне о вашей работе в службе спасения.

Мэри почувствовала, что краснеет, и понадеялась, что Пол Маселли этого не заметил.

– Думаю, еще и поэтому меня прозвали Ангелом. Это куда более важная причина на самом деле. – Она выпрямилась, разогнула спину. – Я плавала лучше многих мужчин. Видишь ли, я была очень сильной, потому что каждый день поднималась по лестнице на самый верх маяка. – Мэри улыбнулась, вспоминая. – Мы с мужем знали многих спасателей со станции, и я не раз просила их взять меня с собой, когда они отправятся кому-нибудь на помощь. Разумеется, они только смеялись.

Но в 1927 году мне наконец повезло. Мы с Кейлебом отошли примерно на милю от маяка, потому что слышали, будто корабль сел на мель. Спасатели отправили туда большую лодку с командой, чтобы спасти людей. В тот день море расходилось не на шутку, и лодку выбросило на скалу. На берегу оставались лишь несколько спасателей. Они сели в другую лодку. И тут я воспользовалась случаем, прыгнула к ним в юбке, прямо в чем была. – Мэри покачала головой. – Им нужны были помощники, но удивились они здорово. Скажу тебе, к веслам я привыкла, и мы быстро подняли спасателей с разбившейся лодки на борт. После этого случая спасатели несколько раз посылали за мной, разумеется, неофициально, когда им требовалась лишняя пара рук.

Мэри откинула голову на спинку кресла. Разговоры утомляли ее.

– Если хотите, можем на сегодня закончить, – предложил Пол.

Она покачала головой.

– Я еще не договорила. – Ей оставалось рассказать еще одну историю, в которой было больше вымысла, чем правды. Мэри столько раз рассказывала ее именно так, что и сама уже не помнила, как все было на самом деле. – Понимаешь, моя храбрость, или мое безрассудство, называй как хочешь, стоила мне мужа. В июле 1964-го я стояла на галерее и увидела, как от берега плывет мужчина. Мне показалось, что он в беде. Я пробежала по песку и бросилась в воду ему на помощь. Когда я доплыла до него, он был без сознания. Но мужик оказался слишком тяжелым для меня и потянул меня на дно. Каким-то образом Кейлеб нас увидел и поспешил нам на выручку. Ему удалось вытащить нас обоих на берег, но для него это оказалось непосильной нагрузкой. Ему было шестьдесят четыре года. Сердце Кейлеба остановилось, и он рухнул на песок.

– Я не знал, простите. Какая трагедия так потерять мужа.

Мэри долго смотрела в пространство.

– Да, это была трагедия, – наконец сказала она, подняла руки и снова уронила их на колени. – Думаю, на сегодня это все.

– Конечно, конечно. – Пол выключил диктофон и встал. – Еще раз спасибо вам за помощь.

Мэри смотрела, как он спустился по ступенькам, прошел по тротуару к своей машине. Разговор утомил ее, заставил вспомнить то, что она не хотела вспоминать. Вспомнила Мэри и ту ночь, когда рассказывала о смерти мужа Анни.

К тому времени они с Анни были знакомы всего не сколько месяцев, но Мэри уже чувствовала себя с ней по-свойски. Ни с кем больше, ни с женщиной, ни с мужчиной, она не испытывала такого душевного комфорта. Мэри никогда не могла позволить себе такую роскошь, как близкая подруга, но, несмотря на разницу в возрасте, она знала, что может довериться Анни и сказать правду.

Это был холодный январский вечер, один из многих вечеров, которые Анни проводила в доме Мэри. Алек зарабатывал репутацию и деньги, но на Косе было так мало жителей, что большую часть времени он проводил на материке и лечил животных там. Вечерами Алек часто уезжал: то корова телилась, то лошадь мучилась коликами. У Анни оказалось слишком много свободного времени.

В тот вечер она привезла Клая с собой, как это часто бывало. Обычно мальчонка, спотыкаясь, ковылял вокруг дома смотрителя, болтал что-то, понятное только ему, всюду лез. В конце концов Анни укладывала его спать в маленькой комнате на втором этаже, обкладывая подушками, чтобы он не упал с кровати. Она пела ему колыбельную мягким, хрипловатым голосом, от которого у Мэри, сидевшей в кресле у огня, начинало щемить сердце. Она легко могла представить себе ту комнату, бывшую детскую Кейлеба, куда каждую секунду заглядывал луч маяка. Анни закрывала ставни и задергивала шторы, а свет все равно находил щелочку, и Клай попадал под его магическое действие. Он быстро засыпал, куда быстрее, чем дома.

Анни спускалась вниз, где ее уже ждали Мэри, яркий огонь в камине и бренди. Впервые за десятилетия Мэри чувствовала привязанность к другому человеческому существу.

Как правило, вечера были наполнены болтовней Анни, и обычно Мэри нравилось ее слушать, приятным был даже акцент, искажавший слова до неузнаваемости. Анни говорила об Алеке, которого обожала, или о Клае, или о своих витражах. Иногда она заговаривала о своих родителях, с которыми не виделась с того дня, как познакомилась с мужем. Она звонила им, но они не подходили к телефону и не перезванивали. Написанные ею письма возвращались нераспечатанными. Однажды Анни с сыном летала в Бостон, решив, что ее родители не упустят возможность познакомиться с внуком. Но ей не удалось пройти дальше порога. Горничная объявила Анни, что вход в отчий дом ей запрещен.

Анни волновалась за Алека, садившегося за руль в любую погоду, работавшего с норовистыми животными. Однажды корова во время схваток сломала ему руку. Несколько раз Анни ездила с ним, но чаще он просил ее остаться дома, потому что ей, и особенно Клаю, нечего было делать на пронизывающем ветру под открытым небом. Поэтому все чаще вечерами Анни оказывалась в гостиной старого дома смотрителя маяка.

В тот особенный январский вечер Мэри почувствовала, как бренди согрело ее, и именно ее голос, а не Анни, оживлял тишину в гостиной. Потрескивали дрова, совсем близко шумел океан, но голос Мэри звучал ровно, спокойно. Она не знала, почему рассказала обо всем Анни. Она никому не открывала эту тайную часть своей души, но Анни внимательно слушала, ее глаза с любовью смотрели на Мэри.

Мэри рассказывала Анни почти то же самое, что и Полу Маселли – как она стала Ангелом Света за свою любовь к людям и доброту.

– Этим ты напоминаешь мне меня, Анни, – говорила Мэри. – У тебя такое доброе сердце. Ты забываешь о себе, когда помогаешь людям. – Она отпила глоток бренди, набираясь смелости. – Но на этом сходство кончается. Ты куда лучше меня как человек и как женщина.

Анни раскраснелась от жара пламени. Ее глаза не отрывались от лица Мэри.

– Почему вы так говорите?

Мэри пожала плечами, будто следующие ее слова ничего для нее не значили.

– Во мне есть другая сторона, темная, которую я никому не показываю. – Она пристально посмотрела на Анни. – Видишь ли, мой муж был лучшим из мужчин, о таком муже женщина может только мечтать. Кейлеб был терпеливым, добрым, сильным. Но мне этого всегда было мало. Возможно, виной тому наше одиночество. Не знаю. Но мне хотелось… – Мэри поджала губы, глядя на оранжевые языки пламени. – Мне хотелось принадлежать другим мужчинам, – закончила она.

– И вы… сделали это?

– Только в мечтах. – Мэри закрыла глаза. – Это было невероятно сильное чувство, отчаянное желание. Мне стыдно говорить об этом.

– Вам нечего стыдиться. Многие женщины думают о… Мэри отмахнулась от Анни, отметая ее возражения.

– Не так, как я. Я не спала ночами, представляя, что рядом со мной кто-то из знакомых мужчин. Я была с Кейлебом, спала с Кейлебом и представляла на его месте другого Иногда я не могла работать. Я поднималась на башню, чтобы отполировать линзы, и вместо этого сидела на галерее и мечтала. Я махала рукой морякам и представляла, как они возвращаются ночью, приходят к маяку, чтобы провести со мной время. Мысленно я привязывала к перилам красную тряпку, если Кейлеба не было дома, сообщая всем, что я… доступна. Однажды я зашла так далеко, что даже купила кусок красной материи.

Мэри чувствовала, как полыхают ее щеки. Должно быть она выглядит полной дурой. Чтобы семидесятитрехлетняя женщина рассуждала подобным образом!

– Но вы так ее и не привязали к перилам? – спросила Анни.

– Нет.

– Вам должно было быть очень больно, если вы чего-то так страстно желали и думали, что не могли получить.

Мэри улыбнулась. Анни поняла ее.

– Именно по этой причине я хотела работать в службе спасения, – продолжала Мэри. – Тогда бы я оказалась среди мужчин и почувствовала возбуждение от того, что могло бы произойти. Но я приходила в себя каждый раз, когда подходила совсем близко к опасной черте. Я спрашивала себя: какое я имею право чувствовать себя неудовлетворенной? Как я могу желать большего, чем уже имею?

Мэри постучала пальцами по стеклу стакана. Она бы с удовольствием закурила, но знала, как расстраивается Анни, когда видит ее с сигаретой.

– Порой мне удавалось заставить себя перестать думать о других мужчинах, и в такие моменты я чувствовала себя так, словно дала себе отрезать руку или ногу, настолько эти мечты стали неотъемлемой частью моей жизни. Мы ходили в церковь, но даже там я не могла удержаться и не думать о мужчинах. Люди говорили, что Кейлеб недостаточно хорош для меня. Некоторые даже спрашивали, что я в нем нашла. – Мэри покачала головой. – А он был в тысячу раз лучше меня.

Анни понуро сидела в своем кресле, золотые отблески огня играли на ее длинных рыжих волосах.

– Вы слишком суровы к себе, Мэри.

Мэри отпила побольше бренди, тяжелого, словно мед, согревающего нутро. Она подняла на Анни глаза.

– Моя глупость убила Кейлеба, – призналась она.

– О чем вы говорите? Мэри покачала головой.

– Даже в шестьдесят три моя голова была полна этой девчоночьей чепухой. Никто не знает правды. О смерти Кейлеба, я имею в виду. Ты никому не расскажешь? Анни лишь кивнула.

– Когда мне было лет тридцать, я познакомилась с одним рыбаком. Честер его звали. Мы с ним все разговоры разговаривали да поддразнивали друг друга, все рассуждали, когда мы наконец займемся чем-то посерьезнее разговоров. В конце концов он меня убедил. Честер сказал, что я моложе не становлюсь. И тогда я подумала, что он прав, что либо я сейчас решусь, либо будет поздно. Мы договорились встретиться вечером у меня дома, когда Кейлеб уедет. Только Кейлеб не уехал. Вот я и отправилась на берег, чтобы предупредить Честера, что все отменяется.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю